Горячая летняя пора. Пора активной страды на ниве боевой подготовки Военно-воздушных сил. Три полнокровные летные смены в неделю. Керосина - залейся. Погода - "миллион на миллион". Дневные полеты сменяются ночными, тактические и огневые полигоны, полеты на сложный пилотаж, на фотострельбу по воздушным целям и другие сложнейшие виды летной подготовки. Что еще нужно нормальному строевому летчику для счастья? Как что? Еще нужен полноценный отдых! Нормальным мужчинам серьезной летной профессии - нормальный мужской отдых.
Живая легенда авиации, военный летчик высочайшего класса и вечный майор Короленко Павел Викторович (несколько тысяч часов налета и несколько десятков освоенных самолетов - никто точно не считал) решил устроить маленькую "бордельеру". А чего не устроить? Безнадежно любимая супруга со "спиногрызами" гостит у родителей на "витаминном" отдыхе. Денежные средства позволяют. Долгая ночь с пятницы на понедельник началась!
"Бордельера" получилась небывалого, можно сказать, оперативно-стратегического размаха, ибо в народные гулянья были втянуты силы и средства соседнего вертолётного полка, а также часть женского персонала летных и технических столовых авиационного гарнизона.
Дядя Паша на правах радушного хозяина всех встречал, угощал, произносил зажигательные тосты, провожал, укладывал в ровные штабеля гостей, не дотянувших до посадочных огней. Кроме того, он не забывал вовремя отправить лейтенантов за очередными бутылочными "подвесками". Стандартная панельная квартирка представляла собой эпицентр наземного ядерного взрыва (сразу после взрыва). Многослойная табачная облачность резко ограничивала видимость сидящих за столом гордых крылатых людей. "Нормальные" напитки давно закончились, и особо неутомимые офицеры принялись разводить авиационный спирт из пузатой бездонной канистры. Безобразия достигли вершины необузданности в воскресный день, и пик безобразий был обозначен хоровым пением на иностранном языке (на украинском) с дяди Пашиного балкона. Затем личный состав начал выдыхаться. Веселье клонилось к логическому завершению. На дне канистры еще что-то печально плескалось. Из закусок оставались только жаренные подсолнечные семечки и сухари, размоченные в остатках консервной заливки. По незрелости здоровья лейтенанты уже забылись во вздрагивающих кошмарных снах. Только несколько майоров и капитанов, недосягаемых в своей алкогольной стойкости, продолжали неспешный разговор о летной работе.
- Если водка мешает летной работе - брось ты ее нахрен... эту летную работу!
- Вот! А я Васильичу и говорю: че ты радиообмен ведешь, как дерьма в рот набрал и булькаешь? Говори ре-же, ре-же!
- Ты после ввода-то прикройся кренчиком, прикройся и вот она цель - как на блюдечке, знай гашеточку дави.
- Я тебе говорю с высоты своей выслуги лет, которая больше, чем мой возраст, ни один замполит не может нормально летать! Голова у них не тем веществом думает!
- А знаете, почему в авиации одни лысые, а другие - седые? Потому, что лысые - это особо умные ребята, а седые - это те, кто с ними летает!
За оживленным профессиональным разговором никто не услышал, как открывалась входная дверь. И только дядя Паша боковым зрением увидел знакомую монументальную женскую фигуру, обозначившуюся в дверном проеме.
Ревизор не только приехал, ревизор был готов сначала шваброй гонять Пашиных собутыльников вокруг ДОСа, а затем долго и вдумчиво бить легенду авиации чем попало по чему попало, а обычно попадало очень увесистыми предметами домашнего обихода по самым уязвимым местам.
- Заинька..., ты приехала? - промямлил дядя Паша. Мысли старого служаки метались в хмельной голове как горное эхо выстрелов в эту седую голову. Надо признаться, к чести старого летчика, соображал заслуженный ветеран в нестандартных ситуациях необычайно резво (летчик - он и в Африке летчик). Бочком, проходя мимо трюмо, он взял полученный на днях гвардейский значок и, неся его на вытянутых впереди ладонях, плаксиво заголосил: "Вот, Заинька, вот, Зоюшка, моя дорогая, выслужил твой Паша, вылетал безаварийно, пОтом и кровью, безупречно и беззаветно, не жалея сил и даже самой жизни, по округам и гарнизонам, без летных происшествий и предпосылок к ним, невзирая на тяготы и лишения..., вот... - орден дали!". Выданные всем накануне значки Гвардии, и правда, чем-то походили на старые революционные ордена, да и откуда знать без уведомления приехавшей домой Зое Владимировне Короленко, как выглядят эти ордена, если у мужа сроду на парадном кителе ничего не водилось, кроме трех "песочных" медалей, да комсомольского значка по молодости лет?
Теперь заголосила тетя Зоя:
- Так как же тебе не стыдно, Паша, люди пришли радость нашу разделить, а ты их семечками угощаешь! Как же вы бедные, без закуски-то выпиваете?
Люди, разделившие радость награды и опасливо сгрудившиеся за дальним (от тети Зои) концом стола, непонимающе пьяно таращились на развернувшееся театральное действо.
"Бордельера" бескровно вошла в культурное русло и закончилась, как ни странно, мирным домашним чаепитием с тортиком.
