1977 год. Лежу в схроне с СВД там, где нас не было. Точнее - в Республике Заир. Вроде, тогда она так называлась. Лежу и максимально поддерживаю политику невмешательства партии и правительства, то есть прикидываюсь, что нас тут действительно нет: рожа разрисована под ландшафт, оптика закрыта колпачками. Наводчик в метре справа даже куст себе на жопу прикопал. Маскировка шикарная, если бы не фразы, которыми изредка перекидывались, сам бы поверил, что никого здесь нет. Да что там говорить, семейство бородавочников не прошлось по нам только потому, что простое африканское "блядь" спугнуло их буквально за полметра до наших касок.
Объект ждать часов восемь. И не факт, что появится. Строжайшее радиомолчание. Ставлю "жучка" на час. Если кто не в курсе - механический будильник, заводится как таймер на старых стиральных машинах, тихонечко жужжит, а в назначенное время вибрирует. Подремали часик, местность обозрели, парой матов перекинулись - и снова тишина.
И вот дремлю я, снится, как сейчас помню, легендарная в узких кругах SP66, и тут меня легонько трогают за плечо и ласково так, на чистом русском языке, журят:
- Однокурсничек, колпачок-то прикрой, не отсвечивай!
Господа, я обосрался. В прямом смысле этого слова. Полежал ещё минут пять, пнул напарника, который даже не проснулся. По возможности быстро и скрытно покинули засвеченную точку. Объект, кстати, в этот день никуда не поехал, и потом ещё долгие годы поздравлял дорогого Леонида Ильича со всеми советскими праздниками.
С тех пор я каждый год хожу на встречи выпускников Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы и внимательно всматриваюсь в белозубые улыбки однокурсников. А потом напиваюсь в хлам и пугаю чернокожих бывших студентов настойчивыми просьбами выкурить со мной сигаретку из жёлто-коричневой от времени пачки "Союз-Аполлон". Доныне жду, что кто-нибудь из них хохотнёт и опознает ту самую пачку с десятком сигарет, которую положил слева от моей каски и которая до сих пор убеждает меня в том, что это был не сон и не глюк, в тот самый день, когда я обосрался...
В этом городишке мы застряли в самый сезон дождей, но когда он закончился, то оказалось, что проблемы только начинаются. Территория, которая находилась посередине бескрайнего моря заболоченной местности, представляла собой плато, изображающее по форме сковородку диаметром километров семьдесят с длиннющей ручкой - дамбой эдак километров на тридцать. На сегодня оттуда можно было выбраться только по дамбе, ибо противоположный путь собирался подсохнуть еще очень не скоро. Груз, который мы должны были эвакуировать, состоял из двух дюжин тяжелых грузовиков и, согласно приказу, уничтожению не подлежал. Но был еще один нюанс, а, вернее, целых два. На данной территории находились огромные склады недавно почившего в Бозе молодого государства, из обломков по-быстрому образовались два еще более молодых государства. Одно из них быстренько вступило на путь социализма, и мы его сразу же стали поддерживать. Склады были в зоне наших союзников, и все, что там было - полагалось им, кроме этих двенадцати грузовиков. Нам было приказано ждать, но в качестве второго нюанса конкуренты наших новых друзей тоже раскатали нос на эти склады и, согласно последним данным разведки, до двух тысяч их пехоты бодро шагали по ручке нашей сковородки для устройства праздничного омлета. Две роты складской охраны и комендантский взвод, какой-либо военной ценности не представляли, так что все заботы об обороне ложились на нашу группу и подразделение коллег из смежной конторы. И хотя нас, в общей сложности, было аж тридцать человек, этого явно не хватало. Командование сообщило, что мы должны продержаться до часа Х, а потом все будет в шоколаде, и мы стали готовиться. Для такого боя ресурсы были бедноваты. Взрывчатки наскребли еле-еле на один фугас, девять пулеметов распределили по огневым точкам, но выходило, что так и так противник мог за счет численного преимущества прорваться к базе. Ночью весь городок был разбужен взрывом и беспорядочной стрельбой со стороны дамбы. Мы дождались разведки противника, это был "Панар" AML-60 и дежурный лейтенант, не придумав ничего более умного, взорвал фугас. Хорошо, что еще французская коробочка была без штатного миномета. Один пленный нам таки достался, и подтвердил, что по дамбе в нашу сторону идет Второй полк вооруженных сил Национального Комитета численностью 1800 штыков. Броневиков и тяжелого вооружения у них больше не было, и оружие наличествовало только легкое стрелковое.
