Это мой первый опус.
А история приключилась смешная. Служил я в то время в Бр РЗК, на каком флоте - говорить не буду. Мичмана, как известно, народ ушлый - на...ть начальника - святое дело. Ну вот, мы и решили с корешком (спец. СПС) на боевой попить шила, благо, повод был. Все было организовано в лучших традициях - закусочка, спирт разведенный 5% глюкозой (у доктора вымутили), кофеек, заваренный на две персоны, ну и т.д. Да, забыл сказать, потреблять мы это собрались в посту СПС - место жутко секретное и доступ туда только в троих человек, т.е командир, старпом и непосредственно спс-овец.
Далее события развивались так. Игорь звонит мне в каюту и говорит, что все пучком, все готово, только нужно хлеба захватить. Захожу в кают-компанию, беру хлеб и поднимаюсь к Игорю. Но ума не хватило обойти по другому борту, вот и поперся напрямую мимо каюты старпома.
А старпом у нас личность еще та - сам квасит по-взрослому, а народ держит в ежовых варежках. Естественно, он эту тему просек (ну как же, грубейшее нарушение режима секретности) и решил взять нас на горячем. Только мы сели - звонок в дверь. Игорь глянул в глазок - старпом. Что делать, влетели по полной. Делать нечего, открываем. Я становлюсь за дверь, старпом ураганом влетает в каюту, я за его спиной проскальзываю в коридор, Игорь изящно ногой захлопывает дверь. Все. Финита ля комедия - каюта пуста, посторонних нет, нарушения режима нет. Мы все в белом. А дальше начинаются поиски посторонних в каюте. Открываются шкафчики, раздергиваются шторки. Результат нулевой. Старпом садится за стол, и не замечая накрытой поляны на двоих, со стоном говорит: "Ну я же видел, как он зашел! Неужели четвертый месяц боевой сказывается?!"
Спустя время, он, конечно, все узнал, но над ним потешался весь экипаж. Санкций не последовало.

Слава богу, не война

Ранним и туманным утром навстречу двигалась военная колонна. Перед ней, сгоняя с дороги немногочисленные еще грузовики и легковушки, отчаянно сигналя сиреной, ехал «уазик» военной автоинспекции, удирая от наседающего «Урала». В кузове грузовика сидели, сжимая между колен автоматы, солдаты в полевых «комках», поверх которых топорщились угловатые бронежилеты. Сразу вспомнилась эта тяжелая и жутко неудобная военная хреновина, норовящая то сползти на одну сторону при беге, то зацепиться при переползании за выступающий корень дерева. Дурацкие застежки-липучки тоже хороши... пока новые, а затем перестают держать, и из обшивки жилета начинают сыпаться на землю металлические пластины. Спецназовские и милицейские бронежилеты не в пример удобнее.

«Стрельбы, наверное» - подумалось, пока дымящие и грохочущие «Уралы» тянулись мимо. За «Уралами» проскочили два автобуса с военными номерами, тоже набитые людьми в камуфляже, причем среди солдат и офицеров мелькнуло несколько женских голов. Штаб или санчасть. «Может быть, учения. Точно учения». Колонна между тем и не думала заканчиваться, и по коже побежали нехорошие мурашки. Следом за автобусами катились два «Камаза»-самосвала, а потом — машина связи, цистерна топливозаправщика, следом уже вовсе незнакомые агрегаты. Некоторые выглядели так, как будто много лет не покидали ангары. Наконец, показались два ветерана ЗиЛ-157, которых тянули на жесткой сцепке более «молодые» 131-е. Ржавые кабины, голые, без кузовов рамы, лысые, потрескавшиеся от старости покрышки. Мурашки превратились в громадных ледяных тараканов. Часть выходила ВСЯ, до последнего автомобиля, торопясь покинуть город, и я хорошо знал, что это может означать.

