Тихое послеобеденное время в летном полку.
По расписанию дня - изучение уставов.
Все технари и летчики разбрелись по каптеркам и кабинетам заниматься кто чем может.

Два старых технаря-капитана, Рац и Соколовский, вдвоем сидят в кабинете группы обслуживания самолетов и двигателей. Позевывают после сытного обеда. Смотрят на стоящие за окном самолеты. Облака в небе.
Вяло ведут неспешный разговор о футболе и рыбалке.

Неожиданно Соколовский спрашивает:
- Гена, а ты сколько лет в армии служишь?
- Двадцать три...- удивленно отвечает Рац.
- А скажи тогда, при какой температуре часовому на посту положено надевать тулуп?
- Ну... Сейчас вспомню... При минус 20-ти вроде бы. А, нет, вспомнил - при минус 25. Точно!
- Точно?! А вот хрен!!!

Сонливость Соколовского как рукой сняло. Он возбужденно подскочил:
- При минус 20-ти! И скорости ветра не меньше 3-х метров в секунду!
Рац тоже завелся:
- Минус 25 и никакого ветра! Спорим!
- На трехлитровую банку пива!
- А на бутылку водки слабо?!
- 0,75!
- По рукам!!!

Соколовский, как хозяин кабинета, начинает искать в ящиках письменого стола предмет разрешения спора. Наконец, находит - в нижнем ящике, весь в пыли и паутине «Сборник Уставов Советской Армии и Военно-Морского Флота».
Положив книгу на стол, оба капитана, упершись лбами, начинают листать страницы и искать раздел о часовом, тулупе и морозе.

И тут.. Без стука распахивается дверь. И на пороге спорщики видят первого зама командующего генерала Болдырева. Дядьку вроде хорошего, но если не в духе - то дюже крутого.
Болдырев посмотрел на поднявшихся капитанов, насупил брови и строго изрек:
- Начальник штаба! Что у вас сейчас по расписанию?
Начальник штаба полка, стоявший за спиной Болдырева, дрогнувшим голосом ответил:
- Изучение Уставов, товарищ генерал.
- А вы, капитаны, чем здесь вместо этого занимаетесь? Что за порнографию читаете?
В комнате повисла напряженная тишина.

- Устав изучаем.., товарищ генерал - удивляясь сам себе, ответил капитан Соколовский.
Насупленные генеральские брови удивленно поползли вверх.
Не может такого быть!
Болдырев шагнул к столу, наклонился и вслух прочитал в раскрытой на столе книге: «Особенности несения караульной службы в зимних условиях»...
Посмотрел на капитанов. Затем на удивленно-радостное лицо начальника штаба. Вновь на капитанские физиономии.
- Мо-лод-цы... - медленно произнес Болдырев и пошел к выходу из кабинета.
На пороге остановился, глянул на технарей и добавил:
- Начштаба, объявишь обоим благодарность. За отличную подготовку к итоговой проверке. От меня лично.
После чего окончательно скрылся в коридоре.

- Ну, ты, Саня, просто счастливчик! - первым подал голос Рац.
- Че, проспорил?!
- Да причем тут проспорил?! Я тебе за твой дурацкий вопрос, но заданный в нужное время, и так водки куплю! Вместе потом и выпьем по такой оказии. Благодарность от Болдырева не каждый день получают.
А тулуп все же надевают при минус 25-ти...
- При минус 20-ти и ветре...
- Да ладно, Санек, выбрось эту дурь из головы. Скоро дембель! А генерал уже не вернется...

Сегодня - лучшие истории из раздела "Щит Родины"

Столб пятнадцатый

Условный рефлекс.

«Условный рефлекс - закономерная реакция организма на ранее индифферентный раздражитель»

Это не я умничаю, это эпиграф такой.

- Алё, комендатура! А куда все ваши связюги делись? Почему на работу не вышли?
- Вот блин, Вольфом тебя через Мессинга! Слышь, Ильдарчик, а ты-то откуда про это знаешь? Али после третьего стакана телепатом стал? Нас самих только два часа назад просветили...

