Всем доброго времени суток!
Историю эту написал мой батяня, служивший в ВВС СССР.
Вот собственно и сама история:

С праздником всех кто служил!
В этот день принято за рюмкой вспоминать былое. Вспомнилась и мне моя дембельская рацуха. Заранее приношу извинения за армейский сленг - кто служил, знает, как не затейливо общались в СА.
И так июнь 1972 года, мне 22, за спиной учебка (ШМАС), два года рева реактивных двигателей и всего один месяц тишины и покоя в госпитале, где я оказался по причине лопнувших барабанных перепонок. Долгожданный дембель плутал где-то рядом, все старики давно уже разъехались по домам, осталось только нас трое не оправдавших доверие командования, а точнее замполита (в партию за время службы я так и не вступил и не клюнул на предложение замполита перед самым дембелем пойти на трех месячные курсы младших офицеров). Духом мы не пали, была какая-то веселая злость и пьянящее предвкушение свободы. Как истинные старики, после отбоя, собрались мы в ленинской комнате обсудить наши дембельские планы. Бутылку на стол поставить не успели, но по нехитрой закуске догадаться о наших намерениях было не трудно. Неожиданно открывается дверь и заходит замполит.
«А вы, что тут делаете?»
Что будет дальше - я знал и рванулся ему на встречу, придумывая на ходу первое, что пришло в голову.
«Товарищ майор, обсуждаем тему - безопасность полетов! Я тут в журнале вычитал, что французы перед полетами транслирую крик раненой птицы, после чего все пернатые улетают, вот смотрите!»
И достаю из кармана индуктор от полевого телефона с помощью которого мы только что на вечерней поверке шутили над молодыми, вкладывая два провода тем кто держал руки за спиной (шуточка конечно была жестокой, но как говорят - кто в армии служил, тот в цирке не смеется!). И не давая опомнится майору продолжил
« Если поймать ворону и окрутить ей лапки проводами да крутануть, тут я продемонстрировал мощную искру, она, конечно, заорет, вот только где магнитофон достать?»
Неожиданно замполит пришел в восторг от нашей идеи.
"Молодцы, мысль-то правильная!? А? Вот что значит образование! (в армию я попал после первого курса МГРИ, однако потом благополучно его закончил) А старшина-то говорит, что у вас только водка, да самоволка на уме!"
Тут он весело погрозил пальцем.
Короче, на следующий день нам вручили маскировочную сеть, (других сетей просто не было) ключи от солдатского клуба и радиорубки где был магнитофон. Забегая вперед, скажу, что маг был древняя военная железяка. На предложение показать, как он работает, мы гордо отмахнулись, и это была роковая ошибка. Как оказалось - там, где нужно было включать микрофон, мы его выключали и наоборот! Первый из двух дней, отведенного срока, мы, запершись в клубе, квасили и крутили музон. С большим трудом к концу второго дня поймали трех ворон и после ужина взялись за дело. Первые две вели себя скверно и скончались даже не чирикнув. Третью мы обхаживали со всей деликатностью. Вначале она долго капризничала, но под конец успела пару-тройку раз гаркнуть, как надо. Утром, стараясь не дышать в сторону замполита, я вручил ему кассету и рассказал с какими трудностями, в эту бессонную ночь, нам пришлось столкнуться. Уходя, майор потряс кассетой - Сегодня попробуем! И добавил, озорно подмигнув, завтра можете потихоньку собираться, замолвлю за вас словечко!
Аэродром у нас был грунтовый, находился он на окраине леса и обсуживал только наши Миг 17 и 21е. По всей взлетной и рулежной полосе висели «колокольчики» и перед началом полетов из них гремело «Раз, Раз, раз....раз». Эхо замирало в лесу, птицы улетали, дальше полеты шли в штатном режиме. В этот раз все было по-другому. Динамики щелкнули, раздалось легкое шипение, и в наступившей тишине совершенно не знакомый, омерзительный голос вкрадчиво произнес.
« Ну, что б-дь каркать будем? Серега давай!»
Народ, копавшийся у техники замер, а услужливое эхо повторило несколько раз для тех, кто не въехал с первого раза о чем речь. ....
«Что ты сука глаза закатываешь - каркай! Слышь, Серый ты эта, ... по деликатнее, если и эта накроется «Мыкола» нам завтра я-ца отрвет!» (замполита звали Николай Петрович, но за глаза все, даже офицеры, его называли «Мыкола»). Дальше не спешный диалог шел в том же русле, разносимый эхом по всей окрестности. Там было все и смачный хруст огурца и звон стаканов, матерные слова звучали на удивление отчетливо, а в самом конце был обрывок «Кар р р» громкое «Ура» и совершенно убийственная фраза
« А ты говорил! Да, "Мыкола" завтра нас от радости в ж-у целовать будет!»
По тому, как весь народ повылазил на улицу и корчился на ступеньках, я понял, что запись удалась на славу и еще, что скорого дембеля в ближайшие минимум десять суток не предвидится.
Как закончились полеты - не помню, в автобус мы не сели, шли до казармы пешком. Было не выносимо смотреть, как нам из него глумливо улыбаясь, приветливо машут руками. Вопреки ожидаемой губы, командир, узнав кто автор, и исполнители рацпредложения приказал.
«Завтра чтобы духу этих артистов в части не было!»
Узнали мы об этом на следующий день утром. Расставание было стремительным и по-мужски скупым. 10 минут на сборы, у казармы ждал замполитовский уазик, старшине было приказано лично доставить нас до остановки и убедиться, что мы сели в автобус, следовавший до города Владимир.
После Армии я поклялся, что никогда в жизни не одену погоны. Как говорят, хочешь насмешить Бога - строй планы! Самая интересная и увлекательная работа у меня была последние восемь лет моей трудовой деятельности в уникальном, единственном на всю Россию подразделении, от куда я ушел на пенсию в 55 лет в погонах майора. Но это, как говориться, уже совсем другая история.

Улыбка богов

Владимир Ракитин сидел за компьютером и с отвращением разглядывал пустую страницу на экране под названием Документ1. Страницу предстояло заполнить буквами, а потом приступить к заполнению следующих, но вот уже пятнадцать минут дело не двигалось. Аванс за книгу был получен и уже частично проеден, а написать пока не удалось ни слова. В очередной раз Ракитин попытался себя обмануть и в очередной раз признал свое поражение. Нужна была первая фраза. Причем это должна быть хорошая, крепкая фраза, которая потянет за собой вторую и третью. И потом дело пойдет. Некоторые авторы могли писать свои книги в любой последовательности глав, хоть вразбивку, хоть задом наперед. Ракитин так не мог и поэтому сидел перед компьютером, разглядывая мигающий текстовый курсор. «Эх, - подумал он, - бездарь я тупая. А ведь бывает же у людей вдохновение? Как там у Пушкина?

«Мне кажется, однако, что предмет немного затруднителен... не выберете ли вы другого?..- сказал Чарский.
Но уже импровизатор чувствовал приближение бога... Он дал знак музыкантам играть... Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнем; он приподнял рукою черные свои волосы, отер платком высокое чело, покрытое каплями пота... и вдруг шагнул вперед, сложил крестом руки на грудь... музыка умолкла... Импровизация началась».