Читатель! Если тебе не довелось бывать в автопарке обыкновенной воинской части, то знай: автомобили в нем как правило делятся на три категории. Первая — это самый подвижный транспорт, который эксплуатируется ежедневно или по крайней мере часто. Командирский «уазик», санитарная «таблетка», продуктовый фургон — все они «ходят» постоянно и выглядят соответственно. Вторая категория — машины, хоть и готовые к выезду, но реально в повседневности не используемые. Они стоят чаще всего во второй линии, раз в полгода-год их заводят, проводят обслуживание, смазывают. И третья категория — машины-инвалиды, которые хоть и числятся на балансе части, но ездить самостоятельно уже не могут. В мирное время для поездки на стрельбище, в караул, в подшефный колхоз на уборку свеклы никто и не подумает тревожить покой этих «старичков». В крайнем случае, воспользуются автомобилями второй категории. И только в одном случае выводится весь парк, вне зависимости от состояния машин. Автомобили, лишенные двигателей, коробок передач, со снятыми топливными баками тянут на буксире. Этот случай называется - «боевая тревога».

Это означает, читатель, что где-то поблизости появилась на свет и начала быстро набирать полноту пушистая полярная лисичка. Началась война с Буркина-Фассо. Авиация ваххабитов высадила десант на Красной площади. Американские боевые кроты прорыли туннель сквозь «шарик» и взорвали дачу министра обороны. В любом случае, это серьезно. Тогда у дежурного по части звучит в трубке короткое «Три тройки, выполнять немедленно!», и начинается отсчет времени. Есть свой норматив, чтобы поднять по тревоге личный состав, одеть, вооружить и вывести на улицу. Есть норматив и у водителей, чтобы выведенный личный состав уже ожидали машины. И есть норматив у всей части, чтобы покинуть место постоянной дислокации и примчаться сломя голову за город в известную только отцам-командирам точку сбора. Города — это мишени, по городам придется основной удар, поэтому — скорее, скорее прочь!

Разумеется, бывают тревоги и учебные, и гораздо чаще. Но учебная тревога — не боевая. Там все как по-настоящему, но все же не совсем по-настоящему. По учебному сигналу никто не станет опустошать оружейные комнаты и склады продовольствия, и никто не станет вытаскивать из дальних закутков ангаров мертвые автомобили. Просто ни к чему все это. Просто это — отчасти, но все же игра. Игра взрослых детишек в «войнушку». И как бы ни были все раздражены ранней побудкой (все тревоги почему-то объявляются за час до команды «подъем»), все равно на лицах нет-нет, да и промелькнет азартная ухмылка: играем, братцы! Бойцы же в автобусах и «Уралах» выглядели суровыми и сосредоточенными, и это пугало. Вот так и возникает паника, наверное. Я включил радио, пощелкал каналами — всюду успокаивающе звучали напевы русско- и англоязычной попсы, плоско хохмили диджеи, передавали прогноз погоды. Нигде не было того, что я надеялся не услышать и боялся услышать — обязательного предупреждения для гражданских «Внимание всем».

Въехал в город. Не выли сирены, не суетились в панике люди, на посту ГАИ привычно «шмонали» длинную как удав фуру с номерами соседнего региона. С соседями у нас «любовь» - их гаишники «любят» наших водителей, наши отвечают взаимностью их водителям... Черт, да чего я испугался, что сам себе придумал? Обычная колонна, мало ли куда, мало ли зачем. Наверное, туман так действует или... «Мама!» Шутка. Мысль была другая, менее цензурная. На мгновение показалось, что это уже ВСЕ, бросило в пот, обледенели впившиеся в руль пальцы, потому что... Потому что между кирпичными боками пятиэтажек прямо в глаза мне сверкнул кипящим расплавленным золотом надземной ядерной вспышки шарик восходящего солнца. Тьфу ты, померещится же! Нервишки бы проверить...

Что было дальше? Не знаю — как не знаю и того, куда и за какой надобностью катилась-ползла по дорогам та странная колонна. Что-то, наверное, было. Твердо знаю одно: если ты, читатель, сейчас видишь перед собой этот текст на экране своего компьютера, значит, пушистой полярной лисичке не судьба. И это, слава богу, не война.

