Нашел еще одну историю о "славной Украинской армии". Снято сhttp://forum.pravda.com.ua/read.php?2,417789.
Кабы чего не вышло
Оказавшись в Ираке, мы получили оружие, которым пользовалась до этого пятая бригада. Разумеется, его нужно было пристрелять. Но как это ни парадоксально, такой первоочередной важности на войне вопрос оставался без внимания, - рассказывает автор. - Шли недели, а мы продолжали ездить на выезды с не пристрелянным оружием. Целыми днями вокруг нас стрельба. Каждый день зачитывают развединформацию о нарастающей активности боевиков, о нападениях на коалиционные силы и о растущих потерях среди солдат коалиции, а командование батальона по-прежнему ведет себя так, будто мы приехали на курорт. ДАЖЕ У СНАЙПЕРОВ винтовки остались не пристрелянными. Забегая вперед, скажу, что МЫ И В БОЙ ПОШЛИ С НЕПРИСТРЕЛЯННЫМ ОРУЖИЕМ. Позже я узнал причину этого. Наш комбат не любил и боялся стрельб, поскольку не доверял солдатам. Ему так было спокойнее. Спустя почти месяц нашего пребывания Дольфу (ротному) удалось «продавить» пристрелку. Мы взяли все необходимое, начиная от чистых мишеней и кончая мушководом. Но пристрелка под руководством комбата превратилась в цирк: во-первых, он нагнал кучу народу, решив, видимо, за раз покончить с этой неприятной процедурой. Повесить чистые мишени не дал. Выдал нам по 10 патронов, отстреляли мы их в темпе вальса одной серией, после чего подошли к мишеням. Смотрю я на свою - в мишени два десятка неотмеченных дыр, какие из них мои, остается только догадываться. У остальных примерно та же картина. Какие там серии по четыре выстрела, тщательное и однообразное прицеливание и другие постулаты пристрелки, известные каждому сержанту! Какое там определение СТП!
Психанув, я пристрелял свой автомат прямо на базе, поставив у забора ящик с водой. А дежурному доложил, что стреляли местные. К подобным «фокусам» мы вынужденно прибегали неоднократно.
Зато потом в начале апреля после ставшего знаменитым в ВС Украины боя 6 числа я стал свидетелем следующей ситуации. Выходим мы из столовой после ленча, и рядом с нами оказался генерал Собора - зам комдива Центр-Юг, по какой то причине решивший поговорить с солдатами. Естественно, собралась внушительного размера толпа, среди которой было много начальства, и наш комбат тут как тут. Смотрит на всех - глазами прожигает, чтобы никто ничего лишнего не сболтнул. В ходе разговора генерал бросает фразу «Убедитесь, что оружие у каждого пристреляно». И тут же повернувшись к нашему комбату: «342-ой, у тебя пристреляно оружие?» «Так точно, товарищ генерал, конечно пристреляно». У меня аж скулы от бешенства свело. В батальоне от силы два десятка автоматов пристреляно, послал людей в бой с не пристрелянным оружием, и хоть трава не расти. Вот в этом вся наша армия!
Бегство из Аль-Хая
Утром 5 апреля 2004 года я стоял на посту на Крыше-2. Часов в семь утра из машины, крутившейся по району, мы услышали голос, усиленный громкоговорителем. Из потока непрерывной арабской речи можно было разобрать только слово «Юкраниа». Стало ясно, что речь идет о нас. Напротив нас находилось две школы - мужская и женская, и я обратил внимание, что школьники не идут в школу в обычное для этого время. Это были явные признаки надвигающейся угрозы. Спустя полчаса после появления машины напротив базы начала собираться толпа, что-то гневно выкрикивающая. В сторону базы полетели первые камни. Зазвенели разбитые стекла. Мы не стреляли. Командование запретило что-либо предпринимать. Для поддержки нашего вывода с базы Дельта прибыло подкрепление во главе с замкомбрига полковником Хмелевым и несколькими офицерами штаба бригады. Разумеется, приехал наш комбат. Но даже прибытие многочисленного подкрепления не остудило рев толпы. Каменный град нарастал. Низкий забор не мог защитить от него. Спустя несколько минут на базе не осталось ни одного целого стекла. На 129-ом БТРе камень повредил прицел пулемета. Загрузив под каменным дождем свои вещи, мы начали готовиться к выезду. В толпе были явно видны лидеры, руководящие процессом. В конце улицы появились какие-то автобусы, судя по всему, собираясь перекрыть нам путь. Вообще, этот беспредел, показывающий нашу «никчемучность», сильно бил по самолюбию. Проходя мимо группы старших офицеров 6-й бригады, я услышал как один полковник сказал: «Сюда бы взвод ОМОНА». Но он забыл добавить, что такому взводу прежде всего понадобятся офицеры, способные отдать команду «Фас!», а там бы мы и без ОМОНа разобрались. Вместо этого они попытались направить парламентера с коробкой сухпаев, чтобы задобрить толпу. Консервные банки арабы презрительно вернули нам вместе с камнями.
