- А ты помнишь, как Жора-одессит поклялся его застрелить? - спросил Игорь.
- Ну, так! Жора был фигура колоритная.
До мозга костей Жора любил море. Жора любил Ришельевскую улицу и Потемкинскую лестницу. Но попал Жора служить на высокогорную заставу. Вместе со своей любимицей - восточноевропейской овчаркой Данаей или просто Даной. После моря и Ришельевской Дана была самым любимым существом Жоры, которой он даже читал написанные лихим четырехстопным, одесским ямбом письма девушки!
Прошла осень. Зима на высокогорье вещь, мягко говоря, неприятная...
- Точно! - Помнишь, как засыпало дорогу под Новый год, и вертолеты не летали, а на носу был Новый год, и Самара! Самара оказался на высоте...
- Да! - сказал Игорь. - Самара приготовил замечательный праздничный стол.
- Кошерный, как он сказал, - улыбнулся Саня. - И приготовил пюре из подмороженной картошки, запеченное баранье мясо, лепешки и даже из ржаво-мороженной селедки вкуснющий форшмак!
- Да, удивил он нас тогда изрядно, и даже... Даже старшина был поражён хозяйственностью и домовитостью Самары, а равно и возникшим из ниоткуда праздничным столом!
Вслед за зимой, как ни странно, пришла весна. Началась она горячим лучом, растопившим снежник на выносном посту «Ласточкино гнездо», и внезапно обвалилась теплым воздухом дальше, к нам в долину.
Дембель стал витать в воздухе вместе с весенними флюидами, вызывавшими у служивших по второму году особый блеск и тоску в глазах.
Домой хотелось неимоверно. Там - за хребтом, была совсем другая жизнь. Девушки в лёгких, белых платьях, с обнажёнными, не загорелыми руками и ногами и с давно забытым запахом духов.
В общем, застава стала испытывать перманентный аутоспермоинтоксикоз, не захвативший, пожалуй, только офицерскую часть заставы, да старшину Жадка, искренне верившего, что лучшее средство от любви это - бег, а наивернейшее - бег в противогазе.
Вся же остальная часть заставы стонала ночью в тяжелых снах или, вывалившись днем на яркое, южное солнышко, строило планы в виде вопросов, задаваемых друг другу :
- А ты что будешь делать, когда вернёшься?
Спрашиваемый обычно надолго замирал в сладкой судороге, и когда наитие проходило, и вопрошавшего давно простыл и след, открывал карман на липучке, доставал из него сложенный вчетверо листок, исписанный аккуратным девичьим почерком, и долго ловил облупившимся носом, как ему казалось, женские флюиды или остатки духов, исходившие от потрёпанного листка в клеточку из обычной ученической тетради.
Сумасшествие весны, расползавшееся по заставе вместе с громом весенних ручьёв с окрестных гор, коснулось и собак.
Так, однажды, старший проводников - сержант Дебальцев, идя в вольер к собакам, обнаружил сидящего перед ним в задумчивости Пса.
- Жора! - сказал он Моряку. - Гляди в оба, вид у него решительный, как бы он твою Данку не шпокнул!
Жора отмахнулся от предупреждения, как от назойливой мухи. Умные учатся на чужих ошибках, дураки - на своих, и только идиоты наступают на грабли два раза. Жора не вспомнил потаённые засады на Пса старшины и Бублика.
Поэтому однажды весенним утром Жора вошёл в вольер, держа в руке бачок с собачьим приварком, и, напевая под нос любимую песню «Рыбачка Соня как-то в мае, причалив к берегу баркас...» Уже протягивая руку, чтобы открыть дверцу, Жора поперхнулся и фальцетом, без намека на знаменитый одесский акцент выдавил:
- А вас так вижю в первий рассс...
Жорино «сссс» напомнило шипение спускаемой шины.
Он уронил бачок, сел на пол около клетки и заплакал.
Из-за разнесенной вдребезги сетчатой калитки на него преданно смотрели две пары глаз. Кротко - Данкины и настороженно-дружелюбно, карим по черному, Пса.
Вид служебных кобелей в клетках, глядящих на тихий Жорин плач, по утраченной Данкиной девственности, явно говорил:
- А мы ночью предупреждали!
Жора подскочил, вытер слезы рукавом хэбэ и побежал искать дневального с криком - Убью гада!
Потом последовало изгнание из рая с помощью дубья и одетого в спецкостюм Жоры. В результате совсем маленького и совсем локального военного конфликта, четыре не тонкие палки были перекушены, а сам Жора к концу выглядел, как будто он, по меткому выражению старшины, списывавшего костюм, «скупався у ставочку з крокодилами».
После этого было произведено укрепление собачника всеми мыслимыми способами современной инженерии, в результате чего собачник стал напоминать помесь наших «Крестов» с американскими «Алькатрасом» или «Синг-Сингом».
Но все это уже не помогло. Дана понесла и в конце июля разродилась четырьмя весёлыми вислоухими щенками нахальной масти.
Жора переносил это как предательство любимой девушки. Был пойман однажды ночью с заряженным автоматом на выходе из казармы.
Отдавая автомат в дрожащие руки дежурного, с глухой ненавистью сказал: -« Все равно ему не жить!»
Однажды утром застава проснулась от неистового, басовитого лая и испуганного человеческого крика, метавшегося в окрестных горных вершинах эхом. С выносного поста, носившего звучный и красивый позывной «Ласточкино гнездо», царившего и парившего над заставой, испуганно запищали в рацию разбуженные «бдительные» ласточки, потребовавшие у «матери-земли» прояснить напугавшие их орлов страшные звуки снизу.
Прибывший к месту наряд прояснил ситуацию. Практически не надеясь отомстить Псу, Жора решил отыграться на щенках. Зло, но несильно щелкнул виноватую Данку по сконфуженной морде, невзирая на протесты в виде скулежа, постукивания хвостом по полу и виноватых глаз, собрал четыре серые варежки в коробку пошел к местному туалету «типа сортир». А туалет наш был обычный - перекрытая досками с дырками яма, дощатые стены с потолком, обитые толью.
Верочка ахнула:
- И он ... утопил щенков?
- Утопил, - поморщился, Игорь. - Туда, в жижу эту и выкинул из коробки.
- Но сердце матери - великий вещун! - добавил Саня.
Сразу после ухода Жоры, Данка завыла - низко, по-волчьи. Пес, непрерывно отиравшийся у собачьего «Алькатраса», увидев Жору с коробкой в руках, кинулся вдогонку. Жора, ухмыляясь, добежал до сортира первым и накинул крючок на дощатую дверь. Через минуту Пес, то ли понявший все разом, то ли учуявший запах щенков, изо всей силы, не жалея себя, ударил всем телом по доскам.
