Три капитана
Июльский полдень, суббота. С безоблачного украинского неба вместе с потоками солнечного света стекает лень. Она расползается по пустынному аэродрому, вместе с горячим воздухом струится над рулежками, цепляется за раскоряченные антенны РСП. Дежурный по стоянке части забрался под фюзеляж Ту-22 - единственное прохладное место на аэродроме - и лениво ругает эскадрильских собак, которые норовят разлечься на самой середине чехла. Дежурному хочется искупаться. Пропотевшая 'техничка' противно липнет к телу. Речка рядом, но уйти нельзя. ДСЧ закрыл глаза и, явственно представив, как он с разбегу ныряет в прохладную, чистую воду, начал подвывать от безысходности. Услышав знакомые звуки, собаки вступают в хор вторым голосом.
По улице уездного города Ж* идут два капитана. Один капитан, РЭБ-овец, - москвич, прибыл в полк на личную стажировку. Другой, радист, - местный. Вообще-то, приезжий капитан - невелика птица, но зам. командира полка по ИАС, старый, битый жизнью и старшими начальниками, и потому недоверчивый подполковник, москвичам не верит. И, чтобы приезжий зря не бродил по аэродрому и не совал нос, куда не надо, радисту поставлена задача - организовать гостю 'культурную программу'. Радист, которому родной аэродром надоел до последней крайности, взялся за дело с удовольствием. Кроме того, он надеялся перебраться поближе к Приарбатскому военному округу и рассчитывал на помощь москвича.
Культурная программа состояла из трех пунктов: пьянки, которая быстро обоим надоела, дайвинга на местной речке и бильярда в Доме офицеров. Поскольку от посещения городского театра и иных филармоний было решено воздержаться, в плане мероприятий выходного дня возникла угрожающая брешь.
Тогда радист предложил гостю перейти к удовольствиям иного сорта и нанести дружеский визит в общежитие чулочно-носочной фабрики. Как пишут дипломаты, 'предложение было с благодарностью принято' и два капитана, преодолев жару и лень, отправились по известному всей холостой части полка адресу, предварительно посетив 'Гастроном'.
На проходной общежития их встретила комендантша неопределенного возраста, облаченная в серый халат и похожая на гигантскую, угрюмую моль.
'Моль' потребовала от гостей в залог документы, которые обещала вернуть 'по выходу'. Москвич задумался. Местный исподтишка показал старой грымзе кулак и отдал документы за двоих - удостоверение личности и партбилет.
Встреча с работницами легкой промышленности проходила в теплой, непринужденной обстановке и несколько затянулась. Когда капитаны выпили 'по последней' и собрались восвояси выяснилось, что суббота давно кончилась и на дворе уже воскресенье. Тут же на похмельные головы офицеров свалилась новая напасть - комендантша, оказывается, кулак заметила и предъявила наглый ультиматум: 'Или вы называете номер комнаты, в которой, ночевали, или я отдам документы только вашему командиру!'
Капитаны, конечно, ответили Чемберлену достойным 'нет', только в более развернутой форме, и вышли на улицу.
- Ну, и что будем делать? - спросил москвич, морщась и потирая виски, - удостоверением можно и пожертвовать, новое выдадут, никуда не денутся, а вот партбилет надо спасать…
- Сначала - на рынок, - непонятно ответил местный.
- На хрена?!
- Там пиво с восьми продают…
После первой кружки мути в головах ощутимо поубавилось, а мыслительный процесс перешел в режим 'Турбо'.
- Допили вторую. Местный капитан, неожиданно впечатав кружку в шатучий столик, на чистом древнегреческом воскликнул 'Эврика!' и тут же перевел на родной: 'Идея, бля!'.
- Поехали, только бы он был на месте!
К счастью, Он был на месте. Капитан 3-го ранга Третьяк сидел на лавочке перед гостиницей и занимался важным делом - учил подавать лапу гостиничного кота. В качестве материального стимула использовалась банка с консервированной рыбой.
Черный кошак с драными ушами по кличке 'Хруст', брезгливо щурясь, поедал рыбу, но лапу давать категорически отказывался.
- Викторыч, кончай цирк зверей разводить, - сказал местный капитан,- все равно он тебе лапу не даст, у тебя глаза недобрые. Поговорить надо.
- Ладно, салаги, - сказал Третьяк, выслушав скорбную повесть, - помогу. Как Суворов-то говорил? 'Сам погибай, а товарища выручай!' Пойду переоденусь. Рыбу зверю отдайте…
- Ты, это, Викторыч, значков, там, орденов побольше надень…
- Ученого учить - только портить! Я быстро.
Вообще-то, Третьяк был не капитан 3-го ранга, а самый обычный майор, но раньше служил в полку морской авиации, и форму сменить не успел. Его черный, как у Штирлица, мундир, двухметровый рост и усы производили на официанток, буфетчиц, и телефонисток глубоко сухопутного гарнизона неизгладимое впечатление. На этом, собственно, и строился расчет.
Викторыч не подкачал. Ослепительно белый чехол фуражки, не менее ослепительно черные туфли и китель, увешенный различными значками, за версту выдавали Начальника. Некоторые сомнения вызывало, правда, сочетание знаков 'Командир подводной лодки' и 'Парашютист-инструктор', но решили, что для комендантши сойдет и так.
Два капитана остались на улице, а лже-капитан третьего ранга Третьяк отправился в самое 'логово фашистского зверя'. Минут десять были слышны только визгливые вопли комендантши, в которые периодически вклинивалось добродушное гудение майора, напиравшего на христианское смирение и всепрощение.
Наконец они оба появились на крыльце. Злобная моль, не умолкая ни на минуту, затирала о падении нравственности, распущенности и прочих метафизических материях.
Третьяк осторожно вытянул у нее из пальцев красную и зеленую книжечки и, подводя итого дискуссии, заметил:
- С подчиненными своими я, конечно, побеседую, но вам надо к людям быть добрее. Вот вы, когда молодой были…
- Я?! - взвыла моль.
- Ну да, вы. Вы ведь отчего злитесь? - убаюкивающее гудел Третьяк, - оттого, что вас давно никто не е#ал, не е#ет, и, - он внимательно оглядел собеседницу,- пожалуй, уж и не будет! Счастливо оставаться.