ПОШУТИЛ

Когда-то я уже писал о швартовке. О том, как у нас проходит этот торжественный ритуал. И о том, как командир - главное действующее лицо - назначает крайних, которым достается вся его нерастраченная "любовь". Но, как известно, любой процесс в природе всегда имеет пиковую структуру. То есть - из точки - возрастает. Потом несколько долгих и мучительных мгновений держится на пике и... затухает. В результате получается нечто вроде: "у-у-у-у-У", "А-А-А-А-А!". И снова: "У-у-у-у-у-у".
И, когда, швартовка, наконец-то, ("Слава, те, Господи") осуществлена, кораблик привязался, вахта и дежурство заступили по швартовному и подвахтенные от мест уже, почти что, отошли...
Вот тут-то и случаются, порой, весьма и весьма забавные штуки.
Телефонист. Дебил! Пошутить ему захотелось! Как будто неведомо ему, что после нашей швартовки смех может быть только нервным.
- Подвахтенным от мест отойти.
Ну наконец-то. Наконец-то можно расслабиться. Южная ночь, дожидаясь именно этой команды, рухнула, как споткнулась, накрыв влажным, соленым телом бухту и город. Пятерка сигнальщиков, из коих двоим выпало нести вахту, а еще троим попросту не хотелось пока уходить с верхней палубы, зашла на ГКП. Пустой и полутемный, ибо лишь связисты и механики несут вахту даже во время стояния у пирса. Все остальные могут спать спокойно, чего, кстати, хотелось бы пожелать и сигнальщикам.
Старший вахты влез в командирское кресло и немного поерзав, устраиваясь поудобнее, протянул руку к "соске" "Лиственницы", собираясь осчастливить КПС докладом о том, что вахта бдится.
Динамик "Чайки", спутникового телефона, словно дожидаясь именно этого, взорвался истошным воплем:
- Але, сигналы! Москва! Москва на связи! Вы че там?!
Четыре сигнальщика посмотрели на пятого, который так и замер со ртом, открыться уже успевшим, но сказать еще ничего не успевшим. Мол, ты старший вахты, ты и решай что делать. Никто даже не попытался усомниться... в том, что Москва действительно звонит... в двадцать тридцать... на какой-то ПСКР. Такие мысли? После швартовки?
- Быстрей давайте! - снова заорал динамик голосом телефониста.
Поскольку никто из сигнальщиков не мог постичь слету великую мудрость: "Чего им надо давать? И причем тут Москва? К сигнальной вахте?", они посмотрели друг на друга, надеясь видимо, что у кого-то в глазах мелькнет искорка понимания.
На худой конец, сойдет и озарение.
Наконец самый сообразительный сказал, обращаясь к старшему вахты:
- Звони дежурному.
И все вздохнули облегченно. "Точно. Дежурный-то прекрасно знает, что делать в такой ситуации. Во-первых, он как-никак офицер, а, во-вторых, ему по должности положено с такими бедами справляться".
Результаты превзошли все ожидания. Дежурный по кораблю справился с делом в один миг.
- А чего ты мне звонишь? - вполне справедливо осведомился он. - Я что ли, по-твоему, с Москвой говорить буду?
Рожи сигнальщиков синхронно вытянулись. Они-то считали, что все именно так и должно быть. "А я, что ли?", - подумал в эту минуту каждый из них.
- Командиру звони, - сказал дежурный. И отключился.
Надо же! Как это мы сами не додумались? Вахтенный сигнальщик покосился на "трубку" "Чайки", олицетворявшую для него скотину телефониста и решительно снял трубку корабельного телефона.
- Товарищ командир... - сказал он. - Москва... звонит...
Когда надо командир соображал очень быстро.
- Есть, - сказал он. - Сейчас буду.
Вахтенный сигнальщик облегченно воткнул трубку в крепления. Решилось... наконец-то.
- Сейчас, - сказал он телефонисту в "Чайку". - Сейчас командир придет. Он с Москвой поговорит.
- Вы че! - Отчаянный вопль едва не разорвал динамик. - Я ж пошутил!
Сигнальщики, все пятеро, открыли рты, желая высказать телефонисту все, что они думают о таких шутках и о людях, которые их придумывают...
- Где? Где Москва? - Маленький, верткий, стремительный - командир ворвался на ГКП, озираясь в предвкушении.
Четверо сигнальщиков попросту исчезли. Пятый - бедняга вахтенный - пожевал губами, потом сунул трубку командиру и слинял, через задраенную дверь.
Телефонист! Идиот! Надо ж понимать, когда можно шутить!