Гм... Оценить всю пикантность начавшегося диалога можно только вдумчиво оценив прелюдию, случившуюся месяца за полтора до этого звонка...
А полтора месяца назад имело место быть следующее. Решили отцы-командиры новую линию связи проложить. По-научному - ПВЛС, а для тех, кто не в курсе, просто кучу столбов в сопках понаставить и к ним провода прикрутить. Дабы тем самым еще более упрочить тот замок, что на границе висит. Собрали ограниченный контингент связистов, а также тех, кого эти отцы связистами посчитали, обозвали все это сообщество «колонной связи», да в сопки их и наладили.
Та еще работенка была! Загрузить полный кузов новеньких, аккуратненьких опор (ну это те самые столбы, опять-таки по-научному), отвезти их на место, максимально приближенное к будущей трассе, выгрузить, взвалить на свои могучие плечи, и невзирая на вяло плавящийся под солнцем креозот и бодро летающий в округе гнус, доставить это богатство к месту будущей дислокации. После чего начать придавать столбам вертикальное положение методом введения их в ямы, выкопанные в земной поверхности.
А поверхность та в Заполярье четко делилась на две части. Гранитные сопки, поросшие противным, скользким мхом и очаровательные болота между ними. Ну, с болотами все более-менее просто, хотя очень мокро и грязно - выкопал яму, засунул в ту жижу толстый конец опоры, принесенными на своем горбу камнями завалил, утрамбовал, вытряхнул гнус из портянок и дальше побрел, к славным трудовым свершениям. А вот с сопками потрудней было. Долбить камни куском толстой проволоки, в просторечии называемым ломом, занятие малоприятное, хотя и значительно менее гнусоконцентрированное и портянкопромокательное. И с прекрасным пейзажем вокруг! Машешь ломом и эстетствуешь окружающие красоты, Эстетствуешь и машешь...
Словом, по ведру пота каждый день, и сроки очень сжатые. И без выходных, потому как лето в тех краях очень короткое, успеть надо много, да и гнус каждый день есть хочет. Сами понимаете, при таком раскладе подвоз опор на расстояние, максимально близкое к месту их установки, становилась одной из главных задач. И вот тут-то на сцене и появляется тот самый прораб. Очень впечатляющий персонаж! Ильдаром его звали. По пятому пункту биографии - татарин, да к тому же размерами с Челубея и его лошадь одновременно! С кулаками, еле влезающими в строительную каску, ну и такой же умница. А самое впечатлительное в нем было то, что перемещал он свое тело в пространстве на чуде тогдашнего автопрома - «Запорожце». Том самом, что «ушастым» прозвали...
Это надо было видеть! Прораб занимал почти весь внутренний объём своего авто, да так, что кроме него туда только пара хоббитов могла влезть, причем без Кольца, да и то куда-нибудь в район задней торпеды. Кресло водителя было максимально сдвинуто назад, и все равно коленки из-за руля торчали, да и волосатые лапы, сжимающие колечко этого самого руля, тоже производили неизгладимое впечатление...
И при всем этом прораб был добрейшим человеком и очень любил свою машинку. Совсем как ослик Иа свой горшочек из-под меда. Он даже каждый день мыл ушастого и всячески его холил и лелеял. Одна беда - он парковал его перед входом в свой вагончик на стройплощадке. Они там чего-то вялотекуще строили, то ли ангары, то ли бараки какие, в общем чего-то одноэтажное, но очень здоровое по площади. Грязь, мусор, бардак - все как всегда на стройке. Один только плюс у всего этого противного пейзажа был - он очень близко к нашей трассе располагался, ну прямо подарок судьбы! Вот и повадились бравые связисты через эту площадку столбы возить. И вот тут...
И вот тут и появилось препятствие в виде Запорожца - он стоял прямо на пути грузовика! И объехать никак - с одной стороны облезшая резиденция прораба, а с другой художественно выполненная свалка каких-то плит, блоков и свай. Бетонный бурелом, короче.
Тащить на себе лишнюю сотню метров столбы под креозотным соусом стахановцев не нашлось, но зато нашелся языкастый парламентер для переговоров с прорабом. Сей дипломат бодро выпрыгнул из кузова и направился на поиски счастливого запоровладельца...
А когда нашел его, да рот раскрыл, на предмет чтоб ушастого перегнать в другое место, то сразу был послан туда, куда сбегать не смог бы по чисто физиологическим причинам.
Приведенные в ответ аргументы, в виде взглядов парламентера на происхождение всех прорабов вообще, и этого Ильдарчика в частности, впечатления не произвели.
