Чукотский гамбит
(продолжение)
Выйдя наружу, командир положил руки на железный забор, который он, показав пальцем от носа до кормы, назвал леерами в качестве первого морского урока. Достав из кармана кусок хлеба, Михаил Федулыч грустно и задумчиво посмотрел на Ольгу, спросив:
- Оленька, Вы каланов любите?
- Да, я люблю животных.
- Вот и покормите его!
- Кого?
- Морского бобра.
Палец капитана показал вниз, в воду, откуда на них смотрели голодные глаза в обрамлении пышных усов.
- Умоляю, даже на такой высоте от воды не выставляйте руку - выпрыгнет и откусит. Гибельно голоден, психует. Просто кидайте куски, отламывая их за спиной.
Калана кормили долго. Молчали. Неожиданно моряк схватил Ольгу в охапку и начал целовать, выкрикивая булькающим от слез голосом:
- Нина, Нина, где ты была все это время, балерина!
Осекшись, он поник и опустил руки:
- Ой, товарищ полковник, извините. Ночные ... кошмары довели - балерины и блины снятся, а я их целую. Сон в руку, кхм. А Вас точно не Нина зовут?
- Увы, Михаил Федулыч.
- Оля, не говорите им, что Вы - медик. Останьтесь полковником. У меня нет больше сил руководить этим бардаком, пьянством и вольнодумством.
- А где же Ваш замполит, капитан? - удивилась полковник.
- Печальная история... Во время зимовки совсем одичал, начал читать мистическую литературу и выступать с лекциями в поселке. В один из дней и довел народ - собрались они и под предводительством этого негодяя, сметя все запасы в магазинах, ушли на север за счастьем - искать мифическую Землю Санникова. С тех пор их и не видел. Умоляю, я уже год как военный пенсионер - возьмите все в свои крепкие женские руки. Станьте капитаном, а я буду у Вас наставником!
- Но..., - начала Ольга.
- Пасаран! - выкинул вверх кулак капитан и одобряюще крепко хлопнул девушку по плечу, передумав бить ниже. Вовремя, так как к ее протестующе вытянутой руке с хлебом уже летел выпрыгнувший калан. Ее кулак изменил движение калана на нисходящее; но и хлеб упал с ним в воду. А ей так хотелось есть!
- Шильца? Обмоем назначение! - крякнул Федулыч. - Можно я Вас Ниной буду звать? Иногда...
- Пошел ты, старый хрен! - крикнула она, понимая, кто здесь теперь капитан. - Давай, Федулыч! Побыстрее шевелись! Голодная я! Флагманские запасы на стол!
Дверь клацнула железом, знаменуя наступление нового порядка.

Сидящий на сопке чукча снял наушники направленного микрофона и стал что-то записывать в блокноте. Дописав, он отложил его и взялся за бинокль - его привлек звук с севера - оставляя зефирины следов в снегу, медведь, тяжело дыша, взобрался, наконец, на вершину сопки. Он совсем оголодал и истощал - далеко позади осталась последняя стоянка экспедиции замполита, которой медведь питался целую неделю до того, как отправиться в далекий путь на юг - по следам пришедших, но павших людей. Теперь он сидел на вершине и, мотая головой, разглядывал человеческие берлоги внизу. Ветер не приносил заветного запаха еды, но его зоркие глаза отметили всплеск на поверхности залива. Калан! Еда! Медведь сел на хвост и оттолкнулся передними лапами. Через 10 минут он на полной скорости въехал в дверь брошенного продуктового магазина. Что-то звякнуло, из ящика потекла жидкость. Озверевший от жажды медведь начал быстро лакать что-то красное. Выпив, он осел от головокружения. Никогда раньше он не видел этот мир в красках, страдая врожденным медвежьим дальтонизмом. Отчего-то захотелось закусить. Он повел носом, встал и поплелся, захлестывая лапы друг о друга, к морю - на запах калана. Медведь прыгнул в воду с разбега и довольно фыркнул - еда была близко...

В это время Ольга, поддерживаемая за локоток капитаном, входила в кают-компанию, которой оказалась совсем темной. Михаил Федулыч потряс коробком и зажег спичку, подпалив и ближайшую свечу. Луч осветил забавную фреску на переборке в углу: выставив вперед руки, у стены стояли испуганные Чоня и Онюта. Они были окружены упавшими на колени офицерами корабля.
- Явление Христов народу! - буркнул командир. - Товарищи офицеры, приведите себя в порядок. Так... Сообщаю Вам, что с сегодняшнего дня я ухожу на пенсию, оставляя за себя командиром полковника Воронежцеву. Ольга Пантелеймоновна - боевой летчик морской авиации, служила командиром воздушного судна. Теперь будет Вашим командиром! Более того, назначаю товарища Човыхину исполняющей обязанности помощника командира по снабжению и одновременно старшиной боцманской команды. Гоги, готовь к передаче ключи и печати. Богдану Матросову, боцману, передать все шхиперское имущество. Гражд...товарищ Украинцева назначается командиром БЧ-4. Не бойтесь, Онюта, это всего лишь связь, беспроводная и бестелесная. Все, товарищи офицеры, принимайтесь за дело. Доклад об исполнении - капитану 1 ранга Воронежцевой.
Чоня повернулась к Ольге и шепнула:
- Мать моя, что это было, сон?
- Хуже. Бред, - грустно выдохнула полковник. - Какой у них здесь мерзкий запах! Девоньки, начинаем наводить порядок!

