Как-то мне довелось лечиться в центральном клиническом госпитале имени Бурденко в Москве, и я сохранил об этом лечебном учреждении самые тёплые воспоминания. Командованием была поставлена передо мной боевая задача вырезать паховую грыжу. В палате грыженосцев личный состав подобрался холостой и жизнерадостный. Санитарками в госпитале работали девушки-солдатки, имеющие лимитную московскую прописку и учившиеся в вечернем медучилище. Палату грыженосцев в качестве санитарки обслуживала девица редкой красоты с явными садистскими наклонностями. Она кокетничала со всеми пациентами одновременно, но доступа к телу не позволяла. Госпиталь тогда являлся военным учреждением, и в нём соблюдался режим секретности. Поэтому никто не знал, когда его возьмут на операцию. График операций висел в комнате врачей. Садистка-санитарка подглядывала, когда кто идёт на операцию, и в ближайшую после операции ночь обещала отдаться. Будучи девушкой не только исключительно красивой, но и честной (такой её воспитал комсомол), она пребывала вечером в день операции в вызывающих одеждах.
После операции по поводу грыжи, когда у человека разрезан живот, ему больно не только любить, но даже кашлять и глубоко дышать. Красавица-санитарка объяснений никаких не принимала, отсутствие взаимности связывала с недостатком любви и расставалась навсегда. Ослабленные потерей грыжи военнослужащие очень переживали, клялись в любви, и при воспоминании о ней им было мучительно больно.
Но эти опасные игры с офицерским составом элитных подразделений Советской армии не могли продолжаться бесконечно долго. Однажды один старший лейтенант спецназа откликнулся на её зов. Она точно знала, что его операция закончилась два часа назад, и поэтому безбоязненно провела его в операционную и позволила себя раздеть, а так же положить на операционный стол.
Разошедшиеся швы послеоперационной раны и обильная кровопотеря не помешали спецназовцу выполнить свой солдатский и человеческий долг.
Когда голая, залитая кровью с головы до ног, только что лишившаяся невинности, проживающая в столице своей родины по лимитной прописке, редкой красоты санитарка вбежала в комнату дежурного хирурга и сообщила ему, что ее суженый истекает кровью на операционном столе, у врача с двадцатилетним стажем выпала из руки уже поднесенная ко рту рюмка с неразбавленным спиртом. В госпитале имени Бурденко такого не случалось со дня его основания.
(С сайта http://psich.com)

15 февраля 89 года по программе "Время" показывали вывод ОКСВ из Афгана, и так получилось, что смотрели его всей семьёй. Я тогда - зеленый 13-ти летний пацан сказал: Жалко, что выводят, повоевать не удастся. На что дед, ветеран ВОВ, кавалер ордена Славы 3-й и 2-й степени ответил:
- Внучёк, не переживай, и на твою долю война найдётся!
Как в воду глядел, старый! Не успел призваться в армию, как началась Первая Чеченская. Хоть и попал на КМБ в конвойный полк, и вроде отмазался от войны, но что на роду написано, того не миновать. С КМБ отправили в учебку связи. А потом, как в песне: "А дальше закружило, понесло меня в Афган, её - в валютный бар". Только не в Афган а в Чечню, но разница невелика. Ускоренный выпуск и через 3 месяца я - командир отделения связи, а потом - бац - и из конвойника получился старший радиотелефонист разведроты Особой Бригады Оперативного Назначения.
С лозунгом "Наше дело правое! Враг будет разбит!" и с "Багульником" за спиной, полгода сдирая о камни и битый кирпич подошвы на "берцах" и "афганку" на животе, локтях и коленях, прошел путь от Моздока до Грозного. Получив медаль "За отвагу" и ранение в грудь, через два месяца бесконечной череды госпиталей от Владикавказа до Свердловска пришел в отпуск домой. А на пороге встречал дед со словами "Ну вот, внучек, и ты повоевал, и ты понюхал пороху!". Весь отпуск пролетел в пьяном кураже, а потом снова возвращение в свой отряд, очередная командировка в Чечню для решения СБЗ, орден, ранение, переход на службу по контракту, увольнение в запас. Опять как в программе "Время" - вывод войск из республики Чечня. И, наверно, какой-то парнишка точно так же, как и я 7 лет назад, смотрел "Новости" и повторял мои слова: "Эх жаль, повоевать не придется!" Но, спустя 4 года, эти мальчишки снова штурмовали Грозный, Аргун, Шали, Ведено и еще кучу мелких сел и станиц, городов, поселков и кишлаков.
Теперь уже 4-х летний сынишка рассекает по квартире в моём краповом берете с игрушечным автоматом в руках, воображая себя крутым спецназовцем, который замочит всех террористов в сортире. И, вполне возможно, что лет через 15-ть в нашей семье появится очередной ветеран очередной войны. Но только нужен ли он будет Родине? Когда выполнит свой долг и вернется домой? Скорей всего, про него забудут, как только он уволится в запас и будут вспоминать только на праздники, как было с моим Дедом, как есть теперь со мной и многими другими, кто защищал Россию. Кому нужен этот патриотизм? Тем, кто пьет в кабаках и продает оружие духам, пока ты кормишь вшей в окопах? Кто сначала назначал награду за голову Кадырова в виде "Звезды Героя", а потом этой же "Звездой" наградил его посмертно? Или тем, кто зарабатывает на войне деньги? Кто ответит на этот вопрос?

