Конференция (мемуары том четвёртый)

Мне привези лезвий нормальных в станок и крем для бритья, будет паста зубная приличная - побольше бери, на 'давлёнки' пойдёт. ('Приличная'- это зубная паста, представляющая из себя тюбик медесодержащей жести, 'вывернув' который, получаем отличный материал для производства самодельных букв 'ПВ' на погоны методом, который я смогу описать на трёх страницах мелким шрифтом, технология передаваемая из поколения в поколение, по своей тонкости и филигранности сродни ювелирному производству. Увидев те буквы, товарищ Фаберже засунул бы свои яйца в гудок, чтоб не позориться).
Мало ли, если эпоксидка попадётся, бери больше. И кальку, кальку надо, и стержней зелёных...
Эпоксидка реально могла попасться только в Сарканде, который мы будем проезжать.
Пацаны несли деньги, а я записывал, кто сколько, и кому чего надо. Заставская лавка наша захирела окончательно, жена замполита, лавочница, забила на это дело, и продавалось там всякое совершенно ненужное пограничнику говно, типа подшивы, лезвий 'Нева' (пусть она сама ими бреется), и зубного порошка. Ничего для производства дембельского альбома и модернизации дембельской формы не было. Впрочем, не было там и сигарет - пряников.

Из отряда пришло указание, собрать всех комсомольских вожаков с застав на внеочередную какую-то конференцию. Оно бы и нахрен мне не было нужно, если б не одно но... Везли нас не как обычно бортом, а со всего фланга сначала в комендатуру, а потом уже в отряд, на машине. А это означало, что при изрядной доле везения, удачи и настойчивости, проездом в Сарканде можно было купить совершенно бесценные вещи. Смолу эпоксидную, тушь, фотореактивы, бумагу, плёнку, и прорву остро необходимых для любого срочника вещей. В отряде совсем ловить и делать нечего, ну с земляками повидаться, домой позвонить, если повезёт. А в остальном... Флотские так наверное, смотрят на своих сухопутных однопогонников, как мы смотрели на отрядных. За дармоедов конечно не считали, но и почтения не испытывали. Я, было дело, приезжал, отслужив год, в усах как у Никиты Михалкова и с длиной чёлки по левую ноздрю носа. Отрядные офицеры косились конечно, но особо не доёбывались, мол, это заставские, чего с них взять, дети гор. Мы, в свою очередь, старались кустами обходить плац, боясь открытых пространств, и вздрагивали всякий раз, когда задроченный дневальный отдавал честь на тумбочке. А если какой-нибудь хуй в звании лейтенанта спрашивал 'почему вы товарищ сержант не подшиты?', ответ был обычно в виде вопроса ' Чо?' ( и моргнуть надо три раза глазами, сильно призажмуриваясь, сделав дебильное лицо). От такого ответа лейтенанты отставали в недоумении.

Примерив парадку с чужого плеча (своя вообще представляла собой хуй поймёшь что без знаков различия), я плюнул в зеркало в бытовке и переоделся обратно в ПШ. После яловых родных сапогов, парадные ботинки казались верхом уёбищности. А штаны... Да в этих штанах ещё Карацупа ходил, судя по обилию перетравленых бирок.
В общем, парадная форма одежды отменялась. Единственное, на что меня хватило, это бляху слегка почистить, чтоб плесень зелёную хоть стереть. И пуговицу пришил. Сунув в планшетку пачку патронов из заначки и кисет с табаком-бумагой, как был, так и прыгнул в Шишигу. Затариться в Сарканде таки удалось, и, всего ничего, проехав 120 вёрст под тентом в кузове, мы выгрузились в отряде. Весь наш правый фланг в количестве десятка пограничных комсомольцев во главе с приблудившимся каким-то старлеем, приданным нам старшим с комендатуры, выглядел совсем не торжественно. В пылище, кто во что горазд одетые. Доложились, сразу получили пиздюлей от начальника штаба за внешний вид, и побрели в приежку. Завтра начиналась конференция это долбанная.
К вечеру ближе, оккупировали крыльцо столовой, как обычно толком помдежу никто ничего не указал, и, рискуя получить по ебальничку, тощий солитёрный прапор фальцетом пытался остановить нашу экспансию.
Принюхавшись на раздаче, взяли только пару чайников и хлеба с маслом в хлеборезке, предварительно пообещав изуродовать традиционного узбека окопавшегося там, с лицом, периметр которого за неделю и моему Раджу и не обосрать толком. После заставских разносолов отрядная еда оказалась абсолютно несъедобна.

