ВОСТОК... ТАКОЕ ДЕЛО...

Есть люди-легенды. На любом флоте, в любой базе, на любом корабле, в любой боевой части есть люди-легенды. Это те, о которых будут вспоминать и рассказывать еще очень долго, те, с которых будут брать пример молодые матросы и те, от которых до сих пор вздрагивают во сне командир и старпом.
Если вам когда-нибудь доведется побывать на самом краю света, и судьба занесет вас во вторую бригаду, а тем более, на "Кедров", вы обязательно услышите о Быстове. Да, вам обязательно расскажут множество историй; ну, например, о том, как Быстов строил сауну, она еще потом так красиво развалилась, но было поздно, потому, что полученный отпуск Быстов уже отгулял. Или о том, как Быстов в Керчи с женщинами общался - продуктивно, надо полагать, потому как сам Быстов рассказывал... с бо-ольшой выдумкой. Еще могут рассказать о том, как нас троих вохра ловила по всему заводу, в той же Керчи. Да многое могут рассказать. О Быстове.
Говоря словами пролетарского классика: "Молодой матрос, решающий, с кого бы сделать службу свою. Скажу, не задумываясь, - делай ее со старшего матроса Быстова".
Кстати, Ряузов был очень недоволен, когда я перефразировал классика впервые. Но пусть вас это не смущает. Просто уверенный в себе Ряузов в поэзии абсолютно не разбирался. Тогда. Как сейчас, не знаю.
А началось все с того, что мечтавший о службе на Флоте Быстов попал в пограничные войска. Пришлось ему утешиться тем, что морчасти. И отправиться... в Анапу... для начала.
В Минводах предстояла пересадка. Поэтому три десятка стриженых наголо призывников расселись в зале ожидания, рассказывая друг другу анекдоты и дожевывая то, что еще оставалось. На дворе стоял октябрь, в родной Чите давным-давно выпал снег, и среди теплой кавказской осени наши, одетые в ватники и ушанки защитники Родины смотрелись несколько сюрреалистично. Так, должно быть, выглядит родной российский бомж в самой середине причесанных пляжей насквозь буржуазной Калифорнии.
Неподалеку разместились узбеки. Судя по стриженым макушкам и огромным хурджинам, счастье защищать родные рубежи выпало и им.
В таких условиях люди сходятся быстро. Уже через несколько минут завязался разговор: "А как у вас? А вы откуда? А вы куда? А мы в Читу".
- В Читу?! А мы как раз из Читы!
- Ну?
- Точно!
Если ты настоящий моряк, то желание весело обмануть ближнего у тебя в крови. И случая ты не упустишь. Быстов был настоящим моряком.
- В Читу, значит, - сказал он задумчиво. И сдвинул ушанку на затылок. - А вы знаете, какие в Чите морозы? Сейчас. Уже.
Узбеки не знали. Откуда жителю знойного юга знать, какие морозы в Чите... сейчас... уже? Поэтому они переглянулись, потом сконцентрировали взгляды на Быстове.
- Морозы? - хором переспросили узбеки.
- Еще какие морозы, - подтвердил Быстов. - Во, видали, в чем одет? - Он демонстративно запахнул ватник и опустил уши на шапке.
Узбеки задумались. Они-то были одеты в халаты и тюбетейки. У них, в Ташкенте, морозов не бывает. Кто ж знал, что в Чите уже давно снег... лежит.
Быстов картинно выждал еще несколько минут, потом предложил:
- Так что давайте одеждой меняться. А то еще позамерзаете... по дороге...
Уж очень хотелось Быстову в тюбетейке походить.
Узбеки насторожились. То, что говорил им Быстов, казалось весьма и весьма... правдоподобным. Но, с другой стороны, просто так менять халат на ватник и тюбетейку на ушанку им не хотелось.
Быстов жаброй чувствовал, как узбеки сомневаются. И то, в чем они сомневаются, уже виделось ему сдвинутым на правое ухо.
- Ну, как хотите. - Быстов отвернулся. - Не говорите потом, что холодно.
В отличие от узбеков, читинцам идея Быстова пришлась по вкусу. Всем, наверное, вспомнилось детство, сказки "Тысячи и одной ночи", а жаркое дыхание Средней Азии - минареты, виноградники, пустыни, восточные базары - хмелило, опаляло и само просилось на плечи.
- Да! - загалдели они наперебой. - Морозы! Холода! Снег! Давайте меняться.
И в подтверждение чистоты своих намерений сдергивали с плеч старенькие ватники.
Если говорит один - он наверняка врет. Но если говорят все... правда... наверное.
Вся мудрость Востока - от Насреддина и до наших дней - кричала узбекам: "Давай! Меняй! Не упускай выгоду!"
И узбеки решились. Сначала один, потом второй, потом все подряд сбрасывали халаты, сдергивали тюбетейки и меняли, меняли...
Их узкие глаза зыркали счастливо из-под надвинутых по самые брови ушанок, тонкие руки болтались в рукавах ватников, но в целом, узбеки были довольны.
Быстов затянул пояс халата, сбил, как и хотелось, тюбетейку на ухо и с размаху насадил свою старенькую ушанку на узбекскую голову.
- Читинцы, строиться! - скомандовал сопровождающий. И оглядев колонну, добавил: - Шагом марш, Аладдины.