И у ржавого корыта наступил ренессанс!
(продолжение следует)

Чукотский гамбит
(Продолжение)

Ольга сидела в своем любимом командирском кресле, положив ноги на тахометр правого двигателя. Рядом, на столе слева, горела одинокая свеча. Вчера механик Циркалюк доложил, что топлива для единственного работающего дизель-генератора осталось всего на трое суток. От того и экономили. Даже не включали якорные огни. Впрочем, для кого?
- Ну, кто может приплыть в эту тьму-таракань?! - маялась она.
- Прошу добро на ходовой?! - рявкнул чей-то голос. - Извините, Ольга Пантелеймоновна, привычка лаять. Вы же знаете, что старпомство считается собачьей должностью. Я не испугал Вас?
- Выплывайте уж из темноты, Артемий Давидович. Осторожно, голову об БМТ не разбейте, - сжалилась командирша. Странно, но она обрадовалась появлению Собакина. - Присядьте, товарищ капитан 3 ранга.
Собакин аккуратно, но по-хозяйски сел на диванчик, стоящий слева, подняв глаза. Это смутило капитана 1 ранга. Она вынужденно сняла ноги с тахометра.
- Товарищ командирша, - елейным голосом сказал старпом, - у меня остался отрез белой шерсти. Очень подойдет для Вашей юбки. Марля все же мнется.
- Спасибо. Приму с удовольствием! - румянец на щеках Ольги скрывал полумрак. - Чем могу служить?
- Ольга, скажу начистоту - Ваше появление сломало все мои планы. Всего через неделю я должен был стать командиром этой посудины; а тут Вы как лавина с горы.
- Вы объявляете мне войну? - вздрогнула девушка.
- Наоборот. Я Вас люблю, Ольга! - встал Собакин.
- Коварен! Ну что ж, разыграем Чукотский гамбит! - усмехнулась про себя командирша, но вслух сказала:
- И что из этого следует?
- Что сальники души текут, что корабль моей судьбы дал крен 15 градусов на левый борт, что мыслям моим нужна хорошая девиация! - пламенно кинулся к ней старпом.
- Значит так, Артемий Давидович, сальники действительно текут! Мы за неделю приняли 3 тонны лишнего балласта! Смотри сюда, пес, на кренометр! Видишь, стрелка показывает 10 градусов крена?! Девиацию тебе сделать? Ложись на прокладчик!
Собакин послушно подпрыгнул и лег животом на карту бухты Провидения. Ольга взяла параллельную штурманскую линейку и ударила!
- Ой! - дернулся в каюте палубой ниже Федулыч, прильнувший к динамику, - Ну, что за девка! Золото! Так его!
Он радостно потирал руки, слушая визгливые стоны старпома.
- Вот тебе, гад, за порушенный корабль, за разваленный флот, за страну!
Когда Собакин убежал, озираясь, капитан 1 ранга упала на диван и зарыдала.

Собакин же прыгал вниз по трапу бодро и весело.
- Любит же! - кричал он. - Любииит! Не зря ж била! А как била! Как била!
В это время вверх по трапу поднимался механик Штанген-Циркалюк с обрезом машинного масла. Он шел на ходовой, чтобы расходить и смазать проржавевшие механизмы.
- Что, маслопуп, - крикнул старпом, - несешь косметику для командиршы?
- Тююю, шальной. Яка гарна девка, шо и суриком малюваты нэ трэба! - мечтательно вздохнул Циркалюк.
- Так, да?! На! - пнул тазик ногой Собакин, не соображая, что делает из ревности. Тазик взлетел и упал на выходящего из своей каюты Михаила Федулыча. Отставной капитан яростно поддал обрез ногой и с грохотом хлопнул дверью своей каюты. Тазик же, преодолев комингс, упал на трап и с грохотом полетел вниз. Это было очень неожиданно для помощника Гойкодзыева, несущего поднос со стаканом чая и жареной курицей для командиршы. Именно его хотел перехватить голодный Михаил Федулыч, но перехватил помощника обрез, попав точно в пах. Гоги скрипнул зубами и согнулся пополам, упав буквой «Г» вниз с трапа, но успел выкинуть вперед поднос с жирной курицей - прямо под ноги выбежавшего из-за угла связиста Троянского - Витек несся по коридору с запасной штыревой антенной. Он очень спешил, боясь разозлить Онюту Украинцеву. А еще он очень хотел есть, поэтому было обрадовался курице под ногой. Поскользнувшись, Витяй упал транцевым местом на поднос и понесся по коридору с пикой наперевес.
- Только бы антенну не погнуть! - думал бородатый рыцарь, пытаясь тормозить ногами. - Лишь бы во что-то мягкое воткнулась!
Так и случилось - навстречу из тамбура всаднику выдвинулся окорок медведя, заинтересовавшегося запахом птицы. В него, почти до изолятора, антенна и вошла, остановив безумные скачки Троянского. Конец штыря вылез из умкиной пасти, от чего тот не смог даже ойкнуть, а упал вперед на приоткрытую железную дверь, за которой курил боцман Матросов.
- Рановато купаться! - подумал Богдан, выныривая из воды.
Инженер же Циркалюк поднялся на ходовой, где увидел рыдающую на диване Ольгу. Он присел на край и стал нежно гладить ее по голове, гэкая:
- Тю, диту, зараз пройдет! Яка мавпа он, Собако этот!
Измазанная маслом рука украинца оставляла черные полосы на серебряной головке девушки.