Другого узбека поймали на выходе из преисподней кухни, и всего за десять патронов он обещнулся после отбоя принести противень жареной картошки. Затем, экономя деньги, выменял пачку "Астры" около чипка, и удовлетворённый пошкандыбал в угол для приезжих в автороту, стараясь не попадаться на глаза офицерам в звании старше капитана.
Ближе к ночи привезли левый фланг. Со многими не виделись с самой сержантской школы, а земляк мой Сеня Гуров на радостях презентовал мне офицерскую шапку изумительной цигейки цвета стальной сливы.
Полночи ржали да анекдоты травили, а утром после такого же как и ужин мёртвого завтрака, создав подобие строя выдвинулись в клуб.
Там было тесно. Как сейчас помню (вынужден был запомнить, ниже поймёте почему) присутствовало 600 человек. Ровно. Все комсомольцы отряда и застав. Ясен пень, в основном срочники. Слабая, как полоска сала в срезе бекона у больного поросёнка, прослойка младых офицеров-комсомольцев заняла первые три ряда актового зала.

- Смиррна! Заорал кто-то дурным голосом из кулуаров, и в президиум из-за кулис в стиле ансамбля 'Русь' выплыли штук шесть полковников-подполковников, во главе с мажористым старлеем, главным комсомольцем нашего Учаральского отряда, обладателем итогово-коитусной фамилии Малофеев.

К микрофону вышел какой-то полкан, приехавший по случаю события из округа, и последнее, что я запомнил это было что-то типа: '... в преддверии первого съезда ЛКСМ погранвойск, окружная партийная организация приветствует... ... Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв... ... Международная обстановка... визит Михаила Сергеевича Горбачёва в Пекин... бдительность... демократический централизм... Новое поколение... Смена...'
Дальше я заснул, роняя струнку слюны на изумрудную петличку кителя.
Проснулся от тычка в область печени. Сделав умное лицо, настроил резкость в сторону сцены, но из за спины неожиданно услышал голос своего земели Гурова, и тотчас капля холодного пота образовавшись на родинке в районе воротника, скатилась между лопаток по позвоночнику, и минуя хуёво подтянутый ремень пропала, нагревшись около жопы.
- От правого фланга, кандидатом в делегаты предлагаю сержанта Васильева.

Неумело суетясь, я застегнул крючок под кадыком и встал. Пола под ногами не чуя, краем глаза высветил хитрые улыбающиеся хари коллег по оружию.

- В перерыве подготовиться к докладу. Малофеев захлопнул красную папку, и тот же голос из кулуаров опять заорал 'Смиррна!'

Пока я выбирался в проход, Сеня уже съебался. А бить я его планировал всерьёз. Пока курили выяснилось, что этот гандон меня проиграл в карты. То есть, они играли на желание. И другой мой хороший товарищ по кличке Снайпер вот такую хуергу и загадал.
Смех-смехом, а обратного-то хода нет, чай не в ГПТУ находимся...
Прикинув размеры, снял с кого-то парадку, нечаянно став вдруг старшим сержантом. Пришлось зелёной ручкой на лычке рисовать два просвета, чтоб превратиться обратно в сержанта. Брюки 'об пол' выпустил поверх сапогов. Так и прошёл в трудах весь перерыв. Гуров и не появился, урод.

Всего кандидатов получилось четверо. Сам Малофеев, разумеется, от отряда какой-то прапорщик из ИсаПРа, с левого фланга молодой замполит заставский, только-только летом вылупившийся из Голицинского училища, ну и ваш покорный слуга, с правого фланга.
Я в протоколе был записан выступать третьим. Первые два докладчика выступали минут по пятнадцать, переставляя местами дюжину слов (партия, комсомол, Ленин, перестройка и прочую чушь). Настала и моя очередь. Не имея опыта подобных выступлений и абсолютно с пустыми руками, на негнущихся ногах вышел на сцену, и вдруг, разозлившись, рассказал, как мы смотрим кино одно и то же по пять раз, и газет не видим из-за погоды нелётной, и досуга никакого, и телевизор не кажет нихуя, кроме китайских новостей, и варимся в собственном соку, и шефов бы нам надо привозить, и видик бы неплохо, и библиотека скудная, и спим свои восемь часов за два приёма, и курева нет уже полгода, и домой не позвонить и вообще... А вот если выберете, я это же самое и в Москве расскажу.