НЕ ВСЕГДА ОПОЗДАНИЕ - ПЛОХО.

Отработка совместных задач в море с черноморским кораблём комплексного снабжения “Березина“ - незабываемое по красоте и эмоциональному подъёму действо.
Одновременное нахождение в районах Мирового океана нескольких оперативных соединений Флота предъявляло новые высокие требования к оперативному базированию сил. “Березина“, океанский спасатель “Эльбрус“ и подобные им - первые ласточки, которые должны были начать заполнение пропасти несоответствия между поступающими на вооружение современными кораблями и допотопными силами обеспечения.
Заправка на ходу топливом, передача продовольствия и макетов ракет - всё это проходило на качественно новом уровне. Сердце распирала гордость: и здесь мы скоро американцев догоним!

Совместная работа шла без сучка и задоринки и подходила к концу. Помощник командира по снабжению мимоходом заикнулся в ходовой рубке о необходимости передачи на “Березину“ каких-то накладных на полученные грузы. Находящийся в служебной эйфории, командир эскадры принял нетрадиционное решение:
- А зачем переправлять? Садись в клеть для транспортировки сухих грузов и поезжай на “Березину“. Решишь там все свои вопросы, и тем же путём - назад.
- Задержать отправление клети! - последовала команда главному боцману, и Гена Ольков побежал на правый шкафут осуществить необычное путешествие.
Но не суждено ему было открыть новую эру в истории флотского тыла: покачиваясь на тросах огромная металлическая коробка уже перемещалась по направлению к соседнему кораблю. Сказать грубые слова главному боцману мичману Пивню ПКС не успел. Как в киносъёмке “рапид“, помощник по снабжению наблюдал срыв клети с несущего троса, её свободный полёт, фонтан брызг и сомкнувшуюся воду над ней. Он также отчётливо представлял себя, закрытым снаружи в этом железном ящике, камнем уходящем в морскую пучину...
В ту ночь Ольков и Пивень долго не спали, пили чай и громко разговаривали.

Усталая подлодка.

