Капитана Бабкина (прошу прощения, уже майора) не любил никто. Коллеги по военной кафедре за то, что, по слухам, карьерой своей был он обязан то ли первому, то ли второму секретарю обкома партии, выходцу из той же глухой деревни, что и родня майора. Студенты не переносили его мелочного, придирчивого занудства и какой-то патологической безграмотности, от которой временами даже дух захватывало. Всё, за что он ни брался, блестяще доводилось до полнейшего абсурда, и даже если вначале воспринималось со смехом, затем действовало, как выматывающая зубная боль.
Это был первый день после зимней сессии. До 23 февраля, главного праздника кафедры, оставалось около недели. Минут через двадцать после начала первой пары в аудиторию зашёл кто-то из старших офицеров и предложил сделку: добровольцы, готовые внести посильный, но высокопрофессиональный вклад в дело подготовки к празднику, получают освобождение от занятий на сегодня и ближайшие две недели. Цена немалая, учитывая, что «война» хоть и была раз в неделю, но состояла из четырёх пар плюс пятая пара «самоподготовка». Конкурс прошли немногие, мы с приятелем, вызвавшиеся подготовить наглядную агитацию в виде кумачовой растяжки «НАДЁЖНО ЗАЩИТИМ ЗАВОЕВАНИЯ СОЦИАЛИЗМА» и Майк, в миру Миша Майков (если читаешь - привет!!). Ему досталась побелка потолка на площадке между лестничными пролётами, там кто-то оставил открытым на ночь окно этажом выше, и вода, пройдя сквозь перекрытия, отметилась грязными пятнами.
Оставшиеся, вынужденные штудировать устройство штатива артиллерийской буссоли (она же тренога), люто нам завидовали. И никто не принял в расчёт одной детали. Дежурным по кафедре в этот день был майор Бабкин. Надо сказать, что для всех офицеров дежурство было чем-то сродни наказанию. И правда, кому охота приходить первым, проверять сохранность пломб, на утреннем разводе докладывать начальнику о численности, чморить опоздавших, уходить последним, проверяя свет и воду на всех этажах. Бабкину при новых погонах эта роль досталась впервые. До этого он был единственным капитаном среди полковников, подполковников и майоров. Он очень хотел оправдать оказанное доверие и, похоже, был счастлив проявить воинскую смекалку, расторопность и доблесть.
По такому случаю майор загодя постригся, поэтому головной убор казался великоватым и сползал с абсолютно круглой головы на глаза и уши. Шинель, наоборот, сходилась с трудом. За недолгое время после гарнизонной жизни майор приобрёл бёдра шире плеч, по этой причине ремень с кобурой у него был значительно выше талии, а портупея казалась лишним дизайнерским элементом, так как сползти под тяжестью оружия ремню возможности не было. При этом всём демонстрирующий начальству рвение Бабкин перемещался по вверенному ему объекту с беспокойством хлопотливой курицы.
Когда он в третий или четвёртый раз с интервалом в 10-15 минут появился перед нами в тесной каптёрке, где мы пытались на старую деревянную раму натянуть шесть метров напоминавшей марлю красной ткани, и, пыжась от собственной значимости, учил, как держать в руках молоток, мы, от греха подальше, просто заперлись изнутри, а снаружи повесили красочно оформленную табличку: «Не мешать! Работают люди». Оставшееся до перерыва время он провел на лестничной площадке с Майком, и пока тот, готовя себе рабочее место, сооружал высокие «козлы» (потолки на кафедре были за пять метров), майор показывал пальцем, как тот должен водить по потолку кистью.
Перерыв после первой пары тоже ознаменовался новшеством. Полсотни студентов, привычно куривших под козырьком у входа на кафедру, он погнал к «специально оборудованному месту». «Местом» служила открытая всем ветрам площадка у деревянного пожарного щита на стене здания, выглядевшего окаменелостью под бесчисленными слоями покрывавшей его масляной краски. Через некоторое время, дабы не подавать дурной пример, ёжась под мокрым снегом, туда побрели офицеры.
Сразу после перерыва он посопел у нашей запертой изнутри двери, поизучал грозную табличку и, разочаровано вздохнув, пошёл искать себе новое дело. Дело нашлось быстро. На полу широкого коридора командирского, или как его ещё называли «штабного» этажа, где располагалась и наша каптёрка, белели четкие меловые следы. Следы привели к Майку. Побелка уже началась, и часть содержимого ведёрка с мелом в виде редких капель покрывала пол. Запрокидывая голову к находящемуся почти на три метра выше Майку и придерживая фуражку, которая слишком свободно себя чувствовала на коротко стриженом основании, Бабкин закудахтал: «Вы это того... Ты это чё? Не капай, твою мать!!!»
Тут надо немного про особенности характера Майка. Он был очень немногословный, но весьма жёсткий, если того требовали обстоятельства. По этой причине он был отчислен из университета три года назад из-за конфликта со старшекурсниками в общаге, практиковавшими там дедовщину. Для двоих старшекурсников тогда вызвали «скорую», для Майка милицию. В итоге два года он провёл в армии и восстановился на второй курс уже к нам. По этой причине я не очень верю, что ведро случайно оказалось на самом краю, и Майк случайно задел его ногой в тот самый момент, когда подпрыгивающий снизу Бабкин требовал, чтобы «не капало».
Поток из опрокинувшегося ведра угодил ему прямо на темечко, превратив майора в вылепленное из тающего пломбира абсолютно белое изваяние. Секунд десять изваяние не шевелилось и не подавало звуков. Потом на месте, где должно было быть лицо, чуть ли не с хлопком открылся один глаз, сморгнул, затем второй и оба глаза сморгнули синхронно. Следом ниже глаз с шумом вышел воздух и показались три отверстия: две ноздри и рот. Майк, наверху, сидя на корточках, внимательно наблюдал за превращениями.
-Ты это чего, а? - плаксиво завыл Бабкин. - Ты же меня, ё@ твою мать, того,...,облил, а?
Молчание было ему ответом. Развернувшись на каблуках и водрузив почти чистую фуражку на голову, которую, как и всего его до пят, делая похожим на весеннего снеговика, густым киселём покрывал застывающий мел, он потрусил в кабинет начальника кафедры.
Через какое-то время на площадку к Майку спустился полковник Токмаков, замещающий в этот день начальника, один из немногих офицеров, к которому мы, студенты, относились с уважением. Задумчиво оглядев недобелённый потолок, лужу мела на полу он подошёл к окну, открыл его и достал сигареты. Майк по-прежнему сидел на своём насесте под потолком. Токмаков закурил и, посмотрев на Майка, взглядом предложил сигарету и ему. Майк достал свои, и, расценив предложение сигареты, как разрешение курить, закурил у себя наверху. Через пару минут полковник опять-таки взглядом показал Майку - гаси. Закрыл окно и спросил: «До трёх успеешь закончить?» Майк утвердительно кивнул. «Да. И лужу эту убери до перерыва», - добавил Токмаков уже на ходу.
Говорят, Бабкин ещё долго писал служебные во все инстанции с требованием публичной казни Майка. Но отчислять его второй раз, видимо, сочли моветоном.