Однажды лейтенанта Смирнова посетили инопланетяне. Случилось это в самые тяжелые дни злополучного 1942-го года. Лейтенант сперва принял полупрозрачных светящихся гостей за ангелов и очень огорчился: он был коммунистом и считал, что бога нет. Но ситуация быстро прояснилась. Завязался разговор.

- А на вашей планете прогрессивный строй? Уже, наверное, коммунизм?

- Типа того. Не жалуемся.

- Хорошо вам. А у нас сами видите, что твориться. Помогли бы... Какую-нибудь электрическую пушку дали, или чем там на других планетах воюют. Американцы-капиталисты, и то что-то присылают. А, товарищи?

- Нельзя. У нас законы запрещают вмешиваться в естественное развитие других цивилизаций.

- Зачем вы тогда к нам прилетели, черти зеленые?!

- Опыт проводим. Машину времени испытываем. Слышали про такую?

- Да. Уэллс...

- Примерно так, только на миллион лет у нас мощности не хватает, достаем пока лишь до... Как там это по вашему исчислению? Сорок два, минус поправка... До 2010 года. Хотите побывать в будущем? Мы-то сами не можем: машина переносит только материальные тела, а наша раса после Третьей Великой Реформы как бы немного не совсем материальна...

- Ладно. Кто же не хочет посмотреть на коммунизм? Только к утру назад верните, мне ещё воевать...

- Вернем ровно в ту же секунду, не беспокойтесь. Для вашей безопасности будете путешествовать в особом, как бы это сказать... коконе. Для людей будущего вы станете невидимы и неосязаемы. Кокон также позволяет быстро перемещаться в пространстве. Готовы? Смотрите на зеленый огонек, сейчас будет вспышка...

...............................................................................................

Лейтенант быстро понял, что на коммунизм посмотреть не получится. Никакого коммунизма в будущем просто не оказалось. Местность, которую хронопутешественник покинул в 1942, и в 2010 оставалась столь же дикой и пустынной. Земля не обрабатывалась, вдали виднелись какие-то заброшенные постройки и ржавеющие остовы сельскохозяйственной техники. Смотреть тут было не на что. "В Москву!" - скомандовал лейтенант кокону и действительно перенесся в Москву.

В столице стало ясно: войну все-таки выиграли немцы и прочие фашисты. Лейтенант догадался об этом по царским трехцветным флагам над казенными зданиями. Правильно политрук говорил, что немцы хотят вернуть власть белогвардейской сволочи. А вот с разрушением Москвы он погорячился: город вполне себе стоял, и даже заметно вырос в размерах. Улицы были забиты множеством автомобилей (увы, не летающих, а обычных). Иногда их расчищали, и по пустым дорогам проносились черные лимузины, судя по эмблемам - "Мерседесы". Простые водители и пешеходы смотрели на них со страхом и неприязнью. Видимо, гауляйтер едет, или сам фюрер с визитом.

В центре почти не было надписей на русском языке - сплошь латинские буквы. Зато обнаружилось множество нищих, бродяг, увечных попрошаек. И даже дети среди них... Пьяницы... Проститутки... Какие-то смуглокожие азиаты в оранжевых робах убирают мусор. Горожане равнодушно обходят их. Рабы, должно быть. Расовая теория в действии. Храм Христа-Спасителя - вот ведь чудо - стоит как ни в чем не бывало, при нем толпа народу, подъезжает толстый поп на черном "Мерседесе", старухи впадают в ажитацию... А вот кто-то собрался заявить протест, вышел на демонстрацию. На них набросились громилы в серой форме - не поймешь, местные полицаи или сам вермахт. Старика с плакатом ударили дубиной, повалили на землю... "Глупо это, - подумал лейтенант, - Фашистов плакатами не победить. По-другому надо. Организовать партизанские отряды, добыть оружие..." Путешественник вздумал было зайти в книжный магазин, чтобы разобраться - как страна дошла до такой жизни. Но при виде обложек исторической литературы - "Октябрьский переворот: как жиды убивали Святую Русь", "Славный боевой путь дивизии СС "Gewalttäter" - беднягу замутило, и он бросился прочь. А вот другой магазин, торгует странными приборами - движущееся и говорящее цветное изображение на стеклянном экране. Толковая штука, как личный кинотеатр в каждом доме. На экране мужик с мерзкой уголовной рожей, но в солидном костюме - рассказывает, сколько и чего удастся в следуещем году из страны вывезти: больше нефти в Германию, больше газа в Италию, больше руды в Японию... Ясно, победители грабят "восточные территории".

