Встретились мы все в Москве, на Гоголевском. Недалеко от Генштаба.
В прошлом - все "мастера" стрельбы из маловысотного ЗРК ПВО, в настоящем - отставники. Правда, уж не так давно нас "ушли" из армии, да и за столько лет в память вся боевая работа накрепко врезалась.
Нас сейчас четверо, а нашел нас ПЯТЫЙ. Учились мы вместе, кто-то служил вместе, кто-то воевал. Где был ПЯТЫЙ все это время, не знали. Почему-то вспомнил, что он Калининскую кадетку заканчивал перед приходом в наше училище. Сидим на лавке, курим, все уже что могли, о себе сказали. Одни вопросы и не одного ответа.
Зачем нас нашел - он, ПЯТЫЙ? Идет! Он!
- Ба! Серега! Да ты наверное уже "енерал"!!!
- Да почти...
- И где, что ты!?
- Потом, давайте о деле сначала. Времени мало...
То, что он нам начал объяснять, все было нам с курсантов понятно: в одной стране другая "крутая страна", которая для нас ВСЕГДА была Вероятным противником, бомбила города и убивала людей. И нет управы на нее.
На вооружении ПВО той страны, которую убивали, стояли старенькие ЗРК, ремонта давно не видевшие, боевые расчеты на полигонах не были уйму лет. В общем, часть ЗРК уже уничтожена, но несколько еще "живы"...
Вот и предлагает ПЯТЫЙ поехать добровольцами в эту страну и "завалить" хотя бы один боевой самолет зарвавшихся "пацанов". Благо дело, мы учились и неплохо служили на этих ЗРК, которые у нас сняли уже с вооружения.
- Вы же всю жизнь об этом мечтали! К чему готовились, технику и бовую работу изучали. Но не случилось такого. Что же, сейчас есть шанс!
Через сутки все мы уже вылетели бортом в "забиваемую" страну.
Когда добрались до места, где был наш "старик" ЗРК, уже темнело. Стало понятно, почему он еще жив.
Развернули его на необорудованной позиции. Пусковые, антенный пост, кабина управения, все стояло в густом кустарнике и вдобавок закрытые маскировочными сетями.
Никакого движения, безлюдно. Словно все брошено давным-давно.
Тот, кто нас привез и сопровождал, по-видимому, офицер, сносно говорил по-русски:
- Специалистов не хватает. Но техника, вроде, исправна. Правда, ракеты на пусковых уже давно не были на КИПС-е. Питание от сети. Дизель они не запускают и делают все, чтобы "пацанва" не обнаружила ЗРК и не разметелила его.
- Ну что, славяне, пошли, сказал наш ПЯТЫЙ.
Посовещавшись и после переговоров по рации с кем-то, ПЯТЫЙ дал нам добро на проведения "Раширенного КФС". Провели и удачно! Талант не пропьешь!
Но в эфир не выходили. Если засекут, то писец.
- Мужики, хоть режьте, - говорю я, - но станцию переведем в "БР" и выдадим "Подготовку" на ракеты. Проверим оринтировку Пусковых и как ракеты
себя поведут.
- А если непреднамеренный?
- Сейчас-то хрен с ним. А если во время налета? У меня уже такой случай в другой стране был.
ПЯТЫЙ думал. Потом командует: Мужики! Только быстро!
- А чего медлить-то!
Запитали ПУ, выдали "Подготовку" на ракеты. Ни одна несанкционированно не ушла. Уже хорошо.
- Саша! ТВК включай!
- Зачем? Темень уже!
- Я на пушку с фонариком! Смотри, если свет увидишь, то нормально, с ТАКОЙ ориентровкой ракета после старта обязательно попадет в диаграмму антенны управления!
Провели все успешно и, главное, быстро.
Выключились. Все! Только одно мучило: вдруг что-то с передатчиком, ведь в эфир не выходили!
Прошло тихо два дня и две ночи. Что-то летало над нами. Но, коли не бомбили, то, значит, не усекли?
ПЯТЫЙ регулярно, видимо по часам, слушал свою радиостанцию.
Было уже темно, около 22-х часов, кто где дремал в кабине управления ЗРК.
- Все мужики, поехали. К бою! - это голос ПЯТОГО.
- Цель с азимута... дальность примерно.. - опять он.
Дальше все на автоматизме. Включение, КФС, теперь антенну на 180 градусов и в эфир. Есть! Передатчик нормально, частоту держит! СДЦ работает!
- Поиск!
Юра, офицер наведения от бога, плавно врашает штурвалы - ведет поиск.
