Военная техника или саги об армейских авто

Сага первая

Гадая сегодня, куда у моей девятки уходит тосол, вспомнил пару случаев из жизни моего бати, связанных с армейской автотехникой. Как-то раз например лично наблюдал, как зимой при -25 солдатня весело пыталась завести ГТТ - гусеничный тяжелый тягач. Кому-то из начальства он срочно понадобился, причем кому-то, кто был не в курсе что у ГТТ еще осенью разворочен двигатель. Солдатик, что заведовал этим гусеничным гробом, совершил подвиг, за неделю приведя его в рабочее состояние. Точнее, он его собрал, остались сущие пустяки - завести эту махину. Для начала покрутили часик движок стартером, посадив все батареи что были в боксе. Не работает. Подумали. Решили подогреть движок паяльной лампой. Снизу к движку не подлезть - днище сплошное. Фигня проблема, греем из кабины. Греем. Развели вонищу и гарь, сломали паяльную лампу едва не спалив бокс. Нашли другую. Разогрели за ночь движок до кипения, покрутили еще. Не заводится. Разозлились. Пригнали "Урал" с тросом, давай дергать. Порвали трос, снеся им при этом пару елочек. Внезапно вырвавшимся на волю Уралом уронили нечаянно какую-то будку. Частично восстановили будочку. Подумали. Пригнали еще зачем-то УАЗ, привязали к Уралу. Дернули тандемом. Отломили клык бампера у Урала. Сообразили что ГТТ примерз гусеницами насмерть и дергать его глупо. Собрались его поддомкратить чтобы отодрать его от земли. Ища домкрат, нашли какую-то там форсунку что солдатик в запарке не поставил. Полчаса дикого мата, пинания ГТТ и его водилы. Затем выполз замкомполка, которому надоели вопли, грохот и рев двигателей. Вникнув в обстановку, откомандировывает взвод на починку. Два часа - все собрано, заведено и готово к употреблению.

История не ради рейтинга. Ради армии. Понравится - напишу еще. Может даже про газ-66, водовозку-шайтан-машину с ее водилой с погонялом Печаль. А то и про его предыдущий КАВЗ... Или про Вовку-Кардана...

