Большой сход

Не будем называть фамилии этих офицеров... Ни к чему, да и жены могут на сайт заглянуть... Хотя времени прошло с тех пор... немеряно.
Дело было летом. Тем самым теплым Североморским летом, когда случилась такая чудесная, теплая очень редкая по тем местам погода. И тот самый долгожданный большой сход... Ну... кто не знает, что такое большой сход на крейсере пр. 68-бис, стоящем на рейде г. Североморска на бочке N3, рассказываю... Большой сход бывает 1 раз в 3 недели, это при нормальной крейсерской трехсменке. При нормальной, повторяю для тех, кто не в курсе! На нормальный большой сход ты идешь один раз в три недели (три недели - это почти месяц!) при определенных условиях...
А условия эти следующие:
1.(Главное) Материальная часть в строю (десятки сельсинов, СКВТ, двигателей, приводов, автоматика, оптика и... до хрена еще чего... короче, обязательно что-то не в строю!)
2. Ты не дежуришь и не стоишь вахтенным офицером (хотя, как правило, ставили на вахту в сидячую смену... интересное название - да, от слова - сидеть... на корабле)
3. Изготовлен своевременно и вывешен «Боевой листок».
4. Не нужно переделывать приборку, отрабатывать физзарядку, построение или еще какое-то мероприятие, на которое опоздали пара матросов...
5.Ты выполнил все указания своего начальства. А начальства у старшего лейтенанта, командира ГУАО пр. борт - немеряно... командир ДУК, зам. Ком-ра ДУК, командир БЧ-2, зам ком. БЧ-2, помошник, старпом, зам. К-ра корабля и командир корабля!... И указаний столько, что какое-то обязательно не выполнено...

Так вот, два офицера крейсера, один старший лейтенант, другой - лейтенант, который через месяц должен стать старлеем, попали на большой сход... Почему попали? Да потому, что попасть двум приятелям - лейтенантам из разных сидячих смен на один большой сход одновременно... - это песня! Но они попали... Дежурный по крейсеру, помошник командира корабля по снабжению старший лейтенант Серега Коржавин, провожал их завистливым взглядом. У него впереди - сутки дежурства. ... «...Ну удачи, мужики, хорошо отдохнуть...» Он знал, что ст. л-т Ю... еще холост, а у лейтенанта В... жена в отъезде, далеко-далеко... и надолго. «...Где отдыхать будете, телефон оставьте на всякий случай...»
- Да брось ты, Серега, какой-такой случай, прогноз погоды нормальный, ветра не будет, долгов нет... пока... гуляем!
Это была роковая ошибка... Но они об этом еще не подозревали. Короче, лейтенанты прыгнули на рейсовый катер, стоявший у борта, и со скоростью 4 узла почухали к берегу.
План схода был составлен давно, обсужден и оговорен неоднократно. Две сестрички с небольшой разницей в возрасте в одной из однокомнатных квартир по ул Ломоносова уже накрывали стол. Лейтенанты зашли в стекляшку на Сафонова, затарились и бегом, бегом (две недели без женщин) поскакали по Сафонова. В общем, все прошло просто чудесно, почти бессонная ночь... ну, не будем описывать, все это проходили...
Утро, часов 9 утра, полярный день, солнце вовсю бьет сквозь шторы... и какая-то звенящая настораживающая пустота в воздухе... Сестрички посапывают по своим углам...
Лейтенанты проснулись одновременно, и одновременно посмотрели друг на друга...
Что-то непонятное их насторожило... они сами не поняли, что... Но это "что-то" было таким ощутимым, таким беспокойным, что они, не сговариваясь, быстро вскочили, натянули форму и даже не чмокнув девчонок, выскочили на улицу.
На улице было отличное, теплое, летнее, субботнее Североморское утро. Вроде, ничто не предвещало беды... но лейтенантская интуиция говорила другое.
Ю и В, не сговариваясь, повернули в сторону причалов и пошли, все ускоряя шаг. К морвокзалу они подлетели со скоростью свободного падения... посмотрели на причалы 7 оперативной эскадры... и резко затормозили. Сердечко захолонуло... в груди стало холодно и как то пусто. ПРИЧАЛЫ БЫЛИ ПУСТЫЕ...
Лейтенанты очумело посмотрели друг на друга и метнулись к дежурному по рейду на вышке морвокзала. Дежурный по рейду, мужичок лет 40, глянул на лейтенантов и дико заржал...
- Да, касатики, трахаться надо меньше... и рассказал жуткую историю...
«...в пять часов утра, откуда ни возьмись, в районе 7 причала опустился вертолет, из него вышел командующий Северным флотом и дал команду:
- Всем большой сбор, корабли к бою и походу! В 8.00 - в точки рассредоточении! Выполнять!
По квартирам полетели оповестители, из квартир на корабли полетели мичмана и офицеры... В 8.00 ни одного корабля ни на причале ни на бочках не было... РЕЙД БЫЛ ПУСТЫМ!!!
Лейтенант В... представил, как в его комнату в коммуналке на первом этаже дома на Сафонова, где магазин «Хозяйка», ломится оповеститель, стучит в дверь и громким голосом орет «...товарищ лиитинант!!! А рядом стоит сосед по коммуналке, политработник с «Макарова» Вася Приступа, и злобно радуется... и думает про себя: вот вернется его жена... уж я ей всеееее... про него... Лейтенанту стало нехорошо. Он опустился на скамью... хотелось умереть... Рядом стоял старший лейтенант Ю с черным лицом... ему тоже хотелось умереть. Я забыл сказать, что самым страшным преступлением на крейсере пр. 68-бис «Мурманск» было опоздание утром на подъем Военно-морского Флага... а на выход в море по тревоге... - это ВАЩЕЕЕ
- Так, лейтенанты, - прервал мрачные мысли лейтенантов дежурный по рейду,- вон у 19 причала крейсер «Зозуля», он что-то там выгружал и через 20 мин. выходит в точку у Кильдина, ваш «Мурманск» где-то рядом будет,... прыжками на рейдовый катер на 3 причал, я ему сейчас дам команду, он вас на «Зозулю» забросит, я их сейчас предупрежу, короче, с вас потом 0,5 шила... все, руки в ноги и вперед...

