История эта имела место быть в далёком 1991 году. В ту пору я благополучно пребывал в ранге курсанта военного училища, дислоцировавшегося в солнечном городе Энгельсе Саратовской области. Великий и могучий Советский Союз ещё не развалился, и у кормила власти ещё стоял большой реформатор Миша Горбачёв, у которого кроме борьбы с алкоголем был ещё один бзик, а именно - попытка усилить нашу доблестную милицейскую патрульно-постовую службу воинами различных категорий, от солдат боевых частей до курсантов военных училищ. Чем было вызвано то решение, сказать трудно. Наиболее очевидным кажется стремление сохранить более-менее нормальную криминогенную обстановку на улицах городов рассыпающейся коммунистической империи, впрочем, я могу и ошибаться, но не о том мой рассказ. Какими бы ни были перипетии политической жизни в стране, мы - люди военные, и несмотря ни на что, обязаны беспрекословно, точно и в срок выполнять требования наших начальников. Посему, после получения нашим училищем соответствующего приказа, нас, курсантов стали активно привлекать в помощь энгельсским «Анискиным». Выглядело это следующим образом. Ежедневно, кроме лиц, заступающих во всевозможные училищные суточные наряды, отбирали желающих побродить в компании с ментами по ночным улицам провинциального городка. Должен заметить, что желающих нести службу подобным образом всегда было достаточно, ибо курсанты, особенно первого и второго курсов, никогда не упускали возможности легально покинуть стены родной альма-матер. Таким образом и мне одним прекрасным майским днём довелось попасть в число таких счастливчиков. Всего нас набралось около 20 человек. Переодев в парадную форму, нас погрузили в автобус и отправили в ГУВД, где нам предстояло принять участие в милицейском разводе, который начинался, если мне не изменяет память, часов эдак в 15. Развод этот мало чем отличался от разводов армейских. Тот же плац, тот же развёрнутый двухшереножный строй. Сначала построили заступающих на дежурство ментов, согласно их расчёту по постам, а в конце строя разместили нашу армейскую компанию. Проводил развод пузатый мент-полковник, который сначала распределил нас, курсантов, между милицейскими постами (где-то по 2 или 4 курсанта на один пост), затем прогнал какую-то пургу, и всё что я помню из той речи, это его заключительную фразу, что-то вроде «...приказываю на охрану правопорядка Союза Советских Социалистических Республик заступить!». После этого традиционно грянул гимн, мы прошли торжественным маршем и стали кучковаться вокруг своих новообретённых ментов-наставников. Лично меня с тремя другими коллегами-курсантами придали в усиление усатому молодцеватого вида сержанту, чьей зоной ответственности являлся городской район (должен сказать, довольно глухой и отдалённый) под названием «Мелиорация». Мы были готовы немедленно отправиться в заданный квадрат и приступить к патрулированию, но к нашему удивлению, бравый сержант нашего стремления абсолютно не разделял. Он нам сразу заявил, что там до 21.00 абсолютно делать нечего, тем более, что у него есть личные, более важные, чем охрана правопорядка, дела. Посему наш воинский квартет может смело отправляться на все четыре стороны, куда душа пожелает, а в 21.00 мы с ним встречаемся на «Мелиорации» у продуктового магазина под названием «Колос», ибо как раз с этого часа и наступит самое криминогенное время, требующее нашего обязательного присутствия. Мы, разумеется, спорить не стали и быстренько покинули стены ГУВД, на ходу прикидывая, как с максимальной пользой провести несколько образовавшихся свободных часов.