Посмотрев на дело своих ног, Собакин задумался:
- Вот он, принцип домино! Вот так и порядок на корабле рушится: чайка пролетела - дизель накрылся, морж проплыл - винт отвалился, Ольгу не поцеловал - командиром не стал. Жаль, замполита нет - объяснил бы суть перемен и механизм вселенского взаимодействия. Пойду - старые конспекты по МЛП полистаю, может, суть и дойдет.
Суть дошла до него только после 400 грамм чистого...
А была она проста как кости домино, падающие друг на друга. Надо просто поставить их на место, поднимая в обратном порядке. Тут же, в аквариуме его мозга, всплыл вопиющий случай - пожар в главном распределительном щите корабля. Мозг Собакина защелкал контактами, складывая цепь воедино: пожар возник из-за короткого замыкания, причиной которого был зашхеренный дембельский альбом матроса Опухшего. Почему? Альбом был оклеен кусочками фольги, серебристой поверхностью вверх. Отодрав обгоревшую фольгу от книги, старпом обнаружил тогда, что она сделана из обертки жевательной резинки «Сперминт». Появился четкий след! Америка! Кто мог отдать приказ подкинуть эту жвачку в местный магазин, чтобы ее купил Опухший? Кто-кто! Лично президент США Дукакис, который как главнокомандующий Вооруженных Сил США мечтает подорвать боеспособность нашего Флота!
- Опять янки! - треснул кулаком по кружке со спиртом Собакин. Кружка, естественно, упала, разлив жидкость, и естественно, на конспекты по марксистско-ленинской подготовке, которые он естественным образом вел с первого курса училища. Слегка опешив, старпом начал рассматривать и это событие с точки зрения своей теории:
- Почему спирт разлился? Потому что я пьян! Почему я пьян? Потому что я расстроен! А почему я расстроен? Потому что Ольга..., нет, потому что был пожар! А кто в нем виноват? А-М-Е-Р-И-К-О-С-Ы! Опять они!
Этого выдержать он уже не мог! Вскочив, насколько это позволяли сделать ватные ноги, он побежал, насколько позволяло бежать выпитое, на верхнюю палубу, которая сильно качалась, насколько ее раскачивала штилевая вода. Через час он достиг цели, набив изрядные синяки о трапы и поручни. К его удивлению, за бортом уже наступил день! Пройдя зигзагом по палубе над ходовым мостиком, Собакин втиснулся в стакан ручной колонки управления шестиствольного орудия корабля, стоящего ниже на полубаке. Вскрыв замок на пульте, старпом подал высокое на колонку и нажал кнопку подачи боепитания. Пушка с пузатым револьверным стволом ожила, зашипев воздухом пневмоприводов.
- Ибо натюрлих и ни шагу цюрук! - клацнул зубами старпом, вспомнив рассказы деда о войне. Это помогло ему прищурить левый глаз, чтобы правый уверенно смотрел на мир вокруг сквозь паутину прицела. Теперь был нужен враг! Реальный враг! Мимо пролетела чайка...
- Так...ищем связь чайки с Америкой! Чайка...чайка??? О! Как по-английски «чайка»? Сигалл! Стивен Сигал - он наших в фильмах мочил! Охонь!
Пушка коротко плюнула в сторону птицы, послав за секунды сотню снарядов.
- Ушла! - расстроился старпом, не увидев мелкую серую пыль, оседающую на воду.
- Следующий! - орал Собакин. И тут он заметил что-то гладко-черное с торчащей перископом вертикально палкой.
- Лодка! Американцы! - облизнулся он, переведя перекрестие прицела. - Охонь!
В этот раз он жал гашетку до конца, увидев, как сотни снарядов летят густым роем, разрывая черную резину оболочки врага. Но снаряды закончились, а с ними и электричество, которое пропало вместе с простудным чиханием дизель-генератора, у которого закончилось топливо. И кто в этом виноват?! Вы шутите? Янки, конечно!
А на баке корабля сидел мичман Матросов. Курил и выделывал шкуру калана. Когда над его головой рявкнула очередь, он не удивился:
- Если кто-то стреляет, значит, ему это нужно!
Увидев у колонки старпома, мичман вежливо помахал рукой. Но Собакин, обвиснув в стакане в глубоком сне, ему уже не ответил. А вот и то, во что стрелял его непосредственный командир! Подтянув это багром, Богдан увидел оставшуюся целой часть хвоста моржа и всегда стоящую вертикально «моржовую радость». Даже смерть хозяина не смогла опустить ее долу.
- Вот как силен дух морского зверя! - позавидовал Матросов. - Подарю - ка я этот символ несгибаемости нашему командиру в качестве пенсионного презента!
За бортом раздалось хрюканье. Перегнувшись через борт, Богдан увидел моржиху, бьющую ластами по воде. Она явно негодовала!
- Даааа, животная, а туда же! - вздохнул боцман. Сжалившись, он бросил винтообразную указку прямо под нос моржихи. И правильно сделал! Ведь есть морское поверие: “Откуда пришло, туда и должно вернуться”.
(Окончание следует)

Дневник невенчанной вдовы.
Продолжение 2...