А наоборот, на чистейшем прорабском языке, было высказано мнение о том куда именно эти столбы засунуть надо и чего там с ними сделать вращательно-поступательными фрикциями.
В пламенной ответной речи парламентер высказал все свои пожелания касаемо будущности оппонента, как ближайшей - вот прямо сейчас и вот в ту яму, так дальнейшей - на своем Запоре вот под тот БелАЗ, и обязательно с разбегу.
После чего переговоры как-то сами собой заглохли...
Чего совсем не скажешь о желании переместить грузовик со столбами на сотню метров дальше. Но нашли-таки выход - лень вообще здорово мыслительную деятельность стимулирует, я в связной голове, так просто целую научно-техническую революцию производит.
Связюги высыпались из кузова, обступили любимого зверька прораба и без особого напряжения сфинктеров приподняли да и перенесли его в сторонку. Надо отметить, что по чистой случайности авто поставили между бетонным столбом, со ржавым прожектором наверху и стеной прорабского вагончика. Да так, что задний бампер оказался сантиметрах в тридцати от стенки, а передний на точно таком же расстоянии от столба. Полюбовавшись своей работой и ехидно ухмыльнувшись, все дружно двинули дальше...
Прораб, несомненно имевший телепатический контакт со своим лимузином, сразу засек плаксивые нотки, исходившие от его чада, и тут же примчался к запертому между вагончиком и столбом пленнику. Чего он там орал, слышно не было, но полинезийские пляски вокруг машины и всем понятные жесты в сторону связистов видны были очень хорошо. Что только убеждало их в правильности выбранного метода воспитания прорабов.
Где-то через полчаса прорабские скачки закончились, и Ильдарчик повалил куда-то с очень задумчивым видом. А вернулся уже не один - у него в кильватере топал сторож с этой стройки, внешне такой же бабуин, только рожа более славянская, и соответственно, более пропитая.
Оба брата-близнеца взяли Запор за передок и тоже не особо напрягаясь, развернули его на девяносто градусов. После чего довольный прораб засунул себя в авто и покатил куда-то, а сторож, в прямом соответствии со своими обязанностями, повалил дальше сторожить бидон с брагой.
На следующий день Запорище опять стоял на пути прогресса, т.е. мешал проехать грузовику. Не сговариваясь все выпрыгнули из машины и без малейших раздумий переместили ушастого между прожектором и стенкой, ухмыльнулись и спокойно поехали дальше. Прораб тоже особо не раздумывал, а сразу за сторожем порыл. Пришли, развернули, разбежались...
На следующий день та же история: выпрыгнули-переместили-поехали, в ответ, пришли-развернули-разбежались...
Так и пошло... Каждый день...
Особую пикантность этому противостоянию придает тот факт, что никто из противников при личной встрече никогда и словом не обмолвился о приключениях Запора! А только завсегда раскланивались, улыбались пошире и желали друг другу всяческих благ. В большой надежде, что противник первым сломается и прекратит над ушастым издеваться. Кто кого, одним словом, первым утомит. На принцип все поперли...
Так и прошло полтора месяца, в связных трудах и неусыпных заботах о Запорожце. Спокойно работали и заботились бы дальше, но тут нам счастье привалило - проверка из Округа. Решил, знаете ли, окружной политотдел поинтересоваться, как бессмертное, основополагающее Учение сказывается на скорости прокладки линии связи. Ну, то самое Учение, которое трехбородое - две бороды лопатой и одна бородка клинышком. Их еще завсегда рядом рисовали. Да и в самом деле, чего не поинтересоваться - природа заполярная очень к тому располагает. Семга, икорка свежайшая, морошка, грибочки всяческие и огромное радушие принимающей стороны...
Вот и приехал проверяющий. Посмотреть, как мы тут, на краю глобуса, политически развиваемся. И для начала конспекты оценить пожелал. Мол, завтра приеду и погляжу, как вы Родину любите!
Но местный Замполит тоже не растерялся - быстренько собрал со всех по три копейки, метнулся в «Культтовары» и прикупил школьных тетрадок. После чего, вместо работ загнал всю колонну в Ленинскую Комнату и отворил кладезь своего красноречия, дабы в трехкопеечные тетрадки хлынул концентрат трехбородого Учения. Причем основной упор делался на мысли бородки клинышком, а лопатообразность упоминалась только в качестве бесплатного приложения к материалам последнего пленума.
Лафа-а-а-а-а-а!!! Ведь куда приятней всякие непонятные умности в тетрадку записывать, чем гнус кормить, да атлантов под опорами изображать...

