Про учебу в Дальневосточном ВОКУ.
Третий курс(а может и второй?). Сдаем экзамен по боевым машинам. А был у меня друган, Олег Савченко, прозваный за свой малый рост и редкостное раздолбайство Воробьем. И не лежала душа у Воробья не только к боевым машинам, но и ко всем прочим наукам. Но при этом он умудрялся сдавать, пусть и не с первого захода, но все положенные экзамены и зачеты.
Так вот, пришло время Воробья отвечать на билет. А так как шпору достать не удалось, то Воробей, естественно, нихрена не знал. Видя это дело преподаватель, в звании полковника и выпустивший уже не одну сотню бравых офицеров пехотинцев, решил отмазаться от повторной сдачи и вытащить Воробья на тройку наводящими вопросами. А кому охота приходить после обеда в душный класс и в очередной раз слушать бредятину?
И он задает вопрос:
- Савченко, а каков клиренс у БМП? (т.е. расстояние от нижней точки днища машины до земли). Возможно я совру, но это 375 мм. И все знали, что этот клиренс - спасительный вопрос.
Но Воробей не знал. А посему сильно задумался. Препод решил еще больше помочь:
- А у БМП есть клиренс?
- ДА!! (ну так, если спросил про него, значит есть!).
И вопрос вдогонку:
- А у БТР?
Размышления Воробья: БМП на гусеницах, БТР - на колесах, машины довольно разные, значит клиренса у БТР-60ПБ, правильно...)
- Нет, товарищ полковник!
-Молодец. А принесите-ка мне клиренс БМП.
В классе бовых машин на стеллажах вдоль стен лежала масса железяк от боевой и не очень техники, среди которой мы прятали шпаргалки. Были там какие-то валы, куски корбок передач, огромные шестерни от танков, разрезаные катки и т.д.
Воробей минут десять гремел железом и, выудив какой-то вал с несколькими шестернями, с грохотом опустил на стол препода. При этом лицо у него было задумчивым, вроде как сомневался в правильности выбора.
Зато препод не сомневался. И под крики: "ххххх мать! хххххх ты! ххххххх мудак! До выпуска ххххх сдашь!" Воробей вылетел из класса.
Народ за дверями всего этого еще не знал и поэтому несколько охренел от воплей обычно спокойного преподавателя.
Первые слова Воробья:
- Мужики, этот мудак дое...лся до меня с каким-то клитором!
К чести преподавателя, у всех остальных экзамен прошел просто замечательно. Видимо, на фоне Воробья мы выглядели как доктора технических наук.

Может быть, это байка, но может и имел место случай - более информированный народ меня поправит и дополнит.
В конце июня 87 года прибыли мы (студенты ЛЭТИ) на сборы в город-герой Севастополь (райское время - Крым, июль месяц) и назначили нас на БПК "Азов". Старпом посмотрел на строй неуставных физиономий, поморщился и назначил мичмана из БЧ-7 заниматься нашим обеспечением. На одном из перекуров мичман и говорит, мол, опоздали вы, студенты, немного. Опоздали на большое приключение. Ну, мы затихли - внимаем.
Он рассказывает, что месяц назад сдох на славном "Азове" предпоследний генератор. Стояли на рейде. Давно уже заказан спец для ремонта всех генераторов, но обещали его прибытие с железом для ремонта только в конце мая. По случаю смерти предпоследнего генератора решили на всякий случай проциклировать( т.е. полная разрядка и зарядка) аккумуляторы. День пограничника. Приходит известие, что спец с железом будет в понедельник. Надо становиться к стенке. После подъема якоря тихо скончался последний генератор. Акуумуляторы на нуле. Все. Дизель не запустить, связи нет. И легким ветерком грозный корабль несет на берег. Вокруг корабли, но ни до кого не доораться. Пускали ракеты, жгли фальшфееры - все ноль внимания (помните, День пограничника - гуляют ребята). И такой мирный дрейф на прибрежные камни шел несколько часов, пока не стали наваливаться на какую-то посудину и смогли голосом объяснить ситуацию. Только тогда пришел буксир.
Мичман очень сокрушался, что нас, студентов, не было на корабле в тот день.

Государственный Эрмитаж (сериал).

Лето 1993 года, Санкт-Петербург.