Время пролетело незаметно, и ровно в назначенный час я подошёл к тому месту, где наш квинтет должен был объединится. На улице уже почти стемнело, вокруг не было ни души, ибо, как я уже говорил выше, район был довольно глухой, населённый преимущественно гегемонами пролетариата, поэтому вечером там ходить было совсем небезопасно. Потому, никто, собственно, кроме нас служивых, и не ходил. Подойдя к магазину «Колос», я не обнаружил ни бравого сержанта, ни своих товарищей, но не прошло и минуты, как из-за угла здания магазина вынырнула милицейская фуражка, секунду изучала мою маячившую во мраке фигуру, а потом вслед за фуражкой материализовался и весь милицейский сержант. Он рысцой подбежал ко мне в весьма возбуждённом состоянии и с ходу выпалил:
- Японский городовой! Жаль, что ты раньше не приехал! На меня тут два урода напали, хотели ящиком отоварить и пистолет отнять, я насилу от них отбился, а вдвоём с тобой мы бы их быстро повязали!
Я криво улыбнулся, выдавил, что-то типа «...да уж...», а про себя предательски подумал, как же всё-таки хорошо, что я раньше не приехал, ибо получить за здорово живёшь ящиком по голове, да ещё от каких-то уродов, мне почему-то совершенно не климатило.
- Ну ладно, хрен с ними.
Сержант заметно приободрился, поправил болтающийся в кобуре на портупее табельный Макаров.
- Пошли патрулировать.
- Пошли, - обречённо ответил я и двинулся вслед за сержантом по вверенному нам под охрану пузатым ментом-полковником участку.
Вскоре подъехали трое моих товарищей, и наш патруль уже в полном составе в течение часа благополучно, метр за метром, бороздил пыльные просторы «Мелиорации», таращась в темноту неосвещённых улиц и слушая байки бывалого милицейского сержанта.
Но ничто не вечно под луной, и нашему спокойному и размеренному движению тоже пришёл конец. Как только мы поравнялись с небольшим сквериком, в котором росло несколько десятков редко посаженных деревьев, ночную тишину внезапно разорвал душераздирающий, леденящий кровь вопль. Причём вопль этот вовсе не был криком несчастной жертвы, молящей о помощи, он больше напоминал рёв дикого зверя. Во всяком случае, нам так тогда показалось. Испуганно переглянувшись, все стали всматриваться в просветы между редко посаженными деревьями, пытаясь разглядеть во мраке источник столь страшного звука. В памяти сразу же стали всплывать сюжеты недавно просмотренных в казарме видеофильмов про всяких там монстров, оборотней и вампиров ещё более усугубляя и без того напряжённую обстановку. Крик опять повторился, жуткий с подвыванием. На этот раз нам удалось «взять на сопровождение» крикуна. Меж деревьев хаотично металась какая-то сухощавая фигура, периодически останавливалась, вскидывала руки вверх, издавала истошный вопль и бежала дальше. Сержант, испуганный не меньше нашего, обвёл взглядом наши бледные лица, и как бы извиняясь, молвил:
- Мужики, делать нечего, надо брать.
Пробормотав, что-то вроде «...раз надо, так надо...», на ватных негнущихся ногах мы двинулись в сквер, охватывая «монстра» полукольцом. «Монстр», однако, оказался калачём тёртым. Срисовав приближающихся к нему пятерых мужиков в фуражках с явным намерением его банально «повязать», очень резво рванул в противоположную сторону. Чтобы не отстать, нам также пришлось прибавить ходу. Вскоре наша операция по захвату правонарушителя превратилась в банальную погоню. Сколько мы бегали за этим дядей, я точно сказать не могу, но в конце концов нам удалось загнать его в какую-то подворотню. Вот тогда нам, наконец, довелось более детально рассмотреть нашего «монстра». Представьте себе костлявого мужика среднего роста, в пиджаке, кедах, с волосами до плеч и вытаращенными безумными глазами. Прижавшись спиной к стене он, тяжело дыша, испепелял нас ненавидящим взглядом. Развернувшись в цепь и расставив в стороны руки, мы начали к нему медленно приближаться. Тут-то и наступила развязка. «Монстр», не дожидаясь того момента, когда на его тощей шее сомкнутся пять пар потных рук, сделал глубокий вдох, вскинул вверх руки и, издав свой самый страшный (и как оказалось, последний) вопль, бросился на нас....
