В 1990 году в период перестройки в кадровые службы проникали люди не то чтобы с разрушенным мозгом, а как бы сказать вообще без оного. И сот свершилось. Генерал-лейтенант А. не смог сдержать проклятий. В вверенной ему части необходимо провести занятии по строевой подготовке и строевой смотр, а, что главное, «ВЫЯВИТЬ НЕДОСТАТКИ». Было также указано когда именно проводить смотр, кому наверх доложить, сколько недостатков должно быть выявлено и т.д.
Вроде бы ничего особенного, за исключением, пожалуй что, самой части. По документам это была воинская часть, а по сути одно из главных управлений КГБ СССР, из чего следовало два факта. Первый - рядовых в части не было, второй - большинство офицеров последний раз одевали форму «никогда». Конечно были молодые лейтенанты, но тут была загвоздка, у немногих пиджаков формы не было вообще, а кадровые - ещё не забыли что такой строевой смотр и недостатки скорее всего выявить бы не удалось.
Некоторое время поразмыслив, А. поручил провести строевой смотр своему заместителю по режиму полковнику Х. Полковника в управлении не то чтобы не любили, просто не замечали, ибо с младшими офицерами он считал общаться ниже своего достоинства, а старшие будучи как минимум кандидатами наук с редкой специализацией понимали, что ничего Х. сделать им не может.
Х. проявил военную смекалку и отобрал для проведения строевого смотра сотрудников, чьи должности казались ему с одной стороны безобидными, а с другой - особенно подозрительными - консультантов, старших научных сотрудников и тому подобных. По результатам в сводную группу офицеров младше майора не попало. Для проведения строевого смотра Х. пригласил неизвестного майора из Московской комендатуры.
И настал тот день...
Сотрудники входя на территорию имели возможность лицезреть бравого служаку в парадной форме, галифе со стрелками о которые обрезаться можно, сапоги блестят так, что смотреть больно, ну и так далее... Также можно было созерцать группу из 50 сотрудников в форме, собравшихся на краю бетонного плаца, по которому кроме дворника уже давно никто не ходил. Описать эту группу словами было не возможно, в голове крутилась только фраза из старого советского фильма про последние дни рейха. «Клюге! Где вы набрали этот сброд?. Фольксштурм, герр оберст, тотальная мобилизация, дети, старики, инвалиды!». В группе выделялся майор И. В свободное время майор участвовал в самодеятельности, а на самом деле играл в любительской рок группе, косящей под битлов. Расставаться с длинными волосами а-ля Джон Леннон майору было жалко, и он просто заправил их под воротник кителя.
Комендантский умышленно не смотрел на плац, а в назначенное время просто вышел на его центр и скомандовал - «В одну шеренгу становись!». Встали, ровно так как строятся первоклассники - где удобно там и встал. Именно в этот момент майор заподозрил неладное, он ещё не пригляделся к строю, ещё не увидел И. и прочих деталей, но уже понял что-то идёт не так. Минут через 20 сумели встать по росту. Команды «Равняйсь!» и «Смирно!» участникам шоу сильно испортить не удалось. А вот после команды «Направо!» два полковника в центре строя обнаружили себя стоящими лицом к друг другу. «Направо!» рявкнула комендатура. Два математика в центре строя поняли - «кто-то ошибся», и на всякий случай, повернулись кругом, оба. У комендантского затряслись губы, но он взял себя в руки и дождался правильного выполнения команды. «Шагом марш!», уже не так уверенно скомандовал майор. И в этот момент, в тот момент, когда половина строя начала движение с правой ноги, произошло крушение жизненных идеалов майора. Он повернулся спиной к строю и медленно пошёл в сторону проходной. Полковник Х. ещё пытался что-то ему сказать, показывал на часы, совал на подпись какую-то бумажку, майор его не замечал, он брёл к проходной походкой глубокого старика, жизнь, которая была так восхитительно хороша и понятна кончилась...

Генерал-полковник Маев. К нам едет ревизор!

Как-то на одном из совещаний командиров дивизии комдив довел до командиров частей, что к нам едет ревизор, и сей ревизор не кто-нибудь, а сам генерал-полковник Маев. Командиры заерзали, занервничали, и только такие молодые и зеленые как я - а я был одинок - ну никак не напряглись. Не потому, что я был в чем-то уверен, а в чем-то не уверен. Я просто не знал, кто такой Маев. Но по оживлению, на подсознательном уровне понял, что это дядька грозный. Мгновенно пронеслось осознание ситуации в следующем порядке: генерал-полковник, проверка, у меня маленькая часть, всего лишь ОТБ (отдельный танковый батальон), что он на уровне четырех мотострелковых полков, зенитно-ракетного полка - так, мелочь пузатая.

Но за время совещания выяснился маленький фактик. Такой маленький, но касался меня напрямую. И это самое «напрямую» надувалось по мере вырастания ответственности и объемом предстоящих для выполнения задач. Я еще записывал автоматически, а комдив уже смекнул, что для меня что-то не доходит. И отеческий вопрос:

- Капитанище, ты вообще понимаешь, о чем идет речь?

- Ну да, понимаю, парк за всю дивизию представляю я.

- А кто такой Маев, ты знаешь?

- Генерал-полковник из Москвы...

Дальше эмоциональное выступление генерала сподвигло меня на мысль, что я зря был так спокоен. Опуская междометия и все обороты воинской речи, объясняю суть: генерал-полковник Маев - это начальник ГАБТУ МО РФ (Главное автобронетанковое управление Министерства обороны Российской Федерации), и, кажется, еще замминистра обороны по технике и вооружению. Я про себя: «Ну и что?» Он был зам командующего Закавказского военного округа. А вот это уже - упс! А значит, он знает много местных особенностей. Он лично строил мой парк, лучший в Закавказском военном округе. А значит, он в деталях знает не только местные обычаи, но и подноготную парка. Но строил-то его он в 87-м, кажется, а на дворе 95-й, ельцинский период... Кроме того, комдив сосредоточил внимание, что грамотнее и грознее специалиста он на своей службе не видел, но знает точно, как это генерал-полковник в одну секунду снимал, и разжаловал, и увольнял не только полковников, но и генералов.

Тут, конечно, стоит рассказать, что из себя представлял мой парк. Раньше этот парк принадлежал танковому полку, в который я пришел служить лейтенантом. Парк был построен по последним требованиям парковой службы. То есть там присутствовал весь комплекс зданий по хранению, обслуживанию и ремонту автобронетанковой техники: с хранилищами, ПТОРом, складами, мойками, пунктами заправки, стоянкой учебно-боевой техники, и все это было в бетоне, в железе.