Дальше стало еще интересней. Желая, видимо, блеснуть перед вышестоящим начальством дисциплиной и порядком в отряде, комбат объявил построение во дворе базы всего личного состава для инструктажа перед маршем. О том, что инструктаж можно было провести внутри здания со старшими машин, они даже не додумались. Напомню, что с крыш близлежащих зданий, до которых было где 100 где 200 метров, весь двор просматривался, как на ладони. Выстроили нас прямо как на расстрел. Духи, видимо, сами не ожидали от нас такой дури, а то бы перестреляли в этом дворике весь батальон. В общем, стоят пацаны под каменным дождем, наклонив головы в касках в сторону, откуда камни летят, и лишь тихо матерятся, когда по ним попадают, и слушают, как полковник Хмелев доводит порядок построения колонны, потом частоты для переговоров, скорость и дистанцию на марше, и т.д., в общем все строго и строго по Уставу. Досталось тогда стоявшим справа, но обошлось без серьезных травм. Когда эта канитель наконец закончилась, мы разбежались по машинам.
Мы покинули город под улюлюкание арабов, без стрельбы, а духи сняли этот сюжет на видео и показали потом по «Аль-Джазире» под названием «Как украинских миротворцев выгоняют из Аль-Хая».
Главное - не стрелять
Уже на следующий день после вышеописанной истории начался знаменитый «бой 6-7 апреля» - боевики повстанцы предприняли попытку захвата Аль-Кута. В центре города разгорелась ожесточенная перестрелка. В районе мэрии под огнем оказались украинские миротворцы. Им на помощь выдвинулся взвод автора повествования...
Мы начали выдвижение двумя БТРами. И тут началось то, чего все так боялись, но что должно было неизбежно случится под командованием нашего командира «Ястреба». Он засунул всех внутрь БТРа и приказал закрыть все люки. К счастью, этот приказ никто не стал выполнять, поскольку мы знали, что сделает с нами избыточное давление кумулятивной струи в случае попадания из РПГ. Мы отъехали метров на триста от базы и уже подъезжали к въезду на первую дамбу, когда сквозь бойницу я увидел вспышки на крыше одного из зданий, во дворе которого росло большое разлапистое дерево. Несколько пуль взбили фонтаны песка у нашего БТРа, следующие звонко ударили о броню. С мешков, которыми был экранирован борт, полетела земля.
По нам ведут огонь! - крикнул я - Огневая точка - Третий дом по улице, с крыши рядом с большим деревом! Лучше бы я этого не делал, но сработал рефлекс. Огонь стрелкового оружия не мог нам повредить. Нет, чтобы увеличить скорость, БТР встал, как вкопанный на совершенно открытом месте. Дальше - хуже. Вместо того, чтобы скомандовать «Огонь!», взводный прикипев к командирскому прибору наблюдения, спросил: «Где?» Этот чертов КПН сроду никто не чистил, и он был забит иракской пылью. После боя я посмотрел: В НЕГО НИХРЕНА НЕ БЫЛО ВИДНО!!!. К тому же БТР стоял под таким углом, что прибор просто не поворачивался туда, куда нужно. Нас продолжали обстреливать. На этот раз это увидели все, кто сидел по правому борту. Теперь стреляли еще и с крыши углового здания, а также из-под стоящего бензовоза.
Когда по броне звякнуло еще несколько раз, взводный сделал то, за что потом его возненавидел весь взвод. Вместо того, чтобы принять решение самому, вопреки здравому смыслу и всем инструкциям по применению силы, согласно которым он был обязан сразу же дать команду на открытие огня, он начал вызывать оперативного дежурного по батальйону:
695...
На приеме...
695, я Ястреб, попал под обстрел, разрешите открыть огонь?
Но 695-й, видимо, или не услышал из-за галдежа в эфире, либо не захотел отвечать, здраво рассудив, что командиру на месте должно быть виднее...