Любовь земная

Мы приехали на заставу душным июньским вечером.
Я и мой друг Сергей.
«Уазик» зампотеха отряда, шкварчал и остывал после сумасшедших переездов через эту речку...
18 раз мы преодолевали перекаты Амбы и, вот, наконец прибыли на заставу с каменным названием «Мраморная»...
Застава встретила нас запахами возрождавшегося лимонника, отцветающего багульника и давно оттаявшего свинячего дерьма...
Я ужасно хочу спать. Пока форсировали речку я даже чуть не сблевал. Серега утешал меня, как мог, а зампотех, подполковник Овсянский, подтрунивал, дескать, не тот уже боец пошел...Не тот...Слабый...
Мы с Серегой ехали почти двое суток на поезде до отряда. Затем почти 5 часов мы двигались в обратном направлении до заставы на машине... Где уж тут...Обессилели мы...
Терпеливо переждав пока начальник заставы доложит зампотеху о состоянии дел, отправились в распоряжение старшины.
Старшина обласкал, наговорил кучу хороших слов, что, дескать, давно ждал нас и тут же приказал повару накормить вновь прибывший личный состав. Не знаю как Серега, но со времен Дальнереченской учебки я не ел так вкусно и много. Усиленно чавкая, мы почти не прислушивались к бормотанию старшины, который сетовал, что и «обеспечение не то уже», и «враг» редко ходит по участку и вообще, он, старшина Тарасенко уже давно стар и хочет порвать с этой службой. Мне было жаль старшину Тарасенко и, из вежливости, я улыбался ему, иногда отрываясь от тарелки. Напоследок Тарасенко пожаловался, что со специалистами моего класса вообще на заставе туго: три дня назад уволились в запас мои коллеги, а еще один был убит при исполнении служебных обязанностей и похоронен на берегу Амбы...И неизвестно когда подъедут еще двое наших с Сергеем напарников...
Завершив на этой оптимистической ноте разговор, старшина показал нам наши места и приказал идти спать.

И потекли будни...

Ночь сменяла день, а день сменял ночь... И было так сладко спать, а по утрам вскакивать, делать зарядку, принимать пищу, нести службу, заниматься учебой...
Несколько раз поднимались по тревоге, и я удостоился похвалы начальника заставы и старшины. Обещали написать про нас с Серегой в военкомат, на Родину, дабы все знали, какие парни несут службу по охране границы...
Каждый раз выдвигаясь на охрану ГГ я кошусь на скромную могилку под обелиском с красной звездочкой, которая стоит на берегу Амбы, совсем рядом с воротами системы «Гардина»... На обелиске корявая надпись: «Вечная слава бойцам погибшим за нашу Советскую Родину. Альберт. 1983- 1991.»

Так прошел год...

