ПТИЧКА И ВЕЛИКАН.
Как здорово, что учёба заканчивается! Не прошло и трёх лет, как я окончил профтехучилище Северо-Западного пароходства, и с дипломом рулевого-моториста в кармане еду подавать документы в Речное училище. В противном случае, не пройдёт и трёх - четырёх месяцев, как загремлю я под фанфары отдавать священный долг куда-нибудь в даль светлую года на три, ибо подготовлен профессионально к службе на флоте по собственной инициативе. Но профессия моя мне нравилась, и я хотел учиться дальше по избранной специальности, преодолевая все тяготы и лишения, связанные с плаванием по морским и внутренним водным путям нашей необъятной.
Такие, приблизительно, мысли радостно шарахались в моей голове, пока я ехал на автобусе от станции метро «Балтийская» в порт, где и находилось выбранное мною учебное заведение более высокого уровня.

Подавать документы я решил на судомеханическое отделение, так как считал, что механик, какой бы он не был, всегда найдёт себе работу где угодно, в отличие от штурманов, которых в нашей среде называли дворниками с дипломом. Диплом-то есть, но так ли нужны на берегу специалисты по мореплаванию? Это сейчас я смотрю на жизнь иначе, но тогда думал именно так, да и после окончания «бурсы», какая - никакая практика работы на судах типа река - море у меня была.
В вестибюле училища на подоконнике сидел огромный, слегка побритый мужик, как мне показалось, лет тридцати. Наверное, на заочное поступает, - подумал я.
- Вы не подскажете, как пройти в приёмную комиссию? - великан оторвал глаза от книжки, улыбнулся и сказал: Направо, по трапу на второй этаж. И там тоже направо. Увидишь.
Что меня сразу поразило, так это его невероятно добрые, то ли светло - серые, то ли голубые глаза, которые так и светились дружелюбием, не смотря на довольно свирепую внешность абрека.
Процесс написания заявления и подачи документов занял не более двадцати минут, при этом меня уверили, что персонажи типа меня, уже имеющие начальное морское профессиональное образование, поступают практически всегда, при успешной сдаче вступительных экзаменов даже на трояки. Мне выдали направление на экзамены и отпустили с миром.
- Да, и, пожалуйста, позовите, пожалуйста, абитуриента махонького. Он там где-то в коридоре должен ждать, - уже вдогонку попросил меня председатель приёмной комиссии.

В коридоре второго этажа было тихо и безлюдно, и я решил двигаться к выходу, надеясь по пути отловить этого мелкого. У главных дверей в той же позе сидел тот же чуть побритый дядька, тихонько хихикая над читаемым.
- Послушайте, меня тут в приёмной комиссии попросили найти какого-то махонького паренька и направить к ним. Вы не видели, тут нечто похожее не пробегало? - вежливо, чтоб не послали, спросил я.
- Махонький - это я, фамилия моя такая. Сейчас приду! - сказал мужик, вставая с подоконника, кряхтя от долгого пребывания в неудобной позе.
Пока он вставал, я тихо обалдевал, стараясь при этом находиться в рамках приличия. Такого высокого человека я никогда не видел, а может, просто мало интересовался баскетболом. Уж на что Бог сложением меня не обидел, но даже при росте без двух сантиметрах метр девяносто, я едва сравнялся с его плечом.
- Петя меня зовут, - сказал он и протянул огромную, как лопата ладонь.
Вот так я познакомился с Петром Ивановичем Махоньким, с которым впоследствии три с половиной года проучился в одной группе.

Самое смешное, что мы с Петькой были одногодками, нам обоим было около двадцати. Жили мы в одной стороне: я - в Петергофе, а Петя - в Мартышкине, так что ехали мы домой в одной электричке. Он был не очень разговорчив, но как-то проникся ко мне доверием, и кое - что рассказал о себе.
После восьмого класса ему пришлось уйти из школы, так как внешность и возраст входили в прямое противоречие. Он пошёл работать учеником в судоремонтные мастерские и в вечернюю школу. А через два года поступил в Мореходную школу, которая имела общий забор с Речным училищем, где в скором времени получил профессию моторист - слесарь судоремонтник. Он, так же как и я уже успел побывать в загранрейсе, и это, собственно, нас объединяло. По сравнению с остальными поступающими, мы считали себя бывалыми мореходами.
В роду у него были терские казаки, и видать, были они большими шутниками, раз при такой внешности наградили пращуров его такой фамилией. Внешность и размеры передались Петьке по наследству. Предки его несли службу на Кавказе, а там считалось вполне нормальным сходить в набег за Терек и подобрать себе жену в каком-нибудь чеченском ауле. Справедливости ради надо сказать, что чеченцы и сами занимались тем же самым, и это было в порядке вещей. В результате такой многовековой селекционной дружбы народов и появился на свет Пётр Иванович Махонький. В более поздние времена, уже ближайшие его предки переехали с Кавказа в Санкт-Петербург, где продолжили службу в охране Его Императорского Величества, да так и остались на этих суровых берегах. В ответном слове я рассказал, что мой прадед в те же времена служил на царской яхте «Штандарт», так что предки наши могли вполне пересекаться на каких-нибудь дворцовых мероприятиях.

На вступительных экзаменах преподаватели отнеслись к нам очень лояльно, даже подсказывали иногда. Мы без проблем всё сдали и были зачислены на судомеханическое отделение Речного училища. Ну а дальше всех собрали в учебную роту, выдали робу, новую форму, и отправили «на картошку», как в те времена всех вновьпоступивших в любое учебное заведение нашей страны. Но больше всего нас радовало то обстоятельство, что в армию нас не заберут, так как в училище был цикл военного обучения, по окончанию которого мы должны были получить старшинские звания и гордо продолжить службу в запасе, бороздя при этом просторы мирового океана.

Собирать картошку на полях близ деревни Жабино было увлекательным занятием, так что в конце рабочей недели нам полагалась баня.
В светлом помещении помывочной царили шум и веселье. Ребята отчаянно тёрлись мочалками, отмывая недельную грязь жабинских картофельных полей. И тут, с шайкой и мочалом в баню, гордо, как ледокол, вошёл Петя Махонький. Смех стих моментально.
Затянувшееся молчание вызвало подозрение у ротного командира по прозвищу Стрелок, который гонял чаи в предбаннике. Прозвище такое он успел получить за то, что постоянно «стрелял» у всех, проходящих мимо, сигареты и всё, что при поджигании и втягивании в себя могло выделять дым. Был он «пятнадцатилетним капитаном», то есть пребывал в звании капитан-лейтенанта столько же лет, и посему, не найдя себя на флоте, мирно ждал пенсии в должности ротного командира, надеясь при наступлении оной получить на выходе звание капитана третьего ранга. Обычная практика для военных балбесов того времени.
Стрелок, обёрнутый в простыню, вошёл в помывочную и остолбенел с открытым от удивления ртом. Перед ним стоял огромный, волосатый, как бабуин, мужик, с мужскими достоинствами нечеловеческих размеров, пожалуй, с треть черенка совковой лопаты, и улыбался лучезарной улыбкой. Все остальные жались по углам.
При виде обалдевшего командира, кто-то из шутников в полной тишине продекламировал гадский стишок: Висит, болтаясь у колена, головка полового члена.
- Ух, ты! - только и смог сказать ротный и задом-задом начал пятиться к выходу. Дверь хлопнула, и из-за неё раздался дикий смех: Бу-а-ха-ха-ха!!! Маах-ххонь-киииййй!!!
И тут началось! Ржали, смеялись и гоготали все! А Петька, молча сел на мраморную лавку и начал процедуру мытья.
На буйное веселье, царящее вокруг, он никакого внимания не обращал. Он давно к этому привык, и по доброте своей ни на кого не злился.
После этого случая мы по достоинству оценили чувство юмора Петиных предков.

