- Василий Иванович, тебе кипяточку плеснуть?
- На х#й!
Аааааааа!!!!

Старый анекдот

В стройотряде шабаха дело святое. На неё отправлялись небольшие бригады стариков.
Одна такая бригада работала на трассе газопровода в Коми АССР, прокладывая кабель телемеханники. Десять мужиков ковырялись на трассе, а жили и питались в маленьком домике. Готовили по очереди. Дежурный готовил, раздавал еду и мыл посуду.
У домика была одна особенность, в нём нельзя было выключить отопление, во всяком случае мы не смогли. Газовая труба горелки была врезана прямо в газопровод и газ горел постоянно. Наверное в холодное время года это было несомненным плюсом, но в июле-августе такое счастье воспринималось как перебор. Решением проблемы стало минимальное количество одежды во время пребывания в доме. Народ рассекал в одних трусах и не парился. Кирзовые сапоги добавляли колорита, домашними тапочками никто не озаботился.
Собственно всё было готово для ЧП и оно не заставило себя ждать.
Дежурный, разливая чай по стаканам, сделал неаккуратное движение и перевернул стакан себе на трусы.
Скорость с которой он их сдёрнул сделала бы честь современным стриптизёрам, потом он с криком похожим на ура поскакал вокруг стола размахивая МПХ вместо знамени. Это была славная психическая атака. Трусы на коленях заставляли двигаться в режиме кенгуру, а кирзачи отбивали галоп атакующей конницы.
Всё обошлось благополучно, скорость реакции и везение сберегли "нефритовый стержень", но глупый анекдот поставленный в эпиграф в тот год стал очень популярен.

Есть у меня приятель. С грустными глазами. Говорит, что вселенскую грусть в глазах его породила военная служба. Вернее, коварство командиров, а никак не его собственная глупость.
Довелось ему перед призывом окончить автодорожный техникум. Так что парнем он был вполне себе образованным. Хорошо технарь окончил. С красным дипломом. Но вот, как оказалось, образованный вообще не равно умный. А его случай эту аксиому только и подтверждает.
Наступил замечательный день призыва, когда он вместе со своим другом рюкзаком прибыл на сборный пункт. Там после многочисленных построений военный комиссар построил шеренгу обормотов и громко осведомился, мол, кто не хочет три года служить? Сережа не хотел служить долго, он хотел жениться и работать механиком в гараже. Поэтому этот чистый душой юноша, не ожидая коварства, шагнул вперед и поехал служить в район наших северных морей и, естественно, в Краснознаменный рабоче-крестьянский флот. Уже на месте поинтересовалось командование о том, кто боится глубины и плавать совсем не умеет, а также прочие страхи перед водой имеет, и не имеет ни возможности, ни желания служить в подводном флоте великой державы?
Мы все еще помним, что образованный не равно умный? Наш Сережа уроки с первого раза не понял, и опять шагнул вперед. И загремел он в самую что ни на есть подводную лодку.
Служил он старательно, с рвением, и заслужил внимание своего командира. Который и предложил ему грандиозную идею. Суть которой заключалась в следующем: наш друг пишет рапорт о том, что возжелал стать мичманом. Его быстренько обучают, и на дембель он идет не как все в бушлате и бескозырке, а как приличный человек в шинели и кашне. И едет в купейном вагоне, а не как придется. Так оно и случилось, домой ехал Сережа в купейном вагоне, и не мичманом, а старшим мичманом, и через 5 лет с момента разговора. Вот после этой службы глаза у него и погрустнели.

Немцы-хитрюганы

Наш командир артиллерийской бригады был заядлым охотником. А так, как зверья в лесах Германии было видимо-невидимо, то и коллективные выезды на охоту, - практиковались достаточно часто.

Организационно, охота проходила под контролем местных немецких егерей. Так, мы на машинах подъезжали к заранее оговорённому месту встречи, забирали их, и ехали на участки леса по их указанию.

У немцев-егерей существовал свой план сдачи мяса диких животных государству (то бишь ГДР), и «плоды» охоты мы и немцы, забирали себе через раз - т.е. пятьдесят на пятьдесят и в независимости от веса, - только одна животина.