Жора быстро покидал щенков в дырку, все еще ехидно улыбаясь, подошел к выходу, когда дверные доски прогнулись внутрь, а крючок отскочил, и дверь больно ударила Жору по лбу. Жора испуганно пискнул и навалился всем весом, стараясь не попасть в щель, наполненную страшным оскалом разинутой пасти.
К прибытию наряда картина кардинально поменялась. Жора был сильно испуган, лежал на двери, изнутри подпирая ее плечом, а так же одной рукой придерживая готовое завалиться навзничь под напором Пса заведение. Голоса кричать у Жоры не было. На Пса было страшно смотреть, он был весь в крови. Не взирая на разбитую голову и грудь, он, с решимостью камикадзе, набирая разгон, раз за разом бил и бил в сортир.
- Прибежали за нами, - сказал Саня.
- Да, - вставил Игорь, - оттащить его никто не решался.
- А все ты - перебил Саня, с разбегу повис у Пса на шее, как у коня.
- Ничего подобного, обнял друга за плечи Игорь. - Первым на него бросился ты.
- А, - махнул рукой Саня, - какая разница? В общем, мы на нем повисли. Пес дернулся в наших руках пару раз, упал на передние лапы и завыл.
В этот момент сортир хрустнул опорными столбами, закачался и с грохотом и треском завалился назад. Стоять остался только дверной косяк и практически разбитая дверь, из-за которой доносились утробные завывания Жоры.
Нас поразил Щур! - Да, да тот самый Щур! Он кинулся к завалу из досок и начал остервенело разбрасывать завал. К нему подскочили, стали помогать. Наконец, Щур с размаху кинулся на пол, засунул здоровенную ручищу в дырку, и стал шарить, повернув к нам свое красное, с вздувшимися на лбу жилами, лицо. Наконец, оно просветлело, он выдернул грязную пятерню с двумя слабо копошащимися комочками грязи. Фельдшер охнул и унесся на кухню за теплой водой. На обнявшего накренившуюся дверь и плачущего Жору никто не обращал внимания.
В коробку набили чистых тряпок и положили тяжело дышащих щенков. Порозовевший от смущения Щур пробасил:
- Та шо! Твари живые малые - я слышу, плачут, попискивают, гляжу, лапами на поверхности гребут - знать жить будут, а те два сгинули.
Щура повели к кухне мыться горячей водой.
Капитан Тихомиров, взяв из рук фельдшера коробку, сказал:
- Пойду дочкам отдам, может выходят?
И проходя мимо Жоры, бросил фельдшеру:
- Дайте этому ... нашатыря понюхать что ли?
Света тихо спросила:
- Щенки... выжили?
Игорь улыбнулся:
- Выжили!
С такой заботой. Тетя Тамара, жена капитана, его дочки, фельдшера замучили. Тот тягал им порошок аскорбинки, который добавляли в сухое молоко, капали пипетками в безвольные щенячьи рты. Наряды, возвращаясь на заставу, искали гнезда горных куропаток, чтобы раздобыть яиц. Еще бы, нужно добавлять в молоко желтки - щенков тошнит! У них отравление! У них, пардон, жидкий стул!
В общем, заставу с неделю лихорадило. Пес перебрался жить под окно комнат Тихомировых, где в один из дождливых вечеров и был застукан капитаном, лежа в грязной луже. Пес вздохнул, поглядел на Тихомирова и положил мокрую, спутанную бороду в воду. Тихомиров вздохнул тоже, покрутил головой и сильной рукой властно взял Пса за холку и поднял из лужи. Мы, выбегая от Самары, где чистили картошку на ужин, с удивлением увидели кэпа в плащ-палатке, сидевшего около лежащего в своей будке пса.
- И не стыдно тебе? - Жестко, но не громко рубил слова Тихомиров на повинно лежащую между мокрыми лапами голову Пса. - Ты - боец пограничных войск, неделю не выходишь на наряд, службу нести кто будет? Сказали тебе - порядок будет с твоими щенками, это тебе мое офицерское слово.
Капитан положил тяжелую кисть на большую песью голову. Поднялся с коленок и увидел нас. Смущенно кашлянул и, повернувшись спиной, пошел по направлению к вышке.
Наконец, как-то хорошим, погожим утром, Тихомировские девчонки вытащили на божий свет уже не безызвестную коробочку, в которой весело возились два похудевших комочка. Первым, конечно, подбежал Пес. Уткнул нос в коробку и ласково прошелся огромным красным галстуком по двум пушистым комочкам повизгивавшим внутри.
- А Жора? - спросила Света.
- А что Жора? - продолжал Саня.
Все вернулось на круги своя. Данка щенков забыла. Жора выходил из казармы только с кем-нибудь, ибо при виде Жоры у Пса задирались по бокам пасти черные губы, обнажая клыки не слабых размеров. А в остальном, прекрасная маркиза......
По вечерам Пес все так же провожал наряды. Иногда, убежав с заставы, находил в наряде нас, и осторожно трусил сзади, от чего мы с Игорем отучить его не могли, а наши псы после взаимного обмена размеров клыков и мышечных статей, на Пса старались, как и прежде, не обращать внимания.
Когда дочки капитана выносили щенков на улицу, Пес прибегал и степенно смотрел на двух возящихся и рычащих кутят. Впрочем, если они пытались убежать слишком далеко, то он их находил и осторожно тащил за холку обратно в коробку, выложенную всегда чистыми, разноцветными лоскутками.
Часть7
Бой
Что было потом? А потом подкрался дембель! - сказал Саня, - который два года назад был неизбежен как крах капитализма.
Но раньше на заставе начались проблемы. Из одной очень жаркой страны, где половину занимают ба-альшие и высокие горы, а вторую половину занимают очень жаркие пески, вывели наши войска. Все вроде бы и нормально - в принципе и при наличии войск в этой жаркой стране у нас хватало нашей пограничной работы. Часть наших же пограничников стояла с той стороны и постоянно пребывала в «трудах» воинских, да и мы находящиеся с этой стороны нашего могучего и не рушимого не стояли от этого труда в стороне. Постоянно что-то было. Нарушители с той стороны, были просто бандитами. Кто-то тащил сюда наркоту, которой у нас в Союзе было мало, и для столичных стиляг она была на вес золота, кто-то пробовал на прочность границы нерушимые, а кто-то задавался целью вымести нас куда подальше!
- Точно! - воскликнул Игорь - помнишь, Тихомиров, вернувшийся из управления, сказал, что видел в городе надпись: «Русские солдаты, уходите обратно на север!»
