Уважаемый КБ! Долго сомневался: нужно ли посылать этот материал. Вроде бы не совсем в формате сайта. Но интерес к некоторым моим предыдущим публикациям, касающимся авиационной составляющей жизни такр “Минск”, привёл к выводу, что кому-то будет интересным некоторый итог. Сократил, насколько смог.
Да и как-то отметить надо, что там не только “водку пьянствовали и безобразия нарушали”.
С уважением приму Ваше любое решение.

РЕКВИЕМ
311-му ОТДЕЛЬНОМУ КОРАБЕЛЬНОМУ ШТУРМОВОМУ
АВИАЦИОННОМУ ПОЛКУ.

Если бы не было “Минска“, то и не было бы 311-го отдельного корабельного штурмового авиационного полка, и - наоборот. А их бы обоих не было, если бы не построили самолёт Як-38.
Эти нехитрые и не совсем абсолютные истины снова и снова всплывают в сознании, когда видеомагнитофон воспроизводит записи разных лет, возвращая в то светлое время. “Минск“, самолёты и вертолёты, лица друзей - всё звенит, сверкает, живёт полнокровной жизнью.
А вот и другие кадры, от которых сжимается сердце и холодеет душа: “Минск“ и “Новороссийск“ в Советской Гавани, где то, что ещё не разрушено, уничтожается взрывами; а вот брошенные и уже изуродованные самолёты и авиационная техника на аэродроме Пристань.

18 августа, 1995 года.
Вот расформированный полк прощается со своим Знаменем. Десятка два-три офицеров в грустном строю. Последний командир полка проводит ритуал по всем канонам. Но явно чего-то не хватает. Не покидает чувство, что всё должно быть не совсем так.
Действительно. На последнем построении полка нет ни одного старшего начальника, никого из штаба авиации флота. Ну, хоть бы какого подполковника из отдела по борьбе с личным составом прислали! А он бы прочитал памятный адрес от Военного Совета! Никого!
А ведь Пристань и Романовка прощаются не только с этим полком. Заканчивается целая эра в истории этих авиационных гарнизонов. Ещё несколько лет назад отсюда уходили в небо самолёты трёх авиационных частей. Одна из них была раньше Гвардейским полком, и это почётное наименование полк получил за боевые действия в войне с Японией. И некому сегодня вспомнить, что из этого полка вышел Герой Советского Союза лётчик-космонавт Алексей Губарев, и ещё может быть цел тот ДОС, в котором он жил...

Вспоминается, с чего всё начиналось.

Авиационно-корабельный комплекс вынашивался в страданиях, зачастую методом проб и ошибок. А кого винить в этом? Почти всё делалось впервые, и масштабность личных свершений (выражаясь языком того времени) внутренне будет оценена значительно позже. А пока все делали своё дело, радуясь и печалясь, падая и поднимаясь.
Построить корабль и посадить на него самолёты - это очень много, но далеко не всё. Мучительная ломка стереотипов в сознании, как авиаторов, так и корабелов, продолжалась долго и не у всех завершилась с положительным результатом.
Появления лётчиков на корабле ждали с нетерпением и встретили с придыханием. Но вот, появившись, они в лётных “комбезах“ посещают салон офицеров и кают-компанию. Безобразие!!! Их, в свою очередь, раздражает восприятие полётной палубы некоторыми корабельными начальниками, как места построения личного состава - и не больше. Её занятость летательными аппаратами воспринимается, как трагедия: а где же построение по “Большому сбору“ проводить? Вспоминаются, ставшие хрестоматийными, слова старпома: “Корабль задачу К-2 отрабатывает, а я должен на их полёты отвлекаться!“
Некоторые с завистью глядят на каюты предоставленные лётчикам: “Они на корабле не постоянно, могли бы и без иллюминаторов пожить“.

Но вот мелодичный шелест винтов вертолётов и убийственный рёв взлетающих и садящихся “Яков“ становится органичным и без них на корабле становится скучновато. Авиаторы - как один! - ходят в тельняшках, и уже Командир на запрос с СКП* откликается вальяжным: “Отвечаю“, - вместо драйвового посыла: “Есть!“ На многих заведованиях появляется гордая надпись: “Обслуживает ЛА*“, - это уже что-то вроде знака качества.
Любимым видом спорта в учебно-боевой деятельности оказалось наступание на многочисленные грабли. К счастью, двое самых гигантских граблей оказались с мягкими пружинящими ручками.
Необходима была катастрофа Ивана Бескровного с падением самолёта в воду в нескольких метрах от борта, вдоль которого на баке стояло около 800 членов экипажа, чтобы прекратить строить личный состав на верхней палубе во время полётов. Лётчик предотвратил падение самолёта на толпу ценой своей жизни. Мы, стоя в строю, видели его лицо.
Аварийная посадка подполковника Милёхина со скоростью около двухсот километров в час закончилась жестоким столкновением его “ЯКа“ с ещё двумя самолётами, после чего взметнувшееся десятитиметровое пламя раз и навсегда заставило держать полётную палубу свободной на всех взлётно-посадочных площадках до окончания лётных смен. Наверное, именно в этом случае грань между понятиями “происшествие“ и “масштабная катастрофа“ была самой хрупкой в истории “Минска“. И спасибо высшим силам, а в особенности матросу, своевременно и героически погасившему пламя с помощью лафетного ствола.

Командир “Минска” Виктор Александрович Гокинаев стал появляться на ходовом в лётном комбезе, чем ввёл в абсолютное заблуждение разведку вероятного противника. Когда он на одном из учений скомандовал: “Условный пуск крылатой ракеты “Базальт“ с фактическим запуском ПД(подъёмного двигателя самолёта)“- вместо МД(маршевого двигателя крылатой ракеты) - никто уже особо не удивлялся. На авианосце чай служим! Его выражения: “Мои лётчики... Я сегодня летаю“, - не казались нескромными. Наоборот, появлялась уверенность: если создание лётно-корабельного симбиоза возглавляет сам Командир - как и положено! - значит, победа будет за нами.
Корабельный штурман Сергей Клёмин поверг в шок видавших виды летунов прогулкой на шлюпке под парусами в Кам-Рани.
- Самолёт - фигня по сравнению с парусником1 - как всегда образно резюмировал лётчик Оситнянко и здесь же изображал американского разведчика, отправляющего донесение в Центр. - Chief, задание выполнено. Через десять минут заслуженный лётчик-испытатель Герой Советского Союза Хомяков будет доставлен в назначенное место на вьетнамском берегу.
Ветер был свежим, и команда шестивесельной шлюпки составленная из одних авиаторов (я был вперёдсмотрящим) не всегда грамотно и своевременно реагировала на команды шкипера, за что поощрялась солёными словечками, не взирая на ранги. И вот уже вошедший в раж испытатель систем спасения прапорщик Турлаков на полном серьёзе вычитывает полковника Хомякова словами командира шлюпки: “Кто так шкоты тянет, солдат!“ На полном ходу под всеми парусами Сергей Клёмин филигранно выбрасывает шлюпку на песчаный берег под восторженные вопли насовсем оморяченных, пилотов, и она останавливается на прямом киле памятником морскому братству.

