Записки из пожелтевшей тетради.
Часть четвёртая.


Шёл январь. Ночевать в БМП было невыносимо холодно. И наш капитан решил перевести нас на ночлег в казарму к погранцам. Там обитали наши срочники и учебная рота новобранцев-таджиков, в которую нас и определили. Новобранцы эти должны были совсем скоро заменить наших солдат на заставах и охранять границу своей страны сами. А конкретно для этих, первых курсантов, открывалась перспектива стать, в скором будущем младшими командирами. Но так как они, мягко говоря, ни хрена не понимали и не умели простых вещей, то их обучали с самых азов наши сержанты-погранцы. Один таджик в роте - это прикольно, но когда их целая рота - это беда!
- Дежурная рота на выход!, - закричал куда то в конец коридора дневальный таджик.
- Какая рота, баран ты!, - донеслось из темноты коридора, - Я сколько раз повторять тебе буду, удот?, - на этой фразе показался в коридоре сержант с повязкой дежурного.
- Дежурный по роте, на выход, понимаешь? Это ты меня зовёшь, понимаешь?
Дневальный, на каждое "понимаешь", очень интенсивно качал головой.
- Понабрали пастухов с гор, и делай тут из вас гвардию, - сказал он обречённо в сторону таджика.
- А-а-а, связисты, привет! Я Валера, давай знакомиться!, - воскликнул сержант обращаясь уже к нам.
- Мы на ночлег, наверное на длительный, - сказал я Валере.
- Да хоть навсегда! Места у нас много, - ответил сержант и повёл показывать нам расположение казармы и место ночлега.
- А офицеров у вас нет что ли?, - спросил Малой.
- А чё им тут делать? Они на квартирах все ночуют. Мы тут сами как то управляемся. Да и днём то редко заходят, если только на занятиях их можно увидеть, - гордо отвечал Валера, - Для курса молодого бойца и нас сержантов хватает!
Тут мы дошли до кубрика, в котором должны были ночевать. Осмотрев всё вокруг, и остановив свой взгляд на оконных рамах, я задал сержанту вполне естественный вопрос:
- А где стёкла, Валера?
- Так ещё летом выбило, - ответил Валера ковыряясь спичкой в зубах, - Когда крупная заваруха была, наши "Грады" уж очень рядом с казармой стояли, вот и результат... Но кое где ещё есть, не переживайте вы так! Зато спится крепче, воздух чище!, - подбадривал он нас.
В нашем кубрике, правда было немного теплее чем на улице, всё-таки кирпичные стены нагревались днём на солнышке, но всё же, свежий воздух под утро напоминал о себе...
- Рота подъём!, - раздался среди ночи голос дежурного сержанта.
После чего, таджики сорвались со своих кроватей и стали одеваться. Грохот и топот мешал спать, и я, натянув тапки, отправился к Валере.
- Валер, ну что за дела? - спросил я, жмурясь на свет.
- Воспитываем, делаем из обезьян погранцов!, - ответил Валера, глядя на меня стеклянными глазами, после чего заржал вместе со своими сослуживцами-сержантами.
Ещё около часа продолжалась отработка команд "подъём" и "отбой", после чего укуренный сержантский состав успокоился и все легли спать, кроме трёх духов-залётчиков, которых оставили драить тряпками "взлётку".
Проснувшись утром, я не обнаружил сапог около своей кровати, были только тапки...

* * *

На построении нам объявили, что завтра к нам приезжает какая-то проверка. Командир узла связи протягивая мне мятую бумажку произнёс:
- Вот тебе позывной и частота, в 12.00 выйдешь на связь с Душанбе.
- Так бензина совсем мало, чтобы завести генератор, - осторожно возразил я капитану.
- Выполнять задачу младший сержант, твои проблемы, - сказал спокойно стальным голосом капитан.
- Есть, - ответил я и пошёл со своим экипажем заводить "дырчик".
В двигателях внутреннего сгорания мы все трое не очень разбирались. "Дырчик" отказывался заводится, и мы втроём пытались вдохнуть в него жизнь. Но ничего не получалось...
Совсем скоро подошёл наш капитан и поинтересовался как у нас дела:
- Ну что, где связь?
- Не заводится, свеча сдохла, товарищ капитан, - ответил я.
Капитан огляделся по сторонам, взглянул на окна пятиэтажки, и вдруг ударил мне в челюсть.
- Чтобы через полчаса завели, - сказал капитан потирая кисть руки.
- Так точно, - ответил я, вытирая кровь с губы.
Потом была беготня с этой свечёй по расположению части. Но кто-то дал совет прокалить её на газовой плите. Я так и сделал, генератор завёлся...
На следующий день пришла вертушка из Душанбе, а с ней денежное довольствие и письма из дома, которые целый месяц не могли нас найти. И ещё прибыла комиссия с проверкой, которая ближе к обеду дошла и до нас.
- Как служба, орлы? - бодрым голосом спросил нас проверяющий подполковник.
- Всё отлично, ведём боевое дежурство! - ответил я .
- Жалобы, просьбы есть какие? - поинтересовался подполковник.
- Жалоб нет, - ответил я, косясь на нашего капитана, - только просьба. Для того что бы не жечь бензин, нужно нас подключить к источнику питания 24 вольта! Нужен понижающий трансформатор и кабель, метров пятьдесят.
- Это всё? - спросил подполковник.
- Ну и для полного счастья и тепла, нужна свеча новая для печки "атомки".
- Ладно, постараюсь вам помочь. Ждите со следующим вертолётом, - ответил проверяющий и пошёл дальше.
- Всё, Рыжик, вырубай "дырчик", бензин надо экономить. Кончилось пока наше боевое дежурство, - отдал я приказ радисту.
Время шло, а вертушки всё не было. Скорее бы уже подключится и спать спокойно в танке с обогревом, а то ночёвки в учебной роте уже стали напрягать. Как то вечером, когда учебная рота прибежала в казарму вся взмыленная, при полной экипировке и с противогазами на головах, Валера орал во всё горло:
- Я вам, суки, покажу что такое армия, дебилы! Сегодня вы у меня все узнаете что марш бросок это вам не прогулка в парке! И что приказ в армии - это приказ, и его надо выполнять!
А ночью был такой мордобой, какого я ещё никогда не видел. Сержанты наши, выстроили роту вдоль стены в коридоре, и каждого по очереди били прикладом "калаша".
Били куда попадёт, кого в грудь, кого по лицу. Курсанты падали, но послушно вставали, что бы принять новую порцию ударов. Кто молчал, кто плакал, а кто просто мычал стиснув зубы. Когда этот кошмар закончился, я подошёл к подвыпившему Валере и спросил:
- Валер, ты чё, дурак что ли, они же завтра настучат на тебя или разбегутся по домам.
- Не кому тут им стучать, капрал. Нашему командованию они до лампочки. А побеги были, только назад, этих горных бегунов, их же родители за уши сюда приводили. Они же практически все из бедных семей, денег нет, а армия - это, пусть и небольшой, но стабильный заработок. Так что их родители очень переживают за то что их детей могут просто выгнать из вооружённых сил Республики Таджикистан. Вот такие дела, капрал. Самому паскудно, но другого языка они не понимают. Не для них это всё, - ответил Валера, поглядывая на нескольких "духов", которых заставили отмывать стены и пол от крови.