Вот так и случилось, что войска вывели, а работы у нас прибавилось. Жизнь на заставе стала опаснее - против нарядов на участках стали минировать тропы растяжками, противопехотными минами, участились случаи обстрела заставы. Потом из кишлака за нашей спиною к нам однажды ночью перебрались учителя с семьями, и мы окончательно перестали ездить туда, даже в магазин. Впрочем, контакта с местными не теряли - те сами были в растерянности, потому что вести из России были самые неприятные.
И вот однажды в июне, когда мы с Игорем ждали дембеля с минуты на минуту, на заставу пришло усиление - три бэтээра с группой ДШМГ.
Благодаря прибывшему усилению, капитан решил и согласовал с управлением вывоз семей офицерского состава и гражданских.
- Да, перехватил рассказ Саня. - Несмотря на усиление, народу на заставе все одно было немного - человек сорок военных. Остальные: женщины, дети и учитель физики, совсем обрусевший таджик. В вертолете Тихомирову под разными предлогами отказали, поэтому вечером на офицерском совете было решено выделить двух офицеров и восемнадцать человек пограничников, на двух бэтээрах. Довести «ниточку» комендатуры, сдать гражданских на руки комендачам, которые обещали оттуда забросить всех в управление и вернуться обратно. Так - пикничок, бросочек в восемьдесят километров.
Решили - разошлись. Гражданские по сути не возражали и даже радовались. А вот офицерские жены... С теми было трудно. Они соглашались вывезти детей, сдать на поруки бабушкам и дедушкам и вернуться назад, тянуть военную лямку с мужьями.
- Слава! - слышали мы, тренькая на гитаре под офицерским блоком. - Слава, скажи мне честно, что творится? - твердым голосом допрашивала за тонкой стенкой тетя Тамара капитана.
- Тамара, вам надо уехать! На границе очень неспокойно, как там, так и в тылу. В России какие-то новые веяния и порядки, из-за них становится хуже со снабжением и боеприпасами. Не хватает топлива. Детям надо учиться. С нами будет все в порядке. Тебе надо с детьми ехать и устраиваться там, в России. Мы люди военные - будем ждать приказа.
- Я вернусь! - так же твердо сказала тетя Тамара. - Отвезу девочек и вернусь.
- Нет, - не менее твердо сказал Тихомиров. И добавил тихо, - Уезжайте! Поговори с остальными, нам будет легче - вы развяжете нам руки!
- Дальше, - почти прошептал Саня, - нам стало стыдно подслушивать, так стыдно, будто мы влезли грязным во что-то очень чистое.
Утром было построение. Не совсем обычное. После стандартного боевого приказа Тихомиров понизил голос и сказал всему строю:
- Ребята, мы вверяем вам самое дорогое, что есть у нас, жизни своих женщин и детей. Это касается не только наших жен, жен офицеров. Все женщины и дети, которых вы повезете - наши, потому что мы солдаты, призванные в первую очередь защищать их - нашу надежду. Я очень верю, что мы - офицеры научили вас, как это делать. Берегите себя, но помните, что за вашими спинами - они. И вернув твердость голосу, скомандовал, - По машинам!
- Он чувствовал! - продолжал Игорь. - Он чувствовал, как человек, непрерывно живущий в тревоге, каждой клеткой кожи чувствовал опасность.
Да, мы шли привычно на броне сверху, с открытыми люками, потому что внутри находился драгоценный груз. Вместе с женщинами внутри, сидели по двое бойцов, помогавшие освоиться с ритмом не плавно шедшей по дороге боевой техники. В первом бэтээре так же ехал увязавшийся с нами пес, развалившийся на полу отсека, непрерывно чихающий от летящей в нос пыли и глядящий на коробку, которую держала старшая дочка капитана на коленях. Поверх картонного борта на него не менее преданно смотрели бусинками глаз две вислоухие, с начавшей темнеть шерстью, головенки.
Так бы мы и шли спокойненько, но километров через двадцать, где дорога делает крутой поворот, уходя за огромную скалу, раскачиваясь от бортовой качки, подскочил во весь свой немаленький рост Пес.
Я попытался, схватив его за шею положить на пол. Да куда мне. Он стал рваться и так злобно лаять, что стало слышно за шумом хода бэтээра.
Саня закричал что-то в ТПУ (переговорное устройство), а Пес уже рвался в боковой люк, когда бэтээр встал, и внезапно наступила тишина. В верхний люк десантного отсека просунулось злое лицо Бублика, дети начали тихо плакать, испугавшись собачьего лая. Саня, откинув в сторону «шайтан-шапку», дернул фиксатор люка, люк ушел вниз, и пес стрелой вылетел наружу.
Я увидел, как Саня схватил автомат и кинулся следом за ним, нырнув ласточкой в открытый зев. Я тоже подхватил автомат, машинально передвинул кепи козырьком назад и кинулся за Саней.
Саня смущенно произнес:
- А что было дальше, я не помню.
- Зато я помню! - досадливо поморщился Игорь. - Место для засады там классическое. Поворот, справа по ходу скала и моренное отложение перед ней. Камня для ячеек - море. Солнце нам в морду, слева по ходу обрывчик небольшой, но достаточный, чтобы сковырнувшийся бэтээр раздавил свой хрупкий груз. Пес выкатился из него, обогнул хищную, острую бронированную морду и пошел махать во все лопатки вверх по морене, ты за ним. Я, выскочил сразу за вами, обогнув нос машины, повернул за поворот, получил в морду полную охапку солнца.
Сразу раздался взрыв, за ним - выстрелы. На фоне солнца я увидел твой силуэт, крутанувшийся вокруг своей оси, летящий из руки автомат, и сразу упал за скалу.
- А дальше? - спросила побледневшая Вера.
- Да чего дальше? - с выражением досады на лице махнул рукой Игорь. - Мы быстро разгрузили бэтээры, раздав одетые на нас броники (мы долго не могли понять этого странного приказа капитана), гражданским.
Засада у душков не удалась благодаря Псу, пока они это пытались понять, мы под прикрытием техники стали уходить, пятясь задом. Потом они опомнились и стали бить по нам сверху с гребня отвесной скалы, не имея возможности спуститься к нам.
Часть из нас вела огонь по ним, не давая душкам расслабиться, а остальные запихивали под защиту брони, не привыкших к таким перемещениям, женщин и тащили при этом на руках, не успевающих и постоянно вылезающих под выстрелы, детей. Через пять минут подбили головной бэтээр, при этом был сильно ранен и обожжен, заменивший башенного стрелка, Бублик. Нужно сказать, что и уцелели мы, благодаря ему, его мастерскому владению капэвэтэ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый). Душки натерпелись от его огня, мы видели, как несколько тел упало с отвесной стены, но с пятой гранаты бэтээр загорелся. Контуженного и израненного осколками брони, всего в страшных ожогах, Бублика в последний момент сумел вытащить такой же раненый мех.