... Не всё было гладко, однако
Подвластны нам море и высь.
Не зря здесь и крылья, и якорь
В единой эмблеме сплелись.

Сдружили нас будни походов,
Восторг вместе прожитых дней.
И птица, что падала в воду,
И два парашюта над ней...

С приходом на Восток мы с лётчиками стали “дружить домами“. Регулярный обмен визитами в любое время суток, общение жён уже без нашего участия - всё это стало обыденным и внутренне необходимым.
Чтобы не забывали, на каком корабле служим, нам регулярно об этом напоминали. То Басов прямо над “зелёным“ домом “бочку“ сделает, то Чурилов, а вот уже и Хмарский делает такой проход над Тихасом, что все собаки три дня свои будки не покидают.
На корабле есть чудное очень часто повторяемое выражение: минуту ждать! Почему чудное? Да потому, что им можно ответить любому на любой вопрос по корабельной трансляции, и минута в этом выражении совершенно не является единицей времени. Когда лётчики стали употреблять это выражение, я понял: точка возврата в процессе нашего сближения - пройдена.
Идут плановые полёты. “Як“ заходит на “бурунную“ мишень для бомбометания.
- На “боевом“... Цель вижу..., - и пилот ожидает услышать от руководителя полётов: “Атаку разрешаю“, - чтобы немедленно выполнить задачу и вывести самолёт из пикирования.
А руководитель полётов, устав от назойливых вызовов ходовой рубки, путает микрофоны и посылает в эфир: “Минуту ждать!...“

Всё это горько именно сегодня вспоминать, когда всё так бездарно заканчивается.
Во, куда хватил! А нельзя ли взглянуть поближе, в реальную историческую эпоху?
Действительно. Можно хоть сейчас зайти в библиотечное хранилище местного Дома офицеров и разыскать там восторженные слова о полку вертикальной авиации и его людях. Не успевшие пожелтеть страницы “Красной звезды“, “Морского сборника“, “Боевой вахты“, да и центральных газет, дышат пафосом журналистских находок: “... рыцари вертикального взлёта“, “...воздушные короли моря“, “...небесные гусары над волной“.
Может быть, вспомнят сегодня какие-нибудь официальные структуры, что командиру 311-го окшап подполковнику Чурилову Юрию Ивановичу единственному в истории послевоенной морской авиации было присвоено звание Героя Советского Союза? Или что вот на днях два друга, ставшие на крыло в этом полку, лётчики-испытатели Александр Раевский и Вячеслав Петруша в тяжелейших условиях после развала Советского Союза внесли решающий вклад в завершение программы государственных испытаний палубного истребителя Су-33, и он был принят на вооружение ВМФ? Александру Раевскому присвоено звание Героя России, и его фамилия навечно войдёт в историю отечественной авиации, как первого военного лётчика, совершившего ночную посадку на палубу авианосца. Неужели всего этого мало?
(В 2004 году звание Героя России будет присвоено и лётчику-испытателю В.С.Петруше.)

А вот кадры торжественно-печального банкета, состоявшегося на следующий день. По- терявший навсегда свои блеск и величие Дом офицеров гарнизона Романовка даже своим непривычным неуютом навевает грусть. Может быть здесь лётчикам, инженерно-техническому составу, их жёнам, к которым был применён принцип “кошка бросила котят...“, скажут человеческие слова представители командования Тихоокеанского флота, авиации флота или специально приглашённые флотоводцы из эскадры и дивизии, в состав которых входили авианосные крейсеры “Минск“ и “Новороссийск“. Да нет, что вы! И их нет. Никого нет! Некогда!!!
Да и леший со всеми ими! Мы-то, есть! И наша память навсегда с нами. И нам есть о чём вспомнить при встречах по поводу или просто так. На том банкете я изрядно повеселил публику рассказом о том, что их сокращённый полк неделю назад был включён в состав участников стратегического командно-штабного учения Российской Армии “Редут-95“, и мне было приказано писать боевые распоряжения на участие полка в противодесантной обороне Южного Приморья.
Не верилось и до сих пор не верится, что таким образом можно было поступить с людьми, делавшими то, чего до них никто не делал. А ведь ещё совсем недавно ожидали принятия на вооружение нового сверхзвукового палубного истребителя Як-41. Начавшееся комплектование экипажа тихоокеанского авианосца “Варяг“ также сулило новые перспективы и надежды. Казалось, что всё только начинается...

Даже глядя со стороны и не вдаваясь в служебные, профессиональные и бытовые тонкости, нельзя не определить критерий, по которому, пусть и эмоционально, но можно попытаться ощутить те нерв и пульс, на котором жили авиаторы и их семьи, без паники и истерики в течение девятнадцати лет делавшие своё великое дело.
Вспоминаю виденные на корабле и известные по рассказам умопомрачительные аварийные посадки Милёхина, Чурилова, Оситнянко, Хавратова-Куликова, Анисимова-Хапокныша, Хмарского, Балука и других.

Перебираю в памяти фамилии катапультировавшихся лётчиков полка: Казанцев, Чурилов, Перепечко, Юров, Басов, Оситнянко, Хмарский, Анкудинов, Красовский, Десятников, Волков, Гусев, Воронюк, Колобов, Байструк, Нефёдов, Николаев, Хливненко; лётчиков-испытателей: Дексбах, Кононенко, Лавриков.

Лётчик инструкторского полка Бескровный и Заслуженный лётчик-испытатель СССР Кононенко погибли на “Минске“ на глазах у всего экипажа, а лётчик-испытатель Белоко- пытов, летавший с нашего крейсера, - в Феодосии.

Навсегда останутся в памяти имена и лица лётчиков 311 окшап Владимира Неудачина, Сергея Сиренко, Валерия Оситнянко, Николая Хапокныша, Александра Коннова, Юрия Белика, заплативших за любовь и преданность небу и морю самую высокую цену - жизнь.

И никто в эту минуту не сможет помешать нам поднять воображаемые стаканы флотского спирта:

- Вечная память ушедшим!

Добра и счастья живым!

До свидания, ПОЛК!


Величав и неистов,
Рёв турбинный умолк.
До свидания, Пристань!
До свидания, Полк!