Как-то в стародавние времена, когда все было в дефиците, затеял мой друг Шура покупать автомобиль. Не новый, конечно, а так средней паршивости. Короче, договорился с владельцем "Жигулей" первой модели о приобретении этого четырехколесного чуда в городе Мурманске. И попросил меня быть консультантом. У меня к тому времени уже было подобное четырехколесное чудо. Назанимав необходимое количество денежных знаков, мы отправились за машиной.
Как назло, продавец, а он был из рыбаков тралового флота, экстренно ушел в рейс. И мы оказались в Мурманске в пятницу вечером с целой кучей денег, но без вожделенного авто.
Но коли приехали за сто верст, не возвращаться же назад, там более, что автобусы в наш городок уже ушли.
Куда податься вечером пятницы флотскому офицеру? Правильно - в кабак.
Некоторые из нас еще помнят, что такое попасть в ресторан в пятницу вечером в портовом городе.
Но мы попали, не в самом Мурманске, а в Росте. Там был замечательный кабачок под названием «Встреча».
Народу у входа полно, но во-первых, у нас были деньги, во-вторых, «Встреча» располагалась недалеко от Судоремонтного завода, где доковались наши лодки. И местом отдыха от служебных забот офицерского состава была как раз «Встреча».
За троячок нас пропустили внутрь и даже притащили два стула, один из кухни, а другой конфисковали у старушки гардеробщицы за пять рублей. Вернее, не конфисковали, а она за эту сумму готова была принести из дома последний стул.
Усадили нас у самой эстрады, оркестр наяривал во всю мочь. Сидя напротив друг друга, разговаривать было невозможно. Оставалось только приводить себя в то состояние, в котором никакая музыка не помеха. Что мы и начали с успехом делать.
Но что-то у Шуры переход в нирвану пошел значительно быстрее моего, очевидно, из-за того, что он так и не смог купить себе автомобиль. Когда он подобрался к пограничному состоянию «пьяный - очень пьяный», ему надоела музыка, которую исполнял оркестр.
Все помнят, что оркестру надо платить за песню по заказу. И публика исправно несла лабухам трешки и пятерки, заказывая милые сердцу мелодии и песнопения. Так вот, Шуре это категорически не нравилось. Как настоящий палубный офицер, он взял ситуацию под контроль. Протянув руку с зажатой в ней десяткой в сторону оркестра, негромко промолвил: «Усталую подлодку». Мгновенная реакция, и оборвав на полуслове какую-то песенку про "ля-ля", оркестр начал проникновенно исполнять "подлодку".
Сначала мне тоже понравилось. Даже появилось чувство законной гордости, мы же подводники...
Подходили простые полупьяные посетители кабака, предлагали оркестрантам трешки и пятерки, но неизменно получали ответ: «Вот товарищ капитан 3 ранга желает про подводную лодку, так что уберите свои так называемые деньги».
После, наверное, двадцатого подряд исполнения этой дивной песни я понял, что сейчас есть шанс получить от неблагодарной публики по мордасам, но это еще полбеды. Я углядел, что мой Шурик посылает оркестру уже не по десять, а по двадцать пять рублей. И это притом, что в те времена на полтинник можно было наесться любой патоки до отвала. Несложный подсчет показал, что уже пропето, а не пропито достаточное количество денег. Не помню, что я наобещал Шурке, но из «Встречи» мы убыли целыми и невредимыми. Но одну десятую часть автомобиля мы потратили на «Усталую подлодку», о чем и не жалеем.


Ты из плаванья придешь...

Мурманск на Севере всегда был центром цивилизации.
Театры, музеи и, конечно, кабаки. Кабаков было много. И, можно сказать, они были, как бы клубами по интересам или по профессиям.
В Росте, во «Встрече» собирались обычно офицеры с кораблей, которые стояли в ремонте на Заводе, в «Морском» на Морвокзале моряки дальнего плавания, в «Арктике», в новой, все кому не лень, командированные, гастролирующие артисты, в «Дарах моря» моряки тралового флота.
Как-то раз оказалось, что почти все офицеры нашей лодки попали в пятницу в Мурманск, а вернее, в Росту. Мы собирались в средний ремонт, и в Росте находилось Главное техническое управление Северного флота. Нужно было согласовывать ремонтные ведомости, и всех кого это касалось, отправили в командировку в Техупор.
Сделав свои дела, естественно, решили отметить это, как положено в ресторации. И как-то совершенно случайно оказались в «Дарах моря». Почему не во «Встрече», а потому, что рядом находился автовокзал и вечерком необходимо было ехать домой, а из Росты пока доберешься... Конечно, это были только благие намерения - домой, но они были.
Ну Дары, так Дары. Ужин по полной программе, танцы, у некоторых из нас хорошие знакомства с местным населением, лучшей его части с возможностью отправиться домой не вечерней, а утренней лошадью.
Было нас человек восемь, естественно, в форме. Вообще, в те времена ходить в ресторан по гражданке было неприлично, если у тебя есть форма.
Все бы было славно, и каждый из участвующих в мероприятии получил бы, что хотел. Но! Все погубила традиция заказывать оркестру песни. Сами знаете, это происходит во второй половине вечера, когда все уже достаточно расслаблены и деньги начинают жить в карманах своей отдельной от их хозяина жизнью.
Вот один из нас очень расслабился и поперся заказывать песни.
Хорошо бы только заказал оркестру песенку, но ему захотелось самому ее объявить.
Ну он и объявил. Помните, в начале повествования я говорил, что в этом кабаке «Дары моря» собирались моряки тралового флота.
Объявление номера прозвучало так: «А эта песня - подарок женам моряков тралового флота от моряков-подводников «Ты из плаванья придешь в октябре».
Стоит ли говорить, что благодарные мужья тралового флота вынесли нас из этого кабака, не дав даже возможности уплатить за выпитое и съеденное.