http://uzila.livejournal.com/?s2id=81484478

К Дню Победы

ПОСЛЕСЛОВИЕ К КОНЦЕРТУ

К дате вывода ОКСВ из Афганистана в текущем выпуске был помещен рассказ под названием «Концерт на память», в котором я написал о небольшой армейской истории - как мы тайно записали концерт и получили на аудиокассете автограф певца А. Розенбаума, посетившего с гастролями наш аэродром. Думалось, что этот небольшой рассказ о событии четвертьвековой давности не представляет интереса читателям, потому что все это давно кануло, покрылось пылью времени.
Но я был приятно удивлен, когда начал получать электронные отзывы от бывших сослуживцев. Забегая вперед, скажу, что рассказ дошел в итоге и до самого певца. Но обо всей хронологии событий, произошедших с февральских дат до майских праздников, по порядку.
Первым отозвался один из «аудиопиратов», кто участвовал в записи концерта - хозяин радиомикрофона старший лейтенант запаса Фролов. Он прекрасно помнит это событие, и написал, что автор допустил неточность в своем рассказе, написав, как микрофон был конфискован таможенниками. Оказалось, ему удалось благополучно провезти этот аппарат через границу в жестяной коробочке из-под индийского чая марки Mogul Parade. И еще он высказал опасение: не засудят ли нас теперь за пиратство с нарушением авторских прав, и за контрабанду тоже? А я только обрадовался находке столь ценного для нас исторического артефакта и предложил собрать в один комплект всю достопамятную звукозаписывающую аппаратуру: магнитолу, кассету и микрофон. Но мой старый друг во втором своем письме туманно ответил, что микрофон остался в его прежнем месте жизни, откуда он «был удален пять лет назад», и доступа теперь туда нет. Уточнять обстоятельства личной жизни бывшего воина-интернационалиста, а также пирата и контрабандиста я не стал, но очень жаль, что наш памятный микрофон, едва найдясь, снова оказался для нас потерянным.
Следующее письмо было от армейского друга из Челябинска, с которым мы вместе служили в Союзе на Дальнем Востоке. Он летал борттехником на Ми-6 и не попал с нами в «южную командировку». Неожиданно трогательный отзыв он написал: «Даже не верится, что уже прошло 23 года после вывода наших войск из Афгана. А ведь совсем скоро будет тебе и тем, кого я помню, четверть века - 25 лет!!! как вы вернулись, выполнив свой «интернациональный долг». Илюс, тема «Афгана» в нашей семье до сих пор такая спорная, ты не поверишь. Надя до сих пор меня не понимает, почему я туда так рвался. Об этом долго рассказывать, и лучше в глаза».
Я верю в искренность слов друга, поскольку он - настоящий патриот, едва ли не единственный в стране человек, который дважды служил в армии срочную службу - первый раз как рядовой-артиллерист, второй раз как лейтенант ВВС. Далее он написал исторические факты: « ...где я служил первый раз, у нас параллельно стояли полк Ми-24. Это было еще в ноябре 1979г., еще тогда парни говорили, что скоро им придется воевать. Только потом, уволившись, я понял, что они не врали... Илюс, твой рассказ меня просто прошил насквозь кумулятивным снарядом. Интересно, тот «Шарп» на фото, записавший Розенбаума - это не тот, что стоит у вас в стенке?»
Отозвался один бывший летчик нашей эскадрильи из Хабаровска, теперь подполковник запаса. Он прислал фотографию с того же концерта, где певец с гитарой стоит на сцене в форме спецназа и в кроссовках Adidas. В такой причудливой экипировке и бегали наши спецназовцы, гоняясь за духами по крутым склонам гор.
Японская аппаратура, на которой записывался концерт, по тем временам считалась очень дефицитной и дорогостоящей, и то, как она оказалась у нас тогда, не всем сейчас понятно. Что можно сказать по этому поводу? Любая война имеет одну приятную сторону для ее участников - это трофеи - своего рода вознаграждение воинам за все лишения. Победители во все времена возвращались домой с добычей. Говорили, у нас в деревне один офицер-фронтовик после Великой Отечественной долго ездил на привезенном из Германии мотоцикле. Естественно, величина трофеев для каждого случая и каждого воюющего разная, тут уж и фактор удачи имеет место быть. Поэтому я с пониманием отнесся к несколько завистливым отзывам товарищей из местного отделения «Боевого Братства», которые тоже воевали в горячих точках, но им, бойцам рядового состава, меньше повезло с трофеями. Демократическая Республика Афганистан уже, видимо, была членом ВТО, поскольку импортных вещей в магазинах было много, при полном отсутствии товаров собственного производства.
Вот так у нас оказалась звукозаписывающая аппаратура, благодаря которой сохранилась память о годах службы, и произошли дальнейшие события, связанные с памятным концертом. А дальше случилось самое интересное - пришло письмо из Германии на русском языке:
«Здравствуйте! Я случайно наткнулся в интернете на Вашу статью о выступлении А.Розенбаума в 1987-ом году в Афганистане.
Почему я Вам пишу?
Я администратор одного форума, посвящённого творчеству АЯ, и, что немаловажно в данном вопросе, работаю над каталогом его записей и выступлений.
Афганский период является одним из самых малоосвещённых периодов, поэтому я так обрадовался, прочитав о том, что существует кассета с концертом!
Ко мне как-то попал кусочек одной "афганской" записи (45 минут, одна сторона) и после "разборок" стало сразу же ясно, когда это было - лето 87-го, три дня после посещения Шинданда.