695, Прием? 695, я Ястреб, прием, 695, огонь разрешаешь? - продолжал надрываться в рацию КВ. И нам: Миша (наш пулеметчик КПВТ), ты видишь? Я ни хрена не вижу!
Но мы-то видим!!! Разве этого недостаточно? Тут нас выручили американцы. Два Хаммера, стоявших правее нас, видимо, увидев, что мы попали в переплет и при этом сами ни хрена не стреляем, врезали из своих крупнокалиберных пулеметов. Возле углового дома земля взорвалась фонтанами песка. Миша, увидев куда лупят американцы, и, видимо, поняв, что если сейчас же не переломить ситуацию, это может кончиться плачевно для всех заорал: Вижу!
Только после этого Ястреб родил команду.
Мы влупили с правого борта по всем местам, откуда велся огонь. Стрелять было неудобно, мы мешали друг другу. В этот момент я поблагодарил Бога за то, что рискнул втайне от начальства пристрелять автомат. Что-то черное свалилось с крыши с того места, где я в первый раз увидел огневую точку. Кого-то, похоже, завалили. Огонь в нашу сторону на время затих.
Прямо напротив нас по подразделениям, находившимся в городе, били духовские гранатометчики. Самих стрелков не было видно, но их позиции были четко видны по поднимавшимся облакам пыли и белого дыма. Если уж взводный решил тут стоять, то следовало хотя бы съехать с дороги, пока кто-то из них не развернулся и не влупил по нам. Это позволяло прикрыться насыпью и немного уменьшить силуэт нашего БТРа. За насыпью можно было бы высадить и пехоту.
Но взводного, видимо, перемкнуло, и происходящее далее вообще не лезло ни в какие ворота. В ответ на это предложение он заявил: Нельзя, брат, мы там застрянем. (Был у нас в роте случай, когда преследуя какую-то машину, БТР слетел с дороги в сторону реки у увяз практически до половины. У взводного видимо развилась фобия на это счет). Не веря собственным ушам, я распахнул люк и уставился на землю рядом с дорогой. Обычный твердый грунт, в пыли видны следы колес БТРов и БРДМов, Более того, в ста метрах правее, спрятавшись за насыпью, стоят два американских джипа, хоть бы на сантиметр просели. Об увиденном я немедленно доложил командиру, но тот продолжал настаивать на своем. Застрянем и все!
Более того, он почему-то приказал развернуться и ехать обратно. Мы проехали метров тридцать и снова встали посреди дороги. Увидев наши непонятные маневры, духи снова открыли огонь в нашу сторону. И снова непростительно долго командир не разрешал стрелять. Наконец, сосредоточенным огнем двух КПВТ и стрелкового оружия мы снова заставили духов заткнуться. В этот момент Миша срезал огнем гранатометчика, некстати выскочившего из-за укрытия. После того, как на него начал орать весь десантный отсек, командир наконец согласился, что лучше все-таки съехать с дороги.
Немного прикрывшись насыпью, мы почувствовали себя увереннее. Среднее расстояние до ближайших домов, из которых по нам велся огонь, было метров 350-400, то есть достижимое для гранатометного огня. Тем не менее, взводный продолжал мариновать нас в машине, что снижало нашу огневую мощь, поскольку стрелять мог только борт, обращенный в данный момент к противнику. Особенно хреново было Максу с его СВД - он просто не мог развернуться внутри. К тому же мы плохо контролировали обстановку вокруг себя.
БТР второго отделения в этот момент оказался левее. Правый фланг прикрывали первый блокпост и два американских Хаммера «Дельты». У американцев было несколько стрелков, два тяжелых пулемета и снайперская пара. Этих огневых средств было более чем достаточно. Нам тут в принципе было делать уже нечего. Подавив обстрелявшие нас огневые точки, мы должны были выполнять приказ и ехать дальше, но у командира было другое мнение этот счет.
Судя по интенсивности стрельбы и радиопереговоров, бой в городе вступал в самую яростную фазу. Разрывы РПГ звучали один за другим. Духовские гранатометчики обстреливали наших, стоявших между второй и большой дамбой через Тигр. Самих стрелков не было видно, (они находились в небольшой яме) но их позиции отчетливо демаскировались облаками белого дыма и тучей пыли, поднимавшейся от выстрелов. Не видеть их мог только слепой. Они работали от углового дома, возле которого торчал заметный ориентир - три высоких пальмы, и из небольшого сада правее здания школы. Из эфира тоже постоянно слышались целеуказания в этот район. Мы предложили обстрелять их из РПГ и ГП-25, поскольку стрелковым оружием их было не достать. В этот момент взводный заорал то, от чего у меня волосы встали дыбом: Куда ты собрался стрелять? Ты в тюрьму сесть захотел?