Парки других частей не имели даже бетонного покрытия. У многих стены хранилищ были сделаны из бревен, отсутствовали заправки и т.д. и т.п., многое, чего не было у меня. То есть по 88-му году у меня был образцово-показательный парк Министерства обороны Советского Союза. Но на дворе 95-й, и давно не Советский Союз. Поставок никаких, что там говорить за плиты, которые требовали замены, крыши хранилищ, которые текли и требовали ремонта, мы даже побелку, простую побелку находили, используя три русских буквы.

Мало того, положение усугублялось тем, что на месте танкового полка уже размещалась не одна воинская часть, а подразделения трех мотострелковых полков, отдельного разведывательного батальона, роты РЭБ, и чего-том еще по мелочам. Да, конечно, у каждого был свой сектор ответственности и зоны, закрепленные за ним. В основном это - боксы и метров пять вокруг них. А все остальное было моё. И парковая служба, и караульная служба. Кто служил, тот поймет, что это такое. К примеру, когда ты, капитан, командир части, не выпускаешь технику другой части по каким-то обоснованным причинам, а на тебя давит и почти орет командир другой части, но он - полковник, и ему в разы больше лет, чем тебе. Это так, к слову.

Короче говоря, начали мы готовится. Разбили месяц на дни, дни - на часы, запланировали первостепенные задачи, второстепенные и дальше - как получится. Если на подразделениях других частей лежала ответственность не только привести парки в соответствующий вид, но и как-то подшаманить технику, то с техникой у меня проблем не было. Она была не только ухоженной и блестела в полном смысле этого слова, но и была боеготова, и, как ни странно это для Закавказья, еще и заправлена. И это все являлось предметом моей тихой гордости. Почему тихой? Да потому что не высовывайся, ибо за хвастунов-командиров рассчитываются бессонными ночами их подчиненные. Проверками, строевыми смотрами, показными мероприятиями и т.д. и т.п.

Когда я принимал эту часть, буквально на следующий месяц комдив устроил выезд на стрельбища. У одного танка прямо в парке отлетели два катка. С другим тоже что-то случилось, не помню, что. Короче, с 91-го по 94-1 годы танками никто не занимался. Не хочу лить грязь на предыдущих командиров, но осмотр техники на тот момент приводил в тихий ужас. Офицеров почти не было, солдат вообще не было. По мере командования набрал и офицеров, и солдат-контрактников, распрощались с болтунами, вредителями, пьяницами и торгашами. Стали потихоньку восстанавливать технику. А тут приехали с Урала, с завода по производству танков, специалисты, коих кто-то зачем-то вызвал в Закавказье. И если у других линейных комбатов времени не хватило, то я «приютил», обул, одел, поощрил и попросил помочь продефектовать технику, по возможности - восстановит до боевой готовности, и я им готов помочь деньгами, как командир части, если они будут делать это руками моих солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров. Мужики с Урала (Нижний Тагил) были ответно благодарны. Договоренности соблюли каждый на двести процентов. В итоге я поимел на каждый танк некий акт технической готовности объекта 184Б1, а проще - танка Т72 Б1, да еще и с заводской синей печатью и подписью мастеров завода. Этот документ был наивысшей оценкой профессионалов-заводчан. А еще у меня появились технически грамотные специалисты-танкисты, практики.

Итак, задачи были поставлены, цели определены. В отличие от других, как Вы поняли, я меньше всего беспокоился о своей технике и ее боеготовности, что изначально волнует любого проверяющего, да в принципе, и нормального командира. Не волновался я и о парковой службе, так как к тому моменту «ядро» коллектива было сформировано и люди, военнослужащие, относились к своим служебным обязанностям достаточно серьезно. Уже тогда звучала фраза «Как в Советское время!». А вот вопросы восстановления бетонного покрытия, покраски и наведения, так сказать, серьезного внешнего лоска было головной болью N1.

При проведении осмотра проводимых работ в парке командиром дивизии, было принято окончательное решение, что Маева ведут ко мне. Исходя из этого решения, командир дивизии подсказал несколько ходов, как устранить некоторые вопросы, в том числе и торчащие из разбитых плит куски арматуры. Совет был прост: мы взяли зубила и выбивали их. Кажется, нам помогли еще краской. Поверьте, если это был не Божественный подарок в горах, то добрый шаг благодетеля - точно. А кстати, вы знаете, как сделать много черной краски, причем почти «на халяву»? Есть два пути. Первый: берем старый гудрон и замачиваем его в солярке или бензине. Через день черная краска готова - крась любую поверхность, но она огнеопасна. Второй: берем старую покрышку, сжигаем на металлическом листе, собираем пепел в емкость, заливаем или соляркой, или бензином, мешаем - и вот вам рецепт краски для всего, что нужно покрасить в черный цвет. Этот рецепт я «купил» лейтенантом почти за канистру коньяка, Вам же, дорогие читатели, дарю бесплатно. Вот таким нехитрым способом мы покрасили в черный цвет всё, что могли. К слову сказать, таких хитростей в армии было придумано много, все не буду и рассказывать, дабы сэкономить Ваше время.

Уходя от более мелких подробностей, констатирую факт: вместе с генерал-полковником к нам приехала комплексная проверка всей дивизии. Все проверяющие были распределены по различным объектам и мероприятиям, а парк и парковую службу содержания техники и вооружения пришел проверять лично генерал-полковник Маев. В парке сосредоточились в одном строю зампотехи всех воинских частей, находящихся на территории моего парка - от моего зампотеха майора и до полковников. По случаю встречи я первый раз за многие годы вылез из танкового комбинезона и напялил на себя повседневную форму с кителем образца еще Советского Союза, при этом надев туфли, как в войсках говорили, «брюки об землю». И вот наступила страшная и торжественная минута. Генерал-полковник почти без свиты вошел на территорию моего парка. Преодолевая страх и волнение - ну ни фига себе, целый генерал-полковник из Москвы, а тут я - самый маленький в звании, «капитанище», приложив руку к черепу, а по-уставному - к головном убору, четким строевым шагом двинулся навстречу:

- Товарищ генерал-полковник!...

Он махнул рукой, прекратив мой доклад вопросом:

- Ты кто?

- Командир ОТБ!

- Так, ты свободен, мне нужны зампотехи.

Я указал на строй. Он повторил «Ты свободен» и отправился к строю. Я подумал, что я-то свободен, но иметь по всем статьям будут меня, а не зампотехов. Тем паче, что мой зампотех пришел ко мне всего полмесяца назад. Я его выцарапал из лап Прокуратуры, после того, как Володька со своим сообщником пытался подорвать унизившего его капитана-ФСБшника, но был вовремя обезврежен, схвачен, и ему светил очень большой срок. Решение зависело от комдива. А у меня не было зампотеха. И от этого страдал не только я, но и все наше дело. А Володька был очень толковый парень, и от него отказались все. Тогда состоялся разговор с командиром дивизии:

- Или Вы мне отдайте майора...

