Через нашу проходную (сериал).
Режим есть режим - 2.

Июль 1994 года. Санкт-Петербург. НИИ чего-то там имени кого-надо имени.

Самые интересные ситуации бывают в организациях типа НИИ летом в пору отпусков. Помнится, в 1990 году я работал на "Позитроне" инженером-разработчиком. Официально я числился инженером еще с четвертого курса Политеха (учился на вечернем отделении), но именно в том году я получил диплом и одновременно был повышен в должности до инженера 1-й категории. Половина инженеров нашей лаборатории была в командировках, другая половина - в отпусках. Коридоры, лаборатории и испытательные стеды обезлюдели. Что поделаешь - лето! А тут сидишь и гниешь над измерительным комплексом изделия "Витим".
Меня подозвал к себе завлаб и сообщил, что в понедельник он уходит в отпуск и я, как единственный оставшийся инженер, должен исполнять его обязанности в это время.
Мне сразу вспомнился рассказ Леонида Соболева о том, как один мичман таким же образом, за счет выбывающих отпусников, за один день стал врио комфлота. Лучше бы я не вспоминал. Как на грех, в лабораторию заглянул завотдела и пригласил в свой кабинет. Я уже не удивился, когда он сказал мне в своем кабинете, что я должен исполнять обязанности завотдела, пока он будет в отпуске. Я получил от него ключи от его кабинета и тут же закрыл его и опечатал, от греха подальше.
И пошел в свою лабораторию дальше колдовать над своим микропроцессорно-измерительным блоком. Хрен ли для меня это руководство отделом - мне представителям заказчика работу через три недели сдавать! Тем более, что и подчиненных - с гулькин нос, все в отпусках. Да и чего ими руководить - все и так знают что делать, не дети, в конце концов. В это время в комнату заглянула наша техник Люда:
- Саша, там замдиректора по науке ищет завотдела или кого-нибудь вместо него. Причем срочно, ему надо в отпуск уходить.
Я мысленно прикинул свой возможный временный карьерный рост и решил отмазаться. А то работать над заказом станет совсем уж невозможно.
- Ответь ему, что я в научную библиотеку пошел. Короче - нету меня, пускай в других отделах себе врио поищет.
- Да он говорит, что во все отделы подряд звонил.
- Его проблемы, пошли они все нафиг - работать не дают!
Но это было всего лишь отступление. А в 1994 году в связи с отпусками и командировками сложилась другая история. Я работал в этом НИИ всего лишь полгода, после того как ушел с Эрмитажа. Придя на работу, зашел в комнату хранения ключей, чтобы получить ключ от своей комнаты и снять ее с сигнализации. Мысленно радовался, что буду в комнате сегодня один и никто не помешает мне спокойно работать.
Но не тут-то было.
- Вас нет в списке лиц, которым можно выдавать ключи от этой комнаты.
И сотрудник охраны предъявила мне книгу со списком лиц, допущенных к получению ключа.
- Все правильно, - говорю. - Списки составляют раз в год, а я всего лишь полгода работаю.
- Не дам ключ, не имею права.
- А что же мне делать? Мне работать надо, а все остальные из этого списка в отпусках и в командировках.
- Идите к начальнику охраны. Если он разрешит - тогда другое дело.
И я пошел к "главному по ключам". Когда я объяснил ему ситуацию и попросил посодействовать в получении ключей он задал мне вопрос, который потряс меня до глубины души! Не, ну до сих пор спокойно вспомнить не могу, за валидол хватаюсь:
- А ваше присутствие действительно необходимо на работе? Может вы лучше домой пойдете?
Сказал, так сказал! В первый раз в жизни мне пришлось прорываться на работу, доказывать, что мне нужно работать. Но мне было тогда не до смеха. И я униженно доказывал, что мне таки да, очень нужно в лабораторию, что у меня масса срочной работы. А режимщик уговаривал меня: - "Да идите вы домой, я вам и бумагу соответствующую напишу, что не по своей вине пропустили рабочий день". Ну не хотелось ему брать на себя ответственность и приказать выдать мне ключи в нарушение грозных приказов. С режимом у нас лучше не шутить. А то будешь потом в Магадане шутить :)))
"Режим есть режим!" (с) Варлам из фильма "Покаяние".
Вобщем, не уговорил я его. Но в лабораторию попал, несмотря на отсутствие ключей и охранную сигнализацию в помещении.
Как? Ну, знаете ли... Я ведь до этого в Эрмитаже не кем-нибудь, а инженером охранной сигнализации работал.

