Декабрь 89 года. Стольный град Витебск. Улица Буденного. За зарешеченными окнами изредка прогромыхивают полупустые трамваи. Воскресенье. Скука...

...Четверо десантников "встряли", поэтому бумажка с надписью "Увольнительная" не светит никому из них. Один читает потрепанную книжицу, один тихо тренькает на гитаре, двое задушевно беседуют о том, как "на гражданке" будут попиливать тёлок и бухать пиво, водку, ликёры, бальзам, вино, спиртное вообще...

...Близится час обеда. Одна мысль о том, что нужно выходить, строиться, маршировать 50 метров до столовой, а потом жрать там кашку-парашку приводит четверку в состояние тоскливого пиздеца.

- Эх, сейчас бы пельмешек, горряченьких, да под водочку, - потягиваясь, произносит Майкл. Он из Прибалтики, поэтому никто не верит ему, что он русский, посему и кличут "Майклом" на западный манер.

- Пельмешек? - Витёк из Москвы судорожно сглатывает, оторвавшись от книжицы. Парень он здоровый, с выступающими буграми мышц, но "шкальной", что означает, что он отдает честь даже прапорщикам-"солярикам" и до ужаса боится всех, у кого хоть на одну лычку на погонах больше чем у него.

- А вот у нас на Хорводоканале вже обед кончился, а там... - пускается было в воспоминания Сашка по кличке "Француз" из Днепропетровска...

- А почему бы и не па? Пуркуа, собственно, - раздаётся голос киевлянина Паши, самого продвинутого из всех. До армии он окончил рижскую мореходку, побывал даже в буржуйских странах, прилично знает английский...

...Остальные трое настораживаются и глядят на Пашу. Заметив, куда устремлен его взгляд, также поворачивают головы. Паша пристально смотрит на подоконник, на котором стоит тривиальнейшая трехлитровая стеклянная банка. Из нее торчит два проводка от армейского кипятильника, заботливо сооруженного из двух бритвенных лезвий "Спутник", спичек и ниток.

План действий созревает мгновенно: Витек отправляется ополаскивать банку; Француз натягивает бушлат и начинает открывать окно, которое только с виду забито толстыми деревянными плашками, а на самом деле гвозди входят в дерево подоконника едва на три-пять миллиметров; Паша и Майкл деловито роются по карманам своих "парадок", собирая взносы на общее дело...

Худющий Француз, изгибаясь как гутапперчевый, проскальзывает между окнами решетки. Оставшиеся трое глядят ему вслед, пока он не скрывается за поворотом, где, как известно, находится магазин...

...Через пятнадцать минут Француз проскальзывает обратно. В руках у него две квадратные картонные пачки с плохооттиснутой надписью: "Пельмени". В пачках находится нечто среднее между доисторической окаменелостью и алмазом, не по ценности а по степени твёрдости. Некоторое время четвёрка размышляет вслух, что, мол, неплохо бы топориком, на худой конец штык-ножом поработать, но солдатская смекалка берет верх: оба пакета кладут на разогретый котёл линотипа и через некоторое время окаменелость начинает превращаться в клейкую массу с редкими вкраплениями мяса.

А тем временем вода в трехлитровке уже готовится закипеть; кипятильник мнит себя транспортником "ИЛ-76д" и натужно ревет, заставляя банку дрожать на подоконнике.

- Воду надо посолить, - авторитетно заявляет Майкл, - а то пельмени невкусные получатся.

Остальные, терзаемые желудочными спазмами, понятливо соглашаются. Майкл всыпает в закипающую воду столовую ложку соли и резво отскакивает от банки. Кипятильник начинает реветь с удвоенной энергией, вода начинает бурлить и выбрасывать пузыри воздуха, между полюсами кипятильника происходят микровзрывы, окрашивающие наступающие ранние сумерки в мрачные багровые тона. Ни дать не взять - кабинет доктора Калигари или замок Франкентштейна в миниатюре.Витек в три гигантских прыжка оказывается рядом с рубильником и обесточивает помещение.

