Морской долг

Короткая история, рассказанная бывшим радистом крейсера «Мурманск», всколыхнула во мне какие-то полузабытые чувства. То ли гордости за свое поколение. А может, вообще гордости за наш Советский ВМФ.
Они вместе учились и закончили Морскую школу при ДОСААФ в Херсоне. Володя из небольшого городка под названием Цюрупинск, и Андрей из еще меньшего села на Херсонщине. Оба бредили морем, оба хотели служить в ВМФ. Весной 73 года их мечта осуществилась, и повез их поезд через всю страну, в заполярный город Североморск. Закончена учебка, знаменитая ЭШМ-7, а дальше их дороги разошлись. Двум молодым радистам предстояло проходить службу на разных кораблях. Володя попал на крейсер, а Андрей на сторожевой корабль. Сбылась голубая мечта детства. Служба на Краснознаменном Северном Флоте началась. А связь, хоть и были оба радистами, прервалась.
Это был далекий 1974 год.
Во время учений по кораблям пронеслась весть, что один из моряков СКР упал за борт. Несмотря на начинающийся шторм, он был спасен и даже остался жив.
Примерно через год Володя получил отпуск и поехал на побывку домой. Как-то, проходя по улицам родного Цюрупинска, он повстречал Андрея. Посидели в кафе, чуть выпили, повспоминали службу. В ходе беседы выяснилось, что Андрей и есть тот моряк, упавший за борт с СКРа.
Перед самым отходом в поход, на сторожевик доставили радиоаппаратуру. Распаковывать ящики не было времени. Они не проходили ни в один люк, и их принайтовили в районе шкафута. Во время учений тоже некогда было ими заниматься. Когда начался шторм, парню было приказано проверить крепеж ящиков. И он проверил. Корабль повалило на борт, и сорвавшийся с места ящик, ударив в грудь, сбросил моряка за леера. Подробности спасения он не помнил, был почти без сознания.
А потом был госпиталь и комиссование. Вроде бы можно было и успокоиться. Командира защищал, как мог. Долг Родине отдал, чудом остался живой. Но не тут-то было. Андрей несколько раз проходил медкомиссии, пока ему не дали заключение: «Годен к службе на надводных кораблях». И теперь добивался через военкомат, чтобы его отправили дослуживать на тот же корабль, на ту же должность. Главное было для него попасть на родной корабль. На вопрос, зачем ему это нужно, ответил просто:
-Не хочу чувствовать себя ущербным. Я принимал присягу. Стыдно перед родителями, друзьями, родным селом. Да, и девчонки любят здоровых, а не комиссованных.
И столько твердости было в его словах и решимости во взгляде, что чувствовалось - этот парень добьется своего.
Сидя на кухне, куря сигарету за сигаретой, я размышлял.
Сколько же надо иметь любви к Родине, морю и кораблю, чтобы решиться на такой поступок?
Смог бы я так? Честно скажу, не знаю.