Или вот:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Ничтожный меж ничтожных Ракитин в порыве самоуничижения посмотрел на фигурку Аполлона Бельведерского, которую ему привезла из Греции очередная подружка. Поскольку Аполлона Музагета принято изображать, как известно, даже без фигового листка, сувенир имел не столько творческий, сколько эротический подтекст, но Ракитин тогда сделал вид, что намека не понял. Подружка обиделась и вскоре куда-то пропала, а Аполлон остался. «Какую бы ему жертву принести на будущую книгу?» - подумал Ракитин. - «Водки что ли ему налить, и я уж с ним заодно, для вдохновения? Нет, богу водку предлагать, пожалуй, неприлично, надо чего-нибудь греческого». Из греческого в баре оказались только оливки и запыленная бутылка невесть когда и невесть зачем купленной «Метаксы». «За такое, пожалуй, и проклятие огрести можно», - подумал Ракитин, нюхая откупоренную бутылку. Пахло странно. «Стоп-стоп-стоп! Принося жертву, надо же что-то попросить. А что? Может, музу? Чтобы явилась и осенила! Муза... Какие сейчас к черту у писателей могут быть музы?» - горько подумал он, - «один атеизм сплошной и литхалтура... Ну, будь что будет! За тебя, Аполлон!» - поднял Ракитин рюмку и немедленно выпил.
- Ну? Чего тебе надобно, старче? - капризно спросили откуда-то сзади.
Холодея, «старче» крутнул кресло. На диване сидела усатая увесистая тетка лет 50, туго обмотанная чем-то вроде белого сари. Черные с проседью волосы были зачесаны назад и собраны в тугой пучок. Рядом с теткой лежало что-то вроде лиры.
- Вы кто? - тихо спросил Ракитин, перебирая в голове варианты ответов, один неприятнее другого.
- Муза! - гордо ответила тетка, сверкнув золотым зубом.
- Настоящая, греческая, античная муза?! - ахнул Ракитин.
- Или нет?! - с подозрительно знакомым акцентом ответила тетка. - Не знаю за античность, но что настоящая - это точно. И потом, зачем тебе греческая муза, как ты с ней объясняться-то собрался? По-английски со словарем? То-то. Я из представительства Parnassus Ltd по России и СНГ в Одессе.
- Подождите-подождите, - не унимался Ракитин, - так вы, значит, моя муза?
- Ну, положим, не твоя, тебе пока персональная муза не полагается, не классик чай, я - муза по вызову.
Ракитин хихикнул.
- Похихикай мне! Щас вот как осеню кифарой по башке, будешь знать, как такое думать! - окрысилась муза. - Короче, чего пишем?
- Роман, фантастический, фэнтези то есть. Аванс вот получил, а не пишется... Вдохновения нет.
- Вдохновения ему... - хмыкнула тетка, - труд сделал из обезьяны современного писателя, минуя стадию человека! План есть?
- Вот... - Ракитин протянул музе две странички.
- Так, что у нас? Фэнтези, ага. Это значит, гномы всякие, эльфы и прочие порождения сна кельтского разума.
- Только надо, чтобы не получилось как у Толкиена...
- Не волнуйся, мальчик, - проявила знание советской классики тетка, - как у Толкиена все равно не получится. И как у Сапковского - тоже. Ладно. Будем делать из тебя популярного автора хитов продаж.
- А получится? - пискнул Ракитин.
- Или я не муза?! - задрала бровь тетка. - Хотя по контенту я еще у себя посоветуюсь. Жанр для меня новый, но нет таких крепостей, которые не могли бы взять... кто?
- Большевики... - неуверенно подсказал Ракитин.
- Нет! - грохнула муза, - дочери Зевса Вседержателя!
За окном полыхнуло синим.
- Это что, молния Зевса? - севшим голосом спросил Ракитин.
- Нет, это троллейбус номер 95 потерял провод! - ехидно ответила муза. - Кстати, а почему у тебя дома такая конюшня? Жена твоя где?
- Ушла...
- Куда ушла? Когда вернется?
- Да нет, она совсем ушла, еще год назад.
- Клянусь Аполлоном, от этого шлимазла еще и жена ушла! А почему ушла?
- Сказала - неудачник... Ну и вообще, всякое такое...
- Так, - сказала муза, что-то прикидывая, - суду Париса всё ясно. Запомни, э-э-э... Звать-то тебя как?
- Владимир... Васильевич.
- Так вот, запомни, Вовус Васильевич, а хочешь - запиши первое правило литератора. Ничего путного в грязной квартире не напишешь. А у тебя пылюка кругом и раковины из-под грязной посуды не видно. Так что первым творческим актом у нас будет уборка!
Ракитин содрогнулся.
- Спокойно, товарищ! Убирать буду я! - пояснила муза, - а у тебя задача будет другая. Где тут можно переодеться? А, вижу. Я сейчас.
Через пару минут щелкнула задвижка ванной комнаты, и у Ракитина подогнулись ноги. Он плюхнулся на диван, едва успев выдернуть из-под себя лиру. Муза переоделась в черные лосины и черную же футболку, на которой был изображен серп и молот с призывом «Коси и забивай!»
- Чего расселся? - прикрикнула на него зевесова дочь. Гони в супермаркет и купи продуктов на обед, чтобы по первому разряду, сам сообразишь. Деньги есть?
- Есть... - вякнул Ракитин.
- Есть у него... - буркнула муза, извлекая из воздуха золотую банковскую карту, - на.
На карте красовалось изображение Олимпа и было написано что-то по-гречески.
- Не сомневайся, карта рабочая, проверено. Можешь тратить. С первых роялти отдашь. Да, не забудь хорошего шампанского купить и конфет. А ну, какое шампанское хорошее?
- «Вдова Клико»? - рискнул слабо разбирающийся в деликатных напитках Ракитин.
- Ты не Донцова! Брют какой-нибудь возьми рублей за 700, да и ладно. Да, обед будет на троих. Первый - пошел! - приказала она и отправилась на кухню. На спине ее футболки был нарисован Ленин, глумливо предъявляющий кукиш.
***
Вернувшись из магазина, Ракитин не узнал квартиру.
- Ну что, ощущаешь запах чистоты? - спросила его из комнаты муза. Она опять переоделась и теперь была похожа на школьную учительницу.
Посередине комнаты стоял обеденный стол, красиво накрытый на троих, из кухни сногсшибательно пахло домашней едой.
- Так, - деловито сказала муза, - шампанское в ведерко, конфеты на стол, рыбу и колбасу давай сюда, сейчас порежу.
- А кто третий? - спросил Ракитин.
- Сейчас узнаешь. Вот, - подняла она палец, и в прихожей послушно зазвенел звонок, - иди, встречай и смотри мне!
Ракитин, уже ничему не удивляясь, послушно открыл дверь. На пороге стояла девушка. Девушка была тоненькой и очень деловой.
- Владимир Васильевич?
- Я...
- Меня зовут Инна, я из журнала «Современная литература», у меня задание - взять у вас интервью. Вы позволите?
- Прошу... - посторонился Ракитин, - проходите в комнату.
Увидев накрытый стол, девушка смутилась.
- Ой, у вас гости? Я, наверное, не вовремя?
- Вовремя, вовремя, мы как раз вас ждали, усаживайтесь, пообедаем, а потом уж и интервью своим чередом, меня зовут Муза Аполлоновна, - зажурчала тетка. - Вы разве есть не хотите?
- Ну, вообще-то, да... - ответила Инна, я с утра...
- Вот и ладно, - сказала муза, - надо покушать. Кто что будет пить? - спросила она и метко пнула ногой под столом Ракитина, чтобы тот не забывал мужских обязанностей.
Выяснилось, что муза принципиально ничего кроме водки не пьет, а Ракитин, как настоящий русский писатель, привык запивать водку пивом.
- Тогда и я тоже буду водку! - решительно сказала Инна. Все засмеялись.
- Правильно! - сказала Муза Аполлоновна, - какое же интервью без водки? А шампанское тогда на десерт.
Обедали как-то неожиданно непринужденно и весело. Муза травила нескромные одесские анекдоты, Ракитин тоже вспомнил пару безотказных писательских баек. Инна досмеялась до того, что у нее потекла косметика и пришлось бежать в ванную умываться.
После кофе муза глянула на часы и сказала:
- Ладно, мальчики-девочки, не забудьте, у вас еще интервью, мороженое в холодильнике, шампанское на столе, а мне, пожалуй, пора.
В прихожей она неожиданно предъявила Ракитину увесистый кулак:
- Смотри, писатель, не упусти девку. Упустишь - я уж постараюсь, будешь до конца жизни историю фабрик и заводов писать. По завету Горького, ага.
- А вы... вернетесь?
- Он еще спрашивает! Я этого гоя осенила, а он еще сомневается! Если что, заявка принята и утверждена, теперь у нас светлый путь общий, буду тебя и дальше осенять, работа такая. Завтра утром... нет, после обеда приду. Жди. Будем из тебя классика ковать.
***
- Скажи, Вовус, а ты настоящий? - тихонько спросила Инна, - и обед, и квартира твоя, и Муза Аполлоновна эта смешная, и вообще все - это все взаправду?
- А почему ты спрашиваешь? - удивился Ракитин. Он осторожно разливал шампанское по высоким бокалам и повернулся к Инне, держа в руке бутылку.
- Нет, ты сначала ответь.
- Конечно, настоящий, а какой же еще?
- Чем докажешь? - серьезно спросила Инна. Она лежала, не стесняясь наготы, и серьезно смотрела на Ракитина.
Ракитин секунду подумал и осторожно опустил холодное донышко бутылки ей на живот.
- Ой! - взвизгнула девушка и потянула на себя одеяло.
- Ну, как?
- Вроде настоящий... - нерешительно сказала Инна.
- То-то. Так почему ты все-таки спросила?
- Понимаешь... странно все как-то... У меня в последнее время все плохо было, и на работе, и так, вообще... И работа вроде есть, квартиру купила, машину, шмотки разные, в кабак там сходить, за границу с бойфрендом съездить, ну ты понимаешь, - все как у всех. А тут как нашло что-то, мужика своего прогнала, да и чего его, собственно, прогонять, он и так женатый, с главредом поцапалась. И вот сижу я дома вечером одна, и так мне вдруг тошно стало. Достала из бара бутылку коньяку и давай себя в голос жалеть. А у меня на столе сувениры всякие стоят, я их из отпуска привожу, Эйфелева башня маленькая, кружки какие-то, статуэтки из Греции, ну, знаешь, боги, герои, их в Греции туристам впаривают под видом античных. Ну, я возьми и попроси у Зевса...
- Чего?
- Неважно...- замялась Инна. - Попросила, одним словом.
- Ладно, а потом что?
- А потом ничего... Проревелась, умылась и спать легла. А утром ни с того, ни с сего главный вызывает - к тебе ехать. Интервью делать в номер. А в номере, между прочим, на этом месте уже другой материал стоял, я знаю.
- Н-да, дела, - подумал Ракитин, кое-что вспомнив. - Случайность, наверное...
- Пусть случайность, но все равно непонятно, - задумчиво сказала Инна, держа в руках бокал. - Ведь стол-то вчера был на троих накрыт. Получается, ты меня ждал?
- Ждал, - ответил Ракитин, осторожно забирая у девушки бокал, - ты даже не представляешь, сколько я тебя ждал...