В те дни, когда была очередь мяса за немцами, егеря сразу нас вывозили на «рыбный» участок леса, и в течение полутора часов, после отстрела здоровенного кабанюры, - охота успешно заканчивалась. Так сказать, чтобы больше времени осталось на обыкновенную пьянку на природе.

А вот в те дни, когда мясо должно было стать нашим, ухищрениям немцев не было предела. Начинали с участков леса, где не только зверья - птиц не было! И дальше по кругу. В конце концов, доблестные советские офицеры, матерящиеся и с языками на плечах (да пропади пропадом эти немцы с их зверьём), отстреливали небольшую и хилую зверюшку.

После её дележа (один охотник поворачивался спиной и называл фамилии, кому достанется тот или иной кусок мяса), во время застолья и последующей пальбы по пустым бутылкам (надо же всем пострелять), - мы забывали предыдущие действия немцев-хитрюганов и «отдыхали» с ними на «полную катушку».

Тараканы Германии

На Родине, можно сказать, что тараканов я и не видел вообще. Но в Германии их было столько, что ужас.

Когда я впервые зашёл в квартиру своего предшественника, то подумал, что у меня голова кружится, - пол шевелился.

Оказалось, что это полчища тараканов маршировали из ванны на кухню (очевидно с водопоя, а может и лапы перед обедом мыли...). Офицерские дома были немецкой постройки, а их конструкция - на радость тараканам.

В стенах кухни и ванной комнаты, находились вертикальные ниши со всеми трубами и электрикой, которые и «пронизывали» снизу-вверх все пять этажей. И вот, по этим «автобанам» дивизии тараканов курсировали куда хотели. А находящийся в продаже немецкий «дихлофос» под названием «тип-фикс», был в состоянии травить только несуществующих в природе насекомых.

Этим, кстати и пользовались некоторые проныры-прапорщики, которые везли из Союза немцам на продажу горы родного дихлофоса. От него дохло всё! Немцы его называли, не иначе, как «мушка бай-бай» (то бишь, мухи и все тараканоподобные - валятся замертво).

А в офицерской столовой, этих тараканов было не с дивизию, - а не менее полностью отмобилизованной общевойсковой армии. И бегали они, ходили и ползали там, где хотели... Так что приходилось постоянно проверять свои тарелки на предмет прошедшей термическую обработку тараканьей живности.

Кстати, за этой самой трапезой мы «приобщались» и к большому искусству...

На стенах столовой висели две большие картины - «Утро в сосновом лесу» Шишкина и натюрморт («куча еды» на столе).

Так вот, под картиной с ползающими мишками на поломанном дереве, аккуратная табличка в «золоте» - новое артиллерийское название картины «Ошибка в 5-00» (то бишь, артиллерийский снаряд по ошибке залетел в чащу леса, в связи с чем - медведи радуются смене обстановки).

А под натюрмортом такая же в золоте табличка - «Утро в Брестской таможне» (так как родные брестские пограничники, несмотря на уговоры оставить «закуску» - всё съестное забирали подчистую).