Утро. Ноябрь. Все до того одинаково изо дня в день, что еще не открыв глаза знаю что за окном серо и хмуро, сыро и холодно. Вставать нет никакого желания - одно лишь способно поднять меня из-под одеяла - НАДО. Надо кормить дочь завтраком, варить кофе, что-то одевать и идти на работу. На улице второй день как подморозило - это все- таки лучше, чем вечная слякоть под ногами. Руки поглубже в карманы, шапку пониже на лоб - и вперед, на встречу трудовым подвигам. В мыслях такой же ноябрь как и вокруг.
Листья, еще вчера висевшие на ветках, лежат как промасленный пергамент - полупрозрачные от прихватившего их мороза. Они впечатаны в замерзшую воду луж, в асфальт тротуаров. Я иду скорым шагом - лишь бы не видеть всей этой мрачной серости, не чувствовать мерзкого пронизывающего ветра и прошу одного - ясной спокойной погоды, или уж скорейшего прихода зимы, снега, чтоб прикрыл всю эту грязищу под ногами. Из года в год ноябрь терзает душу своей мрачностью. Настроение пессимистичное, если не сказать упадническое. Так было всегда. Это не изменится никогда... Но оказывается что не все так плохо, как кажется.
Впереди идут двое школьников - мальчик и девочка - обоим лет 10-12. Их заметно издалека - они идут перебежками от лужи к луже, громко разговаривают, смеются. Догоняю их и несколько замедляю шаг - быстрая ходьба меня согревает. Мальчишка ниже девочки, совсем щупленький, но очень бойкий - рассказывает ей вчерашний боевик. Рассказ на уровне «тыдыщ» и «пиу-пиу-пиу» и, конечно же: «.. а он его такой лазером прям по мечу, и кааак - бабахнет!». В общем, сюжет фильма захватывающий и практически всем ясен. При этом на ходу отмечаю, что мальчуган в разговоре прекрасно обходится без матерщины, что в последнее время все реже и реже встречается. Его подружка смеется завороженная рассказом, попутно вставляет реплики. Я знаю, куда идут дети - в школу-интернат для малообеспеченных и многодетных семей. Нет, не подумайте, что там учатся ребятки с нарушениями здоровья - нет, самые обычные дети, просто ПОЛНОСТЬЮ за государственный счет. Это видно даже по их одежде - немного не по размеру, но довольно качественная, правда, подобранная без намека на воспитание вкуса. Да и не до изысков этим ребятам - не мерзнут и то хорошо. Мальчик, как и большинство пацанов в таком возрасте - неряшлив немного, но с виду - совсем обычные ребятишки.
И вот идут они, весело чирикая, подфутболивая листву в воздух, загребая эти опавшие листья большеватыми кроссовками, хохочут, продолжают рассказывать и слушать фильм. Подпрыгивают смешно, чтоб поправить ранец за спиной поудобней. Девчонка прячет озябшие ладошки в карманах тощенькой курточки, на что мальчишка предлагает ей одну из своих двух лыжных дутых перчаток. Заметьте - не обе, а одну - по-дружески так, пополам поделился. Не заработал за это ни одного ласкового взгляда, да и не для этого отдавал собственно, а потому что они видимо закадычные друзья. Они идут витиевато - зигзагами, от лужи к луже. На сегодня это для них самый большой интерес на улице - лед. Тщательно разбивают пятками все белые ледяные пузыри, взрываясь хохотом всякий раз, когда из-под пятки разлетаются осколки льдинок. Пытаются прокатиться, но лед на лужах - это застывшая грязь, а потому не скользко почти. Осторожно пробуют мутный коричнево-грязный лед больших глубоких луж - вдруг да выдержит? А тонкий ледок трещит, пропуская в трещины жижу позавчерашнего дождя - и дети со смехом отходят к краю лужи, бредут себе дальше.
По пути они еще успевают покормить на мосту чаек какими-то сухарями - бросая их прямо в воду, при этом, норовя попасть в самих же чаек. И каким то образом различая, которая из них уже ухватила себе кусок и съела, а которая еще ничего не получала. Еще они по пути успевают друг другу показывать пальцем («зырь, зырь!») всякие «нужные» вещи - брошенные коробки и банки около мусорных баков, потерянную кем- то маленькую варежку (заботливо взяли с собой), собачью свору дворняжек, пробегающих кучей по своим собачьим делам. Оказывается вокруг столько интересного! Им буквально все интересно! Все нравится и до всего есть дело. И им плевать на то, что вокруг все серо и хмуро. Они переодевают каждый свою рукавицу с одной руки на другую - кто сказал что неудобно на другой руке? - греют пальцы. Они румяные и веселые. У них есть все необходимое - одежда чтоб не замерзнуть при раскалывании льда на лужах, остатки хлеба, чтоб поделиться с птицами, учебники за спиной - чтоб учиться когда дойдут до школы, и самое главное - у каждого из них есть тот, кто выслушает и поймет. И им плевать, что тетка неизвестного возраста ворчливо говорит им - «не лезьте в лужу, провалитесь!» Они и провалятся с улыбкой, и помогут друг другу по-доброму. Они только прыскают смешком - и убегают от этой тетки. И не нужны им всякие норковые шубы, дачи на канарах и мерседесы - вернее не помешали бы, но и без этих излишеств они умудряются радоваться жизни. Еще минуту подурачились на входе в школу - стараясь пройти в узкую дверь одновременно. Ну дети, что с них возьмешь! И с хохотом ввалились в школу.
Но почему-то глядя на них, улучшилось настроение, я шла и улыбалась. И даже расколола пару белых ледяных пузырей на лужах - так это весело, забытое с детства ощущение ледяного крошева под каблуком. Почему с возрастом все меньше замечаешь хорошего, и все больше хмуришься вместе с природой и под гнетом собственных проблем? Столько еще интересного вокруг, чтобы самому себе задать настрой на весь день. Вот они - замерзшие желто-зеленые листья - собрать в букет и поставить в кабинете в банку! Пусть светятся! И завтра покормить чаек!

