НОВЕНЬКИЙ

Мой друг Дима - классный кинооператор, а в прошлой жизни - пилот гражданской авиации, рассказал вчера вот такую нехитрую, но довольно неожиданную и к тому же весьма поучительную историю своей далекой юности и не только юности:

Когда я учился на третьем курсе, к нам в группу перевели странного курсанта, то ли из Питерского, то ли из Ульяновского летного училища.
С нами, новенький, держался подчеркнуто отстраненно, да и мы к нему в друзья не лезли, по всему чувствовалось, что за этим курсантом имелась какая-то очень мохнатая лапа. Все преподы и даже начальник училища, при встрече здоровались с ним за руку, а некоторые даже перешли на «ты», хотя этот чувачок, был таким дубовым, что любого из нас давно бы вышибли за такие знания. одним словом - "мажор".
На занятиях его вообще не спрашивали, зато он иногда брякал такими глупыми вопросами, что даже смеяться над ними было неудобно.
Хотя, если он там у себя учился так же расслабленно, то - это совсем не удивительно.
Этот новенький, мог целую неделю прогуливать занятия, потом вдруг появлялся: - «Здрасьте, а вот и я», а преподы даже ни полслова: - «Заходите, садитесь пожалуйста, надевайте наушники...»

Всякую аэродинамику, математику, «начерталку» и даже «физо», новенький не посетил ни разу.
Ходил только на английский, на тренажеры и на практические занятия. Все.
Мы за глаза называли его «вольным слушателем» или «вечным студентом» Вечным студентом - за возраст. Возраст как раз и сбивал с толку больше всего.
Высоких покровителей, из-за которых новенького тянули за уши и не отчисляли, еще можно было себе представить, но то, что на вид вечному студенту было под тридцатник - это действительно было странно.
Что же он, после школы пролежал десять лет на диване, потом вдруг спохватился и закатил истерику своему недосягаемому мохнатому отцу: - «Па-а-а-а-па, я хочу быть ле-е-е-е-тчиком!!!» Так что ли?

Короче - мы его не трогали и при нем не болтали лишнего и он тоже, в свою очередь смотрел сквозь нас...
Так проучившись с горем пополам месяца четыре, в один прекрасный день, новенький неожиданно исчез так же, как и появился.
Наш препод подтвердил, что вечного студента, слава Богу, с глаз долой и из сердца вон, перевели наконец, обратно в его училище.
А мы особо и не горевали и тут же вычеркнули его из памяти, даже имя забыли...

С тех пор прошло много лет.
Я давно уже стал пилотом первого класса и командиром экипажа, летал из Сибири в Москву и обратно.

Вот однажды - иду по своему салону, смотрю - он. Постарел, поседел, пополнел, но точно - он - наш вечный студент.
Улыбаюсь, говорю:
- Не узнаешь однокашника?
- Он не сразу, но все-таки угадал меня и неожиданно обрадовался, как родному.
Я только тогда выяснил, что зовут его Гриша.
И мне до жути захотелось узнать - где он и что? Закончил ли училище, или правда все-таки восторжествовала и его «выперли» за хвосты и профнепригодность?
Спрашиваю:
- А что, Григорий, летаешь, или как?
- Да нет, уже отлетался, я в отставке. Списали по ранению.


И тут он как начал рассказывать - у меня челюсть отвисла.
Оказалось, что он еще тогда, в нашем училище, был целым майором спецподразделения...
Я затащил Гришу в кабину и мы выпили минералки за встречу.

Гриша не только не стал летчиком, но даже и не собирался им становиться.
Все, чему он научился в летном училище - это говорить правильные слова, дергать тумблерочками, да выруливать на взлетную полосу.
А вот садиться и взлетать Гриша не умеет, но зато он умеет в замкнутом пространстве переполненного самолета, в течение двух секунд, определять людей с оружием и молниеносно штамповать в их головах контрольные дырочки...
Изначально, Гришино руководство поставило перед ним простую задачу: немного подучиться в летном училище, чтобы в нужный момент, когда террористы потребуют новый экипаж, было кому правдоподобно изобразить из себя до смерти перепуганного летчика.
И однажды, он с этой ролью вполне неплохо справился, настолько неплохо, что даже остался в живых...