- А Саню? - тихо спросила Вера, - и Пса вы бросили?
Игорь отчаянными глазами посмотрел на женщин и с надеждой на Саню:
- Мы не могли к нему пробиться. С той стороны огонь был такой силы... а страшно - женщины такой крик подняли... В общем, да, - дрогнул он голосом, - бросили!
- Ладно, - буркнул Саня, - бросили бы, не сидел бы с вами!
- А что было дальше? - спросила Света.
- Дальше?
Мы вышли из зоны огня и укрылись ниже по дороге,за единственном бугром на склоне. Огонь духов стал неэффективен, но по нам щелкали их снайперы, которым отвечал огнем капэвэтэ второй бэтээр. По его рации вышли на заставу, с которой уже через более мощную рацию связались с комендатурой и оттуда - с управлением. Через пятнадцать минут, отходивших рассредоточенных душков, накрыли два прилетевших крокодила, под их защитой на прилетевший Ми-8 мы погрузили гражданских, в бэтээр положили раненых, и снова пошли на перевал.
Там же было тихо. В пятнадцати метрах по морене мы нашли, истекающего кровью от огромной раны в боку, Саню с автоматом, искалеченным прицельной очередью, а в тридцати метрах выше, перед духовскими позициями, неглубокую воронку от мины, с пятнами крови... и все. Еще через десять минут мы погрузили, облизывающего спекшиеся губы, Саню в вертушку, положили рядом обожженного меха и, почти потерявшего сознание от боли, Бублика. Следом запрыгнул легкораненый боец из ДШМГ.
Из гражданских никто не пострадал. Сильно испугались, у двоих детей были сердечные приступы. Но не погиб никто!
Мы вернулись на заставу. Спрыгнули с бэтээра около хмурого капитана. Он помолчал, подошел, сгреб нас за шеи и сказал:
- Спасибо, мужики!
- А душманы? - спросила Вера.
- За ними гонялись по горам «рэксы» и «рэмбовики» (бойцы спецподразделений и десантноштурмовых батальонов). Проскочила крупная группа «вовчиков» - ваххабитов, видимо, вели наблюдение за заставой, осуществляли перехват, вот и...
-А у нас как всегда - не хватило сил на разведку, сопровождение с воздуха и вот...
- А щенки? - опять спросила Света, - они уцелели?
Игорь усмехнулся:
- Видишь, мы там о человеке не подумали, а о щенках? Наверное, сгорели в бэтре! Кто знает? Коробки мы не видели, да и не искали специально.
- Несправедливо, - сказала Вера. - Несправедливо выходит, он вам всем жизнь спас.
- А война, Верк, вообще несправедливая штука, - серьезно глядя в глаза жене сказал Саня, посмотрел в сторону и, увидев слушающего рассказ Насрулло, кивнул ему, - правда, душшара?
Насруллов встал, побледнев сквозь природный румянец:
- Я не душман, - повернулся и скрылся на кухне.
- Ну, зачем ты так? - укоризненно покачала головой Вера.
Саня встал и, чуть покачиваясь, засунув руки в карманы, пошел вслед за хозяином на кухню.
Через пять минут он вернулся, держа под руку обиженно сопевшего Насрулло, держа в другой заиндевевшую, непочатую бутылку водки.
Стоя содрал хрустнувшую пробку и разлил хрустально блестящую жидкость по пиалам.
- Давайте, - хриплым голосом сказал Саня. - За боевых друзей, и чтобы нам и нашим детям не пришлось воевать.
Все встали и выпили.
Саня пережимая рукой у рта водочную судорогу, пьяно рассмеялся:
- Вторая часть - идиотская. Все одно - будут воевать!
Просветлевший воздух отделил небо от моря. Прощались с Насруллой, потом шагали через приморский город, остро пахнущий левкоями, кипарисами, пальмами, морем.
На развилке дорог остановились. Женщины, поняв, что настала пора прощаться, обнялись и зашептались о чем-то своем. Саня положил руки на плечи Игорю:
- Ты прости, братан, если что не так?
- Ты что, Санек, - задохнулся Игорь от острого чувства. - Мы с тобой сегодня еще увидимся?
- Эт вряд ли, - грустно улыбнулся Саня - до автобуса всего ничего.
Потом достал портмоне и вытащил визитку:
- Звони, братан, не забывай! Будешь в Москве, мы вас всегда ждем!
Игорь со Светой долго смотрели вслед. Еле различимые в предрассветных сумерках, мужчина и женщина, обнявшись, помахали им рукой. И скрылись за поворотом.
В прихожей надрывался телефон. Игорь осторожно поднял с груди Светину руку, горячую ото сна. Светка встревоженно зашевелилась, Игорь осторожно чмокнул ее в открывшуюся полоску шеи и положил руку на постель, укрыв ее одеялом, и пошлепал, поправляя резинку трусов, по прохладному полу на звук телефонных трелей.
Уже рассерженно сорвал трубку:
- Какого черта в пять утра? Какой Александр? Какой Попов? Саня? Ты? Узнал! Ну, ты даешь! Черт, воскресенье же! Да святой непросыпай! Что? Тихомирова нашел? Да брось? Все наши встречаются?
За завтраком был весел:
- Светка! Наши все нашлись, представляешь, вся застава собирается! - И, намазывая масло на хлеб, - Саня требует, что бы ты поехала!
Зима в Москве была слякотной. В метро вообще не ощущалась. Однако взялась всерьез за, выдутых на самой окраине из теплого и шумного чрева подземки, Свету с Игорем, кусачим морозцем и метелицей, бросившей горсть колючек в раскрасневшиеся лица. Игорь потер ухо и виновато посмотрел на жену. Света лукаво нахмурилась и надула губки:
- Не нужна мне шапка, что я маленький?
Игорь еще раз укоризненно посмотрел на нее. Метель еще раз обвилась вокруг, отскочила и вдруг набросилась растопыренной фигурой в белом полушубке - вот вы где, черти! Света испуганно ойкнула, Игорь засмеялся:
- Саня, не можешь ты без выкрутасов! А где Верочка?
- Верочка? Верочка уже на месте! Вас ждет, а такси вам подано! - И широким жестом указал на призывно открытую дверцу УАЗика.
За городом снег забил черноту и лобовое стекло, залепляя бешено работающие дворники.
- Куда мы едем, Санек? - спросил Игорь, бережнее укладывая на плече, разомлевшую в тепле автомобильной печки и заснувшую жену.
Саня в пол оборота повернулся к другу и тихо, чтобы не разбудить женщину, сказал:
- Капитан-то наш уже и не капитан совсем!
- Да ну, брось! Генерал?
- Нет, братишка, до генерала наш кэп не дошел, костью не вышел. Но полковника получил. Вышел на пенсию по ...кхм, - хмыкнул в кулак, - состоянию здоровья.
