СЛУЧАЙ НА ФРОНТЕ

В школе, техникуме и, соответственно, в училище я изучал немецкий язык.
Учился в группе нач. кафедры иностранных языков Райцина Владимира Борисовича.
Замечательный человек и преподаватель отличный. Как он нас драл на занятиях! Это не те женщины-преподаватели иностранного языка, которых можно было разжалобить, поплакаться в жилетку, вымучить троечку... Нет! Здесь или выучил и получил зачет, или не выучил - тогда неуд!!! Третьего не дано... За что я сейчас ему и благодарен.... Побольше бы таких преподавателей... (Кто знает, жив ли еще Владимир Борисович?).
Ну, это я отвлекся.
Владимир Борисович Райцин - ветеран Великой Отечественной. Воевал он вторым номером противотанкового ружья. Как-то рассказал он нам на занятиях один занятный случай.
"...Где-то году в 42 выдвигались мы на огневой рубеж. Выдвигались под активным артобстрелом противника. Шли, несли наши противотанковые ружья на плечах, по двое. И вот идем мы: обстрел, осколки, разрывы, командир гонит вперед и вперед, где-то впереди немецкие танки прорвались... А мы молодые все ребята, по 20 лет... И так умирать не хочется... А вокруг падают и падают твои раненые и убитые товарищи... А останавливаться нельзя, впереди прорвавшиеся немецкие танки.
А накануне выдали НЗ (неприкосновенный запас) - сухари и сало... И так есть хочется, что даже не поймешь, чего больше хочется - есть или жить... И вот говорит мне мой друг и первый номер ПТРа (противотанкового ружья). Мол, слушай, Володя, сейчас нас убьют и наш НЗ (сухари и сало) пропадет. Он у меня в вещмешке, на спине. Давай, мол, развязывай (тебе сподручнее), доставай и съедим его на ходу... Так и поступили. Я развязал вещмешок на его спине, достал сухари и сало и мы бегом, под артобстрелом, съели его... И смех, и грех... Вот такой случай запомнился. А немецкие танки мы остановили".
.
Спасибо Вам Владимир Борисович!
И вам всем, ветераны, спасибо!!!

Торпедный залп


Есть такой способ обучения - «делай, как я». Когда показывают, как надо.
Есть и такой - когда показывают, как не надо. Действует очень хорошо. Запоминается надолго. Единственный недостаток способа: он совершенно не даёт представления о том, как надо. А посему, куда ни глянь, все пробуют, экспериментируют, потом чешут в затылках... «а вот ещё пример, как не надо». Хотя стараются-то показать, как надо, но выходит наоборот, и тогда говорят: смотрите, вот так не надо. А как же тогда надо? Ну-ка, ещё раз... Опять не то! Тьфу. Вот так и служим.
Мы проходили стажировку на БПК «Бухара». Нас вызвал старпом. К себе в каюту. Чего бы это вдруг? Пришли...
- Прошу разрешения?
- А-а, заходить, заходить, пупсики. Соскучился я по вам, ох соскучился! Ваша с-сраная стажировка через неделю кончится, а я вас ну хоть когда-нибудь увижу-то на боевых постах? А?
Тут старпом во многом был прав. Ну да, сидели в каюте за картами (не за штурманскими), отвлекаясь только на приём пищи, если таковую можно пищей называть, да ещё на берег нас - непонятно как, но раз в неделю спускали. Вообще мы были полностью предоставлены сами себе, потому что полстажировки пароход проторчал в доке, там было не до нас. А потом вышел из дока, и опять стало не до нас, поскольку после дока следует приём боезапаса, топлива, продовольствия и всего прочего, и у командира БЧ-2 помимо нас забот было - полон дом огурцов. Мы на него не выскакивали, он нас не искал, все были довольны... Чего-то вдруг про нас вспомнили. Хо! На рядом стоящем «Минске» старпом вообще впервые узнал о стажёрах-курсантах за два дня до их отъезда, увидел их на полётной палубе и чуть не обалдел...
- У вас как, геморроя нет ещё? От беспрестанного-то сидения за подкидным дураком?
Вообще-то, мы играли в переводного, но перечить старпому будет только круглый идиот.