«Ирония судьбы...» или новогодняя вахта

В том, что 31 декабря мне придется заступать дежурным по БЧ-5, я нисколько не сомневался. Офицеры и мичманы спешили встретить праздник либо в семьях, либо в дружеских компаниях. А тут такая подходящая кандидатура: командир отличного отделения, отличник БП и ПП, секретарь комсомольской организации боевой части и т. д., и т. п. Как пояснял мичман Герасимчук, объявляя суточный наряд: «В праздники на вахту ставим самых надежных».
Правда, наш «Достойный» готовился встретить новый год, стоя в доке судоремонтного завода. Это несказанно облегчало бремя ответственности дежурного по БЧ-5. Отпадала необходимость следить за состоянием готовности турбин и дизелей, работой парового котла и пожарных насосов, распределением солярки и воды в цистернах. Перед постановкой в док все запасы топлива были откачаны, а механизмы остановлены. Электричество, воду и пар подавали с берега. Дежурному по БЧ оставались «пинать» дозорных по живучести, чтобы они вовремя делали обходы, и контролировать выполнение распорядка дня. Ну, еще приходилось следить, чтобы вахта в ПЭЖе (пост энергетики и живучести - «штаб» БЧ-5) не впадала в слишком глубокий сон. А то бывало, что проснувшись, вахтенные обнаруживали пропажу журнала дежурства или микрофона от «Каштана».
Впрочем, к той праздной ночи дежурить по БЧ мне уже приходилось в течение года - сначала в звании «страшного матроса», а затем старшины 2-й статьи. Так что дело было привычное.
Собственно говоря, вахту мне пришлось принять сразу после обеда. Командир БЧ, торопившийся на автобус, уже был в шинели. Он выслушал наши с Герасимчуком рапорты, расписался в журнале, сказал пару напутственных слов и «убыл фактически». Следом устремился мичман.
До развода оставалось часа полтора, когда я направился в ПЭЖ, чтобы лишний раз взбодрить истомившихся вахтенных. Мой путь пролегал через столовую команды, где стоял телевизор. В обычные дни его включали только для просмотра программы «Время», но в тот вечер корабль жил по праздничному расписанию, поэтому возле телевизора собралось десятка два зрителей. По царившему среди них оживлению я понял, что показывают что-то интересное, поэтому подошел и пристроился с края. В случае необходимости - три шага, и я на месте.
А на экране телевизора шел мультфильм: под бравурную музыку по всему миру расползались типовые панельные дома. Его сменила панорама заснеженного «спального» района Москвы, и зазвучала песня: «Со мною вот что происходит, ко мне мой старый друг не ходит...» Затем появились титры с названием фильма - «Ирония судьбы или С легким паром!»
В то время на телевидении даже не знали, что фильмы надо шинковать на кусочки, чтобы между ними напихать рекламные ролики. Поэтому я, не отрываясь, смотрел, как судьба играет Женей Лукашиным и другими героями той невероятной истории. Сидел, забыв обо всем на свете.
К действительности меня вернули перезвон колоколов громкого боя и команда, прозвучавшая по трансляции: «Заступающим на вахту приготовиться к построению на развод». Пустив внутренний таймер, я позволил себе постоять еще минут пять, а затем опрометью бросился в кубрик. Когда в динамиках раздалось «Построиться на шкафуте», я уже был в шинели и выходил из тамбура.
Дежурным по кораблю заступал старший лейтенант Смирнов. Он не стал долго держать нас на морозе. Короткая, но энергичная речь об ответственности дежурства в праздничную ночь, а затем практически на одном дыхании: «Равняйсь!» - «Смирно!» - «Вольно!» - «Разойдись!»
На ходу назначив из вахтенных сидельцев в ПЭЖе, я сбежал по трапу, бросил шинель дневальному и рванул обратно к телевизору. Как раз началась вторя серия. Еще на подходе к столовой услышал заразительный смех старлея Смирнова. И точно - он уже оказался там, на почетном месте в первом ряду. Я тоже присел на банку и снова погрузился в другую реальность...
Фильм оказал на меня странное действие. Я был ошеломлен, смят, даже растерян - оказывается, есть какая-то другая жизнь, не втиснутая в корпус корабля. В ней люди дружат, влюбляются, поют замечательные песни, читают пронзительные стихи.
«Откроет душу мне матрос в тельняшечке, как тяжело на свете жить, бедняжечке...» Это же про меня! Мне, мне тяжело служить! И чем ближе к заветному маю, тем становится тяжелее. «Годковское» томление духа: тонкости службы познаны, в специальности первый класс, а вокруг все те же лица, те же выкрашенные «слоновкой» переборки, тот же прекрасный, но порядком надоевший вид Кольского залива.
Фильм закончился, а странное состояние, охватившее меня, не проходило. В голове продолжало звучать: «Со мною вот что происходит...»
Дальнейшая ночь запомнилась чередой отдельных картин. Новогодний ужин команды. Столы поставлены «покоем», чтобы все могли усесться перед телевизором и услышать поздравление от Генерального секретаря родной до боли партии. Бой кремлевских курантов.
После часа ночи проверяю отбой личного состава. Из рубки дежурного офицера доносится голос Смирнова, рассказывающего вахтенным что-то смешное. Заглядываю, чтобы доложить, и вижу, что старлей под хорошим градусом.
Перед тем, как оправиться спать, обхожу корабль. Возле телевизора в ожидании показа зарубежной эстрады группа собралась годков. Старшина-химик, пьяный до невменяемости, держит на коленях коробку из-под торта «Наполеон». Столовой ложкой он пытается зачерпнуть крошки, но координация подводит. Каждый раз поднесенная ко рту ложка оказывалась пустой.
Проходя по темным коридорам, повторяю про себя: «Трясясь в прокуренном вагоне, он стал бездомным и смиренным...» И стараюсь сохранить в себе удивительное ощущение - предчувствие будущего счастья. Новый год наступил, скоро конец зиме. Затем весна, и с ней ДМБ. А там - новая, интересная, долгая жизнь...
Праздничная ночь 1976 года. Как давно это было!..