Инопланетяне не обманули: лейтенант вернулся в тот же момент, из которого стартовал.

- Ну как будущее?

- %$"&#N!!! Фрицы победили...

- О... Это большая трагедия.

- А вот хрен им! Ничего ещё не кончено! Будущее можно изменить! Мы ещё победим, мы все исправим...

.....................................................................

Погиб лейтенант Смирнов в 1945, немного не дойдя до Берлина. Он умирал счастливым: ничего у фашистов не вышло, инопланетяне показали неправильное, ложное будущее, Германия пала, и тот страшный и дурацкий мир 2010 года не воплотится, вместо него будет светлое будущее, правильное будущее... Не увижу... Жаль... Темнота...

утащено отсюда http://yakobinets.livejournal.com/37516.html?style=mine&mode=reply

Если царапать только о прыжках, получается уж очень однобоко.
Проведенные за защитой и сбережением легких планеты годы действительно слились во что-то такое зеленое, однотонное и однообразное. Но бывает кое-что выделяющееся из общей мути.
Первый прыжок! Первый поцелуй. Первый производственный! Первая любовь. Вторая любовь. Третья... Как их забыть!
Где-то в этом же ряду и первое зависание.

Наша группа Шквал 49 высаживалась на помощь коллегам Шквалу 50. А площадка была не марь, а самый настоящий пятак. Вытянутый, неровный эллипс.
Конечно, мы, трое двадцатилетних, уже были не совсем молодыми салагами. Район у нас такой, что горит всегда хорошо. Не один уже пожар был за плечами.
И вот в самолете, когда по устоявшейся традиции мы потянулись за костюмами, наш инструктор Петрович отрицательно махнул рукой! Что означало - без этого самого костюма.
А когда Жека, еще не совсем въезжая в случившееся, попытался зацепить ранец ЗСПП под З-5, Петрович просто вырвал кирпич у него из рук. Рявкнув что-то совсем нецензурное про каких то неадекватно воспринимающих действительность чуваков. И, чуть подостыв, добавил, что поляна позволяет высадить роту в один заход. А троицу обкурившихся травы, пьющих молоко самки детенышей, навсегда потерявших чувство меры, уж и подавно. Это в нем так время от времени прорывалось дурное воспитание, полученное в Могочинской десантно-штурмовой бригаде.