ПТИЦА

Фамилия - Голубев. Звание - капитан-лейтенант. Имя - Витя, или Вица, это для друзей. Кличка - Птица, сообразно фамилии.
Таких, как наш Птица, больше на свете нет. Я в этом уверен на сто. Нет, теоретически-то я согласен, что каждый человек по-своему своеобразен и единственно неповторим. Но наш Птица - абсолютно своеобразный и исключительно неповторим.
- Проверить срабатывание блока автоматики! Нажать ВР-один!
- Е-есть... нажать ВР-один... - это голос Вицы.
Расчет напряженно ждет, когда загорится лампочка. Она не загорается.
- Я сказал - нажать ВР-один! Птица, мать твою за ногу, ты чем там занят?!
- Есть... щас... нажать... угу-у...
Плюнули на все, дернулись к нему, заглянули через плечо. Ну, да, Витя и в самом деле занят - не оторвать. Пинцетом зажал отчаянно сопротивляющуюся и чуть ли не вопящую от ужаса здоровую сортирную муху и острым скальпелем режет блестящее зеленое брюшко. Дело известное. Аппендицит, как он сам говорит. Тьфу, ёпрст!
Ненависть к обширному мушиному стаду сильнее всего проявлялась именно там, где мухи больше всего досаждали Вице. Как-то раз сменялся он с дежурства, сдал пистолет, передал сменщику документацию, ключи от сейфов и прочую дребедень, а потом и говорит:
- Вот тебе печать, вот тебе ключи... А главный сюрприз - в верхнем сейфе... Пока! Бывай... - напялил фуражку и был таков. Да, я забыл сказать, что дело было в августе. Ну так вот, примерно в полночь новый дежурный вспомнил вдруг про обещанный сюрприз и заинтересованно полез в верхний сейф. Открыл, значит, и тут началось!.. Многотысячный рой мух. Самых разнообразных - обычных и экзотических, больших и маленьких, блестящих, зеленых, сортирных, коричневых под цвет любимой среды обитания и Бог весть каких еще - заполонил рубку дежурного; жужжанье плотным слоем наглухо заткнуло органы слуха, и пятисотсвечевой лампочки не было видно сквозь густую тучу самых прекрасных насекомых на свете! Оказывается, Вица целые сутки во время дежурства отлавливал этих всяких разных мух, где только мог, и собирал в бутылку из-под молока; мухи сидели в ней битком в заточении до тех пор, пока Витя не засунул бутылку в злополучный верхний сейф, снял крышечку и запер сейф на ключ, не забыв опечатать...
У Вицы в голове - линия задержки. Это такая штука, которая задерживает на определенное время полезный сигнал, прежде чем начать его обработку. Вица в этом плане - впереди планеты всей.
Иду в сторону хлебного магазина. Навстречу - он. С буханкой в руках. До закрытия магазина остаются считанные минуты, а может, уже и закрыли, поэтому я спрашиваю, когда поравнялись:
- Привет, Птица! Магазин открыт еще?
Проходит мимо меня, не повернув голову. Буханку прижал к груди, смотрит в вечность. Я оторопело вылупился вслед, и когда расстояние между нами увеличилось метров до тридцати, он вдруг остановился, словно споткнувшись, еще раз глянул в вечность, пожевал губами, подумав, а потом повернулся в мою сторону, виновато улыбнулся и задумчиво проговорил, ковыряя в носу:
- Ну... что тебе сказать... вообще... по этому вопросу...
Витю представить очень нетрудно: рост значительно выше среднего(его ботинки традиционно называли ластами), столь же большая голова с этакой виноватой доброй улыбкой, огромные ласковые глаза и торчащие локаторами уши. Насчет ушей он очень сильно комплексовал, и намекнувший на их величину и другие особенности рисковал нарваться на немилость. Немилость эта выражалась во фразе "Так, Юра, я тебя предупреждаю, еще раз ты что-нибудь скажешь про мои уши, и я... я... я..." Что - "я" - никто не знал, потому что Витя был очень добрый и, кроме мух, никого в жизни никогда не обидел. В голове у него всегда играло что-нибудь из старого доброго хард-рока, изредка вылезая наружу, и те, кто знал Витю более трех лет, запросто отличали по его выражению лица "Лед Зеппелин" от "Юритмикс". Линия задержки работала постоянно, без перерывов на обед и сон, и поэтому Птица был неимоверно рассеянным. Он мог прийти на построение без галстука, мог надеть галстук и не прийти на построение, мог уйти со службы в чужой фуражке или шинели - невзирая на разницу в размерах, мог часами витать в облаках, настраиваясь на сеанс дальней космической связи с Альфой Волопаса, но при всем при этом он был истинный патриот своей Родины, и потому та смело доверяла ему ядерный курок. Преображался он только на спортплощадке - линия задержки на время игры отключалась СВЫШЕ, и мы только дивились потрясающей его подвижности и острой реакции. Волейбол, баскетбол, настольный теннис - тут с ним немногие могли потягаться. После игры линию задержки включали обратно.
- Вица! Весь проход загородил! Сказано же - не стой в узкостях! Дай пройти!
Витя (подумав буквально пару минут):