Вечером мы с Петькой и ещё несколько примкнувших к нам сокурсников сидели у костра и пекли картошку. У нас складывался дружный коллективчик! Наш герой, вспоминая банное веселье, вполне серьёзно сказал, что то, что вызывает зависть почти всех среднестатистических мужиков, составляет для него большую проблему.
- Вот была у меня любимая девушка. Жуткая любовь была. А когда дошло до дела вечного, она была уже на всё согласна. Но как только увидала меня с готовой к старту ракетой, упала в обморок от страха. Так и ушёл мальчиком, как пришёл, - глаза моего друга вдруг стали похожи на глаза незаслуженно обиженного спаниеля, видно душевная рана ещё не совсем зажила.
- Ну, конечно! Ты порвал бы её вдоль - напополам, как Тузик грелку! - мы, еле сдерживая распирающий всех внутренний смех, изо всех сил делали вид, что понимаем беду товарища.
- Мужики, а знаете анекдот на эту тему? - спросил я присутствующих.
- Ну, слушайте: Судят Слона за зверское убийство и расчленение мартышки. Ну, рассказывай, как дело было! - грозно говорит судья.
- Договорились мы с Мартышкой заняться сексом по любви. Ну, воткнул я - она надулась. Я приплыл - она лопнула, - с грустными глазами ответил Слон.
- А какими были последние слова потерпевшей? - продолжает допрос судья.
- Хи - хи! Чпок! И это всё что я слышал, - грустно говорит Слон.
Наш с трудом сдерживаемый смех дружно нарушил вечернюю тишину. Давно деревня Жабино не видала такого веселья, как в этот тёплый осенний день!

Надо сказать, что Петька был патологически добрым человеком. Если он слышал какие-то оскорбления в свой адрес, он просто разворачивался к обидчику спиной и уходил, не утруждая себя бессмысленной руганью и оскорблениями оппонента. Мат, обильно употребляемый на флоте, он категорически отрицал. Продолжение его грустной истории я услышал намного позже.
Напуганная до обморока девица восприняла произошедшее с ней как покушение, ни много - ни мало, не только на её невинность, но и на всю её юную жизнь в целом. Как-то при встрече с тётей, с которой у неё были доверительные отношения, она рассказала ей о произошедшем казусе, взяв предварительно слово, ничего не рассказывать её сестре, то есть маме потерпевшей. Узнав подробности, молодушка, как могла, успокоила племянницу, пообещав сурово наказать убивца, но, вот же сволочуга! - решила использовать полученную информацию в корыстных целях. Она пришла на проходную училища, вызвонила Петьку с занятий, и, шантажируя неудавшейся попыткой изнасилования, а потом и просто 105 статьёй УК РСФСР, затащила «преступника» к себе домой для разбирательств и мирного решения проблемы. В процессе разборок Петро был в жёсткой форме лишён невинности, что, впоследствии кардинально изменило его половые предпочтения. Короче: заманили нашего Петруччо в райские кущи, и в жёсткой форме воспользовались его доверчивостью, запугав паренька перед этим грязно и незатейливо. И видать ей это здорово понравилось!
Тётушка частенько стала заглядывать на проходную, одаривая голодного курсантика домашними пирожками собственного приготовления, которые были по достоинству оценены друзьями и близкими супергероя.
Со временем родственниц у Пети прибавилось.
- А позовите, пожалуйста, к телефону Петю Махонького, это его тётя, проездом,- названивали в роту с проходной новоявленные родственницы, - Петька ухмылялся и таскал с проходной пирожки.
Лакомства от Петькиных «тётушек» доставались и местной собачьей стае, во главе с доминирующей «девушкой» по кличке Вупи, чёрной и вислоухой дворняге, без ума любившей своего кормильца. Метров за пять до кулька с угощениями бедолагу начинало плющить и выгибать от радости во всех вообразимых и не очень плоскостях. Получив заветный пирожок, Вупи тут же заваливалась перед кормильцем лапами вверх, подставляя для почёсывания волосатое брюхо, при этом от счастья активно дрыгая ногами. И даже камбузный старожил, ободранный в боях крысолов и суперкотяра по кличке Монстр, торжественно выходил к угощению, задрав оставшуюся половину полосатого хвоста. Гордо взяв из Петькиных рук кусочек пирожка с мясом, он позволял ему почесать себя за ухом, чего не дозволялось даже поварихам, от чего они жестоко ревновали своего любимца.
- Махонький, сколько у тебя родственниц? Может, познакомишь?- с завистью спрашивал застоявшийся Стрелок, больше любивший одиночество с бутылочкой портвейна «Агдам», чем аналогичные траты на женщин.
- Да не много, все ещё не подъехали, жду, - ухмылялся наш безразмерный дон Жуан.

Физкультуру ни Петька, ни я дружно не любили. Сдав необходимые зачёты, мы дружно игнорировали эту потную беготню. Я занимался вольной борьбой и регулярно выступал за училище. Преподаватели физо меня не трогали. Петра привлёк к активному сотрудничеству тренер по баскетболу, что позволяло ему даже на зачёты по бегу, прыжкам и метанию гранаты положить свой большой с прибором. В принципе, с такими данными ему особо и тренироваться не надо было. Во время игры он величественно бежал трусцой вдоль правой кромки площадки, выставив вперёд левую руку, для отражения атак противника, и даже не подпрыгивая, клал мяч в корзину. Поклонниц у него прибавилось значительно, хотя, как мне казалось, они больше наблюдали не за его игрой, а за ритмично качающемся шлангом в его трусах. Во всяком случае, к концу четвёртого курса стал он кандидатом в мастера спорта, играя в постоянном составе команды «Водник».

Вот так, тихо и спокойно, мы окончили училище, сдали госэкзамены и экзамены за военно-морской цикл, получив заветные звания старшин второй статьи запаса. Меня распределили в Северо-Западное пароходство механиком на теплоход «Балтийский-202», а Петя поехал на Волгу, в ОАО «Волготанкер» на какую-то номерную «Волгонефть». Он радовался как ребёнок, ведь места в машинном отделении танкера гораздо больше, чем в машине любого сухогруза типа река - море. Ему на таких судах было очень тесно. Я поступил на заочное отделение Макаровского училища, а Пётр со мной идти отказался. Он считал себя на своём месте, да и, наверное, просто устал учиться годами. И поплыли мы в разные стороны.
Несколько раз мы пересекались за границей. Он приглашал меня к себе на судно и показывал свою каюту, где по прибытию, первым делом выпилил в шкафу у кровати нишу для ног. Именно по причине устройства места для ног, он и не любил прыгать с судна на судно, даже на более новое. Так он и дорос до старшего механика, даже не переезжая в новые каюты, соответствующие его новым должностям, только меняя таблички на двери. Он оставался неженатым, и, судя по всему, во время заходов резвился вволю, отметившись по полной на захваченных территориях. Одна была беда: уж больно быстро раскачивают «Волгонефти», чтобы побыстрее выпихнуть судно из порта за новой порцией ценного груза.

Шло время. И как-то совсем незаметно прошла половина жизни, со всеми атрибутами полувекового юбилея. Море - дело хорошее, но как-то больше для молодых. Дом построен, дети выросли, деревья, вообще, рощами посажены. Мне предложили должность главного инженера в компании, занимающейся эксплуатацией технического флота: плавучими кранами и буксирами. Я согласился и в скором времени осел на берегу. Тяжело было отвыкать от пароходной жизни, тем более, что должность старшего механика на балкере в сто тысяч тонн, при налаженной работе не очень обременительна.
Обходя суда своей новой компании, в кабине плавкрана «Богатырь», я с палубы, глядя вверх, увидел огромные кирзовые сапоги 52размера, которые мог носить только один человек - мой друг детства и однокурсник Петя Махонький.
Со временем мы как-то потерялись, и он несказанно обрадовался нашей встрече.
Кран стоял в ожидании работы, и мы смогли спокойно пообщаться, сидя в кают-компании за чашкой чая. От моря он устал лет на десять раньше меня, и нашёл себе по знакомству тихую работу в порту. Сначала он работал старшим механиком, но в машинном отделении плавкрана ему было ещё теснее и тяжелее, чем на пароходе. И он, будучи совсем не гордым человеком, попросил о переводе на рядовую должность машиниста крана, на которой окончательно осел и был абсолютно счастлив, не имея особой должностной ответственности, и имея режим работы сутки через трое. Здесь было гораздо просторнее, чем в машинном отделении. В башне крана места - вагон, хоть в баскетбол играй, а основные инструменты для ремонта это - кувалда, лом, да ключ на 65.
Внешне он совсем не изменился. Постарел, конечно, и здорово поседел, став совсем белым, как одуванчик.
- Главный орган не очень истёрся от беготни по Европе? - с намёком на прошлое спросил я.
- Да, в Гамбурге на Риппербане, в Измире на «Терески Гепедев», да и много где ещё, плакали, когда узнали, что я их покидаю навсегда. Один приятель-немец даже в стрип- шоу предлагал участвовать, золотые горы сулил, да я не сдался. Родину люблю, да и есть другая причина: я ведь сравнительно недавно женился. О, брат, как! - он не стал рассказывать про свою новую жизнь, взяв с меня суровое матросское слово обязательно к нему приехать.
Но, так получилось, что с его семейством я познакомился гораздо раньше.