И вот тут-то и происходит тот самый звонок обеспокоенного прораба:
- Алё, комендатура! А куда все ваши связюги делись? Почему на работу не вышли?
- Вот блин, Вольфом тебя через Мессинга! Слышь, Ильдарчик, а ты-то откуда про это знаешь? Али после третьего стакана телепатом стал? Нас самих только два часа назад просветили, что мы сегодня выходные.
- Вот, блин... Далее следует ненормативная прорабская лексика (вырезано цензурой. Прим. Авт.) - А я уж думал чего случилось! Ну, слава Богу, все живы-здоровы, а то я уж переволновался весь...
- Слышь, а ты как узнал-то что нас нет на участке?
- То есть, как узнал? Вы же мне машину сегодня НЕ ПЕРЕСТАВИЛИ!!!

Ориентир


- Ничто так не способствует аппетиту, чем полёты в болтанку! - подумал недовольный старлей Л., есть ему совершенно не хотелось. Он поковырялся вилкой во втором. - Опять вечная гречка с тушёнкой! - затем залпом выпил компот и покинул столовую. К первому он даже не притронулся. Старлей Л. не стал бы его есть, даже будучи голодным. Однажды, он уже имел неосторожность поесть накануне вылета консервированных щей. И весь полёт маялся такой «ароматной» отрыжкой вперемешку с тошнотой, что дал себе зарок до конца жизни не есть блюда из капусты. Да и капитан А. аппетиту добавил, гад, мало того, что весь полёт шуровал ручкой так, что если бы не привязные ремни, то старлей летал бы по кабине, как космонавт по орбитальной станции. Манёвры он противозенитные делал! А то, что после этого оператор из кабины зелёный вылез, ему плевать. Да ещё в умывальнике отличился.
- Подумаешь, крыса в раковине сидела, - старлей Л. брезгливо покосился на свежезамытые пятна крысиной крови у себя на комбинезоне, - зачем всю обойму пистолета было в неё разряжать?
- А я-то думал, почему в столовой из пяти раковин умывальника была целой только одна? - злился на командира старлей Л., - теперь ни одной, такие вот стрелки и позаботились!
До вылета было часа два и старлей стоял, раздумывая, чем бы себя занять. Скорей всего, отправился бы в модуль «поносить на спине кровать», но тут его неожиданно отвлекли. Кто-то тронул старлея Л. за колено. Перед ним сидела собака. Это была су... скажем так, собака женского рода по кличке На..., пусть будет просто Н.
Собака подняла переднюю лапу и вновь тронула старлея за колено, так обычно она выпрашивала сахар.
- Нету, Н., на обеде не бывает сахара, - хотел было сказать старлей Л. Но во взгляде собаки было сколько надежды, что он подумал и решительно повернул в магазин, благо, он был рядом. Старлей решил проверить утверждение, что эта средних размеров собака местной породы может с лёгкостью съесть за раз килограмм рафинада.
- Пойдём Н., - старлей Л., сделав покупку, позвал собаку. Он направился в курилку, за ним весело трусила псина.
Надо сказать, что ела сахар Н. весьма забавно, терпеливо ждала, когда ей на нос положат кусочек, затем его ловко подбрасывала и ловила на лету. Старлей Л. не помнил случаев, когда она хоть раз уронила.