Норковая шапка

В преддверии октябрьских праздников к правому борту крейсера «Мурманск» подошла самоходная баржа под названием «Плавмагазин». Почему к правому? Так с левого борта стоял водолей, накачивая цистерны крейсера пресной водой.
Был завален (убран) правый трап, выброшены за борт кранцы, и плавсредство честь по чести было пришвартовано к крейсеру в районе юта.
Как раз напротив рубки дежурного перебросили сходни с борта на борт, по которым изящно пробежала симпатичная заведующая в пальто и норковой шапке. В сопровождении вахтенного она направилась к старпому для оформления документов торговли.
Долго старпом задерживать ее не стал, дал добро на торговлю, и дама по пути к своему магазину шла летящей походкой, не забывая строить глазки офицерам и матросам, встречающимся ей.
Если крейсер стоял, почти не шевелясь, то баржу слегка покачивала осенняя волна Кольского залива. И никто в ожидании торговли и покупок не обратил внимания, что сходня на борту плавмагазина почти съехала с него и держалась лишь на одном уголке.
Когда заведующая была уже посередине сходни, та крутанулась на 180 градусов, раздался пронзительный женский крик и слабый всплеск воды меж бортами.
Почти одновременно с криком: «Человек за бортом!», полетел за борт первый спасательный круг. Как-то некстати он угодил в голову показавшейся на поверхности дамы, и та снова скрыла под водой. Сбросив шинель, меж бортов прыгнул кто-то из матросов. За ним вслед полетел очередной спасательный круг. Поймав под водой и крепко обнявши за талию обезумевшую заведующую, матрос другой рукой намертво вцепился в круг, и их осторожно подняли на борт крейсера.
Первыми словами трясущейся от холода женщины был вопрос: «Где моя норковая шапка?» Где-где. Естественно, в воде. Мокрые, черные волосы растеклись по ее плечам. Ну, чисто полярная русалка. «Шапка, моя норковая шапка»,- как в забытье повторяла трясущаяся от холода дама. Ей влили полстакана водки и отнесли на баржу под горячий душ, отогреваться. Вскоре с борта плавмагазина раздался ее разъяренный вперемешку с матами командный голос, громивший всех и вся за хреново установленные сходни.

Торговлю никто не отменял. Без суеты моряки взбегали на борт плавмагазина по теперь надежно закрепленной сходне, закупали нужный им товар, и не торопясь возвращались на крейсер. Некоторые по пути в кубрик грызли зеленые яблоки. «Да и черт с ними, что немытые». Обтертые об робу! Жизнь шла своим чередом. Уже отшвартовался водолей, под завязку заполнив водой крейсерские цистерны.
А норковая шапка появилась. Она вынырнула в корме плавмагазина, и мокрой крысой медленно дрейфовала в сторону крейсерского винтоотвода. Где и была благополучно выужена одним из матросов. Он же просушил ее в струях горячего воздуха «ташкента»* и отнес огорченной, но постепенно приходящей в себя заведующей. Сколько благодарности было в ее глазах!
Ну, вот и закончилась предпраздничная торговля. Заведующая снова появилась на крейсере. Она разыскала моряка, спасшего ее норковую шапку, и незаметно сунула ему в руку завернутую в газету бутылку водки. В знак благодарности. Как отблагодарила она матроса, извлекшего ее из воды, осталось неизвестным. Говорили, что пригласила его к себе в гости. А там...?