Олежа Ниатов - обычный солдат погранвойск. Бурят по национальности. Крепкий и немногословный. Была в парне какая-то скрытая сила, которую он не выпячивал, но если надо, выручал и помогал с улыбкой, не ожидая благодарности за свою человеческую надёжность. Он и Мишку своими руками из системы вытащил и помог дойти до заставы.

Одноглазый Зукар - конь системщика, ранее выступал на скачках, и вид обгонявшей его лошади возбуждал в нём стремление догнать, обойти и прийти к финишу первым. Как он попал на заставу, сие никому неизвестно.
В тот день надо было просто отработать сработки на правом 17-18. Системщик остановил коня возле блочка. Слез. Сделал сработки. Проверил точность работы правого аппарата, дважды сверяясь по МТТ с дежурным по узлу связи. Блочок не глючил. До заставы совсем чуть: три участка. Старший наряда ехал первым и уже перевалил за горку. Олежа остановился, подстраховывая отставшего по делу системщика. Мишка взял в руки поводья изголовья, вставил левую ногу в стремя и оттолкнулся от земли, занося правую ногу над седлом. В этот момент Зукар услышал топот лошади старшего наряда, пущенной в галоп с пологого спуска. Стерпеть такое ипподромный конь не мог. И он прыгнул с места в галоп, не давая молодому солдату времени занять своё место в седле. Мишка слетел с одноглазого Зукара на галопе, не успев даже сесть. В отличие от Зёмы, сапог в стремени не застрял. Иначе бы то, что от Мишки осталось, пришлось бы также завернуть в солдатские одеяла. Мишка спрыгнул, когда Зукар, набирая скорость, разгонялся по склону с места, догоняя звук галопирующей, но невидимой лошади старшего. С левого бока коня, где повис, вцепившись в седло, солдат, была система. У лица парня бешено мелькали подбитые подковами конские ноги. Восемь тонн - сила удара на конце подкованного копыта, мелькнула мысль. И Мишка прыгнул. Летел, кувыркаясь, свернувшись в клубок, как учили. Время приостановило бег. Закружилось с сопками, облаками, колючкой, столбами, контрольным валиком, с встревожено-привставшим в седле Олежкой на горке. Что удивило пограничника - автомат и СПШ висели за спиной. И вдруг оба проплыли перед глазами, как в замедленной съёмке, закручиваясь оранжевым магазином и ремнем с кобурой в разные стороны. Скорость полёта долбанула Мишку трижды, кувыркая о твердую горную поверхность, и по касательной швырнула на систему. Колючка впилась в афганку, разрывая и глубоко царапая кожу на спине, руках и ногах.
Олег отловил Зукара и помог накачанному адреналином коллеге выбраться из системы. Солдат ничего не чувствовал. Но всё понимал. То, что он получил сотрясение мозга, это Мишка потом сообразил, после того, как загнал на разряжании оружия патрон в патронник, вместо того чтоб отсоединить магазин. Олег, единственный, кто всё это видел, молча, сам разрядил магазины, увёл и обслужил Зукара и свою лошадь. Дежурный по заставе после прыжка, выполненного выше верхнего края пулеулавливательного щита, орал, как ужаленный гюрзой, не давая вставить в свой монолог и одного слова. Мишку загнали на кухню отрабатывать с мылом и щёткой загнанный в ствол патрон. Мишка даже не обиделся. Ему было хорошо. Хорошо от того, что он может видеть, слышать, ощущать. Что он отделался так легко. Вот только улыбка на его лице никак не клеилась к выполняемой им задаче: сверху до низу отмыть с мылом помещение кухни. Но рад был системщик неимоверно. Вот только в голове стоял звон и мозг воспринимал изображение происходящего вокруг как будто со стороны.
Олежа зашёл на кухню. К нему претензий у дежурного не имелось. Поглядел на Мишку, который шуршал с удовольствием в мыле и воде.
- Ну что, живой? - спросил он улыбаясь. Бурятские глаза Олежи узились добром и заботой.
- Ага! - обрадовался Мишка вниманию, не переставая полировать стены щёткой.
- Я седло снял, Зукара растёр. Всё нормально, - сообщил он коротко. - Сейчас дежурному доложу. Тебе помочь? - снисходительно спросил он, обернувшись в дверях.
- Не, я сам,- отказался Мишка, с удовольствием понимая, что у него появился неоплатный должок и надёжный друг.
Дежурный по заставе заявился на кухню через пять минут после того, как ушёл Олежка. Повёл себя как-то странно для уверенного в себе дедушки, который вопил и упрекал системщика во всех смертных грехах после ошибки на разряжании. Мишка при виде Усольцева начал натирать кафель с ещё большим усердием, коря себя за глупую оплошность возле пулеулавливателя. Ведь столько раз разряжал до этого автомат, и тут - на тебе. Он нисколько не связывал случившееся у пулеулавливателя с полётом с Зукара в объятия колючей системы. Вина была двойная и кара справедливая. Надо было только отработать по совести, чтоб запомнил. «Наверное, сейчас ещё какую-нибудь работку подкинет, чтоб через руки и ноги лучше дошло», - с сожалением подумал солдат о времени, которого на первом году службы так не хватает.