Совет в Филях затянулся за полночь, и когда очередное предложение Акима о деморализации противника путем удара тяжелым оружием было признано выпендривоном и заумью, стали думать о других подобных вариантах. Из тяжелого оружия у нас был старый французский "НОРАТЛАС" в грузовом варианте, поднимающий тонн пять груза, с открывающимся сзади грузовым люком, но не вооруженный. Был, кстати, и неплохой аэродром с бетонной двухкилометровой полосой, но не было ничего похожего на авиабомбы. И тут внезапно заговорил старшина Тарасюк...
- У нашому селі трапився случай: побилися дві баби - сусідки. Побилися, за чоловіка. Так, одна другую чугунной сковородкой пригостила, а друга в ответ чугунным утюгом ответила. Скажені прямо. Як що б на их месте були чоловіки, не один би не вижив, а цим кобилам здоровенним, як кринку молока випити....
Наступила полная тишина, нарушенная воплем Акима:
- Тарасюк, ты гений!
Когда мы были дислоцированы на территории этого склада, у Тарасюка было лицо человека попавшего в рай. Он не поленился и облазил практически все пакгаузы, самолет, кстати, нашел именно он. Машина оказалась на ходу, вернее - на лету. Горючее также имелось, была даже мысль заняться эвакуацией груза на нем, но просчитав, что это будет аж 72 вылета, от этой идеи пришлось отказаться. Ну, а сам Тарасюк катался по складу, як кабан в конюшине. Но склад был с упором на амуниционную тему, и эйфория сменилась скукой. Наш вездесущий старшина сделал один главный вывод - 'З великой хмари - та й малий дождик!'. На складах много чего было, осталось что-то даже со Второй мировой, но вот чего-то эдакого не присутствовало. Диапазон от кирзовых сапог до колониальных белых гетр, армейских термосов немецкого образца, достаточно неплохого шанцевого инструмента и комплекты всевозможной униформы, могущей украсить целую армию, - все это было 'не то'. Конечно, найденный самолет несколько поднял настроение старшине, и он хоть и расстроился, узнав, что в эвакуации груза его находка не пригодится, нашел-таки в себе силы пошутить по этому поводу: "Добрий борщик, та малий в нас горщик". Но в особенное расстройство духа Тарасюка привел пакгауз, набитый старинными чугунными утюгами.
- І що вони збиралися тут робити цими утюгами? Ананаси в кокосыи переробляти? А лыжи вони сюди не завезли случайно? - ворчал старшина, но вот и утюги пригодились...
В грузовом отсеке Норатласа уже были направляющие для контейнеров. Их несколько доработали наши умельцы, Тарасюк, который был ассом в погрузке - разгрузке, предложил добавить между направляющими ряды подшипников, ящики с утюгами ставить на поддоны и.т.д. в общем, процесс пошел. Правда, когда самолет выкатили из ангара, у Барона от удивления отвисла челюсть: на фюзеляже самолета ярко выделялись красно-черно-зелёные, опознавательные знаки ВВС Биафры. На недоуменный взгляд командира Тарасюк с наиболее индифферентным из выражений его лица скромно пробормотал:
- Так, товаришу командир, эти знаки были закрашени трохи известью)... Ми их і отмыли троішки, а так дуже гарна птиця вышла...