Дальше можно много не говорить... через два часа РКР «адмирал Зозуля» подходил к своей точке у о. Кильдин, кабельтов в 40 на якоре красовался наш крейсер. Командир «Зозули» по ВПС пригласил на связь командира крейсера «Мурманск» капитана 2 ранга Святашова П.Г.
- Слышь, Петь, тут два твоих лейтенанта у меня, заберешь....
- Б...ть, я их сейчас в...бу, я их... мать их, держи, чтоб не убежали, высылаю барказ, спасибо тебе...

P.S. Лейтенантов долго топтали на ходовом мостике, потом длительные острые подколки в кают-компании со стороны старших офицеров под гомерический хохот младших... , потом на партсобрании... по партийной линии - выговор без занесения, по строевой линии старшему лейтенанту Ю... - строгий выговор, лейтенант В... получил звание старшего лейтенанта с опозданием на 4 месяца после долгого и упорного труда на благо Родины в виде неоднократно выполненных «на отлично» стрельб по морю, воздуху и берегу.
Сестренки были забыты надолго...

Навеяно «Океаном-75»
БАЧОК
(или продолжение разговора о том, когда моряки смущенно рассматривают свои башмаки)

После длительной стоянки в базе крейсер интенсивно наворачивал винтами свои первые ходовые мили. Шум гудящих турбин привычно дополняли команды ходового, сигналы тревог. Но не было в экипаже обычного для выхода в море оживления. От оставленных на берегу рутинных дел не давала облегченно вздохнуть проверка боеготовности флота, а присутствие на борту командования одного из стратегических направлений страны делало обстановку нервозной.
...Знакомство генералитета с кораблем, начавшееся с кают-компании и ЦКП, плавно перетекло в пост энергетики и живучести. От множества лампас, галифе и сверкающих сапог в ПЭЖе стало вдруг тесно и неуютно. Петрович, еще минуту назад вальяжно развалившийся на диване, чуть волнуясь, пытался давать пояснения о главной энергетической установке.
- Это что у вас такое?! - генеральский рык прервал повествование бечепятого о киловаттах и лошадиных силах.
Объектом возмущения сухопутного Главнокомандующего стал скромно висевший на переборке бачок с охлажденной питьевой водой, на боку которого видна была солидная вмятина. Собственно говоря, это даже не вмятина, а бережно сохраняемое наглядное пособие для вполне определенных воспитательных целей. Когда-то давно, еще во время ходовых испытаний, один из матросов-разгильдяев, почувствовав отеческую тяжесть руки Фена, первого механика крейсера, боднул лбом в потевшую от холода боковину емкости. С головой от такого воздействия стало чуть лучше, а вот бачок первоначальное положение так и не принял, стал памятником...
Вряд ли стоило давать генералу по этому случаю подробные разъяснения, поэтому, слушая из уст эрудированного стратега продолжение истории о "саперной лопатке"- «Почему бак помят?.. Почему на крышке нет замка?.. Почему кружка не на цепочке?.. Почему мокрое все!» - механик, как и поверхность злосчастного изделия, стал сам покрываться испариной. «Бардак!» - глядя на него, резюмировал полководец. Экскурсия прервана, перешептывающаяся свита удалились восвояси. Казалось, генерал окончательно потерял интерес к кораблю и его энергетике. Но так только казалось.
- Командиру БЧ-5 прибыть на ГКП! - команда с ходового насторожила.
«Зачем?» - мучился недобрыми предчувствиями бечепятый.
- Какова максимальная проектная скорость корабля? - встретил его вопросом сухопутный начальник.
- 32 узла, товарищ генерал армии!
- Сколько времени нужно, чтобы ее развить?
- 15 минут, товарищ Главнокомандующий! - не дал механику ответить командир.
- Вот и давайте... развивайте, а мы посмотрим, на что вы способны, - бросил презрительно генерал.
- Мы не можем 32 узла дать,- шептал механик в штурманской командиру, - четвертая основная турбина имеет ограничения, обеспечим только 28 узлов.
- Знаю, но через 15 минут должно быть 32...- командир с опаской смотрел на толпящихся неподалеку «зеленых».
- Каким образом?
- Лучше бы ты, Петрович, бачок в ПЭЖе отрихтовал, а не вопросы такие задавал!
- А в чем проблема? - вмешался в разговор штурман, за свои габариты и зычный голос прозванный «Слоном» - можно сделать хоть 35!
- Как!?
- Просто скорректируем показания прибора! - добродушно пожал плечами навигатор.