***


Мы приехали на заставу душным июньским вечером.
Я и моя подруга Ира. Нас пригласила ее сестра, которая была женой замполита этой заставы с удивительным названием «Мраморная»...
Большая машина с крытом брезентом верхом остывала и шипела после сумасшедших переездов через речку... 22 раза мы преодолевали перекаты и, вот, наконец, прибыли.
Застава встретила нас запахами возрождавшегося лимонника, отцветающего багульника и еще чего-то...резкого и неприятного...
Я ужасно хочу спать. Пока переезжали через речку по этим ужасным камням, меня растрясло и мне стало плохо. Ира утешала меня, как могла, а солдаты сидевшие в кузове украдкой посмеивались надо мной, да и над Ирой тоже.
Мы с Ирой прилетели из Иркутска сегодня утром и едва поспели на автобус идущий по маршруту Владивосток - Славянка... Где уж тут...Обессилели мы...
Не дождавшись конца званого ужина, устроенного женой замполита в честь приезда Иры я заснула на ее кровати.

***

...Я проснулся в предвестии чего-то хорошего. Это предвестье легким ветерком коснулось моих ноздрей еще вчера, но поступила команда «отбой» и мы с Серегой не стали напрягать отношений со старшиной и тихо отошли ко сну, хотя еще долго из ДОСа раздавались влекущие девичьи голоса и раздражающие запахи «мяса по-французски»...

...А сегодня!..
Сегодня утро выдалось на славу и на службу нам только вечером...
Амба тихонько журчит. И даже слышно как на «генеральской яме» резвится и выпрыгивает за комарами пеструшка...На пригорке рядом со складом АТВ страстно орет фазан. Глупая птица пытается воспроизвести крики всеобщего любимца, заставского петуха по кличке «Штабс-капитан» и соблазнить парочку, не менее глупых, подхозовских куриц... А на улице одуряюще пахнет дикой приморской тайгой со всеми ее изысками: от терпкого, аптечного запаха «дедовой бороды», до тончайшего аромата наливающихся кедровых шишек. Изыски несколько портит проклятый подхоз, но сегодня сам старшина, в охотку, ибо он закоренелый крестьянин, убирает за этими вонючими свиньями. Ему помогает Серега и увидев, что я уже проснулся, машет мне рукой: «Засоня, доброго утра! Сейчас завтракать будем! А потом на КПП потренируемся, что-то закабанели мы с тобой, прям как свиньи эти!» (КПП - комплексная полоса пограничника. Комплекс преград и препятствий для тренировки выносливости оного пограничника. Прим. автора).
Эх...не люблю я эту КПП. Вроде и статью не обижен и силенка есть...Но...Вот...Блин, не дается мне одна штучка. Барьер называется. Сережка этот барьер берет с хода. Но! Серега выше меня! Серега сильнее меня! Он старший пограннаряда... А я...Вот и старшина ругает меня иногда... Заматерел, говорит, обленился еще ко всему прочему...Черт, ну не могу я этот барьер взять...Не могу... А Сережка жалеет меня. На последней полугодовой проверке видя, что не могу преодолеть барьер этот поганый, сам перекинул меня через него и еще и поцеловал украдкой, чтобы проверяющий не видел...
Ах...сколько раз я говорил ему, что нехорошо это... Не люблю я мужиков, Сережа, не люблю и все. Приятно конечно, но... лучше бабу бы мне, а ?..

... Который раз, преодолев МЗП, бежим к барьеру-стенке. Ускорение...И...Раз! Ноги срываются с проклятых шпал из которых она сделана. Раз за разом я падаю со стены и чувствую, что еще немного, и я умру.
«Вперед!» - снова и снова командует Серега, и опять...И опять...И опять я срываюсь, а Сережа корит меня совершенно не литературными словами...
И вдруг,... чу...
Веселый смех вонзается мне в уши, и...Я вижу ее. Она стоит рядом с обворожительной женщиной и смеется. Кажется, она что-то говорит женщине, а та, улыбаясь, шепчет ей: «Служба...служба...»
Боже, какая она маленькая... Как задорно падают пряди ее белокурых волос на глаза. Статная, точеная фигурка извивается от смеха и приводит меня в еще большее смущение. Маленький носик, испещренный розовыми пятнышками нервно смотрит в мою сторону... Вспоминаю вчерашний вечер и...этот запах...легкий, неуловимый запах заставляющий трепетать мое естество.
(Сережка утверждал потом, что это был запах шинели номер пять. Какая шинель?... Что я, шинель чтоль не нюхал... И вообще нет шинелей больше 4-го размера...)
И тут.... Какая-то сила подкинула меня. Не обращая внимания на кричащего во след мне Серегу, я разбежался и взял, взял таки этот барьер!!!. Я взял его легко и непринужденно, как будто перепрыгнул детскую скамеечку в центральном московском парке культуры и отдыха...