Начерно убрав последствия ядерного удара по квартире, чета Короленко легла почивать. Дыша в спину похмельно почмокивающему засыпающему Паше, жена спросила:
- Пашуля, а за что все-таки тебе орден-то дали, ты так и не сказал? Паша перестал причмокивать и четко проговорил:
- За находчивость, за что же еще! После этого он сразу уснул.
Колония - это не только забор, зэки, колючка, злобные надзиратели, вышки и мрачные застенки. Колония - это еще и сборище Кулибиных, умеющих из двух кусков проволки сделать как синхрофазотрон, так и просто четыре кусочка проволки. Все дело в совмещении трех начал - буйной фантазии, наличия умения и масса времени для опытов.
Ну, к примеру, у меня в кабинете в стол был вшит кассетный плеер, причем без кнопок. Функцию вкл/выкл выполнял выдвижной ящик. Открыл - играет, закрыл - не играет. Он успешно работал, до тех пор, пока я не опрокинул на стол чайник с кипятком, и в легкой степени осознал, что чуйствуют зэки в славном штате Флорида при посадке на электрический стул.
Однако не все зэки и служащие являлись членами клуба Кулибина. Были и те, которые стремились влиться в их ряды, одновременно сдавая анкеты на премию Дарвина. О них и речь.
Джимми - джимми! Ача - ача.
Режимный день. Общелагерный шмон. С группой обыска заваливаемся в помещение клуба.
- День добрый! Граждане начальники!
- Привет, «Батон» (погоняло зэка - старшего по клубу), руки в гору, плановый обыск!
- Так, с чего бы...
- Колись Батон, где наркота, водка, оружие, боеприпасы, падшие женщины?
- Смеешься Маратыч? Я ж себе не враг, место нормальное, правила знаю!
- В курсе Батон! Но в план включен, потому и шмонаем! Показывай, свои владения.
- Ну, сцена, две каптерки, зал, да и моя биндюга. Все.
- Ясно. Так! Пять человек - зал и сцена, по одному в каптерки, мы с Русланом шмонаем старшину.
Зайдя в биндюгу к старшине, расселись на диване, Батон метнулся разливать чай.
- Маратыч! А с чего шмон то?
- Да, не гони Батон, инфо нет, так время убиваем, рассказывай, че у тебя нового, когда концерт будет.
- Концерт в выходные, с воли синтезатор по гуманитараке затащили, в третьем отряде пианист есть, на воле в ресторане лабал, я его приколол, вроде согласен. Приходи - не пожалеешь.
- Понятно. А че это у тебя за чехол такой модный, ну как открой. Ух ты! Испанка! Двенадцать струн! Дай попробую.
Аккуратно взял гитару, перебрал струны.
- Вот это звук!
- Маратыч, ты ж вроде не играешь?
- В зоне не играю, а дома инструмент висит.
В разговор влез Руслан:
- Маратыч! Дай балалайку, тебе все равно слоны по ушам в детстве бегали!
- Отвали! Не видишь, культурно разлагаюсь:
« Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно....»
- Да ну тебя Маратыч! То же мне Макаревич блин, пойду пошмонаю.
- Ага, давай... Живешь в заколдованном диком лесу, откуда сбежать невозможно....
Минуту спустя со сцены раздался крик Руслана:
- Батон! А это че такое??? Маратыч зацени!
Выйдя из биндюги, я увидел, как Руслан размахивает руками возле усилка.
- Маратыч! Смотри настоящая электро бас-гитара!!! Батон! Откуда?
- Так это у меня мастер появился, из трех сломанных гитар одну собрал, правда, струны только от бас-гитары остались. Но он сказал, что если струны будут, то можно и ритм и соло собрать! Глядишь группу скоро сделаем! Кстати, Маратыч, может со струнами поможешь? У тя ж на воле гитаристы знакомые есть, а ?
- Поспрашиваю!
Руслан, не унимался. Нацепив гитару, попытался натренькать кузнечика, но гитара уныло молчала.
- Батон! А че за мастер то?
- Да хромой, с пятого отряда. Он с ней неделю возился, пока делал, вчера целый день какой-то контур в усилке паял.
- Круто!!!
Руслан метнулся к колонкам, че то включил, подцепил шнур к гитаре и подскочил к микрофону. Треск, грохот, вспышка!!!!
В классике индийских фильмов танцора диско спасла мама, принявшая удар током на себя. Мамы Руслана в клубе не было, но к счастью и он не был танцором диско. Поэтому кроме сгоревшего усилка, сломанной колонки и устойчивой гитарофобии Руслана в тот день в клубе больше ничего интересного не было. Когда снова включили пробки и появился свет, я вставил Руслану сигарету в зубы, и услышал тихий голос Батона:
- А вот не был бы деревянным по пояс, тогда точно током убило бы!
Диффузия и кипятильник.
Утренний приход на службу был омрачен новостями. Ночью в санчасть обратился мой ночной дневальный (стоит на тумбочке в ночное время). Предварительное мед.заключение - травма лица. Я еще не успел дойти до отряда, как уже огреб от оперотдела и замполитра за плохую воспитательную работу, приведшую к избиению положительного характеризующегося осужденного. Или, по словам замполитра:
«- Вот к чему приводит формальный подход к работе! Злостные нарушители режима отбывания наказания, воспользовавшись отсутствием начальника отяда, избили осужденного, выполнявшего обязанности по помощи администрации за соблюдением режима отбывания наказания!!!»
Пропустив очередной перл замполитра, я ломанулся в медсанчасть, чтоб получить информацию из первых рук, наказать невиновных и наградить непричастных.
