К 60-летию победы
ВОЙНУ НЕ МОЖЕМ МЫ НЕ ПОМНИТЬ...
- Ой, диты, терпите! Ой, терпите! Помрёт папаня, что робить будем? - так говорила моя бабушка в далёком сорок пятом году.
А несколько пар голодных детских глаз смотрели на стол, где сверкали яркой белизной пяток куриных яиц, и исходила морозным потом маленькая кринка снятого с холода молока.
Дедушка был совсем плох. Уж и не понятно, что спасло его, молитвы ли жены, помощь ли и слёзы детей, или те скудные свежие продукты, что умудрялись обменять на прошлогоднюю картошку да на нехитрое крестьянское добро, хранившееся в сундуке на чёрный день.
Дед мой Иван Фёдорович Дацко по материнской линии одна тысяча девятисотого года рождения, уроженец села Бугуслав, что в Днепропетровской области, был достаточно грамотным по тем меркам. В 1913 году закончил четыре класса сельской школы, потому и работал до начала Великой Отечественной войны завхозом в правлении сельсовета. Но до этого было ещё долгая дорога.
В 1920 его мобилизовали на службу в РККА, и ровно два года дедушка ходил под ружьём, воевал с врагами новой власти. К тому времени он женился, обзавёлся сыном и дочкой. Украина тогда кипела, бурлила, клокотала боевыми действиями. Кто только не появлялся в степных хуторах: и красные, и белые, и зелёные, и жёвтоблакитные, и махновцы. Дедушка попал в плен. Избили его белогвардейцы люто и заперли в сарае, чтобы на зорьке расстрелять. Дед Иван смог убежать: сарай хоть и на замке, да только крыша камышовой оказалась, через неё и ушёл. Опять попал в свой отряд, снова воевал и вновь пленение. Бежать не удавалось. Повезло в том, что одним из конвоиров оказался односельчанин. Как-никак не чужие, и душа человека, если она у него есть, всегда против того, чтобы земляка запросто так в расход пустить. Каким-то чудом соседу удалось уговорить белого офицера отпустить молодого парня, пожалеть. Офицер, видать, тоже не иродом оказался. Отпустить - отпустили, но так шомполами выпороли, что на всю жизнь шрамы остались. Еле ушёл дед Иван, укрылся на хуторе. Тот же односельчанин шепнул бабушке Марии, где Иван может быть. Оставила она детей на попечение свекрови, впрягла в телегу корову и поехала искать мужа. Нашла. Засыпала сеном в повозке избитого, полуживого и привезла домой. Выходила, и ушёл дед дослуживать свой срок.
В двадцать третьем году страшный голод случился. Родители Ивана и Марьи крепкими хозяевами были, справными, работали рук не покладая от зари до первых звёзд. Раскулачили их, чтобы были как все, и пошла разорённая семья на «вольные земли» в Казахстан. По пути похоронили мать бабушки. Чуть-чуть не дошли до вольных казахских степей. На косогоре могилу отрыли, отсчитали столько-то шагов от ветлы, столько-то от дороги, чтобы запомнить. Только потом, сколько не приезжали туда, сколько не искали - так и не смогли найти. Да и то сказать, уйма народу, согнанного властью советской с родных, насиженных земель прошла этим страшным путём, может быть, и срубили дерево для костра, новых дорог-колей натележили! Степь не отдаёт потерянного.
Начали своё житьё-бытьё заново в селе Нефорощанка Западно-Казахстанской области с того, что построили из дёрна землянку. А семья росла. В сороковом году появилась на свет ещё одна дочь, и стало уже девять детей. Всех нужно обуть-одеть-накормить-выучить. Голодно, холодно, тяжко, но справились, сдюжили. Переехали на станцию Аксай (Уральская область). Старшие дети уже и сами работать начали, в институты поступили, приезжали из города, помогали вместе с младшими землянку новую построить на три комнаты, хлев пристроить, коровник, колодец вырыть, огородик небольшой обиходить.
Кстати говоря, построили домишко на славу, прожила бабушка в этой землянке до семьдесят первого года, потом переехала поближе к детям своим в Невинномысск. Никак не хотела покидать насиженного места, где всё своими и детскими руками сделано.
В сентябре сорок первого года призвали деда Ивана на фронт. В этом же грозовом году, зимой, погиб двенадцатилетний сын Саша. Играли мальчишки на улице в войну, соседский парнишка вынес ружьё. Ну, как не похвастаться, что в доме оружие есть! Вот во время игры прицелился в Сашу и выстрелил. Наповал!
Первого ноября принял дед присягу и отправился в 1310 стрелковый полк 144 стрелковой дивизии. Досталось ему воевать на Западном фронте на Мотаевском направлении по обороне подступов к Москве. В марте сорок второго года получил тяжёлое ранение в грудную клетку. Пуля вошла в правую часть груди, разорвала лёгкое, повредила нервное сплетение и, вырвав большой клок мышц спины, прошла насквозь.
Попал дед Иван в Казанский госпиталь, пролежал в нём восемь месяцев, и уволили его из армии по ранению. Какой из него воин теперь? Лёгкое одно, правая рука еле двигается! Только добрался домой, только нашёл работу, как вызвали в военкомат, провели переосвидетельствование, сделали запись в военном билете «Годен к нестроевой» и отправили вновь на фронт. Вернулся домой дед Иван только в июле сорок пятого.
Война кончилась, дед честно отвоевал. Теперь бабушка Мария билась со смертельным врагом - голодом! Накормить детей, накормить и поддержать быстро тающие силы мужа-фронтовика. Вот и уговаривала детей потерпеть, отдать отцу те продукты, что покалорийнее да посытнее. Детвора, слюни глотая, с пустым до рези желудком, спать укладывалась, мужественно отказываясь от вкусного. Папане важнее, папаня - фронтовик!Так все вместе и выходили дедушку.
Я не очень хорошо помню деда. Так, отрывистые воспоминания, но всегда самые тёплые и хорошие. Любил он детвору. Раньше, бывало, летом приезжали к бабушке с дедушкой внуки. Много нас было - от девяти оставшихся в живых детей внуков предостаточно на свет появилось. Размещались всё в той же землянке. Спали на огромной кошме. Постелит бабушка простыни льняные, подушек набросает, одеяла накинет, и мы вповалку падаем на такую чудесную постель; хихиканья и возни хватало не надолго, засыпали почти мгновенно, за день наносившись, наскаквшись по пыльным улицам и оврагам городка. С каждым из нас возился дедушка, на руках носил, на коленях подбрасывал, очень любил, когда мы вместе с ним тюрю садились кушать. Накрошит дедушка в миску с молоком хлеба, бабушкой испечённого, да с таким аппетитом хлебает, что мы усаживались рядом, брали деревянные ложки, и ничего вкуснее для нас тогда не существовало!
Умер дедушка в шестьдесят шестом году. Заболел воспалением лёгких и слёг в одночасье. Бабушка пережила его на двадцать девять лет.
Роясь в семейных архивах, сверяясь с картой военных действий, удалось определить, что второй мой дед, по линии папы, воевал неподалёку от деда Ивана, только на Калининском фронте, севернее, но всё там же, на линии обороны Москвы.
Что можно рассказать о другом дедушке? Да вот ничего и нельзя, поскольку даже папа не много помнил. Когда дед погиб, папе и было-то всего пять лет. Из справки, полученной из Центрального архива Министерства обороны, выяснилось, что командир взвода 908 стрелкового полка 246 стрелковой дивизии старший сержант Скрипаль Максим Иванович, 1903 года рождения, уроженец Воронежской области, Вейделевского района, Николаевского сельсовета, погиб 14.12.41. года. Похоронен в деревне Красново, Калининского района, Калининской области. Принимал участие в войне с Финляндией.
Всего-то несколько строк и всё. Нет больше ничего! Стал дед Максим одним из полутора миллионов, кто сгинул в Ржевской битве, самой кровавой и, пожалуй, самой бездарной операции советского командования. Длилась эта бойня пятнадцать месяцев!
Круглыми сиротами остались мой будущий папа и его старший брат Иван - весной 1942 года их мать, на глазах у сыновей, убило молнией, когда она белила к Первомаю хату. Хоть и пытались родственники уберечь и спасти мальчишек от голода, войны и беспризорщины, но не смогли, нужда заставила отдать их в детдом. Там до конца войны и пробыл мой отец.
В день шестидесятилетия Великой Победы поставлю на стол стакан с водкой, накрою его куском ржаного хлеба да помяну дедов своих воевавших, бабушек, терпевших военное лихолетье, отца, рано умершего, помыкавшегося с раннего детства из-за войны проклятой. А второй рюмкой здравицу произнесу маме и всем родственникам, голодавшим и ждущим лучших времён.
Только вот вопрос терзает: «Дождутся ли?!»
Сергей Скрипаль.