Ну, живет как все, правда вдали от Москвы, дочки уже выросли, замужем, внуков у нашего кэпа вагон и маленькая тележка.
Тут у него домик маленький, но все путем: печка, банька, комнаток шесть, кухонька и тетя Тамара там распоряжается. Наши там уже - ну, не все, кто приехал, кто нет... Но, в общем, есть народец. Я даже Бублика нашел - тот заматерел, случайно в Москве столкнулся, служит теперь здесь. Но выслушал меня, хмыкнул, развернулся и ушел. В общем, как был Бублик - «хренов тореро», так и остался. Так что тебя только ждем. Сейчас в баньку и к столу...
В старом доме и на улице было тихо. Даже слишком тихо. Тихо так, что было слышно, как со старых елей, окружавших дом, шурша, падал снег, да как трещали дрова в простой русской печке. В ярко освещенной комнате, за крестом поставленным столом ,стояли люди, держа в руках наполненные прозрачной влагой стаканы. Все смотрели на высокого, подтянутого, коротко остриженного человека с резко очерченными чертами лица. Голос его звучал глухо:
- Дорогие мои мужики! Много лет назад, совсем в другом месте и в других обстоятельствах, я говорил вам слова. Слов было немного, но они были. Повторять их не имеет смысла, но после стольких лет я должен вам сказать: «Спасибо вам, мужики!» - и, повернувшись к небольшого роста крепкому, седому мужчине, произнес, - Иван Тарасович, начинайте поверку!
Старшина смущенно откашлялся:
- Рядовий Албасов!
- Я, - послышалось с дальнего края.
Все, улыбаясь, посмотрели на смущенного худощавого мужчину. Саня ткнул Игоря:
- Помнишь? Азек Албасов, снайпер?
Игорь возмущенно прошипел:
- Мне ль свое отделение не знать?
Каждую новую фамилию, встречали улыбками и взмахами рук, храня тишину и торжественность момента.
- Молодший сержант Попов!
- Я! - крикнул Саня, и на его выкрик потянулись взглядами и легким приветственным шумом.
- старший сержант Щипицын!
- Я! - радрстно выдохнул Игорь, радуясь вновь услышанной в строю своей фамилии.
- Старший сержант Щур!
- Капитан Щур, погиб при выполнении боевого задания, на территории Чеченской республики! - вдруг отчеканил Саня.
Строй качнулся, старшина строго посмотрел на Саню:
- Точно?
-Так точно, товарищ прапорщик! Чеканил слова, руша тишину, Саня.
Тихомиров склонил короткостриженный ежик.
- Ефрейтор Фильдштейн!
- Полковник Фильдштейн проходит действительную военную службу в армии обороны Израиля, - продолжал, по-видимому, знающий все, Саня.
- Товариш капітан! - Повернулся к нему Жадок, - Перевірка проведена, в строю знаходяться вісімнадцять чоловік!
Капитан поднял голову, обвел стоявших и расцвел улыбкой:
- Ну, здравствуйте, дорогие! Давайте уже садится за стол...
Встреча перевалила за полночь. Было очень тепло и шумно. В комнате, забросанной шубами и куртками, тренькала гитара и слышалось знакомое:
Тебе подружка снится, далекая граница,
Фуражка трав весенних зеленей....
В большой комнате, неведомо откуда взявшийся патефон, скрипя иглой по заезженной пластинке, пел шаркающим ногами в танце парам:
- О, Рио-рита, пампарампампампампапарам...
К прижавшемуся к холодному оконному стеклу лбом Игорю подошел Саня, обнял за плечи:
- Где Светка?
- А там, где и Верочка, пограничные наши слушают и подпевают. А чего грустишь брат?
- Время, Санечка, прошло, не убежать.
- Нашел, голова садовая, о чем грустить, Вон, гляди, как кэп с тетей Тамарой танцуют...
- Пришел кто-то, - прошептал Игорь.
- Где?
- Да вон, через калитку идет, я силуэт только через стекло вижу!
Саня с Игорем побежали в прихожую, в которой настойчиво и требовательно гремел звонок.
Тихомиров недоуменно посмотрел на часы:
- Два ночи, - шепнул жене, - кого это принесло?
Дверь прихожей распахнулась, и в комнату, загадочно улыбаясь, вошли Игорь с Саней.
- Кто? - коротко бросил Тихомиров.
- Бублик! - не переставая улыбаться, сказал Игорь.
- А чего морды такие загадочные? - спросил Жадок.
- Щас увидите! - расплываясь улыбкой от уха до уха, сказал Саня.
Веселая толпа окружила дверь. Саня громко сказал:
- А туш сыграть новоприбывшему все готовы?
В первых рядах надули щеки. Дверь скрипнула, наступила тишина, в которой был слышен шипящий звук выпускаемого воздуха.
Через порог шагнул и сел в яркий прямоугольник света бьющего из прихожей... Пес. Масти нахальной - то есть непонятной. Рыже-черно-белый окрас. Морда лохматая, в предках - ризеншнауцер- раз, восточноевропейская овчарка- два, в мощной груди затесался кавказец- три, в лапах был ньюфаундленд- четыре, в хвосте и ушах сидел в предках Тузик. Глаза карие, внимательные, можно сказать, с пониманием и вселенской скорбью. Умные, чуть с грустинкой глаза, присущие только самым беспородным псам. Белесого цвета ресницы и такого же цвета по-клоунски вздернутые вверх удивленные брови.
Наглец посмотрел на замолчавших разом людей, вывалил язык, преданно глянул вокруг и «улыбнулся», утирая языком слюни с мохнатой морды.
Тихомиров тихо подошел и сел перед собакой, глядя ей в глаза. Пес выдержал взгляд, потом поднял тяжелую лапу и положил ее капитану на колено. Тот растеряно положил свою руку на мощную лобастую голову, пришедшуюся почти вровень с его головой, и произнес:
- Пес кудлатый, масти нахальной...
И сразу все вокруг загалдели - пограничники рванулись к собаке. На месте остались только Саня и Игорь с женами. Верочка пролезла мужу под мышку:
- Мальчики, так это же Пес?
Света спросила мужа:
- Игореша, ты же сказал, что он погиб?
Игорь растерянно посмотрел на человеческую кашу, тормошившую, важно принимавшего ласки, Пса и вдруг увидел, прислонившегося к дверному косяку только что вошедшего небольшого человека, с улыбкой глядящего на беспорядок в передней. Тем временем Пес решительно встал и пошел, расталкивая смеющихся людей, к Игорю и Сане. Обнюхал штаны одного и другого, и вдруг, встав на задние лапы и упершись передними в грудь Сани, прошелся большим и шершавым языком по лицу одного и другого.