Впоследствии, когда мы вспоминая эту историю, делились впечатлениями, выяснилось, что каждому померещилось в тот момент что-то особенно ужасное. Кто-то узрел в костлявой руке огромный нож, кто-то острые окровавленные клыки в пасти ... Чем были вызваны эти видения, не знаю. Может быть тому виной наша юношеская не в меру буйная фантазия, может, простое чувство самосохранения, но так или иначе все мы бросились врассыпную, за исключением сержанта, и в этом надо отдать ему должное. Не посрамил сержант честь милицейского мундира. Думаю, сказались долгие годы службы в милиции и как следствие богатый опыт общения со всякой нечистью. Он чётким выверенным движением контузил «монстра» рукояткой Макарова, в результате чего тот рухнул как подкошенный и затих. Затем, оглянувшись, сержант с удивлением обнаружил, что его «грозное» усиление испарилось.
- Мужики, вы где? - удивлённо спросил он. А мужики, то бишь мы - бравые курсанты военного училища, вспомнив все азы маскировки оказались в самых неожиданных местах. Кто-то умудрился залезть на дерево, кто-то залёг в какой-то канаве, кто-то перекрыв все нормы ВСК удалился на приличное расстояние.
Когда сержант наконец собрал всех нас воедино, то мы, придя в себя, долго и истерично смеялись...
«Монстр», которого мы с таким усердием ловили, на поверку оказался простым местным алконавтом, нажравшимся с двумя корешами (чуть позже непонятно откуда материализовавшимися) какой-то бормотухи, в результате чего «крыша» его съехала, и он банально отвязался. Сержанта нашего вся эта история, как и нас, здорово позабавила, посему синяков он в околоток отправлять не стал, ограничился устным внушением, типа «... козлы, ещё раз поймаю - убъю...».
Вот и вся история, из которой, кроме массы острых ощущений, я вынес твёрдую убеждённость в том, что никаких чудовищ и монстров, как их представляют в американских ужастиках, не существует, что самый страшный монстр на нашей грешной планете, собственно, сам человек, и ещё, с той поры я проникся если не уважением, то глубоким сочувствием к армии простых тогда Советских, а сейчас уже Российских ментов, обречённо бродящих по мрачным ночным улицам наших городов в поисках приключений на свою задницу.

Эпизоды из жизни курсантов ВМедА

Попалили как-то Рябова на биохимии со шпаргалкой и Елена Петровна начала его распинать:
- А я ведь предупреждала, Рябов, что за шпаргалки буду ставить двойки.
- А это не шпаргалка, Елена Петровна.
- А что же это?
- Это п-памятка!

==============================================

На втором курсе, позволив себе не одну баночку пива, некто Пупкин еле дошёл до
курса и бессознательно обблевал себя, свою постель и всё вокруг. Очухавшись
среди ночи, с помощью заботливых соседей по кубрику, он всё вымыл, постирал,
а одеяло повесил сушить на балкон. А так как время было зимнее, то утром
одеяло с трудом оторвали от перил, но застелить им кровать представлялось
невозможным.(Вы когда-нибудь листом фанеры кровать заправляли?) Чтобы
оттаивающее одеяло не испортило пол, натёртый мастикой, - его [одеяло]
вынесли в туалет и поставили в угол. С утра порядок на курсе проверял
майор Коханский и произошёл такой диалог :
К: - Где твоё одеяло, Пупкин?
Р: - Оно, товарищ майор, в туалете стоит !
К: - Рябов, я считал тебя единственным нормальным человеком в
первом взводе... И тебя испортили.
Что значит "Одеяло в туалете стоит"?
Р: - П-Правда, идёмте, покажу....

СТРАННО

Ну, не знал я, что у людей так плохо с чувством юмора бывает... Не знал!