В израильской армии отношение к оружию чрезвычайно интересное. С одной стороны - трепетное, с другой пофигистическое...

"Оно мне как подруг, да!"

Курс молодого бойца в израильской армии - это тема для бесконечных историй. Чего стоит только КМБ длительностью два (!) дня для секретуток и писарей. Называется - "тиранут 00". Говорящее название, не правда ли? Но в 1998г. минимальный КМБ составлял около одного месяца и назывался 02. Уровень подготовки не хочу обсуждать, скажу прямо - выходцы такого КМБ поступали в нестроевые части, и единственное, что требовалось от них, это не перепутать ствол автомата с прикладом. Но жизнь штука странная, и среди серой массы халявщиков, болезных, туповатых и т.д. попадались жертвы военного психолога (КАБАНа - кацин бриут нефеш - офицер здоровья души). Зачастую мнение его основывалось на двух предпосылках: В армии служить должны все. Но тот, кто хочет в боевые части - сумашедший. Не хочу оспаривать мнение дипломированного специалиста, но встретить бы этого товарища на темной улице...

Одной из жертв такого специалиста был парень кавказкого происхождения, отдававшийся службе всей душой. Не знаю, был ли в тот призыв на нестроевом КМБ более исполнительный и физически подготовленный солдат. Приказы командира воспринимал буквально, во время марш-бросков волок на себе 2-3 малохольных будущих писарей или програмистов вместе со всем их снаряжением, на стрельбищах стрелять мог с закрытыми глазами. К винтовке (М-16-А1), старенькой, потертой, измученной бесчисленными поколениями солдат, он относился предельно трепетно. Легче было найти посреди пустыни воду, чем нагар в казеннике его винтовки. Он правдами и неправдами сменил у оружейника треснушее цевье (мадпесим), купил за свои деньги хороший ремень, купил специальные чистящие средства и отдраил от ржавчины все детали... Перечеслять можно долго, однако такое отношение к оружию еще не выходит за рамки обычной любви к своему (пускай и временно) оружию. Всю глубину его любви к нему мы выяснили несколько позже.

