Как меня дедушка на самолете катал.

Дед у меня был большой оригинал. Может быть, это связано с его военным прошлым. Может, он сам по себе так куролесил. В гости, смотреть телевизор, соседа он звал, перебивая его антенный кабель из винтовки. На мой вопрос, что такое ток? Он отвел меня в гараж, достал полевой телефон, дал мне оголенные концы и крутанул ручку. Когда я, вякнув, выпустил провод, он наставительно подняв палец кверху сказал, что это ток. В розетке его еще больше.
Летом того года, возле станицы, в которой жил дед, обосновали аэродром для самолета сельскохозяйственной авиации. Прелести от этого соседства первым ощутил для себя дедушка. Между пилотами истребителя сорняков и саранчи, и моим дедом был заключен обоюдовыгодный договор. Результатом этого договора являлось регулярное пополнение запасов ГСМ дедушкиного гаража авиационным бензином, а желудков летчиков армянским коньяком и самогоном. Вообще этот сговор был тайным. Про который знали все. Ну сами посудите, откуда еще мог в прицепе своей шестерки таскать зеленые двухсотлитровые бочки с бензином дед? При этом возвращаясь домой, он подгонял машину к воротам и без сил упирался головой в сигнал, на звук степенно выходила бабушка и подбегал я. Дед отдавал краткую, как выстрел команду, (ну это так ему наверное казалось, на самом деле еле ворочая языком) меня домой, все что в машине тоже домой. И опять падал лбом на баранку. Бабушка ловко доставала деда из машины и складывала на диванчик. При этом она как-то без злобы ворчала: «Опять молодость вспоминает, опять к летчикам ездил. Приедет Сашка, попросит у меня наливки. (Сашкой был командир кукурузника, старинный дедов приятель)». Трагедию переквалификации деда из пилота Ил-2 в поднимателя целинных земель назубок знал каждый внук.
Я тогда бредил военным училищем и самолетами. Деду такие бредни определенно нравились. И в один прекрасный день, увидев погрузку коньяка в машину, уговорил его взять с собой. До точки заправки удобрениями доехали быстро. Дед о чем-то переговорил с ребятами, стал возвращаться в машину. Оценив, как я смотрю на этот кукурузник, крякнул и пошел обратно к ребятам. Через минуту он мне машет рукой, подзывая к себе. Расклад такой: он с первым пилотом едет к месту ночевки на автомобиле, я со вторым лечу на этом средстве уничтожения насекомых. Я как настоящий пилот был усажен в правую чашку, пристегнут ремнями. На голову напялили ларингофоны. И полет начался. Мы систематически пикировали на машину деда, едва не касаясь колесами шасси крышы шестерки, которая, не спеша, двигалась к месту ночевки аэроплана. Сделав круг над стоянкой, мы с успехом произвели посадку. Нас уже ждали. Я вышел к деду с горящим взглядом покорителя космоса. Дед саркастически хмыкнул: «Сам вышел. Странно». Меня уже не брал сарказм. Я чувствовал себя героем. Презрительно скривившись, сказал: "Ничего особенного в этой швейной машинке я не увидел". Гневный взгляд деда. И почти мгновенный приказ командира «летающей смерти пожирателя урожая» - прокатите юношу. Меня вторично провели в кабину. Пристегиваться я не стал. Ведь уже почти воздушный волк. Взлетели. Не знаю, на какой высоте самолет резко начал пикировать вниз. Потом вверх. Потом дышать стало нечем и мне хотелось схватиться за что-нибудь. Штурвал предательски отдалялся от моих рук. И вот я как лягушка плюхаюсь обратно в кресло. Я немного узнал, что такое невесомость. Потом повторное пикирование. Второй пилот, которого взяли в авиационное училище явно по здоровью без экзаменов, мне демонстрировал все возможности своего аппарата. Сказать, что я летал по кабине, не сказать ничего. В голове была одна мысль - он ведь тоже хочет жить, значит - мы не убьемся. Потом, набрав высоту, он приказал мне держаться за штурвал и поставить ноги на педали. Видно я со страху как-то сильно подержался за штурвал, потому, что самолет начал заваливаться вниз. Мне приказали выполнять одну команду. Сидеть ровно, и бл... руками ничего не трогать. Мы приземлились. Я опять вышел сам. Дедушка выглядел очень довольным, его друг, подогретый коньяком, тоже. Весело осведомились, как невесомость? Я молчал. Посмотрев на меня, правак засмеялся. Дурилка, радуйся, что во время пикирования я тебя в салон за ключами не отправил. Как космонавт бы плавал. Дед забрал очередную бочку. Летчики получили содержимое багажника, и мы покатили по степной дороге домой. На кочках я еще неделю хватался за ремень и немного икал. С тех пор в самолетах и других аппаратах тяжелее воздуха ремнями пристегиваюсь. Случай разный бывает.

Бунт-2.

Лето 1980 года, Северная Карелия, 909 военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа, вахтовый поселок.