... Какой русский не любит быстрой езды! Генеральская свита была довольна. Вряд ли кто из них когда-нибудь мчался на корабле за 10000 тонн водоизмещением со скоростью 28 узлов. Подрагивающая палуба, свист ветра и бурун за кормой дополняли впечатления от показаний лага - 34 узла! Скорость выше проектной!
- Молодец, штурман, выручил, - не мог скрыть удовлетворения командир.
- Служу Советскому Союзу! - шутливо рокотал довольный Слон.
- Порадовал, механик, молодец, - похвалил Петровича генерал после возвращения в главную базу. Мех, опустив голову, смущенно разглядывал носки своих старых истоптанных ботинок.
- Но бачок вы все же поправьте! - и что-то стало совсем худо на повидавшей всякое военно-морской душе.

Для любопытных: история реальная.
Крейсер - "Слава"
Стратегическое направление страны Советов: Юго-Западное (ГШ в Кишиневе)
Главнокомандующий - генерал армии Герасимов.

АППЕНДЭПОПЕЯ.

Лейтенант стоял посреди коридора снимаемой квартиры в нижнем белье, обуреваемый тягостными раздумиями. Мгновение назад он отправил назад оповестителя экстренного вызова со словами: “Ты меня не видел“. На душе было противно и муторно. Врать ему, конечно, доводилось и раньше. Но чтоб вот так! Соврать старпому через матроса - это было в диком внутреннем противоречии представлений молодого офицера о взаимоотношениях кают-компании. И никого другого в подобном случае он бы не оправдал.
Сегодня воскресенье, 9 января. Кровавое - кто помнит. Самовольно сошедший с корабля лейтенант не только не прибыл на борт, как положено воспитанному офицеру, ну хотя бы к утренней физзарядке, а вдобавок проспал строевой смотр, начинавшийся в десять часов.
А как вчера всё здорово начиналось! Вызвал Командир и предложил комнату в трёхкомнатной квартире площадью аж десять квадратных метров ввиду образцовой службы и острой необходимости. И что с того, что это было неправдой, что хитро...опые, стоящие впереди в очереди, вежливо расступились в ожидании отдельной квартиры. А у лейтенанта не было вариантов. За девять месяцев пребывания “Адмирала Исаченкова“ на Севере он протащил жену с годовалым ребёнком по пяти квартирам, сам, практически, постоянно находясь в морях.
А тут: пусть десять квадратов, но зато свои! Офицер не мог ждать очередного схода. Предупредив верных друзей, готовых прикрыть в случае чего, после полуночи перемахнул через сопку и заявился к жене с благой вестью. Слёзы радости, “Шампанское“, планы расстановки мебели (детская кроватка, ящик из-под багажа и четыре чемодана), всякие там свойственные молодости шалости - всё это привело к неконтролируемому засыпанию, в то время, когда уже необходимо было просыпаться. Отсюда и результат. Честно сдаться старпому - это суровая реальность: прощай, комната, хоть ещё и не распределённая, но, в душе, уже своя.
Бросайте смело в лейтенанта камни, кто не грешен. Я всё выдержу!
А пока вернусь к самому началу этой грустной и удивительной истории.

Мои добрые друзья в ожидании прибытия семьи помогли снять комнату. Хотя квартирная хозяйка оказалось особой, мягко говоря, “с приветом“, других вариантов не было. Впоследствии выяснилось, что её мама и брат находятся в сумасшедшем доме в городе Апатиты, а Татьяна, так её звали, временно пребывала на свободе. Получая мамину пенсию, она нигде не работала, ведя оригинальный образ жизни. В дневное время спала, а к часам двадцати начинала фланировать по квартире в ночной сорочке, готовясь к бодрствованию. Её регулярно посещали самцы, потерпевшие фиаско на “разводе“ в “Чайке“ или “Океане“. На звонки в дверь она не реагировала, зная, что, охраняя сон десятимесячного ребёнка, кто-то из нас откроет первым.
- Спросите, кто там, - командовала Таня из-за двери своей комнаты.
- Он говорит, что Саша.
- Спросите, какой Саша.
И уже по результатам этого заочного опознания она принимала решение: впускать или не впускать.
Один особо озабоченный экземпляр продолжал звонить несмотря на отказ объекта вожделения и мои просьбы, сопровождаемые угрозами. Вышедшему из себя, перед моим взором предстал не лишённый манер лейтенант выше средней нетрезвости.
- Лейтенант Ходырев. Ракетные катера, Гранитный. Честь имею! Прошу “добро“ на вход!
На все мои уговоры, что Танина база его не принимает ввиду отсутствия свободных мест у причалов, катерник не реагировал. Его откровения на тему взаимоотношений с этой лучшей девушкой Североморска меня вконец утомили, и я прибег к “удару ниже пояса“.
- Дружище, раньше она была с тобой, а теперь вот видишь... ,- обращая внимание на своё неглиже, сочувственно импровизировал я. - Жизнь - непростая штука!
Глаза соперника повлажнели, и об подъездную площадку шлёпнулась кожаная перчатка:
- Я вас вызываю на дуэль!
Я буду благодарен, если вы не поверите, что мне пришлось в конце концов спустить парня вниз по лестнице. Это случилось в первый и последний раз в жизни и сегодня не вызывает никаких приятных ассоциаций.