Вроде, тихая фраза,
Но звучит, как набат:
Дата...номер приказа...
Закрывается штат...

Может кто эту тризну
И внесёт в свой актив.
Только судьбы и жизни
Не отправишь в архив.

Каждый день, что был прожит,
Не уходит в запас.
Память всё подытожит,
Ничего не предаст.

Сохранит всё, как было:
И сомненья, и риск,
И, что нас породнило,
Их величество “МИНСК”.

Я горжусь дружбой давней,
Тем, что здесь я не гость,
Что к судьбе вашей славной
Прикоснуться пришлось...

Память прошлых событий
Нас влечёт, как маяк...
Вот полёты открыты,
На посадочном - “Як”.

На посадки, я помню,
Приходил, как в патруль.
И тянулись ладони
Под безумие струй.

Если мне будет трудно,
Если вдруг не везёт,
Долго думать не буду,
А сопло - в “горизонт”!

Вместе с вами ликую,
Миг блаженства любя:
- Вижу цель! Атакую! -
И тяну на себя.

И удачи порука
(Без эмоций и слов) -
Это скорость сверхзвука
Или сорок узлов.

Не порвут перемены
Нас связавшую нить.
А что давят проблемы -
Не беда, будем жить!

Мы пройдём сквозь напасти,
Сквозь любые бои...
Я желаю вам счастья,
Дорогие мои!..

Только давит и давит
Незатянутый шов -
Возвращает нас память
К тем, кто рано ушёл.

Свято верю поэту
В жизни знавшему толк:
Нет для лётчика Леты -
Только ангельский полк!

Лишь сомкну я ресницы,
Вижу - нет, не мираж -
Их открытые лица,
Их лихой пилотаж

Всё несутся машины.
Прочь сомненья и страх!
Как живёте, Мужчины,
В параллельных мирах?

С вами в мужество вера
И судьбы апогей...
Всё нормально,
Валера.
Всё в порядке,
Сергей.

_______________________________________________________________________

* - СКП (стартовый командный пункт) - пункт управления авиацией.
* - ЛА - летательный аппарат.

За пивом.

Ходить за пивом можно по-разному.
Кто-то просто ходит. Покупает в магазине банки или бутылки, отправляется домой и там пьет. Или под березкой в парке тоже неплохо. Сидишь и всасываешь из горлышка, рядом солнце, щебечут различные голуби, вороны и прочие представители пернатой фауны.
Флора просто рядом растет. Тихонько.
Кто-то идет в кабак и там небрежно так пальцем бармену: "Мне пинту Гиннеса!
Нету? Да что ж это... Ну тогда просто кружку чего-нибудь, только похолоднее".
Кончается, впрочем, все одинаково безобразно. Опять хочется заполировать пиво водкой, приставать к дамам, отломить ручку от двери уборной. (Открывается дверь в другую сторону!... поздно.)
Кто-то работает на пивзаводе и пиво берет прямо там, вынося через проходную небрежно, да еще и с вахтером врежет по кружечке пенного.
Благодать.

Старшина первой статьи Россомахин за пивом однажды съездил.
На танке.
Дело было так.
Осень и вообще - очей очарованье. Учения "по выработке психологической
стойкости". Это когда курсантиков берут за шиворот и в шахматном порядке
раскладывают на дороге. По которой едет танк. Из соседней воинской части, у них с нами договор по истязаниям. Трых-трых траками, и сизый солярный дым сзади.
Чудовищная коробка, увешанная коробками поменьше.
Танк, кстати, лучше всего охарактеризовал Марк Бернес в фильме "Два бойца":
"Это ж такая тяжесть, что ни один грузчик не справится!". А живых курсантов под него пихают. Задача проста - быстро закатиться под днище, когда гусеница уже почти на тебя наезжает, чтобы сплющить как бог черепаху. Потом молодецки вскочить (и-ых, членом в лоб!), бодро размахнуться (чтоб вам яйца на траки намотало!) и кинуть в задницу танку деревянную болванку.
То есть, гранату, конечно.
И чувствовать себя героем боевика. Если не обоссался по ходу пьесы.

Россомахин все это время орлом восседал на броне, а инструкторы рылом
почумазее (из старшаков) напряженно крючились в позе расцветающего лотоса по краям дороги, готовые, чуть что, вытянуть за уши очумевшего салагу.
Однако же, никого не задавило.
Задавить попытались только старшину.
После того, как все молодцевато отпрыгали, меча гранаты туда и сюда,
механик-водитель решил показать мастерство и вообще - форс. Он резко крутанул танк на месте и полез вместе с этим танком на отвесный склон канавы, которая когда-то была дорогой. Потому что объезд далеко, а на обед успеть хочется, в родной юрте так не кормили никогда.
Танки грязи не боятся. Они вообще ничего не боятся. Кроме сынов диких степей, которым в руки вместо кнута дали рычаги фрикционов. Танк послушно, хотя и несколько удивленно полез вверх под углом примерно градусов в 80. Но больше всего удивился гвардии старшина первой статьи Россомахин - только что он сидел на башне и командовал, и вдруг уже летит кувырком назад, бьется чердаком об угол активной брони, роняет берет, и только врожденные рефлексы не позволяют ему раскинуть мозгами на булыжнике.
Приземлился старшина на ноги, в грязь, подхватив берет на лету. И очень
недовольный.
Орал он так, что известный анекдот "товарищ прапорщик, заглушите танк", сразу утратил актуальность.
Россомахин напоминал самца гориллы в джунглях Борнео, на территорию которого только что вступили белые вкусные туристы.
- Ыыыыххх, ссссука! Пидор брезентовый! Гнида мазутная! Пересадили убогого... с ишака на броневик! Хуй стеклянный тебе дай! Ты и его разобьешь! И яйца себе отрежешь! Вылазь! Вылазь оттуда! Я тебе соляры в жопу залью и спичку поднесу! В рот конягу натянуть! Вир-ту-оз фигурной ебли! При этом старшина еще пытался оторвать крышку смотрового люка. Механик замуровался изнутри, зачем-то заглушил дизель и признаков жизни не подавал. Зато из башни высунулся командир в чине старшего сержанта, который попытался Россомахина остановить.
Зря.
Старшина на минуту прервался и посмотрел на сержанта. Примерно так дикий
кабан-секач глядит на охотника, который только что по ошибке выстрелил ему в лоб мелкой дробью вместо пули. Потом он молча полез на танк. Что-то в этом было от неиспользованных дублей "Кинг-Конг жив".
Сержант стал серым, цвета брони и поспешил назад в башню. Но люк закрыть уже не успел, потому что стремительный как лань Россомахин по пояс засунул себя в башню, и принялся там грохотать. Картина маслом. "Сатурн с хрустом поедает своего сына". "Дубровский и Маша сношаются через дупло".
Все это время танк тихо сползал по песчаному откосу вниз, пока не ткнулся
задницей в дорогу. Старшина продолжал висеть. Сейчас он напоминал медведя,
который лезет в дупло за медом. Из дупла голосили пчелы.
- Назарбеков, сука драная, тебе кто разрешил?!!! Огребешься!! - это командир танка решил оправдаться и прищемил механика-водителя.
- Тащ сержант, дак сами быстрее же сказали... - это сам герой-калмык.
- Кто его ездить учил? Порву тракториста! На портянки!! И хуй ими обмотаю в три слоя! Апостол царя небесного! Вылазь, тушканчик дроченый! - а вот это
исполин духа Россомахин.
Убедившись, что водитель вылезет, только если вскрыть танк как консервную
банку, старшина еще немного покачал грозную боевую машину и спрыгнул.
После этого командир в знак примирения предложил Россомахину выпить пивка.
Понятное дело, тот не отказался. Только за пивком нужно было ехать в ближайший городок.
Дальше эпопея развивалась как по нотам Вагнера. Полет валькирий. Помните, это:
татата-та-там, татата-та-там! Россомахин взял с собой двоих курсантов, потому что не царское дело таскать канистры - живописно рассадил их на броне, и карета тронулась. Со скоростью 60 км/ч и выше. Калмык, замурованный в танке, этот тушканчик дроченый, очень старался искупить и загладить.
По словам курсантов, летели они так, словно ангелы божьи поддерживали танк под гусеницы.

