Авиационная метеорология запомнилась двумя вещами. Первое - название основного учебника гласило «Летчику о метеорологии». Вроде как «Секс для чайников» или «Школьнику о синхрофазотроне». «Ребятам о зверятах», короче. Остряки предлагали создать серию подобных книг в формате брошюрок в мягкой обложке: «Летчику о высшей математике», «Летчику о навигации», «Летчику о вреде алкоголизма» (двухтомник в суперобложке) и пр.
Второе яркое воспоминание о метеорологии - названия видов облаков. На латыни, а чем мы врачей хужее? Кумулюстратус, нимбостратус, кумулюнимбус, фрактонимбус.

***
Навигация до нашего поступления носила гордое наименование СВЖ (самолетовождение). Это сокращение штурманцы с кафедры расшифровывали как «Сами вы жопы». Поэтому аббревиатура СВЖ давно была под негласным запретом. Интересно как расшифровывали аббревиатуру ВВЖ вертолетные штурмана, придумавшие отдельную науку - вертолетовождение? Не знаю, но во время нашей учебы эта дисциплина уже официально называлась «авиационная навигация» без деления на навигацию вертолетную и самолетную. Впрочем, остряки и здесь ущипнули гордое штурманское племя («... штурманье, отродье хамское, до вина и баб дюже охочее, в кают-компанию ПУЩ-ЩАТЬ...» Петр 1). Негласная кличка у науки была «нафигация», а у ее адептов - «нафигаторы».

***
Еще второй курс славен был в Балашовском училище «залупой» с пением. Минуса всегда передвигались по территории училища строем и с обязательной песней. Вечерняя прогулка в нашем батальоне заботами майора Полькина превращалась просто-таки в смотр «Когда поют солдаты». Ибо в его роте у каждого отделения была своя песня, по парочке на каждый из двух взводов и 2-3 общеротных. Мы, «пензюки» обходились на все случаи одной, правда за год сменили ее 2-3 раза.
Так вот, каждый год бывшие минуса отказывались петь песню, перейдя на второй курс. Каждый год командование рот и батальонов придумывало всевозможные способы коллективных наказаний для возврата к старому - от банального запрета на увольнения для всех поголовно (включая «блатных», «армейцев», сержантов) и до изощренного бега с тумбочками в противогазах. И каждый год курсантская солидарность побеждала.
Вот и наша очередь пришла. Не помню, как разрешилось с «песенной проблемой» у Полькина, а на нас плюнули, когда после очередной вечерней прогулки по отделениям (кто спел - ушел спать) все отделения, помаршировав часика два молча, по очереди спели одну и ту же песню «Капитан, капитан, улыбнитесь». Пензин тогда еще был капитаном без перспектив в обозримом будущем стать майором, юмор наш оценил (тем более, что итог борьбы был всем очевиден) и больше мы не пели до самого выпуска.
И вообще, для второкурсников наступали в повседневном быту значительные перемены. Во-первых, отменялся грязный и нудный наряд по столовой, где питались 3 курса из четырех. Второй курс ел особняком - в солдатской столовой, которую, впрочем, многие хорошо помнили по нарядам на абитуре. Во-вторых, здраво рассудив, что если уж через полгода нам доверят управлять самолетом, неплохо бы для начала доверить оружие, командование училища начало привлекать нас к караулам. В принципе, караул я любил, особенно 4 пост - газовочную площадку, где стояли все еще загадочные для меня настоящие самолеты, столь сильно поддержавшие мой дух на КМБ. Караульный устав, в отличие от внутреннего, давался легко. Впрочем, служившие помнят: «Услышав лай караульной собаки, передай дальше без изменений...». Вот если бы не ПОСТ N1, куда я раза 3 попадал, совсем бы было хорошо. А то, как говорится, и спать охота и Родину жалко. Как-то раз застукали меня, сладко спавшего на сейфе финчасти, в окружении страшномастичных печатей, осененного прославленным балашовским знаменем. Причем оперативный дежурный клялся, что минут пять меня будил, а я только всхрапывал и ножкой вот этак дергал. Больше на первый пост не ставили. На радостях в следующем карауле я углядел дымок за складом начхима училища. Через 30 секунд вооруженная огнетушителями и баграми бодрствующая смена уже гоняла по полянке возле склада двух зачуханных пацанов, отрывших в мусоре банку с напалмом. Через 20 минут прибыл спокойный, как удав, начхим училища (он же преподаватель ОМП на кафедре тактики) подполковник Мажуолис. Сначала он с характерным прибалтийским акцентом скупо нас всех поблагодарил за бдительность, а потом огорчил, что орденов не будет, ибо если нам ордена - то ему пинка под жопу за нарушение порядка хранения и утилизации зажигательных веществ.

