Дежурка

Театр, как известно, начинается с вешалки, а отделение или управление милиции с дежурной части. Дежурка - это сердце, уши и глаза «конторы». Место, где накапливается, варится и переваривается любая информация, начиная с сообщений о преступлениях и заканчивая последними сплетнями из жизни сотрудников отдела.
Дежурка никогда не спит, лишь иногда дремлет или аккуратно пьянствует. Все тяготы круглосуточной службы лежат на плечах самого главного кадра по этому офису - старшего оперативного дежурного. Именно он принимает сообщения о преступлениях, руководит нарядами патрульно-постовой службы, направляет на места происшествий следственно-оперативные группы, документально оформляет доставленных хулиганов, пьяниц и других нарушителей общественного порядка, и кроме всего этого, общается с пришедшими жаловаться или плакаться гражданами. Короче, работа не приведи Господи. Врагу, то есть прокурору, не пожелаешь.
Но несмотря на объем выполняемых обязанностей, все эти ребята - неунывающие и всегда веселые хлопцы. Чаще всего старшими оперативными дежурными становятся после пятнадцати-двадцати лет «топтания» земли опера или участковые инспекторы, что, соответственно, говорит об их профессиональном подходе к рассмотрению любых вопросов. Устали мужики от романтики, замучились носиться с «пушкой» за недоносками и бандитами. До пенсии год или полтора. Где их лучше пересидеть? Правильно, в дежурке. Место теплое, не пыльное. А к постоянным вливаниям от начальства они относятся философски и скептически: за годы службы в органах анусы от регулярных насилий окаменели, а серое вещество, т.е. мозг, рев руководителей воспринимает как посторонний шум, сравнимый с шипением рации.
Ну так вот. Был у нас в бытность моей службы опером один оперативный дежурный Вова Шарупо. Милейший человек. Интеллигентный, с чувством юмора украинец с внешностью цыгана. Была у него мечта: уйти на заслуженный отдых и эмигрировать на постоянное местожительство на историческую родину в теплый Крым (Севастополь), где тетушка завещала ему небольшой домик на берегу Черного моря. И планировал он там заняться туриндустрией, включающей в себя сдачу койко-мест туристам и частный извоз этих же путешественников по территории спорной русско-украинско-татарской земли. Идея была настолько навязчивой, что ни одна пьянка, в которой Володя принимал участие, не проходила без обсуждения будущего финансового дохода русско-украинского представителя «Империи Хилтон». Уже после шестого стакана Володя устраивал тендер на лучшее название его будущего отеля. Мать честная! Что мы только не придумывали на пьяную голову. Но надо отдать должное Володе, все предлагавшиеся ему бренды гостиниц им тщательно записывались в специально заведенную тетрадь и затем обсуждались на семейном совете. Смешно? Возможно, но человек жил этим и считал дни до пенсии. Но при этом никогда не забывал о службе и долге.
И вот в одно из таких дежурств, выпавшее на какой-то праздничный день, вечером вся оперативная группа в полном составе, включая пса по кличке Арзо, сидела в подсобном помещении дежурки, немного выпивала и в очередной раз слушала речь Володи по благоустройству его будущей прибрежной резиденции. Прервал сие великолепие помощник дежурного старлей Пашнин:
- Товарищ майор! Заявитель пришел.
Володя, не торопясь, закончил речь, закинул в рот подушечку «Дирола» и вышел в дежурку. Мне как оперу стало интересно, и я вышел следом за ним.
По ту сторону стекла, отделявшего нас от посетителей, стояла бабушка божий одуванчик, этакий ангелочек лет семидесяти пяти с глазами анаконды. Я прикинул: или на соседей пришла жаловаться или на ЖЭК. Ошибся.
- Здравствуйте, гражданочка! Что случилось у вас? - вежливо и очаровательно улыбаясь, поинтересовался у старухи Володя.
- Меня только что в магазине «Три поросенка» продавщица колбасного отдела обматюкала, - прохрипела пенсионерка. - Меня, ветерана труда...
- Нехорошо, очень нехорошо. А за что? - перебил жалобщицу Володя.
Бабуля, поставив на приступок хозяйственную сумку, извлекла из нее треть батона варенной колбасы и просунула в окошко дежурки.
- Вот видите, чем травят народ эти торгаши, - с видом Колумба, открывшего Америку, сообщила старуха.
- Колбаса как колбаса, - спокойно констатировал Володя, - Кажется, «Докторская», но я могу ошибаться.
- Это не «Докторская», а отрава. Пришла домой, отрезала кусочек и дала своему Мишеньке, а он даже не притронулся к ней. Мало того, его даже, маленького, стошнило.
- Мишенька - это внук? - спросил Володя, принюхиваясь к мясному изделию.
- Мишенька - это мой котик и у него больная печень. Я пришла в магазин вернуть эту гадость, а меня матом погнали.
- Да, непорядок - протянул Шарупо. - И что вы хотите?
- Как что? - чуть не проглотив вставную челюсть, возмутилась бабка, - я требую возмещения ущерба и возбуждения дела против этих врагов народа.
Володя посмотрел на часы, взял трубку телефона и сымитировал набор цифр номера.
- Алло, магазин «Три поросенка»? Немедленно соедините меня с колбасным отделом, это вас из милиции беспокоят!!! - взревел на всю дежурку Володя, что я даже от неожиданности икнул. - Вы что же, суки, делаете!!! Вы что же это честных пенсионеров обманываете, подонки!!! Соскучились по 37-му, Сталина забыли, твари продажные!!! Я научу вас уважать Родину и стариков, которые за вас кровь проливали!!! Сейчас я прибуду к вам с ротой ОМОНа и разнесу ваш гребанный шалман к е#еней матери!!! Буржуи недобитые!!!
Когда Вова положил трубку на рычаги, старухи в помещении не было, а на подлокотнике одиноко лежала колбаса. Все присутствующие лежали, держась от смеха за самые нескромные места.
- Что вы ржете, мужики, - флегматично спросил Володя. - Заявителей надо понимать и всегда идти им навстречу. Служба у нас такая: служа закону - служить народу. Наливайте.
И дежурство потекло в обычном спокойном ритме. Но больше всего был доволен пес Арзо, которому «Докторская» пришлась по вкусу. Сами же пробовать ее мы не рискнули.