Втроем мы вышли налегке, и я был последний. И, как в тот раз оказалось, самый глупый. (Действительно неадекватно воспринимающий действительность, пьющий молоко самки детеныш).
На тренировках нам всегда вкладывали в извилины четкий алгоритм.
Поспешайте медленно, оцените обстановку, возьмите клеванты на уровень груди (в нейтральное положение), определите скорость сноса, на всякий случай постойте 10 секунд против ветра. Парусность ПТЛа большая. Бойтесь, ребятки, перелета. Ваш парашют инертен, и это хорошо для вас же. Меньше суетитесь, точнее попадаете. А масла в голове у вас все равно еще нет.
Я тогда был что тот курсант из анекдота. Он, если вы помните, садился на торчащий из сидения гвоздь и боязливо думал, что так, наверное, и надо.
А что тут, спрашивается, думать? Раз все уже давно придумано! Клеванты взял, против ветра развернулся, до десяти досчитал. Снова развернулся и четко оценил - все! Не дойду!
Нет, конечно же, я не впал в депрессию и меланхолию! Я, конечно же, лихорадочно вытягивал передние концы и, конечно же, надеялся, что, может, ветер чуть усилится и мне повезет. Но вонзающиеся в небо сосны уже отчетливо затянули на высокой ноте: «Врешь, не уйдешь!»
Вдруг - оп! С высоты 100 м мне открылся малюсенький шанс. Проскочить по ветру между двух крайних сосен, и я воткнусь в край площадки, а глубокий мох смягчит удар.
Решено! Легкий кивок головы и маска, соскользнув с упоров, закрыла мое лицо с вытаращенными от безрассудства глазами...
План удался лишь отчасти. Тело-то проскочило, но купол площадью в семьдесят квадратов надежно хапнул обе вершины.
УХХ! Это мои ноги, обутые в сапоги 42 размера, взлетели в небо. И ощутимое: Дын! Дын! Дын! Это я, скача, падая ранцем вниз, собрал все ветви.
И повис. И под кронами и меж стволами очень артистично раскачиваясь по инерции...
Ах же ты, честная давалка! Ах же ты, лось, просто лось! Ах же ты...
Инструктор команды Т. как раз стоял и смотрел на меня, несколько очумев и даже оцепенев от такого зрелища. «Ты живой!» закричал он с ясно различимыми плачущими нотками в голосе. Когда дела не очень, у него всегда появляются такие нотки, и об этом чуть позже.
Живой?! Цел? Отвечай! - вразнобой полетело со всех сторон.
Да живой я и цел! Вот только ранца у меня того...
Ах, у тебя нет ранца!!! Плачущие нотки мгновенно сменились на сталь... Сталь 40... Легированную ... 40ХГС...
Ах ты, неадекватно воспринимающий действительность, пьющий молоко самки детеныш, навсегда потерявший чувство меры! Ну, повиси... Повиси теперь и подумай! ... Это в Т. так проявлялось дурное воспитание, полученное в Ашхабадском военно-строительном батальоне.
Висеть пришлось долго. Т. решил в воспитательных целях дождаться, пока сам Петрович не приземлится и не достанет из груза наш ранец из комплекта защитного снаряжения парашютиста-пожарного. Но Петрович был несколько самоуверен и ранца не взял. Коллеги из братской группы стали усиленно припоминать, брали ли они нынче кирпич, и если брали, то куда положили...
А между тем подо мной разгоралось веселое пламя. Дело в том, что оставшийся кашеварить опытный перец Заглотов решил поставить лагерь, или говоря человеческим языком, затабориться именно под этими соснами. И пока он пробирался через чащу в поисках воды, оставленный им костерок превратился в пожарчик. А пожарчик, как говорится, убежал.
Именно поэтому нежданно-негаданно мужики и запросили помощь.
Вместо сытного обеда они как раз дружно махали лопатами, закругляя кромку и между делом объясняя Заглотову, какое он неразумное существо, навсегда потерявшее контроль над действительностью.
Но само-то пожарище только-только разгоралось. Так что немного погодя про меня вполне уже можно было сказать: парашютист холодного копчения. А в недалекой перспективе и горячего.
Чтобы этой перспективы не случилось, Заглотов той самой водой, с трудом добытой в непроходимой чаще, горестно вздыхая и охая, опрыскивал тлеющий мох. Понятны были его переживания. Товарищи остались и без первого и без второго и без третьего исключительно по непозволительной для такого матерого волка беспечности.
Да ладно, и Акелла ведь тоже однажды промахнулся.
Время от времени Заглотов поднимал голову и снизу вверх сообщал мне что-то типа: «Ну, ты и летел». Что означали его слова, мне было не совсем понятно. Ведь свои выкрутасы мне увидеть не пришлось.
Время шло, и дым становился плотнее и плотнее. Не торопясь, инструктор полсотого Н. на лазах поднялся на мой уровень и перебросил ранец ЗСПП. Я зацепился за кольца свободных концов, выдернул подушку отцепки и добрался до земли.
Отдышался. Размял сильно опухшее от ножных обхватов чудо и полез наверх, снимать парашют.
Пришлось действовать очень аккуратно. Угли-то внизу были жаркие...