* * *

Вот и весна! Наступил март. Нашего "доброго" капитана, числившегося у меня как номер три, сменил другой, четвёртый. Этот четвёртый, был нормальный для нас командир, рук не распускал и был очень вежлив. Он был больше связист, чем военный.
Мы уже ночевали опять в танке, так как нам прислали оборудование для внешнего подключения. Внутри было уже тепло, печка "атомка" работала исправно. Денежного довольствия, которое здесь выплачивали из за боевых действий в несколько раз больше чем в России, хватало что бы купить еду и кое что ещё. А если обменять на местные советские деньги, то получалась кругленькая сумма. Но не смотря на это, с водкой была проблема, уж очень дорого она стоила, так что стресс приходилось снимать тем, что называлось "кое что ещё". Добра этого в отряде было полно, и добро было намного качественнее чем в Курган-Тюбе, ведь рядом был Афган... Целлофановый пакет "травы" можно было обменять на афганской стороне, в ближайшем кишлаке, за кусок мыла. Но ходили туда только отчаянные. Постепенно, многие стали переходить на более убойный "антидепрессант" - афганский наркотик "чарс", который добавлялся просто в обычную сигарету самую малость, 3-5 грамм.
В один вот из таких весенних солнечных деньков, заглянул в наш танк мехвод Малой с пустой трёхлитровой банкой и сказал:
- Бензин надо, командир!
- Зачем тебе? - спросил я, - У нас осталось всего пол канистры.
- Я там с таджикской женщиной за забором познакомился, она попросила бензина для того чтобы сырые дрова разжигать, - ответил Малой, - Она и сейчас там на улице плов готовит. Дров нет нигде, детишки насобирали веток сырых, а они не горят.
- И чё она тебе в замен пообещала? - поинтересовался я.
- Сказала, что знает что мне нужно... Сказала не пожалеешь, - ответил загадочно Малой.
- Ну ладно, наливай и иди, ждём тебя.
Через час Малой приходит с очень жизнерадостным лицом и вытаскивает из-за пазухи целый целлофановый пакет, битком набитый качественной "травой".
- Отдал банку ей, - начал рассказ Малой, - А она и говорит: "Пойдём в дом". Ну я и пошёл. Она говорит что мужа сейчас нет, но ты сам сможешь... Я тут обалдел. Но она принесла табурет и сказала что бы я встал на него и достал мешок из кладовки. Довольно таки большой мешок, у нас в таких картошку хранят. Открыл я его а там трава, и аромат такой! Она дала пакет и сказала что бы наложил сколько нужно. Вот я полный и набрал...
К тому времени, мы уже курили "траву" очень часто, а "чарс" старались только по вечерам, что бы не светится перед командирами, у которых водка то была... Вот как то раз нашему командиру узла пришла в голову идея - провести политинформацию о вреде наркотиков. Построил он весь личный состав, и долго рассказывал о вреде курения марихуаны и гашиша. После лекции, он окинул обречённым взглядом строй и уже другим тоном добавил от себя, чем очень растрогал многих:
- Пацаны, я прошу вас, ну если курнули там после обеда, то не шарахайтесь в таком виде по расположению части. Прилягте в траву за своими машинами и полежите. Не позорьте меня, пожалуйста...
Курили "траву" уже как обычные сигареты, которые достать здесь было намного сложнее. Никто не заморачивался о том, что это вредно и вызывает зависимость. Все были уверены, что это не серьёзно и что это не надолго.
Как то я спросил одного старого таджика:
- У вас тут все курят, даже пацаны малолетние, неужели нет проблем со здоровьем?
- Ну я же живой, и здоровый, - ответил улыбаясь старик, - Одно плохо, кто начинает курить молодым, тому трава мозг сушит.
- Значит всё таки опасно курить? - переспросил я.
- Де нет, не опасно, ведь мозг тут многим и не очень нужен...
Забегая вперёд, скажу, что когда я вернулся в Россию и приехал домой, то почти месяц с удивлением смотрел трезвыми глазами на мир вокруг. Он был другой, не такой мягкий и бесшабашный, и совсем не прикольный. Этот мир был чужой. Я на Родине чувствовал себя тоже чужим. Но потом мозг адаптировался и всё пошло нормально. Ну как нормально? Как у всех в 90-х! Коммерция, бандиты, менты, аресты, допросы, мордобой. Но уже не было страшно, когда стреляли на улицах, когда под окнами офиса разрывались гранаты, а утром, по пути на работу можно было запросто обнаружить труп очередного "бойца" из той или иной "бригады". Мозг то помнил, мозг то работал и приспосабливался жить уже в другой войне, но уже без наркотиков! Но это уже совсем другая история...

* * *

Проснулись мы от жуткого грохота....
- Всё, звиздец, началось, - прошептал Рыжик.
- Что началось то, - спросил его Малой.
- Обещанное летнее наступление моджахедов, - ответил Рыжик.
Я откинув верхний люк, и наблюдал как в черноту ночи уходят наши ракеты от установок "Град", которые располагались в 500-х метрах от нас. Картина была замечательная!
После того как отстрелялась последняя установка и настала мертвецкая тишина, я сказал:
- Отбой, спать пора, завтра узнаем что к чему.
А летнее наступление моджахедов ждали все. Погранцы говорили, что нам повезло, мы попали сюда только на зиму, когда все перевалы и козьи тропы были закрыты. Да, нас обещали весной сменить, и мы верили в это, и ждали. И делали реальные выводы из происходящего вокруг, что зимние боевые потери были не очень связанны с боевыми действиями. Самая главная заварушка была за несколько месяцев до нашего приезда. Группа моджахедов 200-250 человек решила прорваться в городок Куляб. И у них на пути оказалась наша погранзастава, Московский погранотряд. Бой был долгим, заставу разнесли в щепки, 25 наших погранцов полегло тогда, но моджахеды не прошли...
Утром Рыжик, прибежав с батареи ГРАДов, сообщил, что вчера ночью, заметив передвижение в кустах на нейтральной полосе, наши реактивщики лупанули по этому квадрату. Кусты и деревья на той территории были сухими и мгновенно вспыхнули. Утром на рассвете там обнаружили мёртвого ишака и несколько мёртвых афганцев, которые просто решили набрать хвороста. На той стороне с топливом были большие проблемы, поэтому всё в округе уже порубили, а сухостой на нейтралке так и манил к себе местных. Они, в основном старики и дети, сначала днём ходили за хворостом, но после того как погранцы их стали гонять автоматными очередями, решили пойти ночью...
Я выслушав эту историю, включил рацию и настроившись на Российскую радиостанцию, сел ждать новостей.
- Сегодня ночью, бойцами Пянджского погранотряда было отбито нападение афганских моджахедов. Противник был отброшен назад, потерь среди личного состава нет, - прозвучал вскоре из рации голос диктора новостей.
В этот день, ближе к обеду, я отправился на переговорный пункт связи. Должен был состояться телефонный разговор с домом, с моей мамой. Телефонистка Катерина, несколько минут пыталась дозвониться до России. Я ждал. Но вот гудок пошёл и на том конце очень сильно стали кричать: Ало, сынок, сынок, это ты?"
- Одну минуточку, соединяю, - сказала Катя и показала взглядом что бы я мигом бежал в кабинку.
- Ало Мама, привет!, - крикнул в трубку я.
- Сынок, живой, ну слава Богу!, - сказала мать в трубку и заплакала.
- А что мне сделается, тут у нас спокойно, курорт, загараем на солнышке, - начал рассказывать я.
- А по телевизору сегодня с самого утра всё про ваш Пяндж говорят, - не переставая плакать продолжала мама.
- Да ладно мам, всё хорошо у меня, это далеко всё от нас происходит, у нас тихо.
- Что то я плохо слышу тебя, сынок. Связь очень плохая. Как ты там не болеешь? спросила мама.
- Нет, всё хорошо, - успел только лишь сказать я, как пошли короткие гудки.
Я открыл дверцу кабинки и хотел попросить Катю соединить меня ещё раз. Но тут вдруг в переговорную забежал молодой лейтенант и стал кричать Кате, что срочно нужна вертушка.
- Какая вертушка, куда, зачем? - стала сыпать Катерина вопросами.
- Пацанов не уберёг, бля-я-я, не уберёг, - запричитал тут летёха.
- Да успокойся ты, в чём дело то? - пыталась добиться от лейтенанта телефонистка.
- Один точно двухсотый, а остальные - у кого ступню, у кого ногу оторвало, бля-я-я, не уберёг, бля-я-я, - говорил уже плача лейтенант.
- Так по рации что же не вызвали вертолёт то?, - спросила Катя.
- Да вызвали, но ты ещё позвони, пусть поторопятся, - попросил он и опять застонал, - Не уберёг бля-я-я, на своих же минах, молодые ещё пацаны, молодые. Мо-ло-ды-е!, - вдруг он перешёл на крик, - Ты понимаешь, Катюха, мо-ло-ды-е.
Как выяснилось позже, ещё накануне наша группа сапёров устанавливала противопехотные мины на одном из участков границы, и наверное не успела доложить погранцам. А на рассвете ушёл очередной дозор, и, не вернулся. Подорвались погранцы наши на наших же минах.
На следующий день, на волне новостей было тихо и спокойно...

Продолжение следует.

Записки из пожелтевшей тетради.
Часть третья.


Подходил к концу 1993 год, а мы всё сидели без дела, и с завистью смотрели, как раз в две-три недели бойцы 191 МСП собирались на боевой выход к рубежам границы с Афганистаном. Сборы проходили на стадионе, куда съезжались БТР-ы и БМП, в которые грузили мешки с провиантом и амуницию. Тут же из вскрытых цинков бойцы брали горстями патроны и заряжали рожки для АК и ленты крупнокалиберных пулемётов. Затем колонна выстраивалась в ряд и, водрузив Российский флаг на головной машине, не спеша выезжала через ворота части. А через несколько дней возвращались те, кого сменили уехавшие бойцы. Техника была грязная, вся в пыли, а на броне сидели небритые с загорелыми лицами мужики, и устало смотрели на встречающих. Они молчали, молчали и встречающие, у которых был немой вопрос в глазах: на этот раз все вернулись, или нет? Но после того как колонна останавливалась, и старший офицер докладывал командиру полка что боевых потерь нет, все кидались обниматься с радостными возгласами.
Но вот скоро и в нашей монотонной жизни всё изменилось. Меня вызвал командир узла связи и сообщил, что наш экипаж завтра выступает в 05.00. утра для сопровождения через перевал в Пянджский погранотряд передвижной станции «Космос», которая сегодня прибыла к нам из Душанбе. Так что уже вечером мы погрузили в наш танк свои пожитки, матрацы с подушками и одеялами, и устроились на ночлег у себя в машине.
Утром мы выехали, взяв к себе на борт пассажира. Это был прапорщик, которому не хватило места в ведомой машине. На вид ему было 35-40 лет, он был не многословен, и очень задумчив. Впервые я видел такого прапора. Попав внутрь нашего ревущего танка, он с интересом рассматривал всё вокруг. Я предложил ему надеть шлемофон, и подключил его разъём к внутренней связи. Сел он впереди меня, сразу за местом механика-водителя. До сих пор помню его выражение лица, когда он общаясь со мной по внутренней связи, развернувшись ко мне в пол оборота, добавлял в конце разговора с улыбкой: "Да, командир!" Ох и не подозревал я тогда, что везу его за своей смертью...