С учетом того, что на потолке грузовой кабины был действующий электро-тельфер, все процессы загрузки и сброса более менее устаканились, и, загрузив пробную партию ящиков с "боевыми утюгами нашего племени" (хохма Акима, разумеется), был проведен пробный вылет, потом еще один, потом еще три и, наконец, выбрав оптимальную высоту и скорость для хорошего накрытия, загрузили машину уже для боевого вылета. Барон заметно нервничал, что вообще-то было ему несвойственно. Самолет отправлялся без него, а командир не любил отпускать от себя в бой своих ребят, но Центр приказал ему находиться на базе. В экипаж самолета входили Аким и Змей ( пилоты), Тарасюк, Борька и Арканя в грузовом отсеке. План был следующий... Самолет по большой дуге облетает дамбу, и заходит на бомбежку пехоты противника с тыла, по выброске всех ящиков с утюгами в дело вступают три ручных пулемета. Как посчитали все, для дезорганизации и паники вполне достаточно, и, даже если противник успеет к базе до обещанной нам подмоги, боевого задора у него будет существенно меньше. А помощь командование обещало точно, и лишним подтверждением было постоянное повторение приказа не трогать груз на тех самых грузовиках, и ни под каким видом никого к нему не подпускать. Плюс к этому начальство, поставленное в известность о боевом вылете самолета "Гарна птиця", запросили его позывной и дали волну, на которой надо было все время находиться на приеме. На рации как раз был Аким, и позывной у самолета придуманный им, естественно, звучал как "Утюг". Два часа спустя "Гарна птиця", сделав красивый заход, как по ниточке летела над дамбой, и на головы обалдевших солдат Национального Комитета сыпались сотни тяжелых старинных утюгов. Как по заказу, лишь только последние ящики, кувыркаясь, выпали из открытого грузового люка, по рации позывному "Утюг" пришла команда сдать влево и изменить эшелон. Когда изготовившиеся к стрельбе Тарасюк, Борька и Арканя увидели, что грузовой люк стал закрываться и почувствовали, что самолет резко взял вверх, они с воплями кинулись к пилотской кабине, но навстречу им вышел Аким и предложил посмотреть в правые иллюминаторы, а там солидным гуськом летели "Фантомасы", величаво разворачиваясь над растрепанной пехотной колонной и посылая каждый, длинные трассирующие приветы из кормовых турелей. Как потом выяснилось, они разворачивались после выброски десанта, для захода на посадку...
На них мы и улетели.
Ночь, пункт управления ракетного полка.
«Бумажная война» в самом разгаре. По легенде командования, обстановка в мире накалена до предела, на нас обрушились вероятные противники и мы вовсю воюем с ними вероятным оружием, придерживая ядерную дубинку до лучших времен. За войной бдительно следят «с верхов», поэтому командир с начальником штаба рулят полком по очереди из пункта управления, в готовности к бодрому докладу об обстановке. Эта ночь досталась командиру. Командир устал - война идет уже неделю, выспаться толком не получается, да и возраст о себе дает знать. Поэтому он, мрачно поглощая кофе, сидит за своим столом, периодически отвечая на звонки сверху и раздавая указания для подчиненных. После полуночи война затихает, и командир достает из стола потрепанный детектив формата pocket book и углубляется в чтение.
На командном пункте мгновенно вводится режим «тишина». Все помнят, как на прошлой войне, уставший командир озверел от громких звуков и звонков в частности и неуважения к нему в целом, и устроил веселую жизнь всему личному составу. Всю ночь подчиненные гасили мнимые пожары, эвакуировали условных раненных, переделывали документацию, сдавали друг другу зачеты и наводили порядок в помещениях. Ночью стало светло и оживленно как днем. Бегали туда-сюда одиночно и подразделениями, ставили задачи и докладывали, таскали, чистили и чинили. Хорошо организованный хаос до самого утра с невыспавшимся и злым командиром в центре.