Остальные на местах операторов и офицера подготовки стрельбы.
- Есть цель! Потерял! Опять есть! Не пойму, что такое? Отметка то меньше, то больше! Гуси летят, что ли?!
И тут ПЯТЫЙ кричит: Юра! Захват! Это ОН!!!
Все вопросы исчезли: Он, значит Он, ПЯТОМУ виднее!
- Взять РС (ручное сопровождение)!
- Есть РС! - это операторы.
- Цель в Зоне (поражения)! Дальность, угол, азимут!
Команда ПЯТОГО - Очередью! Первый пуск!
Жмется кнопка, и кабину качает, слышен рокот уходящих ракет.
Дальше буднично, как во время учебного налета:
"Первая подрыв, вторая подрыв. Промах "норма"! Цель уничтожена. Расход две. Азимут... дальность."
- Эквивалент, вырубай высокое и станцию! Всем к машине!
С записью примерного места падения цели ПЯТЫЙ кинулся к своей рации и что-то передал.
Прихватив рацию, мы вывалились из станции и - бегом к машине.
Все. Через день улетели домой. Выпили, когда разъезжались уже из столицы.
Вот и все.
P.S.
Cудьба одного из нас все же сломала, пьет крепко Леша. Орден 4-й степени, без колодки он "подарил" своему псу Шарику. Тот с ним и сейчас, видимо, ходит.
А Лешка, если еще может говорить,всегда спрашивает пса: Че там они пишут? С тепловизором по нему стреляли? Еще бы написали с помощью "микро-о-волновки", м-м-ля ".
Дальше следуют местные идеоматические выражения.
О замполитах. Те, что отцы родные. О матерях т.е старшинах напишу потом.
О замполитах в армии, можно сказать, что делится это племя на две категории. Собственно отцы родные. А другая категория называется, словом матерным.
Делать им, как правило, нечего. Уметь ничего не умеют. Как правило, имеют помошника из числа освобожденный комсомольских секретарей.
“Комсомольца” в войсках ласково называют “cccсученышшшь”
Среди замполитов попадаются нормальные люди, искренне заботящиеся о солдатах. Только добром могу вспомнить замполита 2 учебной роты капитана Володина. Мужик отдал в роту свою домашнюю библиотеку, так как по необъяснимой причине солдатам из учебных рот пользоваться полковой библиотекой запрещалось.
- Вы уедете в войска, вопила завбиблеосучка, а книги мне кто вернет? Володин долго боролся, потом плюнул и принес в роту свои книги. На секундочку. Это был 1985 год. Тотальный дефицит всего и книг особенно, а хорошая книга приравнивалась к золотому фонду.
Замполиты в боевых частях боролись за дисциплину. Наш борец был с Белоруссии. Идейный товарищ и мудак - в одном флаконе.
С особой тщательностью любил проверять солдатские посылки. Копался там с наслаждением. Квитки на посылки, приходящие на почту забирал себе. Посылку можно было получить только под его личным контролем.
Конечно, солдатам особенно с Украины и средней Азии, присылали и горилку и анашу. Контроль нужен,... но во всем нужна мера. Особенно если уж копаешься в чужих вещах.
Один раз он вспорол штыком пакет с семечками под предлогом, что там “что-то булькает”
Семечки посыпались на пол - и он приказал мне убрать это с пола. Тогда я смолчал.
Но когда я не мог получить мамину посылку в течении двух недель, потому как замполит забыл отдать мне квиток, и все продукты, с любовью собранные мамой, протухли, у меня потемнело в глазах.
Вывалив протухшее месиво ему на стол, я предложил товарищу майору угощаться и вышел из канцелярии хлопнув дверью.
В конце концов за шоколадку я договорился с почтальоншей, и она выдавала посылки мне в руки. Узнав, сей факт, тов. майор объявил мне 10 суток гауптвахты.
Надо отдать должное. Дурак истово боролся за политическую грамотность солдат.
Однажды, поймав по дороге из санчасти, где мне удаляли зуб в течении часа и без замораживающего укола, замполит выволок меня перед ротой в ленинской комнате и приказал доложить политическую обстановку. Рот открыть я не мог. Во рту было напихано пол кило ваты, кровь шла не переставая.
Я стоял и жестами объяснял, что ответить не могу, так как мне вырвали зуб.
- Вырвали или выбили? вопрошал идиот,
- Отвечайте тов. сержант - я вас спрашиваю!
- Почему вы молчите!?
