Середина 80-х, Вильнюсское ВКУРЭ ПВО.
Пятый курсантский батальон размещался в старом 3-х этажном дворце (бывшей вилле князя Сапеги), не помню какого века. На первом этаже наша славная 13-я рота. По замыслу скульптора - офигенные двери на входе, лестница метров 15-20, холл, и потом вход в помещения роты. Тумбочка дневального располагается, естественно, у входа в роту, а так как расстояние до входных дверей большое и к тому же на ночь слабоосвещенное, плюс западло ночью на тумбочке дневальному стоять, когда рядом сушилка, в роте периодически залет за залетом. Т.к. особо резвые дежурные капитаны, майоры, п/п-ки по-тихому пробиралиль в двери, и пользуясь темнотой, надевали наряд по самые помидоры... перебрали массу способов (включая применение РЭС - училище не абы какое, а радиоэлектроники), но ни один не подходил ввиду громоздкости и т.д.

Кто придумал, не помню...

В расположении роты в 10 метрах от входа стояла перекладина...
А вот и сам рецепт: берется лопата с пожарного щита, к ней привязывается один конец лески, лопата перекидывается через перекладину, а второй конец лески зажимается между входными дверьми... слава богу, они закрывались довольно плотно, и конструкция висит в состоянии покоя, пока какой-нить резак не откроет входные двери... затем лопата падает на кафельный пол, и остается только быстро повесить лопату на щит...

Больше залетов не было...

Обормот

- Мих, а чего у вас Саныч вечно за чай отвечает? И накрыть, и унести, и заварку обеспечивает - как будто виноватый навсегда.
Рядом сидящие захмыкали.
- Так он и есть - виноватый... навсегда.
- Это почему же?

...В подразделение пришли первые револьверы. После привычных "макаровых" такой ствол был внове. Но кобуры под него пока не было, носить "на постоянку" (постоянное ношение, которое означало, что оружие уносится, в том числе, домой) револьвер было неудобно, потому всю невеликую партию расхватали молодые. Старики уклад менять не любили.
Саныч прихватил револьвер одним из первых.
А тут выпала оказия опробовать оружие: втроём на опертивной "девятке" парням пришлось почти сутки ждать сигнала на захват какого-то отморозка в соседнем областном центре, прямо на центральной площади города.

Саныч сидел сзади, скучал.
От нечего делать стал играться револьвером. То по-ковбойски выхватывал его из-под ремня, то крутил на пальце. Потом ссыпал из барабана патроны и стал щелкать впереди сидящим в затылок, пробуя курок.
- "Щёлк-щёлк", - в шею Игорю.
- Саныч, угомонись.
- Ну ты смотри, как по руке-то лежит! "Щёлк-щёлк", - в затылок Мишке.
- Саныч, ты чё, как дитя! Сказано же, бля!
- Всё-всё, Михал Николаич. Ну, правда, так барабан вертится легко. Русская рулетка! - хохотнул Саныч, - "Щелк", - уже себе в висок.
- Обормот малолетний, - устало ворчит Миха.
- А какой мягонький спуск! - продолжает восторгаться Саныч и медленно нажимая курок целится куда-то в пол. - БА-А-АХ!

- Ага, забыл про еще один патрон, - привычно вздыхает Саныч, ставя на стол перед нами новый заварник.
- Обормот, - меланхолично подтверждает Миха.

(С)
http://community.livejournal.com/ment_story/68362.html?mode=reply

Про музей, гладиатора, нижнее белье и непристойное поведение

Однажды мы с сестрой решили, что маме не хватает в жизни прекрасного, и ей нужно незамедлительно посетить Пушкинский музей. Мама немного посопротивлялась, но поскольку в решительный момент в бой была брошена тяжелая артиллерия в лице любимой внучки, капитуляция была неизбежна. Поэтому одним теплым весенним днем женский батальон навестил Обитель Изобразительных Искусств.

Пушкинский музей (если кто не был) - весьма обширен и набит искусствами довольно основательно, к тому же мы пошли особенным путем, поэтому мама сломалась где-то к середине античности. Дитя, которой на тот момент исполнилось лет семь, с завидной энергией нарезала круги вокруг поникшей бабушки, а мы с сестрицей вкушали прекрасное всеми организмами, поэтому скромную лавочку в центре обильно оскульптуренного зала первой заметила Настасья.

- БАБУЛЬДА! Иди на лавочку! - вопль заботливого младенца расколол благоговейную тишину, римляне испугались, и через непродолжительное число мгновений из соседнего пантеона к нам явилась засушенная смотрительница в синей плюшевой ливрее.
Её появление я проглядела, потому что, изнемогая от любопытства, как раз пыталась выяснить, носил нижнее белье под туникой мраморный раненый гладиатор, или нет, и насколько правдив был скульптор в этом вопросе. К моей невыразимой досаде, гладиатор возлежал довольно далеко от столбиков ограждения, соединенных витыми цепями, и, если уж быть откровенным до конца, вообще мало походил на раненого. Если бы не табличка на постаменте, то можно было подумать, что он позирует художнику Перову для картинки про охотничий привал в учебнике родной речи за пятый класс.
И вот в самый кульминационный момент, когда я под влиянием пытливого ума перевесилась через ограждение достаточно далеко от стабильного центра тяжести, и удерживалась только кончиками пальцев ног, плюшевая мегера неслышно возникла в проеме за моей спиной.
- За ограждения не заходить! - свистящим шепотом довела она до моего напряженного зада правила поведения в музее. Я громко вздрогнула и только чудом удержалась от падения в столбики. Застуканая за столь неблаговидным занятием, я принялась пылать ушами, повышая окружающую температуру до уровня срабатывания пожарных датчиков, а смотрительница, неслышно скользя по паркету войлочными тапками, вдруг оказалась возле банкетки, и, нависнув коршуном над младенцем, выпустила когти и, закапав ядом с клыков, молвила ей зловеще:
- Это музей. Здесь не кричат.
Дитя сжалась в точку, оставив от себя только безумные глаза. Мегера обвела окрестности горящим взором, но Лелька вовремя прикинулась античной амфорой, поэтому жертв больше не случилось. Затем хранительница искусств удалилась туда, откуда пришла, а мы позорно бежали через вход.
Так я до сих пор и не знаю, носят ли трусы раненые гладиаторы.