Ташкент*- вертикальный люк вытяжной вентиляции, из которого вылетал горячий воздух.

Рассказы старшины командирского катера

Адмиральская рыбалка

Адмиралы - тоже люди. Они тоже устают от службы в постоянной заботе о боеготовности Флота. И им, как и остальному человечеству, нужен хотя бы кратковременный отдых. А что может быть лучше отдыха, чем рыбалка? Наедине с природой, в хорошей компании. Рыбалка бывает разная. Можно посидеть на берегу залива с удочкой. А можно и с лодки половить рыбку на середине Кольского залива. Но с лодки адмиралам несолидно. Да и грести кому-то надо. А вот с катера...
И группа в составе 4 адмиралов прямо с утра прибыла на крейсер «Мурманск». Нет, не с проверкой, как обычно, а просто выйти на катере половить рыбки.
Как и водится на флоте, сборы были недолги. Погрузили снасти, несколько сорокалитровых бочек из-под краски. И вот адмиралы, уже в качестве рыбаков, вышли на командирском катере на просторы залива. Вместе с высшим командным составом зашел на катер и лейтенант Н. Так сказать, для обеспечения безопасности адмиралов.
Хороша рыбалка в Кольском заливе! Особенно, когда рыба косяками гуляет почти по поверхности воды. Ни наживки, ни подкормки. Только успевай закидывай, да вытаскивай тройник из огромных крючков, вмонтированный в блестящую трубку купроникеля и прикрепленный к леске толщиной чуть ли не в палец. Да еще и под водочку.
Быстро наполнялись бочки рыбкой. Основная - треска, но попадалась и камбала. Азарт охватил рыбаков. Но у человека такая натура, что всегда хочется большего. После кратковременных остановок поступала команда сменить место рыбалки, и старшина катера направлял вверенный ему катер туда, куда указывал адмиральский перст. Золотую рыбку поймать они хотели, что ли?
И вдруг, при очередной смене курса, под днищем катера раздался душераздирающий скрежет металла. Катер встал, как вкопанный, и начал быстро наполняться водой. Быстро поднятые пайолы* обнажили днище катера. И массу фонтанчиков забортной воды. Наскочив случайно на каменную отмель, катер с разгона зацепился V-образным кронштейном крепления гребного вала, вырвав его из корпуса катера. Со всеми крепежными болтами в палец толщиной. И в рваные отверстия днища, как к себе домой, ринулась вода. У адмиралов округлились глаза, и они замерли, как статуи в музее восковых фигур.
А до берега метров 30. Далее происходило все очень быстро.
Моментально полетел за борт богатый улов, освобождая бочки. За неимением подходящих для такого случая средств, лейтенант схватил бочку, и черпая ей быстро поступавшую воду, лихорадочно соображал, как поступить ему в данном катаклизме. Готовая сорваться с губ команда «Выбрасываться на берег» ни к чему бы не привела. Катер мертво сидел на камнях. А запускать двигатель было бесполезно.
Вода продолжала прибывать. Ее черпали все, кто чем мог. Выливание из катера происходило быстрее, чем вливание, и о чудо. Катер течением снесло с каменной отмели.
Но черпание поступающей воды не могло продолжаться вечно. Люди не насосы, а адмиралы тем более.
И в ход пошли чопы и чопики, хранившиеся в форпике****. Быстро и сноровисто моряки забивали отверстия в днище, изрыгающие фонтаны воды. Адмиралы не обращали внимания на зверски матерившуюся команду катера во главе с лейтенантом Н. А если и обращали, то не сильно. Морские ругательства иногда даже ласкают слух старым морякам.
Наконец, забит чоп в последнее отверстие. И практически вычерпана вода из катера. Мокрые с головы до ног, с разбитыми вдрызг руками, моряки вздохнули с облегчением.
Запущен двигатель, и «Самый малый вперед». Вал завращался с тонким визгом, доносящимся из-под воды. Катер вздрогнул, и медленно стронулся с места, вибрируя всем корпусом. Так, с черепашьей скоростью они дошли до стоящего вдали крейсера.
Когда катер подняли на борт, обнаружилось, что кроме вырванного кронштейна и погнутого вала, на гребном винте осталось всего две лопасти, тоже погнутые, но сумевшие довести катер к крейсеру.
А потом наступило время тягостного ожидания. Адмиралы в глубокой задумчивости убыли с корабля, официально попрощавшись с командиром. Все причастные к этому происшествию ждали развязки. И через несколько дней она наступила.
Лейтенанту Н. была объявлена благодарность, старшина катера получил 10 суток отпуска, а команда... Ребята первым сходом сыграли ДМБ. «Годками»*** были, однако.
«За грамотные и четкие действия в борьбе за живучесть корабля». Ведь катер тоже как корабль. Только маленький, или вернее, маленькая частица крейсера. Да, и адмиралы получили разрядку, вспомнив молодость.