Игорь Усольцев стоял в дверях кухни, в нерешительности засунув руки в карманы. Отменять своё же распоряжение на наказание Мишки было как-то неловко. Получалось, что он допустил ошибку, наказывая провинившегося, но не узнал предварительно, что произошло на фланге и не учёл. А дедушка ошибок допускать на заставе права не имеет. Ибо бога для кандидата в члены КПСС нет. А для комсомольца Мишки он существо заоблачное и потому всегда прав. НУ, А ЕСЛИ НЕ ПРАВ - смотри пункт первый.

- Так! Ты кухню уже помыл? - нарочито недовольно спросил Усольцев, поглядывая по сторонам.
- Заканчиваю, вот стены уже, только пол остался, таащ сержант, - отрапортовал, замерев в ожидании у таза с мыльной пеной, Мишка.
- Давай быстро пол высуши и марш на конюшню лошадей поить,- скомандовал Усольцев, прерывая исполнение наказания каким-то извиняющимся тоном и поспешно ретировался из кухни, пряча свои глаза и отворачиваясь от Мишкиных. Если бы Мишка не знал Усольцева, подумал бы, что сержант не ушёл, а сбежал, спасаясь от его взгляда. «Да нет, показалось» - подумал системщик. - «Он же дедушка. А дедушка погранвойск всё равно, что майор милиции». Мишка угадал только во-вторых, что Игорь будет майор, а во-первых - генерал Усольцев возглавил впоследствии прокуратуру одной из областей Украины.

А с Олежей они потом ещё и барса прогнали зимой, считай голыми руками.
А дело было так. Дедушки уехали на дембель. Заставу завалило снегом по козырьки на системе. Особенно высокогорный правый фланг. Смена убывшим в запас пограничникам ещё не пришла. Пахали за двоих. Восемнадцать человек на тридцать км заграждений. Мишка торчал на связи по две смены подряд.

Пограничный наряд не дошёл до стыка на правом фланге заветные 600 метров. В двадцати метрах от блочка с сигнализацией и розеткой связи сидел снежный барс и нервно лупил кончиком хвоста снег. Позади него, вдалеке, двоился парными столбами стык между двумя погранзаставами с почтовым ящиком на земле под ними.
А Приказ простой - дойти до стыка - по пути проверить фланг на отсутствие следов нарушения границы, забрать почту и вернуться. Всего-то и делов: шесть километров по сопкам вверх и вниз туда, а потом обратно. На всё про всё два часа. И в десять быть дома, на заставе, с докладом, почтой и лошадьми. Всенепременно живыми и здоровыми.

- Наряд, стой! Не подходить! Серый,... К БОЮ! Лошадь мою забери! Стой! - тихо сипел старший.
- Твою мать! Где ж ты взялся! На мою голову! Здоровый какой! Лошадей уводи! Предсмертный прыжок - 18 метров! А тут пятнадцать. - Отходим! Спокойно! Стреляй - сам стреляй! Это ж тебе снежный барс, а не домашняя кошка, - думал и говорил шепотом старший пограннаряда, отступая. В голове пронеслось легендой по мозгам: если ранишь и убежит, то залижет раны и будет выслеживать, пока не убьёт, нет - пока не отомстит.

Олежа Ниятов, старший пограннаряда, выставил впереди себя родной автомат Калашникова. Осторожно, без щелчка, снял с предохранителя. Аккуратно и беззвучно отвёл и медленно сопроводил затвор, протолкнувший заряд в патронник. Оставалось только нажать на спусковой крючок, чтобы пули начали вылетать из закрытого пламегасителем ствола.

- Отходим, мужики, отходим. Лошадей не упусти! Уводи за горку! Я его держу! - скомандовал он. Да не поймёшь, кто кого держит ещё.

Котяра смотрел по-хозяйски, не мигая, на заявившихся в его владения гостей. По снежной целине, со стороны тыла, к месту, где сидел охраняемый красной книгой кошачий родственник, вела цепочка следов. Следы обрывались в метре перед системой. А на верхних нитях колючки, на высоте более двух метров пушились на ветру несколько клочков густой белой шерсти.

Блочок и барс находились под горкой, и наряд увидел и разглядел барса только после того, как Олежа, шедший первым, перевалил через верхушку сопки и почти уткнулся в дощатый параллелепипед системного блока. Барс сидел тихо и ниже, на спуске, и сливался со снежным покровом, выпавшим ночью. Слава богу, что из-за глубокого снега и жалея лошадей, Олег спЕшил наряд на подъёме. Почуявших хищника нервных лошадей оставили за горкой под присмотром третьего пограничника - Фрола - молодого шкипера и штатного ветеринара заставы.

- Фрол, стоять! Вяжи коней к системе! Автомат к бою! Из-за горки не лезь! В Ы П О Л Н Я Т Ь! - рискуя разозлить усатого и зубастого хозяина гор, рявкнул Олег за спину и услышал дубляж команды переудобренный матюками Серёги, шедшего следом по пробитой им тропе.

- Перепрыгнул, куклачёвский любимец! Там же почти за два метра! Без разгона! - услышал Олег за спиной тихий возглас удивления младшего по дозору Серёги. Серёга был с Олегом одного призыва.
- Что делать-то будем, старшой? Приказ - дойти до стыка, а этот сидит, сожрёт ещё? - уже шёпотом спросил пограничник. Может, стрельнём?
- Я те стрельну! Вверх нельзя, черт его знает, куда он рванёт. В него тоже нельзя - не положено. Как в инструкции: только если нашей жизни опасность угрожает. А он вроде кушать нас не хочет. Просто сидит. Пока сидит. Подождём, может, уйдёт.
- Ага, уйдёт!? Как же! Гля как зыркает, а хвостище-то, хвостиЩе - метра полтора. Ставь на автоматический огонь, я уже поставил, а то не успеем, - с сомнением в голосе зашипел Серёга, приседая за блочок и освобождая место для старшего наряда с другой стороны зеленого ящика.