В наступившей тишине четверка переглядывается, но Рубикон уже перейден: Француз отряжается на дежурство у рубильника, Майкл вываливает пельмени из пачки в банку и, отойдя метра на три, командует:

- Включай!

...В банке начинается непонятное ворчание, минуты через три переходящее в зловещий гул взлетающего истребителя. В банке мечутся красные сполохи, пельмени, пена... Еще через пару минут, достигнув каскадных оргазмов в кипятке, вышеупомянутые пельмени начинают десантироваться через край банки, тяжело плюхаясь на широкий подоконник...

- Выключа-а-а-й!!! - истошный вопль в три глотки...

...Повторив цикл раз пять, четверка достает заботливо стыренные из столовой миски, сливает в подпол лишнюю воду, справедливо распределяет деликатес согласно числу участников и приступает...

- А всё же водочка не помешала бы, - минут через пять лениво напоминает Майкл. Остальные трое молча соглашаются. Глаза у всех слегка осоловелые, в воздухе еще носится чудный запах недавнего кулинарного подвига, который напоминает о далеком доме, о маме, хлопочущей вероятно в этот же момент на кухне; тут же о ее ноги трётся кошка в ожидании своей порции варёной рыбы; словно спохватившись, начинает порыкивать советский холодильник; загробные голоса в трехканальной радиоточке уступают своё место "Песням народов СССР"; в комнате батька смотрит телевизор; тут же младшая сестренка, старательно слюнявя цветной карандаш, "пишет" письмо брату в армию...

Советские времена. Спец из ЦАГИ приехал в Ле-Бурже.

Познакомился с американским коллегой, который начал спрашивать почему почти на всех советских самолётах размах центроплана не превышает определённого размера?
Приводит какие-то весовые расчёты в обоснование неэффективности такого конструктивного решения.

Выслушав его, наш отвечает, что расчёты тут ни при чём. Всё гораздо проще и прозаичнее - в статзале ЦАГИ ворота узкие, под них и делают размер центроплана.

Рок-н-ролл

(некоторые имена и обстоятельства изменены)

Вы не ходили на Усиленную Охрану Госграницы втроём? Да Вы что!! Да не может быть!! А когда по штату положено пять офицеров, плюс один штабист и пять мичманов!!! Ну это совсем нереально, давайте будем реалистами, давайте смотреть жизни в лицо и не щуриться от ветра, выдавливая из глаз слезинки, не от грусти а от раздражения слизистой. Вот Вас трое и идёт!! Трое и ни-ни, а мех? Ну хотя бы мех, ну пожалуйста, плииизз. А вот он, опытный старшина команды, целый старший мичман с допуском. Допуском к чему?!!! К двум ДГ и трём М 504 машинам и ко всем забортным отверстиям!!! Не издевайтесь, ну не надо, ну мы же вас просим...Мы стоим: один старый каплей, а другой старый старлей и молим Начштаба войти в положение, но он не входит. Он даже и не желает входить, он только что с академии, он гад, созерцатель-академик, оторвавшийся от жизни и наслаждающийся своим царским статусом—он ИО пока комбриг в госпитале.

7 Ноября и чтоб у них сволочей там на 65...ом всё попереотсохло. Мы представляем их гадов бурное торжество там на борту сейчас, их ехидные сладострастные улыбки в предвкушении праздников дома с семьями а потом док. А что, сальник среднего вала—это вам не шутка и под пайолами у них уже плещется и они уже 15 узловым под бортовыми идут домой. Мы переглядываемся с Валеркой, мы уже всё поняли, мы уже всё знаем и мы уходим в ночь, бросая жён и детей и кляня судьбу. Сдача границы на переходе и мы идём на Астару.

Каспий не зря седым зовут. Больше Балтики или Чёрного почти на треть и шторма. Под Ленкоранью 10-ти метровые волны обычное дело, когда задувает проклятый Каспийский Норд, вдувая всю удаль калмыцких степей в огромную ванну, которая седеет и наотмашь бъёт по лицу, по скулам корабля...