Поэтому окружающие ходят на цыпочках, говорят по тлф шепотом, подкручивая громкость тлф аппаратов до минимума. Даже дежурная смена за пультами заполняет документацию, стараясь не скрипеть пером и бесшумно переворачивая страницы, отложив положенные операции на аппаратуре до утра. Заиструктированные связисты докладывают в исключительных случаях и только шепотом, а то и просто знаками. Даже кот, живший на узле связи, почуял неладное и, на всякий случай, куда-то скрылся до утра.
Командир читал книгу всю ночь, не отрываясь на кофе, сигареты и телефоны, благо с верхов не беспокоили, а свои не рисковали. Читал вдумчиво, пропуская сюжет через себя. Он дочитал последнюю страницу, когда солнце уже показалось из-за горизонта и полк начал просыпаться. Командир закрыл книгу, припечатал ее ладонью, и долгую минуту смотрел на нее, анализируя собственные впечатления от прочитанного. Прокрутив еще раз в голове впечатления, и, резюмировав: «Какая х...ня!», он вышвырнул книгу в открытое окно. Присутствующие лица ожили и заулыбались, книжка лежала здесь давно, многие прочитали ее и были в общем-то согласны с рецензией. Но с каким глубоким чувством командир это сказал! В нем было удивление и горечь, усталость и ожидание чего-то хорошего, отношение к автору и сюжету и еще много чего такого тонкого и эфимерного, что нельзя выразить словами, можно только прочувствовать и ощутить краем сознания.
Командир встал и потянулся, улыбнувшись. Новый день обещал быть хорошим и принести победу, а значит встречу с домом и семьей.
С тех пор прошло много лет. Я читал десятки рецензий на книги, фильмы, спектакли в интернете, слышал их по ТВ и радио. Рецензии писали маститые критики, но, поверьте, ничего более исчерпывающего, лаконичного и убийственно-точного я больше не слышал.
Банан и плюшевый медвежонок, как фрагменты мозаики
Начальство всегда считает, что вы работаете не так много, как положено. И поэтому спит и видит, как бы добавить к уже выполненной работе еще довесок, причем, чтобы вы перед этим не сделали, это уже не считается. Так было и в этот раз. Мы вовремя и, что характерно, в нужное место доставили свой груз, причем почти без приключений. Правда, мост через попавшуюся по дороге речушку нам не удалось пересечь с первого раза. Охрана из местной самообороны почему-то решила, что мы им радостно заплатим за проезд и отдадим половину груза вместе с грузовиком. Они не учли, что это был любимый грузовик старшины Тарасюка. У него в каждом конвое был такой любимый грузовик, то есть - именно тот, где хранилась его главная нычка. Старшина был так взбешен, что, когда уцелевшая охрана разбежалась, он не пожалел личной толовой шашки для того, чтобы поднять на воздух сторожку местных "оборотней с берданками", которые вместо того, чтобы охранять покой проезжающих, пытались их грабить. Взорвать мост ему не позволил Командир, ибо мы собирались ехать по оному сооружению назад, так как другой дороги не было. Всю дорогу старшина возмущался: "Ну, що це за люди? Свого не чіпають, Им чуже потрібне, чуже подавай...".
Места тут вообще были своеобразные... Мало того, что это был стык границ трех стран, тут еще и природные зоны причудливо перемешивались. И зеленки тут хватало, и горы кое-какие виднелись, да савану при желании можно было отыскать.
Короче, сдали мы груз, отдохнули, и уже собирались было уезжать, как имеющий право приказывать чин приказал нам (в форме убедительной просьбы) сделать еще одну мелочь...
Во-первых, он изменил нам маршрут возвращения, а, во-вторых, по дороге мы должны были заехать в одно местечко и устроить легкий шурум-бурум строго ограниченный рядом условий...