- Вот, тов. солдаты полюбуйтесь. Старший по званию спрашивает, а сержант не соизволит отвечать!
Голова у меня кружилась. Выплюнув кровавые слюни вместе с ватой на пол, доложил, что зуб мне вырвали. А ответить я не мог и с разрешения уважаемого тов. майора я отправлюсь на точку обеспечивать связь.
Много чего было.
Еще тов. майор обожал беседовать с молодыми солдатами. Выглядело это примерно так:
Ворвавшись ко мне на точку и увидав пыль на авиационной радиостанции Р-845, придурок, выдернув меня с обеспечения полетов, приказал ликвидировать грязь. Сам же в этот момент, сел беседовать с молодым за жизнь.
Что такое полеты в две смены, я расскажу позднее. Скажу только, что это тяжелая и ответственная работа.
Пыль вытирать не стал. Было некогда. Улучив краткий перерыв в беседе солдата с замполитом, злобно врезал молодому в печень, и когда он, нагнувшись, стал хватать ртом воздух, добавил по затылку, и показал на пыль.
После рванул в индикаторную, взлетала вторая смена истребителей.
Под самый конец службы, довелось познакомиться с еще одной категорией замполитов.
Класс дятел -политический, вид - проверяющий, подвид - тоскливый. В 1987 году в стране бушевала перестройка, и замполиты, оживившись, стали посещать войска неся новое веяние в массы.
Вообще проверяющие - песня отдельная. Они приезжают внезапно. Завтра в 8 утра. Или во вторник 9, или уж совсем внезапно в четверг в 8-45.
Обычно их появление “сюрприз” для всех. У командиров, совершенно случайно рояль в кустах. В виде спирта, рыбки, шашлычка и девочек из летной столовой.
Первую половину дня комиссия шарится по полку. Точнее специалисты идут по спецам, а приезжающие замполиты прут прямиком в ленинские комнаты, где с упоением мерят расстояния между портретами членов политбюро. Во вторую половину, комиссия надирается шилом и на полк опускается тишина и благость.
В тот день, я стоял дежурным по роте. Полк летал. ОБС РТО обслуживал полеты и в казарме было два человека. Ряд. Гарейшин в качестве дневального и ваш покорный слуга.
Около 11 часов в казарму вполз спущенный презерватив с погонами полковника. Судя по уксусному выражению и тоскливому, шарящему взгляду это был классический случай проверяющего замполита.
Дневальный растерялся.
Тут надо сделать некоторое отступление и пояснить. В 1987 году мы с Гарейшиным уже были дембеля и стояли в наряде “по залету”. Каждый за свое. Я за драку. Гарейшин за самоход.
Авиация специфический род войск. Там особенно не принято тянуться, козырять и придерживаться формальных званий или докладов. Например, подполковника обычно величают полковником. Мл. сержанта - сержантом.
Если начинаешь докладывать, то офицер обязательно скажет вольно в начале доклада, дальше ты нормальным человеческим языком скажешь что и как.
Я это к тому, что уставную форму доклада ко второму году службы знал приблизительно, а Гарейшин не знал вообще.
Проверяющие замполиты, напротив, обожают четкость, лихость, молодцеватость, и что бы все обязательно по уставу. Обязательно. А то как иначе...
Итак. Дятел вполз в помещение батальона. Гарейшин удивился. Т.е примерно он помнил, что надо что-то сказать, но вот что... Дневальный не стал напрягаться и пошел по пути наименьшего сопротивления - выпучил глаза, застыл, подумал и отдал честь.
Видя, что проверяющий изображает собой вопросительный знак, я кинулся на выручку.
Подбежал, представился, доложил, что полк летает, ОБС обеспечивает, дежурный по роте - сержант такой то, а дежурный по части так вообще отсутствует.
Во время доклада дятел слушал меня с выражением “проглотила, маша мячик”
Потом открыл рот, и занудил, запричитал, как престарелая блядь с Тверской, которой не заплатили после минета...
Ну вооот, ныл полковник, дневальный устава не знает, вы рапортуете тоже не по уставу, ручка на двери разболтана...и вообщееее...плач Ярославны продолжался минут пять.
Наталкиваясь на таких офицеров обычно я натягивал на себя маску Швейка, и спокойно размышляя о своих делах отключался от окружающей действительности.
От грез меня пробудил совершенно нестандартный вопрос, заданный на той же нудящей ноте.
Приезжее чудо, вспомнив о политике партии в тот период, видимо решило подвести под свои завывания политическую платформу и закончило причитать совершенно идиотским вопросом.