Какая была овация... Кобзон сосёт. Командир отряда полковник Умбетбаев не отрывал взгляда от моих сапогов , торчащих как у колхозника из под коротковатых брюк. А начальник политотдела полковник Аксёнкин чудно похожий на Роберта Рождественского показывал большой палец руки и слёзы были в его глазах.. Приезжий окружной полкан, на штанах которого уже постепенно проявлялись лампасы, вышел, шаркнув пузом по кумачу стола президиума, и пожал мне руку, и взгляд его был, словно прожектор Перестройки...

Потом был белый Малофеев, повторив почти слово в слово первых двух ораторов. В тишине сел обратно, и больше я не помню его. Куда-то пропал, слившись с задником клубной сцены.

Апофеоз - голосование. Счетная комиссия в проходах. Первый - 'против' единогласно. Второй - 'против' единогласно. Сержант Васильев, застава N 3 Тополёвка - 'за' - 540 голосов. 'Против' - 59. 'Воздержавшиеся' - один.
Малофеев, 'за' - 60, 'против'- 540.

В курилке меня качали. Гуров Сеня что-то говорил про 'стебяпричитается'. Дальше - больше. Пати в штабе. Начальник политотдела, не отходя от кассы, дал первого погранца. Командир объявил отпуск (но после съезда, якобы). Полковник из округа изъявил желание увидеть от меня публикацию в журнал 'Пограничник'.

Через два месяца, в декабре 1990 года я прибыл в Алма-Ату, в управление войсками округа, чтобы слиться с делегацией КВПО и продолжить восхождение в Москву, на съезд. Из округа срочнослужащий я был в единственном экземпляре. Из всех делегатов съезда, нас, срочников было четверо. Из них, один Герой Советского Союза, с афганской границы, второй из МЧПВ из Благовещенска, третий из Аэропорта Шереметьево-2 задержавший какого-то уголовника на станции метро 'Речной вокзал', ну и я Аллюр - застава N3 Учаральского погранотряда, командир отделения. Наш Главный Шеф Крючков по этому поводу сказал... (но об этом, в продолжении)

P.S. Вы разве не догадываетесь, кто был это воздержавшийся? Конечно Арбеков. Супруга его, Надежда в аккурат в это время лежала в Учарале нв сохранении. Ну а старшина наш контролировал это процесс. Лет ему было тогда уже 27.

Тоже вплавь, но серьезно:

Это - жизнь


Ночью, сразу после нулей, его кораблик потерял второй и последний якорь, и до утра дрейфовал в штормовом районе.
Утром он решил укрыться на Лавенсаари - погода портилась дальше. Чуть раньше в бухту зашел 700-тонный гидрограф, принялся швартоваться при шквальном отжимном ветре и, заведя кормовой, неуклюже ерзал в двадцати метрах от деревянного пирса. И надо же такому случиться, натянутый струной кормовой швартов ГСа выдернул из пирса стокилограммовый кнехт, как гнилой зуб с длинными корнями. Кнехт со свистом перелетел через корму гидрографа, отбросив швартов, преодолел тридцать метров до проходящего мимо ПСКРа и рикошетом от башенки АК-230 ушел рогами прямо в сбившуюся на ветру ютовую швартовую группу. Три очень разных ноги, одна из них открыто, ребра, пальцы, рваная кожа, кровь. Слава Богу, живы все... В базу, скорее!
При выходе из бухты на повороте произошло касание грунта, но это ерунда. Хуже другое - один за другим посыпались оба передних дизель-генератора. Не дай вам Бог служить на больших кораблях, и штормовать на малых. Так вот, без якорей, с одним генератором - на пределе энергетики, короткая и злая балтийская волна, голова-ноги, дошел до базы, а при швартовке был еще навал на первый корпус, срезанные под ноль стойки лееров и торпедный аппарат буквой 'г'...
А в бригаде - начмор и контрольные ревизоры из округа - сразу на борт. Ну, командир, успевай уворачиваться. Покалеченных забрали, довез. А у механика жену в больницу положили, дети одни, у пома, почти весь путь домой возившегося с перебитыми ногами бойцов и сумевшего остановить артериальную кровь, вспухла челюсть и температура 40, а зама начпо забрал - бумажки писать по воспитательной работе. И не объяснить ничего этому козлу. НШ улыбается и говорит очень-очень тихо, как же, отзыв корабля с границы. Комбриг сидит молча, фуражку в руках вертит. Это все под адмиральский мат, но да ладно, живущие у водопада, говорят, перестают слышать его шум... Ты пиши, командир, пиши, пиши, пиши.
Поздно вечером я, старший лейтенант из, ах-ах, штаба бригады, зашел к нему, принес документы. Дверь командирской каюты открыта, настольная лампа. В длинной плетенке покачивается над столом большая банка растворимого кофе. Приветственный кивок и жест руки на кресло напротив.
- Зрам желам, Александр Васильевич. Мои, так сказать, соболезнования.
- Да ладно, - напротив меня в косом свете лампы лицо в усмерть уставшего человека с живыми блестящими глазами, - Чего там... Это - жизнь... Кофе хочешь?