Через пару месяцев мне вновь посчастливилось дежурить сутки со Шарупой. Весь день пришлось провозиться на территории и только под вечер вернулся в управление. Денег не было, а голод настолько сковал желудок, что я решил зайти за халявным бутербродом в дежурку. Быстро сбегал наверх, произвел пару телефонных звонков осведомителям и своей зазнобе, помыл руки и спустился вниз.
В дежурной части была обыкновенная рабочая обстановка. Эксперт спал в комнате отдыха, следователь разгадывал кроссворды, а Володя с должным ему спокойствием драл двух пэпээсников, умудрившихся притащить с улицы и посадить в «обезьянник» пьяного клошару с разбитой головой. Здесь следует отвлечься и сказать, что если у человека имеются какие-либо видимые травмы, то его категорически запрещено доставлять в милицию, а необходимо, вызвав «Скорую помощь», передать его на попечение медиков, независимо от того, в каком он состоянии. Потому как если он отправиться к праотцам в отделении милиции, то потом будет довольно проблематично доказать прокурорским надзирателям, что это не мы его лишили жизни.
- Скажите мне, плебеи в погонах, нах#я вы притащили мне головную боль в виде этого пьяного и окровавленного маргинала? - почти ласково спрашивал Володя у двух младших сержантов.
- Ну он же пьяный... - промямлил один из сержантов. - На улице мороз, замерзнуть мог.
- А здесь что, приют для бездомных и я похож на мать Терезу? - начинал заводиться Шарупо. - Не могли в медвытрезвитель доставить? Тоже медицинское учреждение. А если загнется? Кто будет в прокуратуре отписываться? Вы? Вы же в слове «рапорт» три ошибки делаете.
В это время из «обезьянника» послышалось протяжное: «Ой, мороз, мороз... не морозь меня...». Я выглянул из дежурки и увидел грязного, пьяного, с разбитой головой и обмочившегося мужичка бомжеватого вида, который пытался исполнить знаменитый шедевр русского фольклора.
- Саня, закрой дверь, а то сейчас задохнемся здесь от этих ароматов, - попросил Володя, и набрав «03», вызвал «Скорую помощь».
- Володь, у тебя пожевать ничего нет? - вспомнил я про свой голод.
- В холодильнике сало и огурцы, - махнул Шарупо в сторону комнаты отдыха и продолжил насиловать мозги сержантам, уча их премудростям патрульно-постовой службы.
Через двадцать минут прибыли медики, обработали рану на лбу пьяницы, проигнорировали настойчивую просьбу пациента налить ему спирта и умотали спасать людей от хворей. Утолив голод, я отправился к себе в кабинет спать.
Сутки проходили тихо, без происшествий. Мне снилось море и лайнер, на котором был написан закон о пятикратном повышении зарплаты сотрудникам органов внутренних дел. Рано утром я спустился в дежурку, где Володя играл в нарды с экспертом Шишкиным.
- Алкаша отпустили? - поинтересовался я.
- Давно, - не отрываясь от игры, ответил Шарупо. - До сих пор вонь стоит.
В это же время в окошко дежурки тихонько постучали. Перед стеклом обзора стоял тот самый клошара.
- Твою мать, - взревел Володя. - Чего тебе?
- Мужики, я у вас авоську забыл в «обезьяннике», - заныл протрезвевший мужичок, - не принесете?
- Щаз! Несу уже!!!
- Ну, пожайлуста, мужики, - продолжал ныть ранний посетитель.
- Пашнин! - позвал Шарупо своего помощника. - Впусти его, пусть сумку заберет из КПЗ.
Забрав грязную авоську, довольный клошара удалился. Вся дежурная смена проснулась и готовилась к употреблению утреннего кофе. Однако с наслаждением испить сей напиток не получилось. В стекло дежурки постучались. У окошка стоял тот самый алкаш и улыбался наполовину беззубым ртом.
- Ну я его ...! - взбесился Володя, и схватив резиновую палку, кинулся к стеклу. - Ну чего еще тебе надо?
- Мужики, я спасибо пришел вам сказать за сумочку мою, - сказал мужичок и водрузил на парапет бутылку джина «Гордон».
- Да что в ней ценного и откуда пузырь этот? - опешил Шарупо. - Спи#дил, подлец?!
- Купил, честное слово, купил.
- Деньги откуда?
- В сумочке моей были.
- Пи#дишь!?
- С какого х#я!!? Я ведь квартиру свою вчера продал соседу, а деньги все как раз в авоське лежали. А я вас, ментов, зауважал. Все-таки есть честные, а то говорят про вас всякую...
- И сколько там было? - поинтересовался я.
- Ровно тридцать семь тысяч. Сейчас преоденусь и поеду к матери в Тулу. Давно уже старуха ждет.
- Тридцать семь тысяч чего? - присев на стул ласково поинтересовался Володя.
- Баксов. Вообще-то было тридцать восемь, но штуку я пропил. Счастливо, служивые.
Мужичок ушел. В дежурке повисла гробовая тишина. На улице постепенно серело. Начинался новый день.
Три дня Володя пил горькую. Проклинал себя, что не досмотрел авоську, что разрешил мужичку ее отдать. Потом успокоился, купил в аптеке пару коробок медицинских перчаток и вплоть до пенсии самолично и скрупулезно досматривал каждого доставленного в отдел антисоциального элемента, наплевав на безопасность подцепить педикулез или экзему. Но, как говорится, снаряд два раза в одну воронку не падает.
Где ты, Володя? Сбылась ли твоя мечта?