2001г.
«Тварь! Гнусная, лживая, похотливая тварь!». Ольгу трясло. Она швыряла безвинные сковородки и кастрюли (тарелки все же было жаль бить) и в бессильной ярости рыдала над своей жестокой судьбой. Больше всего покоя ей не давала мысль, почему таким сволочам, как это тварь, везет, а порядочным людям, к коим она причисляла, безусловно, себя, нет. Конечно, в глубине души Ольга понимала всю относительность своих рассуждений, а также несправедливость нападок на более счастливую соперницу, но остановиться уже не могла. В замке повернулся ключ, и вошел Вадим. Последнее время он приходил вечно хмурый, с ней не разговаривал, на истерики не реагировал. Его искрящийся, веселый нрав, некогда пленивший ее, как-то вдруг в одночасье потух, как только в его жизни снова появилась она - эта тварь.
Ольга встретила Вадима два года назад и пропала. Все на свете была готова отдать, чтобы остаться с ним. И осталась... Вадиму в то время было не просто лихо, ему было смертельно лихо. Ну, как же, от него ушла жена, эта самая тварь. Ушла, ничего не объяснив, ушла просто потому, что ее левая нога этого захотела. Она, видите ли, влюбилась. Шлюха! Грязная шлюха! Как можно было променять Вадима на этого отморозка-спецназовца! Ольга была уверена, что ничего, кроме беды, такие люди принести не могут. Причем, и такие, как жена Вадима, и такие, как ее хмырь. Зачем они вообще появляются на свет? Для искушения и испытания остальных. Но справедливость существует, существует! Грех, конечно, так говорить. Мужика ее убили, кажется, год назад. Вадим тогда хотел ее поддержать, помочь, но она отказалась даже встретиться с ним. Бессердечная, циничная тварь! Говорят, на похоронах ни слезинки не проронила. А теперь что? Вадим опять понадобился, вернуть захотела. Дрянь. Не выйдет, она, Ольга, на все пойдет, ни перед чем не остановится. Дрянь! Ольга видела однажды ее фотографию. Сущий ангел. Распахнутые, бездонные глаза, трогательная беззащитность в каждой детали лица, в изгибе губ, чуть вздернутых улыбкой... Только в глубинах взгляда железная воля, волчья хватка, несгибаемый стержень жесткого характера. Вадим тогда не сразу заметил, что Ольга стоит за спиной. А заметив, поспешно убрал фотографию, что-то пытаясь неловко пошутить. Вадиму было лихо. И она, Ольга, сумела его поддержать, понять, вернуть к жизни. Она любила, берегла, заботилась о нем, никогда ничего не просила, никогда ни о чем не спрашивала. Он жил, как хотел, ему было позволено все. А она ждала... Ждала когда же, наконец, он увидит, что лучше ее, Ольги, никого нет и не будет, что только она одна ему нужна в этой жизни. Увидит и позовет замуж, и у них, наконец-то, появится ребенок, о котором она так мечтает.... Дождалась.. Пару недель назад эта тварь позвонила, и все!!! Как не было этих двух лет с Ольгой, как не было его горечи и боли, от которых она излечила его. Он помчался, как собачонка, которой всего лишь тихонько свистнули.
- Есть будешь? - Ольга уже знала, что услышит, и от бессилия готова была заплакать - Я мясо по-французски приготовила. А еще есть твои любимые грибы. Мама принесла. Знаешь, она вчера встретила Ваньку Ильина, ну, помнишь, ты с ним в спортзал ходил год назад. Он привет просил нам передать, в гости зовет... - Ольга старалась говорить бойко и непринужденно, но выходило затравленно и просяще..
- Я не голоден, спасибо... - Вадим явно думал о своем, - Ты ешь, я пивка попью. - И ушел к телевизору.
Наверно, так выглядит конец света! Ну, что ей сделать, ну, что?! Она на все готова, лишь бы его удержать. Но Ольга уже понимала, что он уйдет.


2001 год
« Я вчера позвонила Вадиму... Мне вдруг стало необходимо, чтобы он меня простил, почему-то начала ощущать, как давит на меня его обида. Он никогда ни в чем меня не упрекал, даже когда я бегала ночами к тебе, а ему врала, что ночую у подруги. Это было так подло, и я это понимала. Но я не могла не бегать к тебе, это было равносильно смерти. И сказать ему правду не могла, малодушной была, трусливой и подлой. Нет, не сердись, я не буду самобичеваться, я просто делюсь с тобой тем, что вдруг поняла. Очень важно простить, милый, очень важно. Но также важно, чтобы простили тебя. И я позвонила ему, впервые после того страшного дня, когда он приходил незадолго до твоих похорон и смерти нашего малыша. Тогда я прогнала его, даже не вышла в коридор, просто из-за двери комнаты крикнула, чтоб убирался, а мама плакала и просила у него прощенья... И сегодня мы встретились, и я сразу порастеряла все слова. Он смотрел на меня, как ребенок в надежде, что ему вернут любимую игрушку... А я бормотала какие-то ненужные слова про прости и про важность этого прости для людей, потом осеклась. А он все смотрел и шептал, мол, вернись, мы все начнем сначала, все будет хорошо, ветру не дам на тебя дунуть.... И я заплакала... Я плакала, потому что снова причиняла ему боль и совсем этого не хотела. Плакала, понимая всю чудовищность своей затеи....Я знаю, ты бы хотел, чтобы я не была одна...Но я не могу, милый, не могу, я НЕ МОГУ!!! Господи, как же мне объяснить вам всем: тебе, маме, Вадику, Лешему, что я не могу, не могу, ведь я тебя люблю. И я это ему сказала, не сказала даже, а проплакала, а он мне наотмашь: да он же умер! Его нет! И я перестала плакать. Потому что ты есть. Потому что ты всегда будешь. Ведь я жива. И пока я жива, ты тоже будешь жить! И не нужно мне ничье прощение. Вдруг его обида перестала давить.... Сегодня подала документы на регистрацию фирмы. Представляешь, в предприниматели подалась. А что мне еще делать? Опять ночь. Как же я эти ночи ненавижу. И снотворное уже не берет...»

Продолжение следует...