* * *

Туман. Был очень сильный туман. В триплексы не было видно ни черта! Малой ехал на ощупь. После получаса такой езды, он крикнув в шлемофон, что ему всё пох, открыл люк и высунул голову навстречу ветру, туману и прочей неизвестности... Так ему было легче смотреть, а ехать с задраенным люком было и не удобно и стрёмно. Ведь он, рассуждал о смерти мехвода просто: она (ну эта смерть под бронёй) должна была настигнуть его первым! А почему? А потому что он ведь впереди, он мехвод, а эту банку и 7,62 в упор прошивает, а движок справа рядом... А как полыхнёт... А куда? А на верх! А там что? А там пуля... Вот такие мысли были в голове нашего мехвода.
- Остановка, Сокол 10, - услышал я в шлемофоне.
- Кто хочет отлить, в кусты слева от брони, прикрываем по очереди!
Я закурил местный «Кайхон» (сигареты "Космос"), дважды глубоко затянулся, и как будто выходя в последний раз из БМП, сказал сам себе: "Ну, с богом!"
Спрыгнув с борта прямо в туман, сразу же захотелось обратно под свою родную броню. Туман висел стеной, висел и шептал на ухо: "Что, страшно?" Но вот подул прохладный ветерок, срывая туман с кустов и деревьев вместе с его насмешливым шёпотом. И тут я, застёгивая ширинку и наблюдая за уплывающим туманом, вдруг обнаружил перед собой орудийный ствол. Он смотрел на меня, становясь всё отчётливей с каждым дуновением ветра. Скоро можно было уже рассмотреть и саму башню и искалеченные траки. Это был танк. Наш танк. Он лежал в кювете с раскрытыми как жабры люками и ржавчина постепенно съедала его обгоревший корпус.
- По машинам! - раздалось откуда то сзади.
Я прыгнул в башню и крикнул мехводу:
- Газу, Санёк!
Туман постепенно рассеивался, мы шли через перевал. Уже отчётливо были видны лежавшие в ущельях сгоревшие остовы автомобилей и военной техники.
Через час мы прибыли в местечко Пяндж, а точнее в Пянджский погранотряд. Проехали мимо плаца и свернули к стадиону. Остановились мы у развалин клуба, обугленные и разрушенные стены которого создавали впечатление, что мы в Сталинграде. За клубом проходили окопы, которые были прорыты по всему периметру соприкосновения погранотряда с этим "чудным" посёлком. За траншеями, через некоторое расстояние был высокий забор. А с противоположной стороны были тоже траншеи, потом шла контрольно-следовая полоса, за ней колючка, нейтралка и Афган. Вокруг стадиона тоже были вырыты окопы и подходили они к пятиэтажкам, в которых жили офицеры, затем огибая их шли дальше по расположению. Было такое впечатление, что погранотряд держал круговую оборону. С одной стороны Афган, с другой посёлок Пяндж.
Рядом с развалинами клуба стоял памятник Ленину, который ну очень был похож на таджика. Вот только лысина и выдвинутая вперёд рука говорила, что это сто пудово Ленин!
Мы очень устали с дороги, и поспешили расположиться ко сну в своей боевой машине.
Легли с мыслью что завтра утром свалим обратно в Курган-Тюбе, так как миссию мы свою выполнили. Уснули быстро, но через некоторое время по броне настойчиво постучали...

* * *

- Подъём, блядь, - раздалось вслед за стуком.
- Открываем люк, и выходим, - прокричал другой голос.
Мы проснулись. Малой взял свой АК, прополз из своего отсека в башню, к нам с Рыжиком, и спросил меня шёпотом:
- Чё делать то будем, командир?
После чего, со стеклянным взглядом, снял автомат с предохранителя и дослал патрон в патронник.
- Вы чё там отстреливаться что ли решили, ублюдки? - донеслось снаружи.
- Может выйдем? - спросил шёпотом Рыжик.
- Ага, выйди, а тебе там горло от уха до уха, - отвечал Малой.
- Может это наши? - спросил я у экипажа.
- Да какие наши, сидим и не выходим, - настаивал на своём мехвод.
В это время по броне опять постучали, и первый голос спросил:
- Кто командир?
- Ну я, - сказал я, вложив в ответ всю грубость голоса, на которую был способен.
- Головка ты от ....я! Открывай, тебе командир узла связи Пянджского погранотряда приказывает!
- А может Вы и не он? Предъявите документ, - потребовал неуверенно я.
- Вот смотри, смотри сюда, - прокричал капитан, тыкая удостоверением офицера в триплекс.
- Я не выйду, - сказал Малой, - это подстава какая-то.
- Ну да, может они весь погранотряд вырезали, а мы последние остались? - поддакивал Рыжик.
Стук не прекращался. Снаружи уже били по броне чем-то тяжёлым.
- Ща гранату вам под брюхо кину, выходи! - не унимался капитан.
Я оглядел своих товарищёй и сказал:
- Выходим парни по одному, оружие с собой. Будь что будет.
- Одного точно завалю, - прохрипел мехвод.
Я открыл люк. Осторожно высунув голову разглядел трёх подвыпивших офицеров.
- Давай сержант, слазь и строй экипаж, - добро так, как-то по отечески и с улыбкой на лице, сказал мне начальник узла.
Мы построились. И тут началось...
- Вы откуда такие борзые прибыли? Почему не выставлен караул вокруг БМП? - прокричал мне прямо в ухо капитан.
Потом короткий удар в грудь, в челюсть. И понеслось... Нас просто стали бить. Бить со словами о Родине , об уставе караульной службы, о том что я тут вам отец и мать, о том что списать нас на боевые потери - как поссать сходить и т.д. Закончив бить, нас опять построили. Строй был ни хера не стройный, нас шатало. Нам вернули оружие и приказали стоять в карауле втроём всю ночь. Оставив нас, и обещав через час вернуться, пьяная компания побрела к себе на квартиру допивать недопитое.
Постояв в карауле с полчаса, мы решили идти спать обратно, договорившись дежурить по очереди. Дежурить что бы не пропустить очередной визит этой весёлой компании. Интересный получался караул, я открыв бойницу в задней двери наблюдал не за обстановкой вокруг машины, а за подъездом из которого должны были выйти командиры. Но минуты шли и шли, а из подъезда никто не выходил. И вот скоро подъезд поплыл куда то в сторону, глаза начали слипаться, и я уснул.

* * *

Проснулся я от жуткого холода. Хотя днём в декабре было довольно таки тепло, и даже жарко, но ночью спускался, видимо прямо с гор, жуткий холод. Печка-атомка отказывалась зажигаться из-за того что свеча поджига была залита соляркой. А всё потому, что разжигать эту печку мы не умели, и сгубили свечу практически сразу, ещё в Курган-Тюбе. Заводить танк, чтобы согреться я не стал. Укутавшись в одеяло я стал вспоминать как нас провожали из Самары, как мне выдали новенький БМП...
Мы принимали три БМП и три БТРа связи. Нам сказали доложить о недостатках в экипировке. Я подозревал, что чего-то не хватает, но так как не разбирался во всём этом, с горечью думал о том что же сказать. Но вот настал тот день, когда к нам с инспекцией приехал целый полковник. Он подошёл ко мне и спросил:
- Ну что, младшой, чего не хватает?
Я очень растерялся, но тут посмотрел на то что было выложено у соседнего БТРа (который ездил не на траках а на колёсах) и быстро сообразив выпалил:
- Отсутствует штырь заземления и домкрат!
Полковник, побеседовав с каждым командиром боевой машины, записал всё в тетрадочку и уехал. Через день он вернулся и увидев меня, сразу начал кричать:
- Что же ты сынок, меня перед всей танковой дивизией опозорил? Какой штырь заземления, ты же траками на земле стоишь! Да и какой нахрен домкрат? А? - уже начал смеяться полковник, - Ты что запаску менять собрался?!
- Не хватает ещё прибора ночного видения, прибора радиоционной разведки, шлемофонов и много чего ещё, - промямлил я.
- Та-а-а-а-а-к! Прапора этого, что технику сдавал ко мне, срочно! - прокричал он своим подчинённым.
Потом были разборки с прапором, потом он раскололся и показал гараж, где он собрал со всей техники оборудование.
- Ну почему, бля, ты это делаешь? - спросил прапора полковник.
- Всё равно всё спишут на боевые потери, вот я и решил взять, чтоб не пропадать добру, - отвечал прапор.
- Ах ты гнида! Ты смотри каких мы пацанов отправляем, а им по 18 лет. Сука ты тыловая, я тебя под трибунал...
... Вспоминаю, сижу, мёрзну, и корю себя за то, что не углядел тогда, как аккумуляторы прапор тот поменял на старые. Двигатель то можно было и сжатым воздухом завести, а вот свечу эту волшебную ну никак не получалось поджечь, аккумуляторы были мёртвы.