Со склона, на котором мы замаскировались, открывался прекрасный вид на объект, к коему мы должны были приложить свою молодецкую удаль и солдатскую смекалку. Это был большой дом в колониальном стиле, смесь дворца и усадьбы. Большое центральное здание белого камня и многочисленные службы. Несколько чужеродным элементом смотрелась караульная вышка: она была суб-объектом N1. Суб-объектом N2 был барак охраны и суб-объектом N3 был гараж. Главным объектом была белая вилла, но с нее не должен быть упасть даже волосок (так выразилось начальство).
Суть Задания заключалась в следующем. В 21-25 по местному времени мы должны были начать шурум-бурум: вывести из строя гараж с находящимся в нем транспортом и поднять панику среди охраны. После чего мирно удалиться отсюда навсегда.
Аким втихомолку бесился. Тет-а-тет он говорил Барону:
- Командир, я понимаю, что приказы надо выполнять, но это какая-то ерунда. Ну, дали бы нам приказ зачистить виллу вместе с банкетом, я бы понял. Но грохнуть гаражи, и пальцем не коснуться целой кучи высокопоставленных чинуш противника, - это выше моего понимания. Логики не вижу.
На что Командир иронически улыбнувшись, ответил:
- Приказ мы, естественно, выполним, а логика событий не сложнее, чем логика наличия у племени, живущего в двух милях от Ниагары больших ушей и шишек на лбу. То есть, логика тут есть, безусловно, но постичь её может не всякий.
Аким надолго задумался, потом подошло время Акции и он забыл обо всем, кроме деревянного чемоданчика, в котором лежало то, что обычно вызывало блеск в глазах любого мужчины...
Чемоданчик этот, естественно, надыбал Тарасюк в результате многоходовой хозяйственной операции. Как-то после одной заварушки, он прибрал к рукам трофейный ящик патронов и трофейный же пулемет, потом он поменял это на две коробки трехлитровых банок сгущенки и ящик рома. Но у старшины была одна особенность... При каждом обмене он умудрялся выцыганить какой-нибудь бонус. Так вот, в данном случае, этим бонусом, была коробка плюшевых медвежат. Откуда они взялись на складе союзников наших союзников, было понятно. Осталось от очередной ООНовской помощи, но зачем они были нужны Тарасюку... Версий было очень много, но, в основном, они намекали на любовь к животным и возможную перемену сексуальных пристрастий нашего друга. Командир сказал, что не может себе представить ситуацию, при которой пусть даже и Тарасюк, сможет выменять на это безобразие, что либо полезное. . .И старшина превзошел сам себя. В первый же день по приезде в место прибытия, старшина подошел к Аркане, которого безмерно уважал за эрудицию и поинтересовался что такое тотем, получив объяснения, радостно куда-то ускакал, а потом принес Командиру это чудо...
Это был элитный двадцатизарядный маузер калибра 11,45 с двумя сменными стволами 140 и 280 миллиметров, с глушителем и снайперским прицелом, плюс приставное деревянное цевье и реальный приклад, ну и чтобы Джемс Бонд совсем обкурился в уголку, там еще присутствовала деревянная же кобура, именно под двадцатизарядный стандарт. В зелёных бархатных недрах чемоданчика помимо этого уютно дремали 160 патронов, соответственно, по 40 стандартных, зажигательных, бронебойных и с утяжеленной пулей.
При допросе старшина показал, что выяснил о проблемах, гнетущих командира, одного вновь созданного подразделения Революционной гвардии. В этих местах так сложилось, что подразделения создавались на племенной основе, и каждое имело помимо официальных названий и аксессуаров, свой родовой тотем. А это батальон был сборной солянкой из пришлых и изгоев, и взять чужой тотем, было для них смерти подобно, а вот где найти свободный... И тут пришел добрый Тарасюк. Он объяснил, что далеко отсюда, в диких лесах живет чудовище, жуткой силы и храбрости, которое известно тем, что своей лапой с длинными когтям, вырывает сердца у врагов. И местные роды не только не против, но даже рады, если кто-то выберет его, как тотем, ибо видят в этом прославление оного. Короче, на утреннем разводе следующего дня караул от этого батальона гордо щеголял привязанными к портупеям, трогательными плюшевыми мишками, а на каждом мишке были нашиты красные сердечки с надписью "С Днем Святого Валентина"... по китайски.