Года три назад, сообщает сайт topwar.ru, в одной американской газетке была опубликована почти что исповедь отставного капитана морской пехоты США Майкла Фогетти. В ней описывались события его жизни, происшедшие 40 с лишним лет назад в ходе «одной маленькой, но грязной войны, которую вели США, Алжир, Эфиопия и Сомали».

Самому тексту Фогетти необходимо, впрочем, предпослать краткое пояснение: описываемые события разворачиваются в теперь печально знаменитом Аденском заливе. «Tankist», он же «бородатый капитан» - майор Николай Игнатьевич Еременко, командир отдельного батальона 104-й ТБ, приданного миссии ООН. А вот и сами воспоминания Майкла Фогетти.

Рассказ американского отставного капитана морской пехоты

Меня зовут Майкл Фогетти, я - капитан Корпуса морской пехоты США в отставке. Недавно я увидел в журнале фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но попасть в эту точку мы так и не смогли.
В районе Золотого Рога, как всегда, было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу - один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.

Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооруженных людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 и М-60, вызывала уважение. Вдоль улицы периодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причем вооруженные мародеры имели явный приоритет перед невооруженными.

Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных. Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребенком мгновенно втянули в джип, а на ее преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемета, но опьянение безнаказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3 и явно приготовился в нас стрелять, Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемета, и дальше мы уже мчались под все усиливающуюся стрельбу. Хорошо еще, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором, собственно, и располагался город, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у причала пароход.

В порту скопилось больше 1000 европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эвакуировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсургентов, а из дружественных сил был только мой взвод с шестью пулеметами и скисшей рацией (уоки-токи не в счет).
У нас было плавсредство, готовое к походу, и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обрисовал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не вправе приказывать кому-либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу.

Но, к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы: 29 «марин», включая меня, 7 демобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, две дюжины добровольцев из гражданского контингента. Порт во времена Второй мировой войны был перевалочной базой, и несколько десятков каменных пакгаузов, окруженных солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшими со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны.

Вот этот комплекс и послужил нам новым фортом Аламо. Плюс в этих пакгаузах были размещены склады с ооновской гуманитарной помощью, там же были старые казармы, в которых работали и водопровод, и канализация. Конечно, туалетов было маловато на такое количество людей, не говоря уже о душе, но лучше это, чем ничего. Кстати, половина одного из пакгаузов была забита ящиками с неплохим виски. Видимо, кто-то из чиновников ООН делал тут свой небольшой гешефт. Т. е. вся ситуация, помимо военной, была нормальная, а военная ситуация была следующая...

Больше 3000 инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить, вооруженных, на наше счастье, только легким оружием - от «маузеров-98» и «штурмгеверов» до автоматов Калашникова и «стенов», - периодически атаковали наш периметр. У местных были три старые французские пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и боекомплект.
На данный момент мы могли им противопоставить 23 винтовки М-16, 6 пулеметов М-60, 30 китайских автоматов Калашникова и пять жутких русских пулеметов китайского же производства с патронами 50-го калибра. Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо-таки с ужасающей скоростью.

Французы сказали, что через 10-12 часов подойдет еще один пароход, и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было еще продержаться. А у осаждающих был один большой стимул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с юга, и с запада, и с севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы еще только подъезжали к порту, а уоки-токи «били» практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер-сержанта Смити, нашего «радиобога». Он там что-то смудрил из двух раций, но особого толку от этого пока не было.

У противника не было снайперов, и это меня очень радовало. Город находился выше порта, и с крыш некоторых зданий территория, занимаемая нами, была как на ладони, но планировка города работала и в нашу пользу. Пять прямых улиц спускались аккурат к обороняемой нами стене и легко простреливались с башенок, бельведеров и эркеров... И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и достаточно массированной.

Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнем наши пулеметные точки. За пять минут были ранены трое пулеметчиков, еще один убит. В эту минуту противник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузовиком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки вооруженных фигур. Отделение капрала Вестхаймера - последний резерв обороны, - отбило атаку, но потеряло трех человек ранеными, в т. ч. одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней: у нас было еще двое ворот, а тяжелых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза, и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными средствами.

Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:
- Сэр. У меня какой-то непонятный вызов, и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите переключить на вас?
- А почему ты решил, что это - русские?
- Они сказали, что нас вызывает «солнечная Сибирь», а Сибирь - она вроде бы в России...
- Валяй, - сказал я и услышал в наушнике английскую речь с легким, но явно русским акцентом.
- Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории? - последовал вопрос.
- Здесь - Marine First Lieutenant Майкл Фогетти. С кем имею честь?» - в свою очередь, поинтересовался я.
- Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого, единственного в этой части Африки, есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня «Tankist».

Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой «мощи». Русский в ответ поинтересовался, не является ли, мол, мой минорный доклад просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как-то, что если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом, и ответил русскому утвердительно.

На что последовала следующая тирада:
- Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам - все то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по сравнению с тем, что сделаю с вами я.

Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офицер поинтересовался, не из Техаса ли я, а получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю, что Африка больше Техаса, и нисколько на это не обижаюсь.

Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам в случае, ежели они появятся. И тут грянуло. Били как минимум десяток стволов калибром не меньше 100 мм. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54, облепленных десантом.

Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно казавшееся грозным воинство осаждающих рассеялось как дым. Десантники спрыгнули с брони и, рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно повернули башни в сторону последнего прибежища полоумного героя джихада, и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств.

Я поймал себя на мысли, что не хотел бы быть мишенью русской танковой атаки, и даже будь со мной весь батальон с подразделениями поддержки, для этих стремительных бронированных монстров с красными звездами мы не были бы серьезной преградой. И дело было вовсе не в огневой мощи русских боевых машин. Я видел в бинокль лица русских танкистов, сидевших на башнях своих танков: в этих лицах была абсолютная уверенность в победе над любым врагом. А это сильнее любого калибра.
Командир русских, мой ровесник, слишком высокий для танкиста, загорелый и бородатый капитан, представился неразборчивой для моего бедного слуха русской фамилией, пожал мне руку и приглашающе показал на свой танк.

Мы комфортно расположились на башне, как вдруг русский офицер резко толкнул меня в сторону. Он вскочил, срывая с плеча автомат, что-то чиркнуло с шелестящим свистом, еще и еще раз. Русский дернулся, по лбу у него поползла струйка крови, но он поднял автомат и дал куда-то две коротких очереди, подхваченные четко-скуповатой очередью турельного пулемета с соседнего танка.

Потом извиняюще мне улыбнулся и показал на балкон таможни, выходящий на площадь перед стеной порта. Там угадывалось тело человека в грязном бурнусе и блестел ствол автоматической винтовки. Я понял, что мне только что спасли жизнь. Черноволосая девушка (кубинка, как и часть танкистов и десантников) в камуфляжном комбинезоне тем временем перевязывала моему спасителю голову, приговаривая по-испански, что «вечно сеньор капитан лезет под пули», и я в неожиданном порыве души достал из внутреннего кармана копию-дубликат своего Purple Heart, с которым никогда не расставался, как с талисманом удачи, и протянул его русскому танкисту. Он в некотором замешательстве принял неожиданный подарок, потом крикнул что-то по-русски в открытый люк своего танка. Через минуту оттуда высунулась рука, держащая огромную пластиковую кобуру с большущим пистолетом. Русский офицер улыбнулся и протянул это мне.

А русские танки уже развернулись вдоль стены, направив орудия на город. Три машины сквозь вновь открытые и разбаррикадированные ворота въехали на территорию порта, на броне переднего пребывал и я. Из пакгаузов высыпали беженцы, женщины плакали и смеялись, дети прыгали и визжали, мужчины в форме и без, орали и свистели. Русский капитан наклонился ко мне и, перекрикивая шум, сказал: «Вот так, морпех. Кто ни разу не входил на танке в освобожденный город, тот не испытывал настоящего праздника души. Это тебе не с моря высаживаться». И хлопнул меня по плечу.