***

И опять ночь... Тревожная и душная ночь на первой заставе краснознаменного Посьетского отряда...Мы приплелись с наряда усталые, но мне не спится. Я думаю о ней. О моей маленькой, красивой и белокурой...
Уже и очередной приказ поставлен на охрану... Уже оттопали по высохшей дороге очередные, получившие этот приказ...Скоро утро...
Совершенно осязаема она... Кажется неслышно зовет...И я слышу, слышу этот смех... Он стоит в моих ушах...
Я решился...

***

- Извините, я не помешал ?
- Ой, кто здесь ?
- Это... я...
- Ах... Да... Я узнала Вас. Это Вы так смешно сегодня утром пытались залезть на стенку. Послушайте, а зачем Вы пытались на нее залезть ?
- Служба, мадам, служба...
- Простите - мадемуазель - лучше так. Я девушка не обремененная условностями, но так приятнее...Послушайте, Вы так и будете стоять в такой позе на улице ? Окно ведь открыто. Да и этот...мужик с ядовито-зелеными погонами может появиться сейчас...
- Ах, мадемуазель...
- Ну, вот... Хорошо... Высота подоконника несколько ниже Вашей стенки, но у Вас уже навык.
- Мадемуазель изволит смеяться ?
- Как я могу ?
- Ах, да... Позвольте представится ?
- Это лишнее. Достаточно наслышана о Ваших подвигах от начальника заставы...
- Надеюсь начальник не говорил обо мне слишком плохо ?
- Напротив...
- Простите, а как Вас зовут ?
- Это важно ? Я приехала и уехала...
- Мадам... э-э-э, простите, мадемуазель, был ошеломлен Вашей красотой...
- Фи...Неужели Вы надеетесь взять меня этой грубой лестью ?...


***

- Где эта падла ?!! Я спрашиваю где эта сука, вернее где этот долбанный кобелина!!? Бля!!! Замполит! Я вас спрашиваю !!! Почему, скажите мне, почему посторонние на заставе ? Петрович, козлина, ты сам побежишь в поиск, я это тебе обещаю!!! Ты сам нюхать будешь сука ты этакая!!! Мне по%уй, что к твоей дуре приехала сестра, абсолютно по%уй!!! Ты...урод, бля!!! Мне, вчера, по большому секрету сообщили, что учебного запускают!! Какого куя, твоя французская проститутка при открытом окне находится ???!!, - речь НЗ была бессвязна и невнятна, - Ты ведь знал, знал, что одна псина на заставе у нас, и тот - кобелина!!! Ты, урод, не мог понюхать под хвостом у своей подруги, бля, извини, у этой болонки долбанной !!? Тебя, идиота, учить, что у собак тоже бывает менструальный цикл ???!!! Бля, тревога, бля, а единственная собака сношается!!! Нет, вы мне скажите, старшина, замполит, как этот переросток, которого мне навязали, умудрился задуть этой болонке ???!!! Старшина ???!!!! Ты скажи мне как??? Почему вольер не закрыли??? Старшина??? Я...Я...Я объявляю сработку и вижу бегущего Цезаря с болтающейся куйней между ног!! О, боже, накрылась моя академия !!!Ты, ты, сука, Петрович, бери пример с собаки!!! Где ты был когда тревогу я объявил ??? А??? А Цезарь побежал, повязанный побежал, с разбухшими яйцами побежал!!! Эта косматая блядь болталась между его ног и визжала как резаная!!! Вы, пездалы страшные, тоже визжать у меня будете. Нет, бля, я вас обоих похороню рядом с Альбертом!!! В одной могиле!!! Тем более, именно ты замполит повинен в гибели Альберта. Не надо киздеть мне!! Не надо товарищ старший лейтенант!!! Только такой долбоеб как ты мог перепутать немецкую овчарку с барсуком!!!!! Ооооо.... Господи...да за что же это мне ???!!!