Кылбаса ноябрь 2006 .

Дорога и причуды памяти

...В такую погоду на автобане лучше не гнать: дворники почти безуспешно пытаются снять со стекла водопад, а ветер мотает полуторатонную машину по полосе как игрушечную: вроде ты и руль держишь, и трезв, как стекло, но вот очередной порыв ветра - и тебя как через мягкую подушку толкнули: и потянуло вправо, на соседнюю полосу по мокрой серой ленте, матово отблескивающей в твоих фарах.
Я встаю за длинномером, за ним уютно и спокойно: здоровый, как мамонт, он закрывает меня от ветра, который дует слева-спереди. Правда, из-под его колес несет в лицо водяную пургу, но она уже не в силах добавить что-то еще к ливню: так и идем. Идти нам еще долго, только Мюнхен объехали, номера у мужика штутгартские, значит, он меня доведет почти до самой цели. Вокруг - ночь, движение минимальное, и в зеркале заднего обзора лишь непроглядная чернота.
...Капитан Тихонов свалился на нашу голову неожиданно. Его прислали из ГСВГ, прямиком в тайгу. "Почувствуйте разницу", как говорится. Еще вчера он пил хорошее пиво и кушал сосиски в чистенькой немецкой кнайпе, был "херром офицером" и даже белым человеком, а сегодня он - посреди моря начинающей желтеть тайги, среди небритого и пропахшего потом, солярой и маслом воинства, насмешливо-раскосо косящегося на чистенького офицера из-под кое-как нахлобученных пилоток. Поначалу Тихонов ходил, брезгливо поджав губы, как благородная девица, по недоразумению попавшая в крестьянский хлев: он лелеял надежду все же перевестись куда-нибудь поближе к асфальту. Не вышло: вот тебе П-18, вот тебе 5 человек л.с., служи, капитан, ибо тебе до дембеля - как медному котелку, а Родина хочет видеть тебя здесь - в болотах Архангельской области.