Чукотский гамбит
(окончание)

Расстрел моржа привел к печальным последствиям - на корабле стало темно и холодно. Даже не столько холодно, сколько темно. А когда железо промерзло, стало даже не столько темно, сколько холодно, потом морозно, а уж потом подкрался криогенный удар. Кому-то он ударил в нос, кому в зубы, а кому - в ухо. И носы лезли в рот согреваться, зубы стучали друг на друга, уши заворачивались моллюсками и стремились спрятаться в ушных раковинах. Странно, но не зяб только южанин Гойкодзыев - он появлялся раскрасневшимся, в расстегнутом кителе, и вновь загадочно исчезал. Причина его стойкости вскрылась внезапно - голодный связист Троянский полез в печь хлебопекарни, чтобы найти оставшиеся там крошки. Открыв дверцу, Витяй удивился двум вещам: еще сохранившемуся внутри теплу и Гоги Гойкодзыеву, устроившему в печи гнездо. Вдвоем им стало тесно, но заметно теплее.
А остальные лежали, обнявшись и сбившись в кучу в кают-компании. В центре клубка, трясясь, находились самые важные члены экипажа: Чоня, Онюта и Ольга Пантелеймоновна.
- Сррр-гей, - клацая жемчугами, пропела командирша сведенной челюстью, зовя механика Штанген - Циркалюка. - Гдддиииэээ дссстать тпливо дляяя кррр-бля?!
Командирша экономила на гласных, чтобы не отморозить язычок. Инженер дал ответный степ зубами, спрятав замерзшие руки в карманы брюк лежащего к нему спиной старпома Собакина. Собакин ойкнул, но достойно ответить не смог.
- Ф-ф-ф пзде! - наконец вымолвил Серега.
- Шшштттыыы?! - сократив «о» до «ы», экономно прошипела Ольга Пателеймоновна.
- Ф-ф-ф позде! - повторил Циркалюк, все еще глотая звуки.
- Ой! - потратив все силы на гласные, потеряла сознание Онюта Украинцева.
- Пррральна, - подтвердил механик, - в пойзде...бррр...оне.
- Ааа, в бронепоезде! - обрадовано очнулась Онюта.
Им всем вдруг стало теплее, они вскочили с бильярдного стола и начали плясать, крича:
- Мыыы мрные льди, но нашшш брнепзд стыт ннна зпсном пти!
- Тихооо, - заорала капитан 1 ранга, - Назначаю экспедицию за топливом. Начальник партии - Чоня Човыхина, ездовые олени: Троянский, Циркалюк, Гойкодзыев и Матросов. Погонщик оленей - Собакин. Без топлива не возвращайтесь!
Экспедиционный корпус готовили тщательно: каждого одели в три водолазных свитера (на маленькую Чоню натянули четыре); сверху их дополнительно обернули газетами и бинтами, закончив ансамбль тулупами, валенками и ушанками, обернутыми (вместо шарфов) зимними тельниками. Прощаясь с отважными трясунами, Ольга Пантелеймоновна перекрестила каждого, осекшись лишь на Собакине. Ему она шепнула отдельно:
- Ой-вэй, Тема, таки жив будешь - послужим!
- Таки есть! - воспрянул старпом.
На дорогу все выпили по стакану спирта, после чего Чоню пришлось нести на руках. Скрипя валенками, двенадцатиногая гусеница завихляла в сторону берега. Под спирт и песню до черного бронепоезда «Красный Чукот» добрались быстро и весело, но сникли, забравшись в его кабину управления. Они стояли и печально глядели на кучу угля в его бункере.
- А танки? - виновато промямлил механик Циркалюк и махнул рукой в сторону зеленых коробок с хоботами, стоящих поблизости за колючей проволокой. - Их тут целый полк! Только откопать надо...

У тех машин, что стояли у самого берега, потому и не занесенных трехметровым слоем снега, топливо слили прямо в спасательную шлюпку корабля, потащив ее волоком к «Заблудшему». Откапывать остальные танки оставили Троянского с Гойкодзыевым под присмотром Човыхиной.
Чоня подпрыгивала от холода и смотрела с завистью на свет, появившийся в иллюминаторах корабля. И тут в ее пламенную голову пришла дельная мысль!
- Витяй, ты где раньше, до Флота, служил?
- В РВСНе!
- Аха, артиллерист, значит! Ну-ка, залезь в танк - снаряды есть?
- Полно! - ответил Троянский из люка.
- Выстрелить сможешь?
- Дык, наверное! Только башня не повернется - примерзла. По кораблю стрелять-то?
- Дурень! По льду на входе в залив!
- А-а-а! Вон из того, под номером «13», можно! Его ствол туда смотрит.
Что-то звякнуло железом, потом бабахнуло... Это чукча Самты уронил на лед бинокль и, упав на бок, быстро покатился вниз. Когда он сделал седьмой оборот вокруг себя, вершина сопки превратилась в вулкан.
- Эх, однако, плохой охотник! - дал оценку стрельбе Троянского самоед.
Следующие же снаряды стали точно падать и взрываться в горле залива. Оттуда потянуло духом открытого моря. Отстреляв боезапас полка, Витяй вылез на броню и огляделся, вытирая пот со лба:
- Лепота! Дивный край!
Поверхность «лепоты» была усеяна плавающими брюхом вверх моржами, нерпами и каланами. Но фарватер теперь был чист - море звало в поход...