Анонимное анкетирование

Мало того, что я был главным комсомольцем заставы, я ещё и делегатом первого съезда ЛКСМ ПВ угораздился, но это отдельная история.
Вот, благодаря этим обстоятельствам, замполит комендатуры вечно заставлял заниматься всякой ерундой. То увезёт в село Покатиловку, на комсомольское собрание местной средней школы, где можно было пощупать замечательных новых комсомолок пристёгивая на грудь значёк, или того хуже в саркандский райком комсомола на какое-нибудь сборище, где вообще всю дорогу говорят только на казахском языке, впрочем половина слов это 'комсомол' 'Ленин' 'партия' 'демократический централизм' 'саранча' 'трактор' 'центральный комитет', все без превода понятно.
Зато в перерыве, в буфете можно было купить сигарет 'Дюбек', и мезозойских пряников. А потом, слово давали, как бывшему делегату, и смотрели на меня все эти люди как на космонавта, удивляясь в кулуарах, 'надо же, делегат, а молодой какой'. Только что автографы не брали. Я в свою очередь, нёс какую-то хуйню прямо из головы с трибуны, без бумажки, и импровизируя даже умудрялся вставлять 'саранчу' и 'бахчевые культуры', чем снискал безмерное уважение аборигенских комсомольских ячеек. Замполит за это всё грозился сделать меня инструктором в отряд, в звание прапорщика предварительно возвысив. Комсомольским инструктором я быть не хотел, а прапором, с удовольствием, но только лишь затем, чтобы начистить репу Арбекову, на равных, по нашему, по прапорщицки, и сразу уволиться ко всем чертям.

Привезли нам как-то раз бумагу из политотдела, где предписывалось провести анонимный опрос среди личного состава, и перечень вопросов из пятнадцати пунктов. Причём силами комсомольской организации, чтоб офицеры в процесс не вмешивались, ради откровенности ответов. Напомню, народу нас срочников было всего 18 душ. Из них киргизов 8 штук, два татарина родом из Оша, таджик из Фрунзе, москвич Агапыч, хохол Бойко из Кременчуга, двое из челябинской области, пермяк Сурков, я из Коми АССР, и Марик Зелинский вроде из Мангышлака.
Говорю замполиту, мол хуйня получается товарищ капитан, анонимностью-то и не пахнет. Киргизы в основной своей массе только расписываться умеют. Кроме того, идентифицировать почерк можно легко, Везде ведь журналы, у колунов наблюдения, у дежурных свои, и т.д.
И всё было б пофигу, да вот вопросы уж больно дебильные. Не выйдет ничего.
Придумали мы такую штуку. Каждый пишет сам, но я потом своим почерком переписываю начисто все анкеты. На том и порешили. Итак, перечень вопросов. Составлял их человек явно больной на голову, или просто клинический идиот.
У меня сохранился листочек этот, и пару ответов, которые не приняты были.

1 Возраст
2Срок службы
3* Гражданская специальность
3 Семейное положение
4 Ваш любимый писатель
5 Ваши достоинства
6 Ваши недостатки
7 Кем вы хотите стать после демобилизации
8 Несколько слов о комсомоле (у меня была истерика когда первый раз прочитал)
9 Существуют ли в вашем подразделении неуставные взаимоотношения
10 Количество детей в семье
11 Ваш кумир
12 Считаете ли вы удовлетворительным ваш досуг
13 Устраивает ли вас качество информационного обеспечения
14 Доверяете ли вы своим командирам
15 Пожелания в свободной форме

(третий пункт два раза, это не моя ошибка, это так и было)

Ну представьте себе, что понапишет среднестатистический кыргиз из сельской местности, который в общем-то не дурак (дураков не брали на заставу), но с письменностью не вполне в дружбе.