На КМБ мы спали в стандартных, 20-местных палатках. Изголовья раскладушек стояли возле стенок, а так как автомат солдат во сне должен хранить под подушкой, зацепив ремнем за раскладушку, то наш сержант проверял правильность хранения очень просто - он просовывал руку в щель палатки (их оставляли для вентиляции) и касался ствола. Если есть ствол - есть солдат. Нет ствола - нет солдата. Или это не солдат... И в одну из ночей он таким образом попытался нащупать автомат кавказкого (читай - горячего) еврея. Не нащупав его, он попробывал определить, на месте ли солдат, легким похлопыванием в окресностях изголовья...

Мы проснулись от страшного рева и шатания палатки. Парень, вообразив что его любимый автомат хотят похитить, ринулся на обидчика прям сквозь стенку палатки. На наше счастье (всех тех, кто спал с ним в одной палатке), палатка оказалась существом разумным и пропустила кавказца сквозь стенку. Те кто жил в таких палатках, должны понять, насколько это героический поступок - проломиться через ее стенку. Мы же, проснувшиеся от страшных звуков, выскочили наружу спустя несколько секунд через выходы. Не совсем было понятно - где, кто и кого бьет - но звуки были характерные. Наконец один из нас, видимо более проснувшийся, сообразил, что жестокая битва идет между палаток, в тени. После этого он выволок из тени упирающегося и кричащего «Я убью эту ****, этот террорист мой автомат украсть хотел!» На шум уже подбежал другой сержант, и после короткого разбирательства стало ясно, что не было террориста, не было похощения, а было неправильное хранение автомата в обнимку под одеялом. Результат: один сильно побитый сержант, один оставленный на выходные на базе солдат.

Правда, нам было не совсем понятно, для чего спать в обнимку с автоматом, и на прямой вопрос, типа зачем ты спишь с автоматом, он тебе что - друг?:) Мы получили не менее прямой ответ - «Оно мне как подруг, да!»

"Мерзкий тип"

А вот обратный случай отношения к оружию. Спустя два с лишним года, стал я на одной базе сержантом караульного взвода. Солдат постоянных у меня в подчинении не было, но способом ротации ко мне попадали все служащие базы - офицеры (и приравненные к ним прапорщики) как начальство, солдаты как подчиненные. База наша была хоть и не большая, но не смогла избежать присосавщихся трутней. В израильской армии трутни называются "спортаи мицтайен" (отличившийся спортсмен). Эти солдаты службу не несут, она их с трудом выносит. Но если на крупной базе несколько таких трутней теряются в общей массе, то на небольшой даже парочка таких начинают разлагать коллектив. Пример - несение караульной повинности. Саша - механик-электрик башен танка Меркава. Так как электрики в башнях много, а ломаться она любит по поводу и без повода, приходится ему кататься по разным базам, где расквартированны эти танки и чинить их на месте. Но время поездки - вещь гибкая. И порой, только вернувшись с одной базы, ему приходилось заступать в караул (это после суток тяжелой и грязной работы) вместо уехавшего на спортивные сборы спортсмена, а сразу после сдачи поста уезжать на другую базу. Но все-таки человек - не блоха, и сколько не прыгай, а приземляться нужно.

В армии государства Израиль увольнительные (пасы) выписывают на различные сроки. Максимальный - полгода. Но даже хотя бы раз в полгода тебе придется явится на базу для продления увольнительной. И в этот момент, пока старая увольнительная уже закончилась, а новая еще не началась, можно хитрого огурца взять за жабры. Что и было проделано. Заявив прапору (расару), что кровь из носу нужны новые батареи для раций, я упросил его сьездить на главную базу за ними именно в тот день, когда должен был вернуться спортсмен (назовем его Ицик - имя значения не имеет). Составил список караульных и подсунул его на подпись в тот момент, когда ему уже некогда было вчитываться в фамилии. И вписал в него Ицика! Правда, если бы я знал, чем это закончится...

Ицик явился на базу, как всегда в гражданском, на автомобиле, без оружия (его можно хранить дома под двумя замками, либо в полицейском участке) и сразу направился к кабинету расара за новым пасом. Его сопровождали ухмылками все ребята, которые были в курсе событий, то есть полбазы. Наткнувшись на запертую дверь, он совершил глупый поступок - зашел в кабинет командира базы. А у того на столе лежал список караульных на те сутки. В результате Ицик вылетел через 15 минут, сопровождаемый матами командира (не в форме! без оружия! а тебе в караул!) и судорожно сжимая в руке увольнительную на ПОЛЧАСА для того, чтобы сьездить домой за формой и оружием. Сразу за дверью Ицик заметил все рускоязычное население базы, которое лежало пластом от хохота, и понял все... Он пригрозил мне всеми карами небесными, в ответ я спокойно показал на часы. Оставалось двадцать минут. Ицик сообразив, что карать меня пока некому, а его вполне могут, и вместо очередных сборов он вполне может загреметь на губу, принял стратегически правильное решение и полетел на машине до дому...

