Террорист Василий Шухер.

Василий Шухер был от природы рыжим и конопатым. И если бы не его имя, вполне традиционное для жителей русского севера, он бы мало чем внешне отличался от жителя сельской местности Баварии или другой области фатерлянда. Предки его, поселившись в Архангельске ещё при Петре, за три века обрусели окончательно, поэтому немецкого он не знал, и связывала его с исторической родиной лишь фамилия, да редкие странные сны, в которых он абсолютно спокойно и без напряжения тараторил на немецком языке без умолку, как скворец.

Звёзд с неба он не хватал, поэтому, окончив Речное училище, он своевременно получил диплом капитана и несколько лет проработал на теплоходе «Нефтерудовоз 8». Судно ходило, в основном, по рекам и в прибрежных морских районах без выхода за границу. Но и этого Василию было вполне достаточно.
Время шло, и, как-то совсем незаметно, стукнуло ему сорок пять лет. Дети выросли, дом был построен, ну а деревьев посажено было, вообще, несметное количество. Одним словом, пришло время заканчивать флотскую карьеру и переселяться на берег, поближе к земле, жене и даче, что и привело Василия на работу в лоцманскую службу ГБУ «Волго-Балт». Человек, который много лет проработал на флоте, тяжело привыкает к размеренной жизни на берегу, но работая лоцманом, период адаптации прошёл для Василия безболезненно, к тому же штурманом и судоводителем он был вполне квалифицированным и профессиональную сферу практически не изменил. Навигация на Неве продолжается с мая по ноябрь. За это время сотни судов транзитом проходят по реке вверх и вниз, неминуемо преодолевая восемь разводных мостов на пути в море, или, наоборот, в реку. И на каждом судне, по Правилам, должен находиться лоцман. Он, конечно, сам не управляет судном, но стоя за спиной у рулевого, подсказывает ориентиры и даёт советы по судовождению на этом участке водного пути, и его советам капитан должен следовать чётко и неукоснительно. Василий дело своё знал и любил, поэтому делал его с удовольствием. Каждую ночь, в соответствии с расписанием, он выводил в реку или заводил в порт одно судно, на которое его назначал диспетчер лоцманской службы. Лоцмана доставлялись на суда и снимались с них после окончания разводки специальными катерами, которые собирали всех лоцманов и доставляли их на берег как раз к открытию метро. День на отдых, а ночью опять на работу. Вот такая не простая, но по истине, настоящая Питерская работа, ведь больше нигде караваны судов не ходят через центр такого мегаполиса, как Санкт-Петербург. И на каждом судне груз и полный бункер топлива, хотя с набережной всё это выглядит очень красиво и романтично.

Чтобы работать лоцманом, надо иметь и речной и морской рабочие дипломы капитанов, пройти подготовку на тренажёре и пройти аттестацию. Каждому лоцману выдаётся специальная сумка, в которой находятся инструкции, лоцманские квитанции и автоматически надувающийся спасательный жилет «Черноморец», и удостоверение. В сумку могут складироваться различные презенты, и прочая добыча, которой по традиции капитаны одаривают лоцманов, как говорит нам первоисточник: «,,, в соответствии с хорошей морской практикой.». Редко, но иногда случается, что лоцмана при посадке на катер падают за борт. Особенно, когда на проводимом судне работал сам или встретил бывших сослуживцев, которые от радости стараются обильно угостить друга и лоцмана в одном лице. В этом случае сделать один правильный шаг становится гораздо труднее, и, вполне закономерно, за этим следует отрезвляющая водная процедура, зачастую при не вполне положительной температуре наружного воздуха. Именно в связи с этим, посадка и высадка лоцманов должны осуществляться в спасательных жилетах, которые автоматически надуваются при падении в воду, чем и спасают жизнь потерпевшему, который при этом может находиться в бессознательном или чрезмерно счастливом состоянии.

Белая Питерская ночь. Обычная рабочая смена. Василий провёл танкер через восемь мостов вверх по реке и благополучно сошёл с катера на причал у Речного вокзала среди прочих. До открытия станции «Пролетарская» оставалось ещё минут двадцать. Василий купил в ларьке бутылку минералки и присел на лавочку, наблюдая за жизнью маргинальной части населения Невского района.
У ларька с подозрительной шавермой резвились местные гопники, то слюняво обнимаясь, то пытаясь заехать по физиономии друг другу, что-то не поделив. На разрисованных скамейках в вялых позах отдыхали их помятые спутницы, наслаждаясь доступными энергетическими напитками из ядовито раскрашенных жестянок. Ни гопники, ни их подруги на работу явно не собирались. Наименее стойкие тут же прикладывались отдохнуть среди окурков и мятых пивных банок в тени чахлых кустиков, за которыми более активная часть населения справляла естественные надобности и половую нужду, особо не таясь. Помятые полицейские с глазами, как у плотвы и усталыми лицами не торопясь открыли стеклянные двери станции, и сонные пассажиры, звеня жетонами, двинулись к турникетам. Василий сунул в сумку недопитую пластиковую бутылку и влился в поток работяг, спешащих к своим станкам.