***

Вот и прошло лето... Наступила осень... Отпраздновали 26 сентября. Скоро домой.
В Москву...В Москву... От умиления я уподобился этим трем Чеховским тёткам... Иногда пускаю слюну, видя, как Серега Суворин обсуждает со старшиной наш способ выдвижения до станции Приморская, оттуда начинается путь домой... Сережка настаивает на том, чтобы ехать на заставском Газ-66, а старшина слезно обещает договориться с занадворовскими вояками и выпросить у них БТР-60П, ибо тайфуна ждать надобно... 66-й не пройдет уже...
Я не знаю, что это за зверь такой БТР-60П, но знаю, что блевать я уже точно не буду...
И я всегда буду помнить ту, июньскую душную, как будто предгрозовую ночь, когда мы с Сережкой приехали сюда...
Буду помнить, что именно здесь я познал любовь. Свою первую любовь...
Скажите мне, ведь есть же любовь на свете ?
Я думаю о ней...Думаю...И никогда не забуду ...



© A.B. Ostrognikov (Colonell) 2004. stgs@rol.ru

ОСОБЕННОСТИ ОХРАНЫ ГРАНИЦЫ НА УЧАСТКЕ ПОГРАНИЧНОЙ ЗАСТАВЫ В ГОРНО-ТАЕЖНОЙ МЕСТНОСТИ

часть 2-я “Мой первый поиск”

Ноябрь 1992 года выдался в Забайкалье не слишком холодным. Конечно, ночью мороз доходил до -10, но днем светило солнце и было сравнительно тепло. Снег, выпавший за неделю до этого, начинал подтаивать на асфальтированном плацу и шиферных крышах. В один из таких теплых дней конца ноября, накормленный женой, я курил на крылечке, накинув на плечи черный полушубок. На заставе к разводу нужно было появится через час. Этот час я собирался потратить на заготовку дров. С утра мы с замполитом притащили с дровяника шесть здоровых сосновых поленьев, козлы и двуручную пилу. Нужно было порезать это полено (а скорее, маленькое бревно) на четыре части, а иначе оно просто не лезло в печку. Несмотря на наличие парового отопления, в наших квартирах было холодно, и мы периодически проделывали с ним это упражнение. Для работы я уже надел старенький спортивный костюм. Замполит все не шел, и я уже собирался пойти за ним, как во двор ДОСа вошел дежурный и сказал, что меня вызывает начальник. Дело было обычное, вызывает, так вызывает, и я пошел домой переодеваться. Мой камуфляж, подернутый тонкой ледяной коркой, сох после стирки во дворе и я решил надеть п/ш и хромовые сапоги. До этого я надевал их сравнительно редко, "Амазар" не особо располагал к хождению в тонких сапогах на выточенном каблуке. Сапоги приятно облегали ногу, светило теплое солнце и я, подумав, положил на полку шапку, взяв зеленую фуражку. "Ты куда?", - спросила жена. "На заставу...". "А дрова?". "Позже, начальник вызывает". Подковки на каблуках звенели, когда соприкасались с асфальтом, солнце светило, а сердце пело.

Дело, по которому я понадобился начальнику, было довольно рутинным. Каждый месяц между соседними заставами должно организовываться взаимодействие, в ходе которого два начальника встречаются на стыке и решают, что же им вместе делать, когда произойдет то или иное событие, о чем непременно делается запись в "Книге пограничной службы", и оба начальника при этом должны собственноручно расписаться. Поскольку события в нашем таежном тупике происходят очень редко, начальники на это дело постепенно забивают и на стык не ездят, а ездят, коли есть повод, в гости, а когда повода нет - просто передают книгу соседу с попутным офицером. Вот так книга "Амурской" оказалась у нас, а наша, соответственно, у них. Попутный офицер улетел утром на вертолете прямо в отряд, и теперь мне было нужно вернуть вещи в исходное состояние. Задание было не сложным, и я решил не переодеваться. Два часа туда, полчаса там, два обратно... сейчас 13.30, нормально... еще и дров до "боевого" наколоть успею. Дорога до "Амурской" заняла даже меньше времени, чем я планировал. Ворота заставы открылись прямо перед нашим носом, и тут я почувствовал неладное... Нервозная атмосфера передается на расстоянии. Я просто вылез из кабины, взял сверток с книгой и пошел к крыльцу. Меня никто не встретил и не сказал ни слова, но я почувствовал, что здесь что-то случилось. На крыльце стояли солдаты с автоматами, радиостанциями и они были не похожи на обычный наряд, мимо меня задыхающаяся от лая овчарка проволокла на поводке щуплого вожатого, и это тоже выходило за рамки обычного порядка вещей. Солдаты посторонились, и я прошел мимо них внутрь заставы. Там было пусто и только в конце коридора из канцелярии начальника раздавался громкий голос коменданта. Спросив разрешения, я вошел. В кресле начальника возвышался комендант, а офицеры "Амурской" скромно жались под стенками, никто не обратил на меня внимания. Я подошел к начальнику и сказал, что привез книгу. "А на какой ты машине?" - полушепотом спросил начальник. "На "шишиге", - тоже шепотом ответил я. "Вот, товарищ майор!, - уже громко сказал начальник "Амурской", - тут замбой с "Амазара" на шесятшестой прибыл, можно высылать заслон!".