На секунду повисла пауза. Между строк это воспринималось как «Ты хочешь, чтобы я из-за тебя в тюрьму сел?». Эти слова ясно показали, что командир до сих пор отказывался понимать очевидное - игры в «миротворчество» закончились, началась война, и действовать надлежит соответственно.
«Не спросят ли с меня потом за это?» - эта мысль читалась во всех его поступках. Стало ясно, что ни в какой город мы дальше не поедем, и ни приказ командования, ни чувство ответственности, ни даже то, что в городе вел бой его друг Дольф, не заставят нашего командира продвигаться дальше. Более того, опасаясь, как бы кто-то не услышал в эфире его позывной, он перестал выходить на связь со второй машиной, не говоря уже о связи с вышестоящим командованием. Напрасно пытался докричаться до него Сашка, командир второго отделения, стремясь получить хоть какую-то команду. Словно приклеившись к ПНу, он делал вид, что не слышит ни рации: «Ястреб», я «Ястреб-2», что мне делать?», ни наших издевок: «Какого хрена мы тут стоим?».
Что должен в первую очередь сделать командир, чтобы принять решение? Он должен оценить обстановку. Для того, чтобы ее оценить, нужно было как минимум осмотреться, а как же ее оценишь, если нет сил высунуть голову из БТРа, а изнутри ни фига не видать? Мы намекали ему, что нужно хотя бы связаться с теми, кто вел бой в городе, чтобы они хоть примерно сориентировали его, где стоят они, где противник, с какого направления ведется обстрел. И куда нам лучше подъехать, чтобы им помочь. На фоне этого бардака меня поразило, как грамотно и спокойно работал командир второго отделения.
Этот 20 летний пацан, подписавший контракт сразу со срочки, мог бы дать фору многим офицерам. По крайней мере, было видно, что башка у него варит в пять раз быстрее, и командовать он не боится. Не дождавшись вразумительных команд от взводного, он высунулся из люка, осмотрелся, нашел в ста метрах левее нас пустующий капонир, загнал туда БТР, почти до половины спрятав его за насыпью, высадил пацанов, смотрю я, как они укрылись - милое дело. Справа БТР, слева и спереди насыпь капонира, ну натуральный окоп.
От огня нашего пулемета загорелся бензовоз, припаркованный в начале улицы. В небо устремился столб черного дыма. В самом доме тоже начался пожар. Видимость сильно ухудшилась, чем не преминули воспользоваться духи. Огонь их гранатометов усилился.
В нашем БТРе назревал бунт. Макс решил вылезти наверх и, спрятавшись за открытым люком, начал вести наблюдение. Должен сказать, что нам повезло с оптикой. Помимо Макса со своей СВД и Михи с его пулеметом, было еще два бинокля - один командирский, и мой личный. Это позволяло нам существенно увеличить эффективность наблюдения за полем боя. Вскоре Макс наконец увидел свою цель и доложил об этом, но пока командир «думал», цель скрылась. Макс сделал выводы и в следующий раз сразу заорал «Огонь!!!» и начал стрелять. Пораженный им боевик упал, но по его целеуказанию открыли огонь и остальные. Добавили жару и американцы. Три крупнокалиберных пулемета и несколько автоматов, бьющие в одну точку... Короче, когда пыль осела, от боевика ничего не осталось. Но командир команды так и не дал. Лишь когда стрельба прекратилась, он спросил: Парамон, ты стрелял? Молодец.
Это был последний результат, который дал наш взвод в этом бою. В дальнейшем мы еще несколько раз открывали огонь, но в целом наши последующие действия были мало эффективны.
Лампасы, прикрытые трупом
В первые минуты апрельского боя погиб пулеметчик разведроты Руслан Андрощук. По бригаде ходили устойчивые слухи, что его смерть была вызвана тем, что командование непростительно долго тянуло с разрешением на открытие огня. Эта информация перестала быть «слухом», когда подтвердилась в официальной газете 6-бригады «Миротворец». Во избежание кривотолков цитирую дословно рассказ командира разведроты, напечатанный в газете: «Непосредственно же все началось в 11:45 с того, что из зеленого бусика, который выскочил с улицы и мгновенно повернул в противоположном от нас направлении, дали автоматную очередь. Стало понятно, что нападение заранее спланировано. Когда машина почти исчезла, слева по ее движению по нам начали бить уже конкретно. В ОТВЕТ МЫ ОТКРЫЛИ ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ ВВЕРХ. (Это важно). Однако приблизительно через полчаса по нам начал работать вражеский гранатометчик. Наблюдатель Владимир Литвинчук его засек. Вторым выстрелом попали в левый бок бронетранспортера старшего лейтенанта Павла Кашпировского, вследствие чего смертельное ранение получил пулеметчик КПВТ рядовой Руслан Андрощук. Мы получили команду стрелять на поражение и под прикрытием других машин сразу отправили в тыл поврежденный БТР...» 2 ст. «Миротворец» N7 10.04.2004.