Как зарабатывают клаустрофобию.

День начался как обычно. Обычный такой день в Николаеве, в 33 ЦБП и ПЛС. Мы учимся на Центральных офицерских курсах. Лично я учусь на старшего штурмана полка, ребята учатся на начальников штабов полка, на командиров и замполитов полка. Все мы - кандидаты на продвижение, будущая элита Морской Авиации. Во всяком случае, это нам пытаются втолковать наши преподаватели. А на самом деле мы молодые и тяжело здоровые лбы, не обремененные комплексами, с достаточным количеством денег и с огромным желанием получить от этой учебы все, что может дать южный город диким ребятам из тайги.
В "школу" я сегодня не пошел. Надоело. Это бывает, когда учишься уже второй месяц. Перенасыщение знаниями. Это плохой симптом, ведь учиться еще полтора месяца. Надо восстанавливать силы. Восстанавливать силы я пошел в соседнюю комнату, к Витьке. Витька, штурман полка из 924 гв. мрап, окончил четыре месяца назад академию, прислали его сюда для количества, поэтому у него свободный график. Подразумевается, что он будет работать в библиотеке, готовиться к поступлению в адьюнктуру. Витька решил готовиться основательно. Чтобы не отвлекаться по пустякам, он купил сразу ящик водки, поставил его под кроватью и принялся глубоко изучать материал. Пока Витька три года учился в Питере, он немного потерял связь с действующей армией. Вот тут я ему и пригодился. Я ничего не скрыл от будущего кандидата военных наук. Рассказал, за что принято сейчас пить в полках, в каких количествах, чем закусывают. Причем я не только излагал сухую теорию, я, не жалея себя, провел и практические занятия, благо учебные пособия были у нас с собой, вернее под Витькой. Короче, к приходу товарищей мы с Витькой уже закрепляли пройденный материал, то есть спокойно спали.
Ближе к вечеру пришлось просыпаться. Я бы ещё поспал, но некоторые представители будущей "элиты Морской Авиации" дергали за ноги, трясли за организм, звали в боевой поход. Объектом удара на сегодняшний вечер был назначен ресторан "Николаев". Я уже сходил туда раз 35, меня там знали как облупленного, столик на четверых был всегда накрыт. Да и как могло быть иначе, если официанткой там работала жена моего бывшего командира, который перевелся в Николаев. Пришлось идти в ресторан. В ресторане все прошло как обычно, рассказывать не буду. Совсем уже ночью мы решили все-таки пойти домой. И пошли, то есть поехали на такси.
И тут одного из нас потянуло на экзотику. Несмотря на то, что мы уже достаточно выпили, и в общаге у Витьки еще с собой было, товарищу захотелось настоящего украинского самогона. И погнали мы такси в Лески, район города такой, где на квартире, на девятом этаже, продавали самый лучший в округе самогон. Зашли в подъезд, разместились в лифте, кнопочку нажали, поехали. Но уехали не очень далеко. Лифт встал, как вкопанный. Свет погас. Причем встал этот подлый механизм между этажами, выйти невозможно.
Сначала мы отнеслись ко всему с юмором, в нас еще играли спиртные напитки, мы тыкали пальцем в кнопочки, вызывали дежурную, но все было тщетно. Пока были силы, мы кричали, просили вызвать милицию и объявляли пожарную тревогу. Никто даже не вышел из квартиры. Становилось тоскливо. Надоело стоять, но присесть все сразу мы не могли, коленки упирались в соседа, ребята попались рослые, только во мне одном 180 сантиметров, кое-кто был и выше. Хмель прошел. Некоторые запаниковали, хотелось всего сразу: пить, курить, свежего воздуха и в туалет. Покурили, дышать стало труднее. Северный замполит упал на пол, свернулся калачиком и уснул, собака. Как мы его не пинали, он делал вид, что пьян настолько, что ничего не понимает. Так мы простояли шесть часов. Ровно в шесть часов утра лифт поехал. Нашей радости не было предела. Долго решали, куда ехать. Один кричал, что надо продолжить поездку вверх за самогоном, я же настоял на поездке вниз, на свободу. Вышли из проклятого подъезда, хотели набить морду дежурному лифтеру, который без предупреждения отключил лифт в 24.00 и включил его в 06.00. Мордобоя я не допустил, быстро отвез всех в родную гостиницу.
В "школу" опять не пошел. Я лечился от клаустрофобии. Лечился очень серьезно, не жалея ни сил, ни здоровья. Оздоровление организма наступило очень быстро. Уже в 10.00 мы с товарищем вышли на балкон и громко пели "Боже, царя храни". Внизу аплодировал Главный штурман авиации ВМФ полковник Москоков. Выбор репертуара я объяснить до сих пор не могу, ведь я и сейчас слов не знаю.