На складе мы получили для нашей мастерской пять рулонов виниловой изоленты. Мы - это наш завотдела Игорь и я, новоиспечённый инженер отдела сигнализации. Только-только отгремела перестройка с её повальным дефицитом всего и вся. Но последствия в виде дефицита на отдельные материалы ещё ощущались. Короче, большим дефицитом была эта виниловая изолента. И мы шли со склада, прижимая пакет с рулонами к себе, как большую драгоценность. Но сразу отнести это к себе в отдел не судьба была. Надо было ещё зайти в Аванс-зал, поменять датчики. Про Аванс-зал отдельно скажу. Если подняться в Эрмитаже по самой главной и самой красивой лестнице, Посольской, она же Иорданская (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_21.html), то с верхней лестничной площадки окажешься перед дверью в Аванс-зал, это первый из бальных залов Зимнего дворца. Из этого зала следующая дверь в Николаевский зал (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_65.html), за ним - Концертный зал (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_63.html). В этих трёх залах, выходящих двухъярусными окнами на Неву, и проходили роскошные царские балы. Они помнят помимо всяких-разных особ царской фамилии самого Александра Сергеевича и его блистательную супругу Наталью Николаевну. Сейчас это музейные залы, скульптуры оттуда убрали, и в них разворачивают тематические выставки.
Придя в зал, мы повесили пакет с изолентой на мраморную руку какой-то неведомой нам нимфе, а может - наяде или дриаде, не силён я в мраморных женщинах, и стали снимать микроволновые датчики "Аргус", дававшие частые ложные срабатывания, на более надёжные "Apolo".
Я сразу обратил внимание на пожилого мужика с медалью "За трудовую доблесть" на пиджаке, что рассматривал экспозицию рядом с нами. Каким-то внутренним чутьём я понял, что этот мужик - во-первых тракторист или комбайнёр, во-вторых - с юга России или Украины, типичный славянин-степняк, загоревший, с продублённой кожей лица. Только у механизаторов на юге я видел такие обветренные загоревшие лица с густой сеткой морщин вокруг глаз. Каким-то родным он мне сразу стал, ведь и я до армии работал трактористом в колхозе, в Крыму. Наш человек, механизатор, и земляк, похоже.
Как-то сразу привычно прищуренные глаза его, привыкшие всматриваться в борозду из кабины трактора, ещё более сузились, сфокусировавшись на прозрачном пакете с изолентой, что висел на руке скульптуры. Точно - механизатор! Какой же тракторист пропустит изоленту! Смотрю - он как-то медленно, вроде невзначай, стал приближаться к пакету. Стырить хочет. Даже это выдавало в нём привычки механизатора, а уж я то их знаю. Я посмотрел на него грозно и внушительно, и встал рядом с пакетом, пока Игорь докручивал последний датчик. Тот мужик ещё покрутился-покрутился вокруг, но понял, что незаметно стырить изоленту не удастся. И когда мы уже собрались уходить, он спросил у Игоря, определив в нём старшего:
- Слышь, парень, дай изоленты, один рулон. У тебя вон их сколько...
- Не дам, это на всю мастерскую.
- Но один-то рулон, всего лишь, - стал канючить мужик просительно.
- Не дам, сказал, - отрезал Игорь.
И мы пошли к себе в мастерскую.
А я ностальгически, живенько так себе представил: южный тёплый вечер, цикады стрекочут в траве. Запылённые комбайны, выгрузив последнее зерно из бункеров, стоят на краю поля, опустив жатки на стерню и заглушив перегревшиеся за день дизеля. Механизаторы расположились на траве, разлив по кружкам перцовую и смачно закусывая её салом с чесночком.
И один из них, мечтательно, с тихой грустью в голосе, рассказывает товарищам о самых запомнившихся впечатлениях от музея:
- Эх, братцы! Был я в Ленинграде, Эрмитаж посетил, видел картины там всякие, скульптуры. Но больше всего запомнилось мне: такую пиздатую изоленту я там видел. Жаль, спиздить не удалось!

Про Кривого и наших ротных как-нибудь в следующий раз, а пока расскажу про своего первого инструктора.
Спасибо тебе, Глеб Пермяков, что поднял нас в небо!
Итак, второй курс, аэродром Ртищево, только-только начались самостоятельные полеты...
Глеб (так мы коротко, но уважительно меж собой называли своего "шефа") обладал на удивление флегматичным для инструктора характером, в полете чаще молчал, по головам нас не бил, органы управления без крайней необходимости не хватал. Характерной приметой его внешности была полудокуренная сигарета, причем, момент прикуривания и выбрасывания "бычка" лично я не фиксировал. Как-то это незаметно у него проходило.
Итак, во второй половине смены после заправки и стартового завтрака мой друг Серега Глазунов собрался в самостоятельный. Я сам еще был "бескрылый" и с нескрываемой завистью наблюдал, как Серега садится в самолет, запускает двигатели и выруливает.
Мы с Глебом стояли на пересадке, Серега лихо нас обрулил и пристроился в длинную очередь на предварительный. Глеб, покуривая (и когда снова успел?), наблюдал, как скрываются вдали "хвосты" рулящих самолетов.
Разбег у Л-410 короткий, и к траверзу пересадки они уже набирали приличную высоту. Глеб по времени вычислил Серегу (номеров издали не видать) и взялся комментировать его взлет: "Во, шасси поздно убирает, и на уборке закрылков метров 10 про...бал. Учись, Корнеев, вот так летать не надо".
В это время сзади Глеба похлопали по плечу и знакомый голос начал: "Товарищ капитан..."
Бычок сначала попытался спрятаться в полуоткрытом рту нашего "шефа", потом передумал и выпал-таки на землю. Первый раз я видел его растерянным. "Ты же это... того...", бормотал он, взмахивая руками и пытаясь показать в чистое синее небо.
На него смотрели ясные и блестящие глаза только что улетевшего Сереги.
"...отказ АГД, товарищ капитан, дали команду зарулить", - донеслись до него, наконец слова оправдания.
"Ладно", - встряхнув плечами, подняв воротник ДСКи, и сунув руки в карманы произнес Глеб, - "Пойдем, посмотрим"

В Марах-2 был случай.
Есть такая должность в наряде - дежурный по стоянке самолётов подразделения (ДСП). Так вот, дежурит этот ДСП у самолетов (Су-17М3) дежурного звена. Зарядка по воздуху, плюс баки 2х800. Скучно ему стало. Вдруг видит, мимо туркмен с ишаком идет, говорит ему: "Купи самолет!" Торговались долго, выясняли, зачем он нужен в хозяйстве (например, сено хорошо сушить), всё-таки сторговались. Туркмен сбегал за деньгами, отдал, а самолёт, договорились, будет утром забирать. Утром этот ДСП, естественно, меняется, а туркмен приходит с ишаком, запрягает его в водило (18 тонн всё-таки), и начинает ишака уродовать, пытается самолёт укатить. Застава в ружьё, начинают разбираться. Деньги туркмену вернули, виноватого услали служить в Московский военный округ. Наказали, стало быть.