ЧЕЛОВЕК С АККОРДЕОНОМ


Молодежь на корабле - это всегда событие. И дело не в том, что среди этих вчерашних выпускников "Анапы" может оказаться земляк. Кстати, понятие "земляк" вдали от берегов и цивилизации включает в себя именно те "две монтировки по карте", и на лопоухого первогодка, жившего на гражданке в соседнем с твоим Задрючинском Затраханске, смотришь как на родного. И тут же находятся и темы для разговора и общие знакомые. Нет, дело не в этом. Не только в этом.
Дело в том, что совмещая ненужное с бесполезным, находясь в относительно небольшом, сугубо мужском, коллективе, изо дня в день видя одни и те же лица, ты до предела пропитываешься тоской. И новое пополнение для тебя сродни глотку свежего воздуха. Как прибытие цирка-шапито в захолустный городок.
Быть может, среди молодежи окажется искуссный рассказчик или музыкант, или еще какой-нибудь веселый затейник. И внесет он что-то новое в монотонные будни, и время побежит быстрее.
Потому и выясняют дотошно: "Что умеешь?".
- Ну, - спросили у него, - и что ты умеешь?
А вокруг - кубрик - койки в три яруса и глаза - заинтересованно ожидающие. А он стоит на середине, а свет - яркий, "дневной" заливает с ног до головы, высвечивает смущение.
- Я... ничего... не умею, - выдавил он, запинаясь.
- Ну-у-у, - протянули все разочарованно. Надо же, на всю боевую часть один "молодой", и тот ничего не умеет.
- Только... разве... на аккордеоне... - закончил он, окончательно покраснев.
- Играть? - переспросили у него с надеждой.
Он промолчал, делая себе смущение.
- Ну-у-у! - протянули все. Теперь уже обрадованно. Надо же, один "молодой" на всю боевую часть и такой... такой... музыкант, в общем.
- Ну ты молодец, Каликин, - похлопали его по плечу. - Нам как раз такой и нужен. Чтоб на аккордеоне играл. Да-а, молодец.
- А наш молодой-то каков! - сказали нам соседи по отсеку. - Говорит: "Я ничего не умею, только на аккордеоне играю".
- Ну? - сказали мы, не веря.
- Точно, - сказали соседи. - Так что приходите на концерт.
На корабле, как известно, есть все. Или почти все. По крайней мере, такая нужная для охраны Государственной Границы вещь как аккордеон наличествует.
Поэтому вечером мы отправились в соседний кубрик. На концерт.
Каликина вывели на центр, на плечо ему повесили аккордеон и сказали: "Играй, Васнецов".
- Давай, Каликин, играй, - подхватили и мы. - А если, там, смущаешься, или еще чего... так не переживай, моцартов тута нет.
Каликин стоял с аккордеоном на плече и сочился потом.
- Ну так же нельзя, - сказали мы. - Он же стесняется. А ну, товарищи, поддержим маэстро! - И захлопали.
- Ну все, Каликин, - сказали ему секунд через десять. - Мы тебе уже похлопали. Так что... играй.
Пальцы Каликина скользнули по клавишам, а мы - зрители - замерли раскрытыми ртами: "Сейчас... сыграет".
И ни звука.
- Ну ты чо, Каликин?
- Да... ну... - пошел пятнами наш маэстро, - не... умею...
- Че-во?! - выкатили мы глаза. - Чего ты не умеешь?
- И... играть, - выдохнул Каликин.
- А чего ж ты говорил, что умеешь?!
А вот обманывать на Флоте не рекомендуется. Я имею в виду товарищей. Офицеров обманывать, конечно, тоже не рекомендуется, но ведь без этого не проживешь. И если изображая дурака перед командованием, ты поступаешь по- уставному, то изображая дурака перед своими, ты и поступаешь по-дурацки.
- Ты чего, Каликин, тупишь? - поинтересовались зрители. - Мы тут что, зря собрались? Раз надел аккордеон - давай играй.
Выражению лица Каликина мог бы позавидовать даже Юрий Никулин. По крайней мере, его Балбесу до Каликинского Аккордеониста было ой как далеко.
Нет, это не музыкант, - поняли мы. - Это клоун. И сегодня у нас не вечер музыки, а вечер юмора.
- Играй! - тон зрителей понемногу приближался к отметке "угрожающий". - Играй, Каликин!
Каликин растерянно огляделся. "Зрительный зал" взорвался хохотом.
- Давай, давай! - кричали ему сквозь смех.
Больше всех усердствовал Вова Станкевич.
- Ты хоть знаешь, чего мне стоило найти аккордеон?! - кричал он между приступами хохота. - Ты хоть знаешь, куда я за ним лазил?! - Вова был боцманом и, наверное, по совместительству заведовал аккордеонами. - Играй, давай! Дави клавиши!
Каликин решил последовать разумному совету старшего товарища. И принялся давить на клавиши, попутно растягивая меха. Некое подобие мелодии на несколько секунд прервало хохот.
- Ну! - крикнули зрители одобрительно. - Ведь получается! Получается же!
- Не умею я, - оборвав мелодию на полуноте, заныл Каликин.
Зрители начали валиться на палубу. Смех - громкий, непрекращающийся - перехватывал дыхание, протекал слезами и вырывался всхлипываниями.
- Ты ж только что играл! - кричал Вова Станкевич посреди громового хохота. - А ну давай, тяни меха! Или я...
И тут Вова пообещал Каликину такое... пожалуй это и медведя заставило бы играть... даже на арфе.
Аккордеон разразился чем-то тоскливо-скулящим. Это Каликин, давя клавиши сверху вниз, осторожно тянул меха.
- Во! - Вова удовлетворенно откинулся на переборку. - Ведь играет! Играет!
Зрители начали икать. Самые нестойкие судорожно дергаясь, ползли к выходу, надеясь там отдышаться.
- Я не говорил, что умею игра-ать! - Слова Каликина удивительным образом ложились на "музыку". Создавалось впечатление, что он не только играет, но и поет. - Я говорил, что видел как мужик игра-ал!
Все. До выхода не дополз никто. Весь "зрительный зал" тут же, не сходя с места, зашелся в икоте.
- У-уй-ди! К-ка-ли-ки-ннн! - простонали ему.
В общем, не пропал вечер, - решили мы отдышавшись. - Спасибо соседям.
Да всегда, пожалуйста, - ответили они. И глянув на Каликина, снова согнулись в хохоте.