***
А еще начались газовки. После сдачи первых зачетов на «железной» кафедре, нас по отделениям стали водить на газовочную площадку для пробного запуска двигателей на настоящих самолетах. К тому моменту наши предшественники уже набили об землю 3 самолета, 2 из которых своим ходом все-таки перелетели в училище, а третий с отстыкованным крылом и килем везли по дороге и запихнули (без правого полукрыла) в самую большую аудиторию на первом этаже старого корпуса УЛО (учебно-летного отдела).
Про два самолета расскажу прямо сейчас. За два года до нас в Петровском учебном авиаполку два курсанта-рас3,14здяя сажали самолет «под шторкой». Есть такое учебное упражнение - стекла кабины закрываются специальными шторками, и заход на посадку строится по приборам. Над дальним приводом (высота - 200, удаление - 4000 метров) шторка должна сбрасываться. Если правак (второй пилот) видит, что человек слева не справляется, он должен открыть шторку раньше. Эти два клоуна решили «на слабо» посадить самолет с закрытыми шторками. Правак руководил, глядя в окно («левый кренчик убери..., придержи..., еще..., подтяни..., а-а-а, бля!!). Короче, приложили самолет об бетон так, что из всех щелей потек керосин пополам с «гидрашкой». Конструкцию самолета «повело», на «затылке» за кабиной образовалась гармошка. Командование приняло решение перегонять самолет своим ходом из Петровска в Балашов с выпущенными шасси и закрылками с посадкой на травяном аэродроме возле газовочной площадки за штабом училища (где я с парашютом в лужу угодил). Но камикадзе на этот перелет что-то не находилось. Тогда начальник летно-методического отдела училища полковник Лерман (по совместительству «спонсор» нашего Хоттабыча) решил перегонять самолет сам. Оставалось найти лишь «правака».
Перед строем петровских летчиков было объявлено, что добровольцу будет предоставлен отпуск ЛЕТОМ и досрочное очередное звание, а если у добровольца «потолок» по должности - то звание на ступень выше потолка. Через 20 минут желающих получить майора среди капитанов-инструкторов что-то не наблюдалось. Наконец, один молодой старлей попытался сделать шаг вперед, но его сзади за фалды кителя затащили обратно, шипя: «Что, жить надоело». Впрочем, движение не осталось незамеченным, и самолет перегнали.
Второй лайнер стоял себе пришвартованным за специальные узлы на крыле к ушкам в бетоне стоянки, пока пробегавший мимо инженер эскадрильи не выловил бойца-водителя АПА и не дал ему указание «перегнать вот этот самолет во-о-он туда». Сказано, сделано. Борт закрыт, пришвартован к бетону и заторможен стояночным тормозом. Но разве это преграда, если дан ПРИКАЗ? Водила находит вторую бестолочь, вдвоем они цепляют водило к передней стойке несчастной ЭЛки, не обращая внимания на всякую хрень, типа швартовок. (Колодки, почему-то догадались убрать). Дерг! Хрен! Дерг! Авотхрен! Д-дерг!!! Хрусь! Правое полукрыло сдалось, из трещины торчат провода и трубки, хлещет керосин. Так на «железке» появился самолет в аудитории. Без одной консоли и с обрезанным килем как родной вошел. А чтобы его загнать часть стены в районе оконного проема разбирали.

***
Из неспециальных дисциплин большинство народа не «втыкалось» в информатику (или как там она тогда называлась... вычтехника). Мне было легче, я до училища занимался в компьютерном кружке при школе, там освоил азы Фортрана. На первом занятии препод объявил, что желающим освободиться от посещения информатики достаточно решить предложенную несложную задачу на любом языке программирования. Вот я и освободился, а появившееся свободное время проводил в машинном зале, осваивая чудо отечественной промышленности - ПЭВМ «Искра-226». Машинка при всей своей незамысловатости поддерживала богатейший спектр периферии: световое перо, стримеры, символьные и матричные принтеры, внешние винчестеры и НГМД, плоттеры. В моей офицерской сумке постоянно лежала «личная» 10 дюймовая БАСФовская дискета с заготовками разных программ. А запуск винчестера - это же пестня. Включаем «Сеть», включаем «Питание». Убедившись в загорании соответствующих кнопок-табло, запускаем кнопкой «Пуск». В недрах ящика размером с коробку из-под ксерокса зарождается ЗВУК. Смесь рева, свиста и пульсирующих биений нарастает по экспоненте. Пиковой точкой служит загорание лампочки «Работа», вой слегка стихает, лампочка начинает пульсировать. Можно набирать длинную, как курсантские годы, команду запуска программы.

Жертвы вечной мерзлоты

- Вот вялый вы какой-то, Павел Аркадьевич! Вроде и замполит, а вялый! Разве таким должен быть замполит? А? Замполит должен быть весь такой... эрегированный... начеку постоянно! Торчком! У вас под носом можно сказать... политическое, не побоюсь этого слова, движение организовывается, а вы... В политотделе округа знают! - командир поднял вверх палец и брови, - В округе!... Они знают, а вы ни хрена!

Да, в общем, конечно, заслужено ругают. Замполит вздохнул... Вялый... А попробуй у этих конспираторов что-нибудь узнать.
Дети полярной ночи и низких температур.
Совсем дяди чокнулись. Выдумывают всякую хрень и считают, что смешно. Ха-ха. Господи, когда же пенсия?

А начиналось все хорошо...