Выписка из инструкции по охране государственной границы: ...пограничному наряду категорически запрещается применять оружие по животным, если жизни пограничников не угрожает опасность...

Ну, эту цитату вам любой погранец выдаст без запинки. А по жизни так, как начальник заставы решит, так и будет, на то он тут и господь бог и воинский командир на все тридцать километров вширь и на тридцать вглубь района ответственности за линейку границы. А до этой линейки иногда и на ступе с бабкой не долетишь - или снегом, или облаками занесёт ветром. Зато слышимость в горах, как в воде, на километры.

Можно, конечно, и самим стрельнуть, без приказа. Неучтенных патронов, стыренных на стрельбище или заныканных при смене списанных боеприпасов в каждом погранподразделении валом. Только стрельба без приказа вещь хлопотная, а особисты не дремлют.
Олежа понял: неразрешённый выстрел или очередь, прозвучавшие в горном морозном воздухе, услышат с трёх сторон.
На своей заставе могут поднять всех в ружьё, потом как минимум по морде можно получить от всех, кого подымут.
На соседней заставе, если подымут, сдуру пристрелить могут, любят там мужики популять. В прошлом году с перепугу трёх кабанов одной очередью в полмагазина завалили.
У иранцев - хуже. Тревогу не подымут, а вот ноту протеста если залепят или вопрос зададут - потом разборок с особистами не оберёшься.
Звонить надо. По команде разрешение просить. Обидно это Олеже. Он тут царь сейчас на фланге, и патронов на сто пятьдесят барсов хватит. Унизительно быть бесправным царём. Им там хорошо в тепле за полуметровыми стенами, а мы тута втроём, да трое лошадей против снега, времени и барса на морозце стоим. А решать ему надо, но как тут барса убрать, не стреляя? Не заяц же.

- Трубку давай,- протянул руку к Серёге, - звонить будем. - А ты пушистого держи на мушке. Может, колоколами громкого боя спугнём. И не мёрзнет же гад, - сплюнул Олежа, разматывая провод микротелефонной трубки. Гнездо розетки пряталось за резиновым кругляшом заглушки на столбе.
- Ну, чё там у вас? - выглянула с вопросом из-за горки голова Фрола со стволом автомата чуть впереди и правее головы и направленным вверх.
- Не рыпайся, лошадей держи! - огрызнулся Олег, не оглядываясь. - Упустишь - ползти заставлю до самой конюшни. - Фрол проникновенно исчез, чтоб проверить и успокоить коней.
- Ну, мать его кошку за хвост и уши! - матернулся Серёга, не выпуская пятнистого из прорези на прицельной планке. - Вот же попали, блин! Вперёд нельзя - барс! Назад нельзя - приказ не выполним! Стрелять нельзя - эта падла не нападает! А ему сидеть значит можно! И скоко нам тут сидеть, Олежа? Мы ж в сапогах, не валенках поехали, замерзнем скоро. Фрол хоть прыгать там может. А тут можно и допрыгаться, - бубнил, не отрывая палец от спускового крючка и щурясь, Серёжка.
- Тихо, балаболка. Целься лучше. Вызов пошёл, - осадил ругань Серёжки старший по наряду.
Выглянуло солнышко. Барс, рыкнув, вдруг медленно зевнул, пастью демонстрируя клыки и откровенно скучая по продолжению пьесы им же и спровоцированной. Самый кончик просто неприлично толстого и длинного для кошачьих хвоста мёл снег медленнее. Барс смотрел с интересом, но соблюдая свой непонятный этикет, уходить не хотел. Не то воспитание, чтоб отступать у себя дома.
- Миша, привет! - услышал связист в телефонной трубке голос Олега Ниатова.
- Да, Олежа, что так медленно? Ты до стыка дошёл? Почта есть? Прочти кому письма, толпа ждёт, переживает. Ну что молчишь? Что, писем нет на стыке? Соседи сказали, что под ящиком лежат и камешком придавленные в пластиковом пакете. Ну, Олежа давай читай, я записываю, - не терпелось узнать новости о письмах.
- Мишка, зови дежурного по заставе! У меня барс перед стыком сидит на первом правом. Не уходит! Проси разрешения стрельнуть в воздух! А то приказ не выполним! А лучше по нему - очередью! - разошёлся Олежа. Мишку аж подкинуло неведомой силой вверх.
Олежу все уважали. Ошибиться он не мог.
- Дежурный! - завопил Мишка, - чэпэ на правом! Барс под системой! Почта в опасности! У Олежи патроны в патронниках! - Женька маленького роста еврей, непонятно как попавший в погранвойска, примчался, на ходу поправляя фуражку. Чуть веснушки не потерял по дороге, гремя и бряцая штык-ножом на поясе.
- Какая почта - наряд спасать надо! - осадил связиста Женька, сияя сионистским профилем, и забрал трубку.
- Давай колокола громкого боя на правый жахнем! - предложил Мишка. - Может, испугается.
Целую минуту по правому флангу гремели киловаттные колонки, разрывая в клочья тишину сиреноподобными воплями с телеграфных столбов.
- Хорош, Женька, больше нельзя - аккумуляторы посадим! - остановил системщик громыхание на правом и поинтересовался о поведении барса у Олега.
- Сидит! - спокойно отвечал мне потомок бурят. - Не уходит, только снег со шкуры стряхнул. Звони ответственному - время идет, мы мёрзнем, лошади волнуются, почта ждёт на стыке.
Ответственным был жутко гнилой, молодой прапор. После пары-другой залётов по собственной глупости он боялся любой ответственности. Причём взваливал элементарные решения, переводя стрелки на начальника заставы. Но начальник спал после ночного дежурства. И будить его можно было только при объявлении войны Ирану или вооруженному вторжению войсковых групп и банд на нашу территорию.
- Стрелять запрещаю! Вы что там совсем ох....ли! А льва там у вас на правом случайно нету? А ну ноги в руки и на стык! Брехуны нерусские! А то я вам устрою наряд по конюшне до дембеля! - бесился прапорюга в пене собственной власти. Наряд как назло состоял из бурята Олежи, западнянского украинца с карпат Фрола и белоруса Серёжки. - А ты, Фрол, как ветеринар, у меня там вообще в навозе утонешь! - зачем-то наехал он на самого молодого бойца в наряде, разговаривая по трубке с Олегом.
Олежа отвёл от уха трубку, давая Серёге послушать бред прапорюги, и забыв про большую кошку, покрутил пальцем у виска.
- Ну и мудак! - почти одновременно сказали друг другу Мишка с Женькой, когда прапор походкой самодовольного фазана вышел из комнаты связи.
- Сука! - ещё короче сказал, стукая зубами, Серега Олеже на втором правом, опуская прапора до женского рода. - Пора с заставы убирать - совсем обнаглел кусяра.
- Давай барса сначала уберём! Думай, Серый! Стрелять нельзя! Все патроны под счёт, про СПШ - даже не вспоминай! - отрезал Олег.
- Может, снежками закидаем! Снега много! - съязвил Сережка, не отрываясь от пятнистой шкуры.
А на заставе Мишка с Женькой решили, что ждём ещё минут сорок и будим командира заставы. Пока застава не проснулась после ночных дозоров.
А барс спокойно сидел, упершись в восточно-узкие глаза Олежи кошачьим взглядом и получая не менее твёрдый ответ из раскосо-окаймлённых бурятских зрачков.
- Ну что, съел? Вляпались? - как бы говорили глаза барса, насмехаясь. - Что затормозили? Вот как захочу, так и будет. И вы мне тут не указ со всеми своими автоматами и патронами. А вот я вас тут и ваших лошадок вполне могу пожевать, если захочу.
- Ну что, предложения есть? - спросил больше себя, чем Серёгу, положившего ствол на блочок и не спускавшего глаз со зверюги, Олег. А барс сначала лёг, потом начал кататься по снегу с одного бока на другой, с удовольствием дергая широкими лапами, но с угрозой поглядывая на обоих пограничников. Шкура искрилась на солнце королевскими пятнами подбоя.
- Вот же козоед! - обиделся Сережка, наслаждаясь зрелищем и замерзая на снегу. - Мне бы щас такую шкуру! - размечтался он. - И фотоаппарат.
- Слышь, Фрол, - тихонько позвал Олежа. Фрол высунулся из-за горки за спиной у первого мясного барьера для саблезубого. Олег спросил у появившейся из-за вершины головы с поднятыми бровями и с интересом смотрящей на старшего, прячущегося за зелёным ящиком блочка вместе с Серёгой:
- Идеи есть? Ты ж ветеринар с отличием? Или только лошадиных дел мастер? Замерзнем же, как колючая проволока! С Серёги толку никакого! Что с хищником можно сделать? Думай, а то в воскресенье заставим пол зубной щёткой драить и стены с потолком! - театрально-невыполнимо пригрозил Олежа, толкая ученого зооведа в творческий поиск самым быстрым из возможных методов.
- Так это... медведи бабского визга боятся, ага! В Сибири только так, если что, и спасаются! - тут же отреагировал Фрол, выглядывая из-за бугра и скаля зубы. Автомата в руках видно не было. За горкой же. Но позвякивание ременного карабина о сталь ствола наводило на мысль, что и Фрол осознал серьёзность проблемы и давно уже хочет помочь себе и своим дедушкам вернуться в теплый и уютный кубрик.
- Фрол, ты что! Снегу там объелся с перепугу? Какой на хрен медведь! Кошки чего боятся? Вспоминай, блин, чему учили, а то скормлю этому горцу вместе с бушлатом после экзамена, - злился Олег, вываливая накопившиеся волнения и переживания на незадачливого Айболита.
- Валерьянку любят, - совсем затупил Фрол и хихикнул, представив, как он драит полы зубной щёткой в кубрике, а напротив на его бушлате сидит медведь очень похожий узкими глазками на Олежу и дожёвывает его красный диплом об окончании техникума.
- А у тебя есть? Давай щас на четверых разопьём: я, ты и Олежа с кошаком, и заодно успокоимся. На спирту же. Зажуём снегом и на стык все вместе! - заржал Серёга, дёргая автомат от удовольствия и согреваясь нежданным движением хохота в животе. Барс вскочил на четыре ноги, сделал серьезные, злые глаза и угрюмо вылупился на гоготавшего Серёжку.
Сережка представил, как барс, напившись валерьянки, в обнимку с нарядом, горланя про шумел камыш и горы гнулись, прёт вдоль контрольно-следовой полосы прямо на заставу. И при этом идёт на задних лапах, оставляя необычно широкую полосу волочащимся хвостом. А сзади Фрол ведёт в поводу трёх осёдланных лошадей. Понимая, что хохотать просто неприлично, нельзя, плохо, некрасиво и глупо среди горно-пустынной местности, он ничего не может с этим поделать. И, указывая пальцем на барса, в извиняющемся движении и пытаясь объяснить причину Олегу такого психически непонятного поступка, начинает медленно сгибаться от трясучего хохота.
- Не, откуда у меня валерьянка! Может, ему песню спеть? - орёт в этот момент Фрол, предлагая и выглядывая с автоматом сверху. Своей рожей он пытается разглядеть получше причину остановки. Рожа у Фрола прикольная, вся в веснушках, глаза большие, ресницы длинные, кожа белая с румянцем на щеках, брови подняты вверх, а рот раскрыт жуя снежную влагу, шапка же висит на ушах. И весь его жаждущий информации фас на фэйсе. И всё вместе, как у клоуна в цирке вызывает у Серёжки новый припадок. Барс ему уже становится не нужен - воздуха бы вздохнуть. Но за автомат ещё держится - привычка.
Олеже, посреди этой мизансцены становится, скажем так, не комфортно. Серёжка почти лежит, дёргаясь в трясучке под блочком. Левая рука у него на животе, а правая вытянута вверх и держит пистолетную рукоятку автомата, дергаясь с приступами смеха. Барс, услыхав нарастающую ржачку, прижал уши, присел , рыкнул и осккалился. Недобро поглядел. Лошади за горкой тревожно заржали.
- Мужики, так что, песню петь? - снова выглянул Фролиссимо. - Я ещё и станцевать могу! - подал он гениальную идею! - Серёга бросил автомат - А-ха-ха-ха-ха-ха-ха. - неслось над пологими водоразделами.
- Дурдом! Лошадей успокой, солист лошадиный! - осклабился Олежа, не зная за кем смотреть и спасать: животное или напарника без автомата на снегу под ногами. Коллега попытался встать и прихватить оружие, вдохнул.