Мы тогда стояли вахтой возле моста через Киз-реку. Точнее, мост мы, стройбатовцы, сами и построили, рядом с ним поставили вагончик-камбуз, а на пригорке - стояли вагончики-бытовки военных строителей, где они жили всю неделю.
Наша дорожно-строительная колонна, или просто дурколонна, состоящая из экскаватора (Вася Шустер), погрузчика-опрокидывателя - в миру просто мехлопата (Леха Афанасьев), два бульдозера (Юра Кремнев и Толя Муска) и десятка МАЗов-самосвалов. Если уж совсем точно, то вахты тогда еще не было, мост только-только начали строить, но мы, дурколоновцы, уже раскопали экскаватором карьер и начали отсыпать песком дороги на вахту, лесозаготовительные бригады, их вагончики и камбузы появились у Киз-речки позже. Так что наш вагончик-бытовка располагался не на вахте, которой еще не было, а прямо у карьера, сами и готовили себе. Кухарил в дурколонне наш автомеханик, мой земляк с Керчи Игорь Савельев.
Продукты, как водится, закончились неожиданно, хотя Игорь предупреждал об этом нашего взводного прапора Серегу Корюхова (фамилия изменена), еще за пару дней. Но тот все отнекивался и откладывал: потом мол, завтра поеду на Хапу на попутном лесовозе, а обратно на ремонтной летучке привезу.
Мне кажется, ему просто было лень тащится за пятьдесят верст куда-то, возиться с получением продуктов на складе, доставанием машины для их перевозки и прочее, куда проще валяться в вагончике и покуривать в потолок. Когда жрать стало совсем нечего, он наконец-то, собрался, и пошел к лесовозной дороге, чтобы уехать на Хапу. Нам при этом наказал: работу не прекращать, он к вечеру вернется с продуктами. Так мы и работали не жравши целый день, который летом здесь очень длинный, запивая кипятком с ягодами. Грибов тогда еще не было, начало лето, да и плохо они в той местности росли.
вечером Серега так и не вернулся, спать легли голодными, но пока еще не злыми, мало ли чего с Серегой могло случиться, все бывает на Севере в тайге.
На следующее утро посовещались, порешили: работу продолжаем, но наш механик Игорь, временно выполнявший обязанности повара, также добирается с попутным лесовозом на Хапу, и если с Серегой что случилось, то получает продукты сам и возвращается с ними.
Игорь вернулся быстро, всего через пару часов, крайне расстроенный. Рассказал нам, что на дороге ему повстречался уазик, в котором ехал командир отряда полковник Трофимов. Трофимов строго спросил Игоря:
- Кто такой?
Игорь доложился:
- Военный строитель-рядовой Савельев, механик дорколонны, следую на Хапу за продуктами.
- Какие, на хуй, продукты!? - Заорал, по своему обыкновению, комбат. Он почти всегда орал на солдат. - Что ты мне мозги ебешь! Дорколонна твоя работает, а ты на Хапу свалить захотел, пробалдеть там день, да? А ну обратно, в карьер! Бегом!!! Я сегодня же проверю, чтоб ты там пахал. И вообще, сейчас объеду участки, а потом к вам в карьер заеду, посмотрю, как вы там работаете, или, может, только харю давите в вагончике.
И Игорь, злой и обиженный, что его еще и в отлынивании от работы обвинили, развернулся и побежал в карьер. Напрямик, через болото и лес, чтобы не пересекаться больше с комбатовским уазиком. Кстати, комбат так и не приехал к нам тогда в карьер, не собрался.
Мы посочувствовали Игорю: обвинение в сачковании, отлынивании от работы - очень серьезное в стройбате, за это запросто на губу угодишь, а при систематическом сачковании - можно и в дисбат угодить. Принято считать, что в стройбате нет никакой дисциплины и порядка. Это не совсем так. При всем внешнем распиздяйстве, разгильдяйстве и расхлябанности военных строителей, трудовая дисциплина там очень высока. Производство - это в стройбате святое, за выполнение плана дерут в три шкуры, не вынимая.
И мы продолжали работать второй день, без жратвы. Надеялись, что взводный все же приедет к вечеру. Но он не приехал, мы мысленно посылали ему самые горячие пожелания, включая все виды половых извращений.
На третий день мы забастовали: не будем больше работать! Итак уже еле ноги таскаем. А вот это уже серьезно: явный отказ от работы - это пять суток, минимум, а там еще добавят. Вечером мы собрали большой военный совет, решить вопрос: что делать дольше? Так дальше продолжаться не могло, третий день без еды, причем два дня при этом работали, скоро ноги уже таскать не будем. Кстати, за три дня к нам так никто из офицеров больше и не заехал, не поинтересовался нашей работой, а мы надеялись на это, тогда можно было и передать им о нашем бедственном положении со жрачкой.
Наш формальный начальник дурколонны, гражданский Миша Гаджилаев, дагестанец, попавший к нам на два года по распределению после института, и вместе с нами голодавший три дня, взял на себя ответственность и распорядился:
- Сейчас уже темно, ложимся спать, а завтра утром садимся в МАЗ и едем на Хапу.
- Чей МАЗ поедет? - спросил Мишу Гена с Тихвина, наш дорожный мастер и командир отделения дорожников.
Все поняли смысл вопроса. Кто повезет нас на Хапу, тот и будет назначен виноватым, за то, что уехал с карьера. Поскольку ты уже непросто самовольно оставил рабочее место, но еще и машину без разрешения угнал с карьера. А это уже другая ответственность. Всем хотелось уехать на Хапу - будь, что будет за оставление работы, но уж всяко покормят там. Но вот самому вести МАЗ с «дезертирами с трудового фронта» никому не хотелось, каждым водителем овладела малодушная мысль, чтобы это досталось не ему, а товарищу. Миша однако дипломатично ответил Гене:
- Это вопрос не производственный, а военный. Ты командир отделения, ты и назначай водителя.
- Поведет МАЗ, - Гена обвел нас взглядом и всем водителям захотелось стать невидимыми, - Ты, Саня.
И он кивнул мне. Понятно, водитель я был молодой, неопытный, и не самый лучший, если уж честно. Гена решил пожертвовать мной, чтобы дурколонна потерпела наименьший ущерб, если один из ее водителей сядет на губу.
Я понял это, но браво мотнул головой:
- Ладно, чего там. Поеду, конечно.
Тут подошел Игорь и сказал:
- Мужики, чайник вскипел, пойдемте «чай» пить.
Чаем была заваренная чага, нарост на березовых стволах, и еще ягоды в чайник добавляли.
После чая ко мне подошел наш водитель Володя Кисин (фамилия изменена), с Западной Украины, и сказал мне:
- Саня, зачем ты согласился завтра везти нас на Хапу? Ты понимаешь, что ты же и крайний потом будешь, тебя же и накажут, что ты машину с карьера на Хапу погнал?
- А ты что хотел, чтоб я сказал: «Нет, я не поеду, пусть лучше вместо меня Володя Кисин поедет»?
- Нет, конечно.
- А кто тогда? Кого я должен вместо себя подставить?
- Но ведь так можешь сам под трибунал попасть!
Я глубоко вздохнул:
- Володя, помнишь «Как закалялась сталь» Островского? Перефразируя его слова, скажу, что жизнь надо прожить так, чтобы потом не было мучительно стыдно за свои некрасивые поступки, за свои шкурные мысли, за свою подлость. Чтобы ты мог честно ответить за каждое свое слово, за каждый поступок, чтоб не пришлось сочинять, краснея от стыда, «жалкий лепет оправданий». Что будет со мной, говоришь? Страшно не то, что с тобой будет, страшно лицо свое потерять, страшно перестать быть человеком, перестать уважать себя. Страшно вдруг понять, что ты стал подлецом, прячущемся за спины других.
- И тебе удается жить по таким принципам? - усмехнулся Володя.
- Ну-у-у... далеко не всегда... но хотя бы знаю, к чему надо стремиться. А насчет того, что со мной потом будет - да не переживай ты, ничего страшного не будет. Дальше Хапы не сошлют, меньше МАЗа не дадут. Все это пыль, хуета хует.
Рано утром завел свой МАЗ с наката, тронувшись, выжав сцепление, на передаче с пригорочка. Потом отпустил сцепление, дизель от колес и включенной передачи провернулся, зачихал, и наконец, завелся. Кабина у наших МАЗов была просторная, доставшаяся самосвалам по наследству от бортового грузовика МАЗ-500, со спальным местом позади сидений. У нас это место называли плацкартой. Итак, восемь человек набились в кабину, расположившись на сиденьях и плацкарте, остальные залезли в кузов. И, разрывая таежную тишину ревом дизеля (глушителей почти у всех наших МАЗов не было), я выехал из карьера на лесную дорогу, объезжая камни и пеньки. Где-то километров через пять, когда повернул с вахтовой дороги на основную лежневку, навстречу опять попался уазик с комбатом. Уазик моргнул фарами и я остановил МАЗ. Да и по любому пришлось бы остановиться, лежневка была узкая, двум машинам не разъехаться. Через каждые 200-300 метров на лежневке были разъезды, «карманы», куда въезжали встречные машины. Кто из встречных машин должен был ехать прямо, а кто заезжать в разъезд - решалось на ходу. Принято было обязательно пропускать груженые лесовозы. И само собой - уазики комбата и начальника комбината Хацкевича.
Трофимов вальяжно вышел из уазика, его водитель Ласин глядел на нас с ухмылкой: «Попались, голубчики!». Я еще подумал тогда: «Сейчас комбат орать на нас начнет». И не ошибся. Смерив нас долгим взглядом, комбат заорал на нас:
- Построиться!
Мы выстроились на лежневке в одну шеренгу, только гражданский Миша остался в сторонке.
- А тебе, Гаджилаев, что - отдельное предложение? Становись в строй! Ты в армии, а здесь порядок и дисциплина прежде всего. И пока я здесь командир отряда, ты у меня тоже будешь соблюдать порядок!
- Я вообще-то, гражданский. И не у вас в отряде служу, а в комбинате работаю.
Мы слушали эту перепалку с большим интересом. Мишу Гаджилаева у нас в дурколонне недолюбливали, мужик он был гнусный, но сейчас мы все были на его стороне.
Полкан вскинул руку под козырек и, грозно сверля глазами Мишу, приказал:
- Гаджилаев, я вам приказываю: становитесь в строй:
О как, комбат даже на Вы вдруг перешел. Миша было дернулся с места, но Леха Сулейманов с Кизляра сказал ему тихо:
- Махмуд, не позорь Кавказ. Если ты встанешь в строй, я всем твоим родным в Кизляре расскажу об этом, когда на дембель уйду.
Сулим угадал безошибочно - позора, осуждения своих родных на Кавказе боятся больше смерти. И Миша остался на месте, ответив Трофимову с усмешкой:
- Не могу я встать в строй, одет не по форме. Это нарушением дисциплины будет.
- Ладно, - проскрипел зубами Трофимов. - На получку ты у меня вместо денег будешь лапу сосать.
- Не беда, - огрызнулся Миша, - я уже итак второй месяц с солдатами питаюсь, у них же и живу в вагончике.
- Так, - продолжал Трофимов, - куда это вы едете?
Командир отделения Гена кратко доложил ему положение.
- Что!? - Опять заорал Трофимов, вращая глазами. - Оставили работу? Бросили производство? Да это же дезертирство! Да на фронте вас бы за это - расстреляли бы на месте! Па-чему? Я спрашиваю - па-ачему? Почему не приняли меры для доставки продуктов? Кто у вас кашеварит?
Игорь Савельев сделал шаг из строя.
- Я готовлю.
- Почему не поехал на Хапу за продуктами, когда ваш взводный не вернулся в тот же день?
- Я поехал на следующий день, но вы же сами приказали мне вернуться обратно в карьер.
- Ты мне голову не морочь, я спрашиваю, почему не привез тогда продукты с Хапы?
- Так вы же сами мне запретил на Хапу ехать!
- Значит надо было вернуться и снова ехать на Хапу за продуктами. Да на фронте старшина под огнем термосы с горячим обедом на передовую доставлял, под пулями! Я спрашиваю, почему ты не вернулся обратно на Хапу, а пошел в карьер?
Всем нам было понятно, что полковник говорил очевидную ерунду. Он приказал тогда вернуться Игорю в карьер и теперь его же обвиняет в выполнении собственного приказа. Очевидно, комбат и сам понял, что катит что-то неколесное, и переключился на меня:
- Ну а ты, военный строитель, как это ты взял самосвал и поехал на нем на Хапу? Это тебе что? А? Я тебя спрашиваю, это что? Это где? Частная лавочка, твой собственный велосипед? Вот просто так сел на МАЗ и поехал, куда захотел? Это государственная техника, она выполняет в карьере задание, военное задание. Потому как мы - военные строители. Ты присягу давал? И что, просто так - захотел и ушел с работы? Да еще и МАЗ угнал? А ведь у нас любая работа - это боевая задача, любая машина - боевая техника. И ты - дезертировал с боевой задачи, украв боевую технику! Да на фронте тебя расстреляли бы за это. А здесь с тобой знаешь что будет? В глаза, я сказал - в глаза мне смотреть! А здесь вместо дембеля поедешь лес валить. Только не в Карелии, как солдаты нашего отряда, а в Сибири, под конвоем!
Все с интересом посмотрели на меня, ожидая, что ляпну в ответ свое обычное: «Я сам родом из Сибири, вы меня Родиной не пугайте!» Но я лишь пожал плечами и буркнул:
- В Сибири на морозе - водка легче пьется.
У комбата аж перехватило дыхание, он побагровел и я приготовился к новому залпу его луженной пропитой глотки. Но Гена вдруг сказал:
- Смотрите, еще уазик едет!
Мы повернули головы на дорогу, к нам подъехал уазик начальника комбината. Но вместо полковника Хацкевича из него вылез незнакомый нам щеголеватый, во всем новом, майор. Он подошел, представился, это был проверяющий из Москвы.
Вот оно что. Комбат, зная о приезде проверяющего, решил перед ним проехаться по делянкам, проверить все и предупредить всех, подготовиться. И тут вдруг такое ЧП. То-то он и орал на нас так, зная, что ему самому за это достанется еще больше, чем нам.
Майор коротко выслушал нас, и сказал комбату:
- Ну что ж, я думаю, пусть они сейчас едут в гарнизон, поедят там, отдохнут, поспят, а завтра уже поедут в карьер работать. А за это время разберемся, куда делся их взводный с продуктами. Как вы думаете, товарищ полковник?
И Трофимов, поскольку он все же был командир, а не проверяющий майор из Москвы, хмуро мотнул нам головой:
- Езжайте на Хапу, воины.
...
А куда же пропал тогда Серега-взводный? Он решил, что на Хапу еще успеет, и поехал с лесовозом в Тунгозеро, поселок в 35 километрах от Хапы. Там он, затарившись основательно водочкой, навестил одну веселую вдовушку, которая не имела привычки отказывать военным, особенно если у них с собой были выпивка и деньги. И от любви и водки Серега позабыл про все на свете, для него начался многодневный сексуально-водочный марафон. Нелегко ему было, ну да и здоровье у могучего уральского парня было крепкое, а стройбатовской работой прапорщик себя не утруждал, командир все-таки.
Брали его классически, как в кинофильмах. Поздним вечером к дому, где он чахнул все эти дни, подъехал комендатурский ЗИЛ-130, из кузова высыпали и неслышно рассеялись вдоль забора солдаты-комендачи, вооруженные автоматами. Начальник губы подошел к двери и негромко постучался:
- Хозяюшка, водички попить у вас можно?
Серега, увидев в окно комендатурский ЗИЛ, мгновенно протрезвел и все понял. Он распахнул окно и как был - выскочил в огород. Из одежды на нем был только презерватив, да и тот использованный. Таким его и взяли.
Полковника Трофимова вскоре сняли. Нет, не тогда же, а через несколько месяцев. Дело в том, что ему понравилось каждый выходной объявлять «Ударным коммунистическим воскресником», и солдаты работали без выходных уже два месяца. И не пожалуешься никуда. «Солдат, ты не работаешь - ты служишь Родине. А Родине служат не пять дней по восемь часов, а ежесекундно, ежечасно, не взирая на трудности и лишения». Комбату это понравилось - перевыполнение плана, премии, благодарности. Но потом он увлекся, и заставил нас работать 7 и 8 ноября - в годовщину Великой Октябрьской революции, главный политический праздник в СССР. Замполиты моментально настучали об этом в ГлавПУР. Работу в праздничные дни признали политической ошибкой Трофимова, и его тут же ушли на пенсию.
Почему к нам никто из командиров не заезжал в карьер в те дни, пока мы голодными были? А забыли про нас просто, как и взводный Серега, который отделался за эту историю строгим выговором.
(Рассказ "Бунт"-1 можно прочитать здесь:
http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=3493)