Антенна для Киевского ТВ.

В самом начале 90-х годов интернациональные связи, в экипажах подводных ракетоносцев, защищающих своими стальными корпусами каждого жителя Советского Союза, независимо от их географического и финансового положения, затрещали по швам.

Кока и Толян тоже были интернационалистами. Как еще можно назвать двух мичманов с увесистыми щеками на плечах, призванных с Украины служить на Тихоокеанский флот, который они уже 10 лет и украшали своим военным присутствием?
У Коки с Толяном не было никакой национальной неприязни к России. Подводниками и служаками они были хорошими.
Все испортил украинский президент, который якобы пообещал каждому вставшему под национальные знамена неприличного размера жалование в 10 раз больше российского и ежедневный шмат сала.

Приморский край нравился им обоим. И охота и рыбалка... Жень-шень научились от чертополоха отличать, папоротник солить бочками.

- Робяты, ну куда вы собрались? Ну как Украина сама будет жить без России?
Чего вы такое несете?
- Ничего вы не понимаете! Украине-то почему плохо? Все, что выращено и с полей у нас собрано, все это от Прибалтики до Камчатки размазали. А если по-хорошему, по-хозяйски? Пусть теперь покупают!
Богатая теперь будет Украина, и пора нам до дому собираться. Приморье хорошо..., а там земли много, прокормит.
- Земли тебе в Приморье мало? Ну вот бери от этой сопки и на север километров 100! Хватит? Колышки забей, таблички напиши, чтобы не трогали...
- Кабаны дикие затопчут.
- А ты их на сало...