- Или что?

- Товарищ генерал, отдайте майора!

- Ты за него головой ручаешься?

Напомню Вам, что ручаться в 95-м году судьбой, головой, карьерой... Я недолго думал, но думал.

- Да, ручаюсь. Отдайте.

Вот так на следующий день у меня отказался зампотех Владимир Кр...

Извините, что отвлекся, возвращаюсь к Маеву. Который проходил по парку, посещал каждый бокс, хранилища, задавал вопросы. Я, как тень, следовал за этой гурьбой. Честно говоря, я боялся технических вопросов. Но я чувствовал, что генерал-полковник приятно обескуражен, даже какое-то «доброе» чувство витало в воздухе, но я его не понимал. Все ждали разгрома, вопля, а тут - вопросы, ответы, беседа, обсуждения. Посетили и мои объекты, ПТОР, ГСМ, мойку, склады, КПП, КТП, пожарный пункт, и, «на закусочку», была показана самая «изюминка» мои хранилища. Мы этот маршрут не раз проговаривали - для меня, но водил Володя. Толпа, покинув мое хранилище танков, вышла на середину парка.

Стоял он несколько в отдалении, о чем-то думал, сопереживал. Было видно некое непонимание, что-то у него в голове не складывалось. Я, как прыщик в своем кителе и туфельках, стоял одинешенек в стороне. Честно говоря, я подумал, глядя на лицо генерал-полковника, что мне пришел пипец. Раздалась команда «Становись!». Генерал подошел к строю зампотехов.

- Кто тут старший? Не в плане воинского звания, а за этот парк?

- Я, майор Кр...

Вы не поверите - тишина стояла! Кузнечики... Вот он - момент истины. Честно сказать, я уже нацелился защищать майора и брать все на себя. И тут произошло нечто. Генерал-полковник Маев, начальник ГАПТУ РФ, замминистра обороны взял руку зампотеха двумя руками, стал трясти и приговаривать:

- Спасибо тебе, майор! Какие вы все молодцы, какой ты молодец!

Володька, обескураженный, промямлил:

- Это не я, я тут 15 дней всего! Это мой комбат.

Генерал, продолжая трясти его руку:

- А кто твой комбат?

Вольдька указал на меня. Генерал взгялнул в мою сторону:

- Капитан? Ты - комбат?

Взял меня под локоточек и отвел в сторону:

- Сынок, ты сколько командуешь?

- ну, почти год, товарищ генерал.

- Го-о-од... ответь мне, но честно, тебе за это ничего не будет, но не горячись: сколько танков выйдет по тревоге?

- Все, товарищ генерал!

- Я же тебе сказал: не горячись. Сколько танков выйдет?

Я не понимал его вопроса. Для меня это было прописной истиной, да и для него, должно быть.

- Все, товарищ генерал, и даже автомобили.

С одно стороны, виделось недоумение генерала по поводу моей уверенности и моим удивлением от этого вопроса. Генерал начал чувствовать некоторую неловкость, как и я.

- А если я подниму сейчас по тревоге?

- Ваше право, пожалуйста. - Этот ответ озадачил его еще больше, - Хоть все

Генерл смотрел с удивлением:

- А экипажи у тебя есть?

- Есть!

- Так солдат же нету!

- Ну да, у меня контрактники, тоже солдаты.

- И танки исправны?

И тут до меня дошло, что генерал знает что-то по армии, чего не знаю я, и ему нужны какие-то доказательства, весомые и серьезные.

Их может быть два: или поднять часть по тревоге, или увидеть предъявленный документ, но очень серьезный. Помните, я говорил, что заводчане на каждый танк приготовили акт?

Вот эти акты я и показал генералу. Как выяснилось, он этих мастеров знал лично, даже их автографы.

- И последнее, - сказал генерал, - Комдив мне докладывает, что соляры нету.

- Так точно, генерал-полковник, нету! Но до России - хватит! - ответил я, чтобы снять последние вопросы. - Эту соляру - до России - никто никогда пальцем не тронет, даже если все замерзнем.

Дело все в том, что в наших многоквартирных домах для офицерского состава отсутствовало и отопление, и вода, и свет, и газ. Почти у каждого в квартире стояла солярочная печка, чтобы обогреть семью: 2 часа утром и 2 часа вечером. Сами понимаете, что соляркой мы пользовались, сами понимаете, откуда. Теперь вы поняли мою фразу, что даже если замерзнем, но НЗ до России не тронем?

Генерал отвел меня в сторону, подальше от ушей других офицеров, и сказал мне буквально следующее: сынок, ты не понимаешь, что ты сделал. У нас практически развалена вся армия. Я тебе верю, но верится с трудом. Потому что мы подняли полк по тревоге в одной из самых боеготовных дивизий, из всего полка выехало всего два БМ... а тут, вдали от России, от баз снабжения, военнослужащие выживают в экстремальных условия, и ты мне доказал, что дивизия боеготовна. Пошли.

- Ровняйсь! Смирно! За исполнение воинского долга... бла-бла-бла-бла... капитану Калугину объявляю блкагодарность.

- Служу Отечеству! - еще не успела моя рука опуститься, парк наполнился старшим командованием.

По результатам комплексной проверки 147-я мотострелковая дивизия, в дальнейшем 62-я военная база ГРВЗ г. Ахалкалаки, заняла третье место в РФ. Некоторые получили внеочередные звания, некоторые - медали, а я до сих пор горжусь благодарностью генерал-полковника Маева, при приезде которого командиров частей обычно снимали. Как метко заметил комдив: «Твои награды, сынок, еще все впереди!»

На выхлопе - пшик

События Беловежской пущи, где президенты трех славянских республик подписали соглашение о распаде Советского Союза, даже после Грузии, Армении, Азербайджана, рассматривались нами как непонятный абсурд, вздор, бред. В принципе коммуняки, комиссары, замполиты и иже с ними и впрямь всех достали. Ни рыба ни мясо. Горбачев с его тупыми решениями и обращениями к нациям Закавказья в печенках сидел.
А ведь дай Горбачев команду, вмиг порядок установился бы!
Все придурки-националисты ни во что не ставили милицию, но дико боялись армию. Сразу разбегались, стоило только на горизонте появиться военному человеку с оружием.
В Узбекистане то же самое: стоило только «жандармам Узбекистана» (так называли в народе наше училище) выдать оружие и вывести их на улицу, когда буянили в 1987-88 годах крымские татары. Так было везде. Достал, одним словом, этот Горбачев.
Лично я шуры-муры с национальным вопросом раскусил в Узбекистане в 1986 году. Тогда мы порой по нескольку ночей подряд с автоматами спали, будучи курсантами. То в Алма-Ате конфликты, то в Узбекистане манифестация, то в каком-то Карабахе вооруженные столкновения... А на выхлопе - пшик.