На "точках" отношения между солдатами и офицерами специфические, скажем так. Нет, ни о каком братстве и прочей киношной фигне речи не может быть и в принципе, но существует эдакая нота понимания: и тебя и меня сюда заслали, так давай ты не будешь травить мне мои 25 лет выслуги, а я не буду паскудить тебе 2 года твоей службы. В общем, симбиоз двух зверей, сидящих в одной клетке. Тихонов же плевать хотел на симбиоз, и искренне считал, что Устав исчерпывает все возможные варианты взаимоотношений между солдатом и офицером. Более того, не взирая на мягкие намеки майора Т-ка он с упорством карбидного бора пытался внедрять эту систему на своей несчастной СРЦ (станция разведки целей - КБ) П-18: например, походы солдат в лес за грибами он пытался пресекать путем отправки на гауптвахту "за самовольную отлучку". Тот факт, что от нашей жратвы шатались зубы и текла кровь с десен, его волновал, как позапрошлогодний снег.

...М-да. Дальнобой замигал поворотником: уходит вправо, туда где парковка, заправка и уютные огоньки кафешки. Жаль, придется чуток добавить, вроде бы впереди по автобану еще один идет. Госпидя, что ж меня мотает-то как пьяного? Будет вообще сухой кусок, или мне так и пилить сквозь это, нащупывая дорогу слабенькими желтыми конусами фар?
За Аугсбургом уже который месяц ремонтируют автобан, а посему - временные, узкие полосы. Немцы не лишены своеобразного чувства юмора: ограничение стоит "80", я иду 100, впритирку проходя рядом с автобусом, а сзади деликатно помигивает поворотником солидный "мерседес": ты, мол, не хочешь уступить мне дорогу, парень? Ага, щас. Погоди, только разгонюсь и взлечу, все для тебя. Моргаю ему в ответ аварийкой, немец понимает идиотизм ситуации и поворотник выключает.

...Офицеры, собственно, как и люди любой другой профессии, бывают разные, в том числе - и мудаки. Но мудаки в армии бывают разные: например, простые и бесхитростные, каковым, к примеру, был майор Супрун. Майор прославился ма-а-а-аленьким пунктиком: он обожал долго и вдумчиво трахать мозги солдату, который не отдал ему честь. И совершенно неважно было, чем тот занимался: паял ли контакты, согнувшись в три погибели у кабельного разъема, или просто курил спиной к нему: неотдачу чести Супрун воспринимал как личное, персональное оскорбление. Такой тип мудаковатости обычно легко предсказуем и предотвращаем: ну махни ты ладонью к виску, сделай вид радостный и придурковатый, все равно эта тварь с комплексом неполноценности тут и сгниет в этой тайге, не всю ж жизнь тебе с ним сосуществовать.
Тихонов был мудаком редким, кондовым. Например, исподволь выяснив, что девушку у солдата зовут ... ну не знаю, Дуся, к примеру, он мог радостно улыбаясь, бросить человеку в лицо перед всем строем: "Ты что, думаешь, поедешь свою Дусю в мае е...ть? Моли бога, чтобы с такой службой она тебя в июле дождалась!" Как вы понимаете, такого рода шутки и юмор находили в солдатском коллективе горячее и искреннее взаимопонимание: Тихонову гадили, как могли, чем могли и где могли, а он, в свою очередь, мстил нам за тайгу, гнус, грязь под сапогами и полный беспросвет впереди: нашла коса на камень.