Борьба за урожай. Часть - 2

Привезли нас картофельное поле. Погода прелесть. На каждую грядку поставили по три туловища и вручили пустые мешки. Задача проста: очистить грядки от картофеля. После бурной ночи стоять раком у меня, Уткина и Мишина никакого желания не было. Кое-как втроем осилили один мешок картофеля. Посмотрев на горизонт, Уткин со словами: «На х#й! Зае#@лся!» улегся между грядок и попросил накрыть его с головой мешковиной. Пожелание товарища мы исполнили, и присев на единственно собранный мешок корнеплодов, глотнули из фляги портвешку и закурили. В это время, откуда не возьмись, со стороны леса в красном спортивном костюме «Адидас» и армейской плащ-палатке, широко шагая по пашне, дефилировал наш горячо любимый подполковник Федяев. За ним семенил его заместитель майор Карасев. Траектория его движения проходила в аккурат по курсу, где находилось лежбище Валеры. Мы замерли. Начальство продолжало маршировать.
Случилось то, что должно было случиться. Яловый сапог Федяева 45 размера наступает на то место, которым Уткин спустя десять лет зачал наследников-близнецов.
- Какая сука, твою мать! Убью педераста!!! - взревел Валера своим басом и вскочил на ноги.
От неожиданности подпол упал на пятую точку, а Карасев отскочил в сторону.
- Подполковник, б#я, смотри куда прешь, - ревел товарищ, держась за пах.
Вечер. Построение.
- Курсант Уткин, выйти из строя! - скомандовал начальник курса.
- Есть!
- За саботирование полевых работ объявляю вам выговор!
- Есть выговор!
- Встать в строй!
- Есть!
- Гнида ты, Гусев, - тихо сказал Федяев. - А за яйца извини.
- Да, х#@ня, товарищ подполковник! - также тихо ответил Валера.
В лагере объявили отбой, а Уткин еще долго в туалете поливал холодной водой свое достоинство, которое к тому моменту уже изрядно посинело и опухло.

Отцы и дети
(фамилии и имена изменены)