Мы уходим в ночь уже с вечерним трёхдневным прогнозом на руках: сегодня уже плохо, обещают до 18 метров в секунду с усилением до 25. Ну что поделаешь, Каспийская Осень а Баку в переводе с Азербайджанского—Город Ветров. Мы идём под 12 узлами, нам идти 12 часов так. Валерка заперся у себя в каюте, я согнувшись в командирском кресле на тёмном ГКП смотрю в экран Рангоута. И только ОН сидит в кают-компании и читает книгу—Киса, наш Замполит. Он пыхтит недовольно, потому что ему подселили мичмана, пускай даже старшего, в каюту и ему пришлось убирать свалку своих конспектов и отчётов с койки командира БЧ-5. Киса безобиден и наивен—он уже три года не может сдать на несение ходовой вахты, он может быть вахтенным офицером только на якоре. Нас трое? Не шутите—мы остались вдвоём и это нам считать ночные галсы на патрулировании, пытаясь днём урвать часы сна, чтобы опять ночью рухать в кресло у Рангоута. Но экипаж молодцы, как чувствуют, сосредоточены и даже радисты не трепятся в открытом по УКВ, нет обычной перебранки с береговыми постами а ШРД бы Ты в ПЗД или НХ, я только слышу деловой говор через динамик на ГКП. Остров? Да, Остров—это мы, Гараж, это берег а на экране РЛС пусто, за исключением ярких жирных точек буровых оснований и справа жирная зелёная полоса берега. Нам грустно, нам больно а Киса уже пишет план ППР на усиленную, вот же чтоб тебя....

В движении, без объявления тревоги, я принимаю Границу у 65..го и уже в ЗАСе их командир извиняющимся тоном желает удачи и хорошей погоды. Я вижу их на РЛС на 10 мильной шкале, спешаших во всю оставшуюся мошь своих машин домой. Сигнальщик заглядывает на ГКП с мостика и я слышу гул лееров, а это уже знак—задувает и задувает по серьёзному и нас уже начинает валять. Через час ещё раздувается совсем и начинается мордотык. Но есть, есть один маленький секрет у меня и этот секрет устанавливается на Прибор Торпедной Стрельбы Ленинград рядом с Рейдом—УКВ станцией. Секрет этот--маленький автомобильный Панасоник с двумя колоночками. Мы имеем право, моральное, человеческое, какое угодно—мы выброшенны в лицо стихии и это наша ночь....Та-та-та, эти три аккорда на ГКП и рулевой у Самшита начинает притопывать, качая в такт головой.

Пропади оно всё пропадом сегодня, гори оно с Пёрпловским Дымом над Водой--я был дома один день после двадцати в море и опять обратно, на сколько? Мы идём в штормовом море в три ночи под музыку Дип Пёрпл, под Лед Зеппелин и под Свитовский Into The Night. Мы идём под рок-н-ролл в таком же рокнролльном море. Валерка не спит—не может, тоже поднимается на ГКП и усевшись на меховское кресло перед Орионом, начинает качать головой в такт музыке. И на минуту, на мгновенье, тёплый и тёмный ГКП, освещаемый только зелёным экраном Рангоута и индикатором Самшита и Орионовскими лампочками, превращается в волшебное место под звуки Лестницы в Небо и нам совсем не хочется спать—мы одни в этом море темноты и звука гитары Джимми Пейджа, маленького волшебства сливающим, звук, световое мигание индикаторов и качку в одно странное, нереальное ощущение и от этого ощущения опять хочется жить. Киса как киса, неслышно, поднимается на ГКП и почуяв атмосферу, тихо присаживается на вахтенный диван и сидит закинув голову, слушая музыку....мы люди, слышите, мы человеки!!! Мы живые и под 20 метров в секунду и ревущее море, оторванные от дома мы ими остаёмся и мы идём охранять границу, идём под рок-н-ролл...