Вдруг Таня интенсивно начала устраиваться на работу. Выяснилось, что она была уже на шестом месяце, и гуманные социалистические законы не позволяли не принять её на лёгкую работу, а затем не выплачивать положенные “декретные“ деньги.
Однажды она вернулась домой и, рыдая, обещала вывести всех на чистую воду и добиться справедливости. Выяснилось, что наша хозяйка была на приёме у командира ракетно-технической базы в Окольной. Она просила заставить его офицера Двурядова признать отцовство будущего ребёнка.
- А вы уверены, что это именно Двурядов?
- Конечно, он один из тех троих, которых я наиболее подозреваю.
Прожили мы у Тани долгих два месяца, не прекращая поисков жилья. А потом из дурдома вернулась мама, ходившая в туалет мимо унитаза. Периодически они с дочкой дрались смертным боем, и пришлось экстренно эвакуироваться. Нас пустили на месяц в пустую комнату только что сданного дома, где на голом полу при голых стенах мы снова обрели покой и домашний уют. Забегая вперёд, порадую, что катерник Володя женился на Тане незадолго до родов, и больше о них мы ничего не слышали. Любовь - зла!!!

Но вернёмся к лейтенанту, оставленному нами в раздумьях посреди коридора. Отправить оповестителя - отправил. А дальше-то что делать? Проснувшаяся жена тоже ничего не могла посоветовать, и требовалось принятие какого-то гениального неординарного решения, разом восстанавливающего вчерашнее status quo.
- Вызывай “скорую“, - мысль созрела внезапно, но, вместе с тем, буднично.
Перед прибывшим дежурным врачом гарнизона я разыгрывал спектакль приступа аппендицита в силу своих знаний и наглости. Почему, именно - аппендицит? Да потому что дважды меня уже посещали и со временем проходили неприятные схваткообразные боли в животе. Последний раз это было перед празднованием Нового года и сопровождалось подъёмом температуры. К врачам я не обратился, чтобы не портить семье и себе не часто выпадающий праздник.
Конечно, многие из нас где-то что-то слышали о симптомах аппендицита. К тому же, с учётом, что у меня раньше ведь что-то болело, притвориться в данной ситуации было не так сложно. Я вспоминал уже пройденные ощущения и имитировал их доктору с максимальной правдоподобностью.
- Острый аппендицит. Необходима экстренная госпитализация, - резюмировал дежурный врач, - собирайтесь.
Жена, незаметно для доктора со страдальческим выражением лица крутила пальцем у виска. Мне и самому всё это уже не нравилось, но отступать было некуда: Рубикон перейдён, мосты сожжены!
А теперь предстоит ещё более объёмное отступление от основного сюжета, чтобы до конца понять, какие ещё подводные течения привели лейтенанта к такому, казалось бы, сумасбродному поступку. Действительно, была ещё где-то на подсознании причина, подтолкнувшая героя окончательно к принятию именно этого варианта сложного решения.