Недели через две плавкран поставили в разводной пролёт Благовещенского моста. Предполагалась работа по замене разводных «крыльев» моста.
Рано утром я подъехал на набережную, чтоб перебраться на кран катером, и убедиться, что подготовка к работе идёт по плану. Рядом со спуском к воде стоял японский микроавтобус, вокруг которого шумно бегали трое мальчишек. У парапета стояла маленькая, полная женщина с кудрявыми волосами и румяными щеками. Такой вот колобок с кудряшками. Тут же стояла коляска с девчушкой полутора - двух лет.
К берегу подошёл катерок, с которого на берег сошла отработавшая смена плавкрана, и среди них мой друг Петруччо. Меня он не заметил, и я со стороны мог наблюдать шоу: возвращение моряка, который сутки не был дома.
Он мелкими шажками, чуть подпрыгивая, приблизился к «колобочку».
- Птичка моя! - подхватил на руки и с какой-то дурацкой песней понёс женщину вокруг микроавтобуса. Дети начали радостно скакать у подножья отца - великана. После того, как расцелованная Птичка была возвращена на землю, наступил час альпинизма для детей, которые перекрикивая друг друга, полезли вверх по отцу. В коляске в это время сиреной голосил ребёнок. Дети долезли до вершины и, не переставая вопить от счастья были спущены на тёплые плиты набережной. Петька подхватил коляску вместе с ребёнком, и начал корчить смешные рожи дочери. Девчушка хохотала и колотила папаню погремушкой по голове. Микроавтобус всё это время ходил ходуном. Внутри явно бесновалась какая-то живность.
- Всё, Петя, выпускаю злодеев, а то они мне сейчас всю машину разнесут! - со смехом закричала Птичка, и открыла сдвижную дверь машины.
Из салона со щенячьим визгом выскочили два огромных, мохнатых пса и бросились облизывать хозяина.
- Ах, вы, мои дорогие! Джони! Деп! - один из псов от радости начал дуть Пете на ботинки.
- Деп, гадёныш! Что ж тебе, до газона не донести! - собачья радость закончилась, хозяин был облизан. Птичка подхватила псов за ошейники и потащила в сторону травки.
И тут Петя увидел меня и ничуть не смутился. Я от души хохотал, наблюдая картину «встречи морехода из дальнего похода».
- Ты что, полгода в рейсе был и семью не видел?
- Да они меня так всегда встречают. Особенно собаки. Ты, наверное, уже понял: это моё семейство. Птичка моя! Подойди, познакомься, наконец-то! - он приобнял подошедшую жену, маленькую женщину лет сорока. Она едва доставала ему до локтя.
- Жена моя, Катя, она же Птичка. Это - результат счастливой семейной жизни, - он перечислил всех детей по возрасту и именам.
- А эти два мохнатых злодея: Джони и Деп. Нашли их в коробке на помойке. Думали, будут две маленькие хорошие собачки. А они возьми, да вымахай. Все в меня. Теперь вот постоянно веселятся и хулиганят, - на пороге салона микроавтобуса появился ещё один хищник, огромный рыжий кот, и заорал дурным голосом, требуя внимания и к себе.
- О! Шеф прибыл в последний момент! Это чудовище зовут Калистрат. Он у них главный, то есть вожак стаи, - Петька почесал огромную кошачью башку.
- А мы в Лосево, на дачу, - радостно прощебетала Птичка.
- Грузимся, мальчики! - дети и псы полезли в машину, наступая друг другу на пятки и хвосты.
- Вот так как-то само получилось. За десять лет семейной жизни. Главное меру знать и контролировать процесс, - вспомнил Петя анекдот из нашего курсантского прошлого.
- И всё в цель! - добавил я, имея ввиду количество детей.
- Обязательно приезжай к нам, - он, кряхтя, влез в салон и уселся. Тут же на колени к нему влез Калистрат, а Джони и Деп пристроились рядом.
Птичка села за руль и счастливое семейство с радостными песнями про «Путану», «Есаула и Коня» двинулось в сторону Карельского перешейка.
- Обязательно приезжай, прямо сегодня после работы! - крикнул он
напоследок в открытое окно.

Я стоял и смотрел вслед отъезжающему микроавтобусу, наполненному абсолютно счастливыми пассажирами. Вот такой у меня друг, хороший и добрый русский мужик. Только очень большой.

Отпуск зимний (казахстанским ветрам посвящается)
Чего только не найдешь, если хорошо поискать... В кармане забытой в шкафу лейтенантской парадки обнаружился портсигар с высохшей явской «Беломориной» и выцарапанной надписью «9.13 28.01.87 ПДУ ДО-4». Папироса, скорее всего, еще из ГСВГ завалялась, а надпись означает раннее утро на третьем курсе в наряде помощником дежурного по училищу за четыре дня до отпуска. И накатили воспоминания...
Сессия заканчивается, настроение соответствующее. И уже совсем скоро «Убывающие в отпуск, строиться на центральном проходе для осмотра формы одежды!», вокзал-поезд-пересадка-дом и две долгожданных недели отдыха в родном Шахтинске.
Вот только возвращение из того отпуска было не совсем обычным. Выходя из бывшей моей комнаты, привычно подмигнул «на дорогу» фотографии Владимира Высоцкого на двери (младшая сестренка, по-хозяйски здесь обосновавшись после моего поступления в училище, все переиначила по-своему, но эту фотографию не тронула). Кто бы знал, что Высоцкий с нами будет всю ночь...
Самолет по расписанию должен был стартовать из Караганды под утро, выезжать туда решил на одном из последних автобусов. Выйдя из дома, поначалу не обратил внимание на сильный ветер, но на автовокзале обнаружил полную пустоту. Весь транспорт поставили на прикол по причине нехорошего прогноза погоды. Водила в одиноком такси с надписью «Сарань» (это на половине пути до цели) хотел домой и за червонец согласился отмахать 50 километров до аэропорта.
«В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел...» - выдавал магнитофон в «Волге». В коробке под счетчиком было с десяток кассет, и все с Владимиром Высоцким. Через пару километров стало понятно, что прогноз не соврал и ветер усиливается. Дорогу местами уже перемело и пробиваться через эти переметы получалось только общими усилиями за компанию с такими же, как мы. Хором проталкивали машины на руках одну за другой и двигались дальше.
И вот все куда-то свернули-разъехались, мы остались одни. «Назад 500, вперед 500, и к ночи точно занесет...».
- Хреново дело. Ночь уже, на дороге никого, а вдвоем нам не пробиться. Может, вернемся, пока не поздно?
- Не хотелось бы опаздывать из отпуска, командир сожрет без соли. Да и билет сейчас уже не возьмешь.
- Ветер всю дорогу боковой, будут одни переметы. Давай-ка вот что сделаем. Сейчас на Шахан свернем, на ветер, дорога чистая должна быть. Скоро смена на Тентекской шахте заканчивается, там у меня трое корешей саранских. Заберем их и снова на Караганду. Вчетвером-то точно пробьемся.
- Давай.
Забрали шахтеров, залили бензина на скучающей заправке, дело веселей пошло, хоть и ветер снова стал боковой. Где-то пробиваем заносы с разгона, где-то проталкиваем машину руками, кому-то помогаем завести заглохший движок, цепляем слетевшего под откос «Москвича» к удачно запоздавшему КамАЗу, отряхиваемся от снега, снова лезем в машину. Переметы росли и стали очень частыми, разгребать их приходилось ногами, а таксист ругал себя последними словами за забытую в таксопарке лопату. В промежутках между борьбой с бураном - «Липли волосы нам на вспотевшие лбы...» и «А вот у нас в полку...» - какие еще могут быть темы для разговора, если оказались вместе четыре бывших солдата и курсант?
Упираемся в большой занос, материмся и разводим руками. И тут один из шахтеров кивает в сторону бытовки на полузаброшенной стройке у дороги: «Смотрите, замка на двери нет!». Как он это разглядел, неведомо, но в той бытовке были совковые лопаты. Часа не прошло, мы прогрызли проход в том заносе. Водила полз за нами, скобля бортами снег, и колею почти сразу заносило. Шахтер смахнул снег с моей петлицы, попытался разглядеть эмблемы:
- Какие войска?
- Сапер.
- То-то я смотрю, ты лопатой наяриваешь, как экскаватор...
Едем дальше.
«Сон мне, желтые огни...».
- Просыпайся, сержант, снова «приехали».
Устал, вырубился. Выхожу, уже привычно толкаю ботинок под колесо - влетели в занос с ходу, висим, но не высоко, под колесом сантиметров десять. До чистого асфальта шагов двадцать. Становимся по двое с каждого борта, раскачиваем «Волгу» на снежной подушке, водила газует, колеса начинают цепляться за асфальт , подталкиваем, нуууу, давай... пошла, родимая! И вот уже Сарань, прощаемся с шахтерами. «...Бывай здоров, как станешь лейтенантом - не еби солдат без дела!».
«Протопи ты мне баньку по-белому...» - подъезжаем за автогрейдером к аэропорту ...
«Товарищ сержант, вас вызывает начальник патруля!»... Вот тебе и плаха с топорами в конце дороги той... Но капитан (начальник патруля) не проявлял обычной свирепости, присущей карагандинской комендатуре.
- В зеркало-то себя видел? Ипполит ты Георгиевич, мать едрена...
Подает крем со щеткой и тыкает пальцем в сторону зеркала в простенке.
Мдааа... Вид соответствует... Шапку хоть выжимай, складки сзади на шинели исчезли, и в довершение всего - расквашенные, хлюпающие ботинки в белых разводах. И нет уже таксиста с кассетами, а в башке все равно вертится «конец простой, пришел тягач, и там был трос, и там был врач, и МАЗ попал, куда положено ему...»...
Только ты, бестолочь военная в курсантских погонах, мог тогда не заметить, что этот на этом очередном рейсе Аэрофлота номер 3006 «Караганда-Павлодар-Омск» (Ан-24) снова (в третий раз!!!) была та самая, уже знакомая голубоглазая ровесница - стюардесса...
Синеглазка, отзовись пожалуйста, если вспомнишь в 1988 году тот рейс на АН-24. Ты подсела ко мне, как к старому знакомому, в последний ряд, мы жевали аэрофлотовские леденцы и, смеясь, сравнивали давление на уши авиационной высоты и водолазной глубины...
Наверное, Бог тогда сказал: не зови ее! Впереди всего два года счастья, а потом два года бардака и три года огня и войны!!!
Очень надеюсь, что у нее, детей и внуков сейчас все хорошо...