Вот когда механик заму в расходной бачок вместо воды залил масло-отработку, и зам вместо утреннего умывания водой умылся ГОВНОМ, и потом с диким воем, роняя пену и слюну, гонял механика по пирсу - это было всем понятно и принято. И когда механик, напившись с замом в процессе прощения и замирения, закрыл зама в каюте на ключ, ключ выбросил за борт, а матросам приказал не обращать внимания «...на эти пьяные крики заместителя - пусть поорет и проспится»... И когда зам, наоравшись до хрипоты и отбив о дверь кулаки и пятки, от нечего делать через иллюминатор каюты стал стрелять из винтовки-«воздушки» в идущего по пирсу ЗНШ, а тот всё подпрыгивал и удивлялся, всё подпрыгивал и удивлялся... И когда ЗНШ через пару дней упрятал зама старшим на уборку урожая сроком на месяц, а потом ещё на два, и зам в итоге полгода бился с картофелем и пьяными матросами... И когда за это время старпом с двадцать третьим закололи таки кортиком замовского попугайчика, и, скрывая следы своей пьяной выходки, засунули в клетку огромную крысу и принесли её как вещественное доказательство замовской жене домой ... И когда жена заместителя командира корабля на почве трагического превращения птенчика в мерзкого пасюка и постоянного отсутствия благоверного стала тащить в свою постель всех подряд, включая механика и двадцать третьего... И когда зам всё же вернулся из колхоза и про всё узнал и всем сделал нехорошо... Словом, это тоже все поняли и приняли за шутку. А вы думали, что это всё со зла творилось?
Нам аккурат в то время штурмана прислали. С островов. Плохо там было ему. И жене его. Города там не было совсем никакого, а это в их семейную жизнь совсем не вписывалось. И так им плохо было, что затрахали они (штурман с женой) своим воем всю бригаду, а сопли до округа долетели. Словом, всех достали. А у нас что? - правильно, город, со всеми вытекающими... Вот их и перевели к нам. По состоянию здоровья жены, разумеется.
К этому счастливому периоду в штурманской жизни из нашей роты обеспечения уволились к хорькам едучим и кэп, и зам его, а командиров взводов там сроду не было - только старшина роты один под всех ложился - под матросов, и под проверки. У нас ведь как - чем меньше в подразделении командиров, тем чаще проверки. Почему? - так ведь сдачи всё равно дать некому, и на докладах можно трахать по полной, зарабатывая себе одобрительный милостивый кивок начальников и галочку о проверке. А кто будет одеяла на койках поправлять, за ДВС отвечать и в караул готовить? Это же ответственно - бирочки на одеялах...
И НШ направил плавсостав на повышение уровня и ответственности, на заклание и раздачу. Я был уже третьим по счёту ВрИО ЗКР. Обеспечивал, значит, в течение месяца ДВС по ночам и береговых матросов дрючил всяко, а они, в свою очередь, меня. Особенно им, сукам, удалась новогодняя ночь. О-о-о, это была такая ноченька, такая... После праздников НШ, который и в обычной обстановке испытывал ко мне самые нежные чувства, любил меня с особенным упоением. Но это уже тема другая.
Прошла неделя совместной любви во всех её всевозможных проявлениях, и я устал от неё (от любви). «Ну их всех на хрен» - подумал я и пропал. На корабле я числился в распоряжении НШ - в роте, а в роте днём меня не видели - в каюте отдыхал от неё, от родимой. В роте думали, что я на корабле, а на корабле - что в роте. В итоге ни там, ни там найти меня было невозможно. Но кормиться ходил на корабль, и в эти редкие моменты появления на людях меня и можно было отловить.
И вот после обеда (осень, паутинки по ветру, солнышко, компот, бакланы) стою на палубе и вкусно курю. Появляется штурманец:
- Чего ты, Лёха, в штабе-то постоянно околачиваешься?
Тут у меня в голове что-то провернулось, и решил я принять эстафету:
- Дык, НШ, блин, рассыльным по штабу ставит теперь только офицеров, и только корабельных - как самых сообразительных и не теряющихся в сложной обстановке от обилия вводных. Штабного ведь разве поставишь? Или матроса? Раньше, когда по штабу рассылили матросы, был полный бардак при передаче приказаний. А теперь НШ доволен, а мы отдуваемся.