Зэк валялся в изоляторе и стоически терпел, пока врач заливал ему в посиневший глаз какие-то капли.
- Ну, че как он?
- Глаз поврежден, но дня через два видеть будет.
- Телесники есть?
- Откуда? Его ж не били!
- Как не били? А че морда распухшая? А глаз?
- Хм, глаз... Дай дураку стеклянный хер, так он и его побьет, и руки порежет.
- Не понял! Ахтямов (зэк)! Че за дела???
- Маратыч, - заныл зэк, - я ночью на тумбочке стоял, зуб разболелся- сил нет, щеку всю разнесло, решил покурить, может полегчает.
- И?
- А у меня спички кончились! Я в секцию зашел, там все спят, не буду ж я как крыса по тумбочкам шарить! Решил от мамки (кустарная электроплитка) прикурить, а ее от шмона заныкали.
- Дальше!
- У меня в тумбочке кипятильник положняковый (т.е. разрешенный, спиральный заводского изготовления), чтоб ночью чай можно было пить. Я чифирнул, зуб все равно дергает, смотрю, а кипятильник то горячий! Я и решил его без воды включить...
- И?
- Ну, он накалился, красный стал, я только прикурил, а он как долбанет!!! Мне куском в глаз, я чувствую глаз вытекает, кипешнул, ну и в санчасть побежал.
- Баобаб ты башкирский!!! Ты какого хлора в дежурке все не объяснил?
- Так они меня и не слушали, сразу в санчать.... И это, слышь Маратыч!
- Что еще???!!!
- А зуб то не болит!
- Тьфу блин! Тесла хренов!
«Из материалов служебного расследования:
Таким образом, как было установлено, травма полученная осужденным Ахтямовым Ф.Р. произошла в момент соприкосновения сигареты с температурой поверхности +20С и кипятильника с температурой поверхности выше +500С. Возникшая диффузия твердых тел, повлекла резонансное повреждение поверхности кипятильника с отрывом и разлетом мелких фрагментов по всем направлениям, один из которых и попал в глаз ос-го Ахтямова Ф.Р. На основании вышеизложенного, можно сделать вывод, о том, что травма является бытовой, допущенной ос-м Ахтямовым Ф.Р. по собственной неосторожности.»
Зампобор (зам хозяина по безопасности и оперативной работе), которому я принес на утверждение заключение по травме, долго вчитывался, и, подняв глаза спросил:
- Маратыч! А на-хрена ты тут жути навел? Написал бы просто - кипятильник бабахнул, делов то!
- Ага, товарищ полковник, что б меня потом прокуратура с управой за нарушение правил пожарной безопасности поимели? Оно мне надо? Нет уж, раз такие умные пусть вспоминают, что такое диффузия!
- А ты сам то, как догадался?
- Да я в ШРМ/ПУ (образовательное заведение внутри колонии для зэков) зашел, с учителем физики пообщался, он мне даже учебник показал.
- Гм, а температуру как узнал?
- У сигареты - комнатная, а у кипятильника - х/з, с потолка взял, я че то не стал его на воздухе нагревать.... Кому надо - сами пусть перепроверяют!
- Ну... молодец! Давай подпишу, И слышь, копию сними в канцелярии, мне занеси, операм покажу, а то у них кроме «падения со шконаря» ни на че мозгов не хватает!
Сканер и лишение девственности.
- Старший лейтенант Х.! Срочно прибыть к заместителю начальника по воспитательной работе!
Услышав после обеда знакомый рев матюгальника, я накинул бушлат, и вспоминая все возможные и невозможные причины для очередного косяка, поплелся за зону к замполитру.
В кабинете замполитр с восторгом разбирал коробки с оргтехникой. Понятно, опять гуманитарка в зону пришла.
- Разрешите?
- Проходи лейтенант! Смотри что привезли!
Восторг замполитра я разделять не стал, так как заранее справедливо полагал, что в качестве устранения технических проблем на меня повесят почетное звание прокладки между замполитром и оргтехникой.
- Супер, товарищ подполковник!
- Видишь! Работаем! Гуманитарную помощь в колонию организовываем! Все для сотрудников!
Щас! Для сотрудников. Учитывая, что техника была распакована в кабинете замполитра, отрядники ее увидят только во время очередных вызовов на ковер.
- Ну что стоишь? Давай собирай, включай, показывай!
- Слушаюсь!
Я начал собирать технику, пугая замполитра компьютерным сленгом, и заставив его аккуратно запихивать в пенопласт коробки.
Так, комп неплохой, пенек на полтора, принтер самсунг - горизонталка, клава средняя, монитор семнашка, колонки нормальные, ксерокс на отдельную тумбу, мышь нашел под столом, сканер на системник... Вроде все.
- Куда пошел? Объясняй давай!
Ой, блин.....
Убив два часа на основы компьтерной техники, заклеил скотчем ненужные (функциональные) клавиши, попытался уйти, но снова был остановлен.
- Ну, с компьютером мне все ясно! Ксерокс, принтер тоже понятно. А это что?
- Товарищ подполковник! Это сканер, он нужен чтоб документы сканировать. Ну, из бумажного носителя в электронный перевести.
Пораженный глубиной разума, застывшего в глазах замполитра, я решил перейти к практике.
- Вот смотрите, берем журнал с картинкой, кладем под крышку, включаем, ждем. Видите, на экране появилась картинка, сохраняем, называем картинка один. Все!