Поэтому я даже предполагаю, что Ваша и моя - одна и та же запись. Увы, более подробной информации об источнике у меня нет.
Не могли бы Вы оцифровать свою кассету и прислать мне аудиодорожку?
Это было бы просто здорово!»
Всего Вам доброго и с надеждой на скорый ответ, Игорь, Германия».
Этот человек оказался советским эмигрантом, уехал в 90-е, но не потерял духовных и культурных связей с родиной. Я с удовольствием выполнил его просьбу, оцифровал кассету, отправил концерт через файлообменник в Германию. В ответ Игорь прислал мне ту запись Розенбаума, которая была у него. Сравнив записи концертов, я понял, что моя запись и его были разные выступления певца, хотя и в Шинданде, но в разных армейских частях. Скорее всего, другой концерт был у истребителей. Оказалось, перед вертолетчиками он почему-то не спел «Камикадзе» и «Песню врача Скорой помощи». Бог с ним, с врачом скорой, но за то, что не спел нам «Камикадзе» стало обидно - не посчитал нас, вертолетчиков, за настоящих пилотов.
Нам так и не удалось установить точную дату концерта, что очень важно для составителя каталога выступлений - не была поставлена дата на аудиокассете рядом с автографом певца. Но даже такой удаче коллекционер был безмерно рад и вскоре решил сообщить о своей находке арт-директору Розенбаума. Он еще запросил у меня фотографии с концерта, экземпляр многотиражки «Заводская панорама», где тоже был напечатан рассказ, чтобы отправить все это самому певцу. «К сожалению, напрямую общаться с Александром Яковлевичем почти не удается, занят очень сильно», - написал коллекционер, - но, при первой же возможности, передам ему рассказ».
Пока ждали ответа от артиста, мы с Игорем успели подружиться и продолжили переписку. Он рассказывал о своей службе в Подмосковье в войсках ПВО (через год после известного полета Руста), о новой жизни в Германии, о работе в области IT, как он проводит свободное время. Отпуска и уикенды они там проводят в путешествиях по разным странам Европы. Я написал ему, что мы уикенды в основном проводим по старой советской привычке, копаясь на своих шести сотках. Приближались майские праздники, и я спросил, отмечают ли немцы эти праздники, особенно 9-е мая. Оказалось, Первое Мая в Германии отмечают, даже демонстрации бывают, а вот с 9-ым Мая - посложнее. Во-первых, официально окончание войны отмечается на день раньше, поскольку капитуляция была подписана в ночь, и пока донесли весточку до Москвы, плюс разница во времени, уже наступило девятое. Такая версия даты окончания войны существует в Европе. В русских общинах организовывают встречи ветеранов, бывают передачи по ТВ на эту тему. Молодёжь уже трудно заинтересовать, хотя в школах довольно-таки много места и времени этой теме уделяют - и самой войне и холокосту, даже в бывшие кацеты на экскурсии возят.
«В Союзе к этому отношение другое, поэтому так важно, хотя бы на 9-ое мая поднимать тему «второй мировой». И огромная благодарность Александру Яковлевичу, что он своими концертами в этот день не даёт забыть прошлое...» - написал мой новый друг, по-старому называя свою бывшую Родину. Своего деда он плохо помнит, но зато его костюм с наградами всегда в памяти. А я своих дедов вообще не видел, они оба и еще три дяди не вернулись с войны - итого пять человек. Зато я храню последнее письмо деда с фронта, написанное уже из освобождаемой территории Германии со знаменитыми словами Сталина на конверте: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами», и с печатью «Просмотрено военной цензурой». Я оцифровал письмо и отправил его Игорю в Германию. И получилось, что письмо фронтовика, приняв виртуальный вид, снова вернулось в те места, откуда было отправлено домой 60 с лишним лет назад.
И, наконец, когда пришла весть от певца, Игорь написал: «Был на прошлой неделе в отъезде, отдыхал с семьёй в Вогезах - горном массиве во Франции на границе с Германией. Брали с собой собаку, снимали домик в маленькой деревушке. Первый раз в жизни колол дрова! Ничего, никого не зарубил! Розенбаум ответил на моё письмо! Увы, слишком уж лаконично: «Все получил. Спасибо. Пароль действует».
Но и такой короткий ответ от знаменитого певца дорогого стоит. Кто мог подумать, когда писался рассказ, что он дойдет до самого артиста, и что он прочтет его и даже ответит. А слова «пароль действует» надо понимать просто как приглашение на свой концерт. Он тогда сказал нам в конце своего вступления: «Когда вернетесь домой и придете на мой концерт, а билетов не окажется, то скажите пароль - «Шинданд-аэропорт».
Был еще один отзыв из Украины, от бывшего авиатехника нашей эскадрильи, связанный именно с этим паролем. Товарищ написал, что пришел он на концерт Розенбаума, когда артист гастролировал в их городе, подошел к контролеру у входа в концертный зал и, вместо того, чтобы показать билет, произнес тот самый пароль: Шинданд-аэропорт». Естественно, контролер ничего не понял и не пропустил - наш человек порой бывает слишком уж наивным, воспринимая слова в прямом смысле.
Вот такое получилось послесловие к рассказу. Надеюсь, что мои армейские товарищи и новые друзья, разбросанные теперь по разным городам и даже странам, не в обиде за то, что я выставил здесь их отзывы и письма. Может быть это и личное, но без этих отзывов не получилось бы написать послесловие. И видно, что для них такие понятия как «служба в армии», «защита Родины» не пустые слова и отвлеченные термины. Пафос здесь уместен - когда же еще вспомнить об этих вещах, как не в канун Дня Победы.