Через два часа я вместе с командиром, довольно потирая руки, ждал его на КПП. Командир оказался свойским человеком, когда я ему обьяснил суть комбинации сказал:
- Хорошо придумал! Может, этот футболист куев подаст рапорт о переводе, и нам наконец пришлют еще одного механика взамен...
Мысленно прикидывая, какие статьи упомянуть в рапорте на этого опозданца, я ждал. Ицик не появился через час. И не появился через два. И только на исходе третьего часа из подьехавшего автобуса вывалился измятый Ицик в форме. Как оказалось, кошелек с правами он забыл на столе комбазы и по закону подлости доблесные ДПСники тормознули его и мурыжили до выяснения обстоятельств. Пока он обьяснял это комбазы, я пытался понять - чего же с ним нету... Вроде, и беретку прицепил на плечо... И ботинки военные... И автомат...А ГДЕ АВТОМАТ?!!!

-Ицик! Где оружие? Ты как в караул заступать собираешься?!!
-Автомат? Какой автомат? Ах, автомат... ААААА!!!! Водила! Мерзкий тип! Я же просил его напомнить мне, чтобы я забрал из багажника автобуса автомат!!!!

То что случилось дальше, это уже совсем другая история...

Столб десятый.

Про Кота

Хотелось бы сказать, что кот как кот. Но не могу грешить против ее Величества Истины. Потому как портрет он имел оригинальнейший. Как, откуда и когда он появился на заставе, никто уже и не помнил, а из преданий старины глубокой, дошло только то, что хранило историю происхождения его внешности.
Как-то, будучи в том возрасте, когда котенком его уже не называли, а до полноценного кота он еще не успел толком отрастить кое-какие причиндалы, кот направился на чердак. То ли его влекла извечная тяга к неизведанному, то ли запах рыбы, которая вялилась на чердаке, это осталось тайной. Известно только то, что ключей от чердака у него не было, и он решил пробраться к неизведанной рыбке через окошко. Верхолаз из него получился прямо скажем хреновый, и в какой-то момент когти с бревна соскользнули. Потенциальная энергия кота логично перешла в кинетическую, а вот в тепловую, при прямом попадании в поленницу, решила не превращаться. Наверное, во избежание пожара. Но зато от души потрудилась над внешним обликом котейки - одного глаза не стало, нижняя челюсть, в поперечной проекции кота, сдвинулась вправо, и так как природа не терпит пустоты, на ее место переместился язык, ненавязчиво свисая на левый борт морды.
Ничего себе видуха получилась...
На ночь лучше не кис-кискать...
Но характера котяре этот полет совсем не испортил, и он как-то прижился на заставе. Даже с таким портретом. Не то что бы стал всеобщим любимцем, а был так, простой, привычной деталью пейзажа. И на построения иногда выходил. То есть вылезал между строем и командованием, и демонстрировал чистоту своего внешнего вида. Ни подворотничка, ни сапог у него не было - чай не сказка Пьеро, поэтому он хвастался вылизанностью других атрибутов кошачьей формы. А если были замечания, то тут же брался их устранять. Прямо перед строем и под жизнерадостные ухмылки личного состава. Пока начальник не производил замысловатое движение бровью и сапог замполита не отбрасывал чистюлю в сторону.
Прикольная была животинка, что и говорить. И очень жизнерадостная, как собственно, и все кошки. Понятное дело что, обладая такими данными, котейка стал одним из любимых объектов для шуток и подколок. Ввиду полного отсутствия соплеменников, особо задумываться над его именем не стали, а так и назвали - Кот.
Вот так и жил кот Кот, и не тужил. И даже хобби свое заимел - экстремальный туризм. Летом, периодически, он исчезал куда-то на пару недель. Куда и зачем - загадка века. На соседних заставах это чудо природы замечено не было, песок на КСП загажен не был, ни следами, ни чем другим, а до ближайшего человеческого жилья было километров двадцать. Причем по сопкам, где даже замполит - любитель всяческих проверок, лазать не решался. Непонятно было, с каким чартером кот обычно покидал заставу, но походы в Неизведанное имели постоянно-неизменный характер. Главный «хвост» пытался было решить загадку, и даже у собак спрашивал, но все тщетно - барбосы божились, что проще доказать теорему Ферма, чем отследить одноглазого туриста. По итогу все махнули рукой - нехай гуляет...
Ну а зимой, Кот резко сужал ареол обитания. Должно быть прослышал, что при охлаждении все предметы сжимаются, вот и не стал спорить с законами природы, а просто сжимал свою вотчину до контура заставы, со штаб-квартирой в кухне, в закутке где повар обычно втихаря кимарил, поджидая наряды.

