БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-19 или «море зовёт»

Вахту ВИМа (вахтенного инженера-механика - прим. Авт.) вряд ли кто-то рискнет назвать синекурой. Сбивчиво-неразборчивые доклады с постов, нетерпеливо-ворчливые окрики с ходового, слёзно-жалостливые просьбы «пассажиров», переходящие в неприкрытый шантаж и угрозы немедленной физической расправы, залихватски-прыгающие стрелки множества циферблатов (куда, ну куда она полезла!), нахально-подмигивающие разноцветные лампочки (краем глаза надо бы видеть еще ту и вот ту, ну и эту), и гул турбины почему-то сменил тональность, и где, черт возьми, эти 50 тонн топлива?, и..., и постоянное ожидание ТОГО САМОГО, что может превратить расчудесный боевой механизм в кусок ржавого железа на дне, и боязнь его пропустить, не успеть во-время отреагировать, куда большая, чем страх с ним не справиться.
Но бывают, хотя и чрезвычайно редко, моменты, когда ВИМ всё же может позволить себе сладко потянуться, пройтись вразвалку по ПЭЖу (- Старшина, спишь? Что тут у тебя в столе? Вечный бардак. Журнальчики почитываем на вахте?! Ну-у-у!!!... Давай сюда) и удобно устроившись в Кресле ВИМа погрузиться в неторопливое поглощение хоть и не последних, но еще неизвестных новостей.
Такая вахта досталась комдиву живучести капитан-лейтенанту Василию К. во время стоянки на якоре в 15-минутной готовности к даче хода. Газотурбогенераторы исправно генерировали, холод-машины - холодили, опреснители - опресняли, насосы - качали, компрессоры - нагнетали и даже матросы не матросили, а старательно служили.
До смены оставался еще час, и комдив листал старый журнал из незапоминающейся серии «Обо всем и ни о чем». На предпоследней странице он обнаружил статью под заголовком «Про ту жизнь». Автор статьи кратко излагал основы ведических законов кармы и реинкарнации и предлагал читателям методику, с помощью которой человек якобы мог определить, кем он был в прошлой жизни. Методика была чрезвычайно запутана. С помощью множества математических действий и численных сопоставлений в неразрывную цепь сплетались как традиционная для гороскопов дата рождения, так и рост, цвет глаз и волос, количество детей в семье, предпочтения в музыке и еде и масса других самых неожиданных характеристик. Получившееся в результате число по приведенной ниже таблице освещало тёмное прошлое вычисляющего. Причем фантазия составителя этой таблицы также не имела границ, и наряду с безобидными бабочками и растениями, противными пауками и рептилиями, героическими римскими легионерами и индейскими вождями значились загадочные «Красный поток», «Огненный дракон» и другие еще менее понятные названия.
Журнал был уже прочитан от корки до корки, а срок смены всё не наступал. Забыв на время о своем агностицизме, комдив вооружился карандашом и засел за расчеты. Его упорство было вознаграждено по достоинству. Напротив получившейся цифры в таблице из более чем пятидесяти строк значилось убийственное: «В прошлой жизни вы были МОРЯКОМ». ВИМ застыл в трансе.
- О чем грустим, Василь? - в ПЭЖ ворвался долгожданный сменщик, жизнерадостный командир электро-технической группы.
- Не, ну ты это видел? - жаждущий сочувствия комдив подвинул листок с расчетами.
- А что? - групман мельком заглянул в журнал, - Всё ясно. ТЕБЕ ПОНРАВИЛОСЬ!

Стоять!

«Что «в машине!»? Я всю жизнь в машине.
У меня такое впечатление, что на мостике все - гады!»
М. Жванецкий «Одесский пароход».