Засада

Да еще и советские законы. Сплошная засада. По уставу ты имеешь право применить оружие, в том числе по приказу командира. А по законам СССР тебя за это могут посадить. Вот как интересно! И «весело», однако.
И как бы ни возмущались отдельные личности, я готов привести не один пример, как советское руководство сдавало офицеров и судило их только за то, что они при исполнении служебных обязанностей применяли табельное оружие. Так, ротного с 3 танковой роты посадили в тюрьму. За стрельбу из пистолета во время дежурства по полку.
Короче, все непросто. Да что там говорить! Все Закавказье буквально ненавидело русских как нацию! А армию считало русской, по фиг, что у нас полно национальностей служило! Следовательно, армию ненавидели еще пуще.
Нет, справедливости ради надо признать, встречались и трезвомыслящие люди, таковыми они оставались до тех пор, пока не сбивались в толпу.
Естественно, руководство советских закавказских республик сидело на чемоданах. И играло на два фронта. Чем для нас, служивших в Закавказье, казалось их отделение от СССР? Да попросту говоря, констатацией факта импотентности советского руководства! Но попытайся мы рыпнуться, нас бы обозвали нехорошими словами и раскатали в лепешку под аплодисменты народных масс. В лучшем случае от пяти до семи лет как пить дать.

Граната из-за забора

Народ дружно проголосовал за СССР. Но дебилы из политбюро во главе с Горбачевым и этим не воспользовались. А руководство бывших союзных республик жаждало княжить в своем царстве.
Как известно, в политических игрищах главный проигравший всегда один - народ.
Думку мы думали, гадали, что да как, да и чьи мы теперь. С умным видом читали солдатам политинформацию, а сами пытались хоть что-нибудь понять... Но в России молчат, в Грузии пока тоже все попритихло, народ безмолвствует.
Замордовали: то банда неизвестная едет, то митинг у КПП под лозунгом «Оккупанты, вон!», то еще банда объявилась в количестве нескольких сотен человек на двух «икарусах»... В общем, то танки выгоняем, то с автоматами спим в казарме, то в танке в бронегруппе. Солдат в полку почти нет. Остались лишь у нас, у артиллеристов и, кажется, немного в 1 и 2 мотострелковых батальонах.
Нас интересует, а если бандиты полезут, стрелять? В принципе да, наверно надо, а куда деваться? Типа самооборона. Ну, а потом - под военный суд. И посадят, даже не сомневайтесь. Причем сидеть пришлось бы в грузинской тюрьме.
Приедут боевички к полку, пошатаются вдоль забора, повынюхивают. Мордами бородатыми покрутят, увидят, что их ждут, и опять в своих автобусах укатят чачу в кабаке хлебать. Вечером могут пакость сделать, например, в строй солдат гранату метнуть из-за забора. При мне такое было пару раз. О раненых и погибших, врать не буду, не слышал.
Униформа у грузин идиотская такая была... Две портупеи, как в фильмах про гражданскую войну. Пулеметная лента через плечо, а то и через оба, и вокруг пояса обернута. Головных уборов ассортимент богатый, от кепи до берета, даже в панамах боевики встречались. И обязательный атрибут крутости - черные солнцезащитные очки. У всех автоматы. А вот подсумков с запасными магазинами не помню...

Гробовая тишина

Утром 19 августа я явился на подъем батальона. Проверил наряд и с чистой совестью вышел на крыльцо подымить. Закурил.
И вдруг... кожей ощущаю в природе какую-то неестественную звенящую тишину. Не утреннюю, нет, - гробовую... Мне еще подумалось - как перед войной...
Такие моменты на всю жизнь в память врезаются.
Вышел дневальный, спросил про зарядку.
- Зарядку отменить, всем по полной форме проверить людей.
- Слышишь, какая тишина?
- Да. Даже птицы не поют.
- Точно... Как-то не по себе...
- Зарядки не будет, пусть наводят порядок.
Это был первый день путча ГКЧП.
И завертелись, закрутились очень интересные времена, времена перемен, лихие девяностые...
Минут через двадцать после построения раздался телефонный звонок.
- Товарищ старший лейтенант, объявлена боевая тревога! Подтверди у дежурного.
- Батальон, боевая тревога! Посыльным к офицерам, строиться для получения оружия!
- Механики, строиться для убытия в парк!
В нашем батальоне полка прикрытия государственной границы СССР, когда дело доходило до танков, шутить не любили.
Все крутилось как колесики в хорошем часовом механизме. Каждый выполнял свою задачу. Каждый знал свое место по расписанию и по боевому расчету.
Через сорок минут танки вышли из боксов, солидно раскачивая пушками.

Ласточки покинули свои гнездышки

Все по-серьезному. Мальчишки-танкисты на своих штатных местах проверяют связь, укомплектованность, боеготовность наших «ласточек» - так мы с любовью звали танки.
Бронегруппы дежурных танков заняли свои места еще раньше. Неужели наше время пришло? Дождались. Ваше слово, товарищ маузер!
Подтянулись офицеры. Проверяют своих солдат и машины.
Мы с зампотехом Николаем Федоровичем, а попросту Федорычем, исполняющим обязанности командира батальона, бурно обсуждаем план действий, затем он убегает в штаб.
10 часов утра. Стоим, технику заглушили. Чего попусту соляру переводить?
В это время возле штаба полка коммунисты бросаются партбилетами. Суки какие, меня не приняли в свое время даже в кандидаты, посчитали недостойным, а сами, вот ублюдки, партийными билетами разбрасываются! И кто заводила? Парторг полка! Он радио с утра слушал. Падла. Потом героем ходил!
Меня вызывает в штаб командир полка.
- На базе твоей роты формируется сводный отряд, - четко оповещает комполка, - Тебе в качестве усиления дается батарея и мотострелковая рота. Старший - ты. Давай-давай! Ты мужик серьезный, ответственный. Выстраивай машины, налаживай взаимодействие. Сюда едет начальник штаба дивизии.
Жена узнала новость только под вечер, когда я чуть живой приплелся домой.
Выстроил машины всех подразделений: 10 танков, 10 БМП - боевых машин пехоты. 10 мотолыг батарейцев. Мотолыга на армейском жаргоне - МТ-ЛБ (многоцелевой тягач легкобронированный) — советский плавающий бронетранспортёр.
Не хило!
Выдали мне два огромных пакета с печатями и разноцветными полосками. Один типа на Ереван, второй на Тбилиси.
Прибыл начштаба дивизии. Все осмотрел, проверил. Понравилось!
- Молодцы! - говорит. - Кто старший?
- Я!
- Пакеты выдали?
- Так точно!
- Откроете по команде! Не раньше! Там полные инструкции.
- Есть!
- Вопросы будут, товарищ старший лейтенант?
- Товарищ полковник, мы здесь с утра, ничего толком не знаем. Вы бы хоть солдатам объяснили, что в стране происходит!
- Ну вы даете! Вам что, правда ни о чем не известно?! - полковник был в шоке.
Машу головой и пожимаю плечами. По команде свожу подразделения в общий строй.
И тут полковник двинул речь! Двинул так, что потом не знали, как отмазаться. Речь была пламенная и содержательная. Много «добрых» слов полковник нашел для Михал Сергеича, приводить их, думаю, не стоит, и про Борьку Ельцина - полного «...! ...! ..!» По всем прошелся!
Ну а мы из его доклада поняли для себя главное: нам вменят в долг перед родиной стрелять и крушить всех и вся. Солдатиков всех национальностей переполняла решимость выполнить свой долг и воинскую присягу.
А у меня появилось предчувствие, что страна, или что там от нее осталось, стоит на пороге гражданской войны! И именно мне придется отдавать приказ на открытие огня.
А руководят нами и всем этим цирком полные придурки. Почему цирком? Да потому что уже 14.00, а мы тут стоим, лясы точим. А чего стоим, чего ждем-то?