Мой план на проведение остатка этого дня и дня следующего полетел кувырком еще до того, как я выехал из ворот своей заставы. Дозор с "Амурской" шел в направлении реки Шилка и увидел, что КСП пересекают следы человека, а нити системы вырваны и замкнуты. Человек ни от кого не прятался, а потому не нужно было быть большим следопытом, чтобы определить, что пришел он со стороны границы. Система на этом участке уже фиг знает сколько времени висела колом, а оттого замыкание нитей не вызвало тревожного сигнала у дежурного. Доклад наряда застал начальника "Амурской" врасплох. Он сперва решил, что через систему сиганул один из мужиков с Покровки (деревни в восемь домов на участке заставы, находящейся между системой и Амуром). Первым делом он поехал туда, но жители деревни были в комплекте, а на вопросы недоуменно пожимали плечами. Над "Амурской" нависла тень, тень прорыва. Через 40 минут на заставе появился комендант. Он пешком перешел Шилку по тонкому еще льду и по пути осмотрел следы. В довершение всех бед в это время сломалась единственная заставская машина. Естественно, застава тут же была поднята по команде "В ружье", а начальник вздрючен за то, что не сделал этого раньше. Именно в этот момент на заставу въехал я. Начавший раскручиваться маховик пограничного поиска, перемолол меня вместе с планами "на вечер". Я тут же был включен (вместе с машиной) в состав поисковой группы, ибо по мнению коменданта все выпускники Алма-Атинского училища должны любить бегать. Я, в общем-то, и не возражал... перспектива поучаствовать в поиске нарушителя, а, возможно, и в задержании, показалось мне идеей достаточно привлекательной. Вторым офицером в поисковой группе был мой однокурсник по Алма-Ате, замполит "Амурской" Витя Е. Мы выехали к месту обнаружения следа, и там на месте убедились, что человек пришел со стороны границы, а следу где-то часа 4-5. Решив сделать обратную проработку, мы проехали по следу 3 км до берега Амура, где убедились, что дорожка идет с того берега. Тогда я подвез Витю до системы. Он с двумя бойцами перелез через нее и, двигаясь вдоль следа, скрылся в тайге, а я вернулся на заставу. С момента начала поиска прошла уже пара часов. Солнце медленно уходило в Китай. Выслушав мой доклад, комендант решил высылать заслоны на возможные направления движения китайца. Вид у него был достаточно кислый, ибо майор Устюгов с лета планировал перевестись из Забайкалья на Украину, так что неприятности с прорывом были ему ну совсем не нужны. Два заслона погрузились в кузов моей "шишиги" и я, не желая расстаться с перспективой поймать вражину, пристроился с ними. Сначала я хотел сесть в кабину, но дверцу перед моим носом захлопнул комендант. У себя на заставе, когда я ездил на шишиге, втроем мы все размещались в кабине. При этом один садился на двигатель, а второй на пассажирское сиденье. Было это не очень удобно и совсем не безопасно, но хотя бы тепло... Однако предложить такой вариант посадки коменданту я так и не решился. Мы уже второй час тряслись в кузове, направляясь по ухабистой дороге в сторону прииска "Холаджикан". На улице почти стемнело и похолодало... и только тогда я вспомнил, что на мне надето только легкое п/ш, фуражка и чертовы хромовые сапоги! Я выглянул из-под тента, ночь обещала быть звездной. Первый заслон мы высадили примерно через полчаса, как проехали ворота системы (я, честно говоря, так и не понял, зачем).