* * *

На утро нам сообщили, что мы остаёмся здесь, в Пянджском погранотряде, и наш командир теперь - тот "милый" капитан, который нас "воспитывал" этой ночью.
- Да, попали мы. Я то думал, что утром свалим обратно в Курган-Тюбе, - вздыхал Малой.
- Ни чё, прорвёмся! Этот будет нашим третьим по счёту командиром. Мне пацаны сказали, что скоро замена у офицерского состава, сразу после Нового Года. Пару недель потерпим, - ответил я.
После этого разговора мы отправились на завтрак. Жратва была отвратная. Самым популярным блюдом, которое было почти каждый день, но строго на ужин, была тушёная квашенная капуста, и солёная рыба (что то типа селёдки). А один раз мы обнаружили в хлебе мучных червей, и решили, как в фильме "Броненосец Потёмкин" поднять восстание. Но бунт наш жестоко, и довольно таки быстро был подавлен. Подавлен просто. Вышел дежурный по столовой и спокойно так произнёс:
- Не нравиться - не жри!
Есть хотелось всегда, да что есть, хотелось жрать! Мы с тоской вспоминали дни, когда мы продавали бензин и соляру в Курган-Тюбе. Здесь такого не было. Соляру не выдавали, а бензин для "дырчика" давали очень редко. Приходилось на оставшиеся деньги покупать лепёшки за расположением части. Ах какие там пекли замечательные лепёшки! Я и сейчас, когда вижу таджикскую или узбекскую лепёшку, сразу же её покупаю. И тут же, не отходя от прилавка, не удержавшись начинаю её есть. Этот запах и этот вкус возвращает меня туда, где было голодно и холодно, туда где было и весело и грустно, туда где пахло смертью, туда, откуда я привёз язву желудка и кучу проблем с психикой, туда, куда почему то хочется вернуться...

* * *

Сегодня на утреннем построении нам напомнили, что скоро Новый Год, а точнее сегодня. Капитан наш, осмотрев внешний облик личного состава, задал вопрос, адресованный в никуда:
- Что ж вы такие, блядь, грязные?
- Проблемы с баней, товарищ капитан, - раздалось из строя.
- Я в курсе что баня не работает, но не мыться четыре недели это не порядок! Короче, сегодня весь узел связи моется у нас на квартире!
Когда я попал на квартиру для помывки, то обнаружил очень грязную и местами ржавую ванную. Но выбора не было. Набрав в ванную воды я погрузил в неё своё немытое тело, и ощутил такое блаженство, что от счастья даже заснул...
Сегодня Новый Год, даже не вериться! Надо бы подумать о том, чем это дело отметить.
Но скоро мы узнали что наш капитан обещал проставиться в честь праздника, а за это с нас шашлык. Ну не сам шашлык, а его приготовление. Сам капитан с офицерами пошёл собираться на охоту, вечером обещал мяса! Сели они в БТР, взяв с собой "калаши" и зачем то, ну на всякий случай, пулемёт, и покатили в сторону заповедника "Тигровая балка" за джейранами. Мясо вечером было столько, что шашлык решили мариновать в ванне. Да, в той самой волшебной ванне!
В честь Нового Года нам приказали усилить караул, и вместо одного часового нас было по одному из каждой машины. Шашлык жарили до 12 часов ночи для офицеров, а уже потом для нас самих. Новогодняя ночь оказалась очень холодной. Спать в танке было невыносимо. Рыжик стоял в карауле, а Малой и я пытались уснуть в этом стальном гробу. Мы были в бушлатах, на головах шлемофоны, сверху одеяла и куча разного тряпья. Но всё равно было холодно. Как то в детстве я слышал такую шутку: холодно как в танке! Так вот, теперь я лежал и стуча зубами от холода, понимал, что и не такая уж это и шутка. Печка-атомка так и не работала, а машину мы уже заводили четыре раза. А толку то? Через 20 минут танк остывал. Да и заведённый двигатель очень раздражал население пятиэтажки. Недавно нашему капитану пожаловалась жена офицера, окна которой выходили как раз на наш БМП, и после этого капитан приказал нам не заводить машину, а вопрос с обогревом решить. Вопрос решался очень долго, а хотелось тепла. Как то в одну из таких вот ночей, я не выдержал и сказал Малому чтобы он завёл машину. Тепло стало поступать в салон, и мы начали засыпать. Но тут снаружи раздался взрыв такой силы, что наш танк качнуло. На утро мы узнали что кто-то из офицеров, изрядно нажравшись, кинул гранату с балкона. Я думаю что это был муж той дамы, которой мы спать мешали...
Но несмотря не на что Новый Год всё-таки наступил!
- Пацаны, с Новым Годом!, - открыв заднюю дверь прокричал нам в темноту Рыжик.
- Да пошёл ты, - ответил ему, переворачиваясь на другой бок Малой.
- Командир, пойдём выпьем, там водку принесли, да и джейранчики уже готовы, - звал меня Рыжик.
- Ладно, пойдём, а то тут от холода дуба дашь, - сказал я и взяв автомат выбрался наружу.
Сначала мне показалось, что на улице немного теплее, но это только из за того, что рядом стоял огромный мангал. Вокруг была такая стрельба, как будто наш погранотряд брали штурмом! Стреляли в основном трассерами из автоматов, но иногда слышались очереди и потяжелее. В небо взлетали осветительные ракеты и "люстры". Короче, у нас был праздник! У нас был Новый Год! Ура!!!
Утро было тяжёлым. И дело было не в похмелье. В Новогоднюю ночь за праздничным столом был застрелен тот прапор с добрыми глазами, которого я сюда привёз.
Ссора возникла внезапно, нас не посвящали в детали. Скажу лишь только то, что старлей, который сидел за столом напротив, выстрелил прямо в лоб прапорщику. Наши пацаны ходили отмывать полы и стены от крови и мозгов. Ведра не было, и тряпки промывали и выжимали в ванне. Всё в той же самой ванне...
К вечеру прилетела вертушка из Душамбе, в которую посадили старлея в наручниках. Туда же мы погрузили гроб с телом прапорщика. Когда мы поставили гроб в вертолёт, я сказал обращаясь к погибшему:
- Ну всё, давай с Богом, домой.
Дома ждали его жена и детишки. Ждали с войны. Ждали живого. Ждали героя.
И вот он скоро будет дома, а мы остаёмся служить дальше.
А сколько ещё впереди будет смертей...

Продолжение следует.

Записки из пожелтевшей тетради.
Часть вторая.