«Ротный, ничего не было!»

Боятся суки, выжидают. Объявление по подразделениям:
- Солдат на обед в столовую! НЗ не трогать.
Продежурили три дня, глаза воспаленные, мозг перелопатил кучу информации, обдумал все возможные ходы и варианты и тихо задымил...
Долгожданная команда комполка:
- Технику в боксы, оружие в пирамиды, солдат в казармы, пакеты сдать... Ротный, слышь, ничего не было. Понял?
- Понял!
- До солдат сам доведешь?
- Даже не волнуйтесь, солдаты у нас умницы. Вы же знаете!
- Знаю!
Кэп - отличный мужик, да и замполит полка молодец, не струсил!
Вот и все ГКЧП.
А подробности про события в Москве мы узнали уже потом.
Меня потом новые «офицеры-дерьмократы» куда-то таскали, расспрашивали, просили, пытались требовать что-то написать, разгласить... Беседовали с подчиненными. Ребята, как всегда, никто, мол, ничего не видел, никуда танки не выгоняли...
Отличная была рота, на мякине не проведешь. От меня довольно быстро отстали. Да и грубить мне не советовалось. Как-то одному пьяному начальнику мордочку до узких глаз основательно помял, а другого за оскорбление чуть не застрелил.
В ближайшие выходные мы с женой отправились на рынок, где аборигены торговали съестными припасами. И, странное дело, обнаружили несвойственное местным уважение к людям в форме и их женам. Продавцы с нами говорили вежливо, как никогда спешно отсчитывали сдачу, с любезностью заискивали, мило так заглядывали в глаза, ища расположения. Куда только подевалось все их хамство и наглая самоуверенность?
Про суверенитет никто и не вспоминал. Наоборот, они даже были обрадованы, что наконец-то все закончится. А, значит, вернется на круги своя. Мне было обидно.
Я-то знал или, по крайней мере, догадывался, что ждет нас завтра. А они еще не знали, что ласточки вернулись в свои гнездышки.

***
Мы выполнили все приказы, мы были боеготовны, я и офицеры и солдаты многонациональной роты. И еще долго переживали о том, что не сбылось. Возможно, и к лучшему.
За тогдашних ярких представителей правящей верхушки, признаться, не хотелось грудью вставать и стрелять и давить для нас еще советский народ - детей, женщин, стариков. А что это пришлось бы делать, мы не сомневались!
Да и советский народ был бы не на нашей стороне. Он в лучшем случае на кухне тихо сопел бы под бутылочку или стакан сладкого чая с ливерухой.
Тогда старшее поколение - седые генералы да полковники - не решились выступить. Хотя мы, молодежь, были полны решимости действовать. Смысл в том, что мы выросли, повзрослели, поседели, и теперь мы - старшее поколение.
Народ даже сейчас еще спит как могучий богатырь. Не будите богатыря-соню! Спросонья он не ведает, что творит.

КРЮГЕР И БЕЛЫЕ КРОССОВКИ

Некоторые руководители, в том числе и офицеры, с гордостью рассказывают, как их уважали и любили подчиненные, солдаты. Понятно, что лично тебе обязанный лично тебя и уважает. Но бывает ведь и так, что в глаза говорят и демонстрируют одно, а за глаза совершенно другое. В отношении к тебе одного человека можно и заблуждаться. Но никогда не солжет и не обманет отношение к командиру не единиц, а целого коллектива. Главным образом не слова, а поступки. Высший пилотаж руководителя, наивысшая точка его авторитета - это искреннее уважение армейского коллектива.

ЧТО ПОСЕЕШЬ - ТО ПОЖНЕШЬ
Скажу без излишней скромности: меня всегда поддерживали офицеры-однополчане. Они мне не подчинялись, дружить было «легко». С солдатами куда сложнее. Как не допустить панибратства, но остаться старшим товарищем? Как быть справедливым, но не чересчур мягким? Как вести себя достаточно строго, но не скатиться до самодурства?
Покопавшись в себе, заверю: никогда я не был для солдат «добрым дядечкой», всегда старался жестко, но по справедливости спрашивать с ребят. Служба службой, а дружба дружбой. Сразу замечу, что я не терпел фамильярности, не заискивал, не сюсюкал, никогда не «облизывал» личный состав, считая это унизительным касательно настоящих мужчин.
Мужской коллектив, он всегда живет по своим правилам, по своим законам. А в суровое время, время испытаний требования друг к другу возрастают в разы. А там - что посеешь, то и пожнешь. Или уважуха - или ненависть, а то и, не дай бог, подстава.
Ситуации случались всякие-разные, и порой приходилось поступать не просто жестко, но даже, прямо скажем, жестоко. Естественно, намерения и цели всегда были благими, но понимали ли это наказанные?
Проверкой истинного отношения людей, самой объективной оценкой твоим стараниям и педагогическим методам становятся исключительно поступки. Поступки людей по отношению к тебе.
Как раз о нескольких показательных поступках солдат из своего подразделения я и хочу вам поведать.