И вот как-то весной, котяра не успел слинять в очередной челночный рейс, как тут День Пограничника накатил. Неожиданно и из-за угла. Безжалостно и беспощадно. Праздник есть праздник, и его надо отмечать. Самим нельзя, но вот Кот присягу не принимал, и стало быть, ему можно. И даже нужно, чай настоящий пограничный Кот, а не прихлебало на продскладе. Вот только кошачья карта вин изобилием не баловала. Хотя если внимательно приглядеться, то и у людей все вертится вокруг одной оси - «спиритус вини», только в различных вариантах, проявлениях, концентрациях и разбавлениях черт знает чем. Поэтому порешили особо не заморачиваться, а просто угостить скотинку валерьянкой - пусть порадуется жизни. Глядишь, и дальняя дорога ему короче покажется, что опять-таки всегда было традициях русского туризма...
Надо отметить, что до этого кот был полным трезвенником, и про клуб анонимных алкоголиков слыхом не слыхивал. Поэтому очень удивился, когда в дежурке, собравшаяся шобла излишне улыбчивых двуногих, предложила ему целое блюдце вонючей жидкости. Пить очень не хотелось, но отказываться от халявы Кот тоже не привык. Тем более что после первых глотков, жидкость оказалась не такой уж и противной... И ощущения оказались такие прикольные... И морды у этих странных двуногих стали почти симпатичные... Ик... Ик... Ик...
Но основной эффект пришел несколько позднее, когда довольный животный рожу мыл после угощения. Оказалось, что моющая лапа находится в одной точке вселенной, а намываемая морда совсем в другой. Кот слегка удивился таким метаморфозам пространства и попробовал навести чистоту другой конечностью. Та тоже начала производить загадочные пассы вдали от физиономии. К тому же, слегка офигевший котяра заметил, что и двуногие ведут себя не совсем адекватно - держась за животы, они расползаются в разных направлениях.
Почуяв недоброе, Кот тоже решил покинуть место неуставного приема пищи, но было уже поздно - наступила телесная шизофрения. Это когда происходит раздвоение конечностей. Одна пара считает, что слинять надо под стол в дежурке, а другая, что лучше передохнуть от напасти в спальном, на свободной кровати. Перетягивание кота в различные стороны, было слегка прервано появлением начальника заставы. Тот пришел с какой-то грандиозной идеей насчет праздника, но вот с какой тут же забыл, едва увидев какие кот коленца выкидывает.
А лапы котяры, тем временем, продолжали нижний брейк танцевать, одновременно пытаясь расползтись по всем 360-ти градусам. Такой сепаратизм собственных членов очень возмутил Кота, и он тут же попытался восстановить порядок, укусив себя за ближайшую лапу. Промазал, конечно... И завыл от обиды...
Представляете себе эту картину? Одноглазое, со свисающим языком и челюстью набок чудовище, кувыркается на полу в дежурке, клацает зубами и воет дурноматом? С уверенностью можно было сказать, что культурная часть праздника удалась. Хотя у котяры было явно другое мнение. Но внятно озвучить свои взгляды он уже не мог, так как и языку его, тоже надоело всю дорогу свисать с одной стороны, и он решил, разнообразия ради, переместиться на другой борт. Даже не взирая на протесты всего остального кота вообще, и его нижней челюсти в частности.
Мдя-я-я-я-я... Хорошо еще что маленькие, зелененькие Гринписы присутствовали только в воспаленном воображении хищника, а то если бы они воочию появились на заставе, то моментально бы присоединились к шоу, начав от возмущения извиваться по полу, копируя все конвульсии Кота и выпрашивая недопитую им валерьянку... Бр-р-р-р-р! Гадость какая!
Кое-как новоявленный алкаш дополз до уголка под столом дежурного и затих там. Вскоре все уже и забыли про него - праздник праздником, а службу никто не отменял, да и в выходной на заставе всегда найдется к чему руки приложить. Особенно с таким бравым старшиной.
А вот на следующий день, дежурный был очень впечатлен, увидев сидевшее посреди дежурки привидение. Хмурость взгляда единственного глаза была неимоверной, дрожавшие лапы не расползались только чудовищным напряжением силы воли, а свисающий язык показался бы иссушенным даже обезвоженному туарегу. Словом, все признаки жесточайшей похмелуги. И как следствие, огромное миролюбие и всепоглощающая любовь к ближнему в общении.
Примерный диалог выглядел так:
- С-с-с-с-суки двуногие...
- Накось лучше попей, полегчает - дежурный жизнерадостно нацедил в крышку котелка свежей водички
- А той, вчерашней каки в блюдце не осталось? - Кот поменял хмурость во взгляде на робкую надежду
- Извини, братан, нету - засмущался дежурный, пододвигая крышку поближе к страждующему
- Хорьки вонючие - вздохнул Кот, принимаясь лакать воду - Каждому нагажу под подушку...
- Да ладно тебе, ребята пошутили...
- Все альбомы раздеру, все парадки помечу и пошучу во все ботинки - пробормотал Кот, уползая отсыпаться обратно под стол - Крышку не вздумай убрать! И еще водички налей!

Вот так подшутили над котейкой... Может несколько жестоко и туповато, но все мы слегка дичаем в армии, что поделать - такая среда обитания. Но, справедливости ради отметим, что Кот наш был парень не обидчивый, проспался и не стал мстить шутникам. Так только, сверкнет глазом, да царапнет лишний раз вот и все. Тоже шутил на свой манер, одичав как и все, потому как шутки он еще переносил, а вот панибратство - нет. Так-то...
С наступающим Вас, зеленые!!!