ЗАПИСКИ СВАДЕБНОЙ ЛОШАДИ
или путевые заметки одного рабочего дня прошедшего лета

Эпиграф:
Водитель туристского автобуса - это то же самое, что свадебная лошадь. Башка в цветах, а жопа в мыле!
( из личного опыта)

Дорога... Эта серая, черная, заснеженная, мокрая, ледяная, в зависимости от времени года... Уже сколько лет она бесконечной лентой наматывается на колеса.... "Наматываю мили на кардан... " - Это про меня, наверное... Блин! Спать охота - просто сил нет!.. Вчера ночью только из рейса пришел, пассажиров выгрузил, думал, поспать удастся. Хрен там! От силы часа четыре в полглаза удалось урвать. С утра - дела, потом - заправиться, затем - к врачу радикулит вправлять, потом вечером в «Аль-Шарк» заехать... Землемер с Наблюдателем приехали, невежливо было не прийти. Правда, на автопилоте уже, но мужики поняли, надеюсь.... Пообщались неплохо, только они продолжать ушли, а я - опять за руль.... В пошлой трезвости...
Бросаю взгляд вверх, на зеркало.... Спят.... Все спят... Еще часа два до запланированной остановки.... Но это будет утром, в шесть. А до шести нужно как-то за эти два часа не уснуть, не отключиться... Хорошо - термос с дегтярно-черным чаем всегда под рукой, да еще и лимонника туда накидал - спасибо Колонелю, прислал зимой посылку. Одной рукой откручиваю крышку и, не глядя, наливаю половину. Мелкими глотками пью обжигающий горький «энергетический напиток»...