МГУ, военная кафедра, 1983 год, разгар застоя. Основное развлечение у студента выпить и поиграть в картишки. Военка ему нахрен не нужна, но прогулять нельзя, круче этой кафедры в универе нет.
На дворе 24 февраля. Аудитория, которая и без повода надирается каждый день, просто никакая. У доски полковник Бойко. Ему совсем плохо, но он держится.
12 часов дня. Открывается дверь и появляется держащийся за стенку студент: "Разрешите опоздавшему войти?". Полковник Бойко долго рассматривает висящие на стене часы, потом свои наручные, шевелит губами, подсчитывая на сколько опоздал студент, если занятия начинаются в 8:30. Потом, с трудом разлепив сухие губы, произносит: "Это уже не опоздавший, а не явившийся! Чем можете объяснить?"
Студент, долго думает, вспоминает вчерашнее и произносит: "Тщщщ плковник, ну вчера было 23 февраля..."
Полковник (задумчиво): "Так ведь и у меня было!"
Студент долго раздумывает, пытаясь понять почему у полковника тоже было такое-же число и, если это правда, то как полковник вобще попал на работу. После длинной паузы он наконец догадывается и произносит: "Ну так вы же человек более опытный!"
Полковник расплывается в улыбке и произносит: "Садись, водички хочешь?"

Через нашу проходную (сериал).
Режим есть режим!

Декабрь 2001 года. Санкт-Петербург. НИИ чего-то там имени кого-надо имени.

Всю ночь шел обильный снегопад и с утра мне пришлось откапывать свою машину из-под сугробов. Пришлось также прокопать дорожку под колесами до накатанной колеи. Пока копал - нашел в снегу чей-то паспорт. Заглянул в прописку - может удастся отдать его прямо хозяину?
Не удастся, хозяин паспорта - москвич. Не поеду я в Москву паспорт отдавать, отвезу его лучше в наше 52-е отделение милиции. Когда я, наконец, после хлопот со снегом и чужим паспортом, приехал на работу, выяснилось что мои приключения в этот день еще далеко не закончились. Оказывается, пока я копался в снегу, я не только нашел чужой паспорт, но и потерял свой пропуск. Вот как бывает - кто-то теряет, а кто-то находит. Причем этот кто-то - в одном лице.
Развернулся и поехал домой (26 километров), чтобы поискать в снегу утерянный пропуск. Но это явно был не мой день. Во дворе уже поработали трактора, расчистивщие снег и никакого пропуска я уже найти не смог.
Да, блин. Скверная ситуация. Ну что ж, надо снова ехать на работу и сдаваться с повинной в отдел режима, у нас его еще называют "отдел пыток и расстрелов". Утеря пропуска на режимный объект- это вам не хрен собачий. А собачачий. Но делать нечего - как честный человек я должен или застрелиться или испить свою чашу позора. Позвонил с проходной режимщику. Меня пропустили, взяв с меня объяснительную и пригласили на час дня к начальнику режима. Про него рассказывали такие страсти, что лучше было бы все же застрелиться. Зверь, а не режимщик. Схавает живьем и не поморщится.
В час дня я позвонил начальнику режима и доложил, что готов придти к нему по поводу утери. Начальник строгим голосом ответил, что сейчас он очень занят, я должен перезвонить через час.
Неплохой психологический прием. Ожидание казни страшит не меньше самой казни. Обработка нарушителя режима продолжается. Счас меня будут жрать с поторохами. А что делать - сам виноват.
Через час я снова позвонил и режимщик сказал, что я должен зайти к нему в кабинет со своей объяснительной.
- Так я написал ведь уже!
- Перепишите! Вы число не проставили и место утери пропуска.
Ага, думаю. Надо было, наверное, написать, что он упал у меня на глазах прямо на вторую ступеньку лестничной площадки шестого этажа. В 07. 34 утра по московскому времени. Ладно, чего там. Переписал и пошел к режимщику.
И вот я стою со смиренным видом и раскаянием во взоре перед массивной дверью с надписью: "Заместитель генерального директора по режиму и кадрам". Негромко постучался. А надо было бы громко, а еще лучше - ногой. Потому как все равно за дверью никого не было. Во дела - пригласил меня, а самого нет на месте. Видимо, следующий этап моей психологической обработки.
Я огляделся, где ж теперь искать его? И увидел режимщика в конце коридора, выходящего из умывальника. Подойдя ко мне ближе, он вдруг радостно, сердечно заулыбался, словно увидел давнего хорошего знакомого, и протянул рук для рукопожатия. "Ну вот", - думаю. - "Нормальный дядька, очень даже душевный. А то пугали все: зверь, зверь."
Я поспешил пожать протянутую руку. Но режимщик вздрогнул и изумленно уставился на меня. Потом выдернул свою руку из моей, обошел меня и поздоровался с каким-то мужиком ПОЗАДИ меня. Не заметил я, как он подошел. Это ему режимщик улыбался. А я-то, лох, не понял. Они начали оживленно беседовать: привет, сколько лет, сколько зим, ну как ты, а помнишь этого, ну ты заходи почаще и т. д.
Через несколько минут они наговорились и расстались. После чего режимщик повернулся ко мне и ледянным голосом произнес:
- Прошу ко мне в кабинет.