- Офицера? Рассыльным? Ну, нихера у вас порядочки!
- В вашей бригаде разве такого не было? Странно, почему-то не додумались... Кстати, сегодня твоя очередь заступать - старпом что-то такое говорил, утром как раз. Не знаешь? Странно... Спустись к нему, узнай.
Слегка прибалдевший штурманец посыпался к старпому, мирно давившему харю в адмиральский час. Был он там недолго - его, спросонья, так ничего и не поняв, но услышав заветные слова «...ДВС..., НШ..., я не могу..., разрешите...» вежливо послали на хер и попросили не трогать мирно спящего зверя, а «...если что не понятно, то обращайтесь непосредственно к командиру или начальнику штаба, пусть они объясняют всё сами, а то я уже задрался говорить всем одно и тоже, и спать хочу, как сука! Ты хоть раз видел суку невыспанную?».
Делать нечего, стал штурман готовиться к заступлению в наряд рассыльным по штабу:
- Слышь, Лёх, а туда нужно пистолет или кортик надевать?
- Ну, ты блин! Пистолет обязательно! А как же! Это же штаб, его же охранять нужно... заодно с рассыльством... Там ведь ствол только у оперативного на жопке плещется по ветру. Тебе старпом разве не говорил? Странно...
- Ё-моё! Так я пистолет ещё не получал в службе вооружения!
- Иди в кортике, а если НШ спросит - объяснишь ему, мол, так и так, только прибыл в часть, пока без оружия.
- Точно, пойду к НШ, объясню ему.
И пошел. Объяснять НШ про пистолет.
Он в штаб ещё трижды ходил: вначале со старпомом, потом со старпомом и со мной, ну и, напоследок, как водится, со старпомом, с командиром и со мной... объяснять НШ про пистолет и про рассыльного... И все на меня обиделись, а некоторые к тому же наказали... Странно... Ну, никакого чувства юмора нет у людей!

Сам я свидетелем этой истории не был, но слышал ее от непосредственного участника во время обучения в прославленной академии им.М.В.Фрунзе в 1995 году.
Предистория. В начале 90-х годов в ходе перестройки всего и всех при Генеральном Штабе было создано Управление службы войск и безопасности военной службы. При этом приоритетной задачей созданного (перестроеного?) Управления было выявление нарушений мер безопасности (в это время их модно было называть требованиями безопасности), наказание виновных и, как водится, поощрение проверяющих. И потянулись из Москвы толпы этих проверяющих в не самые отдаленные уголки необъятной Родины. В отдаленные тоже ездили, но только тогда, когда местные условия благоприятствовали. Например, на Сахалин приезжали аккурат во время нереста лососи. Сам там служил, знаю.
История.
И вот два таких проверяющих в звании полковника внезапно нагрянули в учебную дивизию, находившуюся недалеко от Гороховецкого полигона (Московский военный округ). Как известно, сосредоточием всех мыслимых и немыслимых нарушений мер безопасности в любой части является парк боевых машин. И этот парк не стал исключением. Дембеля, отрабатывая аккорд, заливали крышу бокса (большой сарай, где хранится техника)битумом. Нарушений было просто немеряно: открытый огонь в парке (битум же как-то надо переводить из твердого в жидкое состояние), отсутствие старшего команды в звании не ниже майора (а нахрена он дембелям нужен?), неумение несчастных дембелей четко и с выражением рассказать эти треклятые меры безопасности при работе с огнем и битумом (значит оборзевшее полковое начальство наплевало на все последние пятьсот с лишним приказов об усилении борьбы с травматизмом!)и, самое главное,- работа бойцов на крыше без страховки. И если насчет огня вопрос удалось решить - обложили несчадно коптившую бочку с булькающим битумом пожарными щитами и ведрами с водой, ЗНШ (заместитель начальника штаба) соорудил какую-то инструкцию по мерам безопасности, за которую дембеля раз сорок расписались, то насчет страховки пришлось подумать. Так как привязать бойца к крыше не представлялось возможным, просто не к чему было, то с двух сторон бокса вбили в асфальт по арматурине, к которым привязали одним концом по длинющей веревке, вторые концы этих веревок, естественно, к самому умному среди дембелей, умудрившемуся наизусть запомнить первые десять правил из инструкции по требованиям безопасности. И вот бродит это чудо на привязи по крыше и поливает ее из ведра горячим битумом.
