Байка совсем короткая, расказана ЗНЗПЧ, замполитом в общем.
В бытность лелика-замполита курсантом, отправили его на стажировку на персидскую границу. Начальник заставы взял курсанта на офицерское наблюдение для ознакомления с участком. На вышке НЗ навел трубу на сопредельную сторону и дал посмотреть. На верхушке персидского минарета большими буквами, по-русски, было написано "ЗДЕСЬ БЫЛ..". По словам НЗ, кто был, с нашей стороны не просматривается, и особый отдел решает, кто же все-таки был, уже второй год.

ЗЫ Привет погранцам.

Истории про пограничного пса Малыша.

Вчера двоюродная сеструха моей супруги сказала, что племянник Димка служит в погранвойсках в Никельском отряде, на душе потеплело, заметьте не пил, и вспомнил эту историю.

Малыш, любимец общества и лучший друг инструктора Сашки, сидел в пылающей жаре июльского солнца и преданно ел друга глазами. Усиленная накрыла медным тазом весенний дембель, тоска и безысходность весели над КПП 'Ильичевск', да, впрочем, и над всей границей. Служебная нагрузка, на беду командования, стремительно приближалась к нулю. Такое впечатление, что вражеские пароходы растворились в мареве дымки висевшей над морем. Потонули они все что ли? Дембельский аккорд переделывался уже четвертый раз, теперь туалеты во всех отделах имели перегородки из фанеры красного дерева, канты у перегородок были обклеены фанерой из лимонного дерева, а дверки украшал скромный арнамент из тех же материалов. (Фанера была честно стырена в порту, ей обшивали японские бульдозеры, которые приходили в СССР)
Сашка готов был выть, но переживая за психику Малыша, не выл, а тихо бормотал, что-то про дембель, девок и институт, в который он уже 'пролетел'. После 'необычайного кросса' начальника КПП и Малыша, залетать особо больше не хотелось, а безделье тяжелой гирей давила на всю солдатскую душу. Что делать-то?
Ладно, Малыш, пойдем, курнем что ли? - заявил Сашка, и они медленно поперлись со спортгородка в курилку. В курилке уже сидела пара таких же страдальцев. Тут было чуть легче из-за тени, которую давала роскошная сирень. Но и в этой спасительной тени гнетущая атмосфера висела как грозовая туча. А вы, что хотите?! Дембель в опасности! Аа-а… Да о чем с вами говорить! Вон, нач. КПП говорит, что теперь раньше 25 августа хрен уволишься. Сколько это до дембеля, при удачном раскладе? Последний вопрос повис в воздухе.
- Малыш! Сколько до дембеля?
Малыш молчал, он смотрел на ребят своими умными глазами, но сказать толком ничего не мог. В принципе его можно было понять, ему нач. КПП тоже ничего конкретного не говорил, мало того, он всем своим существом понимал, что скоро должно произойти, что-то ужасное и не отходил от Сашки ни на шаг. Мотался за ним повсюду как хвостик, на нового инструктора-стажера ноль внимания, только Сашка и никого кроме Сашки.
Вопрос к Малышу, вдруг зажег в глазах Сашки какое-то жалкое подобие огоньков, символизирующих при других обстоятельствах пробуждение мысли.
- Малыш! Сколько дней до дембеля? Голос! Малыш, голос!
Малыш добросовестно гавкал, а народ, оживившись, одобрительно заржал.
- Ну, Малыш, если бы твой отсчет да Матросову (Командующий ПВ КГБ СССР в 1985 году) в уши!
Сашка гордый за своего питомца, бросил окурок, и они с псом удалились.
Буквально через два дня возле курилки стоял дикий хохот. Малыш, после тренировок, искал дембель, роя лапами землю, громким лаем отсчитывал дни до дембеля и вообще всячески ублажал ветеранов. Умиление любимцем, грозило последнему ожирением. Каждый из дембелей норовил отблагодарить его здоровой плюшкой из 'ЧеПка'.
Время тянулось как знаменитая конфета-тянучка с Привоза. И вдруг.
Этот 'вдруг', зараза такая, приходит как 'писец', незаметно и неотвратимо. На этот раз приказ пришел усилить химпорт 'Южный', у них аврал, пароходов туева хуча, людей нет, собрать сборную из дембелей, не фиг им расслабляться и отправить. Все. Нач. КПП подполковник Гулик решил, что в первую очередь нужно отправить дембелей-иструкторов, смена у них есть, с собаками уже стажеры общались, не нужно лишних душевных травм для собак. Пусть привыкают, а вернутся старые инструктора из командировки, будет время собак 'подкрректировать'. Действуйте! И Саня вместе с другими ребятами умотал в Южный. Несколько дней Малыш не находил себе места а потом привык, видимо почуяло собачье сердце, что расставание не серьезное, так, на время. Прошла неделя, другая, и Сашка вернулся. Пес скакал вокруг него как заводной, заглядывал в глаза, лаял, крутил хвостом. Короче всем своим видом являл пример выражения 'щенячий восторг'. Расположившись в курилке, Сашка задал Малышу задачу: 'Малыш! Ищи дембель!' Малыш вдруг начал метаться, обнюхивая кусты. Привычные раскопки отсутствовали, стоявший рядом инструктор-стажер Серега коварно лыбился.
Не найдя дембеля, Малыш сел напротив Сашки и преданно уставился на него. Сашка, не ожидая подвоха, повторил команду. Все повторилось.
- Не нашел? Ну, ладно! Сколько дней-то до дембеля осталось? А, Малыш?
И тут Малыш, запрокинув голову тоскливо завыл. Народ рухнул. Саня взорвался: 'Слышь, собака, я убью тебя на х..!' Малыш шустро спрятался за стажера Серегу, который обхватив собственный живот корчился от хохота. Саня понял все. Этот гад стажер научил Малыша этому трюку. Протяжное 'Ау-уу-ууу-у' Малыша могло символизировать только одно, и все это поняли, тем более, что дембель перед этим 'Ау-уу-ууу-у' найден не был. 'Необычайный кросс' практически повторился. Малыш, как всегда, был в лидерах, за ним несся Серега, а сзади матерясь на чем свет стоит, рассыпая угрозы, бежал Сашка.