Близость. ( к людям).
Леня не любил постановлений пленумов ЦК КПСС. Не то что бы он захлебывался в восторге от решений съездов партии. Но вот постановления Пленумов ЦК не любил особенно.
Съезды КПСС на Лениной памяти случались нечасто, отчего их решения были предсказуемы и скучны. Единственное неудобство решений съездов заключалось в необходимости конспектирования и заучивании на очередные 5 лет новых заклинаний и магических слов.
Другое дело Пленумы ЦК. Их тоже приходилось конспектировать. Но они ( пленумы) случались чаще съездов и оттого их решения были неожиданнее, а последствия непредсказуемее. Какой бедой обернулся весенний ( или летний- поди сейчас упомни) пленум 1985г ? А всего-то и приняли постановление о борьбе с пьянством и алкоголизмом.
А на январском пленуме 1988г Центральный комитет решил, что надо «бороться за чистый и светлый облик партийца». А в политотделе решили, что за «чистый и светлый облик партийца» надо бороться с Леней. Два персональных дела за «недостойное коммуниста поведение в быту»- врагу не пожелаешь.
Хуже постановлений пленумов были только закрытые письма ЦК и директивы ГлавПура, эти, вообще непонятно с какого бока ударят и по какому месту. Впрочем с местом понятно, не по голове так по заднице. Но с какого бока....
НачПО закончил читать Письмо ЦК КПСС «О близости к личному составу», в котором обличались черствость командиров и жестокость дедов. Половина зала, как всегда было на читке приказов спала, половина- дремала.
Товарищи офицеры !!!!- торжественно возопил Зам НачПО, зал удивленно проснулся - принято решение, за каждым, каждым солдатом нашей части закрепить офицера-наставника. ( в части на 500 солдат приходилось 700 офицеров и прапорщиков). В Политуправлении нашу инициативу одобрили. Офицеры-наставники должны будут проникнуть в душу солдату, помочь ему в его бедах и горестях, бы солдат как можно лучше... бла-бла-бла, фа-фа-фа.
Начинааается... Щас мне кого-нить и доверят . Комод у солдата есть, замок есть, комвзвода есть, замкомроты есть,, замполит есть, ротный есть. Еще меня нянькой назначат.
Лениному попечению доверили Михаила Назаретяна. Вся боль и скорбь двух древних, гонимых народов читалась в огромных как яблоки, черных как сливы Мишиных глазах. Он был похож на Росинанта и ослика Иа сразу . Грустная улыбка не сходила с Мишиных губ, словно он все знал об этом грустном мире, похожем на грустное кино. Раньше Леня был уверен, армяне- низкорослый в массе своей народ, но видно еврейское счастье сыграло шутку. Росту Миша был не меньше двух метров. В караулы Назаретяна не ставили- шинели не было по росту. Завершала образ капелька на мясистом кончике огромного носа, которую Миша с поразительным проворством успевал втянуть, до того как она упадет.
Ну и хули мне с этим чудом делать? - думал Леня. -Да если я ему в душу проникну, я ж помру от горя и безысходности.
- Ладно, Назаретян, давай какие у тебя проблемы. В роте не донимают?
- Нет, тщ старш литнант.
Да у кого на него рука подымется, ему же поджопник отвесишь- месяц нога в гипсе будет, - подумал Леня.
- Из дома кто пишет?
- Да. Мама.
- А че тока мама?
- Папы нет, грустно вздохнул Назаретян.
Сиротка, значит...Ну и хули дальше.,- подумал Леня, озирая двухметровую костлявую орясину - О идея!!!
- Слышь, Назаретян. А ведь тебе еды не хватает.
- Хватает, тщ старш литнант.
- Ты сколько порций получаешь? Одну?
- Одну
- А должен- полторы. И масла и сахара и мяса. И будешь получать.
Назаретян уныло втянул соплю.
- А я говорю, будешь, бля!!! И сопли подбери.
Через неделю Миша Назаретян в соответствии с приказом МО Получал полуторную пайку пищевого довольствия, и Леню на читке приказов и партсобраниях служил примером, коммуниста и офицера, верно реагирующего на письмо ЦК КПСС и Директиву ГлавПура «о близости к людям» . Через месяц Миша Назаритян напился одеколону, и Леня на читке приказов и партсобраниях стал служить примером, офицера и коммуниста, наплевавшего на письмо ЦК КПСС и Директиву ГлавПура «о близости к людям», будто это Леня напоил солдата .
Потом случился новый пленум ЦК, про близость к людям забыли.
Мишу Назаретяна, решили не ставить в караул, и назначили буфетчиком. До самого дембеля Миша, решивший, что Лене было до него какое-то дело снабжал старлея то колбасой, то сыром. Хотя, если честно, Лене до Назаретяна не было никакого дела , просто он его заметил...по постановлению Пленума ЦК КПСС и директивы ГлавПура, чтобы отъебались.