- И зачем мне в компьютере картинка с бабой?
- С бабой? (а на хрена, в кабинете изъятые журналы держать) ну как зачем... ну вот можете распечатать.
Вытащив из принтера листок с черно-белой девушкой, протянул замполитру. Тот критично осмотрел девушку:
- Подожди! Так это я так и через ксерокс смогу! Сканер то зачем?
И действительно, на хрена козе боян...
- А текст!
- Что текст?
Взяв какой-то приказ со стола, кинул под крышку, запустил распознание.
- Вот видите, теперь у вас есть текстовый файл с этим приказом!
- Зачем?
- Ну, теперь можно с ним работать, изменять, копировать.
- Куда?
- Ну, вот смотрите, у вас приказ на весь лист, а вам нужно только два пункта, что б их вручную не набирать, сканируем, копируем нужный текст, вставляем в нужный документ и все!
- И для чего мне это?
- Чтоб вручную не набирать! Видите у вас приказ о наказании трех сотрудников за опоздание! А через неделю допустим, только один опоздает, в старом приказе эти фамилии убираем, новую печатаем. Все! Всей работы три минуты!
- Ух, ты! Вот теперь понятно! А че это он красненьким подчеркивает?
- Текст не распознал полностью, вот и показывает те места, где подправить надо. Видите, он вместо нуля букву «о» поставил. Поэтому и указывает, помощи просит!
- А, не может без человека!!! Мозгов то не хватает!
- Так точно! Разрешите идти!
- Давай, того.... иди.... - Брякнул замполитр, погружаясь в комп,
Две недели спустя.
Общее собрание сотрудников. Подведение итогов за неделю. Читка приказов и раздача пряников.
На трибуну выходит замполитр.
- Товарищи офицеры! Управление направило инструкцию по повышению мер эффективности воспитательной работы среди осужденных!
Видя толщину принесенного талмуда, зал устало вздыхает.
- Спокойно товарищи! Я не буду зачитывать ее целиком! Выделю основные моменты. Тем более, что благодаря нашим техническим возможностям, каждый сможет получить данные тезисы всего на одном листе!
Народ обрадовано зашевелился, а воодушевленный замполитр начал с выражением читать с листа:
- Основными принципами воспитательной работы являются:
1. Персонифицированный, индивидуальный и дефлорационный подход к осужденному!
Стук падающих челюстей, ржач в зале, занавес.
В голове ленивая мысль - А ведь сто пудово компьютер ему слово «дифференцированный» красненьким подчеркивал....
«-Чем ты занимался всю службу?
- Устранял замечания!!!
-А что ты видел всю жизнь?
-Грудь четвертого человека...»
(Военная присказка)
Прохор Гонченко во всех отношениях был человеком уникальным. Родившись в забытой богом белорусской деревне со странным названием Туземка, он на коренных обитателей белорусского Полесья был похож так же, как бывает похож китаец на уроженца Эфиопии. То есть имел схожесть лишь в общечеловеческих чертах. Руки, ноги, голова... Генофонд, когда-то заложенный в предков Прохора, на каком-то историческом этапе дал системный сбой, и белорус чистой воды Гонченко внешне походил на щуплого и инфантильного еврейского мальчика с окраин Одессы, которому для полноты картины не хватало только скрипки в руке и вселенской тоски в глазах. Но сходство ограничивалось только этим. На самом деле Прохор был трактористом, причем с самого раннего детства, начав эту карьеру еще сидя на коленках у отца, тоже потомственного тракториста. Молодежи в их крохотном колхозе не хватало, и потому, как только прозвенел выпускной звонок в их деревенской школе, председатель колхоза какими-то правдами и неправдами умудрился добиться для молодого механизатора Гонченко как бы бессрочной, но все же временной отсрочки от выполнения почетной обязанности каждого советского гражданина - службы в Вооруженных Силах СССР. Поначалу Прохору это понравилось. Он сразу оказался всем нужен, начиная от председателя, заканчивая всеми родственниками и соседями. Его везде встречали как родного, задабривая и угощая то картошечкой с грибами, а то и стопочкой самогона. Но прошло совсем немного времени и Прохор понял, что все эти блага и почет предназначены не ему, а его «железному коню», в незамысловатой сельской жизни незаменимому помощнику. И стоило председателю в виде наказания снять его с трактора на месяц, как Прохор на своей шкуре ощутил верность его догадки. Пропали и угощения, да и про стопарик уже никто не вспоминал, а иные норовили и на двор не пускать. Прохор загрустил, и после трех ночей, проведенных на сеновале в гордом одиночестве, пришел к выводу, что карьера тракториста в родной деревне не его призвание, а скорее промежуточный испытательный этап, который надо закончить в самое ближайшее время. Что делать дальше, он еще не решил, но постепенно приходил к выводу, что без высшего образования, которым в его деревне владели человек семь, включая самого председателя, ему никак не обойтись. Но чуть было он заикнулся об этом председателю, как тот попытался вспомнить сталинские времена и отнять у Прохора паспорт и все остальные документы, чтобы тот никуда не сбежал. При этом он пообещал при еще одной такой попытке съездить в район и аннулировать его отсрочку в армию. Прохор, запрятав обиду, затаился, прилюдно признав все свои ошибки и прегрешения, и продолжил трудиться в режиме неистового стахановца. Через полгода председатель перестал на него коситься, и тракторист начал действовать. Почти год ушел у него на тайный подбор учебного заведения. Гражданские, и тем более, сельскохозяйственные ВУЗы он почти все сразу отмел в сторону по причине их полной несерьезности. Ну не хотелось ему быть агрономом! Был, правда, еще такой Московский институт инженеров с.-х. производства им. В. П. Горячкина, но тут большое недоверие вызывала фамилия в названии. Военные тоже подходили не все. Танковые училища, например, Прохора не привлекали. По его разумению, танк не намного отличался от трактора, который он знал как свои пять пальцев, а значит, и время на это тратить не стоило. В конце-концов смекалистый и по-крестьянски расчетливый Прохор остановил свой выбор на военно-морском училище. Тракторист Прохор наивно полагал, что через пять лет, получив диплом, сможет свободно «не поехать по распределению» и вернуться обратно в деревню поднимать сельское хозяйство, а вот повидать свет на каком-нибудь корабле за время обучения было интересно. И училище обязательно должно быть инженерным. Настоящий инженер в любом колхозе и хозяйстве на вес золота. Такие нашлись в двух городах. В Ленинграде и Севастополе. В итоге победил Севастополь. Он был в Крыму, там было тепло, и там Прохор никогда не бывал. Не останавливаясь на том, какими ухищрениями Прохор втайне проходил медкомиссии и собирал документы, скажем, что когда, наконец, он поставил председателя колхоза перед фактом своего отъезда в училище на вступительные экзамены, тот долго и молча смотрел на него, а потом, махнув рукой, проводил его немного обидным четверостишьем: «Покинув край болот, густые камыши,
толпою ринулись на флот тупые бульбаши...».