В курилке старлей уселся на лавочку, собака села напротив него, вновь подняла лапу и тронула колено: - Давай!
Старлей положил ей на нос кусочек. Собака взглядом оценила, насколько ровно тот лежит, наверное, в уме прикидывая силу, подбросила, и вот уже первый кусок сахара несколько раз хрустнув, проглочен.
Опять прикосновения лапы к колену, и очередной кусок исчез в её пасти. Примерно на полпачки рафинада старлей Л. решил, что, пожалуй, утверждение правдиво. Собака с энтузиазмом продолжала просить сахар. К тому времени курилка наполнилась народом, на то, как Н. ест сахар, можно смотреть так же, как на огонь, бегущую воду, или на то, как работает старшина, старший прапорщик К.
Пару раз собака с лаем бросалась на взлетающие самолёты и вновь возвращалась поглощать сахар. Так и осталось загадкой, как она умудрялась различать ещё на исполнительном старте, то есть за километр, где чей самолёт. Все советские она оставляла без внимания, а вот афганские обязательно бросалась облаять.
- Смотри, - сказал после очередного такого броска лейтенант В., - стоит собаке выскочить, как самолёт тут же отрывается от полосы.
- А это у афганских лётчиков ориентир такой, - сказал лейтенант С., - так, наверно, их учили: разгон, как собаку увидел, штурвал на себя и взлёт.
Лейтенант С. был синоптиком, и причём как и врач - из двухгодичников. По этой причине он мог позволить себе говорить что угодно и кому угодно.
- Сейчас проверим, - ответил старлей Л., и как только афганский самолёт вырулил на полосу, взял собаку за ошейник.
Самолёт начал разбег, Н. скулила и пыталась вырваться, но старлей крепко держал её. Самолёт оторвался от полосы, пробежав дополнительно метров триста. Офицеры переглянулись.
- Может, этот был перегружен? - сказал кто-то. Делать нечего, нужно повторить «эксперимент».
Собака минуты две обиженно воротила морду, затем любовь к сахару пересилила. Когда в коробке оставалось несколько кусочков, на полосу вырулил очередной афганец.
Та же история: под жалобный скулёж собаки самолёт отрывается гораздо позже, чем обычно.
Это уже интересно, опять перегруз? Решили проверить ещё раз. Вот только как Н. поймать, не даётся в руки, зараза. Как не подманивали, не идёт. Что возьмёшь с неё, собака, не понимает важность научного опыта.
- Вы чем это тут занимаетесь? Чего собаку мучаете? - к «экспериментаторам» подошёл подполковник Х.
- Да вот... - ему вкратце объяснили суть дела.
- Так, все эксперименты прекратить! - выслушав, наложил вето на дальнейшие опыты подполковник. - А вдруг раскорячится кто на полосе как тот?
Подполковник указал на стоящий около ангара разбитый "антонов". С него ещё старлей Л., выдирал трубки для самогонного аппарата.
Про такой вариант развития событий экспериментаторы как-то не подумали. Пришлось согласиться, да и не будешь же с командиром спорить.
Все поднялись и разошлись по делам, кто технику готовить к полётам, кто сам готовится, а собака Н., продолжать «руководить» взлётом афганских самолётов.