Городок.
Окраинный рынок.
Пивной ларек. За стеклом оживленно разговаривают два чебурека, уроженцы
знойной Армении.
- Э-э, да кто тебе такое про мою сестру сказал, а?
- Э-э, да это мне Адик сказал, да!
Грохот нарастает. Перед стеклом останавливается танк.
И стоит.
Глядя дулом чуть выше ларька.
С танка мрачно скалится питекантроп-отец и двое человекообразных сыновей
поменьше. В камуфляже без знаков различия. Откидывается люк, и к этой троице добавляется вытянувшееся в щетинистый хоботок рыльце водителя неопределенных половых признаков.
Про сестру все забывают наглухо. Т-тычинкой через пестик! Какая тут сестра, ухом в корягу, когда за окном творится переворот? Чебуреки оседают и на глазах зарастают испуганной щетиной.
Двое человекообразных спрыгивают с брони и вежливо суют канистры в окошко.
- Пива нам...
- А? Шы-то? - продавец в коме и вяло шевелит крючочками конечностей. Лангуст пучеглазый. И глазками на стебельках - раз-раз! куда бы спрятаться?
- Нам пива. Сюда, - все так же вежливо. Ну курсанты же, их мордой во взвод еще не тыкали.
- А? Ы? Шы-то? А?
И тут оживает носовое украшение танка. Надгробная статуя. Старшина то есть.
- Што, што! Хули непонятного? Пива! Сюда! Бегом! Сидишь там, за стеклом... Хачатурян узловатый! Танец с саблями исполняй давай! От крана до канистры!

Пиво было налито мгновенно. Свежайшее, без отстоя пены.
Танк исполнил корявое па вальса Венского леса и заскрежетал обратно. По дороге старшина пришел в хорошее расположение и всех поил из канистры.
Даже тушканчика-калмыка.

© Copyright Шарапов Вадим Викторович

Гроза морей.

(окончание)