Танкистов и десантников обнимали, протягивали им какие-то презенты и бутылки, а к русскому капитану подошла девочка лет шести и, застенчиво улыбаясь, протянула ему шоколадку из гуманитарной помощи. Русский танкист подхватил ее и осторожно поднял, она обняла его рукой за шею, и меня внезапно посетило чувство дежавю.

Я вспомнил, как несколько лет назад в туристической поездке по Западному и Восточному Берлину нам показывали русский памятник в Трептов-парке. Наша экскурсовод, пожилая немка с раздраженным лицом, показывала на огромную фигуру русского солдата со спасенным ребенком на руках и цедила презрительные фразы на плохом английском. Она говорила о том, что, мол, это все - большая коммунистическая ложь, и что кроме зла и насилия русские на землю Германии ничего не принесли.
Будто пелена упала с моих глаз. Передо мною стоял русский офицер со спасенным ребенком на руках. И это было реальностью, и, значит, та немка в Берлине врала, и тот русский солдат с постамента в той реальности тоже спасал ребенка. Так, может, врет и наша пропаганда о том, что русские спят и видят, как бы уничтожить Америку?.. Нет, для простого первого лейтенанта морской пехоты такие высокие материи слишком сложны.

Я махнул на все это рукой и чокнулся с русским бутылкой виски, неизвестно как оказавшейся в моей руке.
В этот же день удалось связаться с французским пароходом, идущим сюда под эгидою ООН и приплывшим-таки в два часа ночи. До рассвета шла погрузка, Пароход отчалил от негостеприимного берега, когда солнце было уже достаточно высоко. И пока негостеприимный берег не скрылся в дымке, маленькая девочка махала платком оставшимся на берегу русским танкистам.

А мастер-сержант Смити, бывший у нас записным философом, задумчиво сказал:
- Никогда бы я не хотел, чтобы русские всерьез стали воевать с нами. Пусть это непатриотично, но я чувствую, что задницу они нам обязательно надерут.
И, подумав, добавил:
- Ну а пьют они так круто, как нам и не снилось. Высосать бутылку виски из горлышка - и ни в одном глазу... И ведь никто нам не поверит: скажут, что такого даже Дэви Крокет не придумает.

Два веселых гуся
Шоферские истории

Часть вторая

- Да! Все же мы удачно сдали! - Белый, разложив по спальнику деньги на несколько разновеликих пачек, подсчитывал
баланс, - Даже с вычетом долгов, в хорошем плюсе.
- Видик купим! - мечтательно произнес Серега, - я мастеру позвоню, он под бортовую сеть его переделает.
- Можно и видик, - благодушно согласился Саня, - Надо недельку отдохнуть и потом еще за яблоками сходить туда . Пока тема есть, слезать с нее не стоит.
- Но завершение рейса обмыть надо! И телевизор тоже.
- Это само собой!

В кузове у друзей стояли два ящика водки и сорокалитровая алюминиевая фляга с дешевым плодово-ягодным вином, которое те везли аж из Рязанской области. Также оставили себе два ящика яблок. Пить в пути они не рисковали, стремясь поскорее попасть домой, где поставив «крокодил» у дома ( Белый жил на окраине в собственном одноэтажном домишке), собрались устроить баааальшой сабантуй.

До дома оставалось уже совсем ничего. «Крокодил» бодро бежал по пустому ночному шоссе, Серега слушал радио, Белый, одной рукой держа руль, покуривал, стряхивая пепел в приоткрытую форточку.
- Ну, фигня! Через полчаса будем дома! - довольный Саня выбросил окурок, потянулся, и от полноты чувств, уцепившись за протянутый слева над дверью тросик воздушного сигнала, потянул его вниз. Могучий рев разорвал ночную тишину.

Трудно сказать, что двигало Белым. Может радость скорого возвращения? Может он, как большой африканский слон, решил протрубить всему миру, что они возвращаются с победой, деньгами и телевизором? И случись это несколькими минутами раньше или позже, не произошло бы того, о чем приятели долгое время молчали, и лишь потом, случайно, под влиянием выпитого, раскололись широкой шоферской общественности.

Словом, еще не перестало у друзей звенеть в ушах, как за поворотом, прямо перед мордой «крокодила», вдруг возникла длинная красно-белая полосатая палка. Боковая железнодорожная ветка от карьера, проходила как раз в этом месте.