ЛЕЙТЕНАНТ ДИСБАТ
Как бы ни казалось странным, но я уделю внимание не какому-нибудь яркому эпизоду, в котором четко и однозначно проявилось бы, кого любят, кого терпеть не могут.
Мне хочется проанализировать... прозвища, которые дают начальнику! Как тебя называют солдаты - более чем показательно! Первое имя дается при рождении и смысловой нагрузки не несет (если мы, конечно, не станем увлекаться всяческими глупостями). А вот имя второе, прозвище, присваивается только лишь за «заслуги»! Как со знаком плюс, так и со знаком минус. Прозвище характеризует человека на все сто! У нас обычно второе имя давалось или тем, кого сильно не любили, или же наоборот, кого до жути обожали. И это в какой-то степени момент истины, не побоюсь высокопарных слов.
Будучи командиром взвода, в полку, а, впрочем, и во всей дивизии я был известен как Лейтенант Дисбат.
Что-то в этом имени было правильное, основательное, но что-то напрягало: будто я свирепый монстр, помешанный на соблюдении дисциплины. Поначалу обижался. Но со временем почувствовал: как бы солдатикам ни хотелось свободы и вседозволенности, они - солдаты, и с глубоким почтением, где-то даже с восхищением относятся к примерам зрелого суждения и поведения.
К тому же я узнал, что моим подчиненным ссылка на широко известное по гарнизону имя лютого Лейтенанта Дисбата помогает выполнять обязанности, отмахиваться от провокаций, отделываться от участия в незаконных делах, в потасовках и схватках между солдатиками разным национальностей. И я записал себе это в плюс.
Примерно похожий диалог мог происходить между безголовыми новобранцами:
«Мы, узбеки (казахи, азербайджанцы, армяне...), идем бить казахов (узбеков, азербайджанцев, дагов...)»
«Я не пойду», - лениво отвечает солдат Калугина.
«Почему?!»
«Мой командир Лейтенант Дисбат».
«А-а-а... Понятно...»
И все. Вопрос снят без обвинений ребят в трусости и «неприятных» последствий.

«ПОДЪЕМ, КРЮГЕР ИДЕТ!»
А во времена командования ротой старший лейтенант Олег Калугин с ужасом узнал, что ротушка-матушка зовет его... готовы?.. Крюгером! Вот блин!
А я ведь долго ведать не ведал о своем новом имечке. Узнал его при следующих обстоятельствах. Рано утром выдвигаюсь на подъем батальона. Стоит наряд, в числе остальных латыш Дамбис. Парнишка по обыкновению привалился на тумбочку дневального и сладко подремывает. Дамбис - добрый молодец с поразительными «тактико-техническими характеристиками»: рост под 190, количество толчков двух гирь весом в два пуда границ не знало, кулаки - во! Любимая фраза богатыря, произносимая тоном нытика-мямли: «Ну, может, хватит, товарищ старший лейтенант...»
Это он про жим гирь, когда мы сбивались со счета в районе 80 толчков, а Дамбис не уставал, ему просто надоедало шоу.
Приближаюсь я, значит, к дверям казармы и слышу истошный вопль сонного, но бдительного Дамбиса:
- Батальон, подъем!
Тишина... Спит ротушка.
- Подъем, Крюгер идет!
Я с перепугу огляделся. Кто же может быть страшнее меня? Что за Крюгер?
Вокруг никого чужого. Соображаю, что Крюгер - это я и есть. Вопрошаю Дамбиса:
- Зачем так страшно-то?
Добрая наивная улыбка латышского геркулеса многое разъяснила.
А ребятишки-то после его сигнала повскакивали с коек как ошпаренные!
Следующее утро. Подъем. На тумбочке сопит тот же Дамбис. Красавец, стоя дрыхнет! Остановился возле дежурного, гляжу на часы. Две секунды уже лишних прошло, мы опаздываем. Осторожно трогаю Дамбиса за плечо и зову:
- Дамбис!
- М-м-м...
- Дамбис!!!
- М-м-ммм...
- Дамбис! Кричи!
- Что кричать? - не открывая глаз.
- Ну так «Крюгер идет!»
И вновь истошный вопль мигом проснувшегося Дамбиса сорвал батальон с кроватей и мухой вынес на построение. Заметьте, не только через двери! Солдаты проносились мимо, хохоча над извиняющимся взглядом и наивно хлопающими глазами Дамбиса. Наш телок промычал:
- Ну товарищ старший лейтенант... Ну, зачем вы...
- Ты, Дамбис, всегда так батальон поднимай, когда я ответственный!

«ЖЕЛЕЗНЫЙ ТАНКИСТ»
Кавказцы и чеченцы звали меня «железным». Об этом мне стало известно, когда кто-то из их братков попытался пристать к моей жене. Света вместе со мной выехала на полигон поучаствовать в танковых стрельбах.
«Я жена офицера», - гордо сказала Светлана наглецу.
«А мне по фиг», - ухмыльнулся боец.
«Я жена командира роты».
«А нам плевать!»
Жена растерялась и тихо привела последний аргумент: «Я жена Калугина...»
Ребятки, изменившись как в лице, так и в поведении, принялись извиняться и умолять ничего не говорить старшему лейтенанту Калугину об их «некорректном» поведении... Жена, естественно, мне рассказала, связав словом чести.
Когда служил на Смоленщине в Ельне, солдаты прозвали меня майором Пейном.
«Почему Пейн?» - как-то поинтересовался я.
«Фильм помните? Ну, вы же тоже майор», - бесхитростно пояснили солдаты.
«Ну так майоров в полку полно!» - не дошло до меня.
«Вы вроде как суровый, но не стукач, и без унижений обходитесь, все по-честному».
А один из парнишек передал: «Вам от моего отца огромное спасибо».
«За что?»
«А я был в отпуске, и отец первый раз мне налил. Да не раз. Потом мы спели. Только он знал два куплета, а я всю песню. В другой песне он знал один куплет, а я всю песню. А в третьей отец знал припев, а я - всю песню, русскую народную. И я рассказал отцу о великой истории нашего славного народа, и почему я им горжусь. И почему я собираюсь с честью служить и выполнять долг солдата. Отец спросил, где я этому всему научился. В армии, ответил я ему и сказал о вас».
А диалог с этим солдатиком завелся следующим образом. Я уже служил в другой части, ехали мы по делу с тем пареньком в машине, а он тут и спрашивает:
- Знаете, я уже дембель. И вы теперь в другой части работаете. И власти надо мной не имеете. И сделать мне ничего не можете. Так?
- Ну-у, так.
- Значит, сейчас я могу вам сказать прямо в лицо все, что о вас думаю.
- В принципе, да.
И неожиданно он передал мне благодарность от своего отца.
Когда преподавал в институте ВДВ, курсанты величали меня без затей - Танкист. И наивысшим проявлением их уважения стала спетая на плацу кузницы воздушно-десантных кадров в строю батальона песня о танкистах. И прозвучавшие лозунги «Слава танковым войскам!» «Слава ВДВ!» «Слава! Слава! Слава!»
Я всегда помнил и учил своих офицеров: ротными, комбатами, командирами полка нас делают солдаты.
Если честно, прозвища от солдат я ставлю в начальные строки списка своих жизненных и профессиональных достижений.