Полковники стоят внизу, смотрят -красота. Не просто нашли вопиющие нарушения, но и предприняли действенные меры к их устранению.
Но так как никто не задавался целью определить необходимую длину веревки, то она оказалась на пару метров короче, чем нужно. То есть поливальщик не мог дотянуться до края крыши, чтобы обляпать его битумом. Но заливать то надо- дембель в опасности. Солдат отвязывает эту самую веревку, подходит к краю крыши, начинает лить варево из ведра, благополучно подскальзывается ( на сапоги к тому моменту налипло уже килограмм по десять смолы) и с матами летит вниз. Упал и притаился на асфальте ветошью. Травм, кроме психологической, никаких. Лежит и думает, что с ним сотворят взводный, ротный, комбат и сам Командир (полка) за такой позор перед лицом проверяющих. И удастся ли ему дембельнуться после этого до первого августа (дело было весной).
Поковники в шоке- при них и из-за них то ли убился, то ли покалечился солдат. И внезапно, без предупреждения перед ними возникла перспектива сменить Арбатский округ на Забайкальский.
Мимо по своим делам проезжал дежурный "шишарик" (ГаЗ-66). Проверяющие изо всех сил размахивая руками тормозят перепуганного "кардана" (жаргонное название водителя). Перепуганного потому, что за свою полугодовую службу он всего прау раз видел полковников и то поодиночке. А тут сразу двое да еще и орут страшно! Дети Арбата сами! хватают пострадавшего-потерпевшего, забрасывают в кузов "дежурки" и при помощи офицерского командного языка приказывают означенному водителю нестись в санчасть быстрее пули.
Газон взревел и, как болид из первой формулы, рванул вдаль. Внезапно раздался дикий рев, из кузова сначала вылетела запаска, а за ней и пострадавший при падении, который второй раз за день, но уже не по детски приложился об асфальт.

Просто в суматохе забыли отвязать вторую веревку.Результат: при повторном падении дембель сломал пару ребер, разгромного подведения итогов не было - проверяющие смылись из полка по английски, а на металлическом покрытии кузова дежурной машины навечно остались следы от ногтей страстно желавшего жить дембеля.

Бой с тенью
Эта история началась, как обычно начинаются все истории, с простой поломки самого обыкновенного насоса, качающего воду из колодца на заставу.
С заменой оборудования, даже при советской власти, были большие сложности, и поэтому все ремонтировалось до бесконечности. Менялись отдельные узлы, из нескольких неисправных агрегатов собирался один и доводился до рабочего состояния, которое достигалось умелыми руками солдат и, конечно, чутким руководством командиров.
В очередной раз, утром, войдя в умывальник для принятия водных процедур, бойцы обнаружили, что в кране отсутствует вода! Срочно по распоряжению дежурного по заставе в насосную был отправлен часовой с задачей выяснить, в чем проблема.
Проблема, как вы уже догадываетесь, заключалась в том, что в очередной раз насос приказал долго жить. Хочу заметить, время года - зима, на улице хороший минус, и подобная проблема неминуемо приводит к замораживанию всей сложной водопроводной системы. Начальник заставы вызвал комтеха, отличного парня и просто светлую голову с каким-то механо-тракторным образованием. Пламенная речь начальника сводилась к следующему:
- Делай что хочешь - а воду дай!
- Есть! - ответил комтех, понимая, что вариантов у него не много, и жить без воды до весны ну никак нельзя.
В дальнейшем жизнь заставы пошла своим чередом. Наряды уходили на участок, возвращались со службы, отдыхали, работали. О комтехе вспомнили в обед.