Из этого явно следует, что несмотря на то, что все признаки угрозы были налицо, командование «ждало трупа», чтобы потом, прикрываясь им, объяснять свои действия. Мол, «нас обстреляли, убили нашего, мы вступили в бой...». Это притом, что мы имели четкую «Инструкцию по применению силы многонациональной дивизии Центр-Юг», которая давала право на мгновенное открытие огня на поражение из всех огневых средств при малейшей угрозе жизни и здоровью личного состава. Более того, пункт 3 этой инструкции гласил: Сила, включая огонь на физическое уничтожение, применяется в следующих случаях:... 3) Против лиц, которые совершают или могут совершить действия, которые могут привести к потерям среди личного состава своих военнослужащих, или военнослужащих сил коалиции...»
Этот пункт вообще сильно расширял наши полномочия, позволяя открывать огонь по любому человеку с оружием, не одетому в форму коалиционных сил или правоохранительных органов Ирака, поскольку такой человек «мог совершить действия». Следовательно, стрелять на поражение можно было сразу же после того, как «из зеленого бусика, который выскочил с улицы и мгновенно повернул в противоположном от нас направлении, дали автоматную очередь...» Но командование предпочло перестраховаться - в результате гроб, прикрытый желто-голубым украинским флагом.
Августовский позор
В 20-х числах августа подразделение 61 батальона под командованием майора Михайлюты гнало конвой из Вавилона в Аль-Кут. В составе колонны было 4 БТР-80, «чайка» и один конвоируемый грузовик. Навстречу нашей колонне шел довольно длинный польский конвой. Должен сказать, что поляки вообще гоняют колонны с довольно слабым сопровождением. Их основная боевая единица - открытый джип с четырьмя стрелками, водителем и пулеметом ПКМ на турели. Тяжелого вооружения нет. В этом районе дорога на Вавилон представляла собой извилистую трассу, вдоль которой растут довольно густые и большие по площади пальмовые рощи. В глубине этих рощ прячутся одинокие строения. Такие места в Ираке встречаются очень часто, и разумеется, используются для организации засад.
И вот хвост польского конвоя попал под раздачу по стандартной схеме. Подрыв фугаса и последующий обстрел из стрелкового и РПГ. Задняя машина приняла бой, давая возможность конвою покинуть зону обстрела. Им приходилось очень тяжело. Духи их обстреливали, находясь в глинобитном здании метрах в 200 от дороги. Наши услышали взрыв и стрельбу и встали в метрах трехста за очередным изгибом дороги. Первая машина поляков выскочила из-за поворота. Поляки, увидев наших, бросились к ним за помощью. Но майор Михайлюта вовсе не горел желанием ввязываться в бой. Он был типичным представителем поколения офицеров, воспитанных не на тактических учениях и полевых занятиях, а на евроремонтах казарм и рисовании плакатов. В Ираке он занимал одну из штабных должностей, на выезды практически не ездил, короче, необстрелянный. В Вавилон он ломанулся за дешевой техникой на рынке и тут такая ж...
Несмотря на то, что весь личный состав конвоя во главе с Уокером (командиром второго взвода, обычно командовавшим конвоем) потребовал немедленно оказать помощь союзникам, он повел себя как последний к... Для начала он в течение пяти минут пытался связаться со штабом. Видимо, рассчитывал, что штаб не даст разрешения на вмешательство. Поляки, увидев, что вяжется такая каша, а счет в бою идет на секунды, рванули на помощь к своим. Связи, как водится по закону подлости, нет. Но когда он все же дозвонился, к его большому огорчению штаб дал «добро». Тогда он сказал: «По х-й мне твое «добро». Ты там, а я здесь. И отвечать придется мне...»