Нацепив на себя выражение “начальник, за Михал Сергеича! Партию! Перестройку! Бля буду, всех порву”, расправив плечи, подтянув впалый живот, преданно глядя идиоту в глаза, добавив максимум оптимизма и восторженных чюйвств, громким сержантским голосом гаркнул:
-ТАК ТОЧНО ТОВАРИЩ ПОЛКОВНИК. ПЕРЕСТРОИЛСЯ!!! И лихо, по молодецки козырнул.
Тупое выражение лица удается не всем.
Дятел таки углядел в глазах глубоко и тщательно запрятанное издевательство.
Понял, что выставил себя дураком, повернулся и, прогнусив.. нууу, чее перестроились, даа... сутулясь, пошлепал из казармы.
История рассказана одни из моих сотрудников.
Для удобства провествование ведется от первого лица.
Дело происходило в тот момент, когда бывшие члены единого и могучего уже стали независимыми и суверенными и переходили на свои собственные денежные знаки. Знаки сии для Казахстана изначально печатались в Германии, а затем самолетами доставлялись на новую родину.
Подрабатывал я тогда в аэропорту города Актюбинска в качестве сотрудника вневедомственной охраны. И вот приходит директива: в час Х прибывает самолет, руководству Аэропорта обеспечить охрану. Вызывают меня и ставят задачу, чтобы сразу по прибытии самолета я занял позицию непосредственно возле грузового люка и близко никого к данному объекту не подпускал. О том, какой ожидается груз, конечно, в известность поставлен не был.
Сказано-сделано. Вооруженный двухствольным охотничьим ружьем (по-моему, Иж-27), сразу после приземления Ан-124 с огромным чувством ответственноости направляюсь к заднему грузовому люку. Стою... бдю. Стоял я примерно 3 минуты. И вдруг вижу, как к моему объекту несется штук 5 милицейских уазиков, при поддержке 2 БТР, из которых почти что на ходу выпрыгивают люди в комуфляжах и с автоматами. Ага, думаю, нормально. Но, сделав наисерьезнейшую мину, охраняю. После того, как транспортник был оцеплен, медленно открылся люк "Антея", и из чрева самолета выполз еще один БТР, за ним та машинешка, на которой деньги перевозили, и человек тридцать охраны в черных комбенезонах, масках, и с какими-то навороченными "калашниковыми".
Все вышеописанное произошло минуты за 3 наверное, после чего колонна убыла. Тут ко мне направляется один из тех, кто охранял груз в самолете и добро так произносит: - Слышь, друг, дай пушку.. сфотографироваться.
Что я мог ему ответить? Только чтобы под ногами не путался, и охранять не мешал.
До сих пор не пойму, что бы они без меня там делали?
Командиры отшучивались. Говорили, - это корабль пустыни, секретная конструкция. Она действительно выглядела кораблём. Правда, без кормы и носа. Отсутствие якорей списали на прапоров, а чёрный цвет - тоже на прапоров (а на кого же ещё ?) .
Рота иногда бегала по утрам. Гоночная трасса пролегала аккурат около бортов конструкции. Бойцы бежали и стучали кулаками по металлическим бортам, лаская слух возникшим гулким эхом.
Как и полагается судну, выброшенному на сушу, вход в конструкцию находился на уровне второго этажа. Так что, лёгкий душевный трепет посетил бойцов, когда как-то утром ответом на грохот солдатских кулаков был грозный окрик с "палубы".
-Я щас спущусь и кому-то по 3,14издоболке настучу!!!
В проёме двери стоял прапорщик Савицкий, начальник продсклада, и тяжёлым взглядом провожал подразделение.
-Как этот удила туда залез? И что он там делает? - мучил воинов вопрос.
-Поселился он там, - отрывисто дыша ответил замок.
-Они с Петренкой (ещё один такой же) чего-то не поделили, вот Сава и нашёл себе жилплощадь.
Привычка - несгибаемая вещь и ещё не раз, рота, пробегая около "корабля", колотила по листовому железу бортов. И не раз Савицкий, выпрыгивая в негляже на палубу, угрожал всей толпе коллективной расправой.
Савицкий был человеком обстоятельным и серьезным. К облагораживанию жилья подошёл очень основательно и на входной двери(второй этаж, помните?) повис амбарный замок, а в маленьких окошечках появились белые занавесочки, искусно выполненные из обычных простынок. Вместо верёвочной лестницы у "парадного" появилась приставная, снятая со старой вышки у въезда в парк. С существованием "корабля" смирились и привыкли к нему, как привыкают к мозолям.