История, докладываю сразу, не моя. Взята отсюда: http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1488&n=81
От себя лишь добавлю: как прекрасно, что у человечества есть история... Иначе, как бы мы оставались людьми?
Чудны дела твои, Господи!

Собака с крейсера «Варяг»

Столетие подвига моряков крейсера «Варяг», скромно отмеченное в России 9 февраля этого года, оживило в моей памяти одну случайную встречу почти полувековой давности.
Морозно-солнечный февральский день 1956 года. Воинский зал ожидания на железнодорожном вокзале в Туле. Наша семья перебиралась к новому месту службы отца — в древний город Козельск, где дислоцировалась Гвардейская Перекопская мотострелковая дивизия. Родители отлучились в город за покупками, а я, десятилетний мальчишка, оставлен сторожить чемоданы...
Рядом со мной на деревянный диван опустился сухонький старичок в дубленом полушубке. С ним небольшой чемоданчик. Меня поразило, что на голове у старика вместо положенной по сезону шапки — бескозырка с гвардейскими (георгиевскими) лентами и надписью золотыми буквами: «ВАРЯГЪ». Когда сосед снял полушубок (в зале было тепло), моему взору явилась матросская форма, украшенная двумя наградами. Одну из них я сразу же распознал (все же офицерский сын) — медаль «За отвагу». Для детей послевоенного поколения, особенно тех, кто рос в гарнизонах, эта награда не была редкостью: ее имели многие, прошедшие войну. Но рядом с медалью «За отвагу» на форменке у старика красовался георгиевский крест, и это поразило меня еще больше, чем его бескозырка. Я сразу же забыл и про охраняемые мною чемоданы, и про родителей.
Заметив мой интерес, старик обратился ко мне:
— Ну, давай знакомиться. Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Почему ты здесь один?
Выслушав мои объяснения, сказал:
— Оказывается, мы с тобой тезки. Меня зовут Петр... (отчество я не запомнил). Я моряк с крейсера «Варяг». Слышал о таком?
Кто же из мальчишек не знал про «Варяг»! Я и кино видел — после войны на экраны вышел художественный фильм о подвиге «Варяга» с Борисом Ливановым в роли капитана I-го ранга В. Ф. Руднева; этот фильм часто «крутили» в военных гарнизонах.
— Возвращаюсь домой с могилы нашего командира, — продолжал старик. — Мы, оставшиеся в живых, собираемся там каждый год в день гибели «Варяга». Ведь Всеволод Федорович Руднев похоронен здесь, в Тульской области. Хочешь, я расскажу тебе, как чудом остался жив?
Старый моряк начал издалека — с того, как крейсер «Варяг» вышел из Порт-Артура и оказался в корейской бухте Чемульпо, как вражеская эскадра заблокировала выход в открытое море, как японский адмирал потребовал от командира «Варяга» спустить русский флаг и сдаться, как офицеры, поддержанные командой, решили принять неравный бой.
Признаться, от этого рассказа у меня теперь мало что осталось в памяти. Зато навсегда запомнился эпизод, связанный с чудесным спасением моего вокзального знакомого от неотвратимой, казалось, гибели.
На «Варяге» он служил кочегаром и потому не мог видеть, что происходило наверху. Он даже не успел узнать о принятом командиром решении затопить поврежденный в бою корабль. К этому моменту кочегар был уже без сознания, получив тяжелое ранение, лежал под слоем угля — в машинное отделение, пробив обшивку корабля, попал японский снаряд.
А тем временем команда покидала тонущий корабль, пересаживаясь на шлюпки.
— Так бы и ушел я под воду, если бы не мой песик, который жил в машинном отделении со времени нашего выхода из Порт-Артура, — продолжал свой рассказ бывший кочегар. — Он с громким лаем метался между палубой и машинным отделением, отчаянно призывая моих товарищей спасти своего хозяина. Наконец, кто-то обратил внимание на необычное поведение собаки. Потом мне говорили, как песик, словно показывая пример, начал разрывать лапами уголь, под которым я был заживо погребен. Меня откопали, вынесли на палубу и спустили в шлюпку.
— А что дальше? — нетерпеливо спросил я.