ДЕМБЕЛЬ ВТИХУЮ
Прозвища со смыслом - хорошо, но все-таки, разумеется, во всей полноте они не характеризуют отношение к тебе как к командиру. Поэтому хочу поведать случай, который потряс меня до глубины души. Он произошел в Ахалцихе.
Я являлся командиром 2 танковой роты. Из 26 человек моего подразделения увольнялись 16 дембелей.
Незадолго до того мы отыграли полковые учения, которые контролировал лично командующий округом. Я по праву ротного взял на себя риск не формировать сводные экипажи из лучших танкистов батальона, как требовал командир полка, а выйти на учения своей штатной ротой. Пообещал солдатам, что если классно отыграют, я их уволю в срок. Но с условием: каждый отвечает не только за себя, а за всех. Один за всех, все за одного!
Мы с блеском отыграли полковые учения. Рота проявила себя выше всяких похвал. В смоделированных ситуациях и сложнейших упражнениях солдаты демонстрировали достоинство и высокий профессионализм.
А когда утром представитель округа у себя под носом не смог обнаружить замаскированные танки, стоящие в окопах, поднялась паника. Куда делись танки? «Командир полка, где танки?!»
И внезапно прогремел трубный бас на весь полигон:
- О! Вижу! Вижу! С ума сойти! Сколько служу, впервые такое вижу! Ну, молодцы!
Понравились начальству смекалка и мастерство солдат.
Пришло время демобилизации. Каждый служивший в курсе, как считаются не только месяцы, дни, часы, но и минуты пребывания в казарме. Ребята изнывали - чем ближе свобода, тем мучительней ожидание. И тут командир полка сообщает, что дембель необходимо задержать как минимум на неделю «по причине того, что согласно оперативной информации... бла-бла-бла...» Шел 1991 год. Уже отгремел ГКЧП. Кажется, ожидали нашествия некоей банды, и полк готовился быть поднятым по тревоге.
Ответственность командира лежит в русле принятых им решений. Вечером в канцелярии роты вместе со взводными решили: слово, данное дембелям, надо держать. Они умницы, свой срок отслужили, их предстоящее побоище уже ни с какого боку не касается. Из сейфа извлечены военные билеты дембелей и значительный запас водкосодержащих бутылок. Из числа офицеров назначены на ночь «алкоголики», из числа солдат - «писаря-трудоголики». Последним вменялось в обязанность оформить военные билеты и проездные документы уволенным солдатам. Обремененные ночными задачами «крайние» переместились со мной к СПНШа полка майору Васе Зайцеву, ну и после содержательной беседы о чести, достоинстве и слове офицера, да не под одну прихваченную волшебную бутылочку, мои писари оформили документы и майор скрепил их полковой печатью.
Хороший мужик Василий Зайцев - мы его не выдали!
То есть не выдали, когда на следующий день комполка претерпел шок после того как узнал, что 2 рота лишилась более 50 % личного состава, убывшего к месту постановки на учет, прямиком в свои родные республики. Впрочем, наш дорогой и любимый комполка подполковник Владимир Ильич Божевольный долго не буянил, лишь предупредил сквозь зубы:
- Смотри, старлей! Если танки не выйдут по команде... Я тебя породил, я тебя и сниму!
Вечером все мои дембеля и самые близкие офицеры-заговорщики с женами гуляли у меня, у ротного, дома, выпивали, вспоминали минувшие дни, шутили, печалились, обменивались фотографиями, адресами. Дембеля благодарили наших жен и мою Светлану как старшую подразделения за традиционные торты и пироги к праздникам, за вкуснейшие обеды и угощения. Да и за моральную поддержку. Вечер тек чинно и достойно. Перебрали алкоголя лишь парочка офицеров - их дембеля довели, вернее, донесли до казармы и уложили спать, заботливо подложив начальству по три матраса.
Эх, ротушка-матушка! Прощайте, ребята! Счастливо! А у нас впереди военные будни.

РОТУШКА-МАТУШКА В БЕЛЫХ КРОССОВКАХ
Ровно через неделю после отъезда дембелей посыльный поднял меня по боевой тревоге. Мы бежали в часть, и в дороге до меня дошло, что посыльный прибыл с опозданием минут на пятнадцать. Таким образом, отведенные на сбор и прибытие сорок минут катастрофически таяли. За сорок минут батальон должен успеть выгнать танки. В течение утреннего кросса я, задыхаясь от бега, крыл матом своего посыльного за опоздание. Хотя четверть часа вряд ли спасло бы. А гонец оправдывался, мол, кроме меня будил других офицеров. Но я же шел первым в списке!
Влетаю наконец через КПП полка в батальон. Упс! А в батальоне - никого! Все боевое имущество и вооружение вынесено. Бегом в парк, слышу, как заводятся танки - своих «ласточек» мы узнавали по голосу, по реву движков. Не может быть! Третий завелся... четвертый, пятый... шестой!.. Мои салабоны не только все вынесли, но уже выгоняют танки из боксов! Офигеть! Я вслушиваюсь, как за забором танки лязгают гусеницами. Мчусь в парк по направлению к своим боксам, скрытым за стенами чужих.
Прямо посреди парка возвышается человек-гора - наш командир полка, и никакой возможности обежать его стороной. В парке весь полк. Беспорядочная суета, движение, причем не броуновское. Пытаюсь эту «гору» незаметно обогнуть со спины...
Полковник гортанно проворковал:
- Стоять, старлей.
- Товарищ полковник, старший лейтенант...
Полковник прервал мои запыханные речи вопросом, вогнавшим меня в ступор. Он по жизни никогда не орал, обладал низким, глубоким, бархатным голосом.
- Почему у вас солдаты в кроссовках? - спросил он знаменитым своим басом.
Я даже онемел. Глаза уткнул в землю. Молчу. Вдруг гляжу, из-за моей спины выбегают сперва длинные ноги, вижу штаны от танкового комбинезона и белые-белые кроссовки...
Поднимаю глаза и замечаю удаляющуюся спину Лоренца, немца из Казахстана, дембеля, который уже минимум три дня должен был быть дома! Я хлопал глазами. Откуда он взялся?
Командир вывел меня из ступора:
- Ступайте к танкам, лейтенант. Молодец. Такое уважение роты дорогого стоит.
Мое оцепенение продолжалось, пока я шел и видел... своих дембелей, всех дембелей до одного, отпущенных домой неделю назад, а в данный момент обслуживающих и готовящих танчики. С какой любовью они это делали! Солидно, неспешно, отточенными движениями, без суетливости.
Лоренц: «Какого хрена вы здесь делаете?»
А вечером, когда банда, испугавшись боеготовности полка, смоталась, я узнал подробности. Дембеля не уехали. Они сняли комнаты в домах частного сектора, поселились в них по трое-четверо и целую неделю сидели тихо, не жужжа, не высовываясь, и даже не пили, ожидая последней своей «тревоги».
Это они строго настрого наказали посыльному прежде чем бежать за мной поднять по тревоге их. Остались! И ради чего? Ведь им полагалось уже свидания девчонкам назначать да в киношку бегать!
Знаете, а просто, чтоб не подвести, не подставить своего командира. Вот так.
Среди ребят были и латыш Раймонс Дамбис, и литовец сержант Рахимов, и узбеки сержанты Саатов и Курбанов, и националист-западенец Ярослав Гнатышин, и старшина роты, и украинец Бурбура Андрей, и башкир Урал Хасанов и русский Кремнев... Фамилии всех, к сожалению, не вспомню... Спасибо, ротушка-матушка!
Прости, ротушка-матушка.