Как-то, учась на втором курсе, заступил я в наряд в качестве помощника начальника курса. Как таковых обязанностей у меня не было. Принеси-подай-иди на хрен-не мешай. Короче, лафа, да и только. Тем более, что от занятий я освобождался. Сижу в канцелярии и ковыряюсь в носу. Вбегает ротный сержант Агеев, которого я никогда не видел трезвым.
- Селиверстов, после этой пары построение, - выдохнул перегаром в лицо сержант, - Бегом найди Уткина и Мишина!
- А что их искать? В «Свистке» они степуху пропивают, - флегматично констатировал я. - Пока не нажрутся, не придут.
- Бегом!!!
Здесь следует пояснить, что «Свисток» это обыкновенный шалман, располагавшийся через дорогу. И прозвали его так за то, что основной доход этому заведению приносили именно наши курсанты. Руководство школы милиции пыталось его прикрыть, так как спиртные напитки, куры-гриль и игровые автоматы пагубно влияли на учебный процесс и нравственно-этическое воспитание будущих служителей закона. Но бизнесменам все было по барабану. Бабки текли рекой, а особенно в день нашей стипендии. Единственное, на что согласились хранители безобразий - это открывать 20 и 21 числа каждого месяца свой кабак не раньше 14 часов.
Забежав в «Свисток», я увидел своих корешей. Валера Уткин в компании каких-то негров нагружался мятным ликером, а Саня Мишин тихо посапывал в тарелке с остатками курицы. Увидев меня, Валера молча наполнил ликером стакан и протянул мне.
- Пей. Видишь, с хорошими людьми познакомились. Ребята учиться в Россию из самой Африки приехали, - чуть не плача от умиления проворковал друг, - Саня им даже фуражку свою подарил.
- Валера, если вас через десять минут не будет на построении, - прошипел я, отодвигая стакан, - Федяев вам пи@#юлей от всей души подарит. Буди этого мастодонта и пошли.
Слово «пи@#юлей» что-то пробудило в пьяном мозгу Валеры. Нежно, ударом кулака по спине, разбудили Шурика, который лыка не вязал, со словами: «Сорри, джентльмены» забрали фуражку у африканцев и направились к выходу.
В учебный корпус зашли через караульное помещение. Но как мы не шифровались, все-таки нарвались. И не на кого-нибудь, а на самого заместителя начальника школы по воспитательной работе полковника Ваклаева. А надо заметить, что сукой он был порядочной. Не одного человека отчислил. Увидев Мишина, он ох#ел. Немая пауза. Ваклаев смотрит на Мишина, Саня, держась за стенку, пытается смотреть на полковника.
- Товарищи курсанты, это что? Это кто? Фамилии... Ептыть!!! Кто начальник курса !?
- Рядовой Селиверстов, 10 группа, начальник курса подполковник Федяев, - отчеканил я.
- Рядовой Уткин, 10 группа, - заплетающимся языком пролепетал Валера, - А это рядовой Мишин. Шурик как-то заулыбался по-дебильному и шмыгнул носом.
- За мной... - заверещал Ваклаев и понеся по лестнице наверх.
В канцелярии полковник отчитал Федяева, забрызгав того с ног до головы слюней, приказал разобраться с раздолбаями и провести служебную проверку.
Начальник курса начал выполнение приказа. Моментально вызвал по телефону отцов Уткина и Мишина (для чего, до сих пор понять не могу, детский сад какой-то). Через час предки явились.
Генерал-майор российской армии Мишин Н.Н. был профессором какого-то военного училища или академии, уважаемым человеком. Однако в методике воспитания сына не преуспел, и полагал, что человека можно воспитывать только крепким партийным словом.
- Саша, как же ты мог так поступить? Ты же будущий офицер, - журил папа свое дитя. - Ты посмотри на себя, на кого ты похож? Разве так можно?
В ответ отпрыск тупо гримасничал и пускал слюни. После пяти минут словесных влияний Валера Уткин нагло отодвинул начальника курса, и подойдя к Милютину старшему, схватил его за лацканы кителя:
- Генерал, ты уже за@бал!!! У тебя сын мудаком растет, а ты с ним сюсюкаешься. Ты ему, военный, еще сопли вытри.
И сразу после этих слов с разворота залепил Шурику в ухо, чем отправил генеральского сынка в глубокий нокаут. Заместитель начальника курса майор Карасев, в прошлом воевавший в Афганистане в ВДВ, опасаясь за здоровье генерала, одним ударом пожелал Валере красивых снов. Бесчувственные тела отцы погрузили в машины и развезли по домам.
На следующий день был разбор полетов. Моим корешам впихнули по строгачу, а через полгода отчислили за неуспеваемость. Но долго еще подполковнику Федяеву по ночам снился геморрой под названием «Уткин-Мишин».

Когда милиция рядом

Впервые на работу в Хабаровск приехали вьетнамцы. Женщин устроили на швейную фабрику, мужчин - на ЖБИ. А поселили их всех в общежитие, в Индустриальном районе, на улице Ангарской.
Через некоторое время после их приезда звонит мне Павел Яковлевич Грищенко, Герой Советского Союза, начальник отдела виз и регистраций УВД края, где стоят на учете все приезжие иностранные гости.
- Давай, Александр Наумович, съездим к вьетнамцам, посмотрим, как живут, не обижает ли кто?
Приезжаем в общежитие, встречаемся с народом, как живете, спрашиваем. А переводчик за всех отвечает: "Плёхо живем. Русский хулигана показывал ножик. Мы уже милицию написали". Вот тебе на, думаю. Может, они уже и генералу написали? И, конечно, спрашиваю, а куда жалобу-то отправили? Переводчик сбегал в комнату и принес исписанный лист бумаги. Читаю: "начальнику милиции Сто Метров". Оба последних слова с большой буквы, как имя и фамилия. Дело в том, что недалеко от милиции, по улице Краснореченской, напротив парка имени Ю.А.Гагарина стоял указатель (он и сейчас там) с надписью: "Милиция - 100 метров".