При встрече в коридорах части офицеры поднимали к плечу кулак (типа рот-фронт) и говорили «КЛИО!», «КЛИО НАВСЕГДА!».
И хихикали.
А потом встречались у кого-нибудь в кабинете и непонятно для несведущих обсуждали: «Когда следующее заседание КЛИО?», «А кто закупает боезапас?... А колбасу?»
И жены дома не знали, что подумать, когда муж под вечер куда-то вдруг собирался и на все вопросы загадочно мычал...
Говорил только, что заседание клуба...
Какого клуба?!!!
Какого?... Да Клуба Любителей Итальянской Оперы...
И жен на такие заседания не брали...
И от этого жены очень пугались и нервничали...
А когда жена нервничает, это, знаете ли... До беды недалеко...

Ну и стукнула, конечно, одна из них, в политотдел округа. Были, видать, связи.

Командир об всяких КЛИО узнал самым последним.
Поэтому был неприятно удивлен, когда его вызвали, нескромно расположили и вдумчиво натянули, не обращая внимания на робкие повизгивания.
Кому нужны ваши оправдания?!
Вы зачем поставлены?!
Какое на хер КЛИО?!!!
У нас один клуб - КПСС!!!

По возвращению в часть командир, конечно, похрустел косточками... всем досталось. Замполиту особенно.
А вот зачинщика так и не нашли. Ну, сами знаете - круговая порука.

После репрессий народ в части успокоился, притих.
Душа командирская оттаивала, боевая подготовка, выполнение задач, всякое...
Если и соберётся народ вечерком посидеть, то никакой тебе подоплёки, банально водки врезать, да на гитаре поиграть.
И жены успокоились. Никакого таинства.

Но продолжительное воздействие низких температур, как известно, бесследно для мозга не проходит. Никак. Рождает, понимаете ли, всякие воспалённые образы и мысли.
И вот...

При встрече в коридорах части офицеры начали поднимать к плечу кулак (типа рот-фронт) и говорить «ФИЛЬДЕРОС!», «ФИЛЬДЕРОС НАВСЕГДА!».
И хихикали.

Замполит, параноидально мечтающий уйти на пенсию в том звании, в котором сейчас находился, узнал о новой беде очень быстро.

- Тащ командир! - замполит ворвался в кабинет, бешено вращая глазами и раздувая ноздри, - Снова! Они опять! Никаких выводов не сделали!
- Что там у вас опять? - поморщился командир, убирая кроссворд.
- Фильдерос какой-то!
- Надеюсь это... не заразно?
- Не знаю, но ОНИ опять начали, - замполит вздёрнул кулак к плечу, и продекламировал - «Фильдерос навсегда!»... Мне доложили!
Командир врезал кулаком по столу.
- Да блядь!!! Сколько можно?!!! Вы мне дадите дослужить спокойно?!!! Почему вечно какая-то херня?!!! Так!!! Кто организатор?!!! Что за клуб?!!!
- Не знаю, тыщ командир, молчат, - пожал плечами замполит.
Командир задохнулся в гневе.
- Вы мне это бросьте, «молчат», выяснить! Немедленно!
- Но как?
- Вступите в их клуб!... Точно! Расположите их к себе, вы же замполит, не мне вас учить мозги засирать! Прикиньтесь, что горите желанием присоединиться! Что тоже крыша съехала! И быстрее, пока ТАМ не узнали!

И замполит напрягся мозгом...

- Владислав Иванович, - замполит интимно приобнял Владика за локоток и увлёк в сторону, - вы ведь не считаете меня каким-нибудь мерзавцем или подонком?
Владик вопросительно вскинул брови.
- Ну это я к тому, что вам не противно было бы посидеть со мной за бутылочкой, поговорить за жизнь?
- Отнюдь... - дипломатично сказал Владик.
Замполит озадачено хмыкнул и продолжил окучивание:
- Тоскливо мне Владислав Иванович... - замполит сделал скорбное лицо, - квартиру, как вы знаете, я еще не получил, семья далеко, а друзей как-то... все работа, работа... Вот вы блестящий офицер, молоды,... но у нас все молоды, а вы уже, можно сказать - аксакал части! К вашему мнению прислушиваются, у вас много друзей! Не спорьте! Я же вижу! Я все вижу! - замполит хитро прищурился, - Не могли бы вы ввести меня в ваш круг? Я же точно такой офицер, как и вы! И уверяю вас - очень интересный собеседник. Вот ведь наверняка у вас есть клубы по интересам?
- Хм... - Владик пожал плечами, - после КЛИО?... Вряд ли...
- Ну не скромничайте, а фильдерос?
- Опа... - озадачился Владик.
- Вот видите? - замполит игриво погрозил пальчиком, - Я всё знаю! Но я же тоже офицер! И мне знакомо чувство локтя! Поговорите с товарищами, на предмет моего вступления. И жду вас сегодня в шестнадцать ноль - ноль.

- Фельдеросянам наш пламенный! - в кабинет влетел Серега, - Ну что? Заседание клуба в субботу, в бане, в три? За пивом кого пошлём?
- Да погоди ты... Жопа у нас... Замполит прочухал... Тоже вступить хочет...
Владик рассказал.
- Хм... - сказал Серёга и злорадно улыбнулся...