Так, в возрасте двадцати лет, четырех месяцев и девяти дней в Севастопольское Высшее Военно-морское инженерное училище прибыл абитуриент Прохор Васильевич Гонченко.
Может, разнарядка по социальному признаку, а может, и знания, которые, кстати, присутствовали в голове Прохора, несмотря на почти трехлетний перерыв в учебе, в училище он поступил. Причем плотно зависнув над учебниками, он особо сильно не интересовался точным профилем своей будущей специальности, пребывая в чисто крестьянской эйфории по поводу термина «инженер». Когда же, наконец, ему представился выбор, он откровенно говоря, опешил от открывающейся перспективы. Ядерной энергетики в его районе, да и в ближайших тоже, не было. Была картошка, коровники, трактора, тягачи. Реакторов не было. Никаких. Прохор крепко призадумался, и просидев всю ночь на подоконнике казармы и разглядывая панораму ночной севастопольской бухты, пришел к выводу, что возвращаться в колхоз себе дороже. Председатель его поедом съест и в свинарнике сгноит, да и стыдновато было бы приехать обратно после скандального отъезда. И Прохор остался. Причем не на идейно близком ему электрическом факультете, где кроме электриков готовили и дизелистов, а на самом специальном, первом факультете...
Прошло два с половиной года. Старшина 1 статьи Прохор Гонченко возвращался из очередного зимнего отпуска из дома в ставший уже родным Севастополь, посредством купейного вагона поезда Минск-Симферополь. Прошедшие несколько лет здорово изменили бывшего тракториста. Изменения произошли на глубоком психологическом уровне, сильно испугав родителей в самый же первый отпуск. Дело в том, что вопреки всему, Прохору сразу и безоговорочно понравился весь уклад флотской жизни. Привыкший в своей деревне вставать с первыми петухами, он поначалу с недоумением смотрел на недавних городских школьников с трудом продиравших глаза в семь утра и откровенно смеялся над неуклюжими попытками недавних школьников подшить сопливчик, или того хлеще, пришить погоны. Мало того, многое во флотском порядке показалось Прохору очень практичным и удобным. Например, он с удовольствием складывал вещи в баталерке в аккуратную укладку, каждый предмет одежды полоска к полоске, линия к линии, попутно удивляясь, как же мало места занимает такая груда вещей, сложенных таким вот макаром. С большим уважением Прохор относился и к всякого рода построениям училища на плацу, недоумевая, как же их председатель в деревне до сих пор не догадался строить механизаторов после обеда перед правлением колхоза. Ведь сколько народа сразу бы с утра до вечера самогонкой баловаться бросило! Но особенно Прохору понравились флотские брюки, в которых напрочь отсутствовал такой элемент как пресловутая мотня, всегда норовившая расстегнуться. Это изобретение, по слухам уходившее в глубину российской истории и приписываемое самой Екатерине Великой, Прохор почитал более всего, и вообще считал величайшим достоянием человечества. А то, что коронованная особа, целая императрица, озаботилась о сохранности задниц моряков, поставило ее в личном списке Прохора великих мира сего на недосягаемую для всех других высоту. И еще Прохору очень понравилось читать. Этого ни с чем несравнимого удовольствия дома он был практически лишен, а вот в училище при всем его широкоформатном учебном процессе оказалось возможным выкраивать время не только на учебу, которая ему давалась как-то играючи, но и на то, чтобы час-другой посидеть с каким-нибудь фолиантом в руках. Читал Прохор бессистемно, и мог, сегодня заканчивая какой-нибудь детектив дефицитного Чейза, назавтра уже с упоением зачитываться воспоминаниями академика Крылова. Все это периодически создавало некоторую путаницу у него в мозгах, что подстегивало желание узнать что-нибудь еще, чтобы устранить это умственное недоразумение. Так постепенно Прохор насыщался знаниями, не всегда, правда, нужными, но интересными и занятными, периодически проявляя на людях эрудицию, совершенно не свойственную недавнему трактористу.