цельнотянуто: http://artofwar.ru/k/kazakow_a_m/text_0340.shtml

Спекуляция (ст. 154 УК РСФСР)

Что такое спекуляция, до армии я даже и не думал. Так, привозил с соревнований разный дефицит. Но, в основном, только своим, и по тем же ценам, что и покупал. И только - по заказам!
На прапорщика, начальника полкового стрельбища, после года солдатской службы решил остаться сам. Никто мне это место службы не предлагал и не агитировал за войска. Просто решил и всё! И как сказал один классик: «Если я чего решил, то выпью обязательно!» И в один прекрасный весенний день 1982 года на стрельбище приехал заместитель командира полка по боевой и строевой подготовке майор Тасоев, который зачитал приказ о присвоении мне, только что новоиспечённому черпаку, рядовому Тагирову, звания гвардии прапорщик. И торжественно вручил мне комплект формы и погоны. Через час я вышел в новой форме из отдельного офицерского домика и просто сказал: «Строиться, полигонная команда».
У солдат и сержантов полигонной команды, операторов различных направлений стрельбы и механиков-водителей учебных машин был железный стимул для безупречного несения службы на стрельбище: - перевод в гвардейский мотострелковый полк. И это передвижение по службе было во власти начальника стрельбища. То бишь - меня! Со мной служили ещё солдаты моего периода - черпаки и старше на один период - деды, из которых я тут же одного отправил в полк, в пехоту, на должность стрелка РПГ. И все бойцы полигонной команды тут же поняли: «Что такое хорошо, и что такое плохо!». После чего заключил с дедами «Пакт о ненападении»; и по-хорошему договорился со своим периодом - не борзеть! И вся служба встала на своё законное место.
Прапорщик ГСВГ в самом начале службы получал около 500 марок (100 марок - это 33 рубля без копеек), плюс в Союзе на книжку шло чуть больше сотни рублей в месяц. По сравнению с моими солдатскими 25 марками это были огромные деньги. Но, скажу я вам откровенно, деньги - это такая штука, которой постоянно не хватает. Особенно за границей нашей великой и необъятной Родины! Наше стрельбище было, по сути, отдельным небольшим гарнизоном, располагалось в 12 км от полка между двумя немецкими деревнями и упиралось в глубокий лес. И вот мои деды предложили попробовать в традиционном местном бизнесе: на стрельбище была своя пилорама, к нам постоянно привозили лес (кто откуда мог), и, повторюсь, само стрельбище упиралось в лес. Я с бойцами наладил сбыт досок проверенному годами немцу. Доски немцу привозились, а в основном приносились на плечах солдат ночью. Поэтому дело было хлопотное и малоприбыльное, и было отдано обратно своим старослужащим. Затем вместе со своим водителем ГАЗ-66 примерно раз в неделю продавали бензин. Тоже хлопотно и рискованно! Отдал сбыт за долю малую прапору, начальнику службы ГСМ.
В нашем гарнизоне в выходные дни постоянно появлялись поляки и предлагали различный товар - джинсы, рубашки, очки и т.д. (и даже порножурналы!). Я вначале приобрёл у них одежду для себя и своих бойцов-дембелей, благо, поляки не гнушались и червонцами. Потом познакомился с ними, угостил пару раз водкой «Русской» и выведал у доверчивых славян, что весь товар они приобретают у арабов в одном из баров Лейпцига. Пару вечеров потусовался в указанном баре, аккуратно поспрашивал, выдавая себя за поляка, и познакомился с палестинцами. Эти арабы, как впоследствии оказалось, хорошо знали русский язык и быстро меня рассекретили. Один из них, самый молодой, как только взглянул на меня, тут же сказал с улыбкой: « Тук-тук! - Кто там? - Сто грамм! - Заходи!»
Арабы оказались парни компанейские, ранее учились в Москве. И на фоне общей любви к автомату Калашникова мы быстро подружились и договорились о постоянных поставках различного товара. Я вначале боялся и продавал вещи только своим приятелям, но, уже дешевле, чем поляки. Потом потихоньку привык и спокойно делал в месяц сумму в зарплату сначала прапорщика, а потом и офицера (примерно 700-800 марок ГДР).
Палестинцы тоже привыкли ко мне. Постоянно звали с собой в ночные бары на дискотеки. Даже один раз подрались там с кубинцами из-за девчонок. Но так, скромно, без особого мордобития и вызова полиции. Хватило только моих двух ударов прямой правой. И горячие кубинские парни сразу поняли, что были несколько неправы. Появились общие знакомые подружки немочки. И я однажды тоже взял и пригласил арабов к себе на стрельбище. Рискнул! Договорился с молодыми офицерами разведроты полка и устроил для всех отдельную ночную стрельбу с лёгким товарищеским ужином (средства уже позволяли). Разведка стояли на стрельбище на полевом выходе одни. И на фоне общей ненависти к сионизму и прочему империализму постреляли мы и, естественно, попили на славу! В этом плане палестинцы были парни закалённые учёбой в Советском Союзе. Я с трудом уже под утро уговорил арабов ехать домой (в Лейпциг). Офицеры-разведчики, твёрдо следуя принципам интернационализма и дружбы народов, подкинули меня и своих новых друзей на своём БРДМе до ближайшей автобусной остановки к деревне Помсен.