(с)Голод http://forum.sukhoi.ru
публикуется с разрешения автора

Маразм и армия едины

Братишка уезжал служить. Проводы, слезы, суета последних минут гражданской жизни перед воплощением в новом военном качестве. Гражданские шмотки, стакан водки украдкой от офицера, занюханный рукавом и заеденный куском колбасы. Впрочем, нет. Это нас в свое время призывали кого в чем, и во дворе военкомата рваные телогрейки, исписанные «на память» деревенскими друзьями, мешались с шикарными пуховиками наивных горожан. Брата переодели еще в военкомате, служить он укатил в новеньком камуфляже и с солдатским вещмешком. Вообще все было ново и непривычно для меня.

Из военкомата на вокзал нас (девятнадцать человек) везли, затолкав как кильку в бочку в обыкновенный тентованный УАЗ. Попробуйте повторите как-нибудь этот трюк, учитывая водителя и старшего машины, с комфортом расположившихся спереди. Этих везли на специально выделенных троллейбусах, давая возможность посмотреть на ярко освещенный вечерний город. Нам предстояло провести в казарме 730 дней и ночей, а кому-то и побольше. Этим — всего только год. Нет, это было решительно не то. К тому же от недавно вернувшихся молодых дембелей я слышал, что в частях теперь солдат кормят пусть и плохоньким, но борщом, а по выходным готовят для них котлеты. Котлеты! Вонючий бигус из мерзлой капусты и кашу-сечку с томатной килькой не хотите ли попробовать? А тюрю из сушеной картошки, разбавленной водичкой? Впрочем, я вовсе не завидовал брату и не желал ему всего этого. Просто... это была уже не та армия, с которой довелось столкнуться мне.

Подкатившие к вокзалу троллейбусы торжественным маршем встречал духовой оркестр. (А нас отправляли тайком, словно краденых — в тот год Верховный как раз объявил, что намерен мочить боевиков в сортире — и родственники только чудом смогли пробиться к своим сыновьям на перроне.) Выходящих из троллейбусов призывников быстро распределили по командам, построили и... Старший отдал команду заходить внутрь. Внутрь так внутрь — легко преодолев сопротивление вытекающего из здания потока пассажиров, команды вместе с родственниками проникли в вокзал, сразу заняв половину главного вестибюля. Соорудив из них некое подобие строя и вежливыми матюками отогнав родню, старший, майор по званию, объявил, с трудом перекрывая обычный вокзальный гам, задачу: выйти на перрон и построиться для переклички. Между тем, команды были уже ДВАЖДЫ построены. Через минуту толпа призывников и сопровождающих вновь повалила через двери вокзала, только в обратном направлении. На перрон вела каменная лестница, по которой поднимались пассажиры прибывшего недавно поезда. Точнее, они пытались подниматься, но быстро оставили эти попытки: волна камуфлированно-гражданских тел сметала все. На перроне призывников начали строить в ТРЕТИЙ раз.

Я глядел на эти бестолковые и бессмысленные телодвижения и улыбался. Передо мной вновь была родимая российская армия с ее неистребимым маразмом. Пусть уже немного другая, но по-прежнему богатая «дубами», из которых и состоит, по большому счету, наша несокрушимая оборона. И пусть изощряются в нововведениях министры, пусть пытаются внедрять в войсках европейские биотуалеты вместо привычных «очковых» сортиров — маразм, как праздник, всегда будет с нами. Удачи тебе, братишка! Жаль, что ты больше никогда не будешь смеяться в цирке.