Ближе к осени явился экскаватор и начал рыть котлован. Прямо около "корабля". А на следующий день Савицкий экстренно эвакуировал нажитое. Сверху спустилась кровать, тумбочка, шкаф, вешалка, стол, стул и ещё много всякой всячины, опись которой займёт весь русскоязычный интернет. Когда и каким образом он натаскал это добро, - летопись ВС СССР упорно скрывает. Но тогда рота особенно и не задавалась лишними вопросами. Рота сжигала ресурсы системы, рассматривая исполинских размеров кран "Ивановец", танцующий около "корабля". Кран покрутился, вытаращил подпорки, подцепил "судно" и бережно опустил его в подготовленную могилу так, что второй этаж стал первым. Подключили к водопроводу, аккуратно забросали землицей и комроты торжественно провозгласил, что завтра утром состоится церемония открытия клуба по интересам.
Перед тем, как отбиться, народ посчитал святой обязанностью проверить, что же там внутри. Дергали дверь и пытались заглянуть в окошки, подтащив бочку. Однако, амбарный замок Савицкого всё ещё висел, а занавески плотно хранили военную тайну.
Ст.сержант Кочетов, дежуривший по роте, почуял острый приступ необходимости где-то посередине ночи. Выбрался из казармы и с закрытыми глазами направился к "кукушкам". А путь к "кукушкам", так же как и гоночная трасса, тоже пролегал около "корабля". И послышалось Кочетову, что из закопанного корабля сочатся разные странные звуки. Ст. сержант, обладая зачатками рационального мышления, возлагал большие и набухшие от крови органы тела на нечистую силу. А потому, гонимый любознательностью, подошёл к двери. На его удивление, замка не было, а сама дверь была приоткрыта.
-Кто тут? - спросил Кочетов, вполне рассчитывая на ответ.
Ответа, однако, не последовало и немного поразглядывав темень в упор, ст.сержант тихо прикрыл дверь и пошёл дальше по делам. Когда он отходил, странные звуки почудились ему снова, но, будучи под впечатлением естественной надобности, на звуки он плюнул. На обратном пути звуки донеслись опять. А дверь снова была приоткрыта. На голосовой контакт снова никто не пошёл и ситуация дежурному по роте показалась в высшей мере нуегонах. Кочетов огляделся по сторонам, приметил подходящую деревяшку, прикрыл дверь и подпёр ручку.
У входа в казарму столкнулся с дежурным по части, начином полка и, забыв козырнуть, выпукло обрисовал ситуацию в двух непечатных фразах.
-Хуйня какая-то, - сразу поверил начин и взвёл ПМ.
-Фонарь бери и выходи, - скомандовал он и начал красться к "кораблю" (хоть, расстояния до него было ещё около 50 метров).
Кочетов взял фонарь, по-уставному пригрозил кулаком сонному дневальному и пошёл догонять начина.
На этот раз странные звуки уже не доносились. Но для полного разрешения ситуации, помещение было обследовано под светом фонаря. Кочетова приятно удивили знакомые архитектурные формы интерьера и, немного смутило отсутствие источника странных шумов.
Гул их собственных шагов, отскакивая от железного пола, рикошетировал от железных стен и слегка пугал экспедицию. Военные недолго побродили внутри, попинали ногами всякие предметы, похмыкали, пожали плечами и вышли. На всякий случай дверь снова подперли деревяшкой, и каждый пошёл своей дорогой.
-Рота подъём, - пропел дневальный и героически, грудью, остановил на лету чей-то сапог.
Второй сапог чуть не убил комроты, заглянувшего на огонёк.
-Выходи строиться! - загадочно сказал он, неглядя зашвыривая сапоги обратно в "зал".
-Сегодня вы пойдёте писать и подмываться в новый сральник. Убедительная просьба хранить социалистическую собственность...
-И метать точно в дырку, - помогли из строя.
-Вот именно, - сказал командир и спустил ораву с привязи.
Жестяная конструкция усиливала шум щенячьего восторга и наружу выплёскивался монотонный весёлый гам. Всему приходит конец. Все оправились и помылись в новеньком, пахнущем свежей краской гигиеническом блоке. Рота повзводно выстроилась на поверку, но вой из нового сортира продолжался. Бойцы переглядывались, командование с любопытством слушало перекличку, поглядывая на туалет, а вой не прекращался. Послали гонца. Гонец вернулся и заявил, что в туалетной комнате никого нет, а вой идёт из подземелья. Техник роты решил проверить сам и удалился. Минуту спустя вышел из помещения, и закрыв лицо руками, сполз по стене. За ним последовал командир автовзвода. Спустя минуту тоже вышел и уселся рядом с техником. Они дистрофично ржали и контактировали с окружающими посредством резких жестов, указывая куда-то вниз.