Пишет Нурпазыл Сапарович Жантороев

Цитирую дословно.
1 19 и половина
2 2 года (это он имел ввиду всего, потому, что отбарабанил год к моменту написания сего документа)
3 Табаковод на касемсот (в смысле трактор К-700)
3 не женатый, мать есть отец тоже

(тут его клинануло на писателе и он затупил, попросил дописать Касыма, тот городской парень, три курса Фрунзенского универа за плечами) Дописал.

4 Солженицын
5 Коммуникабельность
6 Недостаток финансирования
7 Клоуном на лошади
8 Когда значки комсомольские на закрутке будут?
9 Не понял вопрос
10 Бездетный
11 Арбеков
12 До сих пор нет виолончели
13 Качество да, а обеспечение нет
14 Смотря чего
15 Желаю, чтоб земля без ласки не грустила,
Желаю, чтобы руки крепкие мужчин
Не в дула пистолетов вкладывали силу
А в плуг и в мирный гул машин.
И чтобы злу и войнам вопреки
Вовек не тосковали на планете
О доброй теплоте мужские руки
Ни старики, ни женщины ни ихни дети

Замполит как до Солженицына дошёл, сразу испариной покрылся.
Переписал я листочек этот, вместо Александра Исаича - Агнию Барто поставил, а вместо Арбекова - Иглесиаса. Стихи оставил как есть.

Через некоторое время, вызывает меня начальник, и давай склонять к сожительству за то, что ему из отряда уже три раза звонили, и спрашивали, нахуя нам на заставе виолончель. Зато прислали баян.
(который потом Арбеков пропил нечаянно)

Мемуары.

Деревня деревней, петух Арбековский кукарекнул, фыркают лошади стуча по полу коновязи, воробьи чирикают воровато подбираясь к парящим каштанам, только-только светает, в вольере подрагивая ногой собака спит. Тишина осенняя такая, то непонятный дождик вдруг буквально несколько раз стук стук по жестяному подоконнику, и нет его, то сморкнётся гулко часовой одну ноздрю зажав.
Сижу в ленинской комнате, в темноте почти, тихонько по струне гитарной поскрипываю ногтем, и думаю. А чего думаю? Как дальше жить. Начальник сказал, что ближайшим бортом, в отряд, и адьё, дембель.
Что я имею? 10 классов, права ВС, и мозоль на жопе от седла. В Одинцово может податься, там полк конный… Опять же Москва рядом, и родина, на север чего-то не тянет, откуда призывался. Летом в институт какой-нибудь поступить, хотя какой институт, школу-то закончил так себе, нет, не поступить наверно. А может всё-таки в шахту или в экспедицию? Накосить денег за зиму, летом в Крым, в Судак, подружку какую-нибудь захватить. Светает. В нише над телевизором проявился белый череп бюста Ленина, который вдруг голосом замбоя сказал:
- Ты куда делся? Дрыхнешь ёбаный папуас? Времени полвосьмого уже, поднимай Умрихина, пусть корову доить идёт, а колуна почему не поднял? Расслабился? Вылечу!
- Владимир Анатольевич, как дальше-то жить, куда податься?
Иваныч (кличка от фамилии Иванов), помолчав, посмотрел исподлобья.
- В дежурку подайся, и там живи, а не ленкомнате.

В полдевятого я лёг спать, а в десять меня растолкал дежурный. Собирайся, из отряда борт вылетел.
Присел в курилку, в последний раз. Подошел Иваныч, задымили.
- Я когда только из училища в КВПО распределился, комендантом у нас был полковник Кукушкин, Михаил Иванович. Сейчас он ректором в Свердловском юридическом институте. Привет передашь. Может поможет. И запиши мой московский телефон. На пенсию через год.

В СЮИ я поступил без протекции, правда благодаря определённым льготам, армейским, и целевому направлению от республиканской прокуратуры.

28 мая, когда последняя сессия была сдана, и впереди грозно нависли госэкзамены, сижу я как-то на лавочке возле альма-матери, со сломанной ногой в гипсе, и пиво пью. Фуражка, все дела. Жду корешей, чтоб в парк ехать отмечать. Подъезжает волга чёрная, и выходит из неё Ректор. Тоже в фуре! И ко мне. Спрятал пиво быстренько, на костыли поднимаюсь.
- Сиди сиди. Поздравляю, то, сё…
- Михаил Иванович, поздравляю взаимно, и хочу вам привет передать из прошлого, так сказать.
И рассказываю про Тополёвку родную заставу, да про замбоя своего Иванова Владимира Анатольевича. И телефон его московский, внутри на фураге записанный.
- Вовка твой бывший замбой???!!!
- А чего раньше-то не передал привет?
- Да как-то не довелось, сами знаете, подальше от начальства, поближе к столовой…
- На каком курсе-факультете?
- СП, выпускаюсь уже.