Василий жил в северных районах города, так что ехать предстояло почти до конечной. Он присел на сиденье в углу вагона, и, посмотрев пару минут на окружающую его публику, уже пропитанную летними запахами человеческого общежития, задремал, склонив голову на упёртые в лоцманскую сумку руки.
«Станция «Старая деревня». Осторожно, двери закрываются!» - гулко отозвались в его голове суровые слова рободевушки из репродуктора. Внутренняя пружина внутри организма разжалась, и он, ринулся в открытые двери вагона, по пути пытаясь открыть глаза.
Тело успело! - но подлые двери шарахнули по сумке со всей пневматической дури. «Ну и пёс с ним! И биться-то там нечему!» - подумал Василий и весело зашагал к эскалатору бодрым шагом хорошо отдохнувшего Штирлица. Находясь примерно в четырёх - пяти шагах от эскалатора, он почувствовал, что сумка как-то странно стала тереться об его ногу и мешать при ходьбе. Он остановился и посмотрел вниз.
«Ёёёуууу! - догадавшись о случившемся, успел подумать лоцман. В этот момент раздался оглушительный хлопок. В следующий момент он осознал себя, стоящим посреди вестибюля, совершенно вне пространства и времени, с зажатой в руке пластиковой ручкой от разорванной в лоскуты сумки. Под потолком кружились розовые бланки лоцманских квитанций. В ушах звенели сто колоколов громкого боя и столько же сирен в придачу. Вокруг метались люди. Ни дыма, ни огня, и, вроде бы, все живые и на своих ногах, но растрёпанные и явно что-то орущие. Вдруг, как в замедленном кино, перед глазами возникла толстая потнючая тётка в огромной красной шляпе с полями и пляжной сумкой, и ещё через секунду в глубине его черепа возник истошный крик: «Бей ваххабита!!!». Пляжная сумка летит прямо в лоб, и в ней явно не одно полотенце с тапками, и уж точно в стекле и не меньше литра.

В следующее мгновение перед его глазами мелькают ступени эскалатора, вонючие ботинки и потрёпанные обшлага серых форменных брюк с узкими красными лампасами по швам. Голова болтается и периодически натыкается на углы, косяки дверей или колени несущих тело.
Возвращение в реальный мир было странным, но практически безболезненным, правда ныло лицо, и видно было как сквозь дверную щель, но в горизонтальной плоскости. Василий сидел на стуле в прокуренной комнате полицейского пикета, по-прежнему сжимая в руке ручку с останками сумки. Перед ним стояли два толстых представителя власти в серых сюртуках, разъезжающихся от несоответствия наружной формы и внутреннего содержания. Узкие галстуки стягивали потные шеи, явно не соразмерные воротникам форменных рубах. «Упитанные сволочи! Двое из ларца, одинаковых с лица. Близнецы, наверное», - как-то спокойно подумал Василий, возвращающимся в меридиан мозгом. Громыхнула входная дверь и в помещение влетел майор, размером в обхвате с двух бдительных сержантов. Он явно был несказанно рад удачно проведённой операции по задержанию вероятного шахида, тем более что жертв и разрушений не было. И всё, благодаря его умелому руководству вверенным подразделением. Видно было, что мужика прёт от собственной значимости по страшной силе. Смущало майора только одно: террорист был как-то слишком рыж и конопат, и больше походил на пленного солдата вермахта из Сталинграда, чем на бородатого горца.

- Ну, вот и третий из ларца. Видать сладко им здесь, коли они поперёк себя шире, - мысли в голове Василия текли спокойно, как река.
- Колись, злодей, кто приказал подорвать станцию! - азартно начал допрос майор, с трудом усевшись на безнадёжно скрипнувший под ним облезлый стул.
- Да это жилет спасательный взорвался! Вода на него попала, вот он и сработал! Я лоцман, суда в мосты вожу. Вот с работы ехал. Станцию чуть не проспал, выскочить успел, но двери по сумке ударили, а там бутылка с водой была, вот она и лопнула! - в доказательство своих слов Василий положил перед майором пластиковую ручку и останки сумки.
- Взрывчаткой, конечно, не пахнет, но явно чувствуется еврейский след! Даже удостоверение выдали какое-то вредное. И ведь пишут гады: Лоцман! Значит, ещё где-то громыхнет, а в удостоверении Кацман будет написано?! Все вы из одного кибуца: Лоцман, Боцман, Кацман! Хорошо, хоть предупреждают: Шухер!, то есть: Спасайся, Лоцман! - майор пытался разобрать, что написано в служебном удостоверении Василия.
- Шухер - это фамилия моя. Вы ж читайте, там русским по белому: Шухер Василий Вальтерович, должность: Лоцман ГБУ «Волго-Балт». Что не ясно? - Василий понял, что майор всё уже понял, и загрустил от того, что медалька за поимку террориста обломилась и уплывает от него в даль светлую, и в лучшем случае ожидает его устная благодарность начальства за проявленную бдительность. Но премии точно не дадут. Василия помусолили ещё с пол часика, заставили подписать какую-то бумазею и отпустили с миром.