А из огромных, открытых настежь, окон гостиного зала неслась громкая музыка, танго сменялось бачатой, ча-ча-ча переходило в джаз, и шум этот был нам очень кстати. Барон решил провести операцию четко, на расстоянии и в один ствол. Аким, вызывающе щелкая частями вороненого дивайса, собрал карабин и занял позицию. Двадцатизарядный магазин был уже снабжен нужными патронами в нужном порядке. Первые три зажигательных получил косяк двери в барак охраны, еще четыре - крыша барака. Шесть пуль с красными поясками жадно впились в столбы и настил сторожевой вышки. Три утяжеленных пули ударили в бочки с бензином, разгильдяйски брошенные у гаража и в проходе между гаражом, и все тем же несчастным бараком охраны. А куда пошли последние четыре зажигательных пули, было бы ясно даже школьному сторожу.
Дело было на мази. Гараж радостно пылал, не менее весело занялся барак охраны. Караульные с вышки активно спасались с родного поста, превратившегося вдруг в копию Родосского маяка. Паника становилась всеобщей: приказ был выполнен от и до, но строго в рамках. Ни одна вилла и ни один ее обитатель при шурум-буруме не пострадали...
А на следующий день за завтраком Аким вдруг озадачился мучившим его, как выяснилось, весь день вопросом.
- Командир, - начал проникновенно лейтенант Акимов. - А почему у тех туземцев, что живут в двух милях от Ниагары, большие уши и шишки на лбу?
Барон чуть не поперхнулся кофе, но, мгновенно взяв себя в руки, ответил навскидку (ибо Ниагарскую тему он придумал прямо во время вчерашнего разговора, и отгадки он естественно не знал, но положение обязывало). Призвав себе на помощь все свое остроумие, он выдал с абсолютно серьезным видом:
- Несчастные туземцы на ночь наедались листьев коки, заедая их зелеными ягодами кофе, что весьма обостряло их слух. И тогда они начинали слышать звук падающей с высоты воды вдалеке, и так слушали они, слушали, слушали и уши у них удлинялись все больше и больше, и вдруг все вместе, осененные догадкой, ударяли себя кулаком в лоб и восклицали: "ТАК ЭТО ЖЕ НИАГАРА, БЛИН!". И так каждую ночь!
Ржали все кроме Акима. Тарасюк аж до слез: уж больно ему понравились "чоловіки с вухами, як у конів".
А через несколько месяцев Барон и Аким были на одной, ну очень серьезной лекции. Человек с неприметным лицом и благородными сединами рассказывал об организационных нюансах операций, не нуждающихся в излишнем афишировании. В числе многих не безынтересных перлов он говорил, что очень важно подбирать людей для каждой позиции, как хирург инструменты. И что иногда из-за нехватки людей и срочности дела приходится применять не на то заточенные кадры, и тогда очень важно использовать их правильно, и не последнее место занимает тут определение их морального облика, ибо недогляд тут чреват и даже опасен.
И еще он добавил, что мы как люди опытные и что-то повидавшие, наверняка обращали внимание на то, что некоторые задания кажутся не совсем адекватными, но это только на наш взгляд, ибо видимое нами в отдельности, является только одним камушком из мозаики, общей картины задания, которую полностью видит только командование. И даже если нам не понятен известный фрагмент операции, то все равно логика тут есть, безусловно, но постичь её может не всякий. Услышав знакомую фразу, Аким прыснул, вспомнив хохму с Ниагарой, и заслужил укоризненный взгляд лектора, который далее привел пример одной мозаичной картины:
- Товарищи офицеры, вот, к примеру, в одной известной, но непоименованной Западной стране, сотрудник одного из министерств, настолько проникся идеями социализма (а заодно проигрался в казино), что решил передать нашей стороне некие бумаги. Но, учитывая, что объект боится даже тележного скрипа, и плюс возможны действия не только местных спецслужб, но что хуже и заинтересованных в данном объекте конкурентов, то операция разрабатывалась четко и с подстраховкой. И давайте рассмотрим действующих лиц и их задания по отдельности...