В ноябре 1975 года “Адмирал Исаченков“ совершал очередной межфлотский переход с Балтики на Северный флот. В Северном море корабль получил боевую задачу по непосредственному слежению за авианосцами “Индепенденс“ и “Арк Ройал“ в ходе учений ВМС НАТО “Океанская охота“ По истечении бессонной недели передаём контакт “Адмиралу Макарову“ и получаем приказание: максимально возможным ходом выйти в район острова Ян-Майен для обеспечения развёртывания наших стратегических сил. Это означало, что семьсот с гаком морских миль более суток предстояло идти ходом двадцать восемь узлов. А море - пять-шесть баллов. Я знаю, что есть множество моряков значительно круче меня. Но я также знаю, что в течение такого времени таким ходом и на такой волне ходили единицы.
На прямом киле, удерживаемый успокоителями качки, корабль взлетает вверх, немного задерживается, а затем стремительно проваливается в бездну. Невесомость сменяется дикой перегрузкой, и всё повторяется заново. При падении бак зарывается в воду, а затем подхваченные им тонны воды наносят удар невиданной силы по ходовой рубке. Голова невольно прячется за стальную обшивку, не доверяя стёклам свою безопасность. Но стёкла почему-то остаются целыми, и ставишь себе задачу: в следующий раз не пригибаться. Удар - и ты опять поднимаешь голову из-под спасительной стали.
Три четверти личного состава - в лёжку! Выставлены бочки солёных огурцов для снятия неприятных ощущений. Наряду со свежим воздухом на мостике, они снимают периодически накатывающие желудочные волны. Как несут вахту кочегары в машине - это за пределами моего понимания законов выживания. Известно, что возможности вестибулярного аппарата, в основном, подарены нам папой-мамой, и не для всех этот подарок отличается особой щедростью. Во время шторма главным критерием оценки моряка является не то, “травит“ он или нет, а способность выполнять свои служебные обязанности.
Со временем, “прикачавшись“, находишься тем не менее на грани возможности управления своими нервами. Раздражает всё. Дикий скрежет и стон корпуса, когда кажется, что корабль сейчас разлетится на молекулы, не даёт уснуть. Постоянное перемещение центра тяжести в лежащем в койке организме выводит из себя. Но перед вахтой необходимо хотя бы часок поспать! И вот, как только начинаешь улетать, из-за какого-то рундука выползает ботинок и начинает монотонно делать: “ш-шш-рр, ш-шш-рр“ - из угла в угол каюты. Затем может открыться дверца рундука: трах-бах! трах-бах!.. Напоследок, когда уже хочется прыгнуть за борт, откуда-то сверху с диким мелодичным грохотом падает на палубу гитара, и ты готов заступить на вахту хоть сейчас.
Выходишь в коридор. Ноги скользят по остаткам приёмов пищи. Запах - специфический. Задраечные устройства дверей внешнего контура зафиксированы пеньковыми тросами и на каждой табличка: “Не выходить - жизнеопасно!“ О справедливости этой формулы говорит то, что следы от всех “смычек“ заканчиваются на двери. А это значит, что всех воспитанных людей тянет освободиться от харчей на палубу, а там волна или расквасит тело о переборку, или запустит его в свободное плавание.
У двери офицерского камбуза не в силах больше бороться со стихией “травит “ в какую-то посуду вестовой с лицом цвета футбольного газона. От мысли, что в этом котелке может быть и пища готовится, возникают неприятные ощущения, которые приходится давить усилием воли. Но вот ты врастаешь в кресло за обеденным столом и готовишься заполучить свою законную каплю мёда в цистерне отборного дёгтя.
Подают первое, что не всегда при шторме бывает. Принимаешь тарелку в руки и через несколько минут занятий тарелочной эквилибристикой зовёшь вестового, чтобы он забрал её к ... матери. Иногда можно разрядиться, вдоволь насмеявшись над незадачливым коллегой. Дело в том, что штатные талрепы, которыми крепятся кресла к палубе кают-компании, со временем обычно куда-то исчезают, и в дальнейшем эта проблема решается с помощью обыкновенного шпагата. И вот в момент, когда человек получает в руки тарелку с горячим супом, шпагат подло обрывается. Тело направляет все усилия для удерживания поверхности жидкой пищи в горизонте в соответствии с периодом качки, и перемещается на стуле из угла в угол кают-компании не в силах предпринять что-либо. Мольбы о помощи звучат на фоне жеребиного ржания и деловых советов пострадавшему

Через часов восемь нашего безумного забега выходит из строя правое крыло успокоительного устройства. Корабль теперь уже взлетает вверх с правым креном в градусов тридцать, выравнивается, как бы наткнувшись на левое крыло, и стремительно летит вправо-вниз по немыслимой траектории. А через некоторое время этой
свистопляски в ходовую поднимается доктор и докладывает о необходимости срочной операции аппендицита для матроса.
- Доктор, да ты в своём ли уме! - срывается обычно тактичный и сдержанный комбриг Евгений Александрович Скворцов.
- Если нет такой возможности, прошу сделать запись об этом в вахтенном журнале...
На период операции уменьшили ход до двадцати четырёх узлов, чтобы затем, добавив, занять расчётную точку в назначенный срок. Это опять “холодная“ война, господа!

Матрос был намертво привязан к операционному столу. Кроме начмеда и штатного фельдшера необходим был ещё ассистент при хирургической операции. Выбор пал на
помощника командира по снабжению по объективной причине: их в училище учили разделывать свиные и говяжьи туши. И вот все инструменты привязаны к подволоку на концах, операционная бригада одета в разовую стерильную одежду и прикреплена к переборкам короткими поводками для максимального ограничения свободного перемещения в объёме операционной.
Под местной анестезией доктор делает первый надрез скальпелем. Ассистент теряет сознание, расшибая вдребезги нос о палубу. Бросив оперируемого, все силы бросаются на оказание помощи пострадавшему: нашатырь, тампонада кровоточащей сопатки, пятьдесят грамм для снятия стресса. Невзирая на мольбы об освобождении от почётной обязанности, снабженец снова поставлен у стола, так как у доктора больше нет стерильной одежды для другого квазихирурга.
Бедный матрос не мог на качке не напрягать мышцы живота, и по этой причине содержимое оного через проделанный скальпелем разрез пыталось вырваться наружу. Пришлось орущего пациента “вырубать“ при помощи допотопного хлороформа и затем уже в течение длительного времени геройствовать над бесчувственным телом.
Что матросу там порезали внутри и чего из этого нутра вырезали на этих жутких качелях, не знаю. Но через неделю, уже в базе, я слышал радостный доклад доктора командиру, что всё идёт на поправку, и больной уже стал шевелить пальцами ног. Матрос действительно выздоровел, но оказаться в будущем на его месте захотелось бы разве что сумасшедшему.
А я после двух приступов аппендицита (как сам определил) памятуя тот особый случай, приобрёл устойчивый комплекс: стоило кораблю выйти в море, у меня отчётливо ощущался дискомфорт в правой нижней части живота. С возвращением в базу эти ощущения бесследно исчезали. Морячить я собирался долго. Поэтому, родившееся в судьбоносно-экстремальной ситуации стремление одновременно сохранить комнату и избавиться от отвлекающего от службы атавизма, было безоговорочно воспринято головой и сердцем при определённых нравственных метаниях.