Наш допотопный СКР в конце далеких шестидесятых представлял собой высший полет технического гения советского человека - строителя коммунизма. Одним из крутых тогда девайсов был МИШ - механизм изменения шага гребного винта. Состоял он из огромного «черного ящика», вращающегося вместе с гребным валом, ручки управления, от которой в глубины механизма вел хитрый гидравлический привод, и вахтенного матроса, двигающего эту ручку по команде из ПЭЖа (Пост Энергетики и Живучести). Дистанционное управление механизмом предусматривалось, но к концу восьмидесятых уже не работало, поэтому во время выхода в море на матрасе над гребным валом, в невообразимом грохоте постоянно возлежал вахтенный моторист. Услышав по трансляции команду, скажем, «МИШ два», он сдвигал ручку на соответствующее деление. Угол поворота лопастей винта изменялся, и корабль менял скорость, либо давал задний ход, а матрос возвращался в состояние трансцендентальной медитации.

Моторист Леха был командиром боевого поста МИШ. В тот день корабль благополучно встретил возвращавшуюся с боевого дежурства подлодку и сопровождал ее в базу, согласно заведенному порядку. Заветная ручка стояла на делении 2,5, сиречь «Полный вперед», команд не поступало давно, и к концу третьего часа вахты Леха устойчиво пребывал в состоянии самадхи.

Вдруг сквозь грохот до его слуха донеслось: «МИШ два! МИШ полтора! МИШ ноль!» и дальше скороговоркой «МИШ минусодинминусполтораминусдваминусдвасполовиной!». За два года службы такого на Лехиной памяти еще не было. Оттягивая ручку на себя и слушая нарастающий жуткий скрежет, он бормотал универсальную защитную мантру: «Ну бля щас точно наебнется ну точно бля пиздец ваще.»

С чем можно сравнить такую ситуацию? Представьте себя за рулем машины на трассе, на скорости 120 км/ч. Аналогичного эффекта можно достичь, утопив в пол педаль тормоза, вытянув до отказа ручник и тормозя подошвой левой ноги об асфальт через распахнутую водительскую дверь.

Пронесло. То ли мантра оказалась действенной, то ли советская техника была сработана на совесть, но клина и прочих неприятностей не случилось. А вскоре поступила команда плавно вывести МИШ на «плюс два», и корабль проследовал в базу.

Леха был по натуре молчалив, и, сдав вахту, вопросов никому не задавал. Но разговорчивый рулевой из БЧ-раз, отстоявший вахту на мостике, зашел в гости в кубрик БЧ-5 и поведал, как было дело. Шли мы себе, никого не трогая, со скоростью двадцать узлов, как вдруг метрах в ста прямо по курсу образовался характерный бурун. Из него быстренько показались антенны и прочие прибамбасы, и на свет божий, как здоровенный черный половой орган, поднялась рубка подводного ракетного ети его мать атомного крейсера проекта «Ленинский Комсомол». Команда, которую услышал Леха, была приблизительным переводом на доступный технике язык вопля командира, который, видимо, был слышен в ПЭЖе и без трансляции: «Лево на борт!!!! Стоять, механик, стоять!!! Самый полный назад @#*@**##!!!!». Успели затормозить.

По возвращении в базу история имела продолжение. Отделение «ушастых» - гидроакустиков в полном составе было переведено на неделю в трюмные машинисты. С категоричной формулировкой: «В трюма! Под пайолы! Чтоб по горло в дерьме! Круглосуточно!».

Вроде отгремели "Дни военных" всех родов и видов, и незаметные, и буйные, а до общего еще далеко... но остается вечная тема. Употребив вот только что изрядно пива, решил я рассказать вам старую историю на тему, которую исчерпать на флоте невозможно, как невозможно исчерпать щербатой кружкой технический спирт в закромах Родины. Морали никакой нет, просто жизнь. Иногда это лучше всякой морали. Вот она:

ДЕНЬ НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА

Есть у нас такая традиция - мордой в салат. Не то, чтобы постоянно, но через это дело прошел каждый русский морской служивый. Страшного ничего тут нет - ты весело напиваешься, потом столь же весело себя ведешь, прыгая по ситуации: то по столам со стульями, то вокруг елочки - ух, как мы на Новый год нажрались-то! - или, например, через фальшборт. А потом, наутро, смотришь - остальные, кто может коситься, все косятся - ну ты вчера дал! А чё дал-то? Вернее, чё я-то? Вон ЗНШ всем проходящим дамам говорил покровское "ой, какие документы!". И проверить пытался. Документы. А я-то - так...
На прошлый год случилась такая оказия. Собирали одного меха в отпуск. Как раз под Рождество. Ну, он дела-то сдал, деньги получил, и хотел было ускользнуть - лететь далеко, в Омск, что ли. Однако, поймали. Он только: "Ребята, помогите вещи-то собрать, у меня самолет через три часа". А мы ему - да ладно, не бойся, давай начнем, а вещи соберем по ходу.
И начался керогаз. Кирогаз. Бронебойный, так сказать, потому что закуски у меха дома было мало. А в Омске его ждали жена и теща. И мех купил подарки и той, и другой, на Рождество и Новый Год, и заботливо завернув их, положил на видное место. А где у него видное место, не сказал. Сказал только, что подарки надо положить наверх, чтоб не помялись. И что их много.
И вот когда стало ясно, что мех сам уже годится только для исполнения требований РБЖ НК-82 в качестве раздвижного упора, и вот-вот его статус в этом деле упадет до уровня ленточного бугеля, а также после осознания, что самолет уже почти взлетел, начались экстренные сборы под руководством, как обычно, старпома.
Старпом, он, конечно, несовместим с частым оставлением корабля. То есть, освобожденный от тесных объятий железа, старпом все равно остается человеком деятельным, ибо привычка для русского человека - все. И старпом, если он старпом, тут же вспоминает про задушенную не до конца инициативу и берет все в свои руки. Поэтому либеральный, душевный командир - это в прошлом старпом, которому случилось выпустить пар осмысленной деятельности, совершенно невозможной в строгих рамках Корабельного Устава.
Так что, старпом командовал, мы подчинялись. Все было сделано быстро и эффективно, все успели куда надо.
Когда самолет сел в Омске, мех, наконец, проснулся. Томный голос стюардессы сообщил, что за бортом минус тридцать семь, без осадков. Мех отстегнул ремень и принялся возиться с молнией куртки, которую заело попавшей в нее майкой. Между курткой и майкой, как оказалось, на всем протяжении торса, ничего нет. Немного напуганный перспективой неожиданного открытия, мех закутался в куртец и, шатаясь, прошел на выход.
А от кромки летного поля ему махали теща и жена.
Прямо на здоровенной меховой сумке с пристегнутой багажной биркой, смущенно улыбаясь, лежал промерзший букет алых роз, в глубине которого скукоженно молчала промасленная бумажка с твердым почерком старпома: "Это теще". Впитав в себя все здоровье высоты восьми зимних километров над русской землей, букет в принципе был готов к забиванию гвоздей непосредственно в бедную мехову голову.
Сволочи, да? Вот ведь сволочи - думал идущий прямо в распростертые объятия мех, проворачивая тяжело ухающие мысли. Хорошо хоть, подарки привез. Вон какая сумка тяжелая.
И молния, молния на сумке, весело вжикнув и подмигнув меху на морозном солнышке, пропустила заинтригованных женщин к средоточию родственной заботы защитника Отечества.
И фраза, которая была сказана сразу вслед за "вжик":
"Мама, это - Вам!"
Огромный вес. Большой объем.
1.Четырнадцать полных комплектов стиранного постельного белья снизу, вдоль стенок, справа и слева.
2.Тяжеленный замызганный перфоратор с обломанным сверлом в венце композиции.
Ну? А вы говорите - да что они, эти военные, еще и в КВН умудряются играть?
Как видите - умудряются. Им, собственно, не надо даже играть. У них вся жизнь как голосящий двуглавый цыпленок табака на воротах КПП. Кому-то грех, кому-то смех, а кто-то просто плечами пожмет. Военный коллектив спьяну в состоянии поставить любой балет. Это жизнь.

БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-17 или «испорченный телефон»

Корабль ощутимо качало, но это ничуть не мешало трем лейтенантам, собравшимся в 63-й каюте. Это были уже настоящие ЛЕЙТЕНАНТЫ, а не сияющие выпускники, поднявшиеся на борт «паркетного» крейсера всего четыре месяца назад. Все они уже давно сдали зачеты на допуск к самостоятельному управлению своими подразделениями, во-всю «тащили» дежурства и вахты на стоянке. Впереди оставался последний барьер - допуск к несению ходовой вахты, с которым предстояло разобраться за время выхода в море. Однако на столе громоздились не конспекты, руководства и методички, а бутылка коньяка и немудреная закуска. И разговоры велись совсем не о правилах расхождения в море или порядке дачи пробных оборотов, а в основном о виновнице торжества - дочке одного из офицеров, которой в этот вечер исполнился ровно годик. Началу же мероприятия мешало отсутствие четвертого товарища, который вот-вот должен был смениться с вахты.
- А вот и я! - ворвался в каюту запаздывающий командир ГОПО (группа освещения подводной обстановки - прим. Авт.). Но общая радость тут же омрачилась заливистым звонком телефона.
- Черт, наверняка наш бычок (командир боевой части - прим. Авт.). Сейчас выдернет к себе в каюту и битый час будет вопросами по зачетам пытать! - огорчился комбат «Форта» (батарея ракетного комплекса - прим. Авт.), хозяин каюты.
Звонок продолжал звенеть, лейтенанты переглянулись, и... трубку поднял акустик.
- Командир ГОПО лейтенант Тетерев! Слушаю!... Да что вы, я в своей каюте. Я ж только с БИЦа сменился, дублером стоял. Вы ж в курсе должны были быть...Ну при наборе ошиблись, бывает, - лейтенант положил трубку.
Телефон тут же вновь зазвонил. Теперь ответил трюмный.
- Командир трюмной группы лейтенант Курганов! Алло? ... У себя, а где ж еще?... Диск при наборе сорвался, бывает, - трубка ответила короткими гудками.
Надо ли объяснять, что в третий раз на телефонный звонок ответил лейтенант-штурман.
Телефон помолчал пару минут. Четвертого «автоответчика» пришлось срочно вылавливать в коридоре. Мичман-финансист с полуслова все понял и с удовольствием подключился к игре.
- ...Да что вы, сижу в своей каюте... У меня же номер с тройки начинается. Уж вы-то, Николай Николаевич, должны помнить... Говорите, не в первый раз? Это электрики виноваты. Всё шило выпивают, а КАТС годами без регламента... Ничего, будет нужда - звоните.
Телефон молчал подозрительно долго. Хозяин каюты всполошился:
- Сейчас он сам придет! Я - на пост. Вы - к Лешке в соседнюю каюту, - и с дикой скоростью растворился в кормовых коридорах. Лейтенанты заскочили в соседнюю каюту и прильнули к двери.
Через считаные секунды дверь 63-й каюты содрогнулась от мощных ударов кулака:
- Родинов! Открой! - затем напор сменился неуверенностью, - Родинов, ты там? Р-о-д-и-н-о-о-в...
- Искали, тащ? - с деловым видом с кормы подошел комбат.
- Ты, это.., - К-2 («ка-два», командир БЧ-2 - прим. Авт.) запнулся, - у тебя телефон работает?
- Конечно! Вот с поста звонили, ходил - журнал забрал, наработку подобью.
- А-а-а,...а я что-то дозвониться не мог. Черт знает куда попадаю...
- Ну при наборе ошиблись, бывает, или устали...
- ОШИБСЯ!!!??? - взревел бычок и уже тише добавил, - или устал,... или..., - и совсем уж потухшим голосом пробормотал, - Занимайся журналами, лейтенант. - повернулся и ушел.
А 63-я каюта вновь наполнилась лейтенантами, и телефон им уже не мешал.