Интересно было наблюдать закат солнца в горах. Мы втроём сидели на броне и с упоением смотрели, как последние лучи солнца, лаская горный хребет, скрывались за перевалом. И вдруг, хлоп и всё, стало темно. Как будто кто-то нажал клавишу на выключателе. И ни какого сумрака, просто стало темно, очень темно. Только трассеры от пуль, и «люстры», которые периодически выстреливали наши погранцы, освещали это чужое ночное небо, на котором даже ковш большой медведицы выглядел как то нелепо, как то не по нашему, он был почти перевёрнут. Стало немного жутковато, и мы забрались внутрь нашего Бемпа, расстелили матрацы, задраили люки и легли спать. Эта была наша первая ночь в этой восточной сказке, в сказочном городке Курган-Тюбе.
- Твердоло-о-о-бы-е-е, подъём!, - звучал с улицы, подкрепляемый ударами рукоятки пистолета о броню, чей-то настойчивый весёлый голос. Открыв люк, я увидел довольно таки молодого и жизнерадостного прапорщика.
- Подъём, сегодня великий святой праздник 7 ноября!, - торжественно произнёс он.
Несмотря на раннее утро, от прапора несло на километр. Мы, выбравшись наружу, с удивлением осмотрели площадку вчерашней выгрузки, и не обнаружив там ни одной машины, уставились на прапора с немым вопросом в глазах.
- А где все?, - спросил после недолгой паузы я.
- Сегодня на рассвете часть машин ушла в Душанбе, а остальные разъехались по погранзаставам, - объяснил прапорщик.
И ещё он говорил, что нам повезло, потому что мы остались в тылу, хотя понятие тыл было спорным. Мы находились в расположении 191-го мотострелкового полка 201-й дивизии. И по расположению патрулей, вышек и траншей, создавалось впечатление, что мы в окружении, что фронт вокруг нас.
Справа от нас была огромная куча угля, слева полковая гауптвахта, а прямо перед нами расположился мобильный узел связи командированный сюда из Екатеринбурга. За узлом связи, на пустыре, стояли два подбитых танка Т-72. Сначала было боязно к ним подходить, но потом, осмелев, мы всё-таки заглянули внутрь... Картина была страшная, было такое впечатление, что при пожаре плавился металл, всё было черно и страшно. Почему-то я на минуту представил, что в наш Бэмп попадает снаряд и происходит возгорание. Пожар, в голове шум, впереди внизу стонет механик-водитель, радист слева лежит, уткнувшись в лужу крови. А я, хватаясь за ручку раскалённого люка, толкаю его вверх, оставляя кожу пальцев рук на огненном металле. И тут меня срезает выстрел...
- Эй, танкисты, харе там лазить, идите сюда, - возвращает меня в реальность голос прапора., - Бегом, пожалуйста.
Мы идём к нему в палатку, так как нам приказали, нас попросили, нас пригласили. В палатке было тесно, грязно и мрачно. Матрацы лежали прямо на земле, рядом котелки с остатками еды. Посередине «праздничного стола» стояла 10-ти литровая металлическая канистра, алюминиевые армейские кружки, пара лепёшек и хурма. И много дыма. Дым, дым, дымммм, дымммооок. Дым висел и дурманил, постепенно становилось спокойно и хорошо.
Прапор налил из канистры всем вина, и произнёс тост:
- За великий праздник 7 ноября!
Я поначалу стал пить большими глотками, но вдруг остановился. Острый привкус бензина не дал мне завершить поглощение столь божественного напитка.
- Ничё, скоро привыкнешь. Вино то классное, а то, что бензином пахнет, то извини. Сархат меняет бензин на вино один к одному, а с двумя канистрами по ночам через патрули не набегаешься. Ты пей, не обращай внимания, успокаивал меня прапорщик.
И я пил. Не смотря на бензиновый привкус, вино приятно согревало, и уже ни куда не хотелось выходить из этой распрекрасной уютной палатки.
После третьей кружки, прапор предложил курнуть, достав из пачки забитые травой папиросы с надписью «Беломор». Мой водитель и радист с удовольствием закурили, но я, как сознательный боец, отказался от этой дряни. Немного погодя прапор предлагает закурить обычную сигарету. Я соглашаюсь, и уже не замечая его подмигиваний присутствующим, а так же то, что он суёт в сигарету небольшой чёрный комочек, я закуриваю.... Всего одна затяжка, и... Я улетел.
Я улетел так, что даже не обещал вернуться. Я выпал с 16.00 и до отбоя. Я очень хотел избавиться от этого «ну очень хорошего чувства», так как мне было совсем плохо. Но обычным вызовом рвоты это мне не помогало, это была не водка, это было что-то новое и непонятное для моего, видимо ещё детского организма. Я не мог найти себе места, периодически просил меня пристрелить, чем вызывал истерический смех присутствующих. Усугубляло ситуацию ещё и то, что вечером должно быть построение перед отбоем в казарме, в которую нас определили жить. В этой казарме жили контрактники, как и почти во всех казармах этого полка. Нам вообще повезло! Мы попали служить с первыми Российскими контрактниками 201-ой дивизии, которым было по 30-40 лет, многие из них были судимы, либо скрывались на контрактной службе от правосудия или от банальных алиментов. Мне предстояла практически невыполнимая задача на сегодняшний вечер - сказать, находясь в коматозном состоянии, при зачитывании моей фамилии на вечерней поверке - Я!
21.30., мы зашли в казарму...

* * *

В казарме горел свет, но было пусто. Нас встречала лишь одинокая тумбочка дневального. Самого дневального не было видно.
- Днева-а-а-а-льный, - заорал наш капитан.
Кричал он долго и настойчиво в пустоту коридора. Через некоторое время, дневальный вышел. Это был рядовой контрактник российской армии, лет ему было около 40-ка. Он был хмур, небрит и помят от недавнего сна, и от него несло свежачком.
- Чё орёшь, капитан? Никого нет, все на свадьбе у Фируза, придут под утро, - зевая нехотя отвечал дневальный.
- Ты как со мной разговариваешь, рядовой? Отвечай по уставу!, - закричал капитан.
- Да пошёл ты, - лениво ответил дневальный и пошел опять спать.
Нас построили, и началась вечерняя поверка. Меня поддерживали под руки, чтоб я не только не упал, но и не пустился в пляс перед строем. Таких как я в строю было ещё человек пять. И после оглашения очередной фамилии, в строю, перед тем как прозвучит «Я», слышались смешки и издёвки. Когда прозвучала моя фамилия, то мой сосед чётко произнёс - «Я», за что я отблагодарил его взглядом. После переклички, наш капитан завернул нам лекцию о том, что российскому солдату неподобает выглядеть как этот отморозок-контрактник, и что алкоголь - это первый враг солдата. Про анашу ничего не сказал, хотя почти весь личный состав был накумарен конкретно...


* * *

Утром, вместо привычной команды «Подъём!», дневальный прокричал:
- Вставайте, сволочи, завтрак проспите.
В ответ он тоже получил немало «тёплых» слов. Рота начала просыпаться. Я вышел к умывальнику, который находился на улице под навесом, сплетённым из лоз винограда.
- Опаньки, это чё за фраерка к нам замело, - услышал я обращение к своей персоне низкорослого мужичка понтоватого вида, с голым торсом, усеянным всевозможными татуировками.
- Связисты мы, - промямлил я.
- Пока связист мотал катушку, танкист еб..л его подружку! - прокричал мужичёк на публику, и заржал вместе со своими сотоварищами.
- Откуда прибыл, боец?, - спросил меня мужичёк.
- Дак, это, с Самары, - ответил я.
- С Кряжа чтоль, - повеселел ещё больше мужичёк, - поиграв при этом мышцами, после чего мне показалось что на спинной трапецевидной мышце заиграли татуированные колокола!
- Ладно, не ссы, солдат ребёнка не обидит, - сказал он, изобразив короткий удар мне в под дых.
Все присутствующие мужики-контрактники опять заржали.


* * *

На завтраке все с интересом рассматривали нас. Мы выглядели школьниками на фоне этих матёрых вояк, над нами постоянно стебались и подшучивали. Возвращаясь после завтрака в казарму, меня тормознули три рослых парня из разведроты. На руках, у которых были кожаные перчатки с обрезанными пальцами, а на головах, вместо уставных головных уборов, были повязаны чёрные банданы.
- Слышь, капрал, постой не пыли, разговор есть, - сказал один из них.
Я остановился. В голове промелькнула позорная мысль - будут бить...
- Я на дембель собрался, а «кожака» у меня нет. Вот ношу «дубовый» как «слоняра». А как с ним домой поеду? Бабы засмеют. Может, одолжишь мне, а как на дембель соберешься, достанешь себе другой, - сказала эта рослая детина мне с такими чувствами, и с таким умоляющим взглядом, что я уже был готов пойти на обмен, но на мгновение замешкался.
- Ты пойми, капрал, - вступил в разговор второй, - нам на эти дебильные феньки здесь глубоко насрать, здесь другая служба, здесь на это времени нет. Но в России всё по другому, и «кожак» должен быть! И главное, «кожак» должен быть подарен, а не забран силой, сечёшь?
- Ладно, я согласен, - сказал я, протянув свой кожаный ремень, за который ещё месяц назад получил 12 ударов по мягкому месту. Вот их тут плющит, подумал я про себя.
Но забегая вперёд, хочу сказать, что через полгода у меня состоялся точно такой, же разговор с вновь прибывшими из России к нам на смену солдатами. Но «дубовый» ремень тот (бойца разведроты) я менять не стал, а поменял лишь «афганку», так как моя, в отсутствии вещевого аттестата (ну мы же были как бы в командировке) совсем была изношена до дыр.
Отсутствие вещевого аттестата заставляло нас одеваться по форме N 8 (форма номер восемь - что спизд..ли то и носим). Через месяц я купил себе десантурский тельник, потом ботинки, так как однажды, утром не обнаружил своих сапог около кровати. Кто-то из нашей компании связистов носил погранцовские зелёные маскхалаты "Берёзка" , кто размалёванный чёрно-жёлтый камуфляж национальной армии Такжикистана, кто «афганский песочек», а кто танкистские чёрные «комбезы», короче говоря, форма N 8...