- На.
И, пожав плечами, отходит в сторону.
Прославился Витя еще на первом курсе училища, изваяв во время самоподготовки из пластилина великолепную скульптурную форму - скажем так, извечный символ плодородия - более чем в натуральную величину, заботливо и тонко исполнив все складочки, сосудики и щелочку. Вошедший начальник факультета к творчеству Родена, Микеланджело и им подобных определенно был неравнодушен, и потому шедевр тут же был изъят, а перед ужином второй факультет выстроили в традиционную "свинью", и начальник долго и возмущенно распространялся насчет высокого искусства, размахивая и потрясая зажатым в кулаке творением и называя его простым татарским словом из трех букв. Витя пожимал плечами, зная, что еще ни один гений не был оценен по достоинству при жизни, а худсовет в лице начальства влепил ему пять внеочередных нарядов на службу...
Рейсовый катер-паром назывался в честь неизвестного мне великого человека "В. Голубев", и этот факт сильно веселил не только меня.
- Вица, как отдохнул в отпуске?
- Нормально... Еду я, значит, в поезде, а тут заходят трое таких... уркаганов... и говорят: в картишки сыграем? Я сразу - ага! - фиг вам, говорю, в карты в поезде я не играю... А они - да ладно, мы и без тебя сыграем... И начали, я смотрю, они не на деньги, и вообще играть не умеют, в простого дурачка... Потом предлагают - давай по копеечке? Ты, мол, нас не бойся, мы не шулера какие-нибудь, только по копеечке, и не больше... я - нет, я только смотреть буду, они: не хочешь - не надо...
- Вица, короче!
- Короче? Ну... триста пятьдесят отстегнул...
Как уже было сказано, Витя был спортсменом, а кроссовки хорошие в те времена были жутким дефицитом. Конкретно - кроссовки "Адидас". После фирменных часов "Ориент" они были для Вити пределом мечтаний и идеей фикс. И вот Витя вернулся из очередного отпуска:
- Ну... поехал в Москве на стадион "Динамо"... жду... смотрю, выходят четверо... настоящие спортсмены - костюмы "Адидас", кроссовки тоже... пострижены так аккуратно, коротко... я им говорю: "Ребята, где можно адидасовские кроссовки купить?" Они: "Садись в машину, поедем, будут тебе кроссовки"... я сел... тачка такая фирменная, вольво... завезли куда-то... и говорят - ух ты, какие часы у тебя классные! Я говорю - "Ориент"... Они: "Снимай". Ну... что делать... снял часы, отдал... они говорят - все, вали отсюда... я говорю - а как же кроссовки? Они: "О, мы совсем забыли! У тебя же еще и бабки есть!"
Что самое интересное - кроссовки из этого отпуска он все-таки привез, и часы новые купил.
Сижу дома. Звонок. Снимаю трубку - в ней Вица.
- Юрик! Ты давай, хватай гитару и через час - на хату к Юрке Дубову! Он мне ключи оставил, будут классные тетки, так что давай... выпить ничего не бери, у меня все есть. Это будет здорово, хы-хы!
Я тогда Витю знал еще мало, а потому через час ломился по указанному адресу - звонил, стучал, звал через дверь... Мертвая тишина в ответ. Проторчал под окнами лишних полтора часа, потом озлился и пошел на квартиру к Вите. Что еще за фокусы?!
Витя тогда жил в чудильнике, и еще на подходе я понял, что он дома: музыка орала нещадно. Из-за его двери выплывали слои дыма, дрожа от обилия децибел. Ну, думаю...
Открываю дверь - ёксель-моксель, не видать ничего: дым, дым, дым. Витин голос сквозь рулады "Блэк Сэббэт":
- О! А вот и наш Юрик! - я с трудом разобрал в клубах длиннющий силуэт, семафорно размахивающий руками. - Прошу любить и жаловать! Уж с ним-то никогда не соскучишься!
Ага, думаю, значит, "тетки" все-таки есть. Тогда ладно, разборки потом, сперва - женский пол. Разогнав кое-как дым, делаю шаг внутрь помещения - ну конечно! - сидят на диване с ногами, глупо улыбаются, но только никакие не тетки, а буквально вчера прибывшие для прохождения службы молодые лейтенанты в количестве 2 (двух) тел... Пьяные, понятно - в хлам, в дуст, в дрюсюсюлю и еще неизвестно в чего.
Витя:
- Ну, что, хы-хы? Как я тебя тонко подколол? Не обиделся, нет? Юрчик...
На тебя?! Вица! Да ни Боже мой! Надо быть последней сволочью, чтобы обидеться на Вицу. Дело в том, что я знаю один его маленький секрет - он всегда жил для других немножко больше, чем для самого себя.
Где ты теперь, Витя-Вица-Птица? Где-то в Севастополе, говорят... Дорого б я дал, чтобы снова пожать твою нескладную большую и добрую руку...
Ах, да, совсем забыл! Мы же с мух начали? Так вот:
- Вица, откуда такая патологическая ненависть к мухам?
- Откуда, откуда... Вот знаешь, вот стоишь ты дежурным, с девяти до двенадцати маленько поспать можно, а они, сволочи, летают, на рожу садятся... Ну, садятся - это ладно еще, ходят по ней, по роже, хрен с ними... Но вот когда эта падла взлетает и ногами отталкивается!..