Не знаю, как кто... но лично я измеряю неровность дороги в ЖУМах. Эта единица измерения характеризуется количеством жопо-ударов за минуту. Я насчитал около 40. В кузове остались только я, солдат-связист с коротковолновой станцией "Северок", приехавший с комендантом, и вожатый, (которого тащила за собой здоровенная овчарка) вместе с псом. Оба солдата были одеты по уму, в шапки, теплые куртки, ватные штаны и валенки, и тогда я тоже решил утеплятся. За ящиком с инструментами я надыбал старую промасленную шинель, которую постелил на лавку подкладкой вверх, ноги в хромачах я засунул под брюхо собаки (к чему, как ни странно, пес отнесся достаточно благосклонно), а уши периодически тер перчатками. Так за утеплением мы и доехали до Холаджикана. Прииском это было много лет назад, с тех пор золото иссякло, добыча стала нерентабельной, и от былой роскоши осталось лишь покосившееся зимовье с заколоченными фанерой маленькими окошками, притулившееся возле дороги, по которой проезжали машины-лесовозы. Водители лесовозов останавливались здесь попить чаю, так что внутри была печка. Именно сюда по расчетам коменданта и должен был выйти нарушитель. Мы заглушили машину и присели около хибары. Впрочем, большой разницы не было, так как внутри было пусто и холодно, а в печке не теплился ни один уголек. Тут комендант посмотрел на меня и спросил... "А ты чего это так вырядился?" "Да вот, - ответил я, - собирался вроде как на пару часов, а видите, как вышло...". "Вышло... из хуя дышло!, - сказал комендант, - здесь хоть насколько собрался, а валенки с шубой держи под рукой". На том и замолчали, но мысль эту я усек и больше своей ошибки насчет экипировки уже не повторял. Время шло медленно... я уже устал смотреть на часы, секундная стрелка которых, казалось, приросла к своему месту, как вдруг в подлеске затрещали сучья, наша собака насторожилась. Люди тоже замерли, всматриваясь в темноту. По подлеску будто стадо бегемотов ломилось. И вдруг с той стороны показался луч фонаря...