PS: А что было потом я и рассказывать не хочу. Я и так уже раскрыл некоторые секреты психологической обработки нарушителей. :))

Александр Иванович Лебедь - капитан портнадзора, полный теска тогда еще неизвестного широкой публике генерала, был замечательной личностью. За него знал весь Одесский порт от нефтегавани до первого района. Среднего роста, не сказать, что сухощав, скорее жилист, он был подвижен и благожелателен со всеми кто хоть мало-мальски был с ним знаком. Весь его внешний вид говорил о том, что до службы в портнадзоре он был морским волком, что без сомнения было правдой. Ботинки, надраенные до умопомрачительного блеска, цивильные черные брюки со стрелками 'Ой не обрежься', которые удивительно гармонично вписывались в общий облик, черная куртка 'канадка' с воротником-капюшоном, белоснежная рубашка, воротник, которой вместе с безукоризненным узлом галстука виднелись в вырезе 'канадки', и конечно фуражка, венчающая всю картину. Фуражка. Пусть не обижаются все остальные, кто носит этот головной убор, но только флотским удается каким-то недоступным воображению способом, передать свойственные ее владельцу черты характера. И у офицеров ВМФ и плавсостава торгового флота это предмет особой гордости и заботы. Фуражка Александра Ивановича была именно такой. В ней было все: и соль 'ревущих сороковых', о чем свидетельствовала благородная матовость 'краба', и легендарная флотская лихость, выраженная в лёгком крене при ее положении на голове, и некоторая мягкость полей тульи. Живые, с озорной искринкой глаза и черные как смоль усы завершали картину. В ту пору было ему лет сорок, сорок пять и к нам мальчишкам, которые сутками торчали в порту, охраняя границу он относился с отеческой любовью и вниманием, порой позволяя некоторую уважительно-откровенную фамильярность, столь свойственную для одесситов. Мы называли его Шура Лебедь. Основной обязанностью Шуры был сбор штрафов с 'врагов', ошвартовавшихся в Одесском порту, за малейшие провинности, в государственном масштабе это называлось пополнение золотовалютных запасов Родины. Выглядело это примерно так. Пятый причал нефтегавани. Стоит греческий танкер 55-тысячник 'Зефир'. Название натуральное. И мы эту 'сладкоежку' охраняем. Стою часовым у трапа. Мерно гудят стендера, поздний осенний вечер, промозглый ветер, грузят диз.топливо. Холодно и мерзко. Воровато оглядываясь, курю знаменитый Черкасский 'Экспресс' в рукав шинели. Подходит Шура и приветствует на одесском языке: 'Игорь! Вы опять курите на нефтегавани?! А шо мы тут грузим?'
- Здравствуйте Шура! (Всякий кто проживал в Одессе больше двух недель мнит себя одесситом и начинает говорить с той же интонацией, что и истинные одесситы). Соляру грузим.
- Игорь! Так у меня к вам убедительная просьба. Вы бы курили как я уйду. А то вдруг мы взорвемся как танкер 'Лома' (был такой 'болгарин' и вправду взорвался у нас на рейде в начале 70-ых), а Родина получит убытки.
- Ладно, Шур, бычкую.
- Вот и ладненько. Ну, я пойду, штрафану буржуев! А то глянь, как они заземлились!
Заземление на 5-ом причале было отдельной темой, сейчас это гордо именуется 'know how', так вот это было 'know how Шуры Лебедя'. На причале была вварена площадка с четырьмя болтами, над ней, на высоте двух метров висела металлическая табличка с надписью на иностранном языке 'Ground' со стрелочкой направленной вниз. Направление этой стрелки трактовалось вполне вольготно, тем более, что пресловутая площадка для заземления безвозвратно утратила следы краски и каждый крепил свой 'заземлитель' на любой из четырех имеющихся болтов. Этим и пользовался Шура. Я проверял документы, Шура поднимался на борт и спустя минут двадцать появлялся с вахтенным. Сверху доносилось 'Left' и 'Right', Шура отчаянно жестикулировал, давая понять вахтенному, что они нарушили все возможные правила при загрузке нефтепродуктов, опосля чего они скрывались в надстройке для составления акта.
Спустя полчаса Шура сходил на берег и заявлял, что Родина получила положенные 50 баксов. Сколько получал Шура история умалчивала, да нас это и не интересовало. Как только Шура скрывался, на причал слетал слегка очумевший вахтенный и заземлялся на другой болт. Проинспектировав подобным образом остальные причалы, Шура выдвигался обратно и обязательно посещал 5-ый причал.
- Ну, что? Эти придурки все исправили?
- Угу! Суетились!
- Нет, ну вы посмотрите! Ну и кто они после этого?
Шура неопределенно тыкал пальцем в сторону площадки: 'Я же им сказал на правый болт!'
Ага - думал я, - В каком ряду! (Болты естественно были вварены по углам площадки).
- Так я зайду?
- Да будьте любезны! Шура! Пусть вам и Родине будет хорошо. Геть их! Назло врагам, во славу Отечеству!
Шура поднимался, дрючил вахтенного, потом вахтенного офицера, потом они спускались на причал. Шура яростно жестикулировал и сквозь зубы вещал на английском, что он уже объяснял, где 'Left', где 'Right', корректно умалчивая, что вахтенном матросу он показывал это с борта танкера, и 'ессесвено' в положении 'лицом к причалу', а теперь он этому же гаврику объясняет 'элементарные вещи', но уже на причале и лицом к борту судна. Потом они поднимались на борт, составлялся очередной акт, а Шура с довольным видом сходил на берег с легким запахом отличного спиртного.
Прощаясь со мной и угощая сигаретой, он заявлял: 'Ну, будьте здоровы! Я пошел. Да, так вы курите, только не гасите сигареты в соляре. Загореться не загорится, но случаи разные возможны'.