Итак, ура, мы вышли в море. Аплодисменты и овации стихают быстро, началась служба.
Третьи сутки без сна, адреналин кончился уже давно. Усталость со всей дури, как киянкой, лупит по башке. Флагманские коварно разделились на две смены. Днем неслаженный экипаж дрючит первая смена, ночью его же, но уже вторая. Постоянные тревоги, боевые и аварийные; всплытия-погружения, короче, на третьи сутки наш каплей (нач. РТС) начал отчетливо видеть и слышать глюки. Метрист КП 1 Р, игнорируя присутствие в КП «флажков», просто и без затей начал падать головой прямо на ИКО радара. Ухом и лбом на отметки от целей. В том числе на отметки опасных целей.
Ночь. Глубина 60 метров, корабль по сценарию учения должен придти в точку старта, отработать пуски, потом прорвать строй противолодочников и, конечно, не попасть «под выдвижными» под наших воздушных орлов на ИЛах, которые тоже вдумчиво ищут эту груду железа с безумно уставшими людьми внутри. Предполагается, что вот такая боевая «дрючьба» должна сладить экипаж. Говоря иными словами - из колхоза «40 лет без урожая» потихоньку делают подводников.
Но не может такого быть, чтобы чего то не произошло. Напряжение и ожидание этого «чего-то» висит в воздухе как та Дамоклова алебарда, норовя упасть на выю командира. Дождались, мля! Перезвон колоколов фактической аварийной тревоги, истошный вопль по «Каштану», - большое поступление воды в 8-м отсеке! Ну, вода и вода, ее вокруг лодки много, но дальше началась совершеннейшая мистика.
Здесь придется сделать небольшое отступление и объяснить, откуда все это взялось и в таком количестве.
Как выяснилось гораздо позже, незадолго до этого вопля командир турбинной группы - старый перечень в звании старшего лейтенанта Серега Кислов, философ и раздолбай (как все флотские философы, ибо одно есть следствие второго) направил молодого моряка в трюм с напутствием: Ты там это, сынок, найдешь впускной клапан 4 контура на трубе охлаждения (который путем циркуляции забортной воды охлаждает арматуру 2-го контура), так ты его открути побольше вручную. А то видишь, бля, температура в контуре высокая и не падает, сволочь, нихера. Скоро тут у нас пляж в Сахаре начнется с лампами, заместо солнца. Боец весь в молодецком энтузиазме находит этот клапан и начинает его выворачивать. Покрутил малехо, потрогал, горячая труба. Еще покрутил. Те же яйца, только в профиль. Довернул до упора, дальше не идет. Зашибись! Потрогал рукой - ой, мля, горячая! Заметим, что за те пару минут, когда он все это крутил, особого передвижения воды в несколькокилометровой трубе, естественно, не произошло. Остывать она, видимо, стала, но медленно и неубедительно с точки зрения бравого моряка. Что делает в такой ситуации инициативный матрос? Правильно - проявляет флотскую смекалку. Он вставил в вентиль «мартышку» и так аккуратненько, со всей дури наебнул по ней кувалдой. Результат сказаться не замедлил, не ожидая такого удара судьбы в лице морячка второго года службы, арматура, разобранная на комплектующие и не очень, включая все кишечки клапана, незамедлительно вылетела в отсек, а забортная водичка струей, диаметром 17 см, да под давлением в 6 «очков» уперлась неслабым фонтаном в подволок. Тяготы и лишения - налицо, но боец в ужасе не может даже подойти с пластырем к столбу воды. Вот тут и возник тот самый вопль по «Каштану».
Бондарев сообразил сразу, что началась веселуха, и первая его команда была - пустить помпу на осушение трюма! С этого момента и пошла сплошная мистика с заморочками. Помпа работает, вода не убывает. А наоборот, прибывает в трюм! Помпа работает! Старший почесал репу (каковая процедура очень помогает в думательном процессе) и велел подвсплыть на 30 метров. Попытка утопления лодки продолжается - вода прибывает, помпа молотит вовсю без каких либо внешних эффектов. Командир решил «дать воздух» в восьмой, чтобы парни смогли под противодавлением, созданным в отсеке, наконец пластырь на дыру завести. Ха! Три раза с переплясом. Дали, но не тут-то было, надулась вся корма, от пятого до десятого отсека. Шутки кончились. Вышли в море с разгерметизированными отсеками. Вот тут то все вспотели.
В такие минуты думаешь, вот, мля, Сигизмунд, ведь говорила же мама, не заплывай, сынок в море за буйки, хоть в плавках, хоть в лодке.
Уголок РТС, потея от адреналинового ужаса, молча наблюдает за деловой суетой механиков. Руководство по борьбе за живучесть на наглядных, так сказать, примерах. Вова остановившимся взором уперся в Бондарева и думал: Ну вот, командир, ты же видишь, помпа не справляется, давление не держится ни хрена, вода прибывает, почему и откуда вода пошла - непонятно. Давай уже будем всплывать, продувать среднюю группу главного балласта! Пора! Ну, обнаружат нас самолеты, проиграем Приморской флотилии надводных кораблей, получим двойку за учения. Так и только делов. А зато как жить-то хорошо! Услышал, он эти мысли или самостоятельно к такому же выводу пришел, но выждал еще для порядка минут 15, до очередного доклада-вопля из восьмого, - вода продолжает прибывать, общее поступление - 12 тонн! Оглядел орлом-командиром ЦП - а у боцмана джойстик на Шпате на всплытии стоит, пароход на ходу 8 узлов с трудом удерживается на заданных 30 метрах. Аварийное всплытие! УФ! Камень с души, вода из балластных цистерн. Сдуревшим китом лодка вылетает на поверхность, где и началось второе отделение цирка, под названием «мастера военно-морского дела. Для начала Ботя отстрелялся в Ил-38 неправильным кодом. Ил не замедлил сообщить об этом в ГШ. Там удивились, но виду не подали, а прислали нам персональное радио: «Срочно уточните и доложите ваши координаты!» Деваться некуда. Признались, что это мы тут шалим...
Со всем этим букетом фокусов и, добитой всеми этими приключениями, командой болтаемся безвольной железной колбасой в надводном положении в советских терводах. Параллельно пытаемся разобраться в этих непонятках.
Подошли противолодочники, БПК «Петропавловск», еще 3 номерных СКРа, пригласили наших флагманов на борт позавтракать и заодно план дальнейшего совместного плавания причесать. Разумеется, вежливо сочувствуя и скорбя безмерно.
Механики сделали сорванный клапан. Начали разбираться в категорическом нежелании помпы качать воду из трюма за борт. Проверили - работает. Работает, сука, а не качает. Гоняет внутри себя воздух, а воду не желает. Водобоязнь какая-то у девайса. Спустились в трюм, посмотрели в яму. Стоит вода, и помпины шланги в нее уходят. Конвульсиум механиков ни к какому положительному итогу не приводит. Но тут в дискуссию, нарушая всяческую субординацию, влез трюмный турбинист, выходец из солнечного Ашхабада, неунывающий Мансур в длинной горячей мусульманской скороговорке и русского мата, как то подозрительно часто проскальзывало знакомое слово, - «саляфановий плонкя». Серега Кислов приступил к допросу. По итогам от убиения наиболее циничным образом воина спасло наличие рядом с Серегой других офицеров. Оказалось, во время погрузки фильтров с них снимали пластиковую упаковку и не долго думая, сбрасывали в трюмы, с глаз долой. Мусора нет, чистота и выносить ничего не нужно. Мансур и командовал этим процессом. Естественно, что когда помпу пустили, на входе собралась пробка из этого самого пластикового мусора. Помпа грохочет на весь отсек, гоняет внутри себя воздух, вода в нее не поступает, зато хорошо поступает из вырванного клапана забортная вода прямо в военморовские все более перекашиваемые морды. В воде пластик, забивший всос помпы не видно и нихера непонятно героям-подводникам, не склонным к мистическим раздумьям, отчего такая невезуха.
На гребне всех этих неудач, это когда уже прошел разбор «полетов» и по радио из Москвы получил экипаж поощрения и поздравления от командования, Бондарев, глядя на молодого старпома, произнес свою историческую речь, посвященную высокому профессионализму второго экипажа К-415. Апофеозом ее была фраза: «...а начальнику отдела кадров Камчатской флотилии нужно ба-а-а-льшой (пауза) САМЫЙ бальшой орден на грудь повесить за то, что он вас всех мудаков в один прочный корпус спихал и ко мне, в Приморье отправил, млять!!!»

Как ни странно, но после этого контрольного выхода допустили таки славный экипаж к самостоятельному несению боевого патрулирования, и тут же ушли мы на 3 месяца. Но Бондарев дело на самотек не отпустил и пошел с нами старшим на борту. За эти 3 месяца тот колхоз, чуть не утопивший своими руками пароход, превратился в нормальный боевой экипаж. В торпедную атаку выходили по 2-3 раза на любую зачуханную лайбу. Разнообразные вводные, тревоги и прочие извращения буйной фантазии старшого не давали расслабиться и сильно разнообразили жизнь. В результате, когда сразу после возвращения лодку тут же отправили на торпедные стрельбы, экипаж отстрелялся на «отлично». После чего лодка встала «в линию» совершенно равноправно.

ВСТРЕЧИ С ИСПЫТАТЕЛЯМИ.