В шестнадцать ноль - ноль в кабинете замполита удобно расположились Владик, Серёга и Толик.
- Вот, товарищи... - Владик обвел взглядом присутствующих, - Павел Аркадьевич изъявил горячее желание стать... хм... членом нашего клуба.

У Серёги начало подёргиваться веко.

Замполит радостно улыбался. «Наконец при деле».
- Все знают Павла Аркадьевича как честного и порядочного офицера, и если не он, так кто же наиболее достоин, быть членом клуба Фильдеросян?!!! - Владик прибавил надрыва.

У Серёги задергалось второе веко.

- Итак, предлагаю принять Павла Аркадьевича в члены клуба! Кто за?
Поднялись три руки.
Замполит сиял.
- Я думаю, вы гармонично впишитесь в коллектив клуба... у вас ведь нет кариеса? - спросил Владик.
- А причем...
- Товарищи! - перебил Серёга, - Считаю правильным назначить Павла Аркадьевича председателем клуба фильдеросян! Это будет справедливо! Кто, как не он? Кто за?
Единогласно.
- Ну, итак... - радостно забулькал замполит, - теперь как председатель, я могу знать какие цели и задачи несет идея клуба?
- А вот об этом вы узнаете, когда придёте на очередное заседание, в субботу, в три часа, в баню. Повестка дня: «Морально-политическое значение фильдероса в деле сплочения воинского коллектива».
- Но как же...
- Поймите, уважаемый Павел Аркадьевич, тема фильдероса слишком многогранна и самобытна. Суть её в двух словах не передашь. Вам нужно будет послушать выступления нашего докладчика и только после этого делать выводы...

Замполит влетел в кабинет командира на крыльях:
- Разрешите доложить! Ваше задание выполнено! - он был очень доволен собой, - Была проведена непростая работа с офицерским составом и в результате... - замполит сделал загадочную паузу, - Опа! Я принят в клуб фильдеросян! - он вскинул кулак к плечу, - Фильдерос навсегда!... Мало того! Мой авторитет среди подчинённых позволил мне сразу стать председателем клуба!!! - замполит выпятил грудь, призывая разделить вместе с ним радость.
Командир смотрел букой и радость разделять отказывался.
- Правда... - немного смутился замполит, - я ещё не узнал, в чем заключается идея клуба. Но! В субботу у нас заседание в бане...
- В бане?!!! - жахнул по столу кулаком командир, - Председатель фильдеросян?!!! Это вы удачно вступили, жертва вечной мерзлоты!!! За что мне это всё!!! Почему меня окружают юмористы-педерасты?!!! - перешёл на зловещий шепот, - Я уже слышу свист, с которым полечу со своего места! Но только не один!... Идите сюда, председатель хренов! Читайте!... Под дверь сунули...

Замполит боязливо приблизился и разглядел бумажку, лежащую на столе перед командиром...
«Фильдерос (он же лезуан, флер) - минет анального отверстия»

Желудок замполита предательски выстрелил обедом.

Я читаю истории с этого сайта уже несколько лет и давно собирался закинуть сюда собственную, но как-то руки не доходили. История эта, произошедшая весьма давно, записана "со слов" и потому прошу прощения за возможные неточности. Так же прошу не бить за неточности в технических подробностях.

ТИХО, ТЕМНО, СТРАШНО, И МЫ ИДЕМ

Военный Комендант Палдиски пил. С вечера. За годы службы привыкший к динамичной русской ебле, он в компании литра коньяка готовился к медленному эстонскому сексу. Утром он должен был проснуться в совершенно пустом порту, принадлежащем теперь уже самостийной Эстонии. Нет, никаких учений, ядерных взрывов или террористов не предвиделось. Жирного "кабана" Военному Коменданту готовили его любимые сослуживцы.

С вечера все еще было в порядке, корабли крупнейшей базы Балтфлота стояли, где им и положено было стоять. Офицерский состав тоже находился на положенных местах, но, что характерно, находился он в совершенно трезвом виде, кроме, пожалуй, мичмана Н. на крейсере "****". Впрочем, пили офицеры всю предыдущую неделю, под литры обсуждая, чем им, их семьям, флоту грозит отделение Эстонии. Практики "разводов по-славянски с дележом мятых перин и сковородок" тогда еще не было. От скупых эстонцев славянской щедрости ждать не приходилось, и будущее рисовалось офицерам в самом странном, явно не входящим в радужный спектр, свете. В Эстонии оставаться не хотел никто, но нужен был "крайний", и им, не спрашивая, назначили Военного Коменданта, выделив в качестве моральной компенсации и дружеской поддержки ящик коньяка.

И вот под самостийную эстонскую водку с независимой и гордой балтийской килечкой в умы офицеров прокрался хитрый и коварный план. Впрочем, хитрым он мог показаться только эстонцу, в силу того, что отличался прямотой и простотой, характерной для умов и кортиков моряков.