Насосная находилась в нескольких десятках метров от помещения заставы, у небольшого ручья, текущего в неглубоком овраге. Чуть выше и правее торчала вышка часового. В ночное время все это освещалось прожектором, дабы враг не прошел не замеченным.
Войти в насосную было нельзя - всюду валялись, лежали, стояли, различные металлические штуки причудливых форм, обрезки труб, газовые ключи, сварочный аппарат и еще масса всякой дребедени, из которых Кома ваял то, что должно качать воду. Насосную наполняли всякие механические, металлические звуки и голосовое сопровождение, напоминающее пение мантры. В этой какофонии можно было разобрать только отдельные слова:
- Мать...
- Какого х...
- Как меня все это...
- Чтоб им всем...
Вобщем, было понятно, что восстановительно-ремонтные работы идут полным ходом. С определенной периодичностью дежурный ходил в насосную и интересовался ходом процесса.
В 20:00 после боевого расчета наступили новые пограничные сутки, и я заступил дежурным по заставе. Сходив в насосную, я выяснил у комтеха, что все в порядке. У него что-то получилось, и часа через три-четыре вода будет. В начале первого ночи в дежурке появилась с радостными глазами усталая «тень» комтеха, и гордо заявила:
- Все работает. Есть вода!
- Ты минут через сорок сходи, посмотри давление. Должно держаться больше трех атмосфер. Если давление будет падать - буди... - и отправился спать.
Примерно через час, вспомнив напутствие комтеха, я взял автомат из оружейки и отправился в насосную. Можно было пойти и без него, но для случайной встречи с россомахой, периодически оставляющей следы на территории заставы, это был наиболее веский аргумент.
Спускаясь к насосной, на противоположной стороне оврага я заметил мелькнувшую человеческую тень! Запомнив это место, я молниеносно бросился в сугроб и откатился в сторону, взяв АК наизготовку к стрельбе. Сердце стучит как бешеное, голова забивается мыслями:
- Кто?
- Нарушитель?
- Где часовой?
- Почему в мое дежурство?
- Проверка?
- Твою мать...
- Ща я те, бля, устрою... будешь мне там по сугробам лазить...
Подождав немного, с той стороны движения не было, я привстал на корточки и стал перемещаться в сторону насосной . Тень снова мелькнула! Орать на всю округу всякие: «Стой, кто идет!» и «Стой, стрелять буду!» и чему там еще учат уставы, почему-то не хотелось! Надо сначала выяснить, кто там и что он хочет?
Лежу, прислушиваюсь... Ночь, тишина, кругом снег. Слышно, как бухает сердце, жужжит насос, и подо льдом вода в ручье булькает по камушкам. Еще несколько секунд, вновь перебежка! Я уже дослал патрон, приготовился стрелять - вот появись только! С той стороны движения нет, тишина. Я снова к насосной, и тут тень появляется на маленьком сугробчике около входа... И тут меня осенило:
- Блин, тот, там, на той стороне оврага - моя собственная тень!
- Это ж надо быть таким...
- Ща бы устроил войну... стрелок!
Немного отдышавшись, я вошел в насосную. Насос исправно трудился и держал давление, стрелка манометра подрагивала на отметке четыре атмосферы.
Возвращаясь в дежурку, я встретил часового, выходящего с тыльной стороны заставы. Посмотрев на меня удивленным взглядом, спросил:
- Ты чего такой ошалелый и весь в снегу?
- Поскользнулся, в сугроб упал... - ответил я.
- Понятно! - сказал часовой и отправился в сторону вышки.
В четыре утра, сменив часовых, я принимал у сменившегося оружие. Он пришел в дежурку и ехидно спросил:
- Поскользнулся, в сугроб упал, говоришь?! Да ты, похоже, там с кем-то воевать собрался... Следов натоптано, да и от пуза борозда пропахана вдоль оврага...
- Да, так, показалось! - ответил я.
Сейчас, вспоминая эту историю, становиться смешно, как чуть сам своими руками не расстрелял собственную тень.