Прошло еще какое-то время, дембеля уволились, уехал и Сашка. Малыш дико тосковал, отказывался есть, Серега только не ночевал у его вольера. Саня писал ему письма и спрашивал о Малыше, даже несколько посылок для него присылал с домашним харчем. Но это уже другая и вполне типичная история про инструкторов службы собак. Граница не разделяет, она сращивает!

В ружье! (Навеяло историей про Крюгера)

Школа сержантского состава располагалась на одном этаже с третьим отделом КПП 'Ильичевск', которое охраняло паромную переправу 'Ильчевск-Варна'. Длинный коридор - 'взлетка', три кубрика, класс службы, ленкомната, канцелярия, служебка, оружейка, ну и остальные положенные по штату помещения. Каждую ночь 'взлетка' надраивалась до блеска силами курсантов, несущих дневальную службу, осуществлялась приборка в бытовке, умывальнике и других местах общего пользования. Ситуация эта была предметом глубокой зависти со стороны других отделов. Еще бы, дежурная смена 'паромщиков' откровенно валяла дурака. Эта ночь ни чем не отличалась от других, тихо шурша 'Машкой' я и Шурка Чопенко заканчивали наведение блеска. Еще немного и одному из нас можно будет ложиться спать. Зевота сводила челюсти. Дежурный по школе, сержант Котенко во всю готовился к дембелю, ушивая парадку, дежурный по отделу уже отправил наряды и с чувством выполненного долга мирно рвал морду прямо за столом. 'Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут...'
Закончили работу, доложили сержанту и замерли в ожидании своей участи. После проверки качества, Котенко, оставшись удовлетворенным, заявил: 'Ладно, Чопенко спать, а ты на смену!' Сашка поплелся в кубрик, а я, испытывая жуткую зависть, решил заскочить в кубрик за бумагой, письмо написать. Кубрик школы встретил тяжелым духом и звуками спящих людей. Тут было все и храп, и абсолютно детское причмокивание, и бормотание. Особенно выделялся из общего фона курсант Кравченко. Крава, как мы его звали, имел отличительную особенность, во сне он с завидным постоянством переживал вслух, а то и вскакивая во сне, все события прошедшего дня. Эта феноменальная способность Кравиного организма не осталась без внимания нашего воинского коллектива и, порой, на эти представления будилось половина школы. В эту ночь Крава вел борьбу с какими-то гадами, но пока не очень активно, бормотание было не четким, с кровати не вскакивал, так гундосил себе, что-то под нос и все. Шурик полез к себе на верхний ярус, а я рылся в тумбочке. На верху Шурку ждал не очень приятный сюрприз, Юрка Дидык, пользуясь тем, что Сашки не было, разметал по койке соседа свои руки-ноги и мирно сопел во сне. Попытки возвратить его части тела в границы определенные Уставом, должного успеха не возымели и Сашка, дружеским тумаком разбудив Дидыка, восстановил справедливость границ его пребывания. Юрка сел, ошалевшим взглядом окинул кубрик, спросил: 'Шо?' После чего был послан и завалился спать дальше. Но сон был нарушен, Юрка крутился, скрипел койкой, матюгался сквозь полудрему, хотя, надо признать, вполне отчетливо. И тут Крава, видимо, услышав сквозь завесу своего сна матюги Дидыка, встрепенулся, сел в кровать и начал свой очередной монолог. Я замер.