Синяки и ссадины некоторое время заживали с помощью бодяги и йода. Лоцмана из службы, конечно, всё узнали. Повеселились и дружно забыли - дело-то житейское, с кем не бывает, но за сумку и жилет из зарплаты всё же удержали.
- Вот, Васька, называют пароходы в честь героев, инженеров, капитанов и космонавтов. Ледокол вот стоит «Капитан Плахин», вот ещё «Механик Тарасов» - красиво! Вот и мы выйдем с ходатайством перед президентом, чтоб в честь тебя твой старый пароход переименовали. Был «Нефтерудовоз» простой - железяка ржавая, а будет «Террорист Шухер», - как-то пошутил один старый лоцман.
- Вот уж дудки. Петрович! Шухеру в стране слишком много будет! Вдруг кому понравится! - с грустной улыбкой ответил Василий.

Краткий словарь специальных морских терминов.
Лоцман - судоводитель высшей квалификации, специалист по проводке судов в стеснённых и сложных навигационных условиях.
"Нефтерудовоз" - специальное судно смешенного река-море плавания среднего тоннажа, предназначенное для перевозки как жидких, так и сыпучих грузов.
ГБУ "Волго-Балт" - Государственное Бассейновое Управленик "Волго Балтийского канала".
Привести в мередиан - манипуляции с гирокомпасом, в результате которого прибор приходит в рабочее состояние.

СВЯЗЬ И РОДЫ.

На флоте говорят, что «потеря связи - потеря управления».
Эту фразу чаще всего повторяют флотские связисты, подчеркивая тем самым свою исключительную значимость и необходимость.
Тральщик маневрировал в полигоне боевой подготовки Северного флота. Успешно отстрелявшись по мишеням в рамках сдачи задачи К-2, наступил момент вынужденного, но долгожданного безделья. На море полный штиль, вода как зеркало, что само по себе для Баренцева моря, скорее редкое исключение, чем правило.
На мостике командир и старпом. Последний был явно не в себе. Ходил туда сюда, нервно курил и было видно, что он был чем-то сильно обеспокоен. Командир косил взгляд на старпома, но интересоваться не стал, резонно решив, что не стоит лезть человеку в душу, захочет, мол, сам скажет.
Наконец старпом решился.
- Товарищ командир! Разрешите связаться с Североморским госпиталем.
- Зачем это? - опешил командир.
- Да перед самым выходом в море я жену отвез рожать...
- Рожать? Это хорошо! Нет, ты это хорошо придумал...Главное во время...А нельзя было утрясти свои личные дела до похода?
Старпом виновато потупился. Командир сжалился и разрешил.
И началось...
- «Байкал», дай «дворец»... «дворец»? Это «дворец»? Что? Я спрашиваю, это «дворец»?
- Да «дворец», «дворец»... Чего орешь, как потерпевший...
Старпом:
- Ну наконец-то! «дворец», дай «рапиру» ...
И так далее, и так далее... Надо перебрать с десяток позывных, прежде чем доберешься до нужного абонента. Пока перебираешь - состариться можно.
Старпом орал на весь полигон. Бакланы от его рева взмыли с ближайших скал и рванули от греха подальше. А старпом упорно продолжал. Наконец он «добрался» до госпиталя. Но тут стало еще хуже. Связь была на исключительной высоте. Вернее ее качество было ниже плинтуса.
- Але... Але... Это госпиталь? Это госпиталь, я спрашиваю!
С той стороны в трубке толь «буль, буль».
За несколько минут таких диалогов, старпом был на грани умопомрачения.
- Связиста ко мне!!!
Примчался связист.
- Что у вас со связью?
- Все нормально! Все работает, - докладывает связист.
- Какой нормально?.. Мы же сдаем задачу К-2, а я даже с госпиталем связаться не могу.
И тут прорвало...
- Госпиталь слушает!
Старпом аж ликом просветлел. Послав связиста к едреней фене, он продолжил наступление на радиоэфир.
- Госпиталь! Дай родильное отделение!
Дали.
- Але! Але! Барышня, скажи, Иванова родила ? Что? Не слышу! Иванова родила?
Что? Не слышу... Я не глухой... Да ты сама вынь беруши из ушей... Что? Так родила или нет? Как не родила? А ну-ка дай мне ее на трубу!
Подошла жена.
- Ты родила? А? Еще нет? А почему? Слушай, а чем ты там занимаешься?
Жена бросила трубку, послав благоверного ко всем чертям...
За полчаса старпомовского мракобесия, командир не проронил ни слова. Он и не мог проронить. Его от смеха слезы душили, особенно от последней фразы. Но все-таки он твердо решил, что по приходу в базу для связистов начнется совершенно новая жизнь, ведь «потеря связи - это потеря управления». Без связи даже бабы вовремя рожать не могут.