Тетка в оранжевой жилетке, услышав посреди ночи паровозный гудок, решила, что идет поезд, выскочила из будки, и специально обученная рука с похвальной быстротой завертела механизм шлагбаума, каковой тотчас же и был снесен умчавшимся в ночную тьму грузовиком.

- Что это было?.. Переезд закрыт посреди ночи, а мы его протаранили? Хорошо хоть под паровоз не попали, - обалдевший Серый трясущейся рукой прикурил сигарету, - Теперь надо загнать куда нибудь. Чтоб никто не видел, и быстро следы на морде ликвидировать...
Саня, проехав с километр, прижался к обочине, взял фонарик и вылез из кабины. Серый выбрался с другой стороны.

- Фигня! - вынесли друзья вердикт, осмотрев повреждения, коих, практически и не было. - Бампер и морду ободрали, противотуманку разбили. На скорость не влияет. Полдня работы - и никаких следов, - обнадежил Серега, - Ты не заметил, там кто-нибудь был на переезде?
- Да, вроде, никого...


- Ой, Ивановна!.. Что ночью было! Что было!... - причитала в трубку Надежда, - И ведь совсем на минуточку присела, прикорнула. Как вдруг тепловоз как загудит! И ведь не сработала блокировка почему-то, фонари не включились, сигнала не было. И по связи не звонил никто!.. Я выскочила шлагбаум опускать, а там машина на переезде. Едва отскочить успела!..
- И что с машиной?.. - охнула Ивановна, - Неужто под тепловоз попала?..
- Ой, там грузовик был большой!.. Как проскочил - сама не пойму! Шлагбаумы снес и исчез, как не было.
- А тепловоз?..
- А... Не было его..., - растерянно проговорила Надежда, - Гудок был... А тепловоза не было...
- Может почудилось тебе, подруга? - сочувственно проговорила Ивановна, - Приснилось?...
- Может и приснилось... Не знаю... Теперь докладывать по начальству надо, - всхлипнула Надежда, - Шлагбаумы сворочены, трос оборван... Как им объясню почему переезд закрыла-а-а-а?! - заревела она.
- Ну, успокойся, не плачь!.. Сейчас зятю позвоню, придумает что-нибудь...

Через час трое крепких мужиков в оранжевых жилетках, беззлобно матерясь, выправляли лебедкой свернутые крепления шлагбаума. Ивановна, сидя на скамеечке у будки, утешала все еще до конца не успокоившуюся Надежду.

- Эй, теща! - весело прокричал с переезда усатый молодец в тельняшке под камуфлированной курткой, и железнодорожной фуражке, залихватски сдвинутой на затылок, - Тут двумя литрами не отделаешься! Надо пересмотреть условия соглашения!
- Я вот пересмотрю! Я те так пересмотрю!.. - вскочила, подбоченившись, Ивановна, - Двух литров ему мало, гляди-ка!.. Да ты, после того как по пьяни телевизор мне чинил и чуть хату не спалил, вообще должен бесплатно до конца дней работать!..
- Да что, ты, Ивановна! Я ж пошутил!...
- Шутник!.. - проворчала та, усаживаясь обратно, и приобняла Надежду, - Ничего, милая! Все обойдется...



You my heart! You my soul! - надрывался магнитофон.
По веткам стоящего у забора старого тополя, была протянута новогодняя гирлянда. Разноцветные огоньки ритмично пульсировали.
Праздник возвращения наших героев шел полным ходом. В фургоне, на поставленных друг на друга двух пустых ящиках, под подвешенной переноской стоял предмет обмывания. На его экране беззвучно сменяли друг друга нереально контрастные и яркие виды каких то далеких южных островов.

- Мужики! - Серый поднял стакан, - Давайте выпьем за то, чтобы этот телевизор показывал без помех и работал в любых условиях! - он молодецки опрокинул в себя граненую стограммовую стопку.
- Ну, давайте, коммерсанты! Удачных вам рейсов, и чтобы кинотеатр купить! - поднял стакан бригадир слесарей Борисыч.