Во флотском госпитале меня по очереди обследовали медицинский полковник и прикомандированный с подводной лодки лейтенант двухметрового роста. Я снова лицедействовал как мог, с нарастающим ужасом ожидая услышать станиславское “не верю!“
- Исходя из субъективных данных, у вас острый аппендицит, - обрадовал дежурный хирург - начальник нейрохирургического отделения, - дальнейшую тактику действий наметим по результатам объективных анализов.
О, Боже! Если бы я знал о существовании объективных факторов, то никогда бы не пошёл на эту авантюру. Но сдаваться уже поздно. И вот, сдав анализ крови из пальца, я лежу на правом боку, рисуя картины своего разоблачения и безмерного стыда, с которым придётся жить теперь всю оставшуюся жизнь. Один градусник у меня в подмышке, а другой... - не скажу где.
Тянувшиеся, казалось, бесконечные минуты ожидания были прерваны энергичным распоряжением старшего доктора:
- Вызывайте срочно бригаду. Готовьте больного к экстренной операции.
Врачи с немалым удивлением реагировали на мою неуёмную радость, решив, по-видимому, что это у меня - нервное. Здесь мне опять стыдно. Бросайте камни снова.
Умоляя не вставать с каталки: “Меня с работы снимут: вы тяжёлый больной!“ - моё солидное тело транспортировала куда-то молодая медсестра, натужно упираясь. И вот уже намыленные хозяйственным мылом интимные окрестности операционного поля скребутся тупой бритвой “Нева“, с не до конца отмытыми остатками растительности предыдущей жертвы. Это неприятно, больно и даже в исполнении приятной молодой особы не вызывает никаких эротических фантазий. Но разве это главное? We shell overcome!!!
Лежать в палате в ожидании скорой операции я не мог, потому что по телевизору показывали знаменитейший матч ЦСКА - “Филадельфия флайерс“ из первой клубной серии противостояния ведущих хоккейных держав, когда тренер Локтев в знак протеста против грубости профессионалов увёл команду с поля. Обратив внимание на мою бурную реакцию, под негодующие вопли больных дежурная медсестра выдернула вилку питания телевизора из розетки:
- А если с больным (со мной, то есть) что-нибудь случится, кто отвечать будет?
Из-за категорической невозможности поведать ей действительную историю своей болезни пришлось ретироваться и следить за ходом матча по акустической реакции счастливых телезрителей первого хирургического отделения..

Двухметровый лейтенант под руководством медицинского полковника безо всякого сожаления расчехвостил моё брюхо разрезом не менее двадцати сантиметров, что я воспринял, как заслуженное наказание за всё мной совершённое. А так, в общем-то, прошло всё терпимо и даже весело.
- Доктор, ну что там у меня?
- Флегмонозный аппендицит.
И снова им невдомёк была моя теперь уже безраздельно искренняя радость. Погоня за двумя зайцами оказалась успешной.
Конечно, я рассказывал и на “Минске“ эту историю. Когда доктора перечислили возможные диагнозы, которые могли стать причиной моих спонтанно возникающих и проходящих болей в животе, у меня на голове волосы зашевелились. Но если не везло на “прикупах“, должно же было хоть здесь повезти! И повезло.
Доставшаяся в муках комната по адресу: Саши Ковалёва 3, квартира 5, - служила моей семье верой и правдой три с половиной года до самого переезда на Восток, а в море меня уже ничто не отвлекало от героической деятельности.


* * *
Претенциозный заголовок наверняка наводит на мысль, что эта история должна иметь продолжение. Вы не ошиблись! Продолжений - их ещё аж целых три. Эти три истории, явившиеся прямым следствием описанных выше событий, я постараюсь изложить кратко, в хронологической последовательности.