Не дай Бог отключиться за рулем! Особенно когда у тебя за спиной пятьдесят душ мирно спящих пассажиров. Не так давно наблюдал ушедший автобус - зрелище не для слабонервных. Мурашки по коже пошли, когда увидел, а ведь насмотрелся за годы работы... Но тут... Царствие небесное мужику!.. Отключился, судя по всему, всего на пару-тройку секунд, а их хватило для того, чтобы тяжелая машина вылетела с трассы. Пассажиры с травмами и шишками, а на месте водителя - мятое и искореженное железо... А дома - я потом узнал от водил в очереди на границе - жена и двое детей.... Младшей как раз два года исполнялось на следующий день... И когда слышал комментарии пассажиров о том, что, дескать, денег хотят сорвать, все жадность людская, вот и работают без отдыха - хотелось остановиться, подняться в салон и дать в морду! От души! Чтобы сопли красные по стеклу разлетелись!.. Можно подумать - заработки хорошие у нас!.. Были бы хорошие, не молотили бы как карлы сутками без сна... И никогда не знаешь, вернешься из рейса домой или привезут тебя... Хорошо, если живого...
В рожу бы плюнул тому, кто распинается о романтике дальних дорог! Какая тут романтика?!.. Работа... Тяжелая работа. Куча болячек... Давление, радикулит... геморрой в конце концов... И когда слышишь разухабистые песни всякие по радио про дальнобоев, хочется выдрать с потрохами приемник и затолкать в известное место этим, с позволения сказать, сочинителям....

Вот и рассвело уже. До кафе пара километров осталась, движение оживленней, народ на работу поехал... Сворачиваю на рэмп, Юля, подняв голову, хлопает ресницами спросонья.
- Что, уже кафешка?
- Ага. Буди народ, - заруливаю на стоянку, глушу двигатель. Кран ручника - вниз, машина, как уставший конь, тяжело выдыхает пневматикой. Привал.
- Уважаемые пассажиры - Юля негромко, чтобы не разбудить спящих, вещает в микрофон - Сейчас у нас остановка на полтора часа, можно перекусить, отдохнуть, размяться. В семь тридцать мы продолжим наше путешествие.
Палец на кнопку, двери с шипением открываются. Часть народа спит, часть, продрав глаза, не торопясь, выбирается из автобуса.
- Ты в кафе пойдешь? - Юля, глядя в зеркало, причесывается.
- Какое кафе?! Спать! Хоть полчаса покемарить надо. Потом, минут за пятнадцать до отъезда, разбуди, если не трудно, схожу, кофе выпью.
- Я тебе принесу, чтобы не ходить. Бутерброд прихватить?
- Лучше два!
Юля, улыбнувшись, выходит из автобуса. Утапливаю кнопку, дверь с шипением закрывается. Все! Спать! Задняя дверь осталась открытой, кому надо - выйдут туда. А я - спать! Спа-а-а-ать! Две пары сидений переднего ряда вполне способны заменить диван. Есть место ноги вытянуть - уже хорошо. Сумку под голову... Что там еще? Юлькина куртка? Пойдет вместо одеяла. От куртки слабо пахнет духами... Приятный запах. Надо потом спросить, как называется... Это, наверное, последняя мысль. Глаза закрылись, и я тут же проваливаюсь в сон...

- Арне! - Юля осторожно трогает меня за плечо. Еще не проснувшись толком, чувствую запах кофе - Через десять минут ехать, вставай, я кофе принесла!
- Кофе в постель? Юленька, я бы с удовольствием поменялся ролями и подал кофе в постель тебе! Как такой вариант? - подмигнув, беру у нее бумажный стаканчик. Юля, лукаво улыбнувшись, протягивает завернутые в салфетку бутерброды: - Подкрепись...

Пшш-ш-ш-ш! Осторожно, двери закрываются, следующая станция - Хельсинки! Пассажиры уже на местах, никто не спит, все оживленно крутят головами, внимая рассказу об истории возникновения Хельсинки, историческим отступлениям и прочим интересным сведениям. Я одним ухом тоже слушаю. Интересно, однако! Многих вещей и не знал вовсе, а вот, поди ж ты! Чего только не узнаешь, туристов катая!.. Утром еще не жарко, с моста открывается панорама города, вдали блестят маковки Успенского собора - главной православной церкви Хельсинки, невдалеке от нее - купол кафедрального собора, отдаленно напоминающий Исаакий в Питере. Ну, мы как раз туда направляемся, минут через двадцать и подъедем.
- Сейчас по берегу к центру, потом за рынком свернешь к Сенатской площади - отключив микрофон, негромко говорит мне Юля. - Знаешь, как ехать?
- Г-хм!.. - поворачиваюсь к ней. Юлька сидит с невинным видом, только в глазах пляшут чертики. Издевается, зараза!..
- Юль, не знаю! Я вообще тут в первый раз, ты уж покажи, куда ехать! А лучше если объяснишь, как скорости включаются, а то я не разбираюсь, и в педалях еще путаюсь!..
Юлька прыскает в кулак, я, улыбнувшись ей, выворачиваю влево, затем по мощеной брусчаткой улочке спускаюсь вправо на Сенатскую площадь и аккуратно причаливаю к стоянке для туристских автобусов. Глушу двигатель, открываю двери. Тут, как и в Питере, тоже есть Сенатская площадь. Прямо перед собором. И украшена памятником императору Александру Второму. Финны его очень любят и почитают. Кстати, во времена СССР западные киностудии снимали фильмы о Петербурге именно в Хельсинки. Потому как въехать в Страну Советов для съемок было весьма проблематично, а тут и архитектура такая же, и проблем с въездом и съемками не возникало...

Юля рассказывает о создании собора, истории города. С удивлением узнаю о том, что книгохранилище университетской библиотеки, оказывается, практически полностью находится под площадью. Город стоит на скалах и изъеден всякими подземными, а точнее, подскальными ходами, помещениями и бункерами, как гриб червями. Ввысь тут не строят - небоскребов нет. Зато в камень вгрызаются основательно. Например, в огромной скале, на которой стоит Успенский собор, много лет находился государственный монетный двор. Не исключено, что и по сей день там деньги печатают...
Юля закончила рассказ, туристы дружной толпой вывалили из автобуса. Тридцать минут на осмотр, фотографирование и посещение собора. От площади к собору ведут огромные каменные ступеньки, на которых можно сидеть как в амфитеатре. Многие и сидят, благо погода хорошая, лето еще не кончилось. Решаю подняться к собору. Вход свободный, туристов пока немного. Кроме нас еще пара автобусов, да и те подъехали буквально минут пять назад. Двери открыты, внутри играет орган. Звуки музыки завораживают, и я, забыв о времени, молча стою у входа. Последний аккорд отзвучал... Взгляд на часы. Ого! Заслушался, а через три минуты уже ехать. В темпе спускаюсь к автобусу.
- Опаздываешь! - подкалывает Юля.
- Еще тридцать секунд! - тыкаю пальцем на малиновые цифры часов на панели.- Все под контролем!
Усевшись, запускаю двигатель. Двери с шипением закрываются. Через пять минут подъезжаем к Успенскому собору, он закрыт, поэтому на осмотр отводится пятнадцать минут. Отсюда открывается потрясающий вид на гавань. Частокол мачт, отражения яхт в зеленоватой воде... Красота!..