Жила у нас в ауле старушка. Тихая. Неприметная

Один из самых памятных детских страхов связан у меня почему-то с добрейшей Кумис-апа.
Жила у нас в ауле такая старушка. Тихая. Неприметная. Особенность ее была в том, что она часто разговаривала стихами. Тягучим таким размеренным речитативом. На любую тему. Даже когда в магазин отправлялась - и то стихи складывала. А один раз ей фельдшер систему поставил, так она тут же и сложила:
- Ақ сиса, қызыл сиса, сиса, сиса...
Мен алып жатырмын капельниса.
(Первая строчка из песни народного акына Жаяу Мусы - прим.)
Забавная была бабуля.
Ее любили.
Жила она себе потихоньку.
Одна жила.
Всех ее троих сыновей и мужа убило на войне...
Из всего хозяйства у ней было: коза тощая с поломанным где-то рогом да три курицы с петухом.
Все.
И собака.
Кстати, о собаке. Я ни разу не слышал, чтобы она лаяла. Этим она тоже сильно отличалась от всех остальных аульных собак. Какая-то она была не по-псиному добрая. Ластилась ко всем. Не зря говорят, что собаки часто на своих хозяев похожи. Кумис-апа ее даже не привязывала, и та ходила за ней повсюду. Лохматая, колченогая, с белым пятном посреди лба. Смешная.
Обычно Кумис-апа возилась у себя в огороде. Или копошилась во дворе.
Хлеб она еще умела печь. Знатный хлеб! С луком. Его вкус остался со мной на всю жизнь.
Помню.
Вначале Кумис-апа не спеша раскладывалась. Чтобы все под рукой было. Надевала белый фартук, завязывала на затылке платок. Потом высыпала горкой муку в алюминиевую чашку и разбивала туда яйцо. Потом лила воду из ковшика. Все перемешивала. И так у нее все ловко получалось.
Я смотрел на ее натруженные руки со слегка вздутыми венами, на узловатые ее пальцы. Она принималась раскатывать тесто, и старые серебряные браслеты на ее запястьях едва слышно позвякивали в такт.
Потом она нарезала лук, и мне было удивительно, почему у нее не выступают слезы на глазах. У моей мамы всегда выступали. А лицо Кумис-апа, сплошь в мелких морщинках, оставалось задумчивым и каким-то даже отрешенным.
Потом она брала плоский чугунок и смазывала днище маслом. Потом укладывала туда лепешку. Продавливала пальцами, придавая ей форму маленького солнца, и накрывала такой же плоской крышкой.
Потом она разводила огонь во дворе и, когда дрова прогорали, пристраивала тяжелую посудину в самую его середку. Туда, в самый жар. Потом брала маленькими щипцами угольки и обкладывала ими чугунок со всех сторон.
И все. Теперь надо было ждать.
Вскоре по всему двору потихоньку начинал распространяться тоненький аромат горячего хлеба.
Иногда она пекла сразу семь лепешек. Но уже маленьких. Потом выходила на улицу и раздавала их детям. А мы и рады. Мы тогда не очень понимали, что это поминальные лепешки. Нам какая разница? Лишь бы поесть. А они были такими вкусными...
Иногда я забегал к ней по-соседски выпить пиалушку айрана или взять комочек курта. Он обычно сушился у ней на крыше сарая.
Так и жили.
А однажды она меня напугала. Вернее, я сам испугался...
Стоял май. По-моему, это было даже девятое мая. День Победы.
Возле клуба из репродукторов гремела музыка. В перерывах местный баянист - Калижан-ага - исполнял марши. У него не хватало одного пальца на правой руке, мизинца. Оторвало где-то на войне, но это ему не мешало. Трепыхались на ветру алые кумачи. Народ веселился, гулял. В толпе выделялись ветераны. Нарядные. С орденами и медалями на лацканах своих пиджаков.
Помню, школьники уже выступили: спели песни и прочитали стихи в клубе. Тут же был развернут буфет с лимонадом и беляшами. Отовсюду доносился смех, и вообще во всем чувствовалось особое, праздничное настроение.
Солнце пекло. На улице становилось нестерпимо жарко, и мне захотелось пить. До колонки далеко, а денег на лимонад не было, и тогда я по своему обыкновению решил заскочить к Кумис-апа. За айраном.
Едва я открыл дверь, как услышал ее голос. Наверное, гости, подумал я, и на цыпочках пересек коридорчик. Осторожно заглянул в комнату.
А там...
Там, посреди гостиной, стоял дастархан. Он был накрыт красивой белой скатертью. По столу были щедро рассыпаны свежие баурсаки и шелпеки. И еще конфеты с пряниками. И еще много-много всяких разных вкусностей.
Стояли по краям пиалушки с чаем. От них еле заметно поднимался пар. А сам чай был темно-коричневый, со сливками, наваристый, густой. Старики такой пьют.
Кумис-апа сидела рядом с самоваром. Счастливая!
Но я испугался...
Потому что она сидела - одна. За столом никого не было. А Кумис-апа сидела и... разговаривала. Причем "разговаривала" со своими сыновьями, называя каждого по имени! Она даже смеялась местами! Да ещё так заливисто! Прям закатывалась!
Она рассказывала им про свою козу, которая залезла на прошлой неделе в чужой огород и поела там капусту, дурочка. И соседи из-за этого сильно ругались. И что ей пришлось заглаживать потом свою вину молоком, которое она сдоила с той же самой козы и отнесла крынку к соседям.
- Нате, говорю им! - смеялась Кумис-апа, - берите. Вот вам ваша капуста. Моя коза извиняется.
Я в ужасе попятился к двери и осторожно выскользнул наружу. И там уже понесся как очумелый в сторону дома.
Залетел к себе домой и с порога заорал:
- Мама! Мама! Кумис-апа с ума сошла!
- А что такое?
- Она там сидит в комнате и пьет чай!
- Ну и что? - удивилась мама.
- Но там никого нет! - задыхался я. - Она там сидит одна и разговаривает! И еще смеется!
Мама в ответ грустно улыбнулась и ничего не сказала. Лишь погладила меня по голове.
- Ничего, сынок, - вздохнула она. - Пусть сидит. Ты правильно сделал, что не стал ей мешать.
Но с тех пор я перестал ходить к Кумис-апа.
Я боялся.
А однажды она снова вынесла на улицу семь маленьких лепешек. Пацаны побежали к ней наперегонки. Она раздала всем по хлебу и напомнила:
- Не забудьте сказать: "Тие берсін"! (ритуальное пожелание - прим.)
Потом протянула хлебушек мне и улыбнулась:
- А ты чего перестал появляться?
- А это... а вот... - стал я мямлить. - Я тут вот на днях...
Кумис-апа не дала мне договорить, обняла крепко, прижала мою голову к себе, понюхала.
- Не бойся, - сказала она. - Все хорошо.
И так она это по-доброму сказала, так покойно, что я тут же забыл про свой страх.
И снова стал бегать к ней за айраном, иримшиком, куртом...
А однажды зимой она связала мне носки. Из козьей шерсти. Теплые.
И мне жутко не нравилось, когда пацаны в своем кругу затевали про нее разговоры, рассказывая всякие небылицы.
- Она чокнутая! - говорил Нуркен, наш старшак. - Явно чокнутая.
- Откуда ты знаешь? - вступался я.
- Да все знают, - хмыкал Нуркен. - Просто помалкивают.
И в такие моменты мне хотелось драться, потому что у меня не хватало слов, чтоб защитить Кумис-апа. Но Нуркен был сильнее меня. К тому же он был беззлобный пацан. Нежадный.
А когда Кумис-апа заболела...
Родных, как я уже говорил, никого не осталось. За ней ухаживали соседи. По очереди. И в один из дней, когда ей стало совсем плохо, - она уже плохо видела, - Кумис-апа попросила, чтобы позвали Жанибека. Самого младшего...
Похоронка на него пришла последней. В сорок четвертом.
Взрослые в панике всполошились. Заметались туда-сюда. Что делать? Как быть?
И тогда Ашим, аульный зоотехник, пришел, полез к ней тихонько в сундук и вытащил оттуда фуфайку. Старую такую затасканную телогрейку. В ней когда-то Жанибек ходил в школу.
Потом натянул ее кое-как, благо сам был маленький, щупленький, и подсел к Кумис-апа. Прокашлялся осторожно в кулак. Кумис-апа тут же встрепенулась, чуть приподнялась и слепой рукой стала шарить в воздухе. Потянулась к силуэту, коснулась рукава и вдруг вцепилась в него мертвой хваткой, сжала до белизны в пальцах:
- Жәнібек, - позвала она чуть слышно. - Жәнібек, балам-ау, кайда жұрсің?.. (Куда ж ты пропал, сынок?)
И до-олго потом она с ним разговаривала.
"С Жанибеком". О чем-то с ним все шутила и смеялась.
Как в тот раз, с самоваром.
И пока Кумис-апа так "разговаривала", Ашим сидел смирно и не двигался. Боялся шевельнуться. А из глаз его выступила предательски и потекла по жестким усам одна-единственная слеза и упала на пол.
Потом Кумис-апа устала и ослабила руку.
- Жарайды, - сказала она довольная. - Мен болдым. Сен бара бер. (Ну все, мне пора. А ты иди.)
И Ашим поднялся. Тихо вышел во двор.
Кумис-апа хоронили всем аулом. Старики на похоронах еще говорили, что Кумис повезло. Что она хорошо умерла.
С улыбкой.