История первая (самая простая).
Торопящийся на свидание к девушке и по этой причине не обратившийся к медикам Анатолий Саблисюк пожаловался мне на неприятные боли в животе. Будучи уже великим спецом в данном вопросе, я провёл небольшое обследование друга путём не забытых мною забавных движений, называемых в медицине пальпацией. За то, что друг не отреагировал на мои обоснованные просьбы остаться на борту и сдаться докторам, я его тривиально “вложил“ старпому. Николай Петрович запретил Анатолию сход, а назавтра, обещавший не иметь со мной больше никаких дел, Сабо был успешно прооперирован во флотском госпитале с целью извлечения из брюшной полости испортившегося аппендикса.
История вторая (на грани фола).
На прибывшем на Тихоокеанский флот в 1983 году такр “Новороссийск“ я был частым гостем. С офицерами этого крейсера мы подружились благодаря нашим лётчикам, для которых “Новороссийск“ стал таким же родным домом и аэродромом, как и “Минск“. К тому же командиром БЧ-2 там был мой друг и однокашник Саша Башан, в экипаже было несколько офицеров с моего первого корабля “Адмирала Исаченкова“. Вскоре, благодаря нашей общей любви к бардовской песне, я познакомился с комдивом главного комплекса Андреем Соловьёвым, который, как оказалось, был женат на сестре моего однокашника Андрея Лазебникова.
Конечно, мы не могли не оказаться вместе с ним в Романовке в гостях у наших сталинских соколов. Я уехал домой через пару суток, а Андрея, не сумевшего последовать примеру более старшего и опытного товарища, на крейсере объявили в розыск. Как непосредственный участник тех событий, я смог успокоиться только тогда, когда узнал, что моего нового друга отыскали, наконец-то, в тамошнем лазарете. Убываю в Романовку снова для выяснения причин исчезновения офицера. Когда мне навстречу с характерной послеаппендицитной походкой и ртом до ушей вышел счастливый Соловей, я сразу расшифровал ход произошедших накануне событий.
Когда офицер случайно осознал, что в Романовке пребывает уже почти неделю, до него дошло, что прибывший на крейсер запрос на его перевод в родное Черноморское училище может быть отправлен восвояси с бесперспективной резолюцией. Здесь он вспомнил рассказанную мной историю об аппендиците и ...
Лётчик Хмарский нашёл знакомого медицинского капитана, которого за дружеским столом друзья открытым текстом по пунктам убедили в необходимости экстренной аппендэктомии, на что получили категорическое согласие. Через месяц Андрей убыл к выстраданному новому месту службы без отростка в организме и с вечным чувством уважения по отношению ко мне.

История третья (объект моей гордости).
17 августа 1983 года у моей девятилетней дочери заболел живот. Я вызвал на дом врача, которая оказалась окулистом и замещала участкового педиатра по нужде. “Фифа“ преклонного бальзаковского возраста в коридоре у двери детской выслушала жалобы, не подходя к ребёнку, и выписала направление в инфекционную больницу посёлка Дунай, находившегося в двадцати пяти километрах от родного дома.
- Сейчас по городу ходит энтеровирусная инфекция. Через час от первой школы отходит автобус в Дунай, так что поторопитесь.
Мне совершенно не хотелось отвозить ребёнка в этот медвежий угол, тем более в пятницу. Интуиция подсказывала другой путь. Не зря же столько выпито с докторами, да и своего жизненного опыта - хоть пруд пруди!
Начинаю действовать: вначале - синдром Пастернацкого, затем - Блюмберга-Щёткина - и моя дочь от выверенных манипуляций взвивается вверх со слезами на глазах: “Папа, ты что!“ Что - что! Аппендицит - вот что!
Вызванная “скорая“ подтверждает диагноз и отвозит нас на двадцать пять километров в противоположную сторону - Большой Камень. В полночь ребёнка экстренно оперируют, и гордый я, протопав глубокой ночью обратный путь пешком, уставший, но счастливый, возвращаюсь домой.
Конечно, желание наказать врача возникало. Но мягкий характер пожалел женщину. Почему-то она мне представлялась одинокой и несчастной, а поэтому и бессовестной. Но когда через год я узнал, что это жена начальника политотдела эскадры, пар гнева уже, к сожалению, стравился.

Больше в своей жизни с аппендицитными коллизиями мне, к счастью, сталкиваться не пришлось. Хотите - верьте, хотите - нет.


P.S.
Мужики! Если кого заинтересует, посмотрите http://kreisers.narod.ru/Ulanich_M.htm
Как-то не с руки на прекрасном и, где-то, весёлом сайте размещать повествование о трагедии, произошедшей 20 лет назад.
“Трагедия мрк “Муссон” глазами и сердцем офицера походного штаба”.

Дополнение к рассказу «ГУБА»