Оказалось, что всю оставшуюся в живых команду «Варяга» подняли на иностранные военные корабли, находившиеся в бухте Чемульпо. Там раненым оказали необходимую помощь. Мой знакомый попал в лазарет на французском крейсере, где его и выходили. Между прочим, французы отказались передать русских моряков в качестве военнопленных японцам, на чем те настаивали.
— А собака?..
— Не волнуйся, она не погибла. Ее тоже сняли с «Варяга», и мои товарищи уговорили французов принять пса на борт, рассказав им, что он спас жизнь моряку. А когда я встал на ноги, мы встретились вновь и вместе отправились на родину...
За разговором я и не заметил, как вернулись родители и с удивлением взирали на моего нового друга.
Увидав перед собой офицера, старик встал, вытянулся, надел лежавшую рядом бескозырку, приложил к ней правую руку и по всей форме представился.
— Ну что ты, отец, рапортуешь мне. Я ведь не военный комендант. Это я должен приветствовать героя «Варяга», — смущенно произнес мой суровый родитель, обнимая старика за плечи.
Они о чем-то еще говорили некоторое время, пока голос из громкоговорителя не объявил о посадке на московский поезд. Георгиевский кавалер засуетился, натянул полушубок и стал прощаться, пожелав мне, как полагается в таких случаях, «хорошо учиться и слушаться родителей». Отец проводил его до вагона.
Эта случайная встреча всегда жила в моей памяти. Я не раз подумывал о том, что надо бы попытаться установить личность встреченного мною моряка с легендарного крейсера. И только недавно собрался это сделать.
Отправился в библиотеку, заказал старые газеты и соответствующую литературу. Выяснилось, что о «Варяге» у нас вспомнили лишь в годы Великой Отечественной войны. В 1947 году восстановили поруганную и разрушенную в 1930-е могилу контр-адмирала В. Ф. Руднева близ деревни Савино в Тульской области, установили на ней чугунное надгробие, у которого с тех пор ежегодно 9 февраля собирались уцелевшие варяжцы. Имение, где легендарный командир «Варяга» провел последние годы жизни, заботясь, по мере возможностей, о местных крестьянах, его обезумевшие земляки сожгли дотла еще в начале 20-х. Семья Руднева в годы гражданской войны вынуждена была искать спасения на чужбине, во Франции. Его старший сын, Николай Всеволодович, рискнул вернуться на родину лишь после Второй мировой войны. Ему, можно сказать, повезло: он был обласкан советским режимом, неожиданно вспомнившем об исторических традициях.
В 1954 году было решено отметить полувековой юбилей подвига «Варяга». 9 февраля вышел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 15 разысканных моряков крейсера «Варяг» медалью «За отвагу». Впоследствии найдутся еще около 30 остававшихся в живых варяжцев. Они тоже получат советские награды. Именно тогда, в 1954 году, медаль «За отвагу» появилась и на груди встреченного мною на вокзале в Туле бывшего кочегара с «Варяга». Просматривая список награжденных, я обнаружил в нем только одного человека по имени Петр. Им оказался Петр Егорович (Григорьевич) Поликов. Дальнейшие розыски позволили уточнить, что он действительно был на крейсере кочегаром. Кроме него других представителей этой исчезнувшей теперь флотской специальности среди оставшихся в живых варяжцев не было.
Сведения о Поликове крайне скупы. Известно, что по крайней мере с конца 20-х годов Петр Егорович проживал в городе Электрогорске Московской области, где в течение тридцати лет проработал слесарем на тепловой электростанции. К сожалению, его фотографии найти не удалось, да я и не узнал бы его спустя почти полвека. Зато мне попалось групповое фото восьми моряков с «Варяга», сделанное во время их возвращения в Россию весной 1904 года. На этом фото есть девятый персонаж — маленькая собачка или щенок. Не берусь утверждать, что это и есть спаситель кочегара Поликова (возможно, Поликов тоже есть на фото), но у меня не осталось сомнений, что именно с Петром Егоровичем свела меня судьба в феврале 1956 года в зале ожидания на железнодорожном вокзале в Туле.
Вечная память ему и всем героям крейсера «Варяг».