И в это время осмеянный барс медленно-медленно начал делать первый шаг в сторону Ирана, прочь от системы. Он буквально вжался в поверхность, прижимая уши, и всем своим видом показывая, что это не наряд, а он так решил - уходить. Очень медленно переставляя лапищи и волоча хвост, хищник, оскалясь, пошёл перпендикулярно наряду вверх по снежной целине.

К у д а? А песенку? - по-детски удивился Фрол, как будто у него любимую лошадь отобрали, прежде подарив задаром.
Серёгин вдох был явной ошибкой. Приподнявшись над блочком, он увидел уползающего через снежную чистоту следовой полосы зверюгу. Что ему ещё привиделось, он объяснить не смог. Просто икнул, ткнул пальцем в пятнистый силуэт и снова был скошен смеховым обвалом.

-И-И-И-И-И-И-И-И-с-с пугался-ААААААхахахахаха! - захрипел Серёга, валясь под ноги Олегу за блочок. Радостная рожа Фрола в этот момент приподнялась над горкой за спиной дедушек. Вопрос был явно неуместен.
- Так шо, танцевать не будем?! Барсы закончились? - залепил сверху молодой пограничник. Тут уже не выдержал и засмеялся Олежа, сбрасывая напряжение смехом в сторону бороздящего снег барса. Барс напоследок показал клыки и скрылся за сопкой, уходя в сторону сопредельной стороны.
- УУУУУхаха! - ухохатывался Серёга в победном косяке и тряске. - Они нашего Ха-ха боятся, Фрол! - Запиши для потомков. А-А-А-А-А-А--л- л -ергия -А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА на смех.

С тех пор на нашей заставе снежных барсов никто не боялся. А только дураков, змей и начальника.
А Олежу начальник сплавил в ММГ, в АФган. Не понравилась ему самостоятельное мышление и прямота победителя барса. Престарелый Зукар умер, сломав себе ногу. Шеф - на заслуженной пенсии. Мишка стал офицером. А Олежа... такие не пропадают - на таких как он них весь мир держится и Земля вертится.