Легенды старого Дворца. Молебен

Наверное, это было очень красивое зрелище, когда вчерашние гардемарины, среди которых были и Великие Князья, и потомки лучших фамилий России, преклонив колено, потому что Офицер российского Флота не встаёт на колени даже перед Богом, слушали выпускной молебен. Может быть, даже не вслушиваясь в слова, проникнувшись всей величественностью и значимостью момента, просто потому что эта традиция была освещена веками. Их благословляли на службу не только Российскому Императору, а в первую очередь, России - своей Родине. И они не раз доказывали это, заполняя траурными списками, выбитыми на чёрном мраморе, размещёнными в Церкви Морского Корпуса, число погибших на разных морях и океанах. Потому что в Море на всех одна и Победа, и Смерть. Ни одна, ни вторая не делят людей по кастовому признаку при Наварине, Синопе и Цусиме, блестящие Офицеры сполна отдавали выданные им кредиты...
Мне часто доводилось бывать в старой училищной Церкви. От остальных помещений эта аудитория отличалась только круглыми размерами и высоким куполом. Давно пропали мраморные плиты с именами героев, как и доски с гвардейскими экипажами в Столовом зале, от церковной утвари и убранства ничего не осталось и в помине. Но, как бы ни называлось это помещение, какую бы роль оно не выполняло, учебной аудитории, класса или лаборатории, её все равно называли Церковь.
Так получилось, что я вырос абсолютно равнодушным к Вере. Да и сейчас Вера моя отлична от Веры большинства. Может быть, время, может быть, окружение... Как бы то ни было, я об этом не жалею и никогда не жалел. Но, почему-то, заходя в разгромленный Храм, я испытывал какое-то чувство неловкости или даже вины. Что-то терялось в связи времен, чего-то не хватало. Да, вместо церковных праздников пришли другие, и торжественных моментов тоже хватало, но всё это было не так. Не давало чувствовать себя «гардемарином Морского Корпуса, Корпуса, единственного на всю Россию»...
- Старшина, слушай, а давай молебен на выпуск закажем?
- Димон, ты перегрелся? Или к госам переготовился? Какой на хрен молебен. А парторг?
- Нормальный, Андрюха, в Никольском Соборе. Как раньше...
- А ты в Бога-то веришь?
- Нет, конечно, но разве это главное?
- Да, трахнут нас, как свиней...
- Да и чёрт с ними, всё равно выпуск через месяц. Вот после выпуска и пойдем.
- Нормально, освятимся и в кабак.... Слушай, а почему нет?
На следующий день, сразу после обеда, благо у нас, почти лейтенантов, выход в город был уже практически свободным, пять выпускников первого взвода тридцать пятой ротой отправилась в Никольский Собор, который так же носит название Морского...
Куда идти, к кому обращаться в двухэтажном Храме? Сняв фуражки, мы робко толпились у входа, вызывая шушуканье прихожан. Наконец, подошел какой-то священник. Узнав о цели нашего прихода, он чуть не упал в обморок. Ещё бы, знал бы он, что из пяти «ходоков», четверо было членами КПСС, а один еще и парторгом роты.... Но на дворе стоял девяностый, последний полный год существования Великой Империи, и что-то в наших жизнях начинало меняться...
Нас проводили к старшему. Пожилой человек, в богатых облачениях слушал нас и плакал...
- Какое училище?
- Фрунзе.
- Фрунзе? Морской Корпус.... Снова...
Я не знаю, но в этот момент, у меня на глазах появились слёзы. Я почувствовал, что каким-то краешком прикоснулся к чему-то великому, древнему и стал по настоящему своим для старого Дворца.
- Сколько стоит?
- Что?! Стоит?! Да о чём вы..... Мы так долго вас ждали...
Конечно, всё тайное очень скоро стало явным. Начались запугивания, угрозы. Как же, религиозный дурман проник в святая святых Военно-Морского Флота. Мне грозили, что вместо Северного Флота, я окажусь на Каспийской флотилии и так далее. Но на все это был один ответ, старый, как мир:
- Дальше флота не пошлют, меньше группы не дадут.
Мы уже чувствовали, что минута расставания близка и ничего не боялись. Того, что нас ждет на Флоте, тоже не боялись, потому что еще не знали. Да и вообще, наше поколение очень трудно было запугать...
Сразу после выпуска, оповещая по дороге ребят с других рот и училищ, мы направились Никольский Собор. Там нас уже ждало ленинградское телевидение и знаменитые «600 секунд» во главе с Александром Невзоровым. Впервые я попал на церковную Службу. С началом молебна зал стал наполняться гражданскими людьми, впервые увидевшими такое незабываемое зрелище. Около сотни морских офицеров в парадной форме и с кортиками, выстроенные священнослужителем в строй, сжимая в руках фуражки, слушали Молебен, благословляющий их на службу Родине. Когда, следуя словам, читаемым священником, люди стали опускаться на колени, Священник прервался и сказал:
- Преклоните только одно колено, дети мои... Офицер Российского Флота не стоит на коленях ни пред кем, даже перед Господом Богом...
- Оружие, вон.
Мы вынули из ножен кортики и держали их поверх фуражек. Священник ходил вдоль строя и кропил святой водой. И странно, он вроде бы не говорил ни о Боге, ни о Вере, но всё было так логично, так правильно. Он говорил о наших предшественниках, создавших Великий Флот. О тех, кто погиб за Родину и под Андреевским, и под Советским Военно-Морскими Стягами. О нас, которым предстояло стать достойным их памяти.... Не знаю, но, по-моему, именно в этот момент, уже навсегда уйдя из Дворца, после пяти лет жизни в нем, я стал для него своим. Не так ли и в жизни, мы находим только тогда, когда потеряем.
А через месяц с небольшим, поднявшись на борт флагманского корабля сто семидесятой бригады противолодочных кораблей «Адмирал Исаченков» и представляясь комбригу, капитану первого ранга Доброскоченко, я был бесцеремонно перебит и услышал:
- Давай, румын, расскажи о молебне....
Я рассказывал и видел его глаза. И дело совсем не в Церкви или Боге, совсем нет. В том, что традиции и легенды вечны. И мы непобедимы, когда у нас есть Вера в Дело, которому мы служим.