ОККУПАНТ

В начале девяностых годов прошлого века Прибалтика несколько неожиданно для себя и окружающих стала ломиться на волю. Нет, настроения на темы «незаависсимоссти» в тех краях давненько бродили как тот призрак по Европе, но Большой Брат был начеку. Самые «незавииссимые» получали бесплатную путевку в Азиатскую часть нашей огромной страны; далеко не каждый хотел бы побывать там даже туристом и на несколько дней - поэтому население предпочитало глупые и неуместные мысли, если они и возникали, держать исключительно при себе. И все было хорошо.
Но однажды Большой Брат то ли отвернулся ненадолго, то ли вздремнуть прилег - и понеслась. Грозного окрика все не было и не было, народ шалел от внезапно наступившей вседозволенности и спешил использовать нежданную дрему Большого Брата. Национальный язык, национальная символика, скоропостижный референдум - раз, и вот на карте появились три новых государства со своими валютами, границами, правительствами, армиями и другими традиционно необходимыми глупостями. Советская армия, только начинавшая долгий и таинственный процесс мутирования в армию российскую, но уже закончившая не менее таинственный процесс превращения в армию «оккупационную» с неодобрительным удивлением наблюдала за происходящим. Так окружающие глазеют на какой-нибудь опасный химический или физический опыт: с одной стороны интересно, а с другой хочется чтобы поскорее кто-нибудь вмешался и со словами «ты че ж это творишь, а?» прекратил эксперимент. Возможно, заодно прекратив и самого экспериментатора.
Опровергая данные социалистической статистики эстонцами, латышами, литовцами оказались едва ли не все поголовно - и те, кто еще вчера называл себя русским, гневно отпираясь если его называли эстонцем, латышом или литовцем, и те, кто эстонцем, латышом и т.д. никогда и не был. Внезапно все вспомнили родной язык - или то, что, как им казалось, было эстонским, латышским... С крайне серьезными лицами, не смеясь даже тогда, когда два таких латыша не могут понять один другого, хотя оба уверены, что говорят на чистейшем латышском языке (сразу хочу отметить, что мат остался русским; народные слова, причудливо смешиваясь с прибалтийскими не могли не вызывать улыбки). Те, кто языка не знал совершенно и даже не мог издавать похожие звуки начали разговаривать с ужасающим акцентом. Говорить по-русски сразу стало нежелательно, в ответ можно было услышать много всего от сакраментального «чемодан - вокзал - Россия» до «вот оккупаанты уйдут, ми вас всех русских повессим, та». Особенно сильно высказалась одна старушка, о которой точно знали, что она белоруска и еще несколько лет назад охотно вспоминала как в молодые годы партизанила по лесам исторической родины. С неумелым акцентом, плюясь от избытка ненависти к поработителям свободной Латвии она объявила «оккупанти уйдут, мы все, где они биили снесем. Бульдозэрамии. Взорвем, чтоби и следа от оккупантов не осталоссь! И креппость снесем...» - наверное, не давала покоя проникшейся национальной идеей старушке бурная молодость. Или просто в маразм впала.
А крепость была. В Даугавпилсе. Не очень старая, XVIII - начала XIX веков, достроили в аккурат к нашествию Наполеона - что бравого корсиканца, честно говоря, не остановило. Фортификационные ее качества с тех пор вызывали у командования обоснованные сомнения, и по прямому назначению крепость решили больше не использовать. А еще позднее на территории размещалось Даугавпилсское Высшее Военное Авиационное Инженерное Училище имени Яна Фабрициуса. Старые стены легко вместили и учебные корпуса с не менее учебным аэродромом, и казармы, и военный городок, и прочие хозяйственно-складские постройки.
Располагалась крепость несколько на отшибе, в стороне от наиболее цивилизованной части города; тонкой пуповиной, связывавшей этот район с Даугавпилсом, были рельсы по которым весело дребезжа бегал трамвай третьего маршрута; естесственно, подавляющее большинство пассажиров составляли офицеры и их семьи. Была, правда, еще тропа по которой неторопливо ползали автобусы, проходившая мимо учебного аэродрома и “Северного”, но она пользовалась гораздо меньшей популярностью. Можно было, в принципе, добраться и пешком - при условии достаточного запаса времени и общей склонности к дальним туристическим походам, но добровольцев для подобных променадов обычно не находилось.
Новые власти к советским войскам испытывали примерно те же чувства какие гусь испытывает к горячей сковородке и не упускали случая исподтишка напакостить по мере сил. Сокращение числа рейсов в народе восприняли стоически, хоть и морщась - в конце концов о тяготах и лишениях предупреждали заранее, а подобные случаи в масштабах вселенной и вовсе в расчет можно не принимать. Следующим шагом стала отмена бесплатного проезда для военнослужащих. Мол, есть своя армия, она пусть бесплатно ездит, а армия чужая пусть за проезд платит или пешком ходит. А чтобы не увиливали наводнили третий маршрут контролерами, набрав их из латышей. Офицеры поморщились еще сильнее - компенсации за оплату проезда родное министерство обороны выплачивать не спешило, предпочитая никак не комментировать происходящее. Конечно, нетрудно угадать кто бы победил случись какие-нибудь разногласия, плавно переходящие в рукопашную - но ведь ославят так, что потом не отмоешься. И в газетах напишут с броским заголовком, и по телевидению покажут сюжетик - свои же отцы-командиры после этого живьем съедят. Да вроде и не к лицу советскому офицеру несчастные копейки жалеть, «зайцем» ездить, дешевыми скандалами погоны позорить. Вот и платили, хотя все-таки с сожалением, а некоторые - даже с душевной мукой. До одного случая.
Утром офицеры ехали на службу, в училище. Контролер просто не мог не появиться - и он появился. Неспешно двигаясь по чреву трамвая, старательно проверяя билеты он вскоре дошел до одного из офицеров, ничем внешне не примечательного - средний возраст, средний чин...
- Фаш билеет, пожалуйстаа...
Служивый задумчиво посмотрел на нежданного собеседника и довольно ответил:
- Нету!
- Тогдаа платитте штрааф, - предложил контролер, - песплатный проезд для оккупантов отмениилии...
Теперь офицер смотрел суровее и еще задумчивее.
- Вот вы говорите что мы оккупанты. Так?
- Я-а-а, я-а-а, - закивал, соглашаясь контролер и радостно заулыбался, - таа, таа!
- Значит, я офицер оккупационной армии. Так?
- Та, - контролер согласился и с этим утверждением.
- Тогда такой вопрос, - голос офицера мгновенно изменился, став злым и резким, а сам он внезапно сильно увеличился в размерах. - кто-нибудь когда-нибудь слышал чтобы офицеры оккупационной армии в оккупированной ими стране платили за проезд?!.. вот и пшел отсюда!
И контролер пошел...
Больше контролеры на этом маршруте не появлялись.