Агент N1 должен в 12-17 уронить на тротуаре возле табачной лавки банановую кожуру, это наиболее простая комбинация и на нее выделили местного из неофитов.
Объект должен с 12-18 до 12-21 поскользнуться на этой кожуре
Агент N 2 должен в 12-18 быть наготове в машине, что бы выскочить к табачной лавке и помочь упавшему объекту подняться и подать ему вместо упавшего портфеля другой точно такой же, при этом он должен быть одет в желтую клетчатую куртку, что бы объект его не испугался.
Агенты N3, N4 и N5 должны изображать прохожих, что бы подстраховать обмен и отход, да и просто сделать так, чтобы кто ни попадя, не мешал оказывать помощь поскользнувшемуся джентльмену.
Агент N 6 - снайпер, а-то как без него. Страхует острые варианты и прикрывает всех.
Так что вы прекрасно понимаете, что каждый из них видит только свою часть операции, кто большую, кто меньшую, а "мосье банан" самую маленькую.
Аудитория дисциплинированно засмеялась, а мы с Акимом, как люди бывалые, заметили, что, говоря про "мосье банана", лектор чуть-чуть поморщился, ага подумали мы. "Це діло", - как говорил старшина Тарасюк, - "треба розжувати". И случай представился.
На одном официальном мероприятии мы оказались на банкете рядом с нашим лектором. Товарищ полковник, обладая профессиональной памятью, нас узнал и даже спросил, а над чем Аким хихикал на его лекции, на что мы рассказали ему историю про Ниагарских туземцев. Она ему понравилась, и тогда Аким, набравшись наглости, спросил, а все ли гладко было в той операции, а то, судя по всему, "мосье банан" где-то таки прокололся. Пораженный нашей проницательностью, полковник рассказал следующее...
- Понимаете, ребята. Этот идиот сначала все сделал, как ему сказали. Купил банан, пришел к месту, правда, немного раньше, и сел в кафе подождать условленного срока, и там по причине холодноватой для этих мест погод, стал греться, и весьма проникнувшись чувством собственного достоинства, как участника секретной операции, заказал любимый рецепт Бонда - "Мартини с водкой, смешать, но не взбалтывать...". Бедный Франсуа не знал, что Ян Флеминг придумал этот рецепт и перед этим ни разу не попробовал эту смесь.
Короче, он перебрал вермута, смешанного с водкой, и когда подошел к месту, потерял чувство реальности, да и сознание тоже. Короче, когда объект подошел на точку рандеву, он обнаружил вместо банановой кожуры, дремлющего на лавочке автобусной остановки человека с бананом в руке. Объект впал в истерику, бросился бежать, но споткнулся о ноги "бананового Бонда", выронил портфель и дальше все пошло по плану, ну почти...
Такси, затормозившее слишком резво не в то время и не в том месте, получило пулю снайпера в задний баллон...
- Товарищ полковник, - заинтриговано спросили мы. - А что было за это снайперу?
Полковник почему-то загрустил безмерно, и дал знак официанту налить всем водки. После чего к данной теме больше не возвращался.
Звонил дядя, капдва в запасе, нынче приличный ранчер. Рассказывал, увлекся разведением свиней на мясо. Пахнет из свинодомика, говорит, как будто оно всё давно сдохло, но все свято верят, что будет вкусно. Дядя у нас человек целеустремленный, но несколько нудноват. Моралистом стал еще в юности после одного ужасного случая, чуть не лишившего его смысла жизни.