Пайолы*- решетчатый деревянный или металлический ребристый настил
Чоп** - деревянная пробка различного диаметра для устранения течи.
Годки***- моряки последнего полгода службы.
Форпик****-носовой отсек судна

Рассказы и байки старшины командирского катера

Месть

Старший лейтенант П. был доволен дежурством. Ему повезло дважды. Прихватил котельных машинистов, готовящих на пару картошку, и боцманов, печатающих в одной из шхер фотографии. Ему вообще везло последнее время. И самая большая удача - получение квартиры. Пусть небольшой и нуждающейся в ремонте, но все-таки квартиры. Ремонт подходил к завершению, оставалось покрасить полы, и можно было со спокойной душой праздновать новоселье. В выходные большой сход, он купит половой краски, и за это время успеет все закончить.
Старлей скинул ботинки и с удовольствием вытянул ноги, шевеля пальцами. Устал. Он вихрем носился по верхам и низам во время вахты, и редко кто оставался безнаказанным после его дежурства. Прошедший службу на флоте, он знал жизнь матросскую, но обладая сволочной натурой, неустанно искал нарушения.
Ноги поелозили по палубе, ища тапочки. Приятно холодил ноги покрашенный линолеум. И его осенила идея. Палубная краска. Быстро сохнет, блестит, и долговечна. Это на корабле красить раз в год, дома лет 10 полы будут как новые.
Только к вечеру ему удалось встретиться с главным боцманом и уговорить его налить литра 4 палубной краски. Найдя банку из-под сухой картошки, старлей с запиской от боцмана разыскал узбека, заведующего маляркой. Тот, прочитав ее, криво усмехнулся и, забрав банку, скрылся за водонепронецаемой переборкой. Долго его не было. Старший лейтенант измаялся от нетерпения. Но вот, наконец, и узбек. Бережно приняв банку, и поблагодарив, он осторожными шагами направился к себе в каюту. Со словами: «Басмач. Чистый басмач».
Чистый басмач смотрел ему вслед, со свойственной азиатам басмаческой усмешкой. Он был в числе прихваченных ночью за печатанием фотографий.
Краска ложилась на деревянную поверхность пола легко и ровно. К вечеру, закончив малярные работы, старлей с последним катером вернулся на корабль.
Выхода в моря не предвиделось, и можно было въезжать в свою новую квартиру.
С трудом дождавшись очередного увольнения, старлей, как на крыльях влетел в двери своей квартиры, и нога прилипла к свежеокрашенной блестящей поверхности пола. Он попробовал пальцами, эффект - будто только покрасили.
С грустью возвращался неудавшийся новосел на крейсер. На вопрос боцману, почему не сохнет краска, он получил уклончивый ответ. Может, воздуха мало в квартире, может, доски деревянные. Краска-то палубная, а не половая.
А потом внезапно ушли в море. Вернувшись домой через месяц, старлей открыл двери квартиры и осторожно пальцем потрогал пол. Палец был в краске.
Глубоко вздохнув, старший лейтенант пошел в хозмаг за уайт-спиритом. Два дня он смывал он палубную краску, а высохшую смытую поверхность покрасил обыкновенной для полов, неопределенного цвета. Перед глазами стояла недобрая усмешка боцмана-узбека.
ДА, НЕ СОХНЕТ КРАСКА, НА ЧЕТВЕРТЬ РАЗБАВЛЕННАЯ МАШИННЫМ МАСЛОМ!
Даже если она палубная...