Такое впечатление - экскурсия не по городу, а по церквям! Следующим номером нашей программы - церковь, вырубленная в скале. Находится в самом центре города, причем включена во все туристские маршруты. Соответственно, желающих осмотреть эту достопримечательность полно. Но улочки вокруг нее узкие, припарковаться целая проблема. Вереница автобусов стоит по всей улице, парковщики регулируют все это столпотворение. Нужно было вообще-то раньше подъехать, пока не так много их было. По-черепашьи ползем вдоль ряда автобусов, чуть не задевая их зеркалами.
- Напрасно мы сюда сунулись! - Юля напряженно наблюдает, как мы проходим буквально в нескольких сантиметрах от роскошной «пчелы» с немецкими номерами. («Пчелами» называют автобусы с вынесенными вперед на кронштейнах зеркалами. По трассе удобно, конечно, и смотрится красиво, но при маневрах, особенно по узким улочкам городов, эти «усы» создают дополнительные неудобства. Привыкнуть ко всему можно, конечно, но я консервативен, и привычное зеркало на коротком кронштейне мне удобней.)
- Надо было встать на соседней улице. Пешком, правда, пришлось бы топать, но что делать? Зато свободней там...
- Пройдем, не бойся! Может, впереди где-нибудь место освободится, - я продолжаю медленно двигаться вдоль строя. Есть!.. Удача!.. Бог знает, кому подавать!.. Выскочивший парковщик останавливает меня жестом и дает отмашку ярко-желтому «Мерседесу». Тот, включив поворот, медленно отчаливает от тротуара. Я втискиваюсь на его место и глушу двигатель. Встали, действительно, удачно, прямо у входа в церковь. Из рассказа Юли мы узнаем, что оказывается, сооружена она была в 70-х годах прошлого века. Сказать - построена, было бы не точным. Направленными взрывами в скале высотой примерно с трехэтажный дом была сделана огромная яма круглой формы и сверху накрыта куполом. Причем, купол - из меди. Говорят, что посидеть под ним полезно, якобы, нормализуется энергетика у человека и выходишь оттуда отдохнувший и умиротворенный. Не верится мне во все это.... Отдохнувшим я буду только после того, как посплю часов восемь, минимум, а до этого еще целый день крутиться как белке в колесе. Одно радует - после этой церкви - обзорная экскурсия по городу - и развозим публику по гостиницам. Лучше бы, конечно, они все в одной жили, чтобы не собирать и развозить их по городу, но не все коту масленица! Радует хотя бы то, что основная масса народа живет в центре, поэтому развоз публики отнимет не так много времени...

- Ну а теперь пройдемте в церковь. На осмотр - двадцать минут, затем у нас обзорная экскурсия по городу, и будем размещаться по отелям. - Юля выходит последней, я спускаюсь за ней и закрываю дверь.
Огромное помещение хоть и в скале, но в подземелье себя не ощущаешь. Купол, действительно, медный. Сделан из множества полос и напоминает огромную мишень, или, скорее, спил дерева с годовыми кольцами. Свет проникает сверху. Между скалой и куполом - застекленный проем.
Людей не так и много, как думалось. Хоть автобусов и полно, но народ, видимо, разбрелся по сувенирным лавочкам, коих вокруг - множество. Кстати, когда нет церковных служб, тут частенько устраивают концерты классической музыки. Или просто приходят поиграть студенты академии Сибелиуса, которая расположена неподалеку. Акустика здесь просто потрясающая! И вскоре мы в этом убедились. Откуда-то сбоку двое молодых людей выкатили рояль. Хрупкая темноволосая девушка открыла крышку, разложила ноты.... Наступила тишина. Вполголоса разговаривавшие люди, замолкли. Не знаю, что это было за произведение. Может, тот же Сибелиус, может, что-то другое. Внимая музыке, я любовался движениями рук пианистки. Они были похожи на двух бабочек, порхающих над клавишами.... Вряд ли я сейчас смогу вспомнить эту мелодию. Но уверен, что, услышав, узнаю сразу. И в памяти вновь возникнет льющийся из-под купола свет и плавные движения тонких рук...

Внезапно от входа послышался шум множества голосов, смех. Замелькали вспышки фотоаппаратов. Головы людей повернулись в ту сторону. Ввалилась группа японских туристов, нимало не заботясь о том, что это все же церковь, и вести себя надо более пристойно, что ли... Девушка продолжала играть, японцы, абсолютно не обращая внимания на осуждающие взгляды слушателей, громко переговаривались, непрерывно фотографируя. Запомнился взгляд волосатого байкера, в коже и заклепках, посланный в сторону детей Страны восходящего солнца. Казалось бы, уместным было ожидать такого поведения как раз от него, а не от наглаженных и чистеньких японцев. Однако же...
Мы встретились глазами, байкер печально усмехнулся. Во взгляде его читалось: - Ну, дикари-с!.. Что с них взять?..

Может, и не врут, говоря, что, посидев под куполом, энергетически восстанавливаешься. А может, музыка повлияла. Во всяком случае, похоже, усталости убавилось. Туристы, успев накупить в лавочках всякой сувенирной всячины, рассаживаются по местам, Юля заходит последней.
- Ну как, правду говорят, что усталость проходит? - улыбается мне она.
- Может и правду, полегче немного стало.... Играла девочка замечательно, очень понравилось, - я закрываю дверь и включаю поворот, готовясь отъехать.
- Да, я тоже под впечатлением! И музыка красивая и играла прекрасно! - Юля берет микрофон - Уважаемые пассажиры, сейчас мы совершим обзорную экскурсию по городу, затем будем размещаться по гостиницам...

Ну, обзорная экскурсия - это уже легче. Не надо куда-то втискиваться, парковаться.... Знай, неторопливо двигайся по знакомым улицам, только не забывай фильтровать светофоры.... Как бы еще пройти так, чтобы завершить это катание поближе к гостинице?..
- Юль!.. - негромко бросаю я, - Где у нас экскурсия заканчивается?
- Можем через центр пройти к стадиону, можем к Эспланаде и порту, - немедленно откликается она, - Тебе как удобней?..
Так... Компьютер в черепной коробке просчитывает время, возможные пробки и расположение отелей.... Эспланада.... Рядом «Президент», «Симонкентта», «Еврохостел». Стадион.... Там «Олимпия» и «Аврора». Потом - в «Хаага».. Туда - остальных, там мы и сами проживаем. Хотя, по большому счету - можно бы и домой потом поехать, но переть через весь город, а затем еще полста километров по трассе - не улыбается. Устал, как собака, да и утром в шесть часов вставать, ехать собирать всю эту публику по отелям, а затем везти их в Турку.... Не, нафиг! Лучше в отель - и спать!.. Если получится, конечно... Оптимальный маршрут: центр - стадион - Хаага. Так и поедем!..
- Через центр, потом - стадион, потом Хаага....
Юля согласно кивает и объявляет туристам порядок высадки у гостиниц.
Дополнительные сложности возникают с парковкой. Улочки узкие, карманов около отелей, построенных, хрен знает в какие времена, нет. Радует лишь то, что никто не гудит, не возмущается, когда огромный автобус, загородив пол-улицы, выгружает пассажиров. Включив поворот, медленно объезжают возникшее препятствие. Я примерно представляю, какие мысли у них в головах, и какие слова на языке вертятся.... Но что делать?.. Извините, Бога ради, дамы и господа! Не ко мне претензии, к градоначальникам!..