Слегка о ВМФ или Знакомьтесь, артефакт: большой противолодочный корабль

БПК - это может быть и корабль. Могучий язык позволяет подразуметь под этими тремя буквами что угодно. Банно-Прачечный Комбинат, например. Но в этой истории так получилось, что это был корабль. Железный такой. Серый. Советский. Предоставляло это чудо техники сразу несколько уровней для своего восприятия, и каждый из них, уровней, был по-своему изумителен. Само собой, для человека несведущего, каковым является студент 4 курса технологического института, имевшего этого студента по полной программе на собственной военной кафедре во исполнение его, студента, нежелания занырнуть непосредственно в сапоги на отчетливые 2 (два) года, все уровни приветствия, которым наградил меня этот конкретный корабль отдавали откровениями экзистенциального толка.
- «Отмороженный»? - спросили меня на КПП - только он не БПК, а СКР. Вот, во втором бассейне стоит.
Бегущая вдоль двух бассейнов военной гавани асфальтовая дорожка была покрыта чудным ковром из опавших листьев, и я топал по ней, шух-шух-шух, и дышал морем с мазутом и утренним осенним ветром.
- Заебись, - вдруг сказали рядом, - Нет, ну просто совершенно охуели уже. Кто ты есть такой, человек военный?
Слева от меня, облаченного по случаю будущего присягания будущего офицера запаса на верность родине в обычное одеяние срочной службы, вполне по размеру, хотя и сильно б/у, стоял, профессорски разведя в стороны руки, маленький капитан первого ранга с большими глазами.
- Ты есть откуда? - говорили не только акустические, но и отраженные от капраза электромагнитные волны видимого диапазона.
- Оттуда - ткнул я пальцем в сторону КПП и почесал плечо, - студент я....
Этого оказалось достаточно, чтобы направленный и хорошо структурированный гнев военачальника рассыпался в труху спонтанного возмущения по поводу всего гражданского, неподвластного пониманию военного мозга и угнетающе безалаберного.
- Здрасьте, - излучил мегатонну сарказма капраз, - а вас там, в институтах, честь не учат отдавать?
- Ну как сказать... смотря за что: за три балла это довольно дорого, за четыре - зависит от предмета, за пять - ну, важны условия, чью именно честь и кому отдать. Но вообще-то вы лучше у девчонок наших спрашивайте, сам я могу только теоретически...
Нет, зря я это все, ей-Богу. Ничего он мне не сделал. Пока. Кто ж знал, что его кондратий обнимет. Его, заместителя начальника штаба военно-морской базы. По политической части. Вот так прямо рядом со мной возьмет и скрутит столбняк.
Постояв с минутку, я наклонился к застывшему воину. Дышит вроде... Трогать я его не стал - повернулся и пошел. На пустой дороге, прямо в центре военно-морской базы, стоял невысокго роста капитан 1 ранга и смотрел мне вслед. Я обернулся - капраз был похож на изваяние, каменного гостя, Змея, пораженного две головы которого уже полегли под дубиной Ильи Муромца...
Честно говоря, я так и не понял до сих пор, нормально ли это. А тогда у меня просто не было возможности - и вот почему.
Потому что в этот самый момент я услышал нечто среднее между ревом и визгом, топот нескольких больших ног и увидел несущийся прямо не меня табун военных людей. Впереди бежали большие глаза, как я потом узнал, командира БЧ-2 «Отмороженного», молодого майора, потом сам майор (я почти уверен, что он в процессе передвижения бегом недюжинно испражнялся прямо в модные свои штаны "дудочкой"), потом мичман, больше похожий на обкумаренного Колобка, и человек пять-шесть матросов. Я тоже остановился, а эта шобла пронеслась мимо: "Щаас