Сантехник.
Продолжение, начало в выпусках 471-473.

Граната
- Почему рядовой Худайбердыев не имеет отметки о принятом зачете по обкатке гранатами? - спрашивает нас комбат.
Комроты еще лежит в госпитале и подобный вопрос задать мне и комвзвода может только комбат. Мы одновременно вздрагиваем, я начинаю массировать подергивающуюся щеку, а старлей делает умоляющее лицо. Его глаза приобретают знакомое мне выражение глаз рядового Худайбердыева.
- Товааааааааарищ майор, - канючит командир взвода, - Разрешите...
- Товарищ старший лейтенант! - я с интересом смотрю на раздувшиеся крылья майорского носа, и мне кажется, что я вижу в ноздрях ревущее голубоватое пламя как на горелке автогена, - Не пререкаться! Человек должен уйти в войска полностью обученным. Выполнять. Два дня срока вам даю.
Замираем по стойке смирно, разворачиваемся синхронно и выходим. За порогом кабинета доходит смысл сказанного комбатом, и меня начинает трясти крупная дрожь. Лицевые мышцы расслабляются, и на лицо наползает проклятое умоляющее выражение.
- Товарищ старший лейтенант, - с этим идиотским выражением и трясущимися губами, - Как же нам его... Кому ж на себя брать такое?
- Тебе, Татарин, тебе и только тебе... Сегодня давай учебными, завтра дадим ему РГД-5 кинуть и все. Ничего, - успокаивающе хлопает он меня, гладит по плечу и быстро, как бы стыдясь своего бессилия что - либо изменить, уходит.
В мою душу закрадывается холодная злость, и я даже начинаю насвистывать "Прощание славянки" для дальнейшего возбуждения ярости. Иду в роту, беру запалы, учебную болванку, помощника, Худайбердыева, и мы направляемся в тир.
На мое удивление Худайбердыев все понимает и кидает гранаты лихо и, в общем-то, на приличную дистанцию. Прогоняю его через все упражнения, и с веселым настроением мы возвращаемся в казарму.
- Как Худайбердыев? - спрашивает меня старлей.
- Представляешь, ничего не случилось! Он даже никому по голове не попал!
- Ну вот, видишь, - расцветает старлей, - А ты нюни распустил. Ну, ладушки, завтра один раз кинуть и всё!
Кинули. Из поясного окопа. Худайбердыев взял кругленькое тельце в правую руку и потянул кольцо. А усики разжать забыл. Тогда, держа в левой кольцо, он правой их разогнул, и тяжелая граната соскользнула с кольца. Раздался щелчок предохранителя, и эргэдэшка упала к нам под ноги в окоп. Худайбердыев завизжал.
Это был не ординарный, раздирающий душу и голову визг. От визга у меня сразу помутилось в голове и заложило уши. На грани сознания я успел выпрыгнуть из окопа, одной рукой выдернуть визжащего Худайбердыева и упасть на него сверху. Из окопа плеснуло жаром, землей и осколками. Отбарабанили по каске и спине камушки и песок. Оглохший я встал и начал отряхиваться, глуповато улыбаясь дрожащими белыми губами. Поднял и стал отряхивать Худайбердыева, стараясь не смотреть в его виноватые глаза.
Подбежали офицеры. Заорали на нас оглохших и перепуганных. Я обреченно махнул рукой и пошел на трясущихся ногах к фельдшеру:
- Слушай, Димка, что-то сердце у меня сдавать стало. Плесни мне чего-нибудь?
Он молча протянул кружку со спиртом и всё же не удержался от вопроса:
- Худайбердыев?
Я, пережидая накатившую спиртовую судорогу, зажмурившись и впившись носом в рукав, кивнул. Он, сочувственно вздохнув, налил еще.

Продолжение следует.