Прошло уже много лет, а я порой вспоминаю этого человека, который иногда над нами подшучивал, угощал сигаретами, просто интересовался тем как наши дела.

Студенческие истории (сериал).
Зима 1987 года. Вечернее отделение Ленинградского Политехнического института. Лаборатория физики электромагнитного поля.

Я сдал все отчеты лабораторных работ по теории электромагнитного поля и сейчас сдавал теоретический зачет. Нес я полную чушь. Но преподаватель снисходительно выслушивал этот бред, всем своим видом показывая: мели Емеля. Будь ты студентом дневного факультета - я бы с тебя три шкуры содрал, но с вечерника (party-time student) - что возьмешь! Все равно инженер из него никакой, разве что замначальника цеха или наладчик. Ну а с них и спрос другой.
Я тоже все это прекрасно понимал и справедливо надеялся, что препод особо не будет душить вечерника. Я целый день работал на стройке, а теперь, вместо того, чтобы водку с друзьями пить или с подругой в постели кувыркаться, несу ахинею о законах Максвелла. Итак, по молчаливому взаимному согласию я должен был что-то пролепетать, а препод - поставить мне в зачетку вожделенную тройку. А больше и не надо, стипендию вечерникам не платят, да и не нужна она, я крановщиком больше преподавателя зарабатывал.
И вот, когда я уже почти закончил молоть чепуху об электромагнитных полях, вдруг вмешалась ассистентка препода.
- Молодой человек, я не понимаю как это у вас вектор магнитной индукции влияет на напряженность магнитного поля, я не понимаю!
И она с вызовом посмотрела на меня. Я посмотрел на нее и примерно понял мотивы ее поведения. Молодая красивая женщина, привыкшая к лидерству и превосходству над всеми, она и сейчас задала этот вопрос, чтобы посадить меня в лужу. И тем лишний раз почувствовать свое превосходство. Ну нравилась она себе - такая красивая, такая уверенная, в элегантном замшевом костюме. Приятно для нее в том, что она умнее, самоутвердиться.
- Не понимаете? - переспросил я ее.
- Не понимаю! - с жаром сказала она, сверкнув глазами.
- Чем лично я могу помочь? - спросил я ее добрым голосом доктора Бодика, утешающего безнадежного больного.
Все студенты заржали, преподаватель тоже прыснул. Барышня с обидой отвернулась от меня, буркнув под нос: "Хам". Вообще-то, возможно она была права. И я получил в зачетку свою заслуженную тройку.