И еще Прохор, наконец, понял, что же такое женщины... Конечно, в его Туземке тоже были ядреные молодухи, с которыми можно было позажиматься после танцев на сеновале или еще где-нибудь, попробовав на ощупь их крепкие груди, спору нет. Но вот дальше процесс как-то не развивался, а если и сдуру свершалось то, от чего рождаются дети, то это одноразовое упражнение заканчивалось как обычно шумной свадьбой на всю деревню с предварительным мордобоем со стороны родственников потерпевшей. Попросту говоря, до приезда в Севастополь Прохор знал женщин слабо, а точнее, на ощупь выше пояса и исключительно теоретически ниже пупка. Приморский город быстро исправил это мужское недоразумение, благо внешность Прохора вызывала практически у всех женщин, включая стареющих нимфеток бальзаковского возраста, острое желание прижать это хрупкое создание мужского пола к своей груди, согреть, приласкать и уложить в постель в кратчайший срок. Буквально уже во второе или третье увольнение в город Прохор был отловлен на Северной стороне на площади Захарова засидевшейся в невестках двадцатипятилетней аборигенкой Милой, коварно заманившей его к себе домой обещанием накормить домашними котлетами. В принципе она это сделала, правда, после мощного трехчасового марафона в узковатой, но мягкой хозяйской кровати. В училище Прохор возвращался в легком ступоре от пережитых впервые ощущений, с блаженной улыбкой на лице и пакетом этих самых котлет подмышкой. Любвеобильная Мила за пару месяцев обучила Прохора всему, что любила и умела сама, попутно разочаровавшись в нем как в кандидате в мужья, но оставаясь в полнейшем восторге как от мужчины, ибо оказалось, что учеником он оказался творческим и очень инициативным. Потом Мила все же вышла замуж за крепкого телом и очень боевого мичмана с БПК «Азов», но и в его отсутствие она продолжала «подкармливать» Прохора, правда, уже от случая к случаю, но всегда обильно и от души. Сам же Прохор уверенно наверстывал упущенное, по сути, оставаясь все таким же простым, скромным и немного застенчивым деревенским парнем, что действовало на севастопольских девушек как блестящая бижутерия на стаю сорок. Наверное, этим он, не осознавая того сам, и покорял местных красоток, начиная от пролетарских морячек с Корабельной стороны, заканчивая утонченными интеллектуалками из околотеатральных кругов, причем, абсолютно не напрягаясь и не прилагая никаких усилий. Так что, глядя на все это с общепринятой точки зрения, был старшина 1 статьи Гонченко по части физической близости с лицами противоположного пола практически в шоколаде.
В Минске в купе к Прохору подселились две могучие женщины с не менее могучими сумищами, которые с крестьянской непосредственностью еще до отхода поезда разложили на столе вареных кур, десяток вареных яиц, плотно откушали, и так же молниеносно все спрятав, завалились спать на свои полки. Одна внизу, а другая на верхней полке над ней. Прохор остался сидеть у окна с книгой в руке, но уже через час атмосфера, создаваемая двумя посапывающими матронами, сморила и его, и он задремал с книгой на груди.
Проснулся Прохор от стука открываемой купейной двери. Было уже темно, женщины продолжали уверенно сопеть на своих местах, не реагируя на внешние раздражители, а в открытой двери на фоне освещенного коридора виднелся чей-то силуэт. И судя по всему, поезд стоял на какой-то станции. Прохор спустил ноги с полки, и щурясь от яркого света, попытался разглядеть стоящего человека.
- Вы к нам в купе?
- Дддд...да!- голос оказался женским, и довольно милым, несмотря на дрожанье.
- Входите... пожалуйста... - Прохор встал.
- Я сейчас выйду, а вы располагайтесь...
Девушка сделала шаг внутрь. Она была невысокая, худенькая, и едва доставала макушкой до подбородка не такого уж и рослого Прохора. В их деревне таких, как правило, называли «недокормышами» и ставили на самую легкую работу. Зима в тот год удалась, и девушка, одетая в симпатичное, но явно не по сезону пальто была поверх его закутана во что-то бесформенное, то ли в огромный шарф, то ли в небольшой плед. Им же была укутана и голова, так что из лица на общее обозрение представал только красный нос и теряющиеся в глубине материи глаза. Девушке сильно замерзла, о чем настойчиво и безостановочно сигнализировали всем окружающим ее зубы, выстукивающие какое-то неимоверное соло на ударных, достойное джазового фестиваля. Она как вошла в купе, так и осталась стоять в дверях, даже не опустив огромный чемодан на пол. Прохор понял, что девочка замерзла так, что сейчас и говорить-то не может.
- Проходите, проходите, девушка... Ваше место наверху, но я вам внизу уступлю... Вы раздевайтесь, я за чаем схожу... а то у вас от такого перестукивания зубы напрочь повылетают.... - сделав неуклюжую попытку пошутить, Прохор выскочил из купе и отправился к проводникам. На его удачу кипяток нашелся, и через несколько минут он вернулся в купе. Девушка сидела на его полке так и не раздевшись, с чемоданом у ног.
- Ну, вот... давайте-ка я чемодан наверх заброшу, чтобы не мешался, а вы берите чай.... согревайтесь...