Комендант


Маленький дальневосточный городок. Привокзальная площадь. На небе — ни облачка. Жарко, душно. Сбоку от торговой на этой несусветной жаре сидя у стола грязного от остатков еды и вчерашних разливов пива, «плавятся» лейтенант и два бойца из состава гарнизонного патруля.
Лейтенант уже раз двадцать проклявший свою судьбу подарившую ему этот наряд в такой жаркий день, в тени небольшого деревца вытянув ноги и запрокинув голову на спинку пластикового стула «провалился» в глубокий сон. Привокзальные мухи подозрительно концентрированно сосредоточились на его светло серых в полоску носках, отчего их расцветка стала меняться в сторону мелкого «горошка». Бойцы видно «провалились» раньше своего командира, т.к. от «грозной силы» спящих воинов-патрульных замученных утренним инструктажём в комендатуре гарнизона, не осталось и следа.
По другую сторону на лавочке, сидели два подвыпивших дембеля в обнимку с местными девчатами. Судя по количеству бутылок из под выпитого пива — сидели около часа. Для «полного счастья» и «оценки» несения службы патрулём не хватало коменданта гарнизона. А поскольку к радости коменданта утро всё-таки всегда наступало после вечера и ночи, и учитывая, что пиво в привокзальной палатке в отличие от гарнизонного магазина было почти всегда, то вскоре это неопохмелённое «счастье» появилось.
Как-то в армии сложилось, что в коменданты попадают исключительно персонажи не нашедшие, а вернее потерявшие себя в той военной специальности, которую Родина им дала (или, по крайней мере, пыталась дать) в военном училище, затратив при этом надо думать, немалые казённые деньги. Хотя, по правде сказать на комендантов-то в армии нигде и не учат. Поэтому и образовался в войсках, так сказать, естественный отбор среди вот этих не нашедшихся-потерявшихся. И впрочем неудивительно, что среди этой категории попадались только «воины» как правило с каким-то отклонением от нормы в поведении, и всегда — со скверным характером и отсутствием элементарной совести. В связи с чем можно смело утверждать, что сволочнее кандидатуры чем комендант гарнизона в войсках — в армии и не сыскать.
Как правило, комендантов все армейские «низы» боятся и ненавидят. Да и чины постарше особо руки им не протягивают. Потому как, к примеру, звонки из комендатуры об очередном задержанном бойце, лично посланном в гарнизонный магазин за какой-то мелочью и последующий отказ коменданта «освободить» его без всяких условий — «достают» любого командира.
Распорядок дня нашего коменданта гарнизона капитана Солоха (возрастом далеко за сорок) был известен всем, кто прожил в гарнизоне более полугода.
Утро коменданта начиналось с ора на очередного дежурного по комендатуре по поводу состояния небольшого строевого плаца для арестантов загаженного за ночь воронами и остальной летающей и бегающей, ежедневно и еженощно срущей живностью гарнизона в силу его географического положения по центру военного городка; по поводу дурно пахнущего со времён славной победы над японскими милитаристами туалета комендатуры расположенного тут же; по поводу ... В принципе, поводов было много, но так как все эти поводы были, так сказать штатными и закрепившимися за данной комендатурой, то и главной задачей очередного дежурного по комендатуре в первые 10-15 минут встречи коменданта было молчаливое и усердное записывание всех «обнаруженных» недостатков в соответствующую книгу. Потому как уже через некоторое время (если не ожидается какое-либо мероприятие или посещение старшего начальника), комендант будет чудесным образом опохмелён с помощью вокзального пива, и в дальнейшем до обеда будет заниматься решением «мировых проблем».
Комендантский обед, как правило, после «адмиральского часа» плавно переходил в ужин. А поскольку всегда к вечеру перед соседом-пенсионером его, как «кадрового» офицера тянуло на воспоминания на предмет его бурной молодости и «героической» службы на командных должностях (добрался он по служебной лестнице до командира мотострелковой роты...) — то к вечеру обычно, свою норму в выпивке он выбирал полностью.
Иногда в такие моменты при наличии «особого» душевного настроя, комендант облачался в камуфлированное обмундирование с нацепленным неизвестно откуда взявшимся академическим ромбиком и в краповый берет (отобранный, как гласит молва, у худосочного дембеля из артиллерийского полка), и нетвёрдой походкой выписывал кренделя по тёмным улицам гарнизона «контролируя» службу суточного наряда по комендатуре.
Знающие же люди говорили, что стоит он на должности командира взвода в пехотном полку и стал он внештатным комендантом после того, как взяли его с поличным при сбыте машины картофеля в соседнем районе, заготовленного его же подчинённым личным составом в колхозе для нужд части.