P.S.
Когда послесловие было уже написано, получил новый отзыв, и мне стало понятно, что не зря написал про нашу армейскую молодость. Пришло ностальгическое письмо из Германии:

«Привет, Илюс!
Ну вот, теперь все знают, что у меня есть собака... :-)
Спасибо за рассказ! Прочитал с удовольствием, возражений, естественно, не имею. А если и ещё кто отзовётся из бывших «афганцев» или просто ветеранов, то будет просто по-человечески здóрово! 25 лет всё-таки долгий срок и для нас, молодёжи 80-х.
Когда я ещё жил в Союзе, то работал вместе с одним "афганцем".
Мы с ним были в очень хороших отношениях, но он никогда (много) не рассказывал о войне, я даже не помню, где он служил. А, может, он мне и не говорил. Когда я уехал, перезванивались. Но потом, увы, как-то "потерялись".
Я очень об этом сейчас сожалею.
Так что не давай своим друзьям «исчезнуть» из твоей жизни!
У нас сейчас после недели лета «захандрила дождями природа», но пёс не знает пощады и зовёт в поход!
Между прочим, отличный повод для борьбы с ленью - в любую погоду!
всё, я убежал!
Хороших тебе и твоим выходных - хоть на даче, хоть где!
Игорь».

И тебе всего наилучшего, Игорь, с Днем Победы!!!

Илюс Мухаметов
феврал-май
2012.

Учеба

Тяжелы первые месяцы курсантской службы. И морально и физически. Нестерпимо хочется домой. Тоска по дому и смазливым подружкам умело выдавливается хроническим голодом и хроническим же недосыпанием. Слава Богу что в военных училищах практически нет дедовщины. Снисходительно-насмешливое отношение к первокурсникам есть, а дедовщины нет. Ну, хотя наверное, у кого как.

После присяги, на курс молодого бойца нас вывезли в лагерь на полигон. Вернее вывезли командный состав. Младшие офицеры со своими взводами топали пешком. Дошли только офицеры, бывшие кадеты и некоторые из уже отслуживших. Остальные приползли в лагерь с кровавыми мозолями от умело намотанных портянок. В прочем умники решившиеся заменить портянки на шерстяные носки, последние пару километров спотыкаясь ковыляли босиком. В сапогах было больно совсем. Некоторые умудрились заработать "натруженный перелом". Как можно при ходьбе заработать перелом, для меня остается загадкой до сих пор. Несмотря на мои познания в травматологии, жертвы все же были.

Офицеры нас баловали своим вниманием. С обратной пропорциональностью величине звезд на погонах. Ежеминутные лейтенантские понукания, изредка разбавлялись капитанскими нравоучениями. Товарищи майоры в процесс становления личности в погонах вмешивались крайне редко. Полковников же мы до поры до времени видели лишь издалека. Надо заметить, что отцы командиры, по большей своей части отличались жестким, но справедливым подходом ко взращиваемым подопечным. Стокилограммовый боксер, капитан Картюх, "в одну калитку" выигравший не один поединок на армейском ринге, вспомнив любимых персонажей из "Ивана Васильевича" назначил подопечному курсу строевую песню про "Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси". Подопечным курсом оказались мы. Маруся над идущим в ногу строем, проливала слезы все пять лет обучения. В принципе к третьему курсу все привыкли и зачастую затягивали жалобный текст без напоминания извне. Судя по кубкам, вымпелам, грамотам и сбитым кулакам, удар у капитана Картюха был отработан на совесть. Проверять заслуженность спортивных наград на себе, среди нас желающих не было. Тексты песен учились легко и с задором. С таким же опасливым задором выполнялись и другие задачи. В прочем иногда случались небольшие казусы. Так за одну легкую провинность, уже позже, в стенах училища, капитан мне и нескольким товарищам по залету настоятельно порекомендовал отдраить все очки в туалете казармы за час "так бть,чтоб бть, блестело, бть". На робкие попытки возражения по поводу отсутствия моющих средств и общего запущения сливных отверстий, было предложено использовать крошеный кирпич. Кто из нас предложил по шустрому все покрасить белой нитро-краской я сейчас вспомнить и не могу. Помню только, что поначалу очень сильно воняло химией. Хотя выветрилось все достаточно быстро. Через час в усиленно прокуренный туалет строевым шагом со зловещей улыбкой на мясистом накачанном лице, вошел капитан Картюх. Через плотный офицерский китель с погонами явственно проступали бицепс, трицепс, дельтовидные мышцы и кубики на животе. Погода стояла теплая, окна были открыты настежь. Я всерьез подумывал выпрыгнуть, в случае провала операции, в окно. В принципе, наверняка не только я, благо этаж был первый. Хотя капитановы кулаки располагали к таким мыслям и не взирая на этажность помещения. Когда командир заглянул в первую кабинку, я взялся руками за подоконник, все-таки если все ломануться в окно, можно и не успеть. Через секунду, чемпион по боксу выпрыгнул из первой кабинки и в звенящей тишине ворвался во вторую. Нарастать напряжению дальше было некуда. Все таки мы перестарались. Создавалось впечатление, что вмурованные в бетонный пол, железные, армейские унитазы поменяли на сияющие свежей белизной новые. Это конечно же было нереально. Капитан понимал это лучше всех. Первым нарушил гробовую тишину, как это и полагается офицер:
-А чем это вы их Так?
-Кирпичом, товарищ капитан- наш сержант Серега, принял всю возможную агрессию на себя- как Вы и рекомендовали.
-Ну и песочком немного- подал голос и я, подтягиваясь к подоконнику.
Курсовой офицер еще несколько минут немного растерянно бродил из одной кабинки в другую. Окончательно осмелев, сержант раздал из своей пачки всем сигареты и щелкнул зажигалкой. В полной тишине, все жадно стали пыхтеть сигаретами, стараясь убить саму возможность проявления запаха краски. В такой же тишине капитан из туалета и вышел. Вернулся он через несколько минут. Мы даже успели опять испугаться. Но его тон был слишком уставшим:
-Все на занятия.