Законопослушные бюргеры с первого рейсового автобуса просто офигели, когда с ужасом наблюдали, как в лёгкой дымке утреннего тумана с брони боевой машины весело спрыгивают несколько арабов в гражданке со своими платками вокруг шеи и бегут прямо к ним в салон. В ответ на такое "сафари" палестинцы открыли мне свой рынок.
Оказалось, что ряд развивающихся африканских стран посылают своих студентов учиться - часть в ГДР, и часть в ФРГ. И эти студенты могли спокойно (в отличие от немцев) к друг другу приезжать, что-то типа упрощенного визового режима сейчас. И вот эти студенты таскают "дефицит" туда-сюда, из капитализма в социализм. Унд цурюк! Вот у них я-то и всё приобретал раза в два дешевле, чем продавали поляки. Перешёл на аудиоаппаратуру. Доход постепенно вырос примерно до 1000 марок в месяц. Плюс моя зарплата прапорщика, которая тоже потихоньку росла, но не такими темпами. Ближе к дембелю я уже получал 550 марок. И вот в один прекрасный осенний день я стоял около штаба полка в компании молодых офицеров и прапорщиков, весело обсуждая последние события на танцах в ГДО. А дело было так: в День танкиста молодые прапорщики с гвардейского танкового полка приехали в город, по дороге зашли в гаштет и устроили там с немецкими молодыми офицерами состязание на предмет употребления пива на скорость и количество. Пятеро офицеров, наших братьев по оружию, отмечали день рождение своего товарища и оказались в этом гаштете весьма кстати. Трое прапорщиков ГСВГ вышли абсолютными победителями в этой неравной схватке и гордо отправились продолжать праздник на танцы в ГДО. Ребята исключительно для веселья и куража добавили водки и просто не рассчитали свои силы. Уснули прямо на столах в буфете. Так как все были после наряда по парку, и отмечать начали этот светлый профессиональный праздник ещё в своём батальоне до встречи с камрадами. Разбудить гвардейцев смог только комендант гарнизона.
Из штаба вышел наш новый особист полка, капитан (пусть будет Васин) и стал с улыбкой слушать продолжение истории. Разговор как-то сразу замялся, а офицеры и прапорщики тут же вспомнили о своих насущных делах по службе. Я тоже решил сходить проверить, как там мои бойцы без меня получают продукты и меняют бельё. И тут особист сказал:
- Тагиров, ты-то мне и нужен. Слышал, хорошо немецкий язык знаешь?
- Не только немецкий, товарищ капитан, - я вежливо улыбнулся, - я ещё и английский начал учить. Надо знать язык своего потенциального противника! А вот вы, товарищ капитан, сможете допросить пленного бундесверовца? Или на языке врага в гаштете только пиво с сарделькой заказываете?
- Ну, пойдем! - усмехнулся капитан. - В кабинете и посмотрим, кто и кого допрашивать будет.
В кабинете нас уже ждал начальник особого отдела, подполковник Петров (так его назовём!). Он уже готовился в Союз на замену. И ещё совсем недавно на моей пилораме по его заказу колотили ящики для мебели. По большому счёту Петров мужик был стоящий, и я его даже уважал. Но он был особистом! А капитан, принимающий у него дела, по своему внешнему виду мало походил на отличника боевой и политической подготовки наших Вооружённых Сил. Выглядел как-то так, не очень. Но тоже был особистом! Мне предложили присесть за стол, сами уселись напротив с двух сторон. И начались вопросы с занимательной игрой в «хорошего» особиста (подполковник) и «плохого» (капитан, естественно). В силу своей молодости, малого жизненного опыта и необразованности в таком увлекательнейшем деле эту викторину я проиграл вчистую!
Вопросов было много, и напоминаний тоже. Вспомнили и про моего отца-коммуниста, и про моего младшего брата, служившего сержантом в штабе Уральского военного округа. Вот только товарищи особисты не учли одного - вырос я в далёком уральском шахтёрском посёлке на улице Коммунистической, которая заканчивалась тупиком на конечной автостанции. Местные жители так и объясняли проезд дальше: «По Коммунистической, и до тупика. Там и будет конечная». Ещё из достопримечательностей посёлка были шахта «Комсомольская» и две зоны: одна строгого режима, а вторая - не очень. И я с детства знал, что закладывать своих - это совсем не по-октябрятски. И даже не по-пионерски. И совсем уж не по-комсомольски. Западло, в общем!
Поэтому я говорил только о себе. А товарищам уж очень хотелось услышать ещё о ком-либо. О ком - им было всё равно. Но очень хотелось! Вот тут я упёрся. Под конец нашей долгой и утомительной для всех сторон беседы капитан мне вручил интересную книжку - Уголовный Кодекс РСФСР, где ручкой отметил часть 2 статьи 154 - «Спекуляция». И задушевно порекомендовал почитать на досуге! И по секрету сообщил, что этого досуга у меня сейчас будет «хоть жопой ешь!»
Из кабинета начальника особого отдела я вышел с книжкой в руках и под конвоем. Почти сутки я просидел один в камере гарнизонной гаупвахты. Отвлекусь немного - в здании комендатуры, в подвале были две камеры для задержанных. В одной наш комендант хранил шкуры. Он был заядлым охотником. Запах стоял ещё тот! А в другой на стене была изображена батарея, да так натурально, что трудно было отличить от настоящей. Но нарисованная батарея нифига не грела, а ночи были уже холодные. Помню пол в камере. Там на кафеле были изображены цветы, но так, что на стыке 4-х плиток они образовывали фашисткую свастику. Плитку периодически закрашивали или застилали линолеумом.
