А город подумал — ученья идут

Говорят, что когда очень страшно, люди седеют. Не знаю, врать не буду, никогда не видел, чтобы от страха седели. Я вот в свое время не поседел же. Хотя все шансы для этого имелись. И это в хорошем случае, а так — была бы братская могила, и все.

Случилось это в 1994 году, когда я учился в старших классах средней школы. Нам тогда добрые спонсоры устроили воздушную экскурсию над городом на аэроплане Ан-2. Стоило это каких-то бешеных денег, я не вникал, но школярам казалось — круто. Полетать на настоящем самолете над городом. Привезли на микроавтобусе на аэродром — 19 человек (из класса некоторые отказались) и учительница. Оказалось, что на борт могут взять только 12, поэтому оставшиеся на земле нам завидовали лютой завистью. Сначала завели нас в какой-то самолет, а там ни иллюминаторов, ничего вообще. Глухие стенки. Потом опомнились, вывели, завели в другой аэроплан. Рассадили по креслам. Предупредили, чтобы не вставали с мест. И полет начался.

Меня не укачивает, поэтому я с интересом следил, как под нами проплывают сначала аэродромные сооружения, потом промзона, потом жилые кварталы. Мелькнула узкой ломаной линией река. Снова приблизилась. Мы совершали плавный круг над городом. Очень хорошо видно было изгибы реки, остатки крепости на берегу, ряды пятиэтажек наверху. Единственное, что меня беспокоило в этом полете — почему летчик был всего один? Я как раз много читал про авиацию и знал, что летчиков должно было быть два, а то и три. Еще было интересно — почему летчик такой седой и старый, и почему у него такое красное лицо. Это я теперь понимаю, что ему было лет 55, и он был просто пьян, а тогда мне казалось, что он какой-то слишком старый и больной.

Вдруг наша учительница, сидевшая в кабине пилотов, выскочила оттуда, пробежалась вдоль салона туда-обратно, и скрылась снова в кабине. Меня это встревожило, не знаю почему. Я поднялся и пошел в сторону кабины. Но лучше бы я туда не ходил, потому что там я увидел нашего летчика. Он обмяк в кресле и издавал страшные звуки, агонизируя. И тут я в один миг осознал, что: МЫ ЛЕТИМ и ЛЕТЧИКА У НАС НЕТ. Пилот, по-видимому, умер во время полета, и теперь мы разобьемся. Смотрели бы мы тогда голливудские фильмы про то, как пассажир спокойно сажает самолет — было бы легче. А так — волосы у меня встали дыбом. От страха я не убежал обратно на свое место, а замер на месте.

Именно поэтому я видел подвиг, который совершила наша учительница. Она начала бить пьяного и невменяемого летчика руками в грудь и живот, вращала его голову влево-вправо, хлестала его ладонями по щекам. Внезапно пилот ожил, пришел в себя, потянулся к приборной панели. Потом оттолкнул учительницу, взялся за штурвал и начал плавно разворачивать самолет в сторону посадочной полосы. Минут через пять мы уже катились по полосе. Возле открытого люка мигали проблесковые огни «Скорой» и стояли два «уазика» милиции. Нас высадили, буквально через полминуты подъехал «ПАЗик», в который нас и загрузили. Летчика, как я успел заметить, сунули в милицейский УАЗ и тоже куда-то повезли.

Что и как произошло, я понял уже гораздо ПОТОМ. Возил нас, школяров, какой-то старый летчик, который перед полетом хорошенько «нажрался». Второго пилота не брал потому, что не хотелось делиться деньгами. Во время экскурсии дядя вырубился, и если бы не наша учительница, которая привела его в сознание, мы могли бы всем самолетом просто впилиться в землю. Вспомнишь подобное — и холодный пот по спине льется.