Жаль, но вскоре, наш инновационный метод был раскрыт. Мы даже понесли какие то наказания, хотя и абсолютно не серьезные. Покраска казенных унитазов в случае провинности была принята на вооружение всеми залетчиками. Один вундеркинд с особо корявыми руками переборщил с краской, которая потекла по черной трубе вниз. Белые потёки капитану не понравились. Хотя чего было злиться- непонятно. Туалет на нашем курсе, в течение нескольких месяцев ставился в пример всей многоэтажной казарме. Вот ведь- даже туалет может быть поставлен в пример.
Вообще инициатива в армии, как в прочем и в любом закрытом сообществе, зачастую довольно сильно наказуема. Один мой однокурсник, на первом курсе похвастался перед начальством умением косить траву. Все пять лет, за исключением снежных месяцев он ее и прокосил. В гордом одиночестве. Видимо с косой в руках он, размышляя о превратностях судьбы, увлекся коллекционированием. Стал собирать бутылки водки. Нормальные такие запечатанные, заводские бутылки с водкой. Русской. Причём разной. Уж не знаю за сколько лет он собрал свою коллекцию, но сейчас его водочный погреб состоит из пятисот бутылок. Другой сослуживец в первый месяц учебы, так же в одиночестве, гордо вышел из строя, на невинную просьбу проявиться умельцам игры на музыкальных инструментах типа "барабан". Продемонстрировав тут же, на любезно предоставленном барабане свое мастерство, окрыленный своими успехами вояка был назначен ротным барабанщиком. Барабан пришлось носить с собой везде. На занятия, в столовую, после занятий и в другое свободное время. Через несколько месяцев он стал тихо материться. Еще через полгода, заваливать рапортами вышестоящее начальство. Попытки игнорировать барабан, всегда жестко пресекались всевозможными наказаниями. После второго курса и стакана водки, барабан он сжег. Отсидев положенный срок на гауптвахте за порчу казенного имущества, в состоянии алкогольного опьянения, и купив на свои себе новый барабан, он еще три года музицировал и отбивал мелкую дробь своими палочками. В редкие моменты опьянения, говорил, что в принципе в детстве мечтал стать музыкантом.

Особое впечатление на наши неокрепшие головы оказывали преподаватели еще старой, советской закалки. Программа первых двух курсов мало отличалась от любого технического вуза. Гражданские учителя хотя и смутно, но все же были логическим продолжением учителей школьных. Преподаватель по физике, пелотка по половым признакам, очень ловко разделила всех присутствующих слушателей на две категории:
-Вы знаете чем глупый человек отличается от умного? Ничем! Глупый думает и понимает все то же самое, только несколько позже.
Встрепенуться нас заставил старший преподаватель кафедры одной из спец дисциплин в полковничьем звании в начале третьего курса:
-Очень рад вас видеть, товарищи курсанты- на первом занятии он широко и приветливо улыбался.
-Все вы, я надеюсь, хорошо знакомы с русским языком. И все вы хорошо понимаете значение слова “Кара”- полковник внимательно обвел взглядом притихшую аудиторию и не переставая улыбаться продолжил:
-Так вот. Я ваша Кара. И в этом вы Все, вскорости, сможете убедиться.
Убедились вскорости все. Нет только в том что милый улыбающийся человек может быть карой, но и в том что улыбка может быть не только приветливой но и зловещей.
Хотя однажды я был свидетелем и совсем противоположной картины. Мой однокурсник сдавал хвост. Экзамен должен был быть сдан во время летней сессии. Приближалась зимняя. В энный раз вытянув билет и прочитав вопросы, мой товарищ распсиховался и заявил, что он ничего не знает, и вообще пусть его выгоняют с четвертого курса, раз он такой идиот. Офицер принимающий экзамен, вальяжно развалившись в кресле, небрежно одернул:
-Ну как же. Вы, товарищ курсант много чего знаете. Возьмите себя в руки и сосредоточьтесь.
Что такое Радиолокационная станция?
-Я не знаю- лоботряс застенчиво опустил глаза и рассматривал свои нечищеные сапоги.- Товарищ полковник, ставьте двойку, чего уж там.
-Погоди, курсант, подойди к доске и возьми мел. Повторяю свой вопрос. Что такое РЛС?
-Товарищ полковник, я не знаю..
-Рисуй!!!
-Что рисовать?
-Что представляешь, то и рисуй.
На доске стал появляться неровный, смущенный прямоугольник.
-Что это? -полковник был явно в ударе
-К-кунг- немного заикаясь промямлил хронический двоешник
-Что еще должно быть?!
-К-кабина..
-Рисуй!!!
К прямоугольнику добавился квадратик поменьше.
-Еще что?
-Антенна..
-Ну!!!
Над прямоугольником кривоватым полумесяцем прорисовалась антенна
Разошедшийся полковник фонтанировал неожиданными вопросами:
-Между ними что?!!
-Палочка.
-Где?!!
-Вот!
-Еще что?!!
-Колесики- уверенная рука завтрашнего выпускника намалевала два колесика. Рисунок ведь не в проекции был. Видно с боку только два.
-Ну вот, а говоришь не знаешь ничего. Зачетку давай.
Я вот много позже задумался, а действительно, зачем старшему офицеру военкомата одного из северных городов, досконально знать, что такое радиолокационная станция?
Я был следующим. Полковник был вальяжен, снисходителен и издевательства были чисто формальными. Страшно не было. Свою тройку я получил примерно тем же способом. Удивительно, но ввиду всеобщей бедности на тот момент, за эти тройки не было проставлено ни единой бутылки, не говоря уже о более хрустящих подношениях.