- Бля! (Ну, а с какого вводного слова еще может начинаться фраза у солдата?) Заклебали! Тактика, тактика. Опять тревога!
При всем этом выражения его шли по нарастающей, голос становился все тверже и тверже. Я затих, ожидая продолжения от Кравы, но беда пришла откуда не ждали. Дидык, видимо находясь в полусонном состоянии, уловил ключевое слово 'тревога'. Сработал условный рефлекс. Он слетел со своей койки и начал судорожно одеваться, через доли секунды он вылетел к коридор, на ходу засовывая руки в штанины своих галифе, которые непонятным образом заменяли ему китель ХБ, оглядываясь по сторонам, дико заоорал: 'Аа-а! Тревога! Куды, бигти!' Дальше события развивались как к комедии с участием Чарли Чаплина. За Дидыком вылетел я, пытаясь привести его в чувства, из класса выскочил Котенко, пинком открывший дверь. Дверь-то он открыл, да отскочить не успел, замер в проеме наблюдая это чудо. Орущий Дидык в синих трусах, в сапогах с торчащими из них портянками и со штанами на плечах, пытающийся застегнуть ширину как воротник на крючок и верхнюю пуговицу, тут у любого мозги набекрень станут. Дверь, видимо, пытаясь привести в чувства изумленного сержанта, и судя по всему не безуспешно, самортизировав от косяка, въехала бедному Котенко в лоб, о чем свидетельствовал громкий 'бум' и еще более громкий мат сержанта. Дежурный по третьему отделу, спросонья рубанул пятерней по всей гребенке тумблеров. Взбесившееся табло выдало все, что на нем было изображено: 'Тревога', 'В ружье', 'Пожар'. Взвыла сирена. Через секунды, коридор заполнился матом и грохотом сапог, уже открывалась оружейка, шли доклады дежурному по КПП, через минуту под подъездами утробно урчали два 'шестьдесят шестых', дежурный по отделу офицер собирался ставить задачи. И тут возник вопрос: 'А по какому собственно поводу весь этот праздник?' Ответ так и не был найден. Много теплых слов было высказано по этому поводу, инцидент замяли на уровне отдела, заявив дежурному по КПП, что тревога была учебной, а дежурный задержал доклад, за что будет примерно наказан.
Народ, угрюмо матерясь, разошелся по кубрикам досыпать, а мы с Сашкой уныло пялились на убитый сапогами блеск 'взлетки'. Котенко, потирая ушибленный лоб, и бормоча, про то, что 'хорошо еще начальника школы по тревоге вызвать не успел', остервенело осматривал строй школы. Замерев напротив Дидыка, он еще раз смачно выматерился и заявил: 'Дидык, бля! Ну и что тебе приснилось?' И, не дождавшись ответа, добавил: 'Наряд тебе, Дидык, на 'взлетку'! И чтобы к утру она горела как у кота яйца!'

Вот так иногда объявлялись тревоги, и совершенствовалась боевая подготовка личного состава. Это тебе не внезапная учебная тревога в четверг в 5.00 и, чтобы все в норматив уложились, а то…
С пограничным приветом. Старшина.