Это была Витина поисковая группа. Они шли по следу. Сначала пропала связь, так как УКВ сигнал радиостанции "Айва" неспособен преодолеть неровности, потом след стал пересекатся с множеством других следов, оставленных животными, и в сгустившейся темноте они начали его терять, потом выдохлась собака (бедного пса тащил на себе инструктор). "Короче, вариантов два, - подытожил Витя, - либо он ушел левее и тогда выйдет на Шилку, либо его подобрал лесовоз... я там видел свежие следы". Не особо стесняясь в выражениях, комендант высказался по поводу Витиных и всей "Амурской" способностях... Мне сразу стало как-то грустно. Перспектива поучавствовать в поимке взаправдашнего нарушителя обернулась реальным шансом огрести хороших... Тут комендант решил установить радиосвязь. С полчаса примерно мы корячились пытаясь выстроить "равноплечий диполь", без которого "Северок" только противно шипел. Плюнув, комендант велел всем оставаться на месте, установить-таки связь с комендатурой и узнать обстановку, передать его распоряжение, проверить на снегоходах берег Шилки, останавливать и проверять все машины и "Не спать, нах!". Потом, подумав, велел мне садится в кузов, сам сел в кабину, машина завелась и поехала... Я даже не знал, куда! Потеряв счет времени, я то проваливался в полусонное забытье, то начинал тереть уши и топать ногами, пальцы на которых уже порядком занемели. Цель поездки стала ясна часа через полтора. Мы подъезжали к поселку Амазар. Я до сих пор не понимаю, зачем комендант взял меня с собой. Мы подъезжали к разным домам, стуком будили хозяев (время уже давно перевалило за полночь), после чего комендант заходил внутрь, а я оставался снаружи. Думаю, он опрашивал всех водителей лесовозов, которых знал о том, кто сегодня был у Холаджикана, и не видели ли они китайца. Это продолжалось часа полтора, а потом машина свернула к котельной на окраине поселка. "Должен быть здесь, - сказал комендант, - Пошли!". И мы зашли внутрь. В котельной был полумрак, воздух был сперт угольным угаром. За столом сидели трое, человек, похожий на китайца, дремал, привалившись к стене. Нет смысла передавать диалог, состоявшийся между комендантом и кочегарами, они долго не хотели отпускать "нового друга", который приглянулся им скромностью и молчаливостью... "Хороший парень. Почти не пьет!" сказал про китайца один из кочегаров. Нам с комендантом налили по полстакана мутного пойла (в другой раз я бы побрезговал, но тут, промерзнув до кишок, выпил), а комендант не стал. Мы забрали китайца и погрузили его в кузов. Он был неопределенного возраста, в ватнике и треухе. Я даже не понял точно того момента, когда из ищущих мы превратились в нашедших, настолько буднично и не киношно случился этот момент. Теперь я должен был его охранять. У кого-то из своих знакомых комендант одолжил валенки и старую драную шубу, которые я с благодарностью принял, и мы поехали. Из-за самогона и шубы мне стало тепло, а из-за того, что нашли китайца, еще и радостно. Бегун этот был здорово поддат и оттого только сопел в углу. Я даже не заметил, как мы добрались до Холаджикана, где подобрали наших поисковиков, а потом до "Амурской". На дворе уже начиналось утро. Мой водитель отсыпался, а я слонялся по заставе неприкаянный. Утром был вертолет с офицерами управления, часть из которых, забрав китайца, улетела назад, а часть осталась оформлять материалы по нарушению границы. Меня никто ни о чем так и не спросил, а после завтрака комендант забрал их с собой на Усть-Стрелку. Вот так и закончился мой первый поиск.

Никих решений по поводу этого нарушения границы никто до меня так и не довел. Китайца, как и положено, расстреляли за баней (вру конечно... передали китайским пограничным властям!), а комендант спустя месяц уехал на Украину. С тех пор, отправляясь куда-то дальше, чем на пару километров от заставы, я всегда брал с собой валенки и шубу, а хромовых сапог совсем не надевал.

"Известия" 7 мая посвятили целую полосу (http://izvestia.ru/life/article94751)воспоминаниям о войне. Вот одно из них.

Леонид Иванович СОЛОВЬЕВ, Московская область, Одинцово: Мы увидели этот "Ил-2", когда он выскочил из-за леса со стороны передовой. Штурмовик летел без прикрытия. Его догонял "мессер" - зашел в хвост и дал очередь из пулемета. Но "Ил" сумел уклониться, сильно разогнавшийся немец проскочил мимо, делая длинную горку для нового маневра. У всех у нас на наблюдательном пункте сердце защемило от боли: собьет, гад! Тут к нам в землянку вдруг вбежал человек в генеральской форме, без фуражки и ремня. Выхватил у радиста микрофон и крикнул ему: "Давай!" Запели умформеры, радиостанция наведения заработала. "Мотор - четыре, мотор - четыре, я - первый, я - первый, слушай мою команду! Газу! Газу!" Когда расстояние между самолетами стало снова сокращаться, генерал скомандовал: "Пикируй, набирай скорость!" Штурмовик клюнул носом и помчался к земле. На мгновение немец оторопел, затем, тоже бросив машину в пике, устремился вдогонку. Расстояние уменьшилось настолько, что немец вот-вот мог открыть огонь. Генерал завопил: "Тормози!" Сбросив газ, штурмовик, задрав нос, встал в воздухе на дыбы, как конь, остановленный на полном скаку. "Огонь!" Штурмовик ударил всеми пушками и пулеметом... Мы только и успели увидеть, как разлетались обломки "мессера". Штурмовик валился на хвост. Генерал помогал: "Газу, газу... а то хвост о землю отобьешь". И штурмовик медленно карабкался в небо.

Мы кричали "ура", стреляли и кидали вверх фуражки. Генерал постоял молча, устало, как будто он сам только что был за штурвалом, и сказал в микрофон: "Сынок, награждаю тебя орденом Красной Звезды". Удалявшийся самолет покачал крыльями.