Нависнув над используемой в качестве скатерти картой мира, принадлежащей одному из офицерских детей, мореманы долго изучали береговую линию Балтики, но из оставшихся там русских пристанищ нашли только Калининград и Ленинград. Измеряя школьной линейкой и прикидывая "на глаз", путем открытого голосования, пришли к выводу, что Ленинград ближе. Это же подтвердил и ребенок-школьник, имевший по географии твердую пятерку и крутившийся в это время вокруг стола.

После измерений и прикидок возник другой вопрос: как в этот самый Ленинград попасть? Эвакуация офицерского состава базы на поезде могла вызвать вопросы и подозрения о начале военных действий со "взрослыми" бомбежками даже у флегматичных эстонцев. Поэтому решено было идти морем.

- Пешком? - спросил в хлам пьяный мичман Н.
- Идиот! На кораблях! - ответил ничуть не более трезвый кап-лей Д.
- А где мы их возьмем? - Н. отказывался хоть что-то понимать в силу серьезного заслона в виде уже выпитого литра.
- В порту! Слава богу, кораблей там хватает! - видимо, Д. смог как-то преодолеть серьезное фортификационное сооружение зеленого змия.
- Так мы на наших пойдем? - удивился Н.

На том и порешили.

Военного Коменданта посвятили в план последним, обозначив его незавидную позицию в этой "хитрейшей" комбинации как "надеяться нам больше не на кого". Осознав эту позицию, наш герой представил и последующую позу, в какую его поставят горячие эстонские парни, и решил притвориться пьяным. Сослуживцы, понимая свою вину, постарались сделать так, чтобы актерская игра Военного Коменданта была максимально зажигательной и естественной. Именно поэтому он и пил.

****

Пока Военный Комендант приводил себя в состояние, подходящее для общения с эстонцами, в порту, стараясь выглядеть естественно и непринужденно, вели подготовку к походу, загружая на корабли имущество базы, личный скарб, матросов, себя любимых, непротрезвевших товарищей...

Кап-лей Д. вел разъяснительную работу со своими матросами.
- Старайтесь вести себя прилично, представьте, что это рядовые учения, спокойно, без нервов...

Впрочем, матросам все было пофигу. Они, будучи срочниками, не оставляли в Эстонии ничего важного и понимали, что в любом случае их вернут на родину, даже если они этого не захотят. Гордая и независимая прибалтийская республика мечтала наложить лапу на корабли и прочее флотское имущество, в которое матрос-срочник явно не входил. Однако, как и ненужный хлам, кормить их Эстония не собиралась, а также платить хоть какие-нибудь деньги для самостоятельного прокорма. Переходить на подножное питание матросы не хотели, к тому же, предвкушая веселый бардак в Ленинграде, они надеялись и сами изрядно повеселиться в культурном центре разваливающейся на глазах страны.

Пока кап-лей Д. метался по крейсеру, выполняя свои обязанности, раздавая пендели и получая оные, все еще пьяный мичман Н. времени не терял. Узнав, что Д. собирается порадовать своих ленинградских друзей какими-то эстонскими бальзамами, Н., представляя, где спрятан заветный ящик, добрался до него, да так рядом с ним и остался. Упорно отказываясь трезветь и верить в происходящее, Н. манкировал обязанностями и обсуждал с бутылкой свое будущее, с каждым глотком казавшееся все более и более мрачным.

- Трибунал, не меньше, - горевал Н. - Интересно, а сколько дадут за такую крупную кражу?..

Да, в Палдиски полным ходом совершалась крупнейшая кража в истории.

****

Мичман Н. проснулся в каюте кап-лея Д., рядом с изрядно прореженным ящиком бальзама. Сам Д. в каюте не появлялся, трезвый и занятый обсуждением с другими достойными офицерами того, что их ждет по прибытии в Питер. К тому же Д. искренне, но несколько наивно полагал, что и мичман Н. находится в положенном месте и занимается своими обязанностями в БЧ.

Похмелившись все тем же бальзамом, мичман Н. полез на палубу, сам не зная зачем: то ли проветриться, то ли поблевать с борта, выражая этим свою позицию к идеям сослуживцев. Выбравшись наверх, Н. обнаружил, что крейсер с приличной скоростью куда-то чешет в кромешной тьме. Впрочем, кромешной она была только до определенного места, откуда начинались какие-то огни. Приглядевшись, Н. опознал Таллин. "Таллин проходим", - флегматично отметил мичман, оглядываясь в поисках того, кто бы ему пояснил, куда это они так резво идут. На беду Н. в это время мимо пробегал Д., спешащий куда-то по своим кап-лейским делам.

- А ТЫ что здесь делаешь?! - возмутился Д., опознав в слонявшейся вдоль борта фигуре старого друга Н.
- Провожу разведку обстановки, - немедленно отозвался Н., стараясь дышать в сторону и через раз. Тем не менее кап-лей, подойдя ближе, опознал запах своего честно заныканного для ленинградских друзей бальзама.
- Где взял?! - взревел Д., уже догадываясь - где.
- Купил... - мичман Н. против воли вытянулся по струнке.
- Ты-ы-ы-ы?! Купи-и-и-ил?! Да ты не просыхал!!!