(с) Ермек Турсунов

Не моё. Нашел в сети
---------------------------
Когда я учился в школе, помнится, накануне девятого мая к нам приводили ветеранов - участников Великой Отечественной войны. Их тогда было немало в нашем поселке. Многие из них еще работали.
Их приводили к нам нарядных, в костюмах, увешанных орденами и медалями, вручали им цветы и вязали на шею галстуки. Вот и в тот раз должны были вместо уроков устроить в школе "День Победы" и привести кого-нибудь из стариков. И те, как обычно, должны были нам рассказать что-нибудь для "повышения чувства патриотизма".
Надо сказать, нам это нравилось. Потому что в войнушку мы и сами любили поиграть, так почему бы не послушать как это было у них - у дедов. А потом, наслушавшись этих рассказов, мы бегали по огородам и садам, рыли окопы и блиндажи, стреляли, взрывали, бросались в штыковую, а если надо, то и умирали. Но не абы как, а - красиво. То есть "как в кино".
А если попадали в плен, то стойко переносили пытки. Но это если ты партизан. Или советский офицер.
Я тогда учился то ли во втором, то ли в третьем, но не суть важно.
Ветераны приходили к нам и делились воспоминаниями о войне. Если честно, рассказы их я не помню. Вернее, они смешались у меня в один сплошной фильм о подвигах и преодолениях.
Больше всего мы любили, когда к нам приходил учитель по труду Асет Сманыч. Он тоже, говорили, участвовал. После его рассказов нам казалось, что он самый храбрый и самый главный солдат нашего поселка. Мы его за это уважали и хотели быть на него похожими.
Каждый год накануне праздника он приходил к нам в класс и с ходу начинал свое повествование. И мы замечали, что с каждым разом медалей у него становится больше. И фашистов, которых он убил лично, соответственно, тоже. Мы тогда не очень разбирались, какие из этих наград боевые, а какие юбилейные, но они так красиво мерцали в свете утренних лучей и всякий раз изящно звякали, когда Асет Сманыч "заряжал" свою винтовку и разил метким выстрелом врага.
Рассказы свои он изображал в лицах, играя голосом, то повышая его, то понижая, а то и вовсе переходя на шепот. Постепенно он расходился так, что с шумом разворачивал карты на доске и указкой показывал нам направления танковых прорывов по всему фронту. В принципе, он всегда пересказывал нам одни и те же случаи, но всякий раз они обрастали новыми подробностями. И мы слушали, раскрыв рты и затаив дыхание, но смело "шли" с ним в бой, штурмуя очередную высоту. И мы думали: какой же он все-таки крутой, наш агай. И как ему повезло, что он был на войне и что ему удалось как следует повоевать!
А однажды к нам привели старика Жангали...
Жил у нас в селе такой дед.
Невзрачный. Неказистый. Все его звали Аксак Жангали. Потому что он был хром и, когда ходил, сильно припадал на левую ногу.
Говорили, что его ранило где-то там, на фронте.
Работал он сторожем. Охранял поля. На большее он не был способен. У него в плохую погоду голова кружилась и в глазах темнело. И нога ныла. Поэтому начальство его не грузило и не особо доверяло.
Жил он со своей старухой Зейнеш. На отшибе, неподалеку от фермы.
Детей у них не было - не дал Господь. Вот они и коротали свой век вдвоем. Жили так себе, не жировали. Из хозяйства только лошадь да пара овец. Ну и по мелочи там - куры, цыплята. Коза еще у них была. Все.
Помню, в тот день завуч Семен Палыч с нашей классной руководительницей Майрам-апай привели его к нам.
Усадили старика на стульчик прям посредине перед доской и торжественно представили.
И как-то забавно это смотрелось: зачем нам его представлять, думали мы, его ж и так все знают. Но так надо было, вот и сделали как надо. Завуч сказал, что Жангали-ага тоже воевал и даже дошел до австрийского города Линц. Там его ранило, и он, подлечившись, снова вернулся на передовую и продолжил воевать. И так дошел до города Котбус. Потом он сказал, что Жангали-ага сейчас сам расскажет, как он славно воевал, как победил фашистов и как получал за свои подвиги награды от советского правительства.
Насчет наград завуч, конечно, загнул, решили мы. Или забыл. Потому что Аксак Жангали пришел не в костюме и не было на нем никаких наград. Он был одет, как обычно, в свой неизменный, выцветший от времени то ли плащ, то ли куртку. На ногах - кирзачи. И вообще он был немножко странноватый, этот Аксак Жангали.
Многие его не понимали за это.
Сторонились.
Например, он не любил, как все, Новый год.
Или то же девятое мая.
И кино еще про войну не любил. Если по телевизору начинали крутить такое кино, то он ругался и сразу же выключал.
А еще он ни разу не пришел в клуб, где давали концерт в честь ветеранов...
В этот день он обычно запирался дома и потихоньку выпивал.
Да и пил он тоже странно: Расставит стаканы по кругу, нальет в них водки, а сверху по кусочку хлеба положит и так сидит.
Один.
Долго сидит.
О чем-то думает. Уставится в одну точку и сидит. Потом залпом выпьет свой стакан, крякнет и идет спать.
Кто так празднует? Вот и не поймешь - праздник это для него или что?
Ну, в общем, завуч еще раз сказал, чтоб мы все внимательно послушали рассказ Жангали-ага и, радостный, хлопнул за собой дверью.
Мы все уставились на старика. Тот все не начинал. Сидел, мялся. Видно было, что не очень ему это все надо. Что не привык он к такому вниманию. Что все это его сильно напрягает. Да и вообще...
Тут наша классная поспешила на помощь, сказала:
- Расскажите, Жангали-ага, вы же, говорят, были в пехоте? Это так?
- Мхм, - кивнул дед.
- И дошли со своим полком до самого немецкого города Котбуса? Так?
- Нет, - мотнул головой дед, - наш полк расформировали еще в Польше...
- Да? - обрадовалась классная. - Как интересно. А расскажите, почему расформировали? Ребятам это будет очень полезно. Так ведь, ребята? - обратилась она к нам.
- Да-а! - выкрикнули мы по привычке хором.
- Вот видите, - засияла наша классная, - ребятам хочется знать, как вы нашу родину защищали, как слушали Левитана, как ждали писем из дома и как встретили день победы... Ну расскажите.
А дед все мялся.
- Да чего там рассказывать? - пожал он плечами.
- Ну как что? - засмеялась классная. - Вот же перед вами сидит новое поколение. Им ведь нести дальше знамя. Им нужно передать ваш опыт и знания. Ну вот вы же начали про свой полк. Как вы с ним дошли до немецкого города Котбус...
- Да не осталось почти никого от нашего полка! - вставил дед и тут же осекся. - А тех, кто остался, раскидали по частям.
- Что вы говорите?! Наверное, у вас там было много друзей-однополчан? Расскажите о них! Вы же воевали вместе. Как говорится, бок о бок!
- Друзей... - задумчиво повторил старик и снова замолчал. Мы все смотрели на него и ждали, что он вот-вот начнет рассказывать нам о своих друзьях-однополчанах, о том, как они громили вместе врага, потом отдыхали в перерывах и пели под баян любимые песни и как затем "советское правительство вручало ему награды"...
Но дед почему-то отвернулся к окну, нахмурился, черты его заострились, губы задрожали, вены на морщинистой шее вздулись, и он... заплакал.
Да, он заплакал.
Сцепил пальцы, опустил голову, и по редкой бороде его предательски потекли слезы. И весь он как-то сжался, скрючился на стульчике. Прям как мальчишка какой. Он и на самом деле сделался вдруг таким маленьким и таким жалким.
И произошло это так неожиданно, так резко, что нам сделалось не по себе. В классе мгновенно все стихло.
Слышно было, как бьется муха о стекло, застряв между рам.
И в коридоре, в дальнем его углу, кто-то со скрипом прикрыл окно. И мы все тоже почему-то заплакали.
Училка наша растерялась. Забегала. Кинулась сначала к старику:
- Жангали-ага, Жангали-ага, что такое? Что с вами?
Бросилась к нам:
- Ребята, ребята, а с вами-то что? Успокойтесь! Да что случилось-то?!
А мы и сами не поняли - что случилось.
Никто из нас не был на войне и понятия не имел, что она вообще из себя представляет. Но, глядя на плачущего старика, нам на минутку вдруг показалось, что мы узнали о ней что-то новое. Что-то настоящее.
Правдашнее.
Мы вдруг поняли, что нет там никакой красоты и не может быть там никакой радости, а есть только ужас и дикость. И горе. И страх. И боль потерь. И звериная жестокость.
И слетело на миг все пустое. Все наносное. Мы вдруг реально почувствовали ледяное дыхание войны и ее неизлечимую скорбь. Мы поняли, что война не отпускает.
А старик...
Он ведь с нами даже не поговорил.
Он толком ничего и не сказал.
Но что-то случилось.
Что-то произошло такое, что заставило нас ему поверить.
Без слов и без картинок. И в нас проснулось то, о чем мы в мирной жизни забываем.
И не помним. Простое. Человеческое.
А именно: сострадание.
Соучастие. Сочувствие. Милосердие.
И нам стало страшно.
И жутко.
И больно.
Вот мы и плакали.
А дед вздохнул тяжко, утер слезы рукавом и ушел. Больше его в школу к нам не звали.