е-ба-нёооот!!!!". Солнце. Воздух. Смотрим это мы с обесточенным капразом на "Отмороженный" - а над его правым шкафутом, где стоят, хищно-эротично откинув крышки, пусковые установки крылатых ракет, дым столбом - они то ли грузили ракеты, то ли регламенты делали, и чего-то коротнуло и пыхнуло. На надстройках - никого, а вахтенный у трапа забился под трап, и зырк-зырк оттуда - глаза еще больше, чем у молодого майора. И тишина. Открывается дверь гальюна под вертолеткой, оттуда выскакивает боец с ведром, прыг-скок - на пусковую: мол, пожар тушить. И тут кто-то капраз заорет сзади - метрах в 150 от пирса, а как рядом: "СТОЯААААААТЬ!!!!!!" Все и замерло, даже вороны на лету. "СТОЯАААААААТЬ!!!!!". Боец над ПУ стоит и не знает, что делать - ведро в руках в БГ N1, пусковая и ракета в ней вяло горят установленным порядком. Капразовский ступор умело распространился на всю ситуацию - лить или не лить: вот в чем вопрос. И тут этот махонький капраз, высоко вскидывая копыта, как лось, пронесся мимо - в плаще, белом кашне... грюк-грюк ботинками по сходне над скрюченным бойцом, огнетушитель хвать - и к ПУ: пшшшшшш.
- Вот дурак, - дрожащий голос КБЧ-2 тоже сзади, - Её же нельзя из ОУ-5... Щас-таки ебанет, - но уже без энтузиазма...
- А почему ее нельзя из ОУ-5? - спросил я у командира стартовой батареи неделей позже, выпивая и закусывая в его каюте моим бухлом и его тушенкой.
- Можно. И даже нужно. Просто назревала почти готовая отмазка, понимаешь? Ну, ощути: взрыв противокорабельной ракеты на БПК «Отмороженный» и взрыв противокорабельной ракеты на БПК «Отмороженный» в результате неправильных действий ЗНШ базы. Чувствуешь разницу? А командир боевой части при свидетелях за секунду до взрыва - нельзя так тушить, это ошибка. И - чист, аки голубь.
- А-а-а. Понятно.
Но между этими двумя событиями был еще выход в море. Выход в море. Море. Я жил в кормовом кубрике, я спал все время на самой верхней койке. До верхней палубы корабля - тридцать сантиметров. Я не мог предположить, что наиболее крепкий мой сон придется на момент выполнения артиллерийских стрельб. Однако так и вышло. И два ствола кормовой артустановки, с учетом угла вертикального наведения, оказались примерно в полутора метрах над моим левым ухом. Был мне сон - большой подвал, залитый водой, и я по пояс - и некто в резиновых сапогах в темном углу, злобно усмехаясь, опускает в темную воду электроды...
Бах - сказало мне пространство, больно ударив головой о подволок. Бах, бах. Бабах. И по палубе за борт проехали, звеня и переваливаясь, стрелянные гильзы.
По трапу в кубрик прогрохотали четыре ноги
- Стрельбы - это всегда хорошо, - сказали во тьме сквозь странное похрустывание, - это концентрирует офицеров всего в нескольких местах, и на корабле становится так легко столь многое спиздить...
Я чиркнул зажигалкой, и голоса затихли. С рундука у самого трапа на меня смотрели четыре глаза еще совсем юных матросов, между которыми стоял большой противень с выжарками свиного сала...
Знаете, я лично никогда больше не был на кораблях ВМФ. Я их только немножко боюсь, когда я в море занят своим делом - рыбачу помаленьку. Не так боюсь, как их боится вахтенный штурман на мосту, знающий, что они никогда не будут соблюдать положенные правила МППСС. Боюсь каким-то странным страхом тушканчика, которого однажды угораздило попасть в центр паникующего слоновьего стада. С легкой примесью гудящего звона стрелянных гильз, едущих по совершенно, однозначно, экзальтированно железной палубе, по облезшей и сбитой краске, до падения за борт, до встречи с муто-зеленой водой...