От мордобития Н. спасло только то, что Д. неожиданно вспомнил о своих кап-лейских делах и, прошипев: "потом я с тобой поговорю", умчался.

Н. снова устремил взгляд на проплывающие мимо огни Таллина. "Допился я, что ли?" - удивленно подумал он, понимая, что Таллина на траверзе быть не должно.

Когда Д. пробегал тем же маршрутом обратно, то снова увидел на палубе Н., изумленно пялившегося в сторону берега.
- И что ты там надеешься разглядеть? - спросил Д., решивший оставить разбор полетов на более позднее и спокойное время.
- Таллин, - Н. ткнул пальцем в сторону берега.
- Ну?
- Куда мы идем?
- Как куда?! В Питер, как и было решено на офицерском собрании!
- А что говорит Таллин? И, главное, что говорим ему МЫ?!
- Таллин запрашивает, а мы молчим, - Д. пожал плечами. - Что мы ему сказать можем в такой ситуации? "Гуд бай, беби, мне было хорошо с тобой"?
Н. потрясенно вытаращился на кап-лея, а тот, махнув рукой и досадливо выматерившись, ушел. В голове Н., слегка прояснившейся на холодном балтийском ветерке, остекленело застыла только одна мысль: "Что с нами будет?!" А тут он вспомнил еще и о Хельсинках, так же изумленно наблюдавших за молчаливым походом флота. Подсчитав на пальцах, что в случае чего он все равно не доплывет ни до Эстонии, ни до Финляндии, Н. горестно вздохнул и решил вернуться к уже почти родному ящику кап-лейского бальзама.

****

Пока мичман Н. при посредничестве и ходатайстве эстонского бальзама пытался сменить свое официальное звание на не менее гордое, но неофициальное звание "недвижимого флотского имущества", старшие офицеры флагмана решали, что делать дальше. Эйфория и мандраж от сознания величины кражи уже спали и, учитывая опыт изрядно перенервничавшего и обогатившего лексикон мореманов несколькими интересными идиомами Таллина, надо было определиться, кто и что будет говорить Кронштадту. То, что этой морской крепости надо хотя бы "здрастье" сказать, не подвергалось сомнению. Выработка решения по данному вопросу затягивалась.

- Так, Выборг нас уже точно видит, - сообщил капитан флагмана, когда ему в очередной раз доложили о местонахождении сводной банды Балтфлота. - Ну, товарищи офицеры, надо решать.
- Мы флагман, нам и объяснять, ЧТО они видят, - вздохнул старпом.

Капитан понимал это, наверное, лучше своих офицеров, но также он понимал и то, что сейчас ему и отольются слезы Военного Коменданта. Быть "крайним" страшно не хотелось.

- Вот ты с ними и поговори, а я пойду... карты посмотрю, - объявил капитан обалдевшему старпому и решительно направился в свою каюту, где его ждала бутылочка коньяка. Быть трезвым по прибытии в Кронштадт он явно не собирался.

Старпом оглядел оставшихся офицеров, выискивая взглядом на кого бы свалить ответственность.
- Ты, - он ткнул пальцем в неосторожно умно выглядящего кап-два, - вот ты с Кронштадтом и поговоришь.
Старпом ушел, а кап-два оглядел оставшихся...

Когда кап-лея Д. вызвали на связь и сообщили, что ему вот прямо сейчас объяснять Кронштадту кто, куда и зачем идет, Д. несколько прихренел.
- А где остальные офицеры? - поинтересовался Д. у оставшегося на связи матросика. - Почему это я должен с Кронштадтом разговаривать?
- Нету больше никого, - матросик весело посмотрел на удивленного и несколько озадаченного кап-лея. - Ушли.

Д. понял, что его-то и сделали крайним. Почесав в затылке, он вздохнул и решил все-таки принять стакан перед связью, благо времени, особенно, если задуманное провернуть бегом, хватало.

Домчавшись до своей каюты, Д. вломился в помещение и застыл в позе, идеально подходящей для ваяния скульптуры "Капитан-лейтенант Балтфлота в состоянии крайнего охуения". К сожалению ваятеля, оценившего бы всю экспрессивность и тонкость позы Д., рядом не оказалось, потому, придя в себя, кап-лей вышел из неподвижности и с размаху залепил мирно спящему на койке мичману Н. кулаком в глаз. Пустая бутылка из-под бальзама со стуком вывалилась из объятий Н. на пол, а сам мичман впечатался в стену.
- Ты что?! - завопил Н., стараясь прикрыть голову от последующих карательных мер Д.
- ТЫ!!! ВЫПИЛ!!! ПОЛОВИНУ!!! ЯЩИКА!!! МОЕГО!!! БАЛЬЗАМА!!! И!!! СПРАШИВАЕШЬ?!! - реву оскорбленного в лучших чувствах Д. внимала половина крейсера. - Я!!! ТЕБЯ!!! УТОПЛЮ!!! СЕЙЧАС ЖЕ!!!

Мичман Н. пытался защитить себя если не физически, то хотя бы морально, но, похожий на укушенного крокодилом гиппопотама, Д. не желал слышать никаких оправданий, находясь перед неоспоримым фактом наличия в каюте пустой тары из-под припасенного в Палдиски бальзама.