Самое поганое место - отель «Сокос-Президент»! Нет, как отель-то он как раз весьма неплох, но подъезд к нему сопряжен с немалыми трудностями. Улица односторонняя, всего в две полосы, причем, загружена транспортом более чем! Пробки постоянные, куча светофоров... Мало того - еще и выезд с терминала центрального автовокзала тоже выходит сюда, причем, прямо перед вышеупомянутым отелем. Поймать момент на светофоре, чтобы успеть приткнуться к подъезду отеля раньше, чем из подземного тоннеля автовокзала выедет очередной автобус и заблокирует тебе движение - это большая удача! От светофора до светофора буквально сто метров, и на пресловутых ста метрах - этот чертов выезд.... Ну, так и есть! На светофоре сейчас будет красный, и как раз из тоннеля терминала высовывается морда очередного автобуса.... Ну нет бы на минуту позже вылез!.. Вглядываюсь.... И номер, вроде, знакомый, и рожа за рулем более чем знакома... Паули! Совсем недавно вместе работали, да и живем неподалеку друг от друга. Напряженно смотрит на светофор, меня не видит в упор, хоть и стою у самого светофора слева от него.
Хватаю телефон, лихорадочно тыкаю в кнопки. Есть контакт!:
- Паули, привет!
- Привет, что нового?
- Да ничего, если не считать, что стою справа от тебя. Притормози на светофоре минутку, чтобы я проскочить успел!
- А ты куда, к отелю? - Паули, увидев, машет мне рукой, не отрывая трубку от уха.
- Да, туристов вожу теперь.
- И как платят?..
- Да не больше чем тебе.
- А зачем уволился тогда?..
- А для смены обстановки! - отшучиваюсь я.
- Вечером дома будешь? Я последнее плечо работаю, через два часа заканчиваю. Заходи, посидим!..
- Не знаю, Паули. Где я, а где вечер? Может, и буду...
Паули смеется, для него давно горит зеленый, но он не торопится трогаться, дожидаясь, пока между светофорами не очистится пространство, достаточное для того, чтобы я беспрепятственно проехал к подъезду отеля. Втискиваюсь в узкий карман, буквально впритык к стоящему справа микроавтобусу. Водила испуганно смотрит на возвышающийся слева от него высоченный борт «Скании».... Не ссы, родной, матрос ребенка не обидит!..
- А почему он тебя пропустил? - Юля в недоумении смотрит на проплывающий слева автобус и улыбающуюся физиономию Паули за рулем.
- А потому что знают, ценят и уважают! - гордо отвечаю я.
В трубке смешок Паули: - А симпатичный гид у тебя! Я сомневаюсь, что ты вечером домой приедешь!..
Я, отшучиваясь, прощаюсь и машу рукой. Паули машет в ответ, и его автобус скрывается за поворотом. Ну, остались «Аврора», «Олимпия» - и в «Хаагу». И спать.... Сколько можно работать, в самом деле?! Сравнительно легко отъезжаю от гостиницы, таксист притормозил, пропуская... Взмахом руки благодарю его и выруливаю на перекресток... Зеленый!.. Ну, теперь - к стадиону. Выгрузить народ в «Аврору», затем в «Олимпию» - и всё! И отдыхать! Правда, отдыха всего-ничего, затем нужно вновь ехать собирать публику и везти в аквапарк. Но два часа - это уже немало. Это достаточно для того, чтобы принять душ и спокойно поспать на хрустящих простынях в кондиционированной прохладе номера....
Так.... «Аврора» выгружена, теперь - вправо под стрелку, пропускаем трамвай - и к «Олимпии». Ну, вроде все выгрузились.... Закрываю двери, отчаливаю от гостиницы. Машина, как почуявшая родное стойло лошадка, резво набирает скорость. Ничего, милая, скоро отдохнешь!.. Со светофора прямо, поворот, еще поворот, ныряем под мост, успеваем проскочить под стрелку. Теперь - налево и мимо огромного спортивно-концертного комплекса «Хартвалл - арена» - к выезду из города.
Вот и финишная прямая. Федеральная трасса номер три Хельсинки - Тампере. На выезде - район Хаага, там же и одноименная гостиница.
- Уважаемые пассажиры! Сейчас мы разместимся в отеле, не забудьте, что в пятнадцать тридцать выезжаем в аквапарк. Просьба не опаздывать, автобус ждать не будет! - Юля отключает микрофон и устало улыбается мне. Не знаю, что легче - целый день руль крутить или в микрофон болтать. Для меня, так, наверное - второе. Не особо разговорчив - что выросло то выросло.

Причаливаю к входу отеля, немногочисленные оставшиеся туристы выходят из автобуса, забирают чемоданы из багажных рундуков. Снимаю шайбу тахографа. Четырнадцать часов с границей, перекурами и стоянками. М-да...
- Сколько? - Юля заглядывает мне через плечо.
- Много! Считай сама, если в десять вечера вчера от площади Восстания отъехали.
Она смотрит на часы, потом на меня:
- Иди, поспи хоть немного! Нельзя же так к себе относиться!.. Четырнадцать часов, да еще и без напарника!
- Лишь бы к нам хорошо относились, а уж сами-то с собой как-нибудь разберемся! - устало улыбаюсь я, - Иди сама поспи, тоже устала, небось....
- Сейчас, размещу туристов - посплю немного. Пошли на ресепшн, ключ возьмешь.
- Иди, я сейчас подойду.
Достаю с полки рулон мусорных мешков, отрываю пару штук. Насвинячили туристы изрядно, конечно. Пустые пивные банки, пакеты от чипсов и прочий мусор.... Два пятидесятилитровых мешка набиты полностью. Оттаскиваю их к мусорному ящику. Еще проверить масло и тосол - и можно идти отдыхать. Взгляд на часы - ну, нормально! Пятнадцать минут на все дела ушло. Дверь - на замок, сумку на плечо - и вперед! Юля курит у входа.
- Держи ключ - она протягивает мне перфорированную карточку. Номер сто четырнадцать, на первом этаже.
- А у тебя какой?
- Сто одиннадцать, напротив твоего - Юля хитро улыбается.
- В гости не зову и сам не напрашиваюсь.... Ближайшие два часа меня не кантовать, при пожаре выносить первым. Желательно головой вперед! Вопросы есть?
- У матросов нет вопросов! - она улыбается и бросает окурок в урну у входа, - Пойдем отдыхать!
Двери наших номеров синхронно захлопываются.

Где тут душ?.. Так... справа. Полотенце?.. Есть!.. Шампунь?.. Есть!.. Скинув одежду, забираюсь под горячие струи... Ка-а-а-айф!.. Вот еще бы не ехать никуда сегодня!.. Эта мысль отрезвляет, и я быстро смыв дорожную пыль и грязь, вылезаю из-под душа. Жалюзи закрыты, шторы задернуты. Падаю в кровать и мгновенно отключаюсь.