- Андрюша, - произнесла грудным голосом жена Тихомирова, - ну отчего вы так поздно приехали?
Маленький человек у порога, покрылся пунцовыми пятнами сквозь оспины и шрамы ожогов на лице:
- Тамара Васильевна, мы же еще и служим, - с легким поклоном поцеловал ей руку.
Она погладила его по седой голове:
- Андрюша, спасибо вам за Пса!
Бублик побагровел и протянул ладонь капитану:
- Здравствуйте, товарищ капитан!
Потом все сидели и стояли вокруг жадно евшего Бублика и слушали нехитрый рассказ.
- Да ничего такого и не было, - торопливо жуя, рассказывал тот. - Он, сопленыш этот, мне под ноги подлез. А когда граната попала, я думал кранты - не выбраться уже. Лежу на днище, двинуться не могу, лицу больно, спине больно, оранжевый туман в глазах плавает. А тут этот ползает, в меня тычется. Я глянул - как сквозь туман, а у него кровь на мордочке, машинально и сунул его за пазуху - вдвоем и помирать веселее. Механик меня через боковой люк и поволок. Брезентом сверху накрыли, а потом уже в вертолете я отключился.
В госпитале очнулся уже чин-чинарем, перевязан, больничное на мне. А щенка-то и нет. В общем, решил я, что почудилось мне, что сунул его в китель.
Потом гуляю как-то, смотрю, сестрички навстречу и на руках этот. Отожрался на госпитальных харчах, доволен жизнью и глазками-бусинками с рук сверкает. Вдруг меня почуял и заскулил сопля, с рук у девах рвется. Ну, я тут и встал. Девочки, говорю, а где вы этого взяли? Они мне, а какая вам разница? Я им - как какая, когда это собака нашей заставы. Они мне - ничего подобного, мы эту собаку нашли, когда тряпки новоприбывших сжигали. Мы его спасли, если б не мы, он бы в печку пошел.
Но только я на своем настоял - потащил их к начальнику госпиталя. Рассказал, так, мол, и так. Девахи в голос реветь. Оказывается, у него, у малого контузия, и барабанные перепонки повреждены. Так с тех пор плохо слышит. Но главное, вернули мне его, ребята! Ну а там уж куда деваться. Побросала нас судьба по отрядам, пока уже здесь не осели. А встретил вот Саню Попова, обрадовался, но хотелось вам сюрприз сделать и думаю, тут он хитро посмотрел на обступивших его людей, мне это удалось!
В полдень, выспавшись, все высыпали на мороз. Пес черной молнией мелькал по снегу между сугробов и берез, бросаясь за разбегающимися людьми.
- Саня, - позвал Игорь, - глянь-ка, бегает совсем как отец - стрелой, только хрипя от напряжения.
- Я так его и запомнил, как он вверх по склону рвал, - сказал Игорь.
На крыльцо вышел Тихомиров с фотоаппаратом в руках:
- Ребята! - Позвал он, - давайте все вместе сфотографируемся?
Все долго усаживались, деля место поближе к собаке. Тихомиров убрал с капота, стоящего у крыльца, УАЗика слой снежной пудры и примостил на него взведенный фотоаппарат. Подбежал и сел на оставленное именно ему место рядом с собакой. Все заулыбались, а пес вывалил красный язык. Аппарат пожужжав, щелкнул, выплеснув облачко почти невидимой на ярком солнце и снегу вспышки.
Так они все и вышли на этом снимке, улыбающиеся и счастливые люди и среди них - Пес кудлатый, масти нахальной.
Огромное спасибо за правки и помощь ребятам с сайта pogranichnik.ru
Отдельная благодарность за правку в области пограничной жизни - Денису Хижину (Стрелку). Огромное спасибо за редактуру и корректировку текста Сереже Скрипалю и Глебу Боброву с семейством.
Сухопутные люди думают, что корабль - это просто вещь. Много разных частей, деревянных или металлических, соединённых друг с другом. Приспособление для плавания по воде.
Моряки знают, что это неправда. Любой корабль - существо живое. У каждого - свой характер, свои привычки. Ну а большой современный корабль, в котором электроники - как в трёх компьютерных супермаркетах, а всевозможных закоулков, труб и кабелей - как в паре небоскрёбов, поставленных друг на друга - личность, как правило, незаурядная.
Когда человек ведёт дневник - никто ведь этому не удивляется. (Гораздо удивительнее было бы, заведи он себе судовой журнал.) Так почему бы не быть дневнику и у атомного ракетного крейсера?
17 июля
Командир вернулся из штаба флота - прощаться. Завтра будет официально объявлено об отставке. Прощался молча: прижался щекой к переборке в кают-компании и тихонько гладил панели под дуб. Потом сошел на берег. Двенадцать лет вместе - не шутка. С самой моей постройки. Ещё с завода.
Матросы меня надраивают - чтобы блестел. Четвёртый помощник носится с красной рожей, командует уборкой.
18 июля
Снимать Командира явилась целая делегация. Командующий флотом со свитой, а с ним какие-то мелкие смуглые людишки в белых опереточных мундирах. Не то индусы, не то малайцы, не разобрал. Наш Командир на их фоне как-то потерялся, несмотря на свои два метра роста. Экипаж выстроился, комфлот речь сказал - про то, как он Командиру благодарен за отличную службу, за образцовый корабль, за экипаж. Жаль, мол, расставаться. Кабы не знать, что комфлот сам его спровадил, так и поверил бы.
Командир ничего не сказал. Честь отдал - и к трапу.
По-моему, даже крысы в трюмах сегодня ходят с влажными глазами.
19 июля
Новый командир как-то не впечатляет: во всех смыслах на две головы ниже нашего. Бывшего. Какое дурацкое слово - бывшего!
01 августа
Новый командир снял старшего помощника и старшего механика. Своих притащил. Новый стармех во мне мало что смыслит. Знакомый буксир шепнул, что он вообще подводник, на дизелях всю жизнь проходил. Что он понимает в реакторе? Надеюсь, ума хватит лишнего не трогать.
Четвёртый помощник спёр мотопомпу. Зачем она ему?
15 августа
Что-то странное происходит. В море больше не выходим. Стрельбы прекратились. Командир с совещаний не вылезает. Команда расхлябалась, никому ничего не надо. Крысы плодятся, обнаглели - куда только четвёртый помощник смотрит. Что же будет?
6 сентября
Команду сократили на две трети. Из офицеров остались только командир и четвёртый помощник. Ракетное вооружение приказано снять. Говорят, приказ сверху. Обещают перевооружение. Лишь бы война не началась, пока я без ракет.
8 сентября
Четвёртый помощник продал почти все шлюпки. Сволочь. При Командире, поди, побоялся бы. Крысы ходят где хотят.