Был я на третьем, кажется, курсе… Как-то в один из майских дней подхожу к факультету и вижу стоящий рядом со входом 'беркутовский' джип 'тойота'. Тут же - толпа заочников, приехавших на сессию. Первая мысль - ЧП в стенах альма-матер. Захожу в здание (что греха таить - любопытство разбирает) и поднимаюсь на второй этаж. Нужно мне было на кафедру истории славянских народов… И прям возле двери кафедры вижу здоровенного парнягу в ОМОН-овской форме, лихо заломленном берете, запакованного в броник и берцы. Ну и увешанного, как новогодняя елка, различным необходимым в его нелегкой жизни барахлом. АКСУ на боку, ТТ-шник в кобуре, всякие там рации - наручники - баллончики - фонарик - дубинка равномерно распределяются по могучему торсу. Беркут во всей красе. А у ног лежит средних размеров сумка гражданского образца.
У меня любопытство уже зашкаливает. Плюс ко всему - ЧП, видимо, произошло на нужной мне кафедре, а значит, скорее всего, зря ехал. Там преподам сейчас явно не до меня…
Тут открывается дверь кафедры, и появляется еще один 'беркут'. Улыбается (?!!). Первый подхватывает сумку, из недр которой раздается смачно-хрустальное 'Дзинь-нь-ь', и быстрым шагом направляется по коридору в сторону следующей кафедры. За ним спешит второй, на ходу поправляя автомат, и держа в руке зачётку.
Тоже заочники…