А там, внизу, в пространстве под железным полом стояли две большие банки томатной пасты. На банках стоял начальник продсклада и выл.
Баскервилей, - прозвали Савицкого после этого. Собака Баскервилей, - любили уточнять. А за туалетом прочно закрепилось название Погреба Савицкого. Страсти, конечно же, улеглись, а Савицкого постепенно отправили подальше.
С мешками сахара и муки вопросов не возникало. А про то, каким образом в подполье, через отхожую дырку, пролез ящик тушёнки, никто спросить не успел.
Ой ты сон мой сон, легкий, быстрый стриж, лети над ночными деревьями, пой свою непонятную песню.
Ой ты песня моя, о чем ты?
Сон под синей луной, грустная гитара в углу, кубрик пуст, только где-то вдали тихо рыдает женщина. Это и не луна вовсе, это лампочка ночного освещения...
Ой ты страх мой, родной, вязкая тьма и холод вверх дном, что же ты затаился неведомым зверем там, впереди? Или ты позади? Где ты, страх? Я боюсь, я теперь боюсь, теперь только, только во сне. Сон ли это? Отец бормочет, чуть заметно покачиваясь, и койка иногда поскрипывает под ним...
- .... не надо, Маша. Пожалуйста, не надо. Не надо, прошу тебя, Машенька. Не надо....
Тихо стонет душа матери, надломлена. Надорвана, кровит. Что сказать теперь? Не уберегли? Не сохранили? Ой ты боль моя, боль страшная...
-.... теперь скажут, братан, сечешь, скажут: "Он всегда все брал на себя". Да херня это. Не думали, что БТР тонет, как монетка. Не знали, понимаешь? Кто знает, что там было? Почему они, дембеля, лейтенанта успели вытолкнуть? Летеху этого сраного успели, а сами...
Я знаю. Я помню, чувствую. Ничего там не было. Вытолкнули - и все, как только мехвод крикнул, что через моторный идет вода. Как он узнал? Вторая машина, первая высадка. Был бы вместо меня кто-то другой....
-.... слышь, а гитару-то эту Саша вечером перед высадкой брал... да... грустно, говорил, что-то...
Ой ты песня моя, какой же это сон? Нет, это все наяву, все под синей луной... лампочкой...
- .... не надо, Маша, пожалуйста, родная, ну прошу тебя, не надо...
Мать медленно, как будто поправляя седые волосы, подносит руки к голове, гладит ее, а потом так же медленно сжимает пальцы - ой ты горе-горюшко, понять ли мне тебя? Слезы и кровь, и клочья пакли в руках... это волосы...
Остальные родители приедут позже.
" Уважаемые Михаил Федорович и Мария Демьяновна.
С глубоким прискорбием сообщаем, что ваш сын, старший сержант Денисов Александр Михайлович, трагически погиб, спасая сослуживцев при нештатной ситуации в ходе выполнении учебно-боевой задачи..."
Спас сержант своего лейтенанта. Ой ты, служба моя, что ж ты такая жестокая, на вторую неделю-то в погонах....
Койка, скажи: я спать теперь, как раньше, буду?
Что-то там болтают...
-... а знаешь, что играл? Американскую песню, как это, "дом солнца за рекой"
- "Дом восходящего солнца", "Энималз"
- Да? Неважно... слова там такие, печальные. Вот так и я скоро буду - "Стою на перроне, пустой чемодан, а вокруг никого из друзей"
- Ты-то хоть жив...
- Да... а знаешь, мне и ехать-то некуда особо. Вот и думаю - может, пострекотать?
- Чего?
- Ну, на сверхсрочную...
- Не знаю... Ага, лейтенант идет.
Что я им скажу? Спать? Эти - экипаж четвертой машины, все видели.
- Дайте гитару, ребята... ох...
- Тащ лейтенант, на ней последний Сашка играл....
Господи, прости меня. Зачем я плачу? Что же я теперь значу, а, Господи? Что мне делать?
- ... да тише ты... что теперь, родителям ее отдать, что ли? Тащ, вот, только осторожно...
- Спасибо...
Песня... сыграть им "House of Rising Sun"? Так я ее не помню.