Разборки между Н. и Д. продолжались достаточное время, чтобы банда грабителей из Эстонии подошла к Кронштадту вплотную. Остальные корабли слушали эфир, но сообщения от флагмана не дождались по той простой причине, что матросик на связи не дождался назначенного "крайним" кап-лея Д., а сам срочник брать на себя ответственность честно отказался.

****

В Кронштадте дежурный с изумлением смотрел на экран локатора, где одна за другой возникали отметки кораблей.
- Слушай, - обратился дежурный к помощнику, отставляя в сторону стакан с чаем, - ты тоже ЭТО видишь? - Помощник молча кивнул. - Проверь график учений.

Помощник проверил. Учений не намечалось, да и должны были бы о них предупредить. Дежурный попытался вызвать по связи кого-нибудь из приближающихся кораблей, ответом ему было гробовое молчание: капитан флагмана допивал заветную бутылочку коньяка, ожидая доклада о связи, остальные старшие офицеры занимались примерно тем же, а ответственный за приветственную речь кап-лей Д. вопил в попу укушенным слоном на мичмана Н. Флот молчал.

Дежурный, решив, что для "белочки" вроде как рановато и по причине малой пока что выслуге лет, и по причине финансового кризиса, решил позвать третьего. Третьим оказался старший дежурной смены, в этот момент мирно дрыхнувший и ничего не подозревающий. Когда помощник его разбудил и обрисовал ситуацию, старший ломанулся к экрану с приличной даже для пограничного катера скоростью.

- Так, - резюмировал старший под результатом наблюдений.
- Согласен, - дежурный кивком подтвердил правильность резюме.
- Не отвечают?
- Не отвечают...

Старший лихорадочно пытался придумать объяснение феномену на экране локатора, параллельно решая: объявлять общую тревогу или нет? Если это не какие-то хитровымудренные и секретные даже от самих участников учения, то... Впрочем, о войне тоже было бы хоть какое-никакое сообщение. Хотя бы в форме приветственной стрельбы или авиационных бомбежек.

- Может, это локатор допился? - выдал здравую идею помощник, понимавший, что у трех взрослых и трезвых людей в различных званиях и с разной выслугой лет "белочка" в один и тот же момент времени начаться не может.
- Так... Пойдем проводить визуальные наблюдения, - решил старший и смена в полном составе рванула на выход.

Над Финским заливом занимался рассвет. Волнение было таким незначительным, что в ней вполне можно было разглядеть отражения мелких облачков на розовеющем небе, глупых чаек, носившихся по своим птичьим делам... А еще очень хорошо был виден подходящий к Кронштадту Краснознаменный Балтийский Флот.

И когда корабли уже становились на рейд, в эфире раздалось долгожданное "здрасьте!", произнесенное так и не дождавшимся доклада капитаном флагмана.

P.S. В результате этой крупной кражи Ленинградский порт долго не мог восстановить работоспособность, а командование и матросы торгового флота все это время недоумевали, почему в их родной гавани торчат вполне себе военные корабли.

P.P.S. Ни мичман Н., ни кап-лей Д. не пострадали, если не считать фингала Н. и обломавшихся насчет бальзама друзей Д.

Позаимствовано. Имя автора указано.
Михаил Адольфович Баженов В-83, кит./англ.
Я, ахуэль.

Эта история относится к "монгольскому" периоду моей службы, уже после выпуска, но мне кажется, что она будет весьма любопытна для всех, считающих себя лингвистами.
...По прибытию в ОСНАЗ, меня сразу же назначили "военным дознавателем", ибо происшествия разной степени тяжести случались там чуть ли не ежедневно, а командирам было недосуг разбираться, кто кому выбил глаз, и где солдаты раздобыли антифриза для праздничной вечеринки.
Поначалу меня даже развлекали следственные мероприятия, и особенно объяснительные, написанные очень нестандартным, живым языком: "Из коптёрки послышались шум и стук похожие на удары сопогами по ледцу". Или..
Однако 1-е место в хит-параде навсегда безоговорочно занял шедевр солдатского творчества, объяснявший причину, по которой солдат одной из кавказских национальностей нещадно избил двух солдат другой кавказской национальности.
К сожалению, простое переписывание этого выдающегося документа не даёт полного представления обо всех его достоинствах, ибо знаки препинания там напрочь отсутствовали, а слова и буквы соединялись и расчленялись в произвольном порядке, потому часть кайфа заключалась именно в процессе дешифровки. Постараюсь максимально близко передать дух произведения:

НАЧАЛНИКУ ЭТОЙ АРМИИ

Я ВЫШЭЛ НОЧЧЮ ИЗ КАЗАРМА ПАССАТ
КТОТО ИЗ ТЕМНОТЫ СПРАСИЛ МЭНЯ БИДЖО ЖОПА ИБАЦЦА БУДЕМ

Я АХУЭЛЬ

Последняя фраза поначалу показалась мне подписью, и лишь некоторое время спустя до меня дошло всё величие неподдельного возмущения Биджо столь неприемлемым предложением сексуального характера, просто не подразумевающим никаких иных ответных действий с его стороны.
И ведь действительно: что тут ещё добавить?!...