авторский блог режиссера Ермека Турсунова(С)

Он был самым крупным в помёте, и с первых дней своего существования, отличался упорством и настойчивостью. Щенки растут быстро, и совсем скоро, он стал проявлять свой характер. Братцы и сестрицы просто разлетались в стороны, когда их мамаша ложилась на бок, подставляя истекающие молоком соски, вечно голодному потомству. Он везде и всегда старался быть первым. Потомство по правилам следовало назвать на букву Ю, что вызвало определённые сложности, хотя в случае нашего активного юноши вопрос с именем решился раньше других. Щенка назвали Юкс, от финского слова юкси, что в переводе означало: Первый. Крови у родителей были хорошие, и щенки обрели новых хозяев в самое короткое время через охотничий клуб.

Прошло около полугода. В клубе решили организовать выезд щенков в охотхозяйство, а заодно оценить охотничьи качества молодого поколения в полевых условиях. Для этих целей используют искусственную нору небольшой длинны, собранную из досок, в которую запускают крысу. В большей степени щенки были настроены поиграть друг с другом, чему и предавались самозабвенно при любом удобном случае. Юкс был настроен серьёзнее остальных, ему было явно не до щенячьих забав. Он, не отрываясь, смотрел в нору, пытаясь разобраться в исходящих оттуда, не понятных, но каких-то очень интересных запахах. Щенки, в своём большинстве, в грязную, тёмную и вонючую нору идти не желали. Валяться на мягкой травке среди приятелей и ромашек им было гораздо интереснее. А уж до крыски с красными глазками им вообще никакого дела не было. В противовес остальным, Юкс рванул в нору так уверенно и азартно, как будто делал это уже много раз. Не прошло и минуты, как он вышел из норы с крысой в зубах, и в глазах его читался немой вопрос: И это всё?! Он явно рассчитывал на более продолжительную забаву.
Рядом в вольере шла притравка более взрослых собак по еноту. Молодые ягды, фоксы и таксы ограничивались, в основном, злобным облаиванием зверя, побаиваясь вступать с ним в более жёсткий контакт. Дело двигалось к завершению, в вольере работал последний по очереди пёс. Молодому фоксу было явно не до битвы, он азартно прыгал вокруг зверя с какими-то странными намерениями. Он то припадал к земле, призывая енота к игре, то просто пытался делать садки, от чего несчастный енот, давно уже привыкший к притравкам, приходил в явное недоумение. Юкс стоял у сетки вольера, чутко поводя носом, и мелко трясся от возбуждения. Он точно, на подсознательном уровне, знал, что делать надо совсем не то, чем увлечённо занимался придурок фокстерьер. Заметив странное для щенка поведение, егерь и опытный притравщик Лукьяныч предложил пустить Юкса в вольер, осмотреться, понюхать, в общем, заинтересовать пса настоящим делом, тем более, что енот устал, и сидел, забившись в угол, явно ожидая посадки в заветную переноску, в которой его приносили из клетки.

Отвлекаться на игры и всякую ерунду Юкс не стал. Как только дверь вольера приоткрылась, он рванул в сторону енота. Остановившись в полуметре от зверя, пёс начал принюхиваться, анализируя новые для него запахи дикого зверя. Потом вдруг припал передними лапами к земле, и с громким лаем, совершенно не похожим на голос восьмимесячного щена, начал атаковать енота короткими бросками. Егерь аж присел от удивления. Такого напора от таксы он не ожидал, и, взяв в руки рогатину, которой в случае необходимости отжимают либо зверя, либо собаку, встал рядом с атакующим псом. - Молодец, молодец! Куси его! - подзадоривал и хвалил Лукьяныч молодого охотника. Юкс разошёлся не на шутку, раз за разом прихватывая енота. Тот видя силу и напористость атакующего пса, огрызался, чувствую в нём реальную угрозу, а не призыв к играм нетрадиционно ориентированного фокса.
- Снимайте собаку! - сказал егерь, но Юксу эта забава явно нравилась, и отступать он уж точно не собирался. Навалившись грудью на енота, он, ловко извернулся и вцепился зверю в горло. - По месту взял! Забирайте пса, а то придушит енота к чёртовой матери! - закричал Лукьяныч, пытаясь разнять собаку и зверя с помощью рогатины. - Ну, молодец, ну зверюга! Настоящий охотник растёт! - нахваливал пса притравщик: На енота пускать смысла нет, испортит зверя. Будем в следующий раз пробовать на лису. Обязательно приезжайте!