...Ну, что это за пиликанье над ухом?! Открываю глаза, с недоумением оглядываю незнакомую обстановку.... Где я?.. Ах, да!.. Гостиница.... И телефон на тумбочке надрывается. Снимаю трубку:
- Да! Слушаю...
- Арне, мне, конечно, неудобно тебя будить, но нам еще в аквапарк ехать. Спускайся в холл, кофе попьем и поедем народ собирать.
- Да, Юль, сейчас приду! - я смотрю на будильник - зазвонить должен через пять минут. Ладно, все равно вставать, какая разница, если пятью минутами раньше...

Свежая рубашка... галстук - на шею.... Вроде, прилично выгляжу. Ну, вперед! Рабочий день еще не закончен и закончится, дай Бог, часам к девяти... Ничего! Прорвемся!.. Если Балтика не море, значит я не капитан!

Не укради!

Ежась от утреннего озноба, я вышел из домика дежурной смены. Было пять утра. Солнце уже взошло, но было пасмурно и сыро. Клочья тумана путались в решетчатых секциях антенн, кили истребителей на стоянке четвертой эскадрильи были похожи на плавники доисторических рыб, заснувших на мелководье, а территория наших соседей-«глухонемых», войсковой части ядерно-технического обеспечения, была полностью скрыта туманом, судя по густоте и плотности - совершенно секретным.
Туман глушил звуки и так тихого июльского утра, мир, окружающий нашу «точку» казался маленьким и уютным. Мной овладело блаженное, полусонное оцепенение, но за спиной вдруг скрипнула дверь, и голос с сильным молдавским акцентом пожелал мне доброго утра. Я обернулся. Передо мной стоял дизелист-электромеханик Коля Епурь, одетый в добротно мятые сатиновые трусы, майку элегически-голубого цвета и сапоги. На голове у него красовалась пилотка, молодцевато сдвинутая на левую бровь.
- Тащ, на разведку погоды включа-а-аться будем? - провыл он, с трудом подавляя зевоту и прикрывая ладонью рот, отчего голос у него звучал, как кларнет с сурдиной.
- Ты соляру в дизеля закачал?
- Так тошна-а-а-у, еще вчера!
Скандальная внешность Епуря портила утро, поэтому я сказал:
- Ладно, иди спать, сам заведусь, а то еще закемаришь в дизеле, угоришь, а мне потом тело на родину покойного везти. Очевидно, расслышав из моих слов только «иди спать», Епурь, покачиваясь как лунатик, повернулся и побрел к домику, загребая сапогами, которые явно были ему велики. «Наверное, со сна влез в первые попавшиеся» - подумал я.
Запустив дальномер, я присел к индикатору и поставил антенны «на погоду». М-да... Похоже, полетов сегодня не будет. Над аэродромом зависла бесформенная, зеленая клякса метеообразований.
- «Вершина», - позвал я оператора высотомера, - Посмотри нижнюю кромку облачности.
- Практически от нуля, - ответил «высотник», - засветка дождевая.
На КП дивизии, видимо, пришли к такому же выводу. Через четверть часа нас перевели под накал, а вскоре полеты и вовсе отбили, точнее, сдвинули на ночь. Обзвонив соседние аэродромы и прикинув скорость ветра, начальник метео отважно доложил комдиву, что к вечеру облака разойдутся.
Пока мы возились с разведкой погоды, туман начал менять агрегатное состояние. С низкого, цвета мокрой ваты, неба посеялся теплый, но какой-то особенно мокрый и обволакивающий дождик.
Работать на технике было нельзя, и я приказал бойцам готовиться к ночным полетам. Младший призыв немедленно разбежался по койкам, и через пару минут спальное помещение наполнилось звуками подготовки. «Старички», давно научившиеся добирать сон в станциях, не выпуская микрофона из руки, собрались в ленкомнате и занялись тихими дембельскими делами. Кто-то доводил до ума парадку, извлеченную из какого-то схрона, кто-то перерисовывал в альбом с кальки Волка и Зайца, «высотники» играли в шеш-беш. В окно ленкомнаты заглядывал патрульный, пытаясь сквозь бликующее стекло разглядеть хоть что-то на экране телевизора. В мокрой плащ-накидке, с расплющенными о стекло носом и щекой он напоминал мелкого упыря, которого тянет к людям...
Я ушел в дежурку и настежь распахнул окно. Дождь выгнал из домика унылый запах казармы, лежалых бумаг и отсыревшей одежды. Дождь шуршал по клеенчатым листьям старой сирени, иногда крупные капли шлепались на оцинкованный отлив и извилистыми дорожками скатывались в траву.
Скинув сапоги, я завалился на койку, неудержимо тянуло в сон.
- Дежурный по роте, на выход! - вдруг каркнул полусонный дневальный и в дверях дежурки горестно возник начальник радиолокационной группы, капитан Антохин, мой непосредственный начальник и приятель.
Узкое лицо, длинный, висячий нос и близко посаженные, черные, круглые, как пуговицы на мужском пальто, глаза создавали поразительный эффект: казалось, что капитан Антохин вот-вот разрыдается.
С плащ-накидки Антохина на свежевымытый розово-желтый пол натекла кольцевая лужа. Он аккуратно стащил с фуражки капюшон, пошевелил носом и трагически вопросил:
- Валяетесь, товарищ старший лейтенант?
- Валяюсь... - согласился я, поскольку факт валяния был налицо.
- А между тем вы обязаны были соблюсти нормы воинской вежливости и поприветствовать старшего по воинскому званию и по должности! - брюзгливо заметил Антохин, вешая плащ-накидку на гвоздик.
- Сейчас-сейчас, - сказал я, - вот только сапоги надену, и немедленно начну соблюдать, приветствовать и вообще вести себя строго по уставу, ибо приветствие старшего без сапог, - прокряхтел я, застегивая «тормоза» на бриджах, есть нонсенс и попрание, а также...
- Валяйтесь... - махнул рукой Антохин, - вы, ленивец волосатый.
- Почему это волосатый?! - обиделся я.
- А потому что! Вам давно уже пора провести бритвой по шее! Обросли тут, одичали. Дневальный вообще на снежного человека-каптара похож.
- Одичаешь тут.... Это же аэродром, места дикие, страшные, одни военные кругом! Ты чего на «точку»-то пришел? - спросил я. - Даже группа управления в гарнизоне осталась, дождь ведь, все равно ничего делать нельзя.
- Катушка! - вытаращив глаза-пуговицы, объяснил Антохин.
- Какая еще катушка?!
- Большая. А на ней кабель намотан. В кустах за РСП стоит. Надо забрать!
- Да на что тебе этот кабель?
Было видно, что Антохин еще не знает, на что.
- Ну-у... Между станциями «стационар» прокинем, а штатные кабели сложим для учений.
- Да ты чего! Этот кабель ни в один хвостовик разъема не влезет!
- Не хочешь пользу группе принести, так и скажи, а не придумывай всякую ерунду! - снова обиделся Антохин.
- А я вообще не при делах, у меня полеты ночные. Хочешь - сам и занимайся.
- Людей дай.
- Това-а-арищ капитан, Саня, ну ты что, мозг промочил? Ты же начальник группы, сам знаешь, - у меня только расчет на полеты и наряд! Где я тебе людей возьму?
- Да, действительно.... Ну, ладно, тогда я АСУ-шников заберу, сегодня по системе, вроде, не летают, - принял решение Антохин и стал напяливать мокрую плащ-накидку.
- Погоди, а как ты ее катить собираешься? В смысле катушку. Вручную что ли? Она же тяжелая, наверное, как вся моя воинская служба!
- ЗиЛом потянем!
- А следы?
- Затрем!
- Ну, тогда... тогда, товарищ Чингачгук Большая Пиписька... Тогда у меня нет слов!
Существует категория офицеров и прапорщиков, у которых хозяйственность постепенно перерастает в клептоманию. Антохин славился тем, что любую вещь, к которой не был приставлен часовой, считал бесхозной и норовил умыкнуть на «точку». Иногда мелкоуголовные деяния сходили ему с рук, но иногда его ловили... Например, покража «бесхозной» сварки обошлась ему в «неполное служебное», но переделать Антохина уже было невозможно.
Весь день он, как огромная, мокрая крыса шнырял по «точке», гремел железом в сарае, шипел сваркой, ладя воровскую снасть. Вечером солдаты с натугой отвалили воротину, ведущую на летное поле, и наш старенький ЗиЛ-КУНГ, покашливая мотором и опасно раскачиваясь, выполз на аэродром.
- Постой! - крикнул я, - нашу «чахотку» же на весь аэродром слышно будет!
- Все продумано! - отмахнулся Антохин, - мы ехать будем, только когда самолеты взлетают.
Стемнело. Отработал разведчик погоды, и полеты начались. Стремясь выполнить план двух дневных смен за одну ночную, с КП давали вылет за вылетом, и я начисто забыл про аферу с катушкой кабеля. Ночь ревела и грохотала, мерцая тусклым керосиновым пламенем, пронзительный звон гигантской циркулярки переходил в свистящий вой, в аппаратной начинали дрожать шторки, что-то огромное, тяжело-тупое разрывало воздух над головой и уносилось за реку, мигнув на прощание навигационными огнями, и минут на 10 наступала тишина.
Я выбрался из индикаторной машины и присел на рифленую лесенку. Небо расчистилось, но заметно похолодало, из низин густо наползал туман, подбиравшийся уже к посадочному высотомеру.
Вдруг у соседей-«глухонемых» что-то хлопнуло, с противным воем взлетела красная сигнальная ракета, за ней еще одна. На вышках тут же вспыхнули прожекторы. Их льдисто холодные, синеватые лучи казались лезвиями фантастических мечей, пластающих туман. Лучи пошарили вдоль забора из колючей проволоки и вдруг выхватили из темноты... наш ЗиЛ! Поникнув радиатором, он стоял, упершись в забор части ядерно-технического обеспечения. На крюке у него была большая, деревянная катушка кабеля...
Я не знаю, как развивались события дальше. Возможно, контрики припомнили Антохину и сварку и старые, неизвестные мне грехи, а может, он был объявлен, так сказать, основателем движения ядерного терроризма, но с должности его мгновенно сняли, а вскоре перевели в самый дальний гарнизон, какой только смогли обнаружить на глобусе Советского Союза кадровики...