- Что прикажете писать в ваших бумажках? Что сожрано хлеба столько-то, мяса столько-то, масла столько-то? Проспано тревог - столько-то?
Тут стало обидно. За неправду. По тревогам мы в посты прибегали. Другое дело, что мы там никому на хер не были нужны. И пробирались тайком коридорами обратно в каюту, где уже ждали такие же точно ребята из ВВМУРЭ и ТОВВМУ. «Ну что, в кружок?» - говорил Вадик, который потом стал командиром «Маршала Крылова». Мы дружно садились в кружок и сдавали засаленные карты.
- Всё, пупсики. Лафа кончилась.
Старпом был на удивление культурным сегодня - ни одного матюга. В его голосе сквозила почти отеческая забота за наши теоретические знания и практические навыки, то есть за будущее флота.
- Завтра торпедные стрельбы. Будете смотреть всё в натуре, учиться, как надо. Хоть вы и ракетчики, а не минёры... всё равно полезно. Так что: учитесь, сынки, пока шара-то есть.
И промозглым мартовским утром БПК «Бухара» отвалил, кряхтя, от обшарпанной стенки 10-й опэск, готовый поразить торпедным залпом любого, кто покусится. Ещё с нами собирался какой-то древний эсминец-«полтинник» на букву «лы», который так и не смог сам отвязаться, и его дёргали буксиром - прирос, наверно. А когда сдёрнули, у него там внутри что-то сильно сломалось, задымило, затрещало и громко лопнуло. Тогда его срочно подтащили обратно к стенке и привязали покрепче. Там два таких памятника было, второй - это флагманский крейсер «Адмирал Сенявин», тот самый, который потом взорвался.
Ну да ладно. А мы прём сквозь серые (обычно пишут - «свинцовые», и это очень меткое выражение!) волны, несёмся в район полигона, где нас уже ждёт подводная лодка «противника», проект 641б («буки»). Мы же как - везде противники сами себе, мы ж русские всё-таки люди... Кругом серая пелена тумана, морось препротивная, ветер пену с волн рвёт, свист стоит несусветный (не от ветра, конечно, а из нутра БПК). Турбина воет и стремит пароход к точке залпа, тащит под тридцать узлов. Из-под кормы - бурун в трёхэтажный дом высотой. Зрелище впечатляющее. Вот она, мощь-то где! По тем временам корапь был ух современный. Очень большой и весьма противолодочный, а сокращённо - БПК проекта 1134б, тоже «буки». Мы говорили: «букарь», «на букаре».
Нас на шкафут выгнали, на левый борт, в шинелках наших на рыбьем меху. Стоим, ёжимся, от брызг жгучих прячемся. Сверху, с крыла мостика победно орёт старпом:
- Ну как, пупсики? А? Стоять, стоять! Смотреть, ядренать, на ус мотать! - и брык в тёплый ГКП, только броняшка лязгнула.
Пришли в полигон. Звон, топот. Тревога. Обнаружена подводная лодка. Мы спрятались в уголке, курим втихаря. По трансляции вопли команд:
- Боевая тревога!!! Торпедная атака!!! Стрельба левым бортом!!! Командиру БЧ-3 принять целеуказание!!! - ну и так далее.
А теперь отвлечёмся на минутку - пока приборы торпедной стрельбы решают задачу поражения лодки - и познакомимся хотя бы вкратце с устройством торпедного аппарата. Это труба такая железная, в трубу засунута торпеда. Их, то есть труб - пять. Сложены вместе горизонтально.
На одном конце трубы, из которого торпеда вылетает, крышка надета резиновая, она рвётся при выстреле и в обиходе называется целочкой. В другом конце трубы взрывается пороховой заряд, который торпеду выталкивает. А внутри к торпеде подведены специальные устройства - шпинделя - которые крутятся и вводят в торпеду данные для стрельбы, куда там и на сколько поворачивать после выстрела, на какой глубине идти, как идти и всё такое. Чтобы торпеда не мотылялась в трубе при качке, она крепко-накрепко закреплена передним и задним стопорами. Общаться с торпедой перед стрельбой можно дистанционно, по проводам, а можно прямо с торпедного аппарата вручную ввести все данные и отдать стопора.
Теперь сама торпеда. Она имеет вид длиннющей зелёной сигары; в носу у нее БЗО, боевое зарядное отделение со смесью тротила-гексогена и всякими умными приборами. Остальное - это баки под топливо и окислитель, называется важно: «резервуарная часть», а налит туда керосин. Сзади винты и рули, конечно. В практической торпеде тротила нет, её голова выкрашена красно-белыми полосами, а приборы умные знают, когда и где торпеда должна всплыть после учебной стрельбы, накачивают её нос сжатым воздухом и выключают двигатель. Вот она и плавает, как полосатый поплавок, ждёт, когда за ней приплывёт специальное судёнышко-торпедолов, поймает и отвёзет на базу, где её приготовят к следующей учебной стрельбе. На этом закончим краткий курс минно-торпедного дела и вернёмся на шкафут, на середину верхней палубы, где как раз и стоят торпедные аппараты. Ну, и мы стоим - будущие мастера разного рода стрельбы. Чтобы выскакивающему старпому на глаза не попадаться, отошли подальше от носовой надстройки. И поближе к аппаратам.
Стоим, ждём, уже промокли насквозь, задубели, а залпа всё нет и нет. Рожи лиловыми стали. Старпом сверху уже не выскакивает чего-то. А может, и высовывается - нам отсюда не видно.
Вместо старпома на шкафут откуда-то снизу выползает сгорбленный матросик с уголовной физиономией. С чудовищными ругательствами не спеша идёт к аппаратам левого борта. Мы переглядываемся и - ему:
- Эй, зёма! Чё там, а?
- «Чё, чё...» - злобно огрызается тот. Ещё бы! Мы-то хоть в шинелках, а он как есть - в синей робе, которая тут же насквозь. - Данные не вводятся в электрическую! - и добавляет такое, что даже у нас, привычных, уши в трубочку. С этими матюгами лезет на торпедный аппарат и чего-то там ожесточённо крутит. Ага, ясно: вводит вручную данные для стрельбы. Где-то какой-то проводок замкнуло, бывает... Отдал стопора, слез и скачками мимо нас - внутрь парохода, где тепло и сухо.
Я сказал - «отдал»? Ой, простите. Отдавал. Ну... наверно, отдавал. Но, похоже, отдал только передний. Или задний заело? Да какая теперь разница...
...Торпедный аппарат зажужжал и голодно повернулся жерлами за борт. Волны хлещут; где-то там, под ними притаилась лодка-враг. Исступлённый вопль из динамиков:
- Ззззалп!!!
БА-БАХХХ!!!
И тут мне показалось, что торпедный аппарат как-то даже вздулся, что ли... шире стал в серединке - это всё какая-то доля секунды - ТРРРЕСЬ!!! Грохот, целочка рвётся, и из трубы, значит, ТЬФУУ!!! - выплёвывается торпеда. Точнее - пол-торпеды, её передок, БЗО. Задок остаётся в трубе. Дым непонятного цвета, уши заложило; стоим, челюсти на мокрую палубу уронив, а это БЗО улетает за борт, криво прыг-прыг по волнам, да и тут же всплыло далеко по корме с левого борта - видать, от несусветных нагрузок умные приборы сработали сикось-накось, и полосатый конец сигары уже торчит, качается где-то там, позади, среди наших бурунов, винтами взбитых. Кр-расота!.. Мы драпаем от ужасного аппарата обратно - туда, где нас поставил учиться старпом.
А вот и он. Стенающий, выскакивает на крыло мостика. Его корячит. Он страдальчески заламывает руки и напоминает выряженную в альпак Офелию.
- Болваны! Кр-ресты! Идиоты! Каз-з-злы! Мать вашу их тудыть и растудыть!!!...
Это он что, про нас, что ли? Мы-то тут при чём? Аль какие наши флюиды на аппарат повлияли?
- Видели, да?! Видели?! ВОТ ТАК ВОТ - НЕ НАДО!!! А ну! Вниз шнуром! И чтоб я вас! Больше не видел!!! И чтоб больше ни одна бнядь! На верхней палубе! Чтоб!.. чтоб... б... ббб... БББ!!!
Потом нам по секрету лейтенантики рассказали, что командир корабля, старпом и зам вечером нахрюкались в готовальню, предварительно командира боевой части «три» по всякому в разные отверстия методично изнасиловав. Поскольку сами были перед этим изнасилованы в штабе эскадры...

© 1995

/из ненапечатанного сборника "Макароны по-флотски"/

(C) filibuster60.livejournal.com

Серенька

Почему-то все его ласково величали Серенькой. Хотя понятно почему. Был он невелик ростом - где-то метра полтора вместе с каблуками и фуражкой, не более. Миниатюрность доставляла ему и вещевой службе полка массу неудобств. Попробуй найди 35 размер ботинок... Не знаю, как так получилось, что Серенька прорвался через медицинские заградительные кордоны, обошел все ограничения и оказался в боевой авиации, наверное, очень ему хотелось самоутвердиться в этой жизни.
Серенька был человеком добродушным, его большие карие глаза, прикрытые мохнатыми ресницами, смотрели на мир открыто и дружелюбно. Взгляд напоминал взгляд доброй коровы или скорее теленка. Но за малым габаритным калибром этого человечка скрывалась большая тонкая ранимая душа... Попали мы как-то вместе на одну электричку. Дорога была неблизкая, Серенька чуть пригубил, чакры открылись, и он, вдруг начал читать мне стихи... свои белые стихи про все что рядом... Они струились в наш вагон откуда-то из космоса и формировали вокруг неосязаемое поле, Серенька улавливал его каким-то сверхчувствительным приемником и воспроизводил с мастерством акына. Все, что окружало нас, приобретало поэтическую форму и мягкими мазками ложилось на холст «параллельного» восприятия. Потерялось время, пространство раздвинулось новым измерением. Особенно врезался в память опус про муху, которая попала в «межстеколье» и никак не могла найти выход. Серенька, казалось, растворился в ее внутреннем мирке, улавливая тончайшие вибрации хрупкой души. Трагедия мятущегося в заточении насекомого была поднята из микрокосмоса до сознания человеческого бытия и поражала глубиной внутреннего анализа. В истории этой мухи были и переживания от непонимания окружающими, и некая фатальная предопределенность ситуации, безысходность и желание изменить этот несправедливый жестокий миропорядок... и грусть... Сознание постепенно заполнялось пронзительной жалостью, в глазах пощипывало... Слова удивительно точно попадали в болевые точки, отвечающие за пробуждение сочувствия и сострадания. Великие Шекспир, Толстой и Достоевский незримо стояли где-то рядом, благословляя скупой слезой талант импровизатора. Я был растерян и потрясен, потому что мне вдруг показалось, что муха эта была проводником, через который выливались в мир его собственные, Серенькины мысли, эмоции и переживания... Невольно пробуждались отцовские чувства, хотелось взять его на руки, покачать, успокоить и защитить от невзгод и неурядиц...
Несмотря на тонкую душевную организацию, Серенька сумел встроиться в сермяжное безобразие полкового бытия и вел очень даже полноценную и насыщенную жизнь, сопровождаемую разнообразными кульбитами, казусами и приключениями...
Как-то погожим летним деньком залетел к нам «неплановый» борт с главным инженером армии. Что-то там случилось: трассу ли не дали, отказ ли техники. Ну раз такой случай, почему бы не «отшлифовать» подчиненных?
Полетов не было, народ расслаблялся кто как мог, предупредить о грядущей экзекуции не успели. В самый разгар разноса из близлежащей рощицы бодрой походочкой вышел человечек с лукошком подосиновиков и с прекрасным настроением. Встреча была внезапной и запоминающейся. Генерал, сверкающий лампасами и золотом погон, пузатый и непреклонный, и Серенька в комбезе, щедро пропитанном самолетными «соками», в технических тапочках минимального найденного на складе 39 размера, заштопанных контровкой, и носками, загнутыми вверх как у героя древних восточных сказок, худосочный и благодушный.
Они как два противоположных полюса тянулись друг к другу сквозь пространство и время. Вероятно, именно эта встреча и была той путеводной звездой судьбы, которая привела непрошеного гостя на наш аэродром, чтобы «мимолетно» продемонстрировать некую абсурдность возможных «межличностных контактов» людей, разделенных пропастью...
Надо отметить, что генерал отличался весьма вздорным характером, брызжущим надменностью, харизмой и самомнением. Окружающая свита, хорошо его знающая, замерла в предвкушении неизбежности. Немая сцена несколько затянулась...
- Ты кто такой...? - прошипел наконец генерал.
- А ты кто такой...? - вдруг «приземлил» его с испугу Серенька, стыдливо пряча в траве свои туфли-скороходы. Его мохнатые ресницы хлопали с возрастающей скоростью, словно пытаясь поднять своего хозяина в воздух и поскорее унести от надвигающихся неприятностей.
Внутри генерала лихорадочно защелкали триггеры, отстраивающие выход на режим закипания, одна за другой стали срываться предохранительные чеки, а в воздухе повисла предгрозовая искрящая напряженность...

- Я, мать твою... главный инженер воздушной армии! - взвизгнул он, пройдя «предварительный старт».
- А я ... я... техник борта... А че те нада...?... испуг не отпускал... отклик шел на уровне безусловных рефлексов...
В грозной машине что-то хрустнуло, брякнуло, тренькнуло и ... заглохло.
Генерал посмотрел на зама по ИАС, на Сереньку, опять на зама, махнул рукой и удалился к уазику.... Механизм взбадривания подчиненных был намертво заклинен.
Когда Серенька вырывался из «душной» полковой атмосферы, воздух свободы опьянял в прямом и переносном смысле, в нем просыпалось неуемное творческое начало, он с радостью и вожделением бросался в стихию новых ощущений и фонтанировал, фонтанировал, фонтанировал...
Забавный случай произошел на периферии армейской службы в городе расквартирования родной авиационной дивизии. На базе ТЭЧ одного из полков производился комплекс доработок, дошла очередь и до Серенькиного борта. Поселили его в местной гостинице, где-то через пару дней к Сереньке подселили авиационного майора из какой-то придворной столичной части. Тогда была практика посылать штабных на войсковую стажировку для поддержания воинского тонуса. Дослужившись до майора, столичный гость вдруг понял, что праздник жизни кипит где-то в стороне, а он видит лишь его жалкие отблески. Необузданное желание наконец узнать, что есть такое настоящая армия, толкало на «подвиги». «Контракт» на ознакомление был «подписан» в тот же день. Серенька брал на себя обязательство ничего не утаивать, за майором осталось материальное обеспечение...
Серенька свое обещание сдержал сполна... В ходе непрекращающихся «маневров» были освоены: ночные тревоги, подвески спецбоеприпасов, внезапные перебазирования, химические атаки, посадки на запасных аэродромах и т.д. и т.п., не забыты были также и фоновые факторы боевой учебы, предусматривающие развитие навыков аморального поведения...
Близился конец стажировки, и Серенька решил отметить примерное поведение дотошного ученика «отдыхом на базе МО в Красной Поляне с катанием на лыжах». Предварительно было закуплено внушительное количество реквизита - поваренной соли, Серенька где-то раздобыл беговые лыжи (горных достать не смог). Режиссерская задумка закинула несчастного майора (а впрочем, почему несчастного... может, это были самые счастливые дни в его жизни...), экипированного в костюм военного лыжника (полевая форма при лыжах и портупее) на шкаф. Серенька бегал по комнате, посвистывая и завывая «то как зверь..., то как дитя...», изображая метель, разметывал соль-снег и регулярно выстреливал репликами-вводными из сценария «праздника»:
- Лавина сзади...!!!
- Быстрей давай...!!!
- Шевели помидорами...!!!
- Палками, палками работай...!!!
- Прыгай, а то накроет, не ссы, снегу много - не расшибешься...
Что ни говори, а режиссер он был что надо...
Чем бы все закончилось, не появись комендант гостиницы, одному богу известно.
Майор тоже не оплошал: свою часть «контракта» по матобеспечению мероприятий исполнял исправно: когда улетучились командировочные, в столицу полетели телеграммы, подрывающие семейный бюджет: «Родная, мол, ужасная провинция, все страшно дорого, порядочная еда только в ресторане, вышли срочно...» Попытка заначить немного на обратный билет в СВ и дорогой подарок сыну была своевременно пресечена: «неправильные» билеты были сданы, подарок возвращен в магазин. Обратно он поехал в общем вагоне с красным пластмассовым крокодилом и с обновленным взглядом на жизнь. А на сдачу была организована отвальная, которая также входила в план переучивания.
Думается, майор получил все, что хотел, и, наконец, приблизился к источнику сакральной тайны, скрываемой от него в бюрократических тенетах штабной конуры.
Еще один забавный эпизод, имевший поворотное значение в жизни нашего героя, произошел в Пушкино, что под Питером. Самолеты, несмотря на старания техсостава максимально снизить вероятность этого события (кто отправлял аэропланы в ремонт, знает о чем я...), успешно таки долетели до ремзавода, и вся наземная команда повышала культурный уровень, попивая пиво на фоне историко-культурного наследия. Где-то в глубине Екатерининского парка «туристическая группа» наткнулась на статую обнаженной женщины. Серенька превратился вдруг в соляной столб и потерял дар речи, он ведь остро чувствовал прекрасное... Уговоры товарищей последовать дальше по маршруту результатов не возымели. Серенька был ошеломлен, сражен и повержен... Немного очухавшись, он стал делиться с прохожими впечатлениями о красоте линии и великолепной пластике, которую сумел уловить древний мастер, сопровождая свой монолог эмоциональными всплесками:
- Граждане! Как можно пройти мимо такой красоты...!
Прохожие относились к его комментариям как-то настороженно... и старались пройти побыстрее. Коллеги-спутники, поняв безрезультатность попыток оторвать Сереньку от монументальной женской прелести и чувствуя некую несуразность ситуации, стыдливо ретировались, предоставив событиям развиваться своим чередом, за последствия они не переживали: Серенька никогда не скандалил, органично вписываясь в окружающий мир.
Появился он только под утро в сопровождении почетного эскорта веселых стражей порядка, еще не остывший от впечатлений, немного растерянный и явно что-то задумавший...
Месяца через три Серенька женился...
Его избранницу можно было с успехом использовать при игре в прятки в качестве естественного укрытия. Превосходя своего суженного на несколько весовых категорий, она являла собой образец рационализма и хозяйственности, была строга и решительна в поступках. Отстраивая семейный быт, «хранительница очага» постепенно занимала господствующие позиции, не оставляя ни малейшего «люфта» бесконтрольности. Серенька сопротивлялся надвигающейся диктатуре как-то вяло, без энтузиазма, по-видимому осознавая для себя полную бесперспективность генерального сражения, а скорее он и не хотел его выигрывать...
Может, наконец-то и реализовалась его мечта...

ПРИБЫТЬ НА ПУЛЬТ БЕЗ ЖУРНАЛА!

Хотите верьте, хотите не, а дело было так...
Попав служить по распределению в Приморье, в 26 ДПЛ на 671В проект, я так до пенсии в этой дивизии и прослужил. Только потом она стала обзываться 8 ОБРПЛ (Отдельной бригадой ремонтирующихся подводных лодок), а перед самым моим ДМБ уже и 287 Отдельным дивизионом ремонтирующихся подводных лодок, и дослуживал я уже на 671РТМ.
Был я сначала турбинистом, потом командиром реакторного отсека (спецтрюмным). И произошел этот случай, когда я только назначился спецтрюмным.
Штат группы спецтрюмных у меня был неполным - не хватало старшины команды. На выход в море иногда прикомандировывали кого-нибудь из соседнего экипажа, а иногда и так ходили. Благо был опытный старшина 2 статьи Бутурлимов Вася (родом из Ростовской области). Заменял, если надо, любого мичмана. Вот этот случай и произошел с его участием.
Стоим мы в базе. На борту идет плановая Комплексная проверка ГЭУ. Это не подготовка к вводу ГЭУ, а просто плановая КП - по-моему, 1 раз в месяц проводилась. В общем, в Первом дивизионе запарка: что-то не идет, что-то не включается, что-то наоборот вырубается все время, кого-то нет на месте, ну и т.д.
Ну и пропал куда-то Бутрулимов. Может, покурить наверх просочился, может, приспал где-то, в общем, в 3-м отсеке в нужный момент его не оказалось. Хоть и грамотный и дисциплинированный парень был, но и на старуху, как говорится... Я же, командир 3-го отсека, в это время был на Пульте, делал КП на левом борту. (Уже не помню, почему я не был на Комплексной проверке в отсеке - то ли не было кого-то из управленцев (КГДУ-1 или КГДУ-2), то ли еще что-то. Да, собственно, Бутурлимов был опытным спецтрюмным, так что волноваться было нечего.).
И вот Пульт вызывает Третий, а оттуда только голос молодого матроса. Бутурлимова на месте нет. КДД красноречиво взглянул на меня. Я рявкнул в «Каштан»: «Срочно найти Бутурлимова! Прибыть на Пульт!»
Бутурлимов нашелся довольно быстро, связался по телефону с Пультом, робко так (чувствует что провинился!):
- Пульт! Старшина 2 статьи Бутурлимов, по Вашему приказанию...
Пульт ГЭУ: «Ага, Бутурлимов! Прибыть на Пульт!»
Бутурлимов (с последней надеждой в голосе): «С журналом?»
Лирическое отступление N 1. Иногда командиру ДД или какому ни будь КГДУ (первому или второму) необходимо было что-то записать в журналы турбинный или спецтрюмный. Для этого и вызывался боец из соответствующего отсека: «Прибыть на Пульт с журналом!» Вот Вася Бутурлимов и надеялся, что его вызывают на Пульт только для этого.
Пульт ГЭУ (ласковым, вкрадчиво-томным голосом): «Нет, Вася, без... Без журнала...».
Что сделали с Бутурлимов на ПУ ГЭУ я расписывать дальше не буду - после этого он больше никуда не опаздывал до самого ДМБ, уволился в первых рядах, писал мне одно время (приглашал в гости), а его мама как-то прислала огромную посылку вяленой донской рыбы. Но с тех пор, если нужно было кого-то раздолбать за какое-либо разгильдяйство (матроса ли, мичмана или молодого офицера), по «Каштану» давалась команда:
«ПРИБЫТЬ НА ПУЛЬТ БЕЗ ЖУРНАЛА!»
И всем всё было ясно.

ДОТ (1982 г).
Наш радиотехнический батальон, где я служил "двухгодичником", располагалась на возвышенности в глухом лесу, вдали от дорог и городов на Севере. На случай боевых действий полагалось организовать оборону позиций части, оборудовать огневые точки, траншеи и прочие оборонительные сооружения. Хотя непонятно было, кто в такой глуши будет на нас нападать? Одному и командиров рот приказано было соорудить ДОТ возле вверенной ему радиостанции. Ни материалов, ни строителей, естественно, не выделили, но приказ есть приказ - нужно выполнять. Командир роты приказал подчиненным офицерам, те сержантам, а сержанты - солдатам. ДОТ в кино все видели, что ж тут непонятного? Нет материалов, а лес вокруг зачем? Был выделен "регламентный" спирт для налаживания отношений с лесником и работа закипела. Строительство шло под руководством "дембелей" с привлечением вновь прибывшего пополнения "салабонов". Жизнь вносила свои коррективы в строительство. Ввиду отсутствия бронированной двери и с целью повышения боевого духа обороняющихся, было принято решение соорудить долговременную оборонительную точку без выхода, а в качестве оного использовать амбразуру. Тем более, что приписанный к ДОТУ по боевому расписанию рядовой Львов, был подходящей комплекции.
К началу окружных учений сооружение ДОТа было завершено, он был замаскирован и обжит боевым расчетом.
В процессе учений в часть на вертолете прибыло высокое начальство: генерал и полковничья свита. Местные офицеры попрятались на станциях от греха подальше. За всех отдувались командир, начальник штаба и замполит.
После осмотра заглубленного КП решили осмотреть позицию части и организацию наземной обороны. Возле ДОТа дородный генерал остановился, посмотрел в маленькую амбразуру, обошел ДОТ несколько раз - он нигде не находил дверей, хотя внутри явно присутствовал солдат. Генерал с трудом наклонился и с удивлением спросил прямо в амбразуру: "Сынок, а как ты туда попал?".