Мистика

Предисловие

6 лет назад, отдыхая на море, я написал рассказ, а приехав с морей, куда-то кинул тетрадку, и только сейчас она случайно попалась мне в руки.

В один из сентябрьских вечеров, вернувшись с пляжа, поужинав с друзьями, наигравшись в карты, переругавшись, как обычно, все разошлись по своим комнатам. Я остался один на террасе, решив выкурить последнюю на сегодня сигарету и тоже отправиться баиньки. Развалившись в шезлонге, я не спеша курил, пуская клубы дыма в потолок и бездумно глядя на море. Хотя его не было видно. Небо сливалось с темнотой на горизонте и лишь в некоторых местах светили сигнальные фонари прогулочных яхт. Они по ночам не подходили к берегу, а просто болтались на рейде кто, где попало. Спать не хотелось, и я закурил очередную сигарету. Когда поднял голову и снова посмотрел на море, я не поверил своим глазам, - на рейде стоял корабль. Весь силуэт его по контуру освещала иллюминация. Сердце у меня екнуло. Точь в точь фотография моего корабля на день Военно-Морского Флота в Севастополе. Но минуту назад, я готов был поклясться,- не было его, и горизонт был чист. Не с неба же он свалился. Я потер глаза. Может, перегрелся на пляже? Нет, видение не исчезало. Внезапно иллюминация погасла, и вспыхнул прожектор. Тонкий луч его медленно заскользил справа, словно кого-то ища на берегу и в прибрежных постройках. Чем ближе он приближался к нашему дому, тем больше я испытывал чувство беспокойства. Снова закурив, и не сводя глаз с луча, я поднялся и медленно подошел к парапету террасы. Какой-то холод наполнял мои внутренности в ожидании чего - то непонятного. Я не испытывал чувства страха, но все - таки шагнул влево, словно хотел спрятаться за тонкий столбик, подпирающий крышу. Передо мной была винтовая лестница, ведущая вниз с террасы. В это время луч прожектора осветил меня, в лицо ударил яркий свет, я, отшатнувшись, поднял руку, стараясь прикрыть глаза. Но какая - то сила потянула меня вперед, и я осознал, что падаю через перила, с высоты третьего этажа на бетонный пол двора. Помню только начало падения. Как приземлился, или прибетонился, не знаю. Я потерял сознание. Не знаю, сколько прошло времени, пока я пришел в себя. Лежа с закрытыми глазами, я чувствовал, что лежу не на бетоне, а на койке. И не на своей, к которой привык за время пребывания на отдыхе, а на чужой. Но в тоже время у меня возникло чувство, что я когда - то спал на таком же ложе. Только давно - давно. Не открывая глаз, попытался привести в порядок свои мозги. Корабль, свет, падение.... Значит, я свалился с террасы. С затаенным страхом согнул одну ногу. Другую. Пошевелил пальцами рук, медленно согнул их в локтях, и также медленно поднял их. В левом плече хрустнуло. Так. Ну, это старая травма. Повернул голову в одну, потом в другую сторону, боли не было. Со страхом приоткрыл один глаз, другой. Спокойный синий свет, низкий потолок, плафоны... . Где - то я уже это видел, в морге, что ли. Нащупал на руке пульс - пульс есть, значит живой. Огляделся вокруг, больничная палата, шесть коек и никого, кроме меня. Твою мать! Это же корабельный лазарет! Не спеша поднялся, спустив ноги с койки, они легли на тапочки, словно специально поставленные, и сунув в них ноги встал. Полы, то бишь уже палуба, слегка вибрировала от работающей машины, и чуть покачивалась. Подойдя к иллюминатору, посмотрел в него. Море! А, что ты хотел увидеть? Парк отдыха, что ли? Рядом с койкой, на баночке, лежала аккуратной стопкой роба. Я не спеша оделся. Погоны старшины 1 статьи. Будто и не снимал ее, и не прошло 30-ти лет. Открыв двери лазарета, и выйдя из него, я очутился с трапом, ведущим на шкафут. Бегом, как в молодые годы, я поднялся на верхнюю палубу. Как все знакомо! Вот двери карцера, в котором я частенько отсыпался, когда не хотелось нести вахту на этом же шкафуте. Над головой катерная площадка. Я прошел по палубе к одному борту. Море. Перебежал к другому - море! Впереди по курсу море, с кормы все время море. Над головой - голубое небо. Бегом поднялся на ПКЗД, посмотрел в визиры. Никаких признаков берега. За кормой корабля кипела вода. Корабль шел полным ходом. Куда? Как я сюда попал? Зачем? Посмотрел вниз на палубу - никого. Спустился к КП, отдраил двери и зашел внутрь. Никого! Приборы работали, штурвал гулял сам по себе, но корабль шел, держа какой - то одному ему известный курс, унося меня все дальше от родных берегов, от жены и друзей. Постепенно я начал обследовать помещение за помещением, пост за постом. Все водонепроницаемые переборки были задраены, но открывались легко. Нигде, никого! Добрался до машинного отделения, спустился по крутому трапу в машину. Машина ритмично работала, выдавая свои тысячи лошадей, но следа людей и близко не было. К концу обследования корабля я убедился, что на этой громадине я один. Пока лазил внутри корабля, рассвело, и я опять поднялся на мостик. Только сейчас обратил внимание, что не смотря на идеальную чистоту и порядок внутри корабля, корпус был покрыт пятнами ржавчины, если сказать нежно. Свесившись за борт, я убедился, что борта ржавые, только кое-где угадывалась шаровая краска. В таком же состоянии были надстройки и башни. Только палуба была чиста, да поручни на трапах горели, будто их только надраили. Катерная площадка была пуста. Спасательные плоты и круги отсутствовали напрочь. Но меня все время не покидало чувство, что я не один на крейсере. Словно кто - то невидимый сопровождал меня. Но не впереди, не сбоку, а как бы сверху. Иногда казалось, что кто - то касается моей головы. Или