Друзья не были жлобами и, заехав на родную автобазу, пригласили на обмыв телевизора в пятницу всех старых друзей по гаражу. Коих пришло человек двадцать. Мужики отнеслись к приглашению ответственно, сочли, что повод достойный, однако пить на халяву рабочая совесть им не позволяла. Поэтому, скинувшись, принесли с собой еще водки, справедливо рассудив, что много ее не бывает.

Однако же, народ был, в большинстве своем, семейный, и через пару-тройку часов автобазовская компания сменилась соседями, приятелями, всякого рода собутыльниками, коих, повторюсь, у Серого и Белого было во множестве, и к ночи телевизор с нашими героями обмывали уже совсем малознакомые, случайные и просто посторонние люди.

- О-о-ох!... - Серый, мучительно морщась, поднял похмельную голову, - Са-а-ань!
Он тщетно попытался сфокусировать взгляд на окружающей обстановке. Затем поежился и с недоумением уставился на собственную босую правую ногу. Медленно перевел взгляд на левую, обутую в правый ботинок. Левого не было. Осмотрелся. Он сидел в кузове. Всюду валялись пустые бутылки и огрызки яблок. По тенту нудно стучал дождь. У борта, завернувшись в брезентовую палатку, сопел напарник.
- Бля... - Серый старался привести в порядок расползавшиеся мысли и тщетно пытаясь вспомнить вчерашний вечер, - Нихххрена не помню!

Выглянув из кузова, он с отвращением обозрел мокрые деревья и покосившийся забор и, не утруждая себя, облегчился прямо через борт на буйные заросли шиповника.
- Душа у человека находится под мочевым пузырем, - вспомнил он поговорку, - Сразу на душе легче стало.
С облегченной душой, но тяжелой головой, он оглядел кузов в поисках чего-нибудь похмелительного. Ни в пустых бутылках, ни во фляге, валяющейся в углу кузова, не было ни капли.

- Саня!.. - пихнул он напарника, - У нас что-нибудь осталось на похмел?.. Да проснись ты!..
Из под брезента донеслось недовольное ворчание и протяжный стон.
- Са-а-ань!.. Х*ево мне!.. - продолжал Серый, - Похмелиться надо... Я точно знаю, ты заначку сделал на утро!

Из-под брезента показалась всклоченная голова напарника. Ко лбу прилипла колбасная шкурка, на щеке отпечатался протектор пропавшего левого ботинка, который, судя по всему, послужил Белому подушкой. Саня, протерев опухшие глаза, уставился на Серого.

- Что ты вылупился на меня?! - Серега раздраженно выдернул из-под напарника ботинок и попытался надеть его на правую ногу. Надеть не получилось, он плюнул и вновь повернулся к Сане: - Ты на похмел заначил что-нибудь?
- Н-н-ну... Ик!.. Должно быть... Где-то... В кабине пошарь, - он с трудом поднялся и со стоном схватился за голову, - Бля-я-я-я!... Че ж мы так нарезались то вчера?..
- Обмывали... Телевизор... - Серый кивнул в угол на стоящие друг на друге ящики, и похолодел.

Телевизора не было.

- Сань!.. А ты куда телевизор дел? - непослушными губами проговорил Серый.
- Никуда... - Белый тупо уставился на ящики и змеившийся черный хвост удлинителя, - Он тут стоял все время...
Они кинулись к кабине, в слабой надежде, что телевизор находится в ней, но, кроме пустой коробки от оного, там более ничего не нашлось.

- А кто здесь был?.. - мгновенно протрезвевшие, друзья начали вспоминать участников мероприятия, но быстро поняли бессмысленность этой затеи. За вечер и полночи здесь перебывала масса народа, и установить злоумышленника возможным уже не представлялось.

- Купили телевизор... - зло резюмировал Серый, пихнув коробку, в которой вдруг что-то стукнуло. Запустив туда руку, он выудил на свет непочатую бутылку, - Ты заначил?
- Наверное... - Саня грустно вытащил из бардачка складной стаканчик и механически тряхнул его, приведя в рабочее состояние.
- Наливай... Про*бали так про*бали, чего уж теперь?.. Будем на новый копить...