* * *

Дни шли... Похожие один на другой. Настал декабрь, но возможность днём загорать, вселяла надежду на лучшее, не смотря на то, что вечером приходилось надевать бушлат. Жрачка в столовке была не очень, да и лишний раз в столовку ходить не хотелось, так как эти походы заканчивались не всегда весело для нас... Поэтому в нашем узле связи каждый пытался добывать еду сам. Для этого нужно лишь было дойти до рынка. Были бы деньги! Но деньги заканчивались... Но как я позже узнал, они заканчивались только у нашего экипажа. Оказывается, все радиостанции несли боевое дежурство. А так как электричество периодически отключали, то питались они от собственных дизельных генераторов, и деньги у этих экипажей были всегда. Бензин и солярка были здесь на вес золота!
Продажа ГСМ была наказуема, и очень опасна, так как нужно было ночью вынести с территории части канистры с топливом, перебросить их через забор, за те немногие минуты, когда прожектор освещает другую часть территории. На вышках знали о таких ночных вылазках, и при обнаружении передвижения «продавцов» обязательно выпускали поверх голов пару очередей трассеров, сопровождая всё это отборным матом. Было жутковато, поэтому без стакана водки или выкуренного косяка идти решались не все.
Как то вечером я заглянул на "дизельгенератор" (на базе 131 ЗиЛа) к Володьке.
- Слышь, Володька, - обратился я к нему залезая в кабину, - Дело труба, деньги кончаются, что делать?
Володька, развернувшись к спальнику, вдруг достаёт здоровенную картонную коробку.
- На вот тебе на первое время, - говорит он мне, зачерпывая при этом пятернёй из коробки кучу смятых купюр.
Это были Советские деньги, оборот в России которых отменили ещё летом 1993 года. В Таджикистане они продолжали использоваться в качестве денег, так как своей валюты у этой молодой страны ещё не было. Курс Российского рубля к Советскому к осени составлял 1 к 5-ти, а в начале 1994 уже 1к 8-ми и даже к 10-ти.
- Ну ты богач!, - изумлённо сказал я заглядывая в коробку, которая до верха была наполнена картавыми Ильичами красного и фиолетового цветов.
- А толку то! Скоро смена прибудет, и домой! А в России эти бумажки не нужны. Здесь ничего не купить на них, кроме жрачки, правда вот недавно мотоцикл купил, "Урал" с коляской, но домой то его не попрёшь?
- Ну да, - сказал я с грустью в голосе.
- Не расстраивайся, завтра поговорю с начальником узла, он мужик нормальный, что-нибудь придумает.
На следующий день наш капитан, который был начальником узла связи, и мой вот уже второй командир за всего лишь месяц службы в Таджикистане, подозвал меня к себе. Затем достал из планшета школьную тетрадь в линейку и протянув мне, сказал:
- Будешь записывать в неё часы работы дизеля твоего БэМПа и бензинового генератора.
- "Дырчика" что ли?, - спросил я уточняя про генератор.
- Да, а то скоро вы трое у меня совсем исхудаете, а нужно фрукты кушать, там витамины! Будете заводить три раза в день БМП для профилактики и «дырчик» для питания радиостанции.
- А с кем на связь выходить? - растерянно спросил я.
- С кем связываться разберёмся. Да хотя бы с таким же БМП КШ, который в Душанбе укатил. Ты главное часы пиши и расход бензина и солярки. Будет заправщик приезжать, заливай до полных баков. Только ты в тетрадку правильные цифры пиши, а то фрукты зимой на рынке дорогие, - сказал он и ушёл.
А я долго ещё стоял с этой тетрадкой, и не верил своему счастью. Тетрадь эту у меня никто и никогда не проверял...
Первая моя продажа бензина была незначительной и неудачной. Подъехал к нашей машине весёлый такой таджик на веломоторке и попросил у меня налить ему литр бензина.
- Командир, бензин надо, литр надо, налей, - канючил он, стоя у нашей брони.
- Не имею права, - отвечал я, делая при этом ну очень важный вид.
- Давай обмен. Я тебе за это ведро хурмы привезу. У меня такая хурьма, сахар! - не унимался он, - Меня здесь в части все знают, я привезу.
- Привезёшь ведро, налью, - отвечал я, предвкушая лёгкий заработок.
- Мне сейчас ехать в больницу надо, мама у меня там. Я потом привезу.
- Нет! - коротко отрезал я.
- Мамой клянусь, - сказал таджик. Эта ключевая фраза сделала своё дело. Я налил ему литр бензина. После чего он завёл свою веломоторку, и, сделав вокруг меня три круга с таким счастливым лицом, как будто он выиграл лотерею, удалился помахивая рукой.
- Это чё за концерт тебе этот чёрт устроил, - спросил меня подошедший контрактник.
- Ведро хурьмы обещал за бензин, - гордо ответил я помахивая при этом удаляющейся моторке.
- Ну, ну, жди, - усмехнулся он.
- Так он мамой поклялся, - предъявил я неопровержимое доказательство.
- Клятва, данная на языке неверных для них ничто, - подытожил, усмехаясь, контрактник и похлопал меня по плечу..

* * *


Сегодня, после трёхнедельного пребывания нашего узла связи в казарме с контрактниками, наши командиры изрекли архиважное известие:
- Вы переезжаете жить в армейскую палатку, которую установим рядом с вашими машинами!
Очень были рады все, особенно «молодые», так как их просто уже достали эти товарищи с уголовными мордами со своими безобидными просьбами помыть полы или сбегать принести что-то.
И вот палатка установлена! Внутри двухъярусные кровати, печка голландка, которую топили углём, и самое главное - кассетный мафон! А так как весь узел связи, кроме нашего экипажа, был из Екатеринбурга, то на единственной кассете было записано два альбома «Агата Кристи». На стороне «А» кассеты «MAXELL С-90» был альбом «Коварство и любовь», а на стороне «В» был альбом «Декаденс». И эти песни, написанные по обкурке, очень хорошо ложились на наши ещё неокрепшие от курева мозги. Телевизора не нужно было, так как, закрыв глаза, начиналось такое аниме, что «Дрим воркс» нам завидовал! Магнитофон стоял около специально обученного человека, в обязанности которого входило переворачивать кассету каждый раз, когда она закончится. И иногда можно было наблюдать такую картину:
03.00 утра, идёт весёлый зимний ливень, в палатке на фоне не умолкающей «Агаты Кристи» плавают сапоги и прочая обувь. Нас затопило, печь потухла...
- Дневальный, сука! - раздаётся из дальнего угла палатки, - Подкинь угольку.
Но никто не отзывался, дневальный спал, как и все, под стук капель о брезент, закутавшись с головой под одеяла. И лишь только «Агата Кристи» звучала неумолимо в сотый раз подряд:
О декаданс случайные встречи
Стол преферанс, горящие свечи
На патефон надета пластинка,
Гои сидят и слушают Стинга.

Плещется ром и кокаин
Жёлтыми пальцами в тонкие ноздри
Вы предлагаете вместе уйти,
Поздно, милая дамочка, поздно...

А ещё вчера вечером было сухо и весело. Пили водку и курили. Некоторые накурившиеся личности, дослав патрон в патронник, представляли дуло калаша в лоб собеседнику, и под те же неумолимые звуки «Агаты Кристи», кричали: «А так слабо, блядь!» А кто хотел пострелять, ну хотя бы в воздух трассерами, шли со стаканом водки к полковой гауптвахте. Такса обмена была жёсткая: стакан водки - стакан патронов. А «Агата Кристи» всё пела и пела, а капли всё тарабанили и тарабанили по брезенту палатки...


* * *


Как то в одно прекрасное солнечно-таджикское утро нас потрясла стрельба доносившаяся со стороны нашего узла связи. Ну мы все, так сказать свободные от вахты рванули туда...
Дело было так.
Пьяный в хлам контрактник 191-го МСП, подходя к нашему узлу связи в режиме автопилота, ответил на естественный вопрос: Стой, кто идёт?, совсем не по уставу. Он предложил часовому пойти лесом и очень далеко, в результате чего спровоцировал другое требование: Стой, стрелять буду! В то утро в карауле стоял боец со станции «Космос», очень щуплый пацанчик маленького роста (ну ростом как раз с автомат). Он, как его и учили, сделал предупредительный выстрел в воздух, который ну очень не пришёлся по душе контрактнику.
- Ах ты, сука малолетняя, - прокричал он и накинулся на пацанчика, пытаясь отнять у него автомат.
Пацанчик нажал на курок, и в борьбе с пьяным мужичком, выпустил весь рожок по сторонам... Услышав выстрелы, все, кто нёс боевое дежурство на своих станциях, посыпали из своих машин. Дежурный со станции «Тропосфера» Вовка, открыл дверь и тут же поймал пулю в ногу. Он спустился с машины, и истекая кровью, хромая подошёл к кунгу начальника узла связи.
- Меня подстрелили, товарищ капитан - сказал он.
- Отвали Вован, не до твоих приколов сейчас - отмахнулся от него капитан.
- Ну правда, товарищ капитан, - канючил раненый, показав наконец то окровавленную ногу капитану.
- Блядь, - выдохнул капитан, - Нужна вертушка на «Кордон», у нас трёхсотый, - прокричал он в телефонную трубку...