это только казалось? Поднявшись на мостик, я закурил, первый раз за все время пребывания на корабле. Вдоль бортов неслась вода. Я прикинул скорость, где - то узлов 30, Прилично. Прошел в рулевую рубку, взглянул на приборы, 32 узла, почти угадал. На переборке висел экран, на котором была изображена карта мира. В южной части Атлантического океана светился крохотный силуэт корабля. Быстро пробежал взглядом по карте, по всем морям и океанам, больше кораблей не было. Это когда же мы успели меньше, чем за сутки попасть из Черного моря в Атлантику. Прошло еще полчаса и гул машин стал каким то напряженным. На расстоянии мили по курсу корабля возникло облако, даже не облако, а белое пятно- туман не туман, если туман, то почему такой плотный. Как сметана, как круг, меньше чем на половину погруженный в воду. Слева, справа от него было чисто, но корабль упрямо держал курс в центр этого круга. Я попробовал взяться за штурвал и изменить курс корабля, но не тут - то было, штурвал не поворачивался. Обе машины работали во всю мощь, корпус корабля дрожал, как в ознобе. Чем ближе мы подходили к этому кругу, тем сильней ощущалось напряжение крейсера, словно живой организм концентрировался перед прыжком через пропасть. И вот корабль входит в туман. Перед носом корабля пошли круги, как от камня, брошенного в воду. Ничего не видно кроме кругов. Но буквально через несколько минут стало светлеть, воздух становился все прозрачней, и вот мы на чистой воде. Оторвавшись от штурвала я выскочил на правый мостик, посмотрел в сторону кормы. Чистое небо, чистый горизонт, никакого облака, никакого тумана. Вернувшись в рубку, я взглянул на часы, они показывали полдень. А на карте корабль находился в районе острова Ява. Озноб корабля прекратился, подвывание машин тоже. Они спокойно работали, и мы шли с той же скоростью, мерно покачиваясь на волнах. Иногда на горизонте появлялись корабли, чаще военные. Время от времени в небе возникали самолеты морской авиации, но долетая до определенной черты, они растворялись в небе, и больше не появлялись. Я почувствовал голод, и спустившись в кают - кампанию увидел стол, сервированный на одного человека. Не буду перечислять, что было на столе, будет повторение сказки про скатерть - самобранку, но наелся я от души. Пить я не стал, хотя на столе стояли водка и неплохой коньяк. И так голова плохо соображает. После обеда заглянул в радиорубку. Судя по миганию, лампочек все работало. Мог бы и не заглядывать, все равно радиотехника для меня темный лес. А ведь предлагали учиться на радиста, не захотел. Козел! А пойду - ка я, в свой пост. Двери в СПН открылись, я кряхтя взобрался в рабочий отсек. Ткнулся лицом в окуляры, нащупал штурвал управления, и потихоньку начал вращать его. СПН тронулся с места. Провернув пост на 180 градусов, и ничего интересного не увидев, я поставил его по нулям. Покинув пост, опять поднялся в рулевую, уселся в кресло командира корабля, и просто так сидел, глядя вперед, ни о чем не думая. Мозг по - моему отключился, и я не мог заставить себя думать. Так, сидя в кресле, я задремал. Проснулся, как от толчка в спину. Корабль опять било, как в ознобе, машины подвывали, мы входили в облако тумана. Я вцепился в подлокотники кресла, чувствуя, если отпущу, свалюсь на палубу, и тоже буду биться, как лихорадочный. А через несколько минут опять чистое море, чистое небо, чистый горизонт. На часах 12 часов ночи. Я вспомнил, что в Сочи тоже было 12 ночи, когда все началось. Значит корабль каждые 12 часов входит в облако и меняет свое местонахождение На всякий случай не нужно во время перемещения в облаке находиться на открытой палубе, ибо... . А вот ибо не надо! В моем случае лучше чувствовать палубу под ногами. И так я на корабле уже несколько дней. Сколько раз мы входили и выходили из облака, перемещаясь из океана в океан, из одного моря в другое, я не считал. Меня угнетали две вещи: как восприняла мое исчезновение моя жена и друзья? На море исчезновение не поощряется, сразу наводит на нехорошие мысли. И скорей всего мои друзья и любимая подняли все спасательные службы побережья в поисках меня, или моего тела. А второй вопрос: - за каким хреном я попал на этот корабль? Ответа не было... Я обратил внимание, что каждый раз, при выходе из облака, на корабле что - то неуловимо меняется. Сосредоточившись на этом, увидел, что постепенно исчезает ржавчина, обновляется краска. Действительно, перевесившись через леера, убедился, борта крейсера были словно свежевыкрашенны, но без номера. Прошло еще несколько дней, и однажды утром, выйдя на бак и посмотрев с него на корабль, я замер с открытым ртом. Крейсер сиял, как в годы моей юности, и словно в подтверждение этого на мачте гордо развевался Военно - Морской Флаг и вымпел, прозванный «длинным рублем». В полночь корабль очередной раз вошел в облако. На этот раз без воя машин, без ставшей уже привычной дрожи корпуса. Я как обычно вцепился в ручки командирского кресла, и отключился. Когда пришел в себя и огляделся, то обнаружил, что нахожусь в шезлонге, вцепившись в ручки на своей любимой террасе, а на рейде стоит, в свете иллюминации мой корабль. Видение было не долгим. Внезапно появившееся облако накрыло его, засветилось, и стало подниматься вверх. Оно быстро уменьшалось, и вскоре превратилось в яркую звезду, уносившую мой корабль от земли. По Млечному пути она одиноко неслась в глубины Вселенной, быть может на какую - нибудь обитаемую планету, где чистый океан, где чистые душой и сердцем, честные люди, не способные продать тебя... .