Конь с яйцами.
В 1947 году Москва праздновала свое 800-летие, по какому поводу решено было воздвигнуть против Моссовета небезызвестное Копыто - памятник якобы основателю Москвы беспартийному князю Долгорукому Ю.В. История создания памятника и портреты его авторов на клеймах уздечки - песня особая, сейчас не об этом речь.
Открытие монумента, трибуна с почетными гостями, среди которых крупнейший тогдашний спец по древнерусской истории академик Нечкина (кто помнит - автор школьного учебника). Полотно падает, общий вздох, несколько мгновений благоговейной тишины, в которой Нечкина негромко, но отчетливо - чтобы все слышали - цедит сквозь зубы:
- Русские князья… на кобылах… не ездили!
Коня Юрию Владимировичу подогнали на следующий день, благо можно было обойтись совсем небольшим тюнингом.

О Томе и его службе в армии

Давно это было. Сам я, к сожалению, не был свидетелем этой истории, но вот слышал ее со слов непосредственного участника, сиречь главного героя. Произошел сей уникальный случай с моим двоюрным братом, по совместительству - лучшим другом, которого зовут Сергей, но в кругу наших общих знакомых он известен под псевдонимом Том, т.к. в ранней юности очень уважал группу Modern Talking и в свое время возомнил себя двойником одноименного солиста данного дуета.
Работает Том самым простым заместителем начальника отдела Вневедомственной охрану при УВД такого-то там полумилионного городка. Надо отметить, что должность эту он заслужил честно, по всем правилам карьерной лестницы принятой в МВД. Начав свою трудовую деятельность с должности беспогонного бойца ВОХРа данного отдела, охранявшим хлебозавод, с которого тырил плюшки и ватрушки и к своим 30-ти годам дослужился до такой замечательной должности, как заместитель начальника отдела по технике. Надо отметить, что это второй человек в отделе, т.е. первый после 'бога'.
Но, то, что наш герой стал на благородный путь охраны чужой собственности от преступных посягательств уголовных элементов - есть полная заслуга наше родной российской армии, которую так все хают. Дело в том, что в армию мы пошли вместе, как два законченных придурка. Сами пришли в военкомат и сказали, что мы хотим служить в армии и это все будучи студентами второго курса разных ВУЗов. В военкомате на нас посмотрели как на обдолбанных идиотов и предложили померить температуру, а потом сходить к психиатру, ибо за последние несколько лет у них таких добровольцев, мля, не наблюдалось даже в кошмарных снах. Надо отметить, что по состоянию здоровья мы годились в любой род войск, т.к. были хорошо сложены и имели за плечами 9-ти летний стаж профессиональными занятиеми плаваньем со всеми вытекающими разрядами и титулами. Военкомат не сразу разобрался, что же делать с таким подарком судьбы, который на здоровье не жалуется, не косит и с головой все (как оказалось из тестов) в полном порядке. Служить мы попали с братом в один город, в Москву. Только вот род войск у нас оказался разный. Я попал в элитное подразделение спецназа внутренних войск и через некоторое время угодил в Чечню (первая Чеченская компания), а брательничек попал в стройбат. Но Том был бы не Том, если бы там не нашел тепленькое место, а точнее он попал в комендантский взвод, охранять гарнизонную губу - сиречь, гауптвахту. И в течении всей свое службы, которая, надо отметить, была довольно монотонна, он ходил в наряд или отдыхал после наряда, как говорится, через день на ремень.
Но это все была присказка, основная часть только начинается. Сразу оговорюсь, что в сем повествовании есть несколько нецензурных выражений, ибо без них передать тот колорит крепких и душевных армейских высказываний нет возможности.
Так вот, заступил однажды зимой мой братан по охране арестованных на губе, а т.к. он уже почти отслужил положенный законом срок и готовился на заслуженный и неминуемый дембель, то и службу он нес как и положено дедушке, т.е. придти на пост и поудобнее устроившись там немного покемарить. Но т.к. это была зима, то дремать сидя на холодном бетонном полу очень неуютно, я бы сказал, мерзко и холодно. Представьте себе коридор буквой 'Г', где вдоль ножки расположены камеры, а где у буквы верхняя перекладина, там небольшой коридорчик и вход в виде металлической и страшно скрипучей калитки. А значит, услышав скрип калитки, часовой понимает, что это пришел с проверкой не кто иной, как начкар (начальник караула), часовой делает бодрое лицо и спешит к проверяющему с докладом. Том не был дураком и дремать на полу не собирался. В самом конце коридора напротив последней камеры имелась сушилка. Кто никогда не видел, что такое армейская сушилка, поясняю: это небольшая комнатка размером 2х2 метра, а над полом на высоте примерно 40 см во всю площадь сушилки одна большая батарея. На ней солдаты сушат свои постиранные вещи, а так же матрацы и подушки с одеялами. Вот Том и решил устроиться там со всем комфортом, уложил матрацы, подушки положил в изголовье, т.е. обосновал качественно свое ложе, но один нюанс, в сушилке почти не слышно скрипа калитки, а значит, можно и не услышать прихода проверяющего. Том решил разбудить арестованного бойца в камере напротив, чтобы тот стоял и 'рубил фишку', т.е. при скрипе калитке дал знать спящему 'дедушке', что 'фишка срубилась'. Но вот как это сделать так, чтобы не услышал начкар? Вот тут-то Том и придумал первое средство охранной сигнализации, а именно: к своему пальцу он привязал нитку за один конец, а другой конец просунул арестанту в окошко. При приходе проверки арестант дергает за нитку, Том просыпается и встает. Все продумано четко, не придерешься, система не должна дать сбой. Довольной своей разработкой, Том устраивается на своем ложе, а именно - встает спиной к этому самому ложу, автомат (надо отметить, что самый настоящий с боевыми патронами и пристегнутым штык ножем) висит на правом плече, прикладом вниз, соответственно стволом вверх, а на стволе красуется штык-нож. Вот в таком виде, не снимая автомата, чтобы не греметь им, он и ложится на спину и засыпает праведным дембельским сном. Что уж снилось там нашему герою, какие милые дембельскому сердцу сны будоражили его душу - мне сие не известно. Но факт налицо, с проверкой пришел прапор, начкар. 'Фишка рубица', нитка дергается, Том просыпается, встает и, как ни в чем не бывало, бодро вышагивает по коридору и идет на доклад к начкару, рассказать ему сказочку о том, что за время несения службы происшествий на охраняемом объекте не произошло (ха, если б и произошло, то спящий часовой их просто бы и не заметил). Выслушав доклад Тома прапор начинает орать на него: 'Ты ж, сука, спал'!!! В ответ слышались оправдания, что глаз не сомкнул. Возгласы типа: 'Ты молокосос кого пытаешься наебать!!!' слышались даже в казарме. И только после нескольких минут оправданий Том замечает, что на штык-ноже его автомата болтается наколотая подушка, которую он с таким усердием укладывал вместе с другими. Дали Тому пару нарядов вне очереди, на сем эта история и закончилась. И вот спустя почти 8 лет с момента нашего возвращения из армии, сидя в кабинете заместителя начальника отдела вневедомственной охраны, т.е. в кабинете Тома и вспоминая этот случай - ржем до коликов в животе.
Вот такая вот история.