Кстати, сосед-пенсионер был охотником (по крайней мере, в далёком прошлом) и его рассказы приводили в ужас окружающих. К примеру: «Вижу, зайцев пятнадцать стаей по бахче бегут. Здоровенные, видно, что отъелись за лето. А арбузы ещё больше. Бегу с ружьём наперевес и между ними петляю вслед за зайцами. А на краю поля, перед обрывом — кусты, а промеж них — арбуз сантиметров 80 в диаметре. Я с разбегу через него и в обрыв. А там снег по пояс. Вижу, пять зайцев провалились в снег, потому как, килограммов по 8-10 каждый — одни уши торчат. Я хвать, да и пооткручивал им головы по очереди — патроны ж, беречь надо...».
Вообще-то, комендатура была так сказать вторым родовым гнездом коменданта. «Трудились» тут и его жена Галя, числившаяся на «неприметной» должности в артиллерийском полку и «прославившая» себя на ниве застольной кулинарии и произошедшим «ЧП» в масштабе гарнизона; его великовозрастная дочь Анжела (это при отцовой-то фамилии Солоха?!), изредка стучавшая одним пальцем по затёртой клавиатуре печатной машинки, при этом «стреляя» глазами на новый объект вожделения из состава наряда или прибывшего в это захолустье случайного командировочного, и бывавшая неоднократно и безуспешно замужем; его чистопородный дворянин, стареющий кобель Кузя, ежедневно и еженощно активно участвующий в обсирании и обссыкании закреплённой за комендатурой территории; и, наконец, единственный любимец всех воинов и жителей гарнизона из четы Солоха, бело-рыжий, с красивой и умной мордочкой, шикарными усами и небольшим хвостиком, лично кастрированный комендантом в недавнем прошлом — кот Васька.
Днём в моменты комендантской «нетрудоспособности», роль коменданта гарнизона, по крайней мере в пределах комендатуры, плавно переходила к жене Гале. А поскольку в комендантской семье главной и постоянной проблемой была проблема устройства замужества любимой дочки Анжелы, то весь состав суточного наряда ежедневно проходил «фильтрацию» на предмет возможного родства с этим семейством. Особенно горячая пора наступала в июле-августе — после прибытия молодых лейтенантов из военных училищ. И как показывал многолетний гарнизонный опыт, сиё действие происходило следующим образом.
После определения подходящей кандидатуры и якобы случайного и неоднократного совместного чаепития в течение суток в стенах этого грозного учреждения, женская часть семьи коменданта к исходу несения службы вела его на находящийся неподалёку семейный «дачный участок» для обозрения его значимости, при этом прозрачно намекая, что всё это составляет приданое невесты. По правде сказать, кроме пары неухоженных грядок с прошлогодней петрушкой, старых кустов смородины, покосившегося сарайчика (именуемого дачей) и разного армейского металлолома, собранного комендантом по принципу «авось когда-нибудь пригодится» — ничего примечательного там и не было. Потому как «загнать» женское сословие четы Солоха на огород, было делом невозможным. Здесь же активно предпринимались попытки заставить «экзаменуемого» подышать полной грудью, для ясного осязания кандидатом особого волшебного микроклимата данной местности.
Вторым этапом «знакомства» с участием самого коменданта, — было посещение семейного гаража, в котором с вечно задранным капотом стоял облезлый, без признаков цвета первоначальной окраски 412-й «Москвич». При этом, отцом семейства многозначительно говорилось о довольно ещё большом ресурсе двигателя автомобиля и трансмиссии в целом.
Кобель Кузя, также активно участвующий на всех этапах этого стройного процесса знакомства и как уже было сказано являясь чистопородной дворнягой, имел особый нюх на возможного в будущем конкурента за обладание в полной мере съестными припасами и косточки из супа, а посему — всё время норовил забежать сзади и цапануть кандидата за ногу.
В последующие дни под напором жены, комендант «слал» в полк телефонограммы с ходатайством о поощрении «отличившегося на службе» и отобранного «семьёй» для родства кандидата, и одновременно с рекомендацией повторного назначения его в гарнизонный наряд. И если такой номер удавался, то в ход шли уже кулинарные изыски хранительницы комендантского очага — Гали. В принципе, всё мастерство начиналось и заканчивалось на корейском остром морковном салате, рецепт которого, «хранительница очага» выудила как-то из замусоленного журнала, не один день валявшегося в помещении комендатуры. Салат был так себе, — фишка состояла в том, что после снятия «пробы» кандидатом и его одобрения, возможно-будущая тёща Галя без малейшего стеснения рассказывала, как она усердно им занималась — «что даже все ногти стесала об тёрку вместе с морковью...».