Компот

Многие сюжеты советских фильмов взяты мастерами кино из жизни народной. Может быть кто-нибудь, когда-нибудь и наши истории положит в основу своих сценариев. Вот и следующий сюжетец моего маленького рассказика взят из неё - из жизни флотской.
Все началось с тайфуна, который загнал наш гидрографический исследовательский «пароход» в бухту Хитокаппу (ныне залив Касатка) на острове Итуруп. К слову сказать, в экипаже были знатоки истории Второй мировой войны, которые вспомнили, чем знаменита эта бухта. А тем, что здесь произошло рандеву японской авианосной эскадры перед нападением на Пёрл-Харбор. Вот в таком историческом месте мы и бросили якорь, пережидая нападение стихии.
Надо сказать, что мы возвращались в наш родной Владивосток после весьма длительной и сложной экспедиции. И на борту у нас находилась большая группа инженеров - исследователей одного из Ленинградских НИИ (научно-исследовательского института). А сей факт имеет непосредственное отношение к делу.
И так, на «дворе» стоял сентябрь, на полях Родины созрел урожай овощных культур, а здешние рыбаки вышли на промысел горбуши в упомянутый залив. Спрашиваете, причем здесь урожай? Да, при том, что в Петропавловске-Камчатском мы пополнили запасы провизии: капусты моркови, муки и после двухмесячного плавания в Тихом океане устроили себе витаминный праздник. Похрустывая морковочкой, ведя светские беседы на тему скорого возвращения в родную базу, господа офицеры прогуливались по шлюпочной палубе.
Как вдруг, словно чёрт из табакерки, к борту подлетел МРС (малый рыболовецкий сейнер). Как в старые добрые времена, через матюгальник ( на «гражданском» языке рупор) капитан МРС прохрипел:
- На пароходе, едрёнтььь!!!
Что остается ответить?:
- Есть на пароходе!!! Чем обязаны?
Капитан :
- Есть горбуша, икра ! Меняю на «шило», картошку, овощи!
Мы:
- Добро!
Благо командир был рядом и сам без промедления принял, как нам тогда казалось, единственно правильное решение.
Торг прошел быстро: два полных баркаса рыбы - на два баркаса овощей...
Наш КЭП (командир) приказал «вооружить» грузовую стрелу и поднять из провизионки весь запас овощей и муки. С энтузиазмом матросики перекидали наше «богатство» в рыбацкие баркасы, и в освободившиеся мешки была погружена рыба. Причем, рыбаки на палубе МРСа поступали с ней при погрузке по-варварски: топтали её бедную сапожищами, давили ручищами, набивая доверху холщовые мешки. Несмотря на жестокое отношение к рыбе, нам показалось, что поступили они «супер» честно, набивая мешки «под завязку».
Старпом (второй человек на корабле после командира, хотя замполиты считали его третьим, а себя, естественно, первыми) тут же объявил всеобщий аврал по чистке, засолке и сортировке рыбы. К утру всё было закончено: икра отдельно, рыба отдельно. На завтрак вестовые (это флотские официанты для тех, кто не знает) подали шикарную, свежезасоленную икру с вкуснющим белым корабельным хлебом. Такого царского завтрака отродясь никто из нас не видывал. Обед и ужин, естественно, тоже были рыбными.
Наступил следующий день - опять икра, но с явно уменьшенной порцией белого хлеба. На вопрос господ офицеров:
- А где же хлебушек?
Последовал четкий доклад вестового:
- А муки-то мало...рыбакам отдали.
Где наша не пропадала! До Владика пара дней хода, как-нибудь перебьёмся без хлеба!
Обед прошел пока то же «на ура...», ужин так же. А тут и засоленная рыба подоспела и была съедена с таким же аппетитом, тем более, что до дома оставались какие-то жалкие пару суток пути.