Через полтора года мы сдавали госэкзамены. Негоже было московской комиссии показывать, что некоторые выпускники с трудом должны были выпуститься из средней школы. В целях перестраховки все шли по своим билетам. Приемная комиссия благоухала вчерашним перегаром и свежим коньяком. Оценки ставились средние по аттестату. В основном четверки и реже тройки. Пятерки только медалистам и претендентам на красный диплом. Зачем я захотел повыебываться остается для меня загадкой до сих пор. Первый вопрос билета, изобилующий сложными формулами и математическими выкладками, я докладывал у доски сопровождая свою речь рисованием этих самых формул мелом. В середине доклада я целенаправленно допустил ошибку в решении, и с этой ошибкой приближался к финишной черте. Заметила ли ошибку принимающая сторона я не знаю, но когда я дошел до конца повествования, вчерашний перепой и общий похуизм ситуации сделал свое дело. Я глубокомысленно замолчав и уставившись на исписанную формулами доску громко объявил:
-Товарищи офицеры, извините, но у меня здесь ошибка.
Первым не выдержал начальник приемной комиссии.
-Где?
После недолгого размышления я взял тряпку и стер половину своего ответа.
-Вот где то здесь я запутался. Здесь должно быть по другому.
Восстановить единственный выученный билет с формулами на доске был вопросом чисто техническим и под собственные бормотания, восклицания и обязательное измазюкивание мелом заняло у меня еще несколько минут. Начальник приемной комиссии одобрительно сощурил глаза и разрешил на остальные вопросы билета не отвечать. Заслуженная хотя и бесполезная пятерка согревала душу.
Хочу заметить, что сейчас дела в образовательной системе удивляют побольше чем в смутные девяностые. Намедни, в кои то веки зашел в школу к своему ребенку. На первом этаже внимание привлек большой стенд. Рядом с фотографиями отличников учебы и лучших учителей висела красочная школьная газета Вторым пунктом в рубрике удивительные факты я прочел: “ Удивительно, но морские свинки, точно так же как и люди, занимаются групповым сексом”.
Охуеть.