Неоконченная война

История эта посвящается Дню Победы. А победа в Великой Отечественной Войне досталась ценой огромного количества человеческих жизней. Некоторые цифры и факты: безвозвратные потери в ходе боевых действий составили 8 860 400 советских военнослужащих, пропали без вести, попали в плен 3 396 400 человек, около 1 162 600 были отнесены к неучтённым боевым потерям первых. Вернулись из плена 1 836 000 военнослужащих, не вернулись — 1 783 300. Судьбы сотен тысяч солдат так и остались невыясненными, и до сих пор продолжаются поиски мест захоронений погибших воинов.
Война считается неоконченной, пока не выяснена судьба последнего солдата. Масштабы потерь были таковы, что практически каждая семья потеряла на войне хотя бы одного родственника. Гибель одного человека - трагедия, гибель миллионов превращается в статистику. И чтобы миллионные цифры о погибших и пропавших без вести солдат не превратились только лишь в обезличенную статистику, мы должны помнить своих близких.
Своими родственниками, участвовавшими на войне, я начал интересоваться еще в детстве, когда впервые увидел среди хозяйственных инструментов шило, на деревянной рукоятке которого было высечено имя «Фаузи». С этого момента, можно сказать, и началась для меня Отечественная Война. Оказалось, когда-то изготовил этот добротный инструмент, исправно служащий по назначению уже третьему поколению, старший брат моей мамы.
В домашнем архиве, благодаря бережливости бабушки, сохранились различные письма, справки, квитанции, представляющие для потомков историческую ценность. Самыми ранними из документов являются датированная 1922 годом квитанция о страховании строений и 10 - рублевый кредитный билет 1909 года выпуска. Бумаги не потерялись, несмотря на то, что бабушка и мама после войны неоднократно переезжали. Среди старинных бумаг и документов в бабушкином сундуке я и нашел единственное фронтовое письмо дяди, написанное латинским шрифтом, датированное октябрем 1941 года. Письмо это представляет собой вдвое сложенный лист со штампом «Просмотрено военной цензурой 179», призывными словами И.В.Сталина, адресом назначения на одной стороне и содержанием письма на другой. «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами» - гласит лозунг Сталина над адресом. Сохранилась и пожелтевшая фронтовая фотография дяди с надписью «Не скучай, вспоминай». В письме он сообщает, что находится на фронте, 29 октября получили зимнее обмундирование: теплое белье, портянки, шапку... К 50-летию Победы была выпущена книга «Память» со списком погибших 1941-1945 г.г., в котором имеется короткая запись, немного проясняющая его судьбу: «Губайдуллин Фаузи, 1919 г.р., 78 ЗСП, кр-ц, пропал без вести в янв. 1942 г.» К сожалению, других сведений о нем пока нет, кроме того, что его 78-й запасной стрелковый полк дислоцировался под Ленинградом в Выборгском районе, где шли ожесточенные бои.
О младшем из братьев некоторые данные имеются по сохранившимся документам из старого сундука. Он был призван в РККА в 1942 году и, согласно данным книги «Память», был стрелком 897-го СП и пропал без вести феврале 1943 г. Те же сведения повторяет справка, выданная бабушке исполкомом сельсовета 24 мая 1948 года. В ней сообщается, что «...ее сын, Хасанов Фарит Губайдуллович, 1922 г.р., был мобилизован в июле 1942 г. Находясь на фронте, пропал без вести». Кроме этой справки также сохранились некоторые документы фронтовика. Братья имели разные фамилии, так случалось в те годы, что часто одному брату давали фамилию по имени деда, другому - по имени отца. А 897-й стрелковый полк входил в состав 92-гвардейской стрелковой дивизии 1-гвардейской армии Украинского фронта.
Согласно скудным сведениям из книги «Память» пропал без вести в 1943 г. также и мой дед, мобилизованный в возрасте 52 лет в так называемую «трудовую армию». Год рождения деда в книге указан 1900-й, но точная дата - 1891 год установлена по его единственному сохранившемуся документу - профсоюзному билету рабочего торфяной промышленности Народного комиссариата электростанций. Где дислоцировалась войсковая часть деда, как он погиб, где его могила, до сих пор неизвестно.
Бабушка надеялась, что ее близкие могут быть живы, после войны отправляла запросы в различные инстанции, но все безрезультатно. А когда пора было замуж дочери, долго не разрешала, все повторяла: «Еще не вернулись братья, отец. Вот они вернутся, тогда и выдадим тебя». В деревню не вернулись ровно 100 солдат - 90 имен насчитывается в книге «Память», еще 10 солдат в книге не зафиксированы. Мама, будучи уже в годах, по девичьей памяти, видимо, помнила каждого из них поименно и кто на какой улице жил.
Другой дед, со стороны отца, участвовал в боевых действиях до 1944 года, был демобилизован после ранения. Он решил задержаться в освобожденной Бессарабии, чтобы заработать средства для строительства дома, но вскоре умер и был похоронен в г. Бельцы. Его последнее письмо сохранилось, и написано оно было на татарском языке, но арабскими буквами.
Пятый по счету родственник, дядя моего отца погиб на Курской дуге и похоронен в братской могиле. И осталась от него только единственная фотография в форме танкиста.
Мы хорошо помним своих воевавших предков, а пройдет еще несколько десятилетий - последующие поколения уже могут и забыть о них, и, как следствие, историю Великой Отечественной. Поэтому необходимо продолжать поиски сведений о своих без вести пропавших предках, бережно хранить их письма, документы, фотографии как память о воевавших за мир и свободу солдатах. Чтобы Великая Отечественная Война не оказалась для наших потомков «неизвестной войной».
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/137.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/138.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/139.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/140.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/141.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/142.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/143.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/145.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/146.html
http://foto.mail.ru/mail/ilusm/_myphoto/147.html