* * *


Сегодня в нашем полку праздник! Мало кто тогда понимал какой, но это был праздник! Это сейчас мы отмечаем его каждый год, а тогда никто не понимал, что это за день. А в этот день, 12 декабря 1993года, Российская Федерация приняла новую конституцию. И в этот знаменательный день можно было многое, можно было просто праздновать! И именно в этот день к нам в полк привезли кино, «Двойной удар» с Ван Даммом. Это был просто праздник!
В этот день около нашей палатки приготовили огромный казан таджикского плова. А рядом с казаном, стояла железная канистра с местным вином. Но вот приближалось время идти в клуб смотреть кино, а идти было не с чем, то есть идти было скучно. Нужно было найти. Пошли в одну из палаток контрактников, расположенную между казармами на стадионе. Идти было жутковато, так как в этот день все были пьяны...
Мы зашли в палатку, в которой было так накурено, что мы не сразу разглядели толпу, которая смотрела футбол по телевизору, установленном на верхнем ярусе кроватей.
- Куда прёте, связисты, - спросил нас мужик в бандане и с калашом в руках.
- К «Сталкеру», - ответили мы.
- Один идёт, другие нервно курят на улице, - ответил он.
Я нырнул в прокуренный туман палатки. «Сталкер» лежал на кровати и создавал впечатление медитирующего Бориса Гребенщикова. На моё здрасти, он только лишь поднял указательный палец вверх, и закрыл глаза.
- Шана дори?, - спросил я.
- Чё дурак что ли, я русский, - ответил он медленно, не поднимая век.
- Анаша есть?, - переспросил я.
Вместо ответа он выдвинул ящик прикроватной тумбочки, которая была набита в несколько рядов спичечными коробками. Я взял один коробок, положил на тумбочку деньги, и поспешил удалиться из этого ужасного места.
И вот мы идём в клуб на просмотр кинофильма. Идём тихо, изображая очень серьёзных связистов, которые не как все, которые стараются идти строем, которые не курят (как бы). Рассаживаемся по местам и понимаем, что укурен весь полк... Не знаю кто это придумал, но перед просмотром кинофильма нам почему то решили показать советский мультик «Аленький цветочек». Ну тут началось... Сначала раздавались отдельные смешки и фразы с издёвкой по поводу данной композиции а затем и нецензурные замечания по поводу полового воспитания Алёнушки. Но вот мультфильм достиг своего апогея. Под очень грустную и гнетущую музыку, Алёнушка, сорвав цветок и выслушав страшный монолог Чудовиша о содеянном ей преступлении, произнесла решающую для всего обкуренного клуба фразу: «Так вот ты какой, цветочек аленькАй». После секундной паузы, клуб взорвался сумасшедшим смехом. Ржали очень долго и качественно. Народ был разогрет для просмотра боевика «Двойной удар»!

Продолжение следует...

Записки из пожелтевшей тетради.


Состав постепенно набирал скорость. За грязным от копоти и времени окном уже давно стемнело. Лишь только на мгновение огни маленьких полустанков освещали это обшарпанное купе плацкартного вагона, в котором не спали шестеро. Назовём их шестеро смелых. Почему, да потому что на вопрос - есть ли желающие отправиться в Таджикистан, они, по разным причинам сказали - ДА! У каждого была своя причина, своя история для отправки в эту командировку. У кого залёт, у кого бунтарская дурь, которую надо было направить в нужное русло. Кого уговорили, пообещав, что вернуться героями (как афганцы), и что бабы будут давать без проблем, а кого просто обманули, отослав в командировку за фруктами. В купе было два экипажа БМП КШ, машин с виду грозных, потому что когда мачта антенны была собрана в походном положении и зачехлена, то такая БМП была похожа на САУ. Экипаж состоял из мехвода, радиста и командира машины. С командирами в нашей части получилась небольшая проблема. Так как офицеры почему то поехать не смогли в эту, на первый взгляд безобидную командировку, то на эти должности назначили ещё "зелёных" младших сержантов. И вот таких "добровольцев" был целый вагон. А вагон этот был в составе эшелона с бронетехникой и машинами спец.связи, который медленно, но верно шёл на восток...
Ту-тук ту-тук, ту-тук ту-тук, пели колёса в тишине вагона. Сопровождающие офицеры, почему то быстро вырубились и уже храпели. Но не спали пацаны... Был слышен шёпот и приглушенные голоса... Поскрипывал, размеренно раскачиваясь вагон, перевозивший до этого только солдат в ГДР и обратно, и не понимавший зачем и куда его такого красивого везут. Скоро, совсем скоро начали появляться новые звуки, которые распространялись по вагону вместе с новыми запахами и с предвкушением чего то недозволенно-радостного. Штык-ножами вскрывалась тушёнка, и откуда то из темноты угла появился спирт...
На изрезанном столе надписями типа «ДМБ-85 ГДР» и «Люся сука!», лежали сухари, куски сахара, а на середине стоял солдатский котелок со спиртом и банка тушёнки. Спирт колыхался в нем в такт постукивания колёс и сердец этих шестерых ребят. Было темно, но иногда мелькавшие мимо огни освещали эти лица. Пацаны... Эти пацаны ехали туда, не зная куда. На лицах их можно было прочесть многое, но главное, это вопрос - зачем? До дембеля кому пол года, кому год... Зачем? Страх в глазах , после рассказов как моджахеды режут горло, отрезают яйца и пихают их в рот. Хорошо, что темно, и другие не видят твои глаза, хотя ты видишь их. Что бы как то разрядить обстановку и не показаться трусом, предлагаю тост за нас. За нас пацаны! Спирт делает своё дело, мы уже после третьей готовы сами отрезать яйца врагам!
А поезд идёт своим ходом. Постепенно согреваемся после погрузки техники. Надели валенки, которые нам выдали для ведения боевых действий в зимнее время. Которые мы за десять дней пути почти все продали на полустанках. А на хрена в Средней Азии валенки!?
А спирт делает своё дело! Вот кто-то затянул афганскую песню, и его подхватил весь вагон. Ночь ожила... Пацаны вырвались из казарм, у пацанов рвануло башню! Они трое суток перетирали в мозгу - куда и зачем? И вот им наконец то сообщили. И вот они поехали!
Вскоре в вагоне зажгли свет. Отцы проснулись...

* * *

В вагоне горел свет. Состав, вот уже 40 минут, стоял на каком то богом забытом полустанке. Командиры выгнали пацанов в холодную октябрьскую ночь трезветь. Мы выбегали из вагона, а точнее вываливались, в одних кальсонах и валенках. Некоторые просто падали на шпалы и рельсы соседних путей, окрашивая первый выпавший белоснежный снег кровавыми пятнами.
На платформе, прицепленной к нашему вагону, уже возникла драка. Платформа была пуста, и она была последней в составе, потом ничего, только рельсы, только шпалы. И вот на эти рельсы после сокрушающего удара, спиной падает боец в кальсонах и в валенках. Не помер... Остался жив.
Вскоре отцы поняли, что отрезвление личного состава идёт как то не по плану, и стали загонять нас обратно в вагон. Замёрзшие, в окровавленном нижнем белье, но пьяные и довольные, а что самое главное - в валенках, пацаны залазили обратно в вагон.
Пацанам было весело, пацаны ехали на войну... Но это была как бы и не война... Да и вернулись оттуда как бы почти все, только некоторые пораньше, и лица их были холодны... И был на этих лицах вопрос - зачем?


* * *


Под утро, к нашему эшелону прицепили несколько вагонов. Вроде ничего особенного, ну прицепили и прицепили.... Но утром, когда мы увидели что это цистерны, решили провести разведку. Как потом оказалось, это была «разведка боем». Но всё по порядку.
Добровольцев было хоть отбавляй! Вот вроде снарядили одного, дали котелок, привязали верёвку. Открыв люк, разведчик еле удержался наверху.
- Спиртяга, пацаны!, - раздался радостный возглас сверху.
И вот довольный, с котелком спирта, он спускается к нам. Начинаются бурные дебаты. На повестке дня вопрос - пить или не пить? Вопрос вечный, и требует ответа, но времени на ответ в обрез. Вдруг кто-то сказал, что если опустить брючный армейский ремень (да, да, тот самый зелёного цвета) в котелок со спиртом, и если он не изменит окраску, то пить можно, а если изменит, то это технический спирт. Сказано - сделано. Опускаем ремень в котелок, выдерживаем минуту, а затем вынимаем. Изумление на глазах всех участников научного эксперимента, ремень стал белым... Тишина повисла в лаборатории нашего купе.
- А мне пох, я всё равно выпью, - донёсся голос добровольца-разведчика.
Но его вовремя остановили. Дебаты по данному вопросу продолжились, ситуация накалялась. Вдруг кто-то заметил, что по путям идёт в дрова пьяный мужик. Возникла идея провести эксперимент на людях. Многие были против, но сдались, под напором утверждений, что нас тоже везут помирать, и что цистерна спирта - это тебе не каждый день. Послали ходоков к мужику. Весь вагон прильнул к окнам, наблюдая, как мужик выпивает пол стакана этого пойла. Выпил и, молча упал... Состав дёрнулся, и начал постепенно набирать ход. Участники эксперимента прыгнули в вагон на ходу, и после небольшой паузы, отдышавшись, произнесли вслух заключение: «Пить нельзя!».
А поезд все шёл и шёл дальше на восток...