Бой кончился без наших. Поляки потеряли двоих убитыми и еще двоих ранеными. Досталось местным арабам, угодившим под разрыв фугаса. Когда наши проезжали через это место, они видели, как тела убитых грузили на машины. Вдогонку нашим поляки показывали средний палец. Этим жестом в Вавилоне еще долго встречали наши конвои. Вернувшись на базу, Уокер рыдал как ребенок. А Михайлюта пытался меня строить, что я ему честь не отдаю...
Это был последний гвоздь в гроб, в котором похоронили репутацию 6 бригады в Ираке, которую одни завоевывали кровью, потом и отвагой, а другие, которых было меньшинство, безжалостно топтали, боясь рискнуть не столько жизнью, сколько звездами и карьерой. |
Массачусетский тест.
Нашему курсу «повезло». Наши пять лет прошли в череде экспериментов и всяческих изменений условий курсантской службы, жизни и быта. Объектом экспериментов были и мы самоё. Но если от третей группы быстро отстали (их пытались обучать аутогенной тренировке и они должны были спать сидя и расслабившись в полутемной аудитории, в то время когда все смотрели программу «Время», все о нем и немного о погоде, вот уроды, это ведь надо, было догадаться, курсант, особенно первого курса, спит, как только ему представится возможность, без всякой там разной херни), от первой отстали где-то года через два, да и то не ото всей группы, а от части (были определены гипномобильные курсанты, которых потом при большом секрете пытались учить летать на тренажерах в состоянии гипнотического транса), то нашей, второй группе, повезло конкретно. Четыре года, вплоть до перехода на 5-ый курс, мы писали массачусетский тест. Тест содержал в себе толи 526, толи 556 вопросов, которые повторялись неоднократно, по группам, но в разных формулировках, и на которые надо было отвечать либо «да» либо «нет». При анализе ответов строили т.н. кривую правдивости и определяли психологический портрет испытуемого. Сколько раз каждый из нас отвечал на этот тест? Думаю от полусотни до сотни раз. Мы отвечали на него утром, после отбоя, посреди ночи, вместо зарядки, перед и после кросса, после тревоги, на самоподготовке, перед уходом в увольнение и по возвращению из него, до экзамена и после, в карауле и в наряде, перед и после них, перед и после зимнего/летнего отпуска, короче говоря, во всяких ситуациях, в которых могут представить подневольного курсанта, извращенные умы членов научного коллектива испытателей-истязателей. Кстати, лет через пять после выпуска, заехав в родную систему и случайно встретив одного из этих «вчёных» я с удивлением узнал, что я оказался самым правдивым из испытуемых и что на нас была защищена одна докторская и пяток другой кандидатских диссертаций. Потом как-то мне случайно попалась интересная статейка об этом тесте. Вроде все было, что называется, и прошло. Ан нет, жизнь оказалась такой занимательной штучкой! Минуло более 15 лет, после моего крайнего ответа на этот тест. Я решил оставить МО и послужить еще Родине, но уже в другом министерстве... Всякие разные процедуры...Медкомиссия... И в том числе психотбор... И в его числе...Опросник, пять с лишним сотен вопросов, да, нет, 35 минут на все про все, строгий психолог по гражданке, лет 28-30, расхаживающий между рядами... Ба! Да это он, тот же тест, старый знакомец! Из глубин подсознания услужливо выплыл давний опыт ответов на вопросы... Повеяло чем-то родным, из юности...Я ответил на все через 10 минут, встал и отдал листы психологу. Брови у него изумленно поползли вверх... Вы уверены, что все заполнили?...А Вы знаете, сколько раз я писал этот тест?... Брови поползли еще выше... И тут, на волне внезапно нахлынувшей эйфории, вызванной воспоминаниями о юности, я решил слегка созорничать. Дело в том, что примерно за неделю до описываемых событий я видел этого психолога в этом здании, тогда не зная кто он, но лицо запомнил, как и звездочки на погонах (он был в форме). И я добавил: товарищ капитан... К взлетевшим бровям добавилась отвисшая челюсть... Прошло дней 10. И вот последний этап психотбора. Заключительная беседа с психологом. Кандидаты на место в рядах защитников Родины выходят из кабинета минут через 15-20, взъерошенными с красными или наоборот бледными лицами. Мой черед. Захожу, присаживаюсь. Напротив сидит седой подпол с грубыми, обветренными чертами лица, по типу Бельмондо+Чак Норрис. Он уточнил мои анкетные данные, при этом листая медицинское дело и буравя меня своим пронзительным взглядом, под конец хмыкнул и поставил штамп: «ГОДЕН». 3 минуты. Вот так!
|