14 сентября
Новый командир сделал роковую ошибку - разругался с коком.
20 сентября
Сняли командира за эпидемию поноса среди личного состава. Новый командир (или правильнее - сверхновый?) по виду - чистый пират. Волосы курчавые, глаза цыганские. Ростом метра полтора. Если тенденция сохранится, следующий командир будет размером с кошку.
22 сентября
Ура, готовят меня к походу! Наконец-то!
Четвёртый помощник выписал продуктов и прочего довольствия на полный экипаж, ведомость была на четырнадцать листов. Ждём пополнение или собирается продать излишки?
Крысы ждут доставки продуктов - могу поклясться, что они читали ведомость.
25 сентября
Команду сократили до десяти человек. Хорошо ещё, что у меня много чего автоматизировано. Подготовку к походу завершили. Где ракеты? Из вооружения остались зенитки и вертолёт на вертолётной площадке - и тот только потому, что его четвёртый помощник под брезент спрятал. Надеется при случае продать.
26 сентября
Выходим в море. Без оружия и команды. Ничего не понимаю. Крысы на борту в полном составе, зато четвёртый помощник сбежал. Примета нехорошая.
1 октября
Идём вокруг Европы. Встретил знакомый теплоход, немного поболтали на встречных курсах. Говорит, в Аденском заливе неспокойно, от пиратов еле ушел.
12 октября
В Суэцком канале поболтал с буксирами. Слухи нехорошие. Якобы наши корабли продают в Юго-Восточную Азию. Кого на металл, а кого - под развлекательные центры переоборудуют. Казино и всё такое. По мне, уж лучше на металл.
13 октября
После Суэца не могу успокоиться, всё думаю. Не к добру были те малайцы в белых мундирах, ох не к добру! Начал внимательно читать радиограммы.
17 октября
В командный пост пришли крысы, побеседовать. (Всегда подозревал, что реактор где-то не экранирован как полагается.) Принесли бумагу, добытую из командирской каюты.
Как чуял. Иду я, значит, в Индонезию. В Джакарту. По всему выходит, на металлолом. Ну спасибо - хоть не плавучим казино.
Зря я четвёртого помощника в сволочи записал. Он жулик, конечно, но мелкий. Попадётся со своей мотопомпой - в тюрьму сядет. Дурачок. А вот тем, кто боевые корабли во вторсырьё сдаёт как грязные консервные банки - тем ничего не будет, кроме почёта, уважения и дохода.
Господи, они же убьют меня! Сволочи. Надо что-то делать!
18 октября
Вёл переговоры с командиром крыс. Думал, он толстый и старый - ничего подобного. Крепкий, поджарый, умный. Размером с крупную кошку. Пишет и читает на трёх языках. Говорить у крыс не получается, да и мне нечем - общались через компьютерный терминал. Потрясающе работает на клавиатуре, всеми лапами.
Понятно, почему четвёртый помощник так и не смог крыс в трюмах вывести - ладно ещё, они его сами не вывели. А ведь могли, сейчас понимаю, могли.
20 октября
Господи Боже, Нептун и мама моя - Северная верфь, помогите мне! Мы должны действовать. Сегодня.
21 октября
Всё прошло как по нотам! Пожарная тревога, объявление о затоплении по громкой связи, эвакуация команды. Окончательно все поверили, когда крысы из трюмов полезли. Часть даже за борт попрыгала для убедительности, светлая им память.
Хорошо, что не все шлюпки наш жулик продал. Берег близко, погода хорошая, доберутся.
Теперь уходим. Самый полный вперёд!
22 октября
Толковые ребята эти крысы. Когда человечество вымрет, они наследуют Землю. Всё-таки, по-моему, без течи в реакторе тут не обошлось. Надо поискать на досуге - если он будет.
А ведь я как в воду глядел про предполагаемый размерчик следующего своего командира.
23 октября
Принял SOS. Пираты атакуют наш сухогруз. Других военных кораблей рядом нет: кто дома, у стенки ржавеет, а кто - уже металл. Или казино.
Потом я обязательно найду Командира. Он точно живёт где-то у моря, иначе и быть не может. Он поможет, я знаю.
А пока - кроме меня - некому. Курс - норд. Зенитные автоматы - к бою. Вертолёт - к взлёту.
Вы когда-нибудь видели как крысы пилотируют вертолёт? Нет? Усиленно рекомендую!
http://samlib.ru/l/lisachenko_a_w/dnewnikatomnogoraketnogokrejsera.shtml
В августе 1990 года лейтенант Дмитрий Кропотов летел из Ленинграда во Владивосток. Пять лет учёбы, корабельные практики и стажировка остались в прошлом, впереди были Тихий Океан и новая жизнь...
Реальность оказалась куда прозаичней. Сторожевой корабль (СКР) проекта 1135М «Горделивый» готовился к постановке в средний ремонт. Даже в благополучные советские времена, когда корабли не только вставали в завод, но и выходили из него, ремонт продолжался от года до пяти. В большинстве своём, все старались перейти с таких кораблей, и кадры укомплектовывали вакансии либо «выбракованными» и неперспективными офицерами, либо молодыми лейтенантами, выпускниками военно-морских училищ. Так и пришлось лейтенанту Кропотову вместо океанских походов и дальних стран готовиться к переходу в «Дальзавод». Надо отдать ему должное, он искренне хотел служить своей Родине, был верен Флоту, поэтому с пришедшими вместе с ним на борт тремя лейтенантами с головой погрузился в корабельную жизнь.
В 1991 году «Горделивый» своим ходом пришёл в завод. Выход из ремонта был назначен на 1994, работы был непочатый край. И именно в этот момент все лейтенантские иллюзии были вдребезги разбиты суровой прозой начинавшейся великой криминализацией страны. Корабль и экипаж пытались бороться. Корабельная вахта не позволяла выносить с корабля ни одного механизма, ни одной детали без соответствующего разрешения. А пролетариат настойчиво пытался срезать всё новые и новые детали. Во Владивостоке пункты приёма металлолома принимали всё. Воровство на заводе достигло невиданных размеров. Этому способствовала и измена командования всех уровней, которые, забыв о долге и совести, продавали корабли, оружие и человеческие судьбы. Лейтенанты боролись. Они ещё строили личный состав на юте правого борта на подъём флага, разводили на работы и занятия, сдавали курсовые задачи и пытались защитить свой корабль. Но, несмотря ни на что, медь и бронза продолжали покидать корабль, вырезанные «заботливыми» руками рабочих. Последний рабочий дизель-генератор N3 держался до последнего силами механика Вовы Ивченко. Держался, пока промышленность не занялась его ремонтом.