На северо-востоке нашей страны есть Восточно-Сибирское море. Еще восточнее - Чукотское море. А между ними находится остров Врангеля. Назван он так, ясное дело, не в честь Петра Николаевича, Черного барона, а его дальнего родственника Фердинанда Петровича, адмирала и генерал-адьютанта, полярного исследователя. Вся территория острова - заповедник. Его еще называют медвежий роддом. На письма там ставят уникальный штемпель - белый медвежонок с соской, филателистический раритет, между прочим. На острове есть метеостанция, взлетная полоса и, конечно, погранзастава. Говорят, что именно там родился стишок:

Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
Моторы глохнут, кони дохнут,
А пограничники живут.

Ка-25 с ПСКР ледокольного типа 'Пурга' снял с Врангеля дембелей, пожелавшим 'Мочить!' оставшимся бойцам и вновь прибывшему этим же бортом пополнению. Пополнение было встречено по-доброму - на ближайшие полтора года ребятишки безвылазно становились братьями в одной семье. Домой, в отпуска, с Врангеля летали так редко, что рассказы об этих событиях передавались, как чукотский эпос, из уст в уста, обрастая невероятными подробностями и всевозможными чудесами.

Среди пополнения был и Дима. Человек, помимо прочих человеческих качеств, обладавший природным даром. Он умел рисовать. Нет, редакторы Боевых листков, оформители Ленинских комнат и прочая белая кость срочной службы тут ни при чём. Дима действительно умел рисовать. Он не просто изображал сослуживцев с изрядным портретным сходством, а показывал характеры. Не знаю, что бы сказали по поводу его творчества критики, а для девятнадцатилетних пацанов, неискушенных в живописи, это было действительно впечатляюще.

После трех месяцев Диминой службы на заставе было нарисовано всё, что можно было нарисовать. Включая кальки дембельских альбомов для всех бойцов без исключения, портрет жены старшины и художественно оформленное спальное место заставского кота Бульдозера. Однажды, застигнув Диму в некотором творческом кризисе, то есть занятого рисованием обнаженной женской натуры, замполит хмыкнул и произнес фразу в духе героя Олега Ефремова из культового фильма 'Берегись автомобиля':

- А не пора ли нам замахнуться на творчество товарища, знаете ли, Вильяма нашего Шекспира?

Если дословно, то из фразы следовало, что нефиг голых баб рисовать, пора бы серьезной живописью заняться, вон, хотя бы в столовой стена чистая, вот там и изобразить, ну пейзаж какой, что-ли, да хоть на всю стену, чтобы глаз отыхал, ну и выдержано чтобы было, а то ишь, уже баб голых рисовать начал, так и до порнографии недалеко. Пообещав, таким образом, поддержку, зампал удалился, не забыв забрать аморальные рисунки.

Дима подошел к поставленной задаче со всей серьезностью и размахом, благо в его распоряжении имелись все нехитрые художественно-графические ресурсы заставы. Стена была ободрана, кое-где подмазана и загрунтована. Делалось всё на века, да и куда торопиться. Работа велась после отбоя, чтобы не мешали. Повар клялся, что утром находил кастрюльки, в которых варились какие-то лаки по странным рецептурам. Бойцы зачитывались статьей о творчестве Микеланджело из журнала 'Смена' прошлогодней давности. Начальник заставы сьездил в гости к метеорологам и вернулся со шкуркой какого-то суслика - Дима, повертев ее в руках, сообщил, что это хоть и не колонок, но пойдет, после чего два дня делал кисточки. Днем неоконченное произведение от посторонних взглядов закрывалось выцыганенными у старшины простынями - обидеть художника может каждый. Самое смешное, что никто, я повторяю, никто! не делал попыток посмотреть, чего он там малюет. Хотя, конечно, возможность была у любого. Дело в том, что развлечений на заставе, расположенной на острове в Ледовитом океане, прямо скажем, крайне мало. Поэтому все относились к происходящему вполне серьёзно и готовились к предстоящей презентации полотна как к сюрпризу.

И вот день настал! Не буду долго описывать волнение, предвкушение и прочая и прочая. Штампы это всё. Короче, Дима сдернул простыни. Воцарилось молчание. Долгое молчание. Первым подал голос старшина: 'Ну ёптыть!' После этого заговорили все. Звучали, в основном, междометия и не очень парламентские выражения. Потом в них стали вплетаться слова 'травка', 'берёзки', 'лето', 'солнышко'. Народ, живя в условиях, где полярная зима длится примерно восемь месяцев, жаждал увидеть летний русский пейзаж, увидеть дом.