Такой нереальный союз - холодная кожа и теплое дерево. Больше я ничего не чувствую, и петь я не буду - куда тут петь? Я просто играю, и песня из моего сна, с синей луной и плачем стареющей на глазах простой женщины, не пробив бетонный спазм в глотке, медленно струится по рукам, согревая их, бежит по руслам запястий, и ниспадает тысячей ручейков на струны, разбившись на капли, падает дождем на желтый потрескавшийся лак - а там, внизу, живет что-то от Саши, которого я успел возненавидеть до дисбата и простить до признания, который выпихнул меня из тонущего БТРа, и который теперь там, в железном гробу вверх колесами, на черном и холодном дне. And you'll no longer burn to be brothers in arm...
Ой, гордость моя, что ж ты печешь мне душу? Я тебя слышу - "думай, постоянно думай о том, как бы не уронить свой авторитет! Тебе командовать этими людьми - отдай гитару, встань, утрись и заставь их заткнуться!!" Слышу - как непросто спорить с тобой...
Я теперь знаю, кто стоит на горле моей песни. Ой ты гордость моя, что ж мне с тобой так тяжело?
- Так, ребята, пора спать.
- Тащ лейтенант, мы тихо. Никто не слышит.
А здесь стенания почти неслышны. Отдал гитару вместе с печалью. Так бы и матери - отдал бы что-то вместе с горем...
- Тащ лейтенант, а как вы думаете, почему вас вытолкнули?
- Куницын... ты лучше спи. Я не знаю.
- Тащ лейтенант, а как вы там командовали?
- Хочешь честно? Я (ох, песня моя... сон и синяя луна... гордость моя... иди-ка ты далеко) ничего не успел ни предпринять, ни скомандовать. Вообще ничего не успел. Меня просто выбросили наружу. Вот и все. Ничего не изменить - в этот раз спасли меня. В другой раз - другого. Может быть, мне повезет и, когда будет надо, я смогу скомандовать то, что нужно, и люди... останутся живы (а сейчас я бегу - от себя бегу, куда глаза глядят. Нет, сейчас - еще хуже: как загнанная в угол крыса, бросаюсь на свору бродячих собак - на этих уродских, больно умных бойцов, которым, бля, видите ли, жалко корешей! Скажи им это, скажи!!).
- Ух.... всё, спать.
Иду к родителям, и вокруг рушится мироздание. Ой, ты жизнь моя каличная...
- Это меня Александр... Саша спас. Поклон глубокий за сына вам... (скажи, что не виноват - ты вообще зенитчик, с ДШБ на высадку шел как командир корректировочного поста, скажи!)... простите меня, это я виноват. Если сможете, простите (Господи, зачем же ты подарил мне такие слабые, женские глаза - чуть что, сразу в носу щекочет)... Простите меня...
Отец привстал, потянулся ко мне, обнял, уперся лбом в грудь и вдруг беззвучно, неслышно разрыдался так тяжко-тяжко, что меня начала бить дрожь... Я держал его и думал... вранье... не думал вообще ни о чем... просто жил, и все.
Ой ты сон мой сон, тяжелый холод, мрак и синий свет холодной луны... почему ночная школа так нереальна? Господи, ну и сон - вторые сутки пошли, начал валиться в себя. Шесть с половиной минут прошло - память отмотала десять лет... Выбираться отсюда надо, вот что, из этой школы. Парты, черные развороченные дома вокруг, жуткий холод. Огромная синяя луна. Оскал разбитых окон. Это город не зря назвали - Грозный. А рация пиликает вызовом слишком громко, слишком. Эдак чехи на звук шмалять начнут.
- Товарищ капитан, тут прапорщик Куницын
- На приеме два-шесть.
- Все закрыли. "Шилка" стала на точке ноль два, котельную и бараки держит, откуда днем снайперы работали. Прием.
- Принял. Закрой ее сверху - особенно с крыши пожарной, посади там кого-нибудь...
Вжжж - рикошет. Откуда? Я в миг на полу вместе с рацией. Ой ты жизнь моя, дрожащая в коленках...
- Один-четыре, восьмой или девятый этаж, балкон перехода между лифтами и лестницей!
- Принял. Разберусь сам.
Кто послал сюда лейтенантов? Кто, блядь? Некому здесь их из БТРов выталкивать - да и выталкивать-то куда - прямо под пули? Так и горят вместе, в обнимку - техника и пацаны эти розовые.
- Раз, два, три, четыре - со мной к подъезду, Юра - остаешься старшим. Знач так - щас Костя врежет по стене на уровне четвертого этажа, с того края - мы вот в этот подъезд, а потом по одному к крайнему. Вы - прикрываете нас огнем по уровню этажа седьмого. Вопросы?