Разговор получался тягучий. Было ясно, что мозги у мичманов развернулись на запад, и тащит их туда неведомый доселе национальный магнит. И они понимают, что теряют сейчас твердую Приморскую землю под ногами, атомные подводные корабли, в экипажах которых они были в авторитете. Подводное братство. Что там впереди? Зеленый мундир с трезубцем на пуговицах...
Обманут...

Но в их головах уже застряла мысль о необходимости успеть на Украину раньше других, чтобы там чего-то поделить.

- А точно вам такую получку на Украине обещали? - высказывает сомнение Петрович, начальник связи соседской лодки.
- Ну точно, письмо было...
Связист передразнивает:
- Письмо было... А телевизор чо кажет?
- Какой? Центральное телевидение? Так те только брешут.
- Зачем Центральное?... Киев!
- А что, здесь берет?
На лицах мичманов - надежда на чудо, которое начальник связи сейчас им как фокусник организует. Ведь он гений связи!
- Ну, можно антенну длинноволновую забацать.
- Что, точно? А как?
- Точнее не бывает, просто надо между двумя столбами на высоте 10 метров...
- Погоди, Петрович, это нарисовать надо...
В руках у мичманов как по волшебству блокноты и карандаши.
- Ну вот... Между опорами 10 метров, только точно 10 метров. Не больше и не меньше, а то работать не будет. Далее под углом 45 градусов антенна уходит на следующую опору... Вот так... Дальше такая загогулинка 10 см под углом 90 градусов.
Мичмана старательно скрипят карандашами по блокнотам.
На следующий день на косогоре между гаражами Кока с Толяном старательно сооружают конструкцию новой телевизионной антенны, призванной утолить информационный голод украинской диаспоры.

Каждый проходящий мимо считает своим долгом помочь:
- А работать-то будет? Или вы так разминаетесь, бревна таская?
- Будет, будет... все у нас будет... У вас скоро ничего не будет...

Возле телевизора собрались все страждущие ...

Киев молчал...

Послали за Петровичем.
Прийти он сам не рискнул, правда, передал новый чертеж, который собравшиеся стали внимательно изучать на предмет точного исполнения конструкции антенны.
- Ну вот, смотри.. 10 метров и здесь 10 метров, вот загогулинка 10 см.
Переворачивают лист, читают приписку Петровича:
- Не забудьте надеть на загогулинку кусочек сала (25 грамм), целую, Петрович.

А.В.
7 марта 2006 года

Пуля.

Дело было в губе Малая Лопаткина. Наша лодка стояла в межпоходовом ремонте. Ну, а в ремонте, как известно, напряжение службы ослаблено, совсем не то, когда корабль находиться в линии.
Событие это произошло летним субботним вечером. Экипаж закончил приборку и собирался на базу, в казарму, часть народа уже поднялась наверх, на пирс, часть оставалась в лодке.
В это же время происходила смена дежурно-вахтенной службы.
По всем инструкциям офицер, сдающий дежурство, должен был передать заступающему порядок в лодке, стрелковое оружие и документацию, и все это должно происходить при отсутствии личного состава на корабле. Но сами понимаете, суббота, лето, ремонт. Иными словами, хочется все сделать побыстрее, да разбежаться.
Как говорилось, заступающий должен был принять у сдающего стрелковое оружие, и в частности, пистолеты, один из которых он должен был прицепить себе на мягкое место, дабы было видно, что он дежурный по подводной лодке.
Причем пистолет должен быть извлечен из сейфа дежурного по кораблю, проверен, заряжен и соответственно записан в журнал «Выдачи оружия».
Естественно, этого всего сделано не было. Просто старый дежурный снял с себя пистолет и передал его новому дежурному, быстренько расписался где положено и полез на верх.
Новому дежурному захотелось посмотреть, что же там у этого пистолета внутри?
И начал он его вертеть туда-сюда, что-то щелкать, на что-то нажимать.
Ну и доигрался! Грянул выстрел!
Народу в Центральном полно, вокруг всякие железки, приборы, трубы и прочий металлический хлам.
Сразу же всех выгнали наверх, пересчитали народ, все вроде целые и начали искать пулю. Мало ли в какой прибор или кабельную трассу она угодила?
Следы рикошетов нашли - весь Центральный пост облетела проклятая, а самой пули нет!
Экипаж тем временем стоит в строю на пирсе и не расходится.
Старпом, выдрав обоих дежурных и оставив на корабле обе вахты искать злополучную пулю, поднялся наверх, чтобы вести народ на базу, скомандовал было «Шагом марш!», как вдруг из офицерской шеренги, прямо носом в пирс падает молодой лейтенант - бум!
Все, кто рядом, к нему, а у него на виске дырочка, и оттуда кровь идет. А с момента выстрела прошло уже с час наверное. Ну, все! Нашлась пуля, вернее, пуля нашла жертву!
Срочно давай звонить, вызывать скорую из городка из госпиталя. Своего врача не оказалась на лодке, у соседей тоже нет. Как и положено, когда нужен врач, его и нет.
Лейтенанта посадили на что-то, полили водичкой и он пришел в себя, даже закурить попросил. Нормальный, живой лейтенант, вот только дырка в виске.
Как и положено, через час прибыл дежурный врач, поудивлялся на живучего лейтенанта, загрузил его в машину и увез в госпиталь. Мы пошли по домам.
Потом оказалось, что пуля полетав по Центральному посту, на излете попала лейтенанту в висок, но не прямо, а по касательной и зашла под кожу, да там и осталась.
Парень застеснялся сказать, что у него в башке пуля сидит, наверное, зря застеснялся, ничего тут стыдного нет, а даже наоборот. А потом на пирсе ему стало дурно, но не от потери крови, а от того, что он представил, что если бы пуля пошла не по касательной к его голове, а прямо. Тут любой вырубится! В рубашке лейтенант родился! Вот как!