(отрывок-2, 1 - http://www.bigler.ru/showstory.php?story_id=5542)

8 сентября 1980 на тяжёлом авианосном крейсере “Минск” при выполнении
испытательного взлёта с коротким разбегом на самолёте Як-38 погиб Заслуженный лётчик-испытатель СССР Олег Григорьевич Кононенко. Шла всего третья неделя с начала боевой службы. Психологический шок от этой утраты переживал весь экипаж. Но уже через неделю с палубы стали взлетать самолёты и вертолёты. Жизнь, вернувшись в строгие рамки поставленных задач, продолжалась.
На крейсере базировался вертолёт Ка-25 с бортовым номером 64. Он принадлежал феодосийскому управления ГНИКИ ВВС, и на нём отрабатывалась программа спасения потерпевших аварии экипажей . Полёты этого вертолёта с опусканием и подъёмом на лебёдке спасателей, прыжками их в воду на скорости с высоты 10-15м с последующим подъёмом на борт вертолёта - были для нас чем-то вроде бесплатных цирковых представлений. Особо зрелищными были игры этой машины в кошки-мышки с американскими и английскими визави, регулярно посещавшими окрестности “Минска“.
Члены экипажа этого вертолёта: лётчики-испытатели Рыжков и Белокопытов ( а он летал ещё и на “Яке“), штурман Земцов, спасатели Турлаков и Назаренко - вскоре стали нашими друзьями.
Чтобы солёные брызги не оставляли белых следов, стёкла кабины вертолёта должны были промываться чистым “шилом“ из специальной системы. Сами понимаете, что до такой безнравственности опуститься летуны не могли, и запасы драгоценного продукта у наших друзей превышали любые нормы приличия.
Да нет, вы неверно подумали! Дружить мы стали не из-за этого. Мужские неформальные коллективы складываются сами по себе, и невозможно объяснить или составить точные схемы подобных процессов. К тому же, оказалось, что Коля Белокопытов служил с братом моей жены в Ахтубинске, а Женя Турлаков нашёл на моих училищных фотографиях своих феодосийских друзей. Когда я научил играть на гитаре Белокопытова, он достал - подумать только! - на корабле и подарил мне болгарскую гитару “Орфей“, которая до сих пор со мной.
Однажды я, как заяц во хмелю, не чувствуя ответственности за “базар“, изрёк что-то вроде этого: а слабо покатать друга на вашей стрекозе? Ответа с мотивированным отказом, к моему удивлению, не последовало, и мне ничего не оставалось, как в назначенное время незаметно внедриться в винтокрылую машину и покинуть крейсер.
Дерзкая самовольная отлучка на боевой службе, ещё недавно казавшаяся невозможной, стала объективной реальностью. Надели на меня поплавки, защитный шлем, включили в бортовую связь и - тут началось. Мне трудно найти слова, достоверно передающие всю гамму неизведанных и не приносящих светлой радости ощущений, когда сошедший с ума вертолёт летел одновременно вперёд, вниз и вправо. При этом поток воздуха по
диагонали между люками штурмана и грузовой кабины имел тягу аэродинамической трубы, и я под ехидные комментарии штурмана самозабвенно пытаюсь удержаться за какие-то выступы в кабине. Падение камнем вниз, мгновенный переход из глубокого левого крена в правый, свободная ручка управления во время прикуривания сигареты - всех ужасов не перечесть. Я понимал, что это весь этот экстрим - в мою честь. И лишь то, что у каждого из этих воздушных хулиганов имеется двое детей - вселяло некоторые надежды на гарантированность моей безопасности. Но все попытки успокоиться разбивались о гвоздь застрявшей в мозгу мысли: крыльев у этой штуки нету, а как оно всё без крыльев обойдётся-то?..
Слава Богу, начали взлетать самолёты, и мы полетели на обеспечение посадок.
Вертолёт выходит в район, где “Як“ включает струйное управление и переводит сопло в “Вертикаль“, пристраивается на правом траверзе, и теми же курсом и скоростью сопровождает “Як” до среза палубы. Самолёт кажется висящим в воздухе. Крейсер издали не имеет привычных гигантских очертаний, и только при приближении начинаешь ощущать его размеры. Разноцветная палуба на фоне невообразимо фиолетово-голубых моря и неба выглядит стоп-кадром диснеевского “мультика“, потому что высота скрадывает грязь и огрехи окрашенных поверхностей.
На волне полученных суперположительных эмоций предыдущие страдания показались никчемными и вскоре улеглись. Экипаж после приземления был построен у вертолёта и пилот Рыжков торжественно вручил мне шоколадку, как и полагается после успешного завершения полётного задания...

И вот ночь перед возвращением в родную базу. Накрыт прощальный стол, обмениваемся адресами, подарками, поём прощальные песни. Лётчики приносят гору шоколадок, которые собирали всю боевую службу. Они их не спрятали, не съели под одеялом, а разделили с нами, чтобы мы угостили своих детей. Отказываться было бесполезно, и вот уже у кого-то в воспалённом сознании возникает идея: а что если шоколадки вместе с письмами положить в конверты и сбросить в районе нашего дома. Маршрут перелёта вертолётов проходил рядом с нашим городком - Тихасом. Улетали они утром, а нас, как обычно, хоть бы к вечеру отпустили. Испытателям эта идея понравилась, но они не были в городе и не представляли, где находится наш “зелёный дом“. Рисуем схемы, объясняем. Конверты с записками и шоколадками укладываем в конверты с адресом: “ Зелёный дом, квартира N...“ Коля Рыжков, уходя спать, успокаивает:
- Да не волнуйтесь вы так! Не Рио-де-Жанейро всё-таки! Если не найду, то сяду и спрошу.
А потом нам рассказывали, как вначале один полковой вертолёт устроил над городом фейерверк из тепловых ловушек. А затем настал черёд испытателей, которые покружив немного в поисках, устроили фурор над двором нашего дома. Бельё полетело с верёвок, начали сбегаться испуганные женщины и дети: вертолёт явно шёл на вынужденную. В облаке поднятого винтами снега с песком все увидели высунувшегося из кабины
штурмана. Привлекая внимание, он размахивал чехлом от лётного защитного шлема, в котором были сложены наши посылки. Штурман вовсе не пытался покинуть вертолёт, как показалось многим. В итоге ценный груз сброшен, вертолёт делает прощальный круг над домом и улетает. Остаётся только представить состояние и ощущение тех, для кого это всё делалось, когда послания разнесли по адресатам.