А по поводу ЧП, развеселившего весь гарнизон (и комиссию вышестоящего штаба), необходимо пояснить следующее. Как-то раз в это захолустье приехала с очередной проверкой представительная комиссия вышестоящего штаба. Представитель от медицинской службы пользуясь моментом привёз с собой несколько узкопрофильных специалистов для обследования личного состава, которые и разместились в помещениях медбата, находившегося в аккурат перед плацем дивизии.
Назначили, естественно и строевой смотр гарнизона. А поскольку, чтобы не терять время даром, начмед дивизии кинул клич членам семей военнослужащих желающим пройти соответствующие медобследования во время строевого смотра — прибыть к 8.00 в медбат.
Галя (как жена «не последнего» начальника) была в числе первых, записавшихся на УЗИ. Подробностей и результатов обследования история не сохранила, но доподлинно известно, что для успешного выявления возможных заболеваний пациенту требовалось выпить серьёзное количество воды. Что, жена коменданта и сделала. После окончания обследования и по причине физиологического устройства человеческого организма, Гале более чем срочно захотелось «до ветру»... Но как она ни дёргала дверную ручку медбатовского туалета и вслух громко и даже яростно непечатными выражениями выражала своё несогласие с возникшей ситуацией, — всё было безуспешно. А поскольку делать что-то было надо и очень срочно, то Галя пулей вылетела из медбата и к всеобщему «удовольствию» всего личного состава гарнизона выстроившегося на плацу — уселась за одинокий и редкий кустик ели, ибо ничего другого поблизости попросту не было. И как впоследствии рассказывали очевидцы данного события, — там было на что посмотреть...
К слову сказать, потуги семейства об успешном замужестве несколько раз не пропадали даром и подводили любимую дочку с суженым к дверям сельсовета, готового в очередной раз вписать в историю села новый рекорд по количеству замужества на отдельно взятую особь.
Кастрированный кот Васька, хоть официально и принадлежал чете Солоха, но вёл от всех независимую политику. Так сказать был семейным диссидентом и главенствующая роль в семье коменданта, — для него была не указ. И вот почему.
Поскольку хирургическое вмешательство в физиологическое строение кота наперекор природе произошло руками коменданта и так как этот неприятный процесс не истёрся из котовьей памяти, то и кот Васька старался в силу своих возможностей, время от времени «напоминать» об этом коменданту. А «напоминал» он это всегда путём обссыкания, как всегда важных документов прямо на рабочем столе коменданта. Причём котяра, полагаясь на какое-то особое котовье чутьё, делал своё чёрное дело всегда на конкретных документах, приготовленных для очень важного совещания или накануне посещения комендатуры вышестоящего начальства. В эти дни, дежурный по комендатуре дополнительно «получал» ещё и за незакрытую форточку в комендантском кабинете.
Прослышав о таком коте-умнице коменданта, суточный наряд, мимо проходящие, да и почти все немногочисленные жители гарнизона, старались угостить кота чем-то вкусненьким (как минимум — погладить сидящего на заборе комендатуры беднягу), дабы поддержать в нём бунтарский дух русского диссидентства. Даже ходила легенда, что бывший боец-якут неоднократно пойманный и вздрюченный комендантом за «ухаживания» тёмными вечерами за незамужней в очередной раз дочкой Анжелой, как-то прислал из дома специально для кота кусок вяленой оленины килограмма три весом.
И как гласит народная молва гарнизона, высшей «фигурой пилотажа» этого суперкота Васьки стала «порча» представления подписанного заместителем командира дивизии здесь же в комендатуре, для назначения коменданта в другой гарнизон, и уже на штатную должность. А вторая же попытка коменданта «пропихнуть» это представление оказалась неудачной, после которой возможность существования кота на этом свете (по крайней мере для коменданта), оказалась под большим вопросом...
Но на то и был умницей Васька, потому как после этого события, котяра, не дожидаясь самосуда перебрался на постоянное место жительства к бабке-молочнице в посёлок успешно поднимая её рейтинг, как качественного местного молокопроизводителя. Этому событию, резко повысившему её благосостояние из-за увеличенной продажи молока (за счёт посещения кота сочувствующими ему жителями гарнизона), старуха была очень рада...
А что наш патруль?
Дембеля, увидев вдали бредущего и пошатывающего от жары и «вечерних мероприятий» коменданта, не дали «погибнуть» и патрулю растолкав их, а затем, обнявши девчат пошли в вразвалочку в противоположную от коменданта сторону. А патруль, спрятавшись за палаткой, дожидался чудесного его опохмеления, после которого уже ничего не страшно...
Намерений преследовать нарушителей и заниматься поиском пропавшего патруля на маршруте перед долгожданной пивной палаткой, у коменданта уже не возникло...