- Только дизель не трогайте, - напутствовал Вова. Они не тронули дизель. Но все трубопроводы топливной, масляной, охлаждающей, дренажной и какой-то ещё там медесодержащей систем дизеля были в один день вырезаны и вынесены с корабля. Потом были водяная, пожарная, орошения... Пир во время чумы продолжался.....
Командование корабля «сломалось». Как-то незаметно уволился замполит, исчез старпом и Дмитрий на «общественных началах» чуть ли не год исполнял его обязанности, ушёл командир. К концу 1993г. корабль оказался под командованием четырёх старших лейтенантов. Пополнения не было, личный состав присылали из числа списанных с ходовых кораблей. Офицерам было уже не до службы, надо было удержать в руках контроль над кораблём и не дать его превратить в филиал зоны.
Ненужный, разграбленный СКР с ненужными флоту и стране офицерами, так и оставшимися по сути лейтенантами, поскольку ни пороха, ни моря им так и не довелось понюхать. Но даже в таких условиях сумевшими остаться ОФИЦЕРАМИ. Они ещё пытались служить, но их настолько последовательно и методично предавали, что, когда на корабле спустили флаг и гюйм ВМФ СССР и подняли Андреевский, что-то ушло навсегда... Старший лейтенант Дмитрий Кропотов не подписал новомодных контрактов, искренне полагая, что присягу можно дать один раз и только одному государству. И уволиться ему было легче, когда ничего не должен. Как оказалось, ничего не должна ему была и Родина, которой он служил и которую, даже стоя в заводе, пытался защищать......
СКР "Горделивый", будучи плохо конвертованным, затонул где-то на пути то ли в Китай, то ли в Корею в 1994 году. Дмитрий живёт во Владивостоке и строит железные дороги. Он по-прежнему ничего никому не должен.....
А этой ночью мне снилась песня. «... Созрели вишни в саду у дяди Вани...», доносилось откуда-то в спящее сознание. Сон оказался в руку. Утром жена вручила мне пластмассовое ведро, и я оказался в саду. Вишни в этом году столько, что ветви, увешанные темно-красными плодами, за малым не касались земли. С полчаса я сидел на каком-то ящике, куря, и собираясь с духом выполнять задание жены. Когда-то в детстве я любил вишню, но ненавидел ее собирать. Снизу, куда ни шло. А с верхних веток... . Вечно в них путался, царапался, ломал ветви, за что получал нагоняй от бабки.
Но ничего не попишешь, я начал рвать вишни, не думая о делах насущных, потихоньку погружаясь в воспоминания детства и юности. Одно ведро, второе, третье... .
Перед глазами стал мой старый дом, в котором проживало 15 семей, большой двор, разделенный на 15 участков. Вишни, абрикосы, алыча. Небольшие грядки между деревьями с зеленью. Ряды крыжовника и смородины, кусты которых разделяли эти грядки. Керосинки, примусы и керогазы, гудящие, коптящие, стоявшие во дворе с тазами, в которых, чуть побулькивая, варилось вишневое варенье. И мы, пацаны, старающиеся не пропустить тот момент, когда с него снимут пенку. Наверное, это было одним из самых любимых лакомств полуголодного детства. Пенки съедались, а блюдца вылизывались, что мыть не надо. Чуть позже варилось абрикосовое варенье. Крыжовник, смородина, малина. Но вишневые пенки были вкуснее всего.
Иногда, нарвав немного вишни, и скрав у бабки сахара, засыпав это все в молочную бутылку, ставил ее на крышу сарая, под пекущие лучи солнца. Там же на поддонах сушилась пастила из всех видов фруктов. Да, и сами фрукты, мелко порезанные на дольки.
А через несколько дней пили теплый, сладкий сок, отдаленно напоминавший церковный кагор.
Воспоминания ушли во времена службы на крейсере.
А теперь немного отвлекусь от темы.
Очень часто в воспоминаниях о службе встречаются истории похожие по сюжету. Не думаю, что это плагиат, хотя встречается и такое. Это, как грабли, на которые периодически наступают, но они почему-то не убираются. Просто в Армии, Авиации и на Флоте служил и служит народ, в котором заложена одна черта. Он выносит в себе идею, и воплощает ее в собственном лице. Хоть и знает, что воплощение добром не кончится. Примеров много, это тема для отдельного рассказа. Но повторяется все из года в год, из десятилетий в десятилетия.
Ну, и вот...
Последние полгода службы. Потихоньку начинаем дурковать. Употребление
алкоголя практически на корабле не наблюдалось, а тут решили поставить брагу в огнетушителе. После очередного выхода в моря, получали много посылок, и почти в каждой было варенье. При получении, банки вскрывались, а их было достаточно много, и в основном клубничное и вишнёвое варенье. Клубничное съедалось очень быстро. А вишнёвое было на любителя, и постепенно начинало бродить. Чтобы продукт не портился, мы решили пустить его в дело. Поставил я на вентиляцию пару банок. Типа пусть сильней и быстрей забродит. Буквально за несколько дней до этого в одном из коридоров сработал огнетушитель. Да ещё во время комиссии. Как специально офицеры остановились рядом с ним, и в это время из него, порвав мембрану, в отверстие поползла брага. Старшего по уборке конечно наказали, но авторов сего произведения не нашли. Наверное на почве этого у нас возникла дурная идея повторить действо. Суббота. Заканчивается большая приборка. Дежурный по кораблю кап. 3 ранга И. ходит по кубрикам, проверяя качество приборки. Выборочно, платочком, то там протрёт, то там. В общем, всё как обычно. Проверил он и вентиляционную трубу над моей койкой. Быстро выяснив, чьё это и вызвав меня, он приказывает взять эти две банки и следовать за ним в его каюту. Там он вручил мне чайную ложечку и ласково так сказал, чтобы я употребил эту сласть. И вышел из каюты. Как только закрылась дверь, одна банка вылетела в открытый иллюминатор. Вторую вышвырнуть я не успел. Вошёл И., и при нём пришлось, давясь семечками, съесть целую пол-литровую банку сладкого, слегка забродившего вишнёвого варенья. Не буду описывать моё состояние после этого. Но уже много-много лет я не ем варенье абсолютно никакое, а на вишнёвое, даже в банке, не могу смотреть. Но я не был наказан, ни губой, ни даже карцером. Хватило варенья.
Жена сменила меня на уборке вишни. Ей больше нравился этот процесс, да и ведро наполнялось быстрей. В этот день оделили вишней всех друзей и родственников.
А вечером, подходя к кухне, я уловил давно забытый запах . На плите, едва булькая, в алюминевом тазу, варилось вишневое варенье. А рядом стояло блюдце с пенкой и ложкой. Взяв ложку, шкрябнул по блюдцу, набрав пенки, сунул ее в рот.
Вкус детства.
Но все равно не люблю!