Через два дня, преодолев массу трудностей, по пути во Владивосток я посетил на несколько часов вертолётный гарнизон Ново-Нежино, где в ожидании самолёта для отправки в Феодосию проживали испытатели. Привёз несколько бутылок армянского коньяка с автографами наших благодарных женщин. Конечно, был накрыт стол. Белокопытов корит Рыжкова: “Ну что ты, как мальчишка, так низко завис над домом?“
- Ничего подобного! Да я ниже окон двенадцатого этажа не опускался.
Учитывая, что наш дом девятиэтажный, я представил высоту, на которой зависал
вертолёт, и что при этом чувствовали жители близлежащих домов.
А затем в четыре утра человек двадцать, исполняя песни под гитару, при приличном морозе провожали меня на проходящую электричку. Проснувшись через три часа во Владивостоке, за отворотом шинели я обнаружил бутылку из-под “Шампанского“ со спиртом, которую вынужден был подарить пожилому проводнику с мятой физиономией за неимением портфеля или сумки.
Я теперь знаю, что такое счастье. Счастье - это глубокое чувство, отражённое в глазах того проводника, который всё махал и махал на прощание рукой до тех пор, пока я не скрылся в здании вокзала.

Не знал, что заехал тогда на несколько часов в Ново-Нежино, чтобы в последний раз увидеться с Колей Белокопытовым. Через полгода лётчик-испытатель первого класса Николай Павлович Белокопытов разобьётся на “ЯКе“ при заходе на посадку на аэродром Кировское. Вечная память!

98-й год. Дело происходило в Курской области. Лет 5 как уволился из рядов славных ВС, в частности, из авиации ПВО. Еще не полностью износился камуфляжный комбез (теперь только на рыбалку и охоту в нем), да и старенькую шевретку одеваю едва ли не чаще, чем обычную куртку. Среди знакомых и приятелей известен под прозвищем "Летчик. В день авиации и 23 февраля с другом-однополчанином по традиции одеваем парадную форму и отмечаем праздники как положено. Как положенно в армии и особенно в авиации. На теперяшнюю гражданскую жизнь солидно накладываются намертво въевшиеся армейские привычки и навыки. Все происходящее вокруг, прежде чем дойти до сознания, попадает на призму, именуемую "офицер-авиатор", преломлялось соответственно, и только после этого принимается решение и производятся необходимые действия. Годы идут, чем-то занимаешься, нормальная, вроде, жизнь. Только разделена теперь жирной чертой, кровоточащим еще рубцом на "ДО" увольнения и "ПОСЛЕ". На ТОГДА и ТЕПЕРЬ. На ТАМ и ЗДЕСЬ.Санитарный Ми-2, севший как-то посреди городка, вызвал восторг и боль утраты. Невозвратной утраты. Это был первый летательный аппарат, увиденный вблизи, за многие годы. Его можно было даже потрогать!
Праздники бывают не только в августе и феврале. Иногда они случаются и в будни,даже ЗДЕСЬ и ТЕПЕРЬ. И один из таких дней был разрушен, ворвавшимся СОБЫТИЕМ. В виде Палыча или "Полковника"(среди своих),отслужившего в ВДВ и безмерно уважающего авиацию. Возбужденно размахивая руками, глотая слова и носясь по моей холостяцкой квартирке, норовя превратить мой перманентный бардак в первозданный хаос, поведал, что послезавтра на бывшем ДОСААФовском аэродромчике будут производиться прыжки, и есть возможность поучаствовать в этом мероприятии. Главным сего действа его лучший кореш по службе в ВДВ, и препятствий возникнуть не должно. Такие мероприятия тогда случались не часто. Областной военкомат как-то умудрился организовать по первому прыжку для призывников в ряды ВДВ, и чудом выбил Ан-2. Вопросов нет, ударили по рукам и назавтра поехали укладывать парашюты.
Надо сказать, что в то время был по уши влюблен в очаровательную особу по имени Елена. Порознь никуда. И лишне говорить, что эта особа увязалась и на укладку. Приезжаем. Красота неописуемая. Посреди давно не кошеных трав старая бетонка, уцелевшая вышка, старый барак с классами и два полуразобранных Ан-2. Вокруг лес изумительный, вдалеке деревня, безоблачное синее небо над головой. Российское Черноземье в разгар лета! Картина, достойная кисти художника. Сторож из местных встретил как родных. Движение, народ носится, машины. Такого здесь не видели уже несколько лет. Ярко запомнились две вещи. Перед бараком играли вместе мелкая собачонка, кролик и утка. Тоже радостные, нимало не пугаясь такого скопища людей. В воздухе царила всеобщая атмосфера сверпраздника. Аэродром оживал! И хорошо ухоженная могилка на краю поля. Обычная пирамидка с красной звездой на верхушке.
Все прошло нормально, парашюты уложили, выпили слегка за предстоящие прыжки, послушали байки бывалых и укатили с Ленкой домой.
Видать, всеобщая атмосфера праздника, малая толика спиртного и байки повлияли на мою возлюбленную. Захотелось ей непременно поучаствовать и дальше. Непременно! Без купола над головой она себя уже не мыслила. Женщина она была не робкая (врач скорой помощи), на испуг её не возмешь-сама кого хочешь запугает. Был свидетелем, как эта разъяренная пигалица 50 кг весом, блондинка(90-60-90)с ангельским лицом валяла по асфальту бугая-гаишника, осмелившегося остановить скорую помощь, когда она везла тяжело больного. Кстати, успела довезти, больного спасли, а гаишника потом уволили. Настоящая руская женщина - на скаку коня остановит... Да и наследственность подходящая - отец у нее бывший военный летчик, службу закончил на первых Ту-22. По пути заехали к её родителям, где Ленка жизнерадостно рассказала, что завтра мы прыгаем с парашютом. Она была полностью уверена, что завтра прыгнет, невзирая ни на что. Я, правда, в этом сильно сомневался, особенно после того, как её отец показал мне кулак и мягко сказал: "Если она прыгнет - убью!" Кого он убьет первым, я не сомневался. Надо было срочно что-то делать. Мне предстояло уговорить её не прыгать. То, что это бесполезно, знал на 100%. Надо было брать хитростью.
Приехали домой, попытку отговорить, конечно, сделал. Настроен был решительно - уступать не собирался! Моя решительность а заодно и хитрость была устранена в течении получаса на семейном сексодроме. После этого возникла всего одна проблема - в чем она будет прыгать?
В мой профессионализм она почему-то верила (как-никак 8 прыжков за плечами), поэтому мои вредничанья стойко терпела. Цвет одежды оставил на её усмотрение, а вот фасон выбирал сам. Тут была моя победа. Было предложено много вариантов женских одеяний. Юбки, платья, сарафаны и кофточки со всякими жабо. Праздник ведь - она не может выглядеть, как попало. Полночи ушло на поиски подходящей для прыжков одежды. Был очень принципиален, перемеряли все, что у неё было. Всерьез (особенно мной) обсуждались даже элементы нижнего белья. Ну, вы меня поймете.Не каждый день любимая, умопомрачительная женщина показывает стриптиз. Настроение мое было приподнятое, мысли дурные стали посещать.Как в известном анекдоте:-" ...а может ну его на х@р эту рыбалку..."
Остановились на джинсах и футболке.Во что первоначально она и была одета. Дошла очередь и до обуви. После демонстрации всех её "шпилек" предложил ей одеть обувь без каблуков. В ее понимании "без каблуков" оказались туфельки с каблуком всего в 2 см. В итоге среди ночи съездили к знакомым за кроссовками. Кроссовки нам дали, но посмотрели как на умалишенных.
Нет, я не сдался, был уверен, что воспрепятствую этому прыжку, даже невзирая на её обаяние и свою влюбленность. Сами знаете строгость авиационных законов, но экипировал на всякий случай, по-взаправдашнему.