- Ольга Пантелеймоновна, - оторвался от бинокля старый капитан, разглядывавший большие полыньи в заливе и ищущий пути выхода, - пройдем ко мне в каюту - поработаем с картами. Кажется, мы сможем легко выскочить в открытый океан.
- Итак, козырь - пики. Ваш ход! - улыбнулся Михаил Федулыч, закончив раздавать колоду.
Играли, прихлебывая чай. В каюте было светло и уютно - об ужасах криогенного периода давно забылось.
- Дама пик?! Ваша партия, Оленька! - смутился Федулыч, проиграв. - Так, беру две карты. Бубновый туз и десять крести - одиннадцатью картами десять раз. Вы уж не сильно бейте мои старческие уши!
- Я это решу после аврала и выхода из залива! - командирша, нажав на кнопку, уверенным фальцетом крикнула, - Корабль к бою и походу приготовить!
«Заблудший» ожил, застучав каблуками по трапам и выкинув черное кольцо дыма из трубы. Посыпались доклады:
- БЧ-5 готово!
- Ютовая партия готова...баковая партия...снять стопора с якорь-цепей...РЛС на высокое...
- Поехали с богом, - радостно сказал старый капитан, стоящий у командирского кресла, в котором сидела Ольга, - отдать кормовой!
Чоня и боцман кинулись к канату, тщетно пытаясь скинуть промерзшие шлаги с кнехта.
Отчаявшись, Матросов крякнул и обрубил его топором.
- Чоня, бежим на бак - якорь выбирать! - позвал Богдан и понесся было в нос по левому шкафуту, но уперся в штырь, торчащий из медведя, глаза которого о чем-то молили.
- Голоден мишка! - решил боцман и нырнул в тамбур, чтобы перебежать на правый шкафут. За клацнувшей железной дверью раздался печальный рев.
- Все же помочь животине надо! - передумал Матросов и с силой распахнул стальную дверь, за которой маялся медведь. Удар брони выбил штырь из его пасти.
- Спасибо! - раздалось снаружи.
Опешив от ужаса, боцман опасливо выглянул и... улыбнулся, увидев Чоню, гладящую зверя по голове.
- Спасибо! - повторила она. - Пошли, северный ужас, будешь якорь помогать выбирать! - сказала она медведю, который послушно поплелся за девушкой.
- Бак! Пошел якорь! - прорычали с ходового. - Осторожнее, цепь обледенела!
Загромыхав, железная гусеница медленно поползла вверх, но очень неуверенно, проскальзывая на брашпиле и обещая вот-вот сорваться.
- Чоня, накладываем стопора обратно! - взревел Богдан, видя убегающую цепь.
- Взять ее! - крикнула Човыхина, указывая пальцем. Умка открыл пасть и сомкнул ее на железе, пятясь задними лапами. Но цепь оказалась тяжелее - издав барабанную дробь, она быстро побежала в клюз, увлекая за собой исполнительного зверя.
- Хороший был моряк! - вздохнул Матросов, поднимая с палубы пустую белую шкуру, но тут же сообразил, - Калан пойдет на воротник; а сама шубка для моей Проси белая будет. По Хрещатику прометемся Тимошенке назло!

Якорь все же выбрали, дали малый вперед и, постукивая бортами о проплывающие льдины, пошли на выход. Когда же покатились увереннее и дали малый ход в горле залива, на ходовом мостике неожиданно заорали:
- Стоп машинам! Самый полный назад!
Корабль, разогнавший льдины и почувствовавший приближение открытой чистой воды, бодро бежал на неожиданное препятствие - тонкий малозаметный плот, сделанный из деревенского забора, на котором, встав в рост, вдруг возникли фигурки людей, размахивающие руками.
- Если это замполит, - подумал Биглярский, - то лучше бы мы не успели остановиться.
Но людьми оказались не открыватели Земли Санникова. Через три минуты, упираясь руками в наваливающийся на них нос «Заблудшего», бородачи в ватниках кричали, задрав головы:
- Возьмите нас с собой!
- А кто Вы такие, чтобы встать на довольствие? Нам самим жрать нечего! - яростно запротестовал старпом Собакин, умалчивая, что холодильные камеры битком набиты свежим моржовым мясом.
- Политзаключенные! Узники совести!
- Лучше бы это замполит оказался, - вздохнул Михаил Федулыч. - Поднять их на борт! Простите, Ольгателемоновна, Вы не возражаете?
- Нет. Действуйте!
Политмучеников подняли по шторм-трапу и разместили в кают-компании мичманов, где их отпаивала чаем добросердечная Онюта Украинцева. Биглярский сидел за столом напротив и ждал, почесывая свои красные набухшие уши. Поняв, что спасенные готовы говорить, он попросил их представиться.
- Гриша...Григорий Нахостен - Гаккен, - кивнул бородой лысый мученик. - Командир, Вы не пожалеете за этих людей. Каждый из них - Дом Советов. Вот Джэйкоб...Яков. Кстати, очень старый моряк. И где Вы такого еще лучше боцманмата видели!? Да их нет уже - все там. Яша складом в порту заведовал в Одесе, а посадили за совесть. Таки не разглядели в нем совесть гэбэшники. Вагон-то тот нашли...
- А Вас-то за что? - прищурился капитан-наставник.
- Таки так, ни за что...За математическое обоснование циркуляции объектов в пространстве.
- Простите, не понял.
- Ну, за применение математического анализа в игорном заведении. Командир, а куда следует этот корабль?
- В Магадан.
- Это окончательно, или решение может быть более демократичным?
- Не думаю.
- А разве в Сиэттле не более удобный причал для Вашего судна? И не пора ли сменить Ваш устаревший флаг? Хотя бы на голубой, Андреевский, для начала?
- Извольте не предлагать глупостей! Вы - мои пассажиры. Я не буду ограничивать Вас в перемещении по кораблю. Можете беседовать с экипажем, рассказывать им свои истории, но напоминаю, курс наш - на Магадан. Однозначно!

Корабль шел курсом на юг весь день. Заступив же в 04.00 на собачью вахту, Михаил Федулыч был крайне возмущен и удивлен - компас показывал на зюйд, но звезды говорили другое - «Заблудший» шел на восток - в сторону Америки. А когда под магнитным компасом нашли топор, узники совести ни в чем не сознались.

