Памяти Бруно Яновича Дембовского - русского латыша, не говорившего по-латышски, но принёсшего Латвии больше уважения, чем все государственные деятели вместе взятые.

Прошедшим Днём Геолога навеяло... Это не рассказ. Это так... Зарисовка по памяти. Без сюжета, преамбулы и прочих причиндалов. Можно сказать - тост. Наливай стопку, читатель. Наливай. Чокаться нам всё равно не придётся. Так что выпьем каждый сам по себе, но по одному поводу. Слушай:

Бруно... Нет, в глаза все звали его по имени-отчеству: Бруно Янович. Но за глаза только Бруно. К сожалению, я не так много общался с ним. Всё время в поле, а если в камералке, то дни и ночи за бинокуляром, картами, схемами и образцами. А потом я уехал. А ещё некоторое время спустя Бруно не стало. И всего-то осталось те несколько посиделок за столом, да его насмешливый спокойный, мягкий голос.
Это был человек-легенда. Как и положено легенде, точных данных о нём найти, наверное, уже невозможно. Знаю, что родился он в Латвии перед Войной. Отец его был коммунист. Чуть ли не из латышских стрелков. В первые дни войны он погиб. Маленький Бруно и его старшая, но ненамного, сестра были эвакуированы в деревню под Тюмень. Был ли там детский дом или просто в семью их определили, не знаю. Знаю одно - пришлось детишкам худо. Видать не шибко с хорошими людьми свела их судьба. Что там было, Бруно сильно не распространялся, но замирать стали. И когда совсем дело стало плохо, решился Бруно на отчаянный поступок - написал письмо Сталину. Дескать, так и так, мы дети латышского коммуниста, погибшего за Советскую Власть, совсем замираем, хоть и в эвакуации. Понятно, что никакого ответа на это письмо он не получил. А некоторое время спустя, на выгоне за деревней приземлился маленький самолёт. Тогда его ещё не звали «кукурузником» и было это событие для тюменской деревни необычайное и сказочное. Из самолёта вышли двое товарищей в кожанках, потребовали привести Бруно с сестрой, погрузили в самолёт и увезли. Сестру определили в детский дом, а Бруно в только что созданное Нахимовское училище. Был он там самым маленьким на курсе по росту, но жить стало намного лучше. Дисциплина, питание по распорядку, жизнь тоже по режиму. Учёба. А потом была Победа. И нахимовцы были, пусть и игрушечные, но офицерики. В самой настоящей форме. И очень гордились своей принадлежностью к касте военных. А однажды их повезли в Москву на парад. Перед парадом были тренировки и жили они в казармах. Как-то раз дали команду построиться и приехавший откуда-то мужик отобрал троих замыкающих, самых маленьких по росту. Последним стоял Бруно. Мужик оказался из Кремля и привёз троих заробевших ребятишек на правительственный банкет, где для них был приготовлен отдельный столик, рядом с длинным столом, за которым сидели члены правительства. Спиртного, понятно, на детском столе не было, но были пирожные и лимонад. Представляете, что такое были пирожные и лимонад для сирот военного времени! И когда банкет был в самом разгаре, все говорили тосты, Бруно встал и сказал, что он хочет произнести тост. Маленький был, но отважный. Все замолчали и с интересом смотрели на отчаянного крошечного мальчишку в военной форме. А он сказал, обращаясь к Сталину, дескать, товарищ Сталин, помните - это я написал вам письмо, а вы прислали за мной самолёт. Спасибо вам за это, потому что иначе, наверное, мы бы с сестрёнкой не выжили. Старик расчувствовался, хотя письма того он, скорее всего, и в глаза не видел. А может видел, кто его знает? В общем, дело кончилось тем, что когда их повезли назад, Сталин дал команду катать их по Москве пока не скажут: хватит. И они катались по ночной Москве на правительственном лимузине. А потом было военно-морское училище. Потом не знаю. Закончил он его или нет, но пришло сокращение Вооружённых Сил и Бруно оказался в Горном Институте. Командование ВМФ, конечно, и не слыхало о нём. А должно было ставить свечки и молиться еженощно за то, что миновала их чаша сия. То ли сказалось то, что в детстве он был самым маленьким, то ли ещё что, но всю свою последующую жизнь Бруно суперменствовал. Причём он не рисовался. Он делал это так органично, так искренне и естественно и так ему это шло, что никто и представить себе не мог, что Бруно может вести себя как-то иначе. Простой, обычный советский супермен. Работал он всю жизнь в «Полярноуралгеологии» в Коми АССР. Но знали его, пожалуй, по всему северу аж до Камчатки. «Бруно! Как же, как же...». Если в районе работ отряда ходил медведь, Бруно непременно надо было его добыть. Вездеходы он водил только сам. Однажды утопив его в болоте, откуда вездеход пришлось тянуть тракторами. Но Бруно ничего не было. Любили его все. А женщины просто сходили с ума и в воздух чепчики бросали. Как было принято в тех кругах в то время, жён он менял регулярно. И каждый новый роман был искромётнее предыдущего. Перед его обаянием устоять не мог никто. Вертолётчики беспрекословно давали ему порулить вертолётом, когда партию перебрасывали по воздуху. Бруно просит. Святое дело. Совершенно непонятно, как в латышском пареньке, которому по определению положено быть холодно-рассудочным, оказалась русская душа, причём гипертрофированной даже для гусара широты и размаха. Всех приезжих журналистов отправляли непременно к нему. Когда киношники задумали снимать фильм по роману Олега Куваева «Территория», то консультантом им, естественно, дали Бруно. Он даже снялся там в какой-то роли. И довёл артистов почти до белой горячки. Но не это главное. Когда я читаю ту ахинею, которую журналисты пишут про геологов, смотрю фильмы или читаю книги, я прекрасно понимаю откуда растут ноги у этих суперменистых пижонов, которыми там изображены геологи. Это внешняя оболочка Бруно. Журналисту не понять, что всё это только обёртка для пытливого ума и огромной работоспособности. Что реальными заслугами Бруно были не убитые медведи и легендарные переходы, а отчёты о проделанных работах. Что имя «Бруно», выбитое на склоне канавами, это не показатель лихости и размаха, а показатель идиотизма в организации работ, когда запланированный объём канав надо было непременно пройти, невзирая на отсутствие необходимости в них. В общем, ни хрена они не понимали. Но даже их не могло миновать обаяние этого невысокого худощавого человека с мягкой хитроватой улыбкой и гривой волос.
- Бруно! Я латышский учу. Смотри: Ригас табакас фабрикас. Ну как? Получается?
- Пошёл ты на...
- Ха-ха-ха!!!
Такого рода шутки, да необычное имя только и напоминали о том, что Бруно латыш. Но честное слово, из-за него столько народа стало уважать ту землю, на которой родился такой замечательный человек, сколько, наверняка, не дал ни один латышский деятель культуры или политики. Вечная вам память, Бруно Янович! А тебе, Латвия, спасибо. Много к тебе претензий, много между нами непонимания. Но спасибо тебе огромное за то, что на твоей земле родился такой человек. До сих пор, приезжая к своим старым товарищам, разговор непременно свернёт на: «А вот Бруно...» и обязательно будет выпита стопка в его память. Вот и сейчас я такую стопку выпью. За Вас, Бруно Янович Дембовский!