И в самом деле, настоящие охотничьи собаки, особенно таксы, встречаются всё реже. Беря в дом маленького и потешного щенка, люди не думают, что это, всё-таки, специально выведенная для охоты собака с очень сильным характером. Ест мало, шерсти почти нет, игривый пёсик - и не думают люди, что это настоящий боец, который один в тёмной и чужой норе бьётся со зверем, иногда в несколько раз превосходящем собаку по весу, не говоря о том, что потенциальная добыча, например барсук, находится в привычных и родных для себя условиях, и совсем не собирается переселиться в баночку с наклейкой «Барсучий жир натуральный». Охотничий пёс должен работать. Без охоты, пусть даже спортивной, на притравочной станции, охотничья собака дуреет, становиться скандальной и своенравной, кусается, и ещё чего хуже, начинает давить кошек, только убеждая население в том, что такса - маленькая, бестолковая и злобная собачка. Это просто наказание какое-то, не то, что соседский добряк - лабрадор... Многие так думают, вот и страдают и животные и сами хозяева.

Шло время. Юкс постепенно превращался в сильного, уверенного в себе пса, чьим смыслом жизни была охота. По утрам в субботу он демонстративно дышал в лицо спавшим хозяевам, урча и вздыхая, подпихивая мокрым носом и подкапывая одеяло широкими, как две лопаты, лапами, как бы говоря: Вставайте, хватит спать! На охоту пора! А потом, сидя в машине на коленях хозяина, всё порывался протиснуться в окно, встать на зеркало и быть впереди капота, как можно ближе к заветной норе. Уши его развивались по ветру, напоминая ленточки на матросской бескозырке. Особенно тяжело Юксу было ждать своей очереди в вольер, тем более, что по мере накопления опыта, он выгонял лису из П-образной норы за считанные секунды, с ходу вбегая, размениваясь в котле и выгоняя зверя наружу, используя преимущество своих коротких и мощных лап.

По мере взросления, охотничьих собак пускают на всё более сильного зверя. Юксу не исполнилось и полутора лет, как егерь решил поставить против него самого сильного и опытного зверя из своего притравочного зверинца. Пёс рос крупным и мощным, почти на пределе стандарта с головой почти как у добермана с крупными, крепкими зубами. Единственное, что вызывало сомнения у притравщика, это неустоявшаяся психика собаки, всё-таки возраст почти щенячий.

Это был очень крупный, серебристый лис по кличке Князь Серебряный. Точнее, это был не лис, выросший в природе, а зверь искусственного разведения из зверосовхоза - лисец. Лисцы содержатся в вольерах всю жизнь до забоя. Они крупнее и сильнее своих лесных собратьев, не боятся людей и собак, но в природе жить не могут, так как питаются комбикормом и не умеют охотиться. Вот на такого зверя пустили молодого охотничьего пса. Юкс по привычке рванул в нору на знакомый запах, но по мере приближения к котлу, где засел лисец, шаги его замедлялись, становились осторожнее, пока совсем не стихли рядом с котлом, из которого доносилось приглушённое рычание зверя. Юкс понял, что в темноте норы его ждёт совсем другой, неизвестный и опасный противник. Лукьяныч опасался зря. Пёс не стал врываться к зверю, как это делают фокс и ягдтерьеры, а, остановившись на небольшом расстоянии от зверя, которое позволяло реагировать на его броски, подал голос, и начал агрессивно облаивать лиса, всё сильнее и активнее, с короткими смелыми бросками, всё больше заводясь от схватки. - Молодец, молодец, Юкс! Вперёд, куси его! - подбадривал егерь работающего пса, и уже, обращаясь к хозяевам, наблюдающим за работой пса, сказал: Отлично работает, не прёт напролом. Вот, что значит хорошая родословная. Хороший охотник будет!- тем временем, Юкс давил и давил зверя, постепенно проникая в котёл. Зверь не думал сдаваться и в какой-то момент противники сцепились! Крышки искусственной норы грохотали и подпрыгивали. В норе шла настоящая битва с воем и рычанием. Вдруг звуки борьбы резко стихли. Егерь с рогатиной в руке бросился к крышке норы. - Всё! Взял по месту! - закричал притравщик: Только бы не порвали друг друга!

Опытный и мощный лисец не сдался, не разменялся местами с псом и не выбежал из норы, как обычно делают его лесные собратья, попадая под выстрел охотника или в браконьерскую сеть. Среди клочков окровавленной шерсти зрители увидели вцепившихся друг в друга противников, причём пёс держал лиса за грудину, почти у горла, сжимая челюсти мёртвой хваткой. Егерь отжал зверя от пса рогатиной, с трудом разжал сведённые челюсти и за шкирку вытащил собаку из норы. - Ни одна собака не выгоняла Князя из норы, и, тем более не брала по месту! Это он, обычно, выгонял охотничков. Ну, теперь можно и на охоту, когда раны заживут! - сказал хозяевам пса опытный притравщик: Такого матёрого зверя взять! Редкий пёс! Теперь точно очередь на щенков будет, а уж охотники про такого героя быстро узнают, ждите! И ведь не испугался!

Лисец здорово подрал Юкса, но зашитые раны заросли и пёс быстро восстановился. После последней притравки он как-то резко изменился и повзрослел, словно почуял свою настоящую силу. Характер тоже изменился. Пёс стал уверенным в себе, давал голос только по делу, перестал обращать внимание на небольших собачек, а с крупными общался на равных. Дворовые овчарки, лайки и ротвейлеры расходились с Юксом краями, без драк, с взаимным уважением, словно понимая, что этот небольшой пёс занимается настоящим делом, а не просто пописать вышел.
Время шло своим чередом. Пёс находился в отличной форме. Его часто брали на охоту, иногда выставляли на выставках охотничьих собак, где Юкс заслуженно занимал высокие места в силу своих отличных рабочих качеств. Хозяевам самим было интересно заниматься собакой, они часто ездили на полевые состязания в другие города, где Юкс неизменно добывал призы и медали, и явно было видно, что пёс обладает большим чувством собственного достоинства, ведь он был при деле, он охотился, он работал. Щенков от вязки такого пса разбирали моментально, и всем передавались отличные рабочие качества отца.

К сожалению, собаки болеют. Мы их лечим, выхаживаем до последней возможности, а они смотрят на нас полными боли глазами, и это очень тяжело. Охотничьи собаки, которые работают, кроме обычных собачьих болячек, ещё и получают травмы, бывает, что зверь так порвёт, что наложенных швов не сощитать. Таксы, в силу растянутости своего корпуса, часто имеют проблемы со спиной, что порой приводит к параличу задних конечностей. Такие собаки ползают на передних лапах, и в лучшем случае, со временем, приучаются ездить на инвалидной тележке, перебирая передними лапами. Как-то раз, возвращаясь с охоты, Юкс привычно выпрыгнул из машины. Всё, как обычно, но пёс вдруг взвизгнул, и тут же сел не на лапы, как обычно, а на бок, и не встал на голос хозяина. Он сидел и мелко дрожал, поскуливая. Из глаз текли слёзы, он пытался встать, но не мог. Было видно, что собаке очень больно, пёс не понимал, что с ним происходит и лишь виновато смотрел на хозяев.

Диагноз врача, после осмотра в клинике, был не утешительный. Многочисленные травмы и ушибы привели к большой межпозвонковой грыже и параличу нижних конечностей. Пёс вряд ли сможет самостоятельно передвигаться, задние лапы не реагируют на уколы, какая уж тут охота. Терапия лишь снимет боль, да и то на время. Не мучайте животное, усыпите, жалко, конечно, но всем будет легче.
Собак предавать нельзя! Нельзя бросать тех, кто бескорыстно любит тебя. Ни за что-то конкретное, а потому, что ты хозяин, и по другому быть не может, и по той же причине остаётся верен тебе всю свою короткую собачью жизнь. Наверное, за это мы и любим собак.

Почти полгода Юкс ползал по дому на передних лапах. Задние волочились за ним, как ласты тюленя. Пёс мужественно терпел боль, многочисленные уколы и регулярную физиотерапию. Иногда хозяева возили его на притравочную станцию. Юкс сидел на полянке, жадно вдыхая носом знакомые запахи. Это был мощный стимул к выздоровлению, он всё понимал и очень старался. На прогулках хозяева пропускали ему под живот широкий ремень, так, что пёс шёл на передних, а задние касались земли. И через какое-то время они стали замечать, что задние лапы не просто висят и тащатся за собакой, а начинают шевелиться, как маленькие ходули, в такт ходьбе. Это была победа! Постепенно увеличивая нагрузку на задние лапы, в скором времени хозяева перестали использовать поддерживающий пояс. Юкс сначала просто стоял, пошатываясь, но шаг, за ним ещё шаг - медленно, но верно подвижность возвращалась. Пёс падал, заваливался на бок, но упорно шёл сам, и только когда сильно уставал, просился на руки.