- Спасибо... - откуда-то из глубины пледа прошептала девушка, и взяв двумя руками подстаканник, попыталась сделать глоток. Зубы, продолжавшие жить своей активной жизнью, сделать этого не дали, выбив какой-то африканский ритм о стекло стакана и чуть не расплескав чай.
- А вы ставьте стакан на стол и с ложечки... потихонечку...
Прохор вытащил из рук девушки подстаканник и поставил на стол.
- Дайте-ка руки...
Пальцы у девушки оказались просто ледяными.
- Да вы что, без перчаток? Совсем с ума сошли? В такую погоду? Ой, беда... Ладно, сейчас разогреем... потерпите немного...
- Потеряла я их...
Прохор оперативно залез в свою сумку и извлек фляжку с ядреным домашним самогоном, которую ему незаметно от матери сунул в вещи отец. Плеснул себе в ладонь.
- Ну, девушка... держитесь! Сейчас будет немного больно.
И начал растирать руки девушки. Он старался как мог, а девушка от боли начала тихонько поскуливать, видимо, боясь разреветься во весь голос.
- Еще чуть-чуть... еще немного... - Прохор как мог заговаривал мычащую девушку, продолжая растирать ее пальцы так же, как когда-то в детстве растирал ему отец. Потом, видимо, боль понемногу начала отпускать, и девушка шепотом попросила:
- Хватит... спасибо большое... мне уже жарко... пальцы горят...
Прохор в душе даже обрадовался тому, что массаж закончен по просьбе пострадавшей, потому что от излишней старательности у него самого уже дрожали руки и учащенно билось сердце.
- Не за что... не за что... ну и хорошо... ну и ладно... вы переодевайтесь, я пойду покурю...
Курил Прохор редко, но сейчас, порывшись в шинели, извлек нераскрытую пачку «Родопи» и отправился в тамбур. Он выкурил две сигареты залпом, потом еще одну, уже смакуя, и окончательно придя в себя, отправился в купе, попутно размышляя, что за муха его укусила с этой «скорой помощью». В купе было тихо. Девушка, так и не раздевшись, уже спала, полулежа на подушке Прохора. Будить ее он не стал, а тихонько расстелив матрас на верней полке и обернув подушку полотенцем вместо наволочки, залез наверх. Под руку попала фляга, впопыхах брошенная на ту же полку. Поразмыслив с пару секунд, Прохор решительно открутил крышку и основательно приложился к горлышку. Видимо «снотворное» было свежее, непросроченное, так как уже через пару минут курсант провалился в глубокий и безмятежный сон.
Под самое утро соседи незаметно вышли на своей станции, оставив Прохора с девушкой в купе вдвоем. Но этого он не слышал, спокойно посапывая на верхней полке, утомленный ночным бдением с подмороженной девчонкой. Проснулся он от легкого потряхивания по плечу.
- Извините... а вы чай будете?
Прохор с трудом разлепил веки. Перед его лицом торчали два огромных зеленоватых глаза. Причем, кроме них и двух аккуратных косичек, торчащих в разные стороны, больше ничего видно не было.
- Это я... ну... соседка ваша... Алиса... чай вот принесли... будете?
Гонченко молча пододвинул голову к краю и посмотрел вниз. На него снизу вверх глядела вчерашняя «охлажденная» девушка. У нее оказалось простое, но симпатичное и очень милое личико с огромными и просто завораживающими глазищами. Видимо она хоть и согрелась за ночь, но воспоминания о морозе были еще свежи в ее памяти, и поэтому, несмотря на жарищу в купе, от которой у Прохора банально пропотели трусы в интимных местах, одета была в огромный, не по размеру вязаный мужской свитер. Это было до того смешное зрелище, что непроизвольно усмехнувшись, Прохор кивнул головой и спустил ноги с полки.
- Буду... только вот одеться бы...
Девушка Алиса, все так же взирающая на него откуда-то снизу, мгновенно покраснела и опустила глаза.
- Я отвернусь... или выйду сейчас....
Пока она что-то сосредоточенно искала на столе, Прохор мигом натянул спортивные треники и спрыгнул с полки.
- Да не надо... я уже! Сейчас умоюсь быренько... и почаевничаем....
Гонченко, зацепив полотенце, выскочил в коридор вагона и занял очередь в место общественного пользования, в которое, как принято, была очередь. Когда, наконец, он вернулся в купе, Алиса сидела на своей полке, поджав ноги и натянув гигантский свитер до пяток.
- А меня зовут Прохор...
На большее у бравого курсанта Гонченко сообразительности не хватило. Он уселся напротив Алисы, и принялся с отсутствующим видом рассматривать пролетающие за окном пейзажи. Уже давно привыкший к тому, что инициативу всегда и везде проявлял женский пол, Прохор неожиданно для себя понял, что совершенно не знает, как себя вести, что делать, и о чем собственно говорить в том случае, когда девушка ему самому нравится, но вот интереса к нему не проявляет абсолютно. Такого в его практике еще не случалось.
- А вы курсант, да? - тишину неожиданно прервала Алиса, которой тоже очень надоела какая-то неестественная и напряженная тишина в их купе.
- Да. Из зимнего отпуска еду... А вы как догадались?
Алиса неожиданно для насторожившегося было от вопроса Прохора громко и звонко рассмеялась, обхватив ладошками щеки.
- Ой... Прохор, ну вы даете... вон же шинель висит, да и в тельняшке вы тоже...