Взгляд другими глазами на одно и то же заведение.
Сиживал на Североморской гаупвахте неоднократно в 89-92 года и матросом и старшиной. Как тут уже говорилось,
у солдат в Североморске была своя "губа", по крайней мере во время моих "заходов" сидели только моряки. Охраняли сидельцев разные экипажи по графику, один раз сам заступал помощником начкара, и могу сказать, что отсидеть легче. В караул обычно набирали молодых матросов, которых в процессе подготовки замордовывали инструктажами до полусмерти. Кстати, сидельцы делились на несколько категорий: кроме основной массы были "рецидивисты", сидящие в одиночных камерах, и также были содержащиеся под арестом до решения суда. Последние в принципе и представляли основную угрозу для караула: незадолго до нашего дежурства была попытка нападения на караульного. Матросы и старшины сидят отдельно и кормятся за разными столами. Будучи матросом, сажали меня буднично - объявлением 3 суток, и в сопровождении мичмана конвоировали до места, с повышением звания до старшины процесс посадки для командира несколько усложнился, причем трудности возникали со стороны руководства "губы", командир БЧ сажал меня в свою "шестерку" и прихватив "шила" для аргументации, вез на отсидку. Кстати н-ное количество суток ареста не говорит о том, что служил я плохо, в основном сидел за «самоходы», а ближе к дмб сажался профилактически, для поддержания дисциплины, так сказать, все это не помешало мне уволиться старшиной 1 статьи. Вернемся к гауптической вахте, матросские камеры обычно забиты полностью - 10-12 человек, в старшинских значительно просторнее, больше трех не собирались. В общем, летом лучше быть старшиной, а зимой матросом по вполне прозаическим причинам, матросам летом душно а старшинам зимой не прогреть камеру своим дыханием. Подъем в шесть, все передвижения по зданию только бегом, иногда с повторением забега, если разводящему не понравится развиваемое ускорение. Питание примерно как в «учебке», еду привозили по-моему оттуда же, благо, находится не очень далеко. Далее развод на работы, как ни странно, работы обычно было мало, основная масса оставалась бодро маршировать до обеда на плацу. Арестованные старшины обычно руководят кордебалетом под страхом дополнительных суток. После краткого перерыва на обед продолжение строевых занятий до ужина, далее - по камерам до отбоя. Данный однообразный процесс густо разбавлен построениями и перекличками. Летом все это даже вносит разнообразие во флотскую жизнь, но зимой это действительно превращается в наказание. Очистка плаца от снега становится смыслом жизни, вес скребка не позволяет перемещать его одной флотской силе и требует мобилизации всех внутренних резервов. С другой стороны, данный процесс сильно способствует восстановлению душевного равновесия, до сих пор помню это чувство. Существовал так называемый «аккорд»: в день освобождения выходящие делали приборку на первом этаже в обязательном порядке, причем независимо от количества обретающих свободу, объем работ был стандартен.
Время склонно стирать из памяти негативные моменты, но даже при таком раскладе не могу сказать, что меня унижали или издевались. Да, обращались жестко, временами жестоко, как нам казалось, но это и не детский сад.
Как средство для повышения дисциплины «губа» была очень действенным инструментом, особенно к концу службы, так как совершенно не хотелось нарушать в общем-то вольную жизнь «годка» столь радикальными средствами.
P.S. Читая рассказ от 07.08.06 «ГУБА», хотел уточнить... ведра в камере нет, поднять пописать товарища можно, но надо быть артистом цирка, окошко расположено над .. дверью и самое главное, писать придется в коридор, где бродит караульный :-) В действительности за день народ так загоняется, что никакая нужда ночью не поднимет.

Перископ

Когда я был еще очень молодым, но уже достаточно нахальным лейтенантом, со мной произошел вот такой прискорбный и поучительный случай.
Стоял я дежурным по кораблю, по-моему, был выходной, народу на Пароходе кроме вахты не было. А накануне было получено разрешение пропустить на лодку группу гражданских специалистов, которые должны что-то делать с ТАСами - Торпедными автоматами стрельбы. Ну, пропустить так пропустить, мне-то что, бумага на допуск есть, подписанная командиром, пусть себе крутят, мне не жалко. Да и материальная часть не моя, тем более.
Где-то после обеда спустились вниз трое дядечек, на мой лейтенантский взгляд уже довольно пожилых, эдак лет чуть за сорок. На них типичные для гражданских спецов серые брезентовые тулупчики и под ними свежее РБ, если кто забыл или не знает, синяя репсовая пижама с белыми буквами РБ «Радиоактивная Безопасность».
Сняли дядечки тулупчики, в Центральном тепло, и ковыряются себе возле ТАСов, что-то умное говорят друг другу: «Тау, Эпсилон и прочее...».
Двое из них упитанные такие, в очках, а третий на вид попроще, высокий и худощавый. Лицо его мне, вроде бы, смутно знакомо, но где видел, убей Бог - не помню. И вот этот худощавый все трется задом о тросы перископа и трется, а они сильно промасленные. Тросам-то ничего не будет, это ясно, толщиной они по полтора сантиметра, но РБ его новое уже все в АМСе - в густой черной смазке.
Ну, я тут решил выступить. С чувством глубокого превосходства истинного профессионала подводника над гражданскими деятелями науки, по недоразумению попавшими на атомную подводную лодку, подхожу к этому длинному и худощавому и с легким презрением в голосе изрекаю:
- Уважаемый, здесь у нас перископ, и тросы недавно промаслили, а вы своим, извините задом, всю смазку стерли, это же перископ, а не какое-то там бревно.
Уважаемый поворачивается ко мне, в его глазах такое выражение, что я не я, а именно то бревно, о котором я только что говорил, и он очень удивлен, что это бревно заговорило человеческим голосом. Очень медленно он расстегивает куртку РБ, раздвигает ее полы, при этом, не мигая, глядя на меня. Я начинаю, что-то понимать, работает подкорка, инстинкт. Под курткой китель, на кителе - здоровенная орденская колодка, золотая командирская лодка и Геройская звезда!
- Лейтенант, я видел перископы, да, я их видел...
Черт! И вспомнил, где я его видел: в каждой казарме стенд с Героями-подводниками есть! С отцами основателями! Живая легенда атомного флота, Герой Советского Союза, Адмирал Жильцов, Патриарх и Первопроходец.
Я покраснел, мне стало очень стыдно за свой дурацкий гонор. Вот думаю, балбес. Что-то прохрипел вроде «Извините и прошу разрешения осмотреть корабль».
Провалился в люк на среднюю палубу, и пока они не ушли с лодки,
в Центральный не показывался.