Деньги не пахнут

В ноябре 1992 года она был маленьким бело-коричневым щенком.
По родословной числилась благородным отпрыском спрингер-спаниелей, и настоящее имя ей было Мэллони-Праут.
Род «спрингеров» угасающий. Наверное, поэтому начальник заставы воспротивился купированию жалкого, дрожащего хвостика вислоухой девочки.
На заставе не любили собаку начальника.
На заставе привыкли к строгим, поджарым немецким овчаркам с саблевидными хвостами, готовыми перегрызть глотку любому, независимо от его родословной.
Справедливости ради следует сказать, что заставские кобелины иногда теряли свою надменность и усиленно вынюхивали сектор, в котором находился дом офицерского состава...

Бойцы звали ее просто - Людка.

***
В первый раз Людка отличилась, когда попала под пинок повара заставы.
Глупый повар, находясь в эйфории, достигнутой кражей пятидесяти граммов дрожжей и пяти килограммов сахара, приложился тяжелым армейским сапогом к бочине недопеска Людки.

Людка три дня отлеживалась дома, а когда оклемалась, соизволила соприсутствовать вместе с НЗ на закладке продуктов.
После того, как начальник проверил количество масла и банок со сгущенкой (мясо не проверяли, ибо в тайге живем), Людка легко запрыгнула (спрингер ведь) на один из трех пятидесятилитровых контейнеров японского производства, в которых хранился соленый папоротник.
- Тяф! - сказала Людка, и радостно застучала необрубленным хвостом по крышке. - Тяф! Тяф!

Повара мгновенно заменили помощником и отправили в гарнизон, на гауптическую вахту, а НЗ не менее мгновенно понял, что из этой благородной девицы вполне можно извлечь выгоду, применив эту выгоду к страшному зверю под названием «Служба войск».

Через полгода, когда бравого начальника заставы перевели в гарнизон на должность старшего офицера по этой самой службе войск, отряд заплакал горючими слезами.
Проклятая Людка, прочувствовавшая на своей шкуре эксперименты г-на Павлова, безудержно вскрывала факты замешивания бражки солдатами, самогоноварения прапорщиками и винопития в канцеляриях лейтенантами, капитанами и, даже, о ужас! майорами и подполковниками...
Начальник службы войск ходил в передовиках производства, а количество выловленных им нарушителей трезвого образа жизни давно превысило показатели по вылову нарушителей государственной границы Российской Федерации...
Зам командира молился на него и на Людку.
Сам командир морщился и старался сбагрить подальше ретивого старшего офицера по СВ вместе с этой сукой, портящей показатели по воинской дисциплине.
Случай представился в марте 1994 года, когда капитана N отправили в Хорогский отряд на таджико-афганскую границу.

Тепло распрощавшись с Мэллони Праутовной (т. е. сдав ее на попечение знакомому таможеннику пункта пропуска «Зарубино»), наш капитан отправился защищать восточное направление России от проклятых «вовчиков» и «юрчиков», добывая себе выслугу лет и досрочное звание.

***
Прошел год.

Свежеиспеченный майор N бодренько двигался по маленькому и поганому зданию аэропорта «Душанбе». Его сопровождали один прапорщик и два контрактника.
Контрактники прогибались под тяжестью китайской сумки, которая, казалось, сейчас лопнет.
Навстречу процессии не менее бодрым шагом двигалась группа из косоглазых таджикских пограничников. Группу сопровождала дама европейской наружности в темно-зеленом кителе, на погонах которого распластались дурацкие звездочки с прямоугольными басонами.
Рядом с дамой бежало бело-рыжее существо, похожее на спаниеля, с обвислыми ушами и длинным хвостом, с характерными для необрезанных собак хвостовыми очесами.

Собачка радостно взвизгнула и припустила к группе возглавляемой товарищем майором.
Контрактники пугливо вскинули руки вверх, и из порвавшейся (наконец-то) сумки на пол высыпались тугие пачки денег...

Воины ислама истерично заорали: «На пол! Лэжать! Всэм лэжать! Стрэлять буду!», и сами тоже залегли за подвернувшиеся баулы выезжавшего из Таджикистана люда...

- Ага! Наркоманов-контрабандистов поймали! - пискнула из-за черных сидений какая-то умная старушка. - А еще в форме! Суки!

- Коленька! Ты???!!! - это оправилась от неожиданности европеоидная дама со смешными погонами.
Мэллони, вспрыгнув (спрингер ведь) на кучу сизых, маленьких сторублевых пачек весело тарабанила хвостом, радуясь встрече с хозяином...

- ...я не виноват, что нам деньги выдали сторублевками! Нас из Хорога вообще не хотели выпускать сначала, а потом сказали, что на Лубянке сторублевки поменяют! Людка, иди в жопу, манда ты нестроевая! Я не виноват, что эти бумажки весят пятьдесят килограмм!! Деньги не пахнут! Машка, я убью тебя и эту лохматую дурынду!

Машка счастливо улыбалась...
Людка Праутовна тоже счастливо улыбалась майору N ...