Ну, наконец-то дошли руки до следующей истории моего приятеля. Техническая экспертиза текста произведена, и ляпов вроде переднего моста у "копейки" надеюсь, больше не будет.

Занимательная топонимика
Часть II

Как вы помните, процесс переименования улиц и площадей столицы начался чудесным образом, почти в новогоднюю ночь. А новогодние чудеса имеют обыкновение продолжаться. Само собой, продолжились и наши автомобильные страсти.

Теперь самое время рассказать про организацию служебного транспортного сообщения. Все достойные люди, являвшиеся на службу в аппарат, имели служебные автомобили. Кто поосанистей, вроде крестного отца переименованной площади, тот имел «одиннадцатого» жугулёнка, а кому попроще, всяким там полковникам-артиллеристам, танкистам, общевойсковикам - тем выдавали УАЗики.

Мы гордо именовали их УАЗ-джипами и любили сразу по двум причинам. Во-первых, это были действительно неплохие внедорожники, что было неоднократно проверено в самых невероятных условиях, а во-вторых, ездили на них люди всё больше отзывчивые и незлобивые, вроде Михал Иваныча, о котором здесь обязательно ещё будет упомянуто. Эти неторопливые, умудрённые жизненным опытом офицеры всегда шли навстречу нашему брату-переводчику и охотно подбирали по дороге. Кому до дому смотаться, а кому, стало быть, наоборот - срочно до аппарата надо. И набивалось иногда в УАЗ-джип человек восемь, не считая водителя. И ничего, вёз!

Все были при деле, при деле были и приписанные каждому автотранспортные средства. Только один УАЗ-джип мотался неприкаянно. Был этот УАЗик приписан к оперативному дежурному аппарата, который, как вы помните из рассказа про большого любителя супа, менялся каждые сутки. Стало быть, мудрого степенного хозяина у него не было. А гонял на нем Серёга, ефрейтор с узла связи, которому до дембеля оставалось уже совсем немного.

Гонял страшно, но мастерски. Прирожденный талант был у парня. И машину, несмотря на дембельский пофигизм, любил и холил. Любая свободная минутка - Серёга за зданием аппарата на яме. Непонятно где раздобыл два «волговских» сиденья, хотя единственная известная в аппарате «Волга» продолжала спокойно ездить, наладил на эти сиденья бордовые самодельные чехлы, прицепил еще один фароискатель, колесные диски белой красочкой выделил, ну там овальные DDR Frau на торпеде и везде в кабине - это святое.

Мотался Серёга с раннего утра и до позднего вечера, потому как и оперативного обеспечь, и нового вечером привези, а там кто из «безлошадных» аппаратчиков куда съездить пожелает - разве откажешь? Серёга добрый был, со всеми ровные, хорошие отношения имел. И его любили. Кто из командировки по стране джинсы на заказ привезет, кто курточку, кто кроссовки. Парню же домой скоро, надо приодеться.

Только с одним «аппаратчиком» нашла у Серёги коса на камень. А именно с полковником Некрячем. Оно и неудивительно. Не сказать, чтоб был полный гнус, но что-то около того, скорее «хуепутало». Никто толком не понимал, зачем он в аппарате нужен. И должность его какая-то невнятная была, то ли порученец, то ли зам кого-то по чему-то. Хотя чего там поручать, на это оперативный дежурный с помощником есть, да и Серёга на подхвате. Стало быть, основным занятием Некряча было вносить бардак в отлаженную систему людских и аппаратных взаимоотношений.

Выглядел он соответствующим образом: маленького ростика, коренастенький, с пузцом навыкат, пиджак в плечах вечно велик и почти до колен достает. Такой квадрат на кривеньких ножках. И, конечно, зеленая рубашка с коричневым галстуком, завязанным вечным узлом. Физиономия тоже выдающаяся - вечно красная от джиновой профилактики, квадратная, волосы ежиком, глаза серые и водянистые. Бывало, выхватит из-под носа у оперативного трубку: «Алёууу, этта Некряч слушает. Да, сейчас же еду!» И нет его.

А Серёгу он «чмырил» нещадно. Кинется опративный Серёгу по делу отправить, обед там себе привезти, или бумаги какие у местной стороны забрать, нет Серёги. Где Серёга? Некряч забрал. Куда, зачем? Неизвестно. А-а-а, провались ты пропадом!

Некряч тем временем Серёгу шпыняет-погоняет. Куда едешь? Ты что, дорогу не знаешь? Это Серёга-то к концу второго года службы! Быстрей давай! Хотя куда уж быстрей - Шумахер не догонит. Даже пытался пару раз Серёге подзатыльник дать. Серёга обещал под самый дембель продумать, как Некрячу тёмную устроить. Заебал червяк редиску, одним словом.

...В тот исторический день был оперативным наш любимый полковник Сергеев. А при нем, как вы помните, все всегда чинно-разумно. Зря никогда ничего не сделает, Серёгу попусту не погонит. Серёга пришёл, доложил, что пойду, мол, дверь поменяю. Тем более что Некряч на лекцию по марксо-ленинской засел. А это часа на два.