А ещё я до сих пор помню свой испуг тогда. Думал всё - жизнь кончена! Мне было 23 года, режим в стране был совсем другой. Мой боевой запал от беседы быстро прошёл; и я, думая о себе, своих родителях и брате, буквально проревел всю ночь. Как они перенесут такое известие? На следующее утро меня подняли в кабинет коменданта, где был только один подполковник Петров.
- Ну, как жизнь молодая? Не замёрз ночью? - весело спросил особист, - книжку капитана ещё не потерял?
И радостно засмеялся своей шутке! А мне было не до смеха. Дрожа от холода и неизвестности, я протянул подполковнику Уголовный кодекс, из которого успел выяснить, что мне грозит от 2 до 7 лет с конфискацией имущества. Особист отсмеялся, протёр глаза и вдруг предложил:
- А не попить ли нам чайку, прапорщик?
И распорядился местному сержанту принести нам горячего чаю. Я пока ничего не понимал. Вообще, я готовился к продолжению вчерашних вопросов. Помешивая сахар, подполковник продолжил:
- Вот смотрю, Тагиров, всё у тебя хорошо - и служишь без замечаний, и спортсмен, и с родственниками всё в порядке, немецкий вон выучил. И даже заочно в ЛГУ смог со службы поступить. Ну что тебе ещё не хватает? Ответь мне честно! Без всяких записей, мы с тобой одни.
- Так интересно же, товарищ полковник! И многие благодарят потом. Я же намного дешевле могу всё достать.
- Дешевле, говоришь? А вот сколько, по-твоему, будет стоить аудиомагнитофон Шарп-700?
В наших гарнизонах поляки продавали такой аппарат за 3300-3500 марок, но могли и бэушный втюхать. Я мог достать новый за 2500 марок. Поэтому по привычке хотел накинуть 500 (моя месячная зарплата), но, сказал - 2800 (особистам - скидка!) и добавил:
- Я бы на вашем месте купил бы здесь Шарп-800, он новей и эквалайзер покруче будет. В Союзе, в комке, стоит 2500 рублей (около 8000 марок).
Подполковник даже чаем поперхнулся!
- А здесь за сколько достанешь?
Я уже начал понимать, что никто меня пока сажать не собирается. Поэтому смело накинул свою долю малую и сказал:
- 3300 марок (штукарь рублями). Абсолютно новый, в упаковке!
Особист задумался. Зарплата армейского подполковника была около 1000 марок. Сколько получают особисты, я не знал. Петров внимательно посмотрел на меня и сказал:
- А теперь, прапорщик, давай поговорим за службу. Считай, что тебе повезло, раз за тебя ходатайствует руководство полка. Вчера с ними разговаривали. Да и в дивизии ты на хорошем счету. И учитывая, что ты такой грамотный, языки знаешь, вон подружку себе немочку завёл. Да всё мы про тебя знаем! Молчи лучше и слушай. У тебя есть выбор: или мы передаём весь материал в прокуратуру. Или мы сейчас с тобой договариваемся, и ты даёшь подписку работать с нами. Не качай головой! Работу предлагаем только с немцами. На своих стучать - у нас и без тебя охотничков хватает. Много ума не надо! Тебя вон ещё полгода назад заложили. Думай, прапорщик, быстро! - и посмотрел на часы, - у тебя ещё 15 минут в запасе. Сейчас капитан подойдёт, и ты даёшь нам ответ. А про аппаратуру - только между нами!
Через 15 минут пришёл капитан, и я подписал все необходимые документы. У меня даже была возможность самому придумать себе псевдоним. Как оказалось, чтобы потом подписывать многочисленные отчёты. И я тут же придумал для себя новое имя - Йоган Вайс. Как у нашего легендарного разведчика. Но особисткий капитан мне предложил не заморачиваться немецкими именами, а придумать что-нибудь своё, родное. Я был искренне удивлён и разочарован! Контрразведчик Васин не читал книгу Вадима Кожевникова «Щит и меч»! И я тогда предложил понятную всем кликуху - «Кусок». На что товарищ капитан ответил, что Кусок у них в обойме уже есть. И тут особист предложил мне сам: раз я занимался боксом, пусть будет Боксёр. Я не стал возражать. Так и остался во всех особистких отчётах Боксёром.
Совсем скоро подполковник Петров удачно перевёлся в Союз вместе с аудимагнитофоном Шарп-800. Капитан Васин оказался не таким уж плохим человеком и совсем скоро получил майора. Вот только не очень следил за своей формой и пил он всё больше и больше. И Зелённый Змий в итоге победил капитана вчистую. В виду явного преимущества. Отправили его в Союз досрочно. Но это уже совсем другая история!
А я принялся выполнять идиотские задания нашего особого отдела. Которые даже сейчас, уже проработав сам не один год милицейским опером, до сих пор не понял. Глупо всё было! И писать много приходилось. И ещё я часто подписывался за получение денег, хотя ни одного пффеннинга от особистов так и не получил! Я-то сейчас понимаю, что расписывался за марки, выданные нашим контрразведчикам на оперативные расходы. Но благодаря совместной работе с особым отделом, моему непосредственному командованию стало намного сложней контролировать меня на служебном месте. У меня появилось больше свободного времени для своих дел. И в итоге я был единственный, кто из холостяков в те годы из нашего гарнизона вывез в Союз контейнер. Но уже без помощи Особого отдела.
Ende gut - alles gut !!!