Справочка. Снежный барс, в отличие от других больших кошек, не может реветь. Зафиксированная длина прыжка во время охоты до 14 метров. Размеры ирбиса относительно крупные. Длина тела от головы до хвоста 103—130 см, самого хвоста 80—105 см. Высота в холке около 60 см. Масса тел самцов достигает 45-55 кг, самок 22-40 кг (возможно, что вес сильно разжиревшего зверя может достигать 65 и даже 75 кг).

Википедия.

Ревя моторами, колонна преодолевала подъём. Из двух последних тентованных ЗиЛов под откос полетели РД и начали выпрыгивать бойцы разведгруппы.
На этом участке «духи» неоднократно наносили удары из «зелёнки» по колоннам и тут же уходили в горы. Разведгруппе была поставлена задача найти возможные пути прохождения банд и, если удастся - лагеря этих банд. Поэтому и выпрыгивали на ходу, чтобы чей-то чужой взгляд не зацепился за остановившуюся колонну. Маленький, но шанс войти в «зелёнку» незамеченными.
На бегу подхватили РД, скатились под откос и бегом преодолели пару десятков метров до «зелёнки». Скрывшись в зарослях, отряхнули рюкзаки, закинули их за спину, попрыгали «на зазвенит» и начали движение - сначала боец и сапёр, шагах в пятнадцати-двадцати остальная группа, затем двое замыкающих. Двигались осторожно, высматривая тропы среди зарослей, мины и растяжки. На два километра «зелёнки» положили нам два часа. Если не спешить, то должны успеть.
Трижды сапёр, найдя противопехотные мины, останавливал группу и, осмотревшись, намечал путь обхода. Мины наносились на карту, но не обезвреживались. На четвёртый раз были «близнецы» - две мины недалеко друг от друга - и сапёр остановился, показывая нам их местонахождение, чтобы никто сдуру не наступил. Серёга Буйнов тихонько пошёл дальше, высматривая мины и оглядываясь по сторонам. Шагнув за островок густого кустарника, он нос к носу столкнулся с идущим навстречу «духом». Рефлексы сработали сразу: «дух» ещё только начал что-то понимать и поднимал автомат, а Серёга уже упал на спину и выпустил прямо в «духа» длинную очередь. Группа моментально залегла, а «зелёнка» взорвалась очередями. Пули носились по невообразимым траекториям, срубали ветки, выли в листве. Весь мир сошёл с ума: все стреляли во всех. Я оглянулся. Среди этого сумасшествия одинокой махиной стоял Юрка Тимошин, держа в одной руке ПКМ, а другой держась за шею - шальная пуля задела его. Отняв руку от шеи и поднеся её к глазам, Юрка уставился на кровь...
- Ложись! Ложись, бля! - заорал я ему. Лежащий с другой стороны Димка Гусев начал махать Юрке рукой: ложись, идиот! Но тот так и стоял - вид собственной крови парализовал его. Я, скинув РД, быстро пополз к нему, чтобы сбить подсечкой. Худенький, тщедушный Сашка Прохоров опередил меня, вскочив, он живым ядром врезался в Юрку, повалил его в траву, но страх собственной смерти, навеянный видом крови, гнал куда-то Тимошина, и он снова поднялся, даже не заметив Сашкиного веса. Очередь, прошив худенькое Сашкино тело, ударила Юрку в грудь и опрокинула его назад. Я, подползши к ним, перевернул Сашку на спину и увидел две пары мёртвых глаз, смотрящих в небо - его и Юркины. Ненависть чернотой своей резко накрыла меня с головой - ненависть к этому говённому миру, пожирающему самого себя; к придурку Юрке; к себе, не успевшему вовремя; к этой «зелёнке», расстреливающей нас в упор. Подняв выпавший из Юркиной руки ПКМ, я опёрся на пулемёт рукой - вскочить, выпустить очередью ненависть, броситься вперёд и убивать, убивать... Рука соскользнула на крови, которой щедро был полит пулемёт и я упал, больно стукнувшись о железо лицом. Вспыхнуло красным и пелена спала с глаз - куда ты, идиот, на пули? А может, это сказал подползший ко мне Димка... Я прополз несколько метров вперёд и короткими очередями стал стрелять по зарослям. Ребята, уложив Юрку и Сашку на один брезент, взялись за ручки.
- Уходим, уходим! - старший лейтенант Саркисян махал вправо, указывая путь отхода. Группа бросилась в указанном направлении. Я, достреляв ленту, побежал следом.
Ветки хлестали по лицу, листва сливалась в одно пятно, пули, почирикивая, обгоняли нас и уносились куда-то. Каким-то чудом мы не нарвались ни на одну из мин или растяжек. Через, казалось, вечность такого бега группа вырвалась к горам. Пробежав по склону метров двадцать вверх, мы залегли и приготовились к стрельбе. Но из «зелёнки» так никто и не вышел.
------
Пройдя километра полтора, остановились и вышли на связь
- «Вершина», «Вершина», я - «Ущелье-три».
- «Ущелье-три», я «Вершина», приём!
- «Вершина», я «Ущелье-три», требуется эвакуация двух ноль двадцать первых, квадрат...
Целую минуту в эфире был слышен только треск и завывание помех.
- «Ущелье-три», я - «Вершина». Повторите!
- «Вершина», у нас два ноль двадцать один, повторяю...
- Бля...
Я представил капитана Платицына, неверяще смотрящего на рацию - два «двухсотых» в самом начале рейда...
- «Ущелье-три», ждите «вертушки», повторяю...
------
Я не здесь, я где-то в стороне.
Я вижу группу, которая приготовилась к движению и, привычно попрыгав, пошла вперёд. А навстречу ей с гор спускается белое пламя - и я знаю, что оно поглотит их; что жить им осталось меньше суток - и хочу крикнуть им, предупредить; но кто-то воткнул мне прямо в сердце стальной штырь, выбив из лёгких воздух, лишив возможности даже пошевелиться... Последний парнишка, вскинув на плечо ПКМ, перед тем как шагнуть в пламя, обернулся и, встретившись со мной глазами, улыбнулся. Эх, парнишка, ты ещё не знаешь, что скоро ты встанешь перед выбором: или предать и остаться в живых, или остаться и умереть...
Через четверть века я, восемнадцатилетний, улыбался себе теперешнему.
Пламя накатилось, поглотило паренька с пулемётом, ударило по мне.
- «Скорая»! «Скорая»! - где-то далеко чей-то знакомый голос. Какая, нахер, «скорая»?! «Вертушки», «вертушки» вызывай!
Пламя разгоралось всё ярче, норовя выжечь глаза даже сквозь закрытые веки, делая боль совсем невыносимой, выдавливая хрип вместо крика и...
...и кто-то милосердный выключил свет.

Затишье на сайте - хочу опубликовать рассказ. Он не мой, автор указан. Коллекционирую шедевры И-нета (с Биглера в том числе). Оценок прошу не ставить.

Перехват разведчика. Мары.

Федоренко А.А.