Прохор исподлобья кинул взгляд на вешалку, где блестя якорями на погонах и тремя курсовками наружу, висела шинель, осознал комизм ситуации, и тоже рассмеялся. Лед сломался, и теперь они оба хохотали, словно отыгрываясь за предыдущие минуты молчания.
- А сам с таким серьезным видом... сидит... не дышит... военную тайну блюдет...
- Ага... а что я ... танцевать должен что-ли?
Насмеявшись, они сначала одновременно предложили друг другу позавтракать, потом стукнулись лбами, начав синхронно выкладывать на стол продукты, а в конце концов Прохор, открывая бутылку теплого «Славянского», купленного у проводницы за безумные пятьдесят пять копеек «для аппетита», умудрился облить обоих пивом с ног до головы, после чего в купе установилась атмосфера как после хорошей попойки. Слава богу, попутчиков к ним не подсадили, и уже через полчаса они разговаривали так, словно были знакомы не первый день.
- А я в гости ездила. К подруге... мы еще с третьего класса дружим... она замуж вышла сразу после школы и уехала жить к мужу... и по крымской привычке с одеждой недоглядела... А зима тут не чета нашей...
- Алиса, а вы...
- Прохор, давайте уже на ты... А то неудобно как-то... как пенсионеры разговариваем...
Прохор заулыбался. Предложить это сам он хотел, но как-то стеснялся.
- Согласен... Алиса, а ты где живешь?
Алиса улыбнулась.
- В Севастополе. Я и родилась там. Работаю... медсестрой. А что? Хочешь потом наше вагонное знакомство продолжить?
- Да!- молниеносно выпалил Прохор, мгновение спустя даже застыдившись от собственной несдержанности.
- И я согласна... - как-то тихо и застенчиво ответила Алиса, и как показалось Прохору, даже слегка покраснела. Она вообще, кажется, смущалась и багровела в лице при малейшем поводе, пряча глаза за распущенной челкой. Удивительно, но она была так миниатюрна, что рядом с ней Прохор, не отличавшийся богатырской статью, совершенно неожиданно впервые в жизни ощутил себя настоящим мужчиной, способным не только брать что-то у женщины, но и отдавать, а если надо и защитить это худенькое создание от кого бы то ни было.
В Симферополе они вместе, не сговариваясь, пересели на электричку на Севастополь, причем худосочный Прохор еле дотащил совершенно неподъемный чемодан Алисы до вагона, пока она суетилась вокруг него с его сумкой, пытаясь помочь, если не делом, так хоть словом. Они так и разговаривали до самого Севастополя, расставшись только на перроне. В училище Прохор ехал, сжимая в кармане клочок бумаги с телефоном Алисы, и мечтательно улыбался, сам не понимая чему...
Так они начали встречаться. Прохор звонил Алисе перед увольнением. Они договаривались о месте и времени встречи. Это оказалось совсем не похоже на все, что было у него до этого. К удивлению, ни первое свидание у кинотеатра «Россия», ни второе около памятника Погибшим кораблям не закончилось тем, что его затащили в постель. Его даже не позвали в гости домой! Алиса приходила всегда точно в срок, всегда улыбчивая, опрятная, скромно, но со вкусом одетая, гуляла с ним, чинно держа его под руку, аккуратно кушала мороженое в буфете кинотеатров и провожала его вечером на катер. Она не любила танцы и дискотеки и настороженно относилась ко всяким дням рождения и посиделкам у кого-то дома, предпочитая всему этому прогулки по городу и походы в театр. Даже просто поцеловать ее Прохору удавалось с огромным трудом, да и чего таить, смог он сделать это всего пару раз и то чуть ли не наскоком, получив после этого от Алисы такие обжигающие взгляды, что большего отчего-то и не хотелось. Но губы у Алисы оказались мягкие и какие-то вкусные... Сначала Прохор растерялся, потом было разозлился, но вот попривыкнув за пару лет быть в отношениях с женщинами ведомым, решил подождать, может, так оно и надо. Да к тому же ему на самом деле понравились его променады с Алисой, которые оказались на удивление интересными. Всего за несколько месяцев он узнал о Севастополе и его истории гораздо больше, чем за все время, проведенное в училище. Алиса оказалась просто кладезем знаний и умела рассказывать так, что слушал ее Прохор, разве только не разинув рот на максимально возможную ширину. О себе же Алиса рассказывала как-то неохотно и совсем немного. Единственное, что удалось выпытать у нее Гонченко, так это то, что работала она медсестрой в больнице где-то на Корабелке, где и жила тоже. Иногда ей не удавалось из-за каких-то проблем на работе встретиться с ним в выходные, и тогда Прохор, если обстоятельства позволяли, напрашивался на «обед» к Миле, которой и плакался, лежа в мичманской постели, на превратности любви к медсестре Алисе.
Мало-помалу зима подошла к концу, наступила весна, а с ней и сессия. Видеться они стали реже, только после экзаменов, больше общаясь по телефону, к которому Прохор выстаивал гигантские очереди то в учебном корпусе, то внизу у казармы. Сессию Прохор сдал за одним маленьким исключением под названием ЭСАУ, что в переводе значило "Элементы систем автоматического управления". Кафедра систем автоматического управления всегда считалась драконовским коллективом, стабильно оставляющим в «академии» не меньше трети класса, а то и больше, и вот Прохору «посчастливилось» оказаться в их числе. На самом деле, учился он на удивление ровно, отличником