Нет, тащ капитан. Все ясно.
- Два-восемь, двенадцать-два по правому краю на четверке. Три-четыре коротких.
Коленями в грязь из окна, локти, руки. Бежать - пока, рассыпая звонкие гильзы, корявой четырехпалой молнией работает "шилка"...
- Так я пойду посмотрю?
- Давай
Боец, Женя его зовут, распластавшись по стене, ползет между подъездами. Здесь написано, что в соседнем - выход на чердак. Эта тварь может уйти по крыше, если еще не ушла. Стой, назад. Ползком.
Что?
Синяя луна, тихая песня. Десять лет назад. Ой ты, мой страх, мой родной, застывший корявым железом на дне Балтики, ты ко мне в гости пришел, здравствуй. Не ждал. Здесь - не ждал. Холод и ужас. Здесь, за спиной. За деревянной дверью на лестничный пролет. Десять лет не виделись. Теперь ты за мной? Давай. Пацанов не отдам - только после меня.
- Лежать! - шепот может быть громким.
Гранату на балкон второго этажа - ногой в дверь лестничного перехода и! И!!!!
... и лицом в красное пятно выстрела из СВД.
В черный кошмар небытия.
-...четыре патрона успел отстрелять, а чех - два. Правда, того гранатой посекло сильно, весь в крови был. Не помню, живой или мертвый уже. Капитана сразу понесли обратно. Больше ничего не помню.
- Сержант, не надо врать. Вот у меня здесь написано, что чеченец тоже был ранен, но еще жив, когда старший прапорщик Куницын засунул его в мусорный бак, бросил туда гранату и закрыл крышку!
- Не знаю. Не помню. Не видел...
Тесно-тесно-тесно-тесно... и очень светло, и холодно очень. И смешная старушка тычет мне соску, а из коляски видно огромное голубое небо, и ранец первый у меня бело-зеленый, и каждую ночь я прыгаю с крыши и лечу, и просыпаюсь; а деревья и дома все еще огромные, а горд сверху такой волнующий, течет широкой рекой; и очень звонкий вкус крови на губах - их четверо, а я один, да еще и после операции, и больно; а потом много-много звезд, в которые, кажется, можно упасть и падать бесконечно... вчерашний студент политеха - лейтенант-двухгодичник, как хотелось верить в Морскую Пехоту; жена и дочь - близкие и далекие сразу - и черный гроб бронетранспортера на дне, вцепившийся скрюченными колесами в тяжелую свинцовую воду... ослепительная косая черта властно отсекает мрак слева - кто-то открыл дверь в черном пространстве...
-... здесь остановимся. Чувствуй - что ты дал бы своим бойцам, оставшимся на дне?
- Жизнь
- Мимо. Ты не в силах. Что из того, что мог бы? Чувствуй!
- Жизнь. Свою. Тогда, десять лет назад.
- Смело. Не передумаешь? Не перечувствуешь?
- Нет.
- У тебя тоже есть мать. И отец. Они тоже будут рвать на голове седые волосы и беззвучно раскачиваться на скрипучей военной койке.
- Да. Я понимаю. Я уверен: свои - поймут.
- Кто это - свои?
- Родители. Мать и отец. Близкие. Сестра. Дочь. Может быть, жена... Костя поймет. Комбат. Наверно, кто-то еще...
- Ты не боишься уравнивать мать и комбата? Ты не ошибаешься?
- Нет. Я - офицер. За мной люди. На мне... мои люди. Ни лучше, ни хуже меня. Просто мои. Свои. Я принял решение.
- Хорошо. Учти, ты получишь именно то, чего просишь. Последний вопрос, перед тем, как ты сделаешь свой выбор - хочешь ли ты славы?
- Нет.
... нет никакой бездны, хотя и дна тоже нет, и потолка, и горизонта. Нет ничего, только золотистые стрелы, пронизывающие пространство откуда-то сверху. Мощнее, мощнее, сильнее, напористее, светлее, светлее, светлее-светлее-светлее-ослепительно-ярко-аааааааа!
-... есть пульс! Уфффф, заработало!
- Да, зрачок реагирует, хорошо. Порядок, капитан. Порядок. Дыши, капитан. Вот так, да, Аня, убери бушлат... слышь, капитан, пацаны твои и прапорщик здесь ночуют. Они с тобой. Дыши, капитан, ты им нужен. Ты - молодец. Живи, капитан...