Мары: Какой истребитель не знает этой базы? Одни бывали там неоднократно, другие слышали от бывавших. Именно там оттачивается мастерство и завоевывается летный авторитет воздушного бойца. Там рождаются легенды о воздушных победах, а иногда ставится крест на авторитете летчика, карьере, жизни. Именно поэтому "старики" не устают повторять молодым, рвущимся в бой: на учениях класс не дают, на учениях его можно лишиться. Ничего не поделаешь, такова правда жизни строевого летчика.
Воздушный бой - не моя стихия. Мне по душе строгая геометрия дальнего боя с единственным выходом в ЗПС и поражением цели. Поэтому на очередных учениях моему звену поручается перехватить разведчика. Опытный пилот знает, что это задание таит в себе много неожиданностей, хотя и кажется простым. В отличие от истребителей, когда противники должны неизбежно сойтись, взаимно стремясь к уничтожению, разведчик старается избежать боя. Поэтому, преследователь разведчика должен обладать зоркостью орла, упорством и хваткой бульдога, волчьим умением распределять усилия коллег.

Не надеясь на прицел, начертил план на миллиметровке, точно рассчитал начало разворота на 180 градусов с выходом в ЗПС на дальность работы с пушки. Согласовал свои действия с офицерами боевого управления и ведомым. Замысел был таков: выйти в ППС, на расчетной дальности развернуться одновременно с ведомым на курс разведчика, чтобы он оказался между нами, визуально обнаружить и атаковать. Просто, но сколько вводных могло оказаться на каждом этапе перехвата!
Ожидание: Наш вылет в третьем залете. Сначала шли групповые воздушные бои и мы коротали время, прослушивая радиообмен боев и наблюдая за разборами полетов на земле. Ожидание точило душу, как ржа железо, мандраж волнами накатывал и накатывал, изматывая нервы. Хотелось получить за задание отличную оценку, другая не к лицу майору и капитану, первоклассным летчикам, уже участвующим не раз в подобных учениях. Тем более, что в полку было много молодежи, которой пока приходилось наблюдать за "стариками".
Небольшая пауза между вылетами. Теперь наша очередь. С нетерпением ждем команды на вылет с КП. Вот уже взлетел "наш" разведчик, а команды все нет. Напряжение растет. Наконец по громкой дали нам готовность. Несемся сломя голову с Лехой Копыловым к самолетам, быстро осматриваем, расписываемся в ЖПС.
- Товарищ майор, прицел не работает у вас, - докладывает техник после росписи.
Тоскливо смотрю на далекую палатку, где осталась моя вторая пара - времени уйдет много на организацию ее вылета, а разведчик уже идет к объекту.
- Леха, как у тебя прицел?
- Нормально!
- Тогда ищи по прицелу, а я - визуально.
Взлетаем. Напряжение спало, мандраж ушел. Мною овладело привычное состояние охотничьего азарта. С трудом сдерживаю себя, чтобы не рвануть на форсажах в зону перехвата. Надо экономить топливо, разведчик, по информации добытой у местных пилотов, парень молодой и рьяный. Значит будет вертеться над пустыней, как черт на помеле.
Начинает поступать целеуказание. Ведомый занимает дистанцию 10 км сзади и включает прицел. Внимательно слушаю команды и держу курс строго на цель. Особенно не напрягаю зрение, еще далеко. Погода против нас. Над пустыней висит мгла, идем против солнца. Ведомый молчит, значит дело с обнаружением по прицелу не прошло, придется напрягать глазки. Впрочем, все идет по плану. Разведчик ушел на предельно-малую высоту, маневрирует, сохраняя направление на объект.
Офицеры боевого управления молодцы! Дают мне расчетную дальность начала разворота, я командую ведомому : - Начали: Ввожу свой Миг-29 в левый полупереворот и начинаю шарить глазами под собой по барханам. О, нет, я не ищу МиГ-23 - нашу цель, я ищу его тень на песке. Молодой, а стало быть, малоопытный, "противник" видимо не знает, что чем ниже летишь, тем четче тень на земной поверхности. А мне это известно, и я хотел, чтобы он шел пониже, скрываясь от наземных локаторов. Так он и сделал!
Большая тень накрывает мою кабину. Машинально рву ручку вправо: Первая мысль: - Неужели я проскочил под разведчика?! С грохотом проносится мимо меня сверху вниз самолет с грязным брюхом. Вывожу самолет из крена и смотрю на моего потенциального убивца. - Ах ты, хрен моржовый, не выдержал все-таки дистанцию, провозился Леха с прицелом. Промухал с началом разворота и чуть не угрохал своего командира.

Ладно, пугаться некогда, выяснять отношения будем на земле. Живы-здоровы и слава Богу, воюем дальше. Тем более, вот он - курепчик, внизу, чуть впереди, километра полтора. Вернее, это его тень. Быстро ставлю ведомого на место, не упуская из виду тень. Когда Копылов докладывает о том, что меня видит, я целиком переключаюсь на цель. Делаю поправку на солнце и на высоту и без особого труда обнаруживаю разрисованный "под пустыню" мигарь. Он уже понял, что ему не удалось проскочить на встречных, что мы сели на хвост, и установил максимальную стреловидность в надежде оторваться от нас на форсаже. Однако, скорость мы держали приличную на развороте, вышли на дальности пуска, а самолеты у нас пошустрее. Так что увы...

Мой ведомый никак не может обнаружить разведчика ни по прицелу, ни визуально. Ему приходится еще следить за мной, чтобы не столкнуться. "Наш " разведчик начал энергично маневрировать по направлению и высоте, пытаясь оторваться и потеряться в пустыне. Я не подходил близко к нему, чтобы не попасть в прицел Лехе. Сам не мог работать, т.к. индикация прицела вообще пропала. Время шло, разведчик все-таки продвигался в сторону объекта, а мы не могли сделать зачетную пленку ФКП. Терпение моё лопнуло, я решил сблизиться на маневре вплотную с целью, чтобы облегчить её визуальное обнаружение Копылову. Противник, увидев резкое сближение, занервничал и начал энергичный разворот с набором высоты. Заметив его засветившееся от форсажа сопло, я тоже машинально сунул РУД на упор полного форсажа. И тут меня словно кипятком обдало! Топливо! Я давно не смотрел на остаток! Рука тут же убрала РУД на малый газ. Мимо меня вырвался мой ведомый с торжествующим криком: - Вижу цель! Атакую! - Выключи форсаж, конец боя! - каким-то севшим незнакомым голосом скомандовал я.

- Да я же вижу! - не унимался Леха.
- Конец боя, по прямой, выйду слева, - уже раздраженно заорал я в эфир.
Топлива было минимум-миниморум, только доползти домой. Сели мы на "лампочках". Впрочем, это нас особо и не беспокоило, на это наши командиры в Марах закрывали глаза. Позор! Привезли "неуд"! Обрадовать командира было нечем. Общаться ни с кем не хотелось. Звеном отошли в сторонку, и снова и снова разбирали полет: Оправдания не было.

На разбор полетов шли как на каторгу. Стыдно было подниматься перед лицом всего полка, особенно перед молодежью. Сидели как на иголках, ожидая разбора вылета.
- Пара майора Федоренко, - командир сделал паузу, ища нас взглядом.
Мы поднялись, оба пунцовые от стыда, опустив взгляды под повернувшимися к нам лицами пилотов и офицеров наземных служб.
- Отработали на "отлично", молодцы! Мы не верили своим ушам!

- Хотя они и не перехватили разведчика, но так его загоняли, что он выработал топливо и до заданного объекта не дошел. Решением командира учений работа пары оценена высшим баллом.

У меня защипало глаза от радости, Лехины глаза тоже подозрительно блестели. Пилоты обрадовано хлопали нас по плечам и спине.

На следующий день мы опять применили свой план и снова победили. На этот раз все прошло без сучка и задоринки.