«Беда» пришла (известно, откуда) из ШТАБА ФЛОТА. Нашему доб-лестному «пароходу» предписывалось отправиться в район полуострова Камчатка в «такой-то» район БП (боевой подготовки) для обеспечения неких учений. А поскольку командование считало, что провизии и воды у нас вдоволь, то и «карты нам в руки» по обеспечению этих учений. Да и продолжительность, которых была рассчитана всего на десять дней. Робкое возражение КЭПа на то, что на борту находятся гражданские специалисты, не совсем допущенные до флотских секретов, было проигнорировано ШТАБОМ.
И так, впереди десять, а может быть, и все двадцать РЫБНЫХ дней. Составили меню, как не ряди, а получалось оно из одного продукта - РЫБЫ: икра; рыба соленая; раба жареная; рыба вареная, даже котлеты и то рыбные! И, заметьте, полное отсутствие какого-либо хлеба! Все мы смотрели «Белое солнце пустыни» и помним, как Верещагин требовал хлеба... А нам и требовать-то было не у кого - променяли мучицу-то. Началось..., чувство жажды после «проклятущей икры» и рыбной диеты, преследовало нас с утра до ночи. Пивка бы! Куда там, даже воды простой вдоволь не было. Все ждали послеобеденного компота, попивали его мизерными глоточками, растягивая удовольствие от этого процесса.
Глядя на мучения товарищей, а в основном руководствуясь меркантильными собственными интересами, пришла мне в голову коварная идея... Но одному осуществить её в жизнь не представлялось возможным, требовался сообщник. Выбор пал, естественно, на друга-доктора. «Коварный» план состоял в том, что я должен был убедить гражданских членов Ленинградской экспедиции в том, что ДОК (доктор) подсыпает в компот бром, который «успокаивающим» образом влияет на мужскую потенцию. С этим фактом кое-кто из них сталкивался на срочной службе, а остальных убедить силой коллективного разума было не так уж сложно. Отказ от «отравленного» бромом компота! Вот цель нашего заговора, естественно в нашу с ДОКом пользу.
Слух среди членов экспедиции о коварстве доктора разлетелся вмиг. Ко мне пожаловали ходоки с просьбой разъяснить возможные последствия бромной терапии. Интересно? Какой ответ они хотели получить от главного заговорщика?
А осуществлялся сей коварный план так. После того, как было съедено очередное рыбное блюдо, ДОК вставал из-за стола, желал всем: «Приятного аппетита!» и удалялся из кают-компании, не прикоснувшись к компоту. Для всех это означало, что бром подсыпан в компот и, пить его, мягко говоря, не рекомендуется. Все потихоньку поднимались из-за стола с тоской, поглядывая на живительную влагу, оставшуюся на столе, и понуро разбредались по лабораториям.
Мы с ДОКом, проводив «экспедицию», просачивались обратно в кают-компанию и, закрыв дверь на ключик, приступали к пиршеству! Было одно лишь неудобство - «компот на вынос не выдавался!». Приходилось давиться, но пить. А вода, как известно не пиво, много не выпьешь! Но надо отдать нам должное, каждый день мы себе подобное не позволяли, изредка давая «передышку» нашим коллегам. Конечно же, никто из членов экспедиции не умер от жажды. Более того, все были благодарны ДОКу за сохраненную мужскую силу. А я в их глазах выглядел настоящим «ангелом-спасителем». Эту страшную «тайну» я хранил до сего дня, доверив её Вам, моим друзьям, набравшимся терпения и затратившим несколько минут своего драгоценного времени, что бы прочитать очередной мой рассказик.