Председателем экзаменационной комиссии был разумеется сам ректор. Госы я сдал на все четвёрки.
Через месяц, вся в слезах приходит домой жена. Окончив академию с красным дипломом, решила поступать в аспирантуру, но на выбранной ею кафедре, явно дали понять, что она пролетает.
На следующий день, пошёл я к Кукушкину. Так мол и так, блатных дохуя, а человек с мозгами как фанера над Парижем.
- Развели бляди гадюшник! Не волнуйся, пусть ко мне подойдёт супруга твоя, решим вопрос. А сам-то чего решил?
- Да чего хотел, в прокуратуру, следователем . В городе мест нет, только в область. Придётся в милицию.
- А сам чего в аспирантуру не хочешь?
- Да куда мне, видите ж сами, чего творится, и потяну вряд ли, сколько можно учиться...
- Не ссы! Аля, Игнатенко мне пригласи пожалуйста!
Я аж похолодел. Вошел завкафедрой международного права.
- Вот, твой будущий аспирант.... я надеюсь.
- Гавновопрос, пусть пишет заявление.

Специальность и иностранный я "сдал" на пятёрки, философия - трояк.

На втором году аспрантуры 28 мая, Михал Иваныч, наливая мне водку вдруг спросил:
- Как насчёт Кубы?
- Никак! Языка нет. К диссеру собираю по Азии материалы.
- Хуйня война, главное манёвры. Стажировка наклевывается.
- Да я в курсе, там желающих мама дорогая!
- Не ссы! Аля, Игнатенко мне пригласи пожалуйста....
- Сюрприз у меня есть для тебя, замбою своему привет передашь, он там работает в посольстве. Справлялся насчёт тебя.
В носу защипало.

Перед тем, как сесть на китайское направление, защитившись я ездил в Москву в ВАК за дипломом, чтоб время не терять. И сразу заодно подписывал свои бумаги в "одной организации". Получив письмо в конверте, от Кукушкина, без всяких проволочек, на заявлении о моём трудоустройстве поставил визу И.К. (кто знает, тот поймёт)


P.S.
Не пересеклись мы с замбоем в Гаване тогда, он в отпуске был, в Москве. Зато дочку его видел, второкурсница МГИМО, халтурила в качестве переводчицы в летние (впрочем там всегда лето) каникулы. А помню её ребёнком совсем на заставе.
Смотрели семейные фотографии. И вот тут-то братцы я и ох уел. Показывая на фото моего ректора в молодости, комментирует:
- А это - отчим моего папы. Мой типа дедушка. Только они много лет не общались, до недавнего времени, там какой-то семейный скелет в шкафу.

Вот такая товарищи фигня. Я даже себе боюсь представить, чтоб со мной было в жизни, стань я не пограничником, а каким-нибудь шурупом :)

У нас на шевроне тоже щит есть.
Произошел сей случай прирно полтора года назад. Для начала небольшое пояснение. Есть такая служда Вневедомственная охрана. Она сторожит все объекты за которые ей платят. Но есть объекты которые ОВО охранять просто обязана, например Сбербанк. Ну и как в нормальном милицейском подразделении там есть проверяющие в пропорции 15 проверяющих на одного работающего на земле сотрудника. Теперь собственно сам случай.
Старший сержант Валера М. заступил на подработку. После 12 часов в экипаже осталость подремать ночь в закрытом снаружи офисе Сбербанка и домой.
Часа в три ночи Валера облокотился руками на стол и задремал. Напротив стола во всю стену висело огромное красивое зеркало в шикарной раме. Тускло светила лампочка дежурного освещения. Примерно через полчаса приехал проверяющий. Он подошел к двери и нажал на кнопку звонка....
Валера услышав посторонний звук поднял голову и в сумраке напротив заметил движение. Он вскочил и увидел что впереди кто то тоже вскочил. Валера потянулся за пистолетом и неизвестный тоже, Валера вытянул руку с пистолетом видя что неизвестный тоже целится в него.....
Когда внутри Сбербанка грохнули три выстрела проверяющий не стал испытывать судьбу а залег рядом и держа вход на прицеле вызвал подмогу. Примчались все. Когда открыли дверь ничего не понимающий Валера стоял перед осыпавшимся зеркалом.....
Утром его уже уволили.