На всю стену действительно очень классно и очень реалистично были нарисованы торосы до горизонта, белые медведи и полярное сияние.

В семидесятые годы много внимания в деятельности политотделов погранвойск уделялось так называемой 'контрпропаганде'. Досмотровые группы как бы случайно оставляли на борту ненаших судов книги и журналы, прославляющие советскую власть и нерушимую классовую дружбу моряков всех стран (а те, в свою очередь, норовили подкинуть нашим куда как более интересные Playboy и Hustler), товарищи из братских компартий посещали заставы с визитами дружбы, радиостанции в приграничной полосе вещали на языках сопредельных стран опять же про передовиков социалистического соревнования, про успехи в освоении космоса, мирный атом и так далее.

А на китайской границе в качестве контрпропаганды писали здоровенные транспаранты с текстами типа 'Да здравствует учение Маркса-Энгельса-Ленина!' и устанавливали их так, чтобы они читались с китайской стороны. Транспаранты изготовлялись, естественно, силами личного состава. Технология была проста и отработана многолетним опытом первомайских и ноябрьских демонстраций. На ленте из красного кумача белилами рисовались иероглифы, в точном соответствии с присланной из политотдела отряда бумажкой. В качестве мольберта для изготовления такого многометрового шедевра станковой живописи требовалось изрядное количество сравнительно ровной поверхности, а где ж ее взять?

И вот по точкам идет Ми-восьмой, на борту которого находится ЗамначПО округа, НачПО отряда, комендант, комендантский замполит, проверяющий из не помню откуда и камарилья в лице всяческих 'комсомольцев' и мелких прихвостней. Погода шикарная, солнышко, лето, все дела. Однако при заходе на точку лица у сидящих по левому борту политработников вытягиваются. На крыше заставы видна четкая надпись, выполненная иероглифами на языке вероятного противника. Если учесть, что птицы вряд ли читают по-китайски, а иероглифы имеют полтора метра в высоту, то надпись явно предназначена для пролетающих вертолетов. Вопрос - что, почему и для чьих вертолетов написано на крыше заставы погранвойск КГБ СССР на китайском языке? Случайно не 'Добро пожаловать'? А может, застава уже того? Захвачена? Тем более преценденты - вон они, у всех свежи в памяти. Значит, что, заманивают? И кого - политработников? Так это не просто провокация, это же большая политика - на святое, на КПСС руку подняли! Так, командир, уходим без посадки! Наплевать, что флаг над заставой наш, тем более, что он, похоже, и не наш - заманивают! Наплевать, что точка отвечает по-русски - может, они радиста под автоматом держат! Уходим! Комендант, поднимай у соседей тревожные группы! Усиление с комендатуры! Сообщи армейцам, пусть своих поднимают! Радио в отряд и в округ - прорыв границы! Вот это мы попали!

Начальник заставы долго не мог понять, чего это вдруг вертолет вместо посадки и проверки, к которой столько готовились (деревья побелили, стенд в Ленинской комнате обновили, стенгазету повар нарисовал, контрпропаганду вон, будь она неладна, и ту свежую повесили) сделал финт ушами и ушел в сторону тыла. Потом еще дольше не мог понять, почему ему с упорством идиотов звонят соседи и справа и слева, из комендатуры и из отряда. И все, как один, пытаются узнать, все ли нормально и не случилось ли чего. Причем делают это иносказательно. НЗ, ощущая себя таким же полным идиотом, поддержал, тем не менее, непонятную игру и имел неосторожность иносказательно же и ответить. Ну всё, тут же решили звонящие. Говорить человек нормально не может, значит точно ему в затылок пистолет упирается. И в таком духе.

Ну, до военнных действий не дошло, слава Богу. Разобрались все-таки. Старшина, скрежеща зубами и матерясь, извлек из личных сусеков десять рулонов дефицитного рубероида. Замполит получил замечание по своей партийной линии 'за недоработки в воспитании личного состава'. Начальник заставы получил просто замечание. После чего влепил бойцу, рисовавшему наглядную агитацию, пять нарядов 'за недопустимый перерасход белил, что вызвало сквозную пропитку такневого полотна и отпечатки краски на крыше расположения заставы'.