Шел четвертый год; корабль все плутал в океане, так и не приблизившись ни к одному берегу. Узники заперлись в нижних помещениях, одевшись в оранжевые спасательные жилеты, символизирующие наступление истинно демократических перемен в кубриках.
Спасательные шлюпки были объявлены ими частной собственностью, у топливных цистерн корабля появился единоличный хозяин. Когда его пришли арестовывать офицеры, политзаключенные захватили радиорубку и обратились с воззванием ко всему прогрессивному человечеству. Вскоре судно окружили иностранные танкеры, ожидающие откачки топлива с русского корабля на свой борт. Тогда Гоги Гойкодзыев заперся в продбаталерке - хранилище бортовых запасов сухого вина, объявив себя независимым. Он пел грустные песни и ругался по внутренней связи с командиром, требуя отдать ему еще и холодильные камеры с мясом. Богдан Матросов, подговорив Украинцеву, выгнал из машинного отделения Серегу Штанген-Циркалюка и устроил с Онютой незалежность в районе гребного вала. Теперь он поддерживал отношения только с Гоги и его вином. Капитан Биглярский все чаще подумывал об открытии кингстонов...
«Заблудшего» знобило...

Дневник невенчанной вдовы.
Продолжение 4...

2000 года.
Марина сладко потянулась и окончательно сбросив с себя остатки сна взглянула на Сергея. Он еще мерно посапывал, отвернувшись к стене.
- Вставай, нам надо сегодня успеть сделать кучу дел. - Марина толкнула его в бок.
- Марин, ну какие дела? Я с ребятами уже договорился! - Сергей недовольно поморщился.
- Сереж, нам надо уладить все формальности в Загсе, в этом, забыла, как называется... ну, где вдовам помощь полагается.
Сергей нахмурился. Не любил он эти разговоры, как будто его в его же дерьмо тыкали мордой.
- Марин, у него же другая жена, пусть не законная, но зато настоящая. Не поеду, я не клоун, и с ребятами давно...
Марина смотрела немигающим взглядом. «Ведьма» - подумал не без содрогания Сергей. «Точно, ведьма. Она меня одурачила. Сам бы я никогда. Никогда бы с ней не связался и не бросил бы Светку со Славиком.» Мерзкое чувство становилось еще мерзлее от сознания собственной трусости.
- Настоящая? - глаза Марины сузились и стали похожи на лезвия бритвы. - Она, гадина, у меня мужа увела. Настоящая... - Марина усмехнулась. - Это я настоящая, это я безутешная вдова. А она девка, просто дешевая девка. Никто. Недаром я ему развода не давала. Теперь пусть его сучка ублюдка рожает.
Сергея прошиб пот. Он знал, что она никого уже не родит. Он помнил, как Леший позвонил ночью ему в дежурку. «Серега, срочно машину! Любую, хоть броневик» Сергей почему-то сразу понял, что это для нее. Он вскочил в Уазик и помчался, почти не видя дороги. В квартире стоял стон, плач и запах крови. Она лежала скорчившись на полу, схватившись за живот и стонала. Такая неестественно маленькая, беззащитная, словно ребенок. Она не кричала, не звала на помощь, казалось, она, вообще, не понимала, что происходит. Видимо, в безумии свалившегося горя никто сразу не заметил, что произошло. Ее мать, Наталья Георгиевна, стояла перед ней на коленях и тихо шептала: «Витенька, сыночек, спаси ее, не забирай у меня». Сергей отодвинул всех и наклонился над ней. И она открыла глаза. На какой-то миг, на секунду. И его пронзила такая нечеловеческая боль, что сдавило горло. Он взял ее на руки, это оказалось так легко, и она была легкой, почти невесомой. Маленький гном. «За этого гнома я готов перевернуть мир, умереть и воскреснуть. И даже, если нам отпущен один день ценою моей жизни, это для меня не цена» Сергей помнил эти слова друга, которые он сказал ему, когда Сергей пытался его оборотить на путь истинный и не бросать семью. Он помнил его взгляд, в котором были боль и решимость одновременно. Сергей не мог понять, что в этой женщине особенного, того, что нет в других. Что в ней такого, что за нее его друг был готов на все. И вот она лежит у него на руках, маленькая, черная от боли и горя, постаревшая на целую жизнь, так пронзительно любимая и любящая, и он опять завидует ему, своему другу, даже еще сильнее, чем раньше. Завидует этой сумасшедшей, безумной, дикой любви - смертельной, безысходной, вечной.... Он уже хотел нести ее в свой Уазик, но тут как раз подоспела скорая, которую уже отчаялись дождаться.
Врач, пожилой, усталый мужик резко сказал: носилки. Живее, она умирает. Марине Сергей не сказал ничего. И не потому что иначе Леший с мужиками живого бы его зарыли. Просто он боялся прочесть в ее глазах торжество.
- Так ты едешь? - Сергей очнулся, вопрос был больше похож на приказ.
- Блин. - Выругался и хлопнул дверью в ванную комнату.