Прошло два года. Юкс передвигался сам, хотя задние лапы плохо сгибались, пёс всем своим видом показывал, что он совсем здоров и ему пора на охоту. Юкса по-прежнему вывозили в лес, но как он не просился, как не демонстрировал всем своим видом, что готов в бой прямо сейчас, в нору пускать его хозяева опасались. Было видно, что бездействие угнетает рабочего пса. Он нехотя возвращался к машине, понурив голову и касаясь земли ушами, всем своим видом показывая хозяевам, как ему грустно и обидно.
- Да я здоров! Я хоть сейчас добуду лису или барсука, только пустите! Ну, пожалуйста, я смогу! - так, казалось, он пытался уговорить хозяев, но максимум, что ему пока позволяли, это поплавать за утками в ближайшем к дому озере. Ну, хоть что-то, и хозяева не могли часами вытащить его из прибрежных камышей. Но прошло ещё какое-то время, и Юкса снова стали брать на охоту и пускать в нору. Он опять работал и жил тем, для чего был рождён. Находясь с хозяевами в лесном лагере или на турбазе, пёс почти всё время проводил в лесу, питаясь мелкими птичками и зверушками, то есть тем, что добывал охотясь. Если компания отправлялась в лес за грибами, Юкс бегал вокруг людей, лишь изредка взбираясь на кочку, что повыше, что бы посмотреть, все ли на месте или кто-нибудь отошёл в сторону, после чего бегал вокруг, собирая грибников поближе друг к другу, словно овчарка отару овец.

Как-то осенью, с открытием охотничьего сезона, большая компания охотников с собаками решила отправиться на барсука в окрестности посёлка Сосново на Карельском перешейке. Интересен был, конечно, не только барсук, но этот зверь, набравший за лето толстый слой жира, и весивший под тридцать килограмм, был наиболее желанной добычей. У охотников были лайки, эстонские гончие, пара ягдтерьеров и Юкс, единственный представитель таксячьего племени. Нору присмотрели давно, наблюдая за ней, чтоб уж наверняка знать, что там живёт барсук, а не семейство енотовидных собак или лиса. Это был большой холм в ельнике, по всей видимости, под ним находился старый финский дот, взорванный после войны. В таком месте звери селятся особенно охотно, выстраивая своё жилище в несколько ярусов в глубину, со множеством выходов, котлов и отнорков. Бывает, что еноты и лисы выгоняют барсука, хоть этот представитель куньих намного сильнее своих оппонентов. Они начинают всячески пакостить и гадить в норе и вокруг, чего барсук, в силу своей чистоплотности, просто не выносит. Таким образом, злодеи выдавливают барсука с его территории, после чего радостно занимают его отличное жилище, где с большим удовольствием зимуют и активно размножаются. Барсук же вынужден искать новое местечко поукромнее и строить всё заново. И лисы, и енотовидные собаки охотникам были не интересны, а в охоте на барсука без норных собак не обойтись. Гончие загнали зверя в нору, при этом одна «эстонка» в запале влетела прямо под когти и зубы зверя, который здорово подрал собаку, да так, что хозяину пришлось срочно покидать лагерь и везти раненную к ветеринару.

Отыскав скрытые выходы, через которые барсук мог ускользнуть от охотников, решили пускать в нору собак. Были определённые опасения, относительно ягдов. Дело в том, что кобель был молодой и в настоящей норе ещё не работал, а девушка, хоть и была старше и имела опыт работы в «живой» норе, но гоняла, в основном, енотов и молодых лисок. Здесь же зверь был гораздо серьёзнее. Ягды, чего не отнять у этой породы, были универсальными собаками, и, при этом, совершенно бесстрашными. На притравочной станции егерь не раз снимал с притравки этих собак из-за того, что они рвали подсадного зверя. Их вынимали из норы всех в крови, с разорванными мордами и ушами. Подсадной зверь был в таком же состоянии, и его долго лечили после таких «охот». Для животных, рождённых в природе, каждая встреча с собакой - это стресс, они не выдерживают таких нагрузок и погибают. Была ещё одна проблема: ягды и фоксы работают в норе ползком, такса же, работает на прямых ногах, по причине своей коротколапости, и гораздо подвижнее. В общем, охотничий совет единогласно решил, что все преимущества на стороне более опытного Юкса, и на барсука надо пускать его. Всё время, что совещались охотники, оба ягда были привязаны к ближайшей сосне и дружно орали дурными голосами. Когда возбуждение их переполняло, они принимались драться и грызть друг друга, пока их не разнимали пинками, но к моменту принятия решения, оба пса были совершенно одуревшими, да ещё и все в крови. Так что для разрядки и справедливости пускать в нору в первую очередь пришлось перевозбуждённую ягдтерьершу.

Девица рванула в нору со скоростью курьерского, но барсука она не нашла, и, минут через двадцать выскочила метрах в тридцати из одного из запасных отнорков, вся взмыленная, в песке и с теми же дикими воплями. Ну, не нашла, и не нашла, бывает и так. После этого собака успокоилась, забилась в машину хозяина и улеглась спать. Юкс ждал своей очереди, неотрывно глядя на вход в нору, лишь изредка протяжно постанывая от сдерживаемого внутреннего возбуждении. Хозяин снял с пса ошейник, и глядя ему в глаза сказал: Ну, давай, Юша, аккуратно, держи его. Голос дай, только не торопись! - хотя пёс и сам всё знал, припав к земле, он рванул в нору.

В нору собак пускаю по одной, чтоб не разодрались. Пёс, даже самый матёрый, никогда не возьмёт барсука в его жилище. Задача собаки - держать зверя на одном месте и давать голос, чтобы было слышно наверху. После этого охотники бьют шурф на голос собаки и берут барсука. К осени зверь набирает вес и становится в несколько раз тяжелее собаки, и, иногда, просто перекрывает задом подземный ход. Кусай, дурачок, сколько хочешь, всё равно не прокусишь! Но если барсук сам идёт в атаку, собаке приходится отрабатывать задним ходом, при этом держа безопасную дистанцию, и работая короткими бросками. Приведу ещё один пример, чтобы Вы, уважаемый читатель, окончательно поняли, насколько барсук - серьёзный противник. Всем известна порода собак: стаффордширский терьер. Это мощная и бесстрашная собака, которую все считают бойцовой. Вот и используют её, в основном, для боёв и охраны. И мало кто знает, что эта порода была специально выведена для ночной охоты на барсука, а так же на медведя и кабана в одиночку. Часто бывает так, что зверь сидит в котле, не пуская собаку, а потом обрушивает на пса заранее подкопанную часть хода, практически закапывая собаку заживо. Но если барсук вышел из норы, уходя от собаки, он практически всегда становится добычей охотников. В норной охоте много интересных особенностей. Вот такой вот получается собачий спецназ!

Около получаса из норы не было слышно никаких звуков. Пёс искал барсука по длинным ходам, растянувшимся на десятки метров и в несколько ярусов по высоте. Приглушённый лай Юкса раздался метрах в десяти от входа. По лаю, охотники поняли, что пёс нашёл зверя и держит его на одном месте. Схватив лопаты, охотники начали копать ямы вокруг предполагаемого места схватки собаки и барсука. Чем громче слышался лай собаки, тем азартнее копали охотники, добыча, казалось, была совсем рядом. Вдруг, неожиданно для охотников, земля ушла у них из-под ног. Барсучья нора, с её многометровыми ходами, обрушилась под ногами копающих. Голос пса затих. Выбравшись из обвала, охотники продолжали копать с удвоенной силой, понимая, что случилось под землёй. Они уже знали, что добыча ушла, но надеялись откопать и спасти собаку. Но многочасовая работа не дала результатов. Охотники поняли, что пёс погиб.

Хозяева тяжело переживали смерть любимца. Несколько дней подряд они ездили к месту трагедии, ходили вокруг холма, прислушиваясь к звукам леса и надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Все понимали, что это не притравка в охотхозяйстве, а настоящая охота, это бой на смерть охотничьей собаки и зверя, и произойти может всё, что угодно. Мы очень любили Юкса и то, что он погиб занимаясь любимым делом, было слабым, но утешением. Прошло время, боль улеглась. Осталась память и понимание того, что гибель на охоте, это достойная смерть для настоящей охотничьей собаки.