В сегодняшнем выпуске лучшие истории 2006 года из раздела "Флот"

Кузьмич

Адмиралы...
Железные сердца, стальные нервы, морская пена на голове, грот - мачтовая выправка. Такие адмиралы редки, но они были и будут. Без них нет побед, славы и чести Флота.
Вице-адмирал Иван Кузьмич Хурс, Начальник разведки ВМФ СССР, личный друг Главкома Горшкова, морская пена на голове, грот - мачтовая выправка, честь во всем его облике.
Я встречался с ним дважды: в июле 1983 года, когда трясущейся от напряжения рукой открыл дверь его кабинета и вошел для представления, и позже, через несколько лет, на борту «Азии», на которой он всегда останавливался, прилетая во Владивосток.
- Товарищ вице-адмирал, лейтенант...представляюсь по поводу назначения на бригаду разведывательных кораблей!
- Я ознакомился с Вашим личным делом, лейтенант. Вы представляете особенности будущей службы?
- Никак нет. Боюсь, что моя специальность не будет востребована на Флоте. Я - абсолютно сухопутный человек.
- Вы даже не представляете, насколько она будет востребована. Идите, служите, ничего не бойтесь, и все будет хорошо.
А вот и вторая встреча:
- Товарищ вице-адмирал, дежурный по кораблю старший лейтенант... За время дежурства на корабле происшествий не произошло.
- Здравствуйте, лейтенант. Как служба?
- Спасибо, все в порядке. Как Вы и говорили.
Он, конечно, узнал того нахального мальчишку, который добился у него приема, чтобы доказать, что посылать служить на корабли «меня, такого славного, такого умного, желающего служить где-то на переднем и горячем краю - в Танзании, например» - это большая кадровая ошибка. Но он ничего не сказал, поняв по моим глазам - насколько мне стыдно за ту глупость. За моими плечами уже было два похода и стойкая уверенность, что в выборе места службы мне выпал туз, который еще всего два года назад казался шестеркой треф. Я благодарен этому высокому, седовласому и сильному моряку за кусочек подаренной судьбы. Самый главный кусочек. Очень важный. Сегодня я стараюсь разыскать и записать воспоминания о нем, рассказанные флотским людом - те маленькие и иногда смешные штрихи, ярко характеризующие личность.
Кузьмич, конечно, не Хайман Риковер, который мог сыграть учебную тревогу на подводной лодке, на которую он забрел среди ночи, если в каюте его не встречала тарелка с любимым виноградом, но и он, Хурс - тоже адмирал старой школы со своими маленькими слабостями.
Вечер на стенке после спуска флага. К воротам бригады пешком подходит Кузьмич - он не пользовался служебной «Волгой», чтобы пройти километр от Штаба КТОФ до бригады. Его не сопровождала свита адмиралов и капразов с масляными глазами. Он просто шел по набережной и дышал любимым морем, от которого был отрезан московским кабинетом. И на бригаде его появление в ночи всегда было внезапным и нештатным событием.
Пыхтя и придерживая кортики, несутся дежурные офицеры, чтобы успеть встретить Хурса:
- Товарищ вице-адмирал, старший по бригаде капитан 1 ранга П.
- Ваша должность?
- Начальник политотдела!
- А вы, товарищ капитан 3 ранга?
- Оперативный дежурный капитан 3 ранга К.
- Должность?
- Заместитель командира по разведке среднего разведывательного корабля «Сарычев», товарищ вице - адмирал.
- Занимайтесь своими делами, товарищи офицеры, - Кузьмич, явно чем-то недовольный, ступает на трап и идет в свою флагманскую каюту. Через пять минут в рубке оперативного дежурного раздается звонок комбрига:
- Серега, запомни, ты - старший по бригаде! Сейчас тебе позвонит Дед.
- А начпо тогда кто?
- Замполит в пальто! Кузьмич их на дух не переваривает. Запомни это!
Еще через минуту раздается звонок Хурса.
- Товарищ адмирал, старший по бригаде капитан 3 ранга К.!
- Добро! Зайди ко мне в каюту! - удовлетворенно басит Дед.
Войдя, Сергей застает Хурса у открытого холодильника. В нем рядком стоят бутылки водки, коньяка и виски. Кузьмич машет рукой подойти:
- Вот, сынок, посмотри - чего здесь не хватает?
Старший по бригаде пробегает по «мини-бару» глазами, сглатывает и, отчаявшись найти правильный ответ, нахально заявляет:
- Шила, товарищ адмирал!
Хурс бросает на него удовлетворенный взгляд и говорит:
- Молодец! Действуй!
Через десять минут бутылка спирта стояла на столе Начальника разведки ВМФ. А после отъезда Кузьмича в холодильнике нашли нетронутые бутылки водки, коньяка и виски.
Прошли годы; Сергей уже капитан 2 ранга и служит в Главном Штабе, изредка встречая в коридорах наглаженного, высокого старика в гражданском костюме. Его спина пряма, как грот - мачта: ни годы, ни тяжелая операция, ни унизительное положение рядового пенсионера - служащего не смогли опустить вниз плечи Кузьмича.
Однажды капитан 2 ранга К. врывается в финчасть штаба. Ему надо срочно выехать в московский аэропорт для встречи командира корабля, вернувшегося из дальнего и очень важного похода. Но на дворе 90й год, год разрухи и всеобщей апатии: служебных машин нет, денег, даже на такси - тоже. Печально повернувшись, чтобы выйти из помещения, Сергей натыкается на Хурса, все это время стоявшего у него за спиной. Извинившись, он делает шаг, но останавливается, почувствовав на рукаве руку адмирала. Кузьмич достает из кармана 100 рублей и протягивает их К.:
- Возьми, сынок, они тебе для дела нужны!
Сейчас адмирала Хурса уже нет с нами. Но Флот ждет, когда к нему вернутся такие люди, как Кузнецов, Горшков, Хурс, ... Он очень ждет и надеется.