Утро. Аэродром. Та же красота, то же лето. Штиль. Небо еще синее и безоблачней. Но все по-другому. Народ донельзя серьезный, крайне озабоченный, носится, суетится, ни к кому не подступиться. Не до нас: Ан-2 из области опаздывает, и автобус с призывниками пропал куда-то. И бодун не слабый. Сторож не встречал. Даже зверюшки попрятались. Даже Ленка сробела.
Постепенно все наладилось. И борт и призывники прибыли, народ успел поправить здоровье, даже начальство прибыло: бывший начальник аэродрома с женой. При параде,с орденами и медалями.
Все путем, готовимся к прыжкам. В какой-то момент Ленка своим женским чутьем начинает понимать, что я, коварный, даже и не думаю подпускать её к самолету и, включив все свое обаяние, переключается на руководителя прыжков. Тот (строго проинструктированный) на все домагательства отвечает категоричным "нет".
Все бы обошлось, но медицина подвела. Не прибыла медицина. Некому допускать к прыжкам, да и как в случае чего без костоправов? Еще полчаса, и экипаж Ан-2, психанув, улетит на базу (кому охота летать по воскресеньям). Легкая паника в рядах, спортсмены ропщут, призывники, топтавшиеся до этого с кислыми рожами, заметно воспряли. Как в кино " ... шеф, усё пропало..! "Не решается старший без врача производить прыжки. Шанс свой Ленка не упустила. Милая и храбрая женщина. Доктор есть, но за услуги - маленький такой прыжок с парашютом. Выбор небольшой: либо совсем ничего, либо на одного прыгуна больше.
Втроем: я, мой приятель-десантник и его кореш-руководитель проводим инструктаж, пытаясь вбить в очаровательную женскую головку что-нибудь о запасном парашюте, клевантах и т.д и т. п. Старались как могли. Запугивали, отговаривали, советовали. Бесполезно.
Появился во всем этом и положительный момент. Новобранцы нешуточно начали рваться в бой. Вид женщины, желающей добровольно прыгнуть, сработал как красный лоскут для быка. Лучше вдребезги с нераскрывшимся куполом, чем ударить в грязь лицом! Да еще и другая миловидная особа в форме таможни все успокаивала одного из призывников, явно находившегося в полуобморочном состоянии.
Первыми прыгали спортсмены. Вторая партия - призывники. Очень колоритен был один из них - колпаков не хватило на всех, так ему повязали на голову армейскую шапку-ушанку, завязанную под подбородком. Его глаза, смотревшие в иллюминатор, напоминали глаза коровы, идущей на убой.
Ну, вот и наш черед. Снаряжаем и Ленку. Надеваем парашюты. Чуть не упала под весом рюкзака Д-5, слегка меньшего её весом. Устояла. Дальше проверка инструктором всех прибамбасов и формуляра парашюта. Подписи укладчика в книжке не оказалось. Устояла. Правда, я занервничал.
Грузимся, взлетаем. Пигалице хоть бы что. И так немаленькие, выразительные Ленкины глаза стали значительно круглее. Пока летим, вдалбливаю, как использовать запаску при отказе основного, что ноги при приземлении вместе, полусогнутые, расслабленные и если повернет спиной или боком при посадке, нужно повернуть себя в нужное направление, использую стропы.
Открыли дверь, высота 800 м, Курская область как на ладони. Ленка уверенно прыгнула (выпускающий после этого страшно её зауважал). Красиво пошла. Почти все запомнила. С запаской справилась. Ноги весь полет держала по уставу - вместе и полусогнутыми. Перед посадкой зачем-то раздвинула ноги и выпрямила. Села, естественно, боком. Но вес в 50 кг, штиль и трава по колено сделали свое дело.
Все удачно. У Ленки щенячий восторг. Потом нес две парашютные сумки с куполами и Ленку на плечах с полкилометра до барака. Ленке единственной достался значок-купол. Дома она показала его отцу, тот ругался, конечно, но как-то не всерьез, а в глазах смотрящих на дочку была любовь и гордость.
Но перед этим было обмытие прыжков на аэродроме. Обмывать остался, естественно, ограниченный круг людей. Руководитель с выпускающим, прятель-десантник, пара спортсменов, пожилая пара при параде с орденами, девушка в форме таможни с одним из призывников, и мы с Ленкой.
Значок Ленке вручила жена начальника аэродрома, женщина средних лет с медалью "За отвагу" на груди. Рядом муж её (бывший начальник этого аэродрома) с двумя орденами Красной Звезды, спокойный, немногословный мужчина. Выпили, разговорились. Оказалось, афганец, вертолетчик. Застолье шло своим чередом. Мужчины слегка разогрелись, и пошли тосты за дам, не боящихся неба. Ленка так и сияла вся, светилась от счастья, понимая, что единственной женщиной, совершившей сегодня подвиг, была только она. Отнюдь.
Орденоносец тост поддержал и представил нам свою семью. Девушка из таможни оказалась его дочерью, спортсменка-парашитистка, несколько сотен прыжков. Парень-призывник - это её жених. В семью не допускались люди, непричастные к авиации или парашютизму. Условием получения руки и сердца дочери был прыжок с парашютом. Он прыгнул.
Тост ветерана продолжался: "Хочу, мол, выпить за свою жену, её медаль "За отвагу" перевешивает мои ордена!» Смотрим на немолодую женщину и узнаем, что она мастер спорта международного класса по парашютному спорту, более 6000 прыжков. В юности, в какой-то из советских праздников, участвовала в шоу с выброской парашютистов на Красную площадь. Так вот, она умудрилась приземлиться на Мавзолей и вручить букет полевых цветов Брежневу. Разборки, конечно, были, но в итоге наградили медалью "За отвагу".

И могилка на краю поля тоже оказалась их семейной. Сын их на глазах у них разбился на спортивном "ЯКе". С той поры и ездят они на свой аэродром раз в неделю к сыну. А в такие редкие праздники, когда летают и прыгают, всегда при параде. Как иначе принимать гостей у себя дома?