ВСЯКОЕ БЫВАЕТ

Время стремительно близилось к обеду, а осмотровая группа все никак не могла завершить начатое. Чуть ли не рассвете "поймали" японскую плавбазу. И до сих пор ее... осматривали. Добросовестно примеряя на перепуганных и косоглазых личины шпионов, контрабандистов... ну, или хотя бы, браконьеров.
Получалось плохо. Совсем не получалось, если честно. Но... примеряли.
Испуганные японцы выполняли все приказания, поминутно кланялись и бросали на наших взгляды, в которых было поровну восторга и почтения. А потому что японцы едва-едва дотягивались нам до плеча. А если еще учесть их хрупкие телосложения...
- Ну, что там? - Командиру не терпелось. Он приплясывал на мостике и яростно давил тангенту. - Нашли что-нибудь?
- Нет, товарищ командир, - отвечал ему командир осмотровой группы. - Все, вроде бы...
- Вроде бы, вроде бы, - раздражался командир. - Ищи. Хоть умри там, но найди!
- Есть, - отвечал командир осмотровой группы. - Есть... найти...
И в сотый уже раз смотрел на столбики иероглифов, покрывавшие страницы судового журнала.
- Что тут можно найти? - недоумевал он. Равнодушные иероглифы расплывались и двоились.
Японский капитан был вежлив. И суров. Как настоящий самурай. Он молча смотрел на командира осмотровой группы и пытался разрешить для себя, знает ли тот японский язык. А если не знает, то почему смотрит так пристально. Ведь все это можно спокойно прочесть и по-английски. Зря, что ли, писали?
- Курва косоглазая, - шепотом выругался командир осмотровой группы. И с треском захлопнул журнал.
"Самурай" важно кивнул.
Неужто понял? - мелькнуло у нашего. - Будет еще... скандал... международный.
- Ва-карима, - наскреб он в памяти знаний. И подумав еще немного, добавил: - ... сэн?
Японец снова кивнул и разразился длиннющей тирадой на родном языке.
Не понял, - отлегло у нашего.
- Судовые документы в порядке, - процедил он по-английски. И сквозь зубы.
- Соо, соо. - Японское лицо непроницаемо, но чувствовалось, чувствовалось, что смеется.
- Хрен с тобой, - подвел итог командир осмотровой группы. И вышел на мостик.
Японский капитан отправился следом.
- Ну что, нашел? - ожил динамик на плече у радиста.
- Нет, товарищ командир, - ответил командир осмотровой группы.
- Ладно, - искаженный голос командира вроде бы подобрел, - сейчас катер к вам пойдет. С обедом. Понял?
Обедали прямо на палубе. Наши и японцы сели рядом и... приступили.
Японцы разобрали крохотные чашечки с рисом, открыли какие-то консервы и замелькали палочками.
Наши достали «из-за голенища» по ложке - многоцелевой, алюминиевой и в умелых матросских руках превращающейся во что угодно, и черпая "с бугром" из бачка РБУ (перловку) жевали с хрустом. Компот пили прямо из чайника, пренебрегая кружками.
- О, рашен, - говорили японцы восхищенно. - Рашен - биг бойз!
Сунув в зубы "Беломорину", наши чиркали спичкой.
"Ух ты!" - светилось в японских глазах. Они долго смотрели, как русские добывают огонь. Наконец, самый смелый подошел и щелкнул зажигалкой.
- Сенк`ю, - сказали наши, затягиваясь.
Японец яростно жестикулировал, указывая на спички, протягивая зажигалку...
- Ченч, - говорил он. - Ченч.
- Поменяться хочет, - догадались наши. - Нельзя... к сожалению. - Чиркнув еще (загорелось сразу) и, прикурив, наши подарили коробок японцам. "Пускай играются".
Японцы унесли коробок. И чиркали, счастливые.
А японский капитан во все глаза глядел на наш чайник. Он ходил вокруг него, как кот вокруг блюдечка со сметаной, облизывался и наконец... решился.
- Чиф, - сказал он нашему командиру осмотровой группы. - За один ваш чайник, - он ткнул пальцем в направлении алюминиевого монстра - битого и поцарапанного, - я готов дать видеомагнитофон.
Командир осмотровой группы расхохотался.
- Два, - мгновенно поднял цену японский капитан. - Один сразу, второй - через месяц.
- Группа, ответьте кораблю. - Командир как чувствовал момент.
- Товарищ командир, - командир осмотровой группы все еще смеялся, поэтому получалось неразборчиво. - Японцы предлагают за наш чайник два видеомагнитофона...
- Шли их... - отказался от торгового сотрудничества командир, - ... к японой маме! Прекращай осмотр. Сейчас шторм начнется.
- Товарищ командир, а как же...
- А никак! Мы не тех поймали, - ответил командир.