Жизнь, как известно, сложная штука. Как сказал один персонаж в "Мастере и Маргарите": "Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?..." Цитировать все не буду. Все грамотные. Вот какая интересная штука со мной произошла в Вооруженных Силах. Начинал службу в 1980 году после окончания КВКУРЭ в Эстонии, Таллинская бригада РТВ. Кто тогда молодым и зеленым ездил за границу? Только по блату. Ну, там папа в верхах или распитие напитков с начальником строевой... Вот группа военных под названием "Кавказ" для отправки в Сирию собралась в ЦОКе г. Владимир. Пара товарищей после посещения ресторана не поделила даму с местными товарищами. Началась драка. Заодно попало и милиции. Скандал! Срочно нужно из бригады присылать замену. Вот нас двух холостых обалдуев и отправили в срочном порядке. Повезло? Повезло! После Сирии назначили на вышестоящую должность (начальник РЛС 5Н84) на о.Сааремаа. Вроде Прибалтика, хорошо, особенно летом. В бригаде народ кому за 30 пишет рапорта на перевод на Север - нужна выслуга и деньги. А я опять не прошу, мне и здесь хорошо. Техника у меня работает хорошо, расчет в батальоне занимает передовые места, я сам неплохой офицер. Чего еще надо? Прослужил я три года и тут (как помню, лето 1987 года) приезжает проверяющий из службы вооружения дивизии. Закончил он ВВКУРЭ, только на два года старше. Приходит он ко мне на 5Н84А (Оборона) проверять параметры. А в ней добавлены еще 5 приемников для защиты от помех (по сравнению с П-14). Схема их включения простая, на релюшках. С вечера проверял, работало. Тут начинаю включать приемники... Пляяя! Не включаются! Пробую выключить и включить... Опять не работает. Всё, сливай воду, РЛС не боеготова. Проверящий пошел на ПУ роты. Приходит командир роты и вопрошает, мол, какого...!!! А я пучу глазки и развожу руки, показываю, что не работает. И что бы вы думали!? Включается и работает! Мы с ним несколько раз проверяли, работает все. Командир мне и говорит: "Я его (проверяющего) знаю, одновременно выпускались. Переговорю с ним..." Приходит проверящий. Начинаем опять проверку техники. Что ты будешь делать!!! Опять не включается защита от помех! Смотрим друг на друга. Я уже командира роты привожу в свидетели... На что мне говорится военная аксиома: "На момент проверки не работает!" Что ж, поставили 2 балла. РЛС не боеготова, скандал. И тут меня быстро, как разгильдяя ( а ведь числился в почетных пионерах) в список на замену на Камчатку. Неприятно, даже очень. Что ж поделаешь. Но край мне понравился, тем более, что в Камчатском полку мою должность сократили. Назначили меня начальником КП РТБ в самом Петропавловске-Камчатском. И жимолость там гигантских размеров, и источники в Паратунке, и... много чего хорошего! И вот в 1990 году по замене я попадаю в г. Ульяновск. Часть на краю города. Крррасота! В 1994 году Паша Мерседес сокращает наш РТБ. Вот тут-то и проигодилась выслуга от Камчатки. На момент сокращения у меня было 20 лет и 2 месяца выслуги. Пенсия есть, живу в почти в городе. Остался жить в Ульяновске, в том же ДОСе военного городка. Постепенно получил квартиру, жизнь наладилась. Но вот не дает мне покоя эта неисправность на РЛС. Как будто бы кто-то управлял этим железом... Видимо прав, всё-таки, был Булгаков в своем произведении... Извините, если несколько коряво написано, я читатель...

Вышел тут с приятелем покурить. Постояли, глядя на сугробы, подымили в серое небо. Антон повернулся и говорит:
- Растаяло бы это всё скорей. Желательно за один день.
- Э-э-э, нет, - говорю. - За один день не надо, я это уже проходил. Ничего хорошего.

Девяностый мотострелковый, в/ч 58179. Пригород Батуми, срочная служба 84-86. Но я не про службу, а про снег. И про всякие тягости и лишения, а также глупости и доблести, которые в любой службе всяко присутствуют.