Будучи лейтенантом, дядя был молод и прижимист. Обычно с таким набором душевных качеств дорога молодому лейтенанту в Техас. Давайте же я расскажу вам про Техас. Техас, это вовсе не тот Техас, где скотоводы и койоты. Наш Техас уютно раскинулся военной базой в полной жопе Дальнего Востока, в районе Татарского пролива и назывался поселок Тихоокеанский. Где Советский флот вместе с семьями нес боевую вахту назло всем капиталистическим акулам. В Техасе не было ничего примечательного, там даже службу несли год за год. А на Северном флоте - год за полтора, ввиду мерзкой погоды и кусучих белых медведей.
Но, конечно, самым жирным местом считалась Камчатка. Год за два. Развлечений никаких. Если не шастать самолетами (с четырьмя пересадками, на минуточку) в Сочи каждое лето, то молодой офицер через пару-тройку лет мог обзавестись личным автомобилем. Папенька мой был редкой простодырой, поэтому нес службу как раз в Техасе.
А вот дядя... При дедушке - столбовом коммунисте неожиданно вырос продувной сын с обаянием нечеловеческой силы. Женщины любили дядю как в последний раз. Жена начпрода, жена политработника, дочь контр-адмирала, все умирали за ним хором. Дедушка ждал, когда закончится этот фестиваль международных отношений, и предрекал урановые рудники. Но наш пострел путем сложной интриги и любовного ромба из высшего комсостава оказался на Камчатке.
На первой же зимовке выяснилось, что в гарнизоне с женщинами плохо. Нет, они, конечно, были: коренные камчатские тёти отличались особенной приземистостью и вывернутыми коленками. А всё красивое было замужем. Но потом дядя встретил капраза по кличке Лосось, которого звали Лососем по причине некрасивой вытянутой морды цвета заката.
Лосось имел бесноватый характер и жену потрясающих форм. Однажды вечером в гарнизонном ресторане дядя встретил её и вверг в пучину удовольствий. Дядя был юн, гормоны мешали ходить служить, всё, в общем, сложилось в ёлочку.
Свидания проходили раз в неделю. По четвергам. По четверговым вечерам Лосось уходил в баню играть в преф. Дядя приходил к даме сердца делать адюльтер с двадцати до двадцати двух. Дама сервировала небольшой стол на деньги из бюджета капраза (мы же помним, дядя был несколько прижимист), и после необременительных удовольствий пара расходилась.
Во второй декабрьский четверг все пошло не так. Прямо из постели дама услышала шебуршание ключом в скважине и такое родное кряхтение. Дядя был храбр и вообще боксер-аматор. Но Лосось в состоянии мотивированной агрессии мог переплюнуть ракетный залп. Дядя представил: огромный страшный, глаза безумные, что делать? Прикинуться невменяемым? Подойти, броситься на шею, сказать, здравствуй папа, искал тебя в заснеженном краю. Легкая придурковатость делает офицера практически неуязвимым (с)... Бежать было некуда - за дверью взволнованный командир, под окном забор из полутораметровых штырей, спрятанный по случаю зимы в сугроб. Рулетка. Дядя вздохнул, послушал тупые удары чего-то твердого о дверь, возможно головы, схватил форму и вылетел полуобнаженным альбатросом из окна третьего этажа прямо на железные копья.
Снег приятно холодил пятки, дядя приоткрыл глаз и произвел рекогносцировку. Железный штырь был справа, слева и, о ужас, между ног: сломанный вполовину прут воткнулся аккурат в форменные брюки в районе предстательной железы, не задев оба жизненно важных органа. Оказалось придурковатый (но сильный) мичман из роты обеспечения перед самым снегопадом аккуратно отломал два прута по личной надобности.
Есть, есть у офицера в организме точка, удар в которую заставляет либо бежать в гальюн, либо менять мировоззрение. Дядя просветленно посмотрел в мятое небо и тихо вразвалочку ушел домой. Под мат капраза запредельной громкости.
А к следующей зимовке женился. Ибо.