Как раз достаточно, чтобы правую переднюю дверь «снять-поставить». Помяли дверь Серёге. Какой-то грузовик с бульниками пятился и в стоячего Серёгу въехал. Рихтовать - ровно не отрихтуешь, и чем красить? Зелёной краски-то в хозяйстве не было. Вот Серёга и присмотрел на другом УАЗ-джипе дверочку. Тот джип с дальней точки приехал, да и сдох - коробка. Третья скорость вылетела. Обычная история для УАЗиков. А хозяин в отпуску, 45 суток плюс дорога, как положено. За этот срок генратор ушёл, трамблер сам собой затерялся, опять же фароискатель ускакал, да мало ли чего. Вполне житейское дело с транспортным средством, оставленным без присмотра.

Ударную отвёртку Серёга раздобыл - у нас на аэродроме позаимствовал. Пристроился рядом с ямой, где Михал Иваныч, смывшись с марксо-ленинской, потихоньку масло поменять решил. Ну, Серёга с дверью ковыряется, закисшие винты побеждает, а Михал Иваныч масло всё льёт и льёт: «Что за ёб твою мать? Третью банку выливаю, а щуп всё сухой! Серёнь, сколько ж в него влазит?» Серёга мельком вниз глянул: «Михал Иваныч, ты бы пробочку поддона завинтил...» Да уж поздно. В яму не залезешь, там коричневым озерцом три банки поблескивают. «А-а-а, забыл!» - сокрушается Михал Иваныч.

Вообще, эта фраза заслуживает отдельного внимания. Стала она крылатой и авторское право имела строгое.
- Товарищ полковник (это Михал Иваныч), почему такая-то танковая бригада не пошла в наступление там-то и там-то?!!!
- А-а-а, я забыл!...
Ему, как и Серёге, оставалось еще пару месяцев, а там - домой и на пенсию.

Впрочем, вернемся к Серёге. Пока УАЗ-джип Михал Иваныча с ямы откатывали, пока пробочку искали, а она почему-то в кабине оказалась, время-то и ушло. То самое, отведенное на операцию «снять-поставить». То есть обе двери-то Серёга «скорячить» успел, и уже обновку стал прилаживать, винты наживил, начал дверочку туда-сюда пошевеливать, чтоб её не перекашивало и замок закрывался нормально. Добиться этого на вновь устанавливаемых автомобильных дверях практически невозможно. Не верите? Попробуйте как-нибудь.

Серёга не сдавался, попросил Михал Иваныча помочь, вдвоём сподручнее. И уж совсем было получилось, тут бы одному дверь коленкой снизу зафиксировать, на весу подержать, а другой бы винты затянул покрепче. Ан нет! Идет помощник оперативного. Серёга, говорит, там тебя Некряч обыскался!

Серёга плюнул, пару винтов на скорую руку затянул, дверь прикрыл, она, конечно же, сразу перекос дала. Что делать, вскочил в кабину, поехал. Подъезжает, а Некряч уж руки за спину заложил, кубариком около штаба прохаживается. И сразу на Серёгу - где тебя носит, раздолбай! Серёга из-за руля вылез, дверь перед Некрячем открыл, а тот удивляется: «Чё это ты мне дверь открывать стал?» Серёга дверь посильнее захлопнул, отмахнулся: «Хорош, мол, поехали!»

Полетели по какой-то особой надобности в госпиталь Красного Креста «Балча», жинка там у Некряча подрабатывала. Видать позвонила оперативному, велела супружника срочным порядком прислать. Вот Некряч с марксо-ленинской и слинял раньше времени.

По своему обыкновению Серёгу погоняет. Скорей давай! А Серёга расстроенный, что ж теперь целый день дверь эту проклятую за Некрячем открывать-закрывать? То есть просто «плохой день» у Серёги. Только в конце-концов этот день по-другому обернулся.

По дороге к госпиталю надо было проскочить очень своеобразный перекресток: в одну главную вливалось аж четыре второстепенных. Эдакая буква «Н», где перекладинка - кусок главной. Нужно было выполнить следующий манёвр: по левой нижней ножке на главную выскочить, по перекладинке метров двадцать нырнуть и в правую верхнюю палочку быквы «Н» вскочить.

От осла с дровами Серёга увернулся, таксёра резанул, и как даст налево! А тут грузовик с каким-то дерьмом летит полным ходом. Ну не везло Серёге на грузовики, хоть плачь! Грузовик в тормоз, Серёга газу. Не разошлись. Влупил грузовик наискось в правую заднюю дверь. Хорошо влупил.

От удара не привинченная толком передняя дверь слетела со своего места и наподобие темно-зеленой бабочки упорхнула вперед. В образовавшийся проем, в который хлынуло сразу много света, расконтрившийся в кабине Серёга успел заметить, что на двери, каким-то чудом за нее уцепившись руками и ногами эдаким человеком-пауком, летит Некряч. Дверь хорошенько шмякнулась на асфальт и закрутилась детской ледянкой. Некряч - на ней...

На следующий день Некряч явился в аппарат с забинтованной головой и руками. И больше ничего. Только джином тянет за километр. И притихший. Не по службе ведь ехал. И погонял водителя.

Серёгу, конечно, с машины сняли. От греха подальше на оставшиеся два месяца в соседний город перевели. А в столице, как вы уже догадались, появился перекрёсток Некряча.

...Кстати, была та авария у Серёги одна-единственная. За все два года.