* * *

Проснувшись следующим утром, я поймал себя на мысли, что вот уже несколько дней не слышу команду «Подъём!». И мысль эта мне понравилась, стало как-то тепло и уютно на верхней полке нашего купе. Я потянулся, но удовольствия от этого не получил, так как боль в боку напомнила мне недавние события перед отправкой. Болели рёбра, да и щека была ещё распухшей после воспитательной беседы...
Беседовали со мной ещё до отправки, в части, где проходила подготовка к командировке. Тема беседы - уважение срока службы. Место проведения - туалет. Время - 2 часа ночи, ну очень поздно... Кричать было нельзя, надо было уважать сон сослуживцев и дежурных офицеров. Ну так мне объясняли до и во время "беседы". Собеседников было человек восемь, общались в основном при помощи ног... Закончилось всё распитием водки, её принесли сначала для дезинфекции ран, но вскоре предложили и принять внутрь. После "беседы" слетела сразу с меня сержантская дурь зам.комвзвода учебной части, но лычки на погонах остались, не имея уже той демонической силы как в учебке. "Добро пожаловать на постоянку" - издеваясь шептали они мне.
Утром меня вызвали к комбату, который осматривал технику, подготовленную к отправке. Увидев мою разбитую рожу, он поинтересовался:
- Что у тебя с лицом?
- Зуб болит, - отрапортовал я.
Комбат что-то крякнул непонятное, помолчал, а затем изрёк:
- Товарищ младший сержант, вы назначаетесь на должность командира вот этой БМП.
Я остолбенел. Передо мной стояла махина на гусеницах покрытая тентом, и, судя по длине ствола орудия, это была САУ, а не БМП. Меня, вообще то, посылали в командировку радистом на БТР, хотя я предупреждал, что не могу работать на радиостанции, я учу курсантов строевой и морзянке! Но ни кого это не волновало. А тут такой монстр, да ещё и командиром. Когда сняли тент, орудие оказалось телескопической антенной, а БМП была командно-штабной, и ничего там из вооружения не было. Была только куча аппаратуры, с которой надо было ещё разбираться.
Затем ко мне в экипаж определили радиста из нашей роты Сашку-Рыжика, который многие радиостанции видел впервые, и водителя из соседней танковой роты, которому тут же начали рассказывать, как нужно правильно заводить эту хреновину. Водитель, Санёк, был очень маленького роста, отчего получил прозвище "малой". Управлял он только лишь танком, каким точно сказать не мог, да и то один раз на учебном полигоне. Короче экипаж у нас получился что надо! И мы, ещё молодые и необстрелянные пацаны, изучая отсеки нашей Братской Могилы Пехоты, пытались шутить и смеяться над действительностью подавляя мандраж, который предательски выдавал наши настоящие чувства.
Под мерный стук колёс я опять задремал. А поезд шёл дальше, поезд вез пацанов на восток...

* * *


- Подъезжаем, подъём, - услышал я сквозь сон голос командира.
Он шёл по вагону, и, заглядывая в каждое купе, предупреждал, чтобы через полчаса все были готовы к выгрузке. Я с трудом открыл глаза, и начал сканировать помещение, в котором я оказался. Постепенно память стала возвращаться, я узнал своё до боли родное купе, которое стало нам домом на целых десять дней. В мозгу постепенно всплывали эпизоды вчерашнего вечера. Страшно болела голова, хотелось пить, в мыслях полный бардак, но одно я знал твёрдо - вчерашний день прошёл так же как и предыдущие девять.
Наши командиры в начале путешествия пытались как то препятствовать употреблению спиртного среди личного состава, но затем плюнули на это дело и сами ушли в запой. Так что в вагоне наблюдалась интересная картина: когда солдаты спали, офицеры пили, затем командиры напивались и засыпали, и тогда начинали солдаты. А на последних днях пути, было такое впечатление что никто не спит, что пьют все! А вчера допились до того, что с парнем из соседнего купе случилась истерика. Стояли мы в Термезе, до Афганской границы рукой подать. И вот выбежал этот паренёк из вагона и исчез в темноте придорожных зарослей. Через полчаса поисков, его отыскал наш прапорщик. Они вышли из кустов в обнимку, в хлам пьяные, парень орал во всё горло:
- Подыхать ведь суки нас везёте.
- Успокойся Валера, самому херово, - утешал его прапорщик.
Были среди этой весёлой компании и те, которые не пили, либо пили мало. В основном это были «слоны», которые отслужив всего полгода, были не очень рады ехать в этом вагоне. Они почти всё время проводили в карауле по охране эшелона, либо в нарядах.
- Одеваемся, собираем вещмешки, - не унимался командир.
Вагон потихоньку просыпался.
- Чего собирать то? Всё равно всё пропили по дороге, - ворчал кто-то в соседнем купе.
На самом деле, где то на шестые сутки стали кончатся продукты, которых было загружено на четверо суток, и похлёбка становилась более прозрачной. Мы меняли на водку и продукты всё подряд. Продавали парадные кителя и брюки, ботинки, сапоги, валенки, мыло.
Сборы были недолгими. Каждый собрал свои вещи, сложил фляжки да котелки и свернул матрацы, на которых предстояло спать ещё долгую зиму. Спать, кому где придётся, кому как повезёт. Кто будет спать в холодной казарме без окон, кто в машине, кто в танке, а кто и в армейской палатке, которую будет постоянно затоплять зимний дождик.
Выходить из вагона не хотелось, не хотелось делать шаг в неизвестность. Вдруг раздались выстрелы, и покидать наш родной, ставший нам домом вагон, ну уж совсем расхотелось.
- Не ссы пацаны,- кричал караульный с перрона.
- Скоро привыкните, прыгайте, - улыбаясь во все зубы, успокаивал он нас.
Потом нас построили, что-то нам прочли по бумажке, мы где то расписались, раздали нам всем старые калаши и по четыре рожка с патронами. И тут я окончательно понял, что всё, конечная, приехали....


Продолжение следует.

Рассказывали мне, как однажды в одной из бывших республик СССР, в период обострения межнациональной дружбы, случился вооруженный конфликт с элементами карнавала. Обложили воинскую часть, которая вроде бы уже и не относится к ВС СССР, но вот вывести ее в Россию не успели. Причем, сделали это, когда за забором из боевой техники остались старенькая маталыга-кшм, да убитая в хлам еще в Афгане "Шилка", причем последняя даже не на ходу и всего с одним БК. И семьи военнослужащих, да личный состав части, на который даже автоматов, чтоб вооружить, нет. Часть-то - то ли связисты, то ли химики, не мотопехота даже. А их там обложили капитально: самосвалы и автобусы поперек дороги поставили, пулеметы-РПГ замелькали у чучме... национально-озабоченных элементов. И самое противное - командование, до которого чудом смогли достучаться военные, предложило им выбираться самим, как могут. Или договариваться.
И, наверное, сдали бы в итоге часть, как сдавали многие до того, вместе с парком, неисправной "шилкой" и старой маталыгой, но не поверили офицеры, что отпустят их с семьями миром. Да и просто надоело сдавать все и вся, наверное. В-общем, ближе к ночи, когда как следует стемнело, и окружавшие в/ч нацики частью разбрелись спать, частью упились-укурились в дымину, тихо открылись ворота, в которые группа солдат и офицеров вытолкала-выкатила инвалидную "шилку" (вроде как даже без гуслей). А грузовики и автобусы, как и прочие легковозводимые укрытия для 23 мм снарядов - это раз чихнуть! Эдак "фффыр" - и дуршлаг. Сам не видел, но вообразить могу, что привиделось загорелым парням с повязками, когда сначала заработал генератор "шилки", а потом из ее четырех стволов плеснуло пламенем...
В итоге автоколонна военнослужащих вышла на простор, когда зверьки еще бежали впереди собственного визга, бросая все, что мешает энергично двигаться. И напоследок военные даже и "шилку" запалили, чтоб не оставлять сувениров на память.
Может, это и байка, конечно...