(...означает, что если что-то хорошо закончилось, то не важно, сколько человек до этого натерпелся, или какой урон понёс - главное, что закончилось всё хорошо!)

Небольшое сказочное хулиганство

По пирсу идет трехногий матрос
По имени-кличке Колян Пылесос:
Два широких клеша юбочкой,
Третья штанина - трубочкой.
На голове чуб полосатый,
Высоко над беской воздатый.
Черные полоски на нем - за победы,
Седые пряди - от баб беды.

А на поводке у него кашалот
По кличке Якорь вам в рот.
Бежит, семенит пятью лапами,
Что природой от долгого бичевания дадены.
Пятая его нога самая историчная
И вовсе даже не анахроничная.

Служили Колян да кашалот на бригантине,
Где море работы каждой скотине.
Но узлы Колян по-морскому не вил,
Паруса у шкаторин никогда не чинил,
А только котлы в кочегарке топил
Да на юте матросам всегда говорил,
Что в клюз он такую работу любил!
Но судну движенье Колян придавал,
Себе гастрит и остеохондроз наживал.

В Индию он ходко плывет,
Чай "Ахмад" индусам везет.
В токийском порту азартно пляшет,
Третьей штаниной ретиво машет.
В Канаду с контрабандным грузом идет,
Кленовый сироп канадцам везет.
В пустыне Гоби веслом дербанит,
Лишней ногой о песок табанит.

А при нем всегда ручной кашалот,
Говорливый, что хоть якорь суй в рот.
Как откроет пасть, гундося в нос,
Так задаст оскверняющий мораль вопрос:
"Ты, Колян, грит, как тот пылесос:
Натужно гудишь и лишь пиво сосешь.
И когда я, на свадьбе твоей гуляючи,
Пятой ногой степ отобью играючи?"

Засуровится мордой Колян,
Задымит, что с гашишем кальян,
Холку дыбом опасно взовьет
Да засунет животному что-нибудь в рот:
"Ах, ты, морем забытый левиафан,
Неужели уверен, что я в этом профан?!
Мне б ту бабу бы только найти,
Что сумеет Коляна с рассудка свести!
Чтоб была бы она не тебя словоблудее
И чтоб было бы в ней троеножие и троегрудие!
А еще, конечное же, троепопие,
Но это уже, брат, утопия!"

Кашалот же на это будет только молчать
Иль засунутым в глотку железом мычать.

Трое суток исполин в океан не идет,
For three days кашалот планктон не сосет.
И все-то не из-за якоря в глотке,
А из желания помочь в долгожданной находке.

Думу думает, фонтаном прыскает
И своим эхолотом по горизонту рыскает.

Разбежался он, грохоча хвостом по бетону,
Плюхнулся да поплыл в направлении Вашингтона.
Там нашел абиссаль очень - очень губительную
И нырнул в нее без грузов, чтобы было не обременительно.
Вот плывет Якорь в рот над подводным бентосом
И разглядывает кашалот кажду бабу из местного этноса.
Глядь - акула плывет, танцуя игриво,
Вся хвостом извиваясь грациозно и шаловливо.
Но увидев зубастую шаркову пасть,
Кашалот захлебнулся, боясь здесь пропасть.
Да и потом, совсем уж негигиенично
Есть зубами людей, что вовсе даже цинично.

Пятый день без продыху ныряет наш В рот,
Но Коляну невесту никак не найдет.
А на склоне второй подводной недели
Кашалот уснул в глубоководной купели.
Просыпается - ужас и страх!
Его нос будто спрятан в кустах,
Кто-то в лоб ста губами целует
И ногами сжимает - голубит.
«Осьминогиха, матерь трески,
Разожми-ка свои ты тиски!
Дай шпангоут свой рассмотреть
И сияет ли ярко зубов твоих медь?!
Ты к Коляну в невесты иди,
Будешь жить, как мон шер мон пети!
Ведь семь ног - это даже не три,
А семь поп - даже выше мечты!»
Завернул осминогиху в водоросли лист
И посылкой послал в Волобуево-Ист.
А на свадьбе животное так танцевал,
Что ту пятую ногу пополам он сломал.