Написано со слов деда. Тот, прочитав, это, сказал, что примерно так и было, ну, может, не совсем точно. Но так и было.
История эта приключилась в 1977 году. В то время, не знаю как везде, но в нашем районе, впрочем как и сейчас, вся верхушка (руководители предприятий, начальник милиции, профсоюзы, между собой дружили, вместе ездили на охоту и т.д.) В общем, деду исполнилось 50 лет, и имел он к тому времени звание капитана запаса, встретив в райкоме райвоенкома, решил его подколоть, что вот с 50-летием он его поздравил, а с уведомлением об отставке задерживается. Плохо, значит, работает дорогой товарищ. Ну, посмеялись, разошлись, дело было в сентябре. Через недельки две вызывает к себе военком деда и торжественно поздравляет с присвоением звания майора запаса и уведомляет его о том, что старшие офицеры в отставку переводятся при достижении 55-летнего возраста. Опять же посмеялись, да и повод есть обмыть. Решение принято, но тут в кабинет военкома залетает замученный старший лейтенант с бумагой в руках, а за ним степенно ковыляет дед Миша, прославленный на весь район животновод. Оказалось, что на район пришла разнарядка в честь 60-летия Великой Октябрьской социалистической революции наградить орденом соответствующим - Октябрьской Революции достойных участников Гражданской войны. А кого награждать? Перерыли все анкеты, оказалось, что дед Михайло воевал в Гражданскую. Но вот как определить, достойный он или не совсем? Или были мысли в то время к Колчаку уйти? Проблема. А наградной лист заполнять надо. И стали они деда пытать. Как, что было. Дед молчит. Какие-то общие фразы, за победу народа да за хлеб. В общем, уже не до шуток. Мой дед находит выход. Я вот вас сейчас, Михаил Андреевич, как представитель партии, прошу вспомнить какой-нибудь боевой эпизод. Дед Михайло вспоминал долго. Но вспомнил. Как-то мы со взводом по степу ехали. На хуторах белых немае. Спокойно в степу так, хорошо. Травка опять же зеленая. Хорошо. Откудова тая сотня казачья появилося, мы и не бачили. Ну, так их сотня, а нас взвод. Надежа на коня, да что скоро озеро. И, продолжал дед, мы як погналы, до камыша доскакалы, та и заховались там. И воны, те казаки, нас шукали, а озеро здоровое, ты и нэ найшлы нас в камыше. Казаки возвертались, куда ехали, а мы часа через два дальше поскакали. К концу рассказа присутствующие бились в истерике. Военком через всхлипывание решил допытать деда. А вот если бы они вас догналы, Михаил Андреевич, что делать-то? А колы б догналы, мы б им так далы, что б они и не рады былы, что догналы, оживился знатный теперь животновод.
7 ноября. В районом доме культуры состоялось награждение Михаила Андреевича орденом Октябрьской Социалистической Революции за активное участие в Гражданской войне и героизм, проявленный в борьбе с белоказачьей сотней.