В Собесе стояла огромная очередь из бабушек, в конце которой сиротливо приткнулся Сергей. Марина тут же упорхнула что-то куда-то узнавать. Рядом присела опрятная старушка с морщинистыми руками и добрыми мудрыми глазами. Очередь двигалась медленно. Сергей думал о сыне Славике и бывшей жене Свете. Конечно, он не слишком хорошо с ними поступил, но не может же он вечно терпеть Свету, смотрящую на него преданными коровьими глазами. Да, рядом с Мариной толстая, простоватая Света проигрывала. Но почему-то сейчас ему стало очень не хватать ее простоты и преданности. Последний раз, где-то месяц назад, когда он навещал сына, он попытался по привычке что-то сострить по поводу нее, но вдруг наткнулся на такую отповедь, словно ушатом холодной воды окатили. Видно, ничто не бывает вечным, в том числе и женская любовь. Небось, нашла себе какого-нибудь! Почему-то эта мысль его разозлила. Погулять он всегда любил, и не отказывал себе в этом удовольствии. Тем более имея такую жену, как Света, даже конспирироваться было не нужно особо. Но в тот раз все вышло иначе....
Марина позвонила ему сразу после ухода мужа. Света, доверчивая, глупенькая Света, сама просила его съездить, поддержать, помочь брошенной женщине. Эх, Светка, Светка, ты же сама меня в кровать к ней подкладывала, своими же руками. Конечно, Сергей понимал, что Марина все это делает назло мужу, но похоть, видимо, взяла свое. Марина, несмотря на то, что выглядела безутешно, все хладнокровно просчитала. Она была весьма технична в постели и вытворяла такое, о чем его Светка даже и помыслить не могла. Она опутывала его незаметно и умело, привязывала, как паук жертву. Он и сам не заметил, как влип. Как неожиданно история получила огласку, скандальную и грязную. Такую, после которой уже нет пути назад. Света рыдала, друзья недовольно морщились, а Марина...Марина торжествовала. И он ушел, ушел, отвернувшись от молящих Светкиных глаз, заткнув уши от плача сына, ушел, понимая, что ведет себя как последнее чмо. А зачем...Если быть до конца честным с собой, ему хотелось ту запретную женщину, к которой ушел его друг. Было в ней что-то, на что ведутся мужики. Он даже попытаться за ней волочиться, еще до того, как они с его другом стали жить вместе. И получил жестокий отказ, не сказать посыл.
Старушка что-то спросила. Он не расслышал, но повернулся в ее сторону.
- Сегодня только до трех? - повторила бабушка.
- Не знаю...Наверно...
- Опять, значит, не успею...- старушка досадливо махнула рукой.
- Вы б пораньше приходили. - зачем-то ляпнул Сергей. - К открытию
- Не могу я, сынок, - бабушка странно захлопала глазами, будто в них попала пыль...- Внучок у меня один, пока в садик отведу, хожу-то медленно.
- А что родители... - Сергей сам не мог понять, зачем ведет этот разговор, но внутри что-то заныло.
- Зять погиб, а дочка опосля слегла, да так и не встала.. - бабушка тихонько заплакала А Петеньке только 5-й год. И что с им будет, когда помру...
В голове словно стучали тяжелые молоты. Сергей смотрел на старушку и был готов завыть. Нет, не от жалости, а от ненависти к себе. Перед глазами встала больничная палата, восемь коек, она лежала на белых простынях какая-то неживая, с застывшим взглядом. Ей уже сказали, что она потеряла ребенка и, наверно, уже не сможет иметь детей. А она словно и не слышала их. Лежала безучастная ко всему. Леший толкнул его в бок. «Надо сказать ,что гроб доставили, завтра хороним.» «Спятил?» Сергей разозлился. «Двоих сразу хочешь похоронить? Она же одной ногой на том свете. Ей нельзя говорить и идти ей нельзя.» «Слышь, братан.» - в голосе Лешего зазвучал металл. -« Не сказать, значит, предать их обоих. А я предавать не обучен. Не знаю, как ты» Сергей вздрогнул, как от удара. Он знал, на что намекал Леший, на его связь с Мариной. Ребята эту связь, мягко говоря, не одобрили. Хотя какое их собачье дело! Сами святые что ль. Да и покойный друг, разве он не оставил семью? Только его почему-то никто не осудил, у него, вишь, великая любовь. Тьфу, Сергей почувствовал отвращение к самому себе. Нет для него оправданий. Для них, отверженных, проклятых, изгнанных есть, а для него вот нет! Леший подошел к кровати. У Сергея сжалось сердце. Это было равносильно контрольному выстрелу. «Гном, завтра похороны. Тебе, наверно, не следует идти...» -голос Лешего стал нерешительным и робким. Она посмотрела на него и, с трудом разжимая губы, прошептала: «Во сколько мне собраться?» До сих пор Сергей так и не понял, показалось ему или и вправду в глазах Лешего появились слезы. « В 11...Я сам за тобой приеду.» Эти похороны Сергей не забудет никогда. Стоял вой и крик. Марина, неожиданно возлюбившая прежде ненавистную свекровь, вместе с ней голосила и бросалась на гроб, отец воздевал руки к небу и требовал возмездия. Подъехал Леший, ребята зашевелились, оттесняя всех от могилы и образуя коридор. Ей помогли выйти из машины. Сергей был потрясен. Она стояла совершенно спокойная, очень бледная, без слез и причитаний. Только идти не могла без помощи. Ее поддерживали с двух сторон, и Леший шел для страховки сзади. Невероятно, ведь еще вчера она не могла даже подняться с кровати. Он же видел, она была полутрупом. И невозможно поверить, что это ее только что вытащили с того света. Она подошла, погладила дрожащей рукой стенку открытого гроба, наклонилась. Над кладбищем повисла тишина. Ее губы беззвучно двигались, но никто не слышал слов...Она поцеловала его и подалась назад. Гроб заколотили и стали опускать. И тут Сергей увидел, что она падает. Туда, в зияющую дыру могилы. Леший успел первым. Он и Гошка с двух сторон подхватили ее, она была без сознания...

Продолжение следует...