Батумская зима, как выяснилось, наступала аккурат 23 февраля. Не знаю, как сейчас, а те два года было именно так. До снега о шинелях никто не думал, разрешалось ходить в х/б. А что такого, когда в январе плюс семнадцать? Да ничего, нормально.

Полк стоял на равнине за ущельем, которое выходило к морю и заканчивалось стрельбищем в Гори и аэродромом, а по совместительству и гражданским аэропортом, который не принимал, как мне кажется, одиннадцать месяцев в году - субтропики, однако.

Так вот, наступало 23 февраля, а с ним и зима. Из-за хребта с турецкой стороны приползала туча и начинала бомбить территорию, ходя по кругу. Когда она иссякала, на подмогу появлялась другая. Непрерывный снегопад хлопьями величиной с кулак продолжался двое-трое суток. Потом солнце возвращалось на положенное ему место, подмигивало - мол, мальчики, я с вами, можно перекурить. Бойцы, разогнув спины и с трудом отдирая приросшие к ладоням лопаты, оглядывались вокруг и понимали наконец Сизифа - было очищено едва-едва два процента от территории, пригодной для передвижения пешим строем. Снега, липкого и мокрого снега, было по грудь. Ровным слоем был завален плац, что на моём втором году службы не на шутку взбесило моего второго командира полка... но об этом потом.

Бойцы, переглянувшись, плевали на окружающую действительность с особым цинизмом и отправлялись спать. Потому что наступали тишь, благодать и белое безмолвие.

Аджария погружалась в спячку. Вместе с ней погружалась, теряя боеспособность, и воинская часть. Пропадало электричество из-за напрочь оборванных проводов, страдало водоснабжение. Отцы-командиры рады были бы проведать вверенные им подразделения, но добраться до расположения они, облачившись в ОЗК, могли в лучшем случае к полудню. Ползком по сугробам. Несмотря на то, что военный городок находился в двухстах метрах от КПП.

Казалось бы, воинская дисциплина в таких условиях должна была упасть ниже плинтуса - но ничего подобного не происходило. Не было самовольных отлучек - по вполне понятным причинам. Напялишь ОЗК (вот чудо - раньше эту зелёную фигню все ненавидели, а теперь за ней в очередь стоят!), подойдёшь к трёхметровому забору, через который теперь запросто перешагнуть можно, выглянешь наружу - и понимаешь, что идти-то некуда, кругом то самое белое безмолвие, тишина и крыши домов.

Домов, в которых коренные жители, зная свой климат, забаррикадировались и уничтожат стратегический запас мандаринов. Чего и нам советуют.
Мандаринов у нас не было, была столовая, к которой от каждой из четырёх казарм прокапывалась не тропинка - траншея. Беда была с хлебом: пекарня находилась в городе, подвезти никто не мог, так что переходили на диетическое питание.

Однажды была героическая попытка - вывезти детей из военного городка в школу на ЗиЛ-131, но закончилась неудачей. ЗиЛ мужественно прополз метров сто, потом произнёс знаменитую фразу про уставший караул и вернулся в боксы. Тогда решили, что конец февраля - самое время для каникул; а как было решить иначе, если ни одна школа не работала?

А у личного состава наступал в некоем роде курортный сезон. Ну, снег. Ну, нет света. Но жратва-то есть? Койки не украли? Стало быть, можно, набив пузо, дрыхнуть сколько душа влезет! А влезет ох как много... Ещё глубоко почитаемый мной Хайнлайн написал, что высшее счастье для солдата - это выспаться. Чем мы, собственно, и занимались.

Можно спросить, конечно: а как вы, солджеры, призванные, мать вашу, родину защищать, могли себе позволить дрыхнуть в таких условиях?
Отвечаю.
Дело в том, что супостат Турция, член НАТО, в это время года и в этом месте находилась в условиях даже хуже, чем наших. Кое-что мы знали от нашего замполита, о котором опять же отдельный разговор.

Но если понадобилось бы - напялили бы на себя ОЗК и поползли навстречу вероятному противнику с целью растерзания и дальнейшего уничтожения. Стрелять нас научили отцы-командиры. Патриотизм тогда ещё был силён, да и отваги было не занимать. Ну, это тоже отдельная история; если сообщество позволит, потом напишу.

И про весну тоже.