...Уф... наконец-то сухой кусок, и можно переключить дворники в режим, когда они лениво смахивают капли с лобовухи раз в 5-7 секунд. Дальше, километров 20 будет нормальная дорога, местами даже - в три полосы. Дорога как повымерла, лишь иногда мимо проносятся шумахеры, выдавая где-то под 180: я не знаю, какая причина гонит их в ночь, но по такой трассе это должно быть что-то очень веское.
Я еду на запад, и постоянно вижу перед собой догорающее небо, точнее, самый краешек той пурпурно-черной полосы заката, которая становится все уже и уже: Земля крутится быстрее моих колес. Красиво.

...Офицеры по очереди становятся в дежурство по части. Точнее, "очередь" эта весьма своеобразна: выходные и праздники "тянут" молодые лейтенанты. Тихонов попал под раздачу на выходные как "чужой", еще не прижившийся в коллективе. Такое уравнивание в правах с молодыми летехами "только вчера из училища" нашему капитану сильно не понравилось по вполне понятным причинам. Вечер намечался быть веселым.

Когда коту нечего делать, то он лижет яйца, гласит народная поговорка. Когда офицеру нечего делать, он в зольдатиков играет, изображая занятия строевой подготовкой. Вообще, с уходом античного строя и македонской фаланги строевая подготовка как военная дисциплина потеряла смысл, но поди ж ты, дожила до наших дней.
Мы ходим уже минут тридцать по кругу, вопя песню о том, что "долго-долго до самой Волги маячил голубой платок". Оно бы все ничего, но на улице минус тридцать пять, и ноги превратились уже во что-то похожее на телеграфные столбы: такое же гулкое и нечувствительное.
- Ногу тянуть! Маршировать в шаг! Задора не слышу! Что, заснули, блядь?
Глотка уже сорвана, завтра мы будем хрипеть, ненадолго приобретая нормальный голос после горячего чая. Но до этого гребаного "завтра" надо еще дожить, еще не кончилось "сегодня", и судя по происходящему, еще не скоро кончится.
- Может, вы спать не хотите? Может, вам маршировать нравится? Не слышу песни!
Сука поганая, твое счастье, что ты в бункере ночуешь, в казарме ночью бы тебя просто убили.. Строй ломается, резко натолкнувшись на разом остановившийся первый ряд.
- Почему встали?!! Кто команду дал! Шагом марш! Рота!
Аверцев, старшой с Нерчинска, подходит к Тихонову и тихо, но так, что слышат первые ряды, произносит:
- Товарищ капитан, не надо так.. Люди устали.
- Мне похуй! Продолжать занятия!
Строй окончательно ломается, и Тихонов вдруг оказывается в полукольце серых шинелей:
- Товарищ капитан. Люди. Устали, - раздельно роняет каждое слово Аверцев. Разрешите командовать построение к вечерней поверке.
В воздухе висит нехорошая, злая тишина. Запахом своим она сродни разлитому бензину: кинь спичку клича, суматошного и яростного, и останутся от капитана вбитые в асфальт ошметки начищенных сапог и мокрая красная лужа. Трибуналы, дисбаты и все остальное будет потом, а сейчас мы хотим спать: полукольцо рефлекторно сужается еще на один маленький шаг. Тихонов вдруг понимает, что не все в этой жизни определяет устав и четыре звездочки на погонах. Он делает рефлекторный шаг назад и внезапно севшим голосом выдавливает:
- Старшина! Командуй построение к вечерней поверке! Разойдись...
Кольцо разжимается: бег, перекличка, умывальник, подушка. Минус день.
... Ulm-ost - 1000m. Через 10 минут я буду дома.

(C)
http://cynicanonimus.livejournal.com/74807.html