© Ротмистр

Довелось мне как-то в начале 90-ых, сразу после армии, пару лет поработать в инкассации. Создали тогда отдел сопровождения и охраны ценных грузов, или как у нас его попросту называли, коммерческий отдел, куда набирали более-менее подготовленный народ.
Я тогда только пришёл из армии, программистом сходу устроится не смог, ну и пошёл туда временно поработать. Работа в принципе была интересная, сопровождали грузы, ездили телохранителями с коммерсантами. Безналичные расчёты тогда были не в чести, и народ просто ездил в столицу с чемоданом денег, который без затей менял на вагон или фуру какого нибудь товара :-)
А времена уже были весёлые, тёрки-разборки, стрелки, крыши и т.д.
Оружия, правда, на руках ещё было немного, но уважение к власти таяло на глазах, и стрелки менты с бандитами за какой-нибудь ларёк уже были в порядке вещей, вовсю бомбили фуры на трассах, в общем, жили нескучно :-)
Довелось мне в то время охранять помещение, которое Центробанк использовал для сбора и хранения старых денег во время денежной реформы, год не помню, вроде 93 был.
Помещение это было филиалом банка в жилом доме. Банк построил себе новое красивое здание, а это продал другому банку, поменьше, и пока те не переехали, ЦБ в этом помещении деньги и собирал.
Работало несколько женщин-кассиров и дедок начальник. Наши инкассаторы собирали старые деньги по городу, свозили туда, ну а дамы их принимали, пересчитывали, упаковывали и складывали в хранилище. После того, как хранилище заполнялось, заказывали машину. Приезжали опять же наши на большом Урале, грузили всё это добро и отвозили на железку, откуда спец вагоном отправляли то ли в Москву, то ли в Питер на переработку.
Охраняли мы это всё счастье вдвоём, сутки через трое. Помещение, надо сказать, было не маленькое, два крыла, разделённых большим холлом. В одной части было хранилище и работали кассиры, а второе - просто куча пустых ободранных кабинетов.
Ну и сидим как-то вечером с напарником, собираемся ко сну :-)
Обход сделан, сигнализация включена, чай выпит, все насущные проблемы обсуждены и истории рассказаны, вроде уже и пора :-)
Серёга расставляет стулья, ну а я, как старший смены, свернул броник и оккупировал кушетку у входа :-)
Только вроде прилёг, поставил автомат рядом и вдруг вижу, подъезжает Урал наш.
Я удивился, думаю, наши за деньгами приехал?
А почему ночью?
Сдурели, что ли!?
Кто же им сейчас хранилище-то откроет?
И подъехали как-то странно, не ко входу, как обычно, а к соседнему с нашим окну, у нас в той комнате столовка была.
Открывается дверь в кунге и выскакивают оттуда человек шесть с автоматами, в камуфляже и самое главное - в масках!!!
Думаю, что за ерунда!
Сроду наши никогда масок не носили, не ОМОН чай какой-нибудь. А мужики тем временем разматывают трос, цепляют его одним концом к решётке, другим к Уралу, тот газует, дёргает и выдирает нахрен решётку вместе с окном!
Пыль, грохот, звон бьющегося стекла, и тут я понимаю: бляяяяяя да нас же грабят!!!
И если сначала я, не спеша, наблюдал это всё действо как-то со стороны, то тут время понеслось вскачь!
Нас двое, на двоих один автомат с тридцатью патронами и два пистолета по 2 обоймы на каждый.
Серёга не боец, бывший авиационный техник, попавший в охрану волей случая после закрытия аэропорта, толку от него мало.
Их примерно шестеро, все с автоматами, если вырвутся в холл, то покрошат нас в мелкую капусту, единственный наш шанс - перехватить их в узкой комнате, там я их и один с автоматом удержу!
Из положения лёжа в положение стоя я перешёл мнгновенно, минуя промежуточные!
Где нападающие, я не вижу, может, уже вырвались в холл, кричу Серёге: прикрой, рыбкой ныряю в дверь, перекатом ухожу с линии огня, двигаюсь на пределе возможного, дикое напряжение мышц, аж сухожилия трещат, чувствую, что счёт идет уже даже не на секунды!
Приземляясь, взвожу автомат ударом об пол, вскидываюсь ииииииииииииии НИКОГО!!!
По телу волна жара, УСПЕЛ, УСПЕЛ!!!!!
Ещё секунда, и я их приму тут всех в кабинете!
Прыгаю к двери, вскидываю автомат, с колена выглядываю в дверной проём, палец жмет на спусковой крючок...
Как я тогда не выстрелил, до сих пор не понимаю, наверное, спуск у автомата был тугой :-)
В комнате никого, и самое главное, окно целое!
На полу под окном куча посуды.
Сел на пол, привалился к стене, из нашей комнаты выглядывает Серёга, сонный, взъерошенный, с пистолетом в руке, смотрит на меня молча квадратными глазами.
Я разрядил автомат, поставил на предохранитель, достал сигарету, закурил, отходняяяяяк :-)
Сходили на обход, сидим в караулке, пьём кофе, курим. Серёга рассказывает, как он всё это видел.
Лежу, говорит, сплю, слышу шум, открываю глаза задать традиционный вопрос "Что за нах?" и вижу мелькнувшие в проёме двери берцы и твой истошный вопль "Серёга, прикрой!"
Судорожно пытаюсь вскочить со стульев, они разъезжаются, падаю на пол, на четвереньках выбираюсь из этого завала, на ходу пытаясь нащупать пистолет, выскакиваю наконец-то в холл, и вижу тебя, сидящего у стенки в пустом холле с автоматом в обнимку.
Когда я рассказал ему свою версию событий, он молча выслушал, покосился на меня и сказал:
- Дааааа, Костян, а ты ебануууууутый, - потом затянулся, помолчал, - на всю голову... :-)
В общем, как я и говорил, соседний кабинет использовался нами в качестве столовой, а так как окна выходили на оживленную улицу, то девчонки в отсутствии штор закрыли окно какой-то фанеркой, чтобы народ мимо ходящий не пялился, ну, а на подоконнике складывали посуду.
В один прекрасный момент фанерке стоять надоело, и она упала на пол, унеся с собой и всю посуду с подоконника, отсюда и грохот и звон бьющегося стекла, ну, а остальную картину уже дорисовал мой воспалённый мозг :-)
Напротив окна через дорогу, метрах в пятидесяти, торцом стояла жилая пятиэтажка, если бы я выстрелил, то вся очередь ушла бы аккурат в неё.
Задеть-то вряд ли кого бы задел, но шуму бы наделал много, с работы бы скорее всего попёрли :-) Хотя, я вскорости и сам уволился.

Пес кудлатый, масти нахальной...


Военно-полевая сказка для взрослых

Часть 1.

Пролог

- С-а-н-я!!!!!! - мощный, знакомый рык перекрыл людской гомон на пляже.
Прищурившись от яркого солнца, бившего со всех сторон, Саня привычно стал обшаривать толпу, начав с ближних подступов. Увидев вдалеке прыгающую от нетерпения, на бетонном парапете, знакомую, коренастую фигуру, ахнул от неожиданной радости.
Взвился вверх поджарым, мускулистым телом, в секунды оставив позади удивлённую жену, побежал навстречу, увязая в мокром песке голыми пятками. Сшиблись в прибрежной полосе, в ворохе соленых брызг, тиская друг друга в медвежьих объятиях: «Санек! Игореха!» - обнимаясь, нежно гладя друг друга по лицу, под изумлёнными взглядами отдыхающих.
Первым опомнился Саня. С любовью глядя в лицо Игоря, выдохнул-произнес:
- Братан, я чуть гляделки на манер рака не вытаращил, ты не ты? Смотрю, вроде ты...
Игорь осторожно ткнул Саню в бок, где в черноте загара, некрасиво белел шрам.
- Здорово, братан, вот не чаял тебя увидеть.
Саня поворошил короткий ежик волос на голове Игоря:
- Чертила, седой весь уже. Сколько ж мы, братка, с тобой не виделись?
Игорь поморщился, вспоминая:
- Да почитай лет десять? Десять, - грустно выдохнул Саня. Предупреждая вопрос, Игорь торопливо произнес: - « Мы ж тебя, когда грузили в вертушку, я тебе под бинты адрес свой с конвертом сунул. А в госпитале решили, что твой это. Матери моей приходит письмо, что ранен, мол, тяжело, в Ташкенте лежит сын ваш. А тут же от меня письмо совсем из другого места. А на следующий день, я сам живой и здоровый на дембель заваливаюсь. У нее сердце. Пока то се, кинулся тебя искать, а где то письмо с адресом госпитальным? Тю-тю... Вот с тех пор, Саня, мы и не виделись.»
Саня улыбнулся:
- Да, тогда поваляло меня по клиникам и госпиталям. Шили дырки на боку, спине, а без толку, раны "плывут", весь в гное, в проблесках сознания капельницы, морды в масках, а тут зонд в рану очередной фигачат... Вот так и жил....
- Как же ты выкарабкался Саня? Грузили, фельдшер сказал - не долетишь ни фига. Бока у тебя не было, кровищи- и- и - жуть, мы все бинты тампонами в тебя запихали...
- Да не поверишь, Игорех. В Подмосковье, в госпитале, очухался, девушка рядом сидит. Говорит мне: «Ну что, вояка, навоевался? Все ночи орешь, нас с тобой аж в бокс отдельный засунули...» А сама глазищами глядит. А глазищи... Поплыл я в них, братка. А так и срослось: бочина у меня, и я с Верочкой сросся... Да вот гляди, она идет...
К друзьям, улыбаясь, подошла миниатюрная, рыжеволосая женщина. Подала узкую ладонь и напевно произнесла - Вероника. И, уже обращаясь к мужу, все так же распевно:
- А я гляжу - что за крик, а ты тут с мужиком обнимаешься!
Саня легко засмеялся, прижал Игоря к себе.
- Верочка! Так это ж такой парень, мы ж с ним такие дела делали!!!
- Вот и гляжу я, - продолжала, внешне оставаясь серьезной, но в глазах брызжа веселыми искрами, Вера, - расшумелся аника-воин, пляж перепугал, за мужиками бегает и с ними обнимается!
- Да ладно тебе, - вдруг засмущался Саня, - слышь, Игорех, давай закончим брюхо греть, бери жену, пошли. Тут кафешка есть, а шашлыки-и-и-и.... пальчики оближешь!
Саня не соврал: и кафешка, и шашлыки действительно были, и были даже очень, а Саня, похоже, был тут завсегдатаем. Во всяком случае, войдя, начал он с привычного рыка:
- Насрул-л-о-о-о! А ну, д-душара, вали сюда! Кореша встретил боевого, будем а-а-атмечать!!!
Невысокий, жилистый, черный хозяин-таджик, белозубо оскалился в приветливой улыбке и провел их к столику возле окна, напротив мангала и печи, где адское пламя озаряло потные лица поваров.
- Значит, так! - продолжал гудеть Саня,- Давай сюда шурпа-мурпа - раз, плов по-бухарски - два и твой знаменитый шашлык-машлык бадахшанский - три. Кишмишевку мы с братаном с известных времен не пьем, поэтому давай нам водочку ледяную русскую, пиалочки китайские тонкие, а девочкам нашим дыню канибадамскую, - и весело подмигнул Игорю с женой.
На глазах у них хозяин ловко набрал шашлык на шампуры. Половинка крупного помидора, кольцо лука, тонкий пласт курдючного сала, кусок баранины и снова сало, лук, помидор. Положил готовые шампуры на угли, хлопнул невозмутимо в ладоши и полуголые черные, словно прокопченные, бачата потащили на стол казан с шурпой, свежие, из тандыра, румяные чуреки, рассыпчатый овечий сыр, блюдо с крупно резаными помидорами, верхушку которого венчала изумрудная, с брызгами воды, свежевымытая зелень. Словно само по себе вплыло дымящееся блюдо плова с аппетитной шапкой из баранины и овощей. Увенчала стол литровая бутылка с потекшей по стеклу изморозью, где в глубине прозрачной чистой жидкости играл яркими бликами печной огонь.
- Слушай, - улыбаясь, спросил Игорь, - где ты добыл эту сокровищницу Гаруна аль Рашида? Прямо Бадахшанская придорожная чайхана!
Саня весело засмеялся и подмигнул, зачарованно глядящей вокруг жене Игоря, Светлане.
- Ай, слющай, дарагой, - смешно коверкая язык, затараторил он, - ти кющай, дарагой, вот шурпа-мурпа, вот чюрек тебе, да? Адын такой забегаловка на весь паберэжий, спешал фор нас, дарагой.
Вдруг сдвинул брови и заговорщицки прошептал:
- Сам удивляюсь, как еще не закрыли, но антураж ведь, братан? Тыща и одна ночь! Ведь, правда?
Потом ели и немного пили. После второй пиалы ледяной водки, Саша стал серьезен. Понимающие жены перестали улыбаться и, приняв из Сашиных рук пиалы с водкой, встали вместе с мужчинами. Сашин голос дрогнул, он поднял пиалу и сказал тихо: «Давайте, ребята, за тех, кого с нами нет и не будет». Выпили, сели, замолчали.
Глаза мужчин затуманились, Игорь обнял Саню за плечи. Молчание подзатянулось, как вдруг Игорь подскочил: «Братуха, что я тебе сейчас покажу!» Дрожащей рукой вытянул из кармана пиджака портмоне, раскрыл, вытянул из-под потрескавшегося целлулоида небольшую черно-белую фотографию, где сквозь нечеткость старой фотопленки рядами были видны лица и фигуры стоящих и сидящих людей.
Саня навалился на плечо друга, рванул, фотографию на себя, дрожащим пальцем побежал по рядам, вспоминая фамилии. В левом, нижнем углу, палец споткнулся около четырех собак, побежал дальше и остановился на крайнем.
Голос Санин дрогнул, искривился от судороги в горле и прошептал: «Пес... кудлатый... масти нахальной...»
Верочка потянула из ослабевшей руки мужа картонную карточку. Своим грудным голосом удивленно пропела:
- Вот так псина! Разве на погранзаставах таких собак держат?
Света поддержала:
- Смешной какой....
- Держат, - криво улыбнулся Игорь. Хотя такие не спрашивают, нужно ли их держать... Игорь посмотрел на друга.
Саня скривил в плаче губы и, еле сдерживая рвущиеся рыдания, спросил:
- Игорех, а ты помнишь, как он у нас появился?
Игорь сжал Санино плечо, посмотрел отрешенным взглядом сквозь окно, туда, где черноту неба от черноты моря отделяли фонари, стоящих на рейде, кораблей, глухо ответил:
- Саня, а разве я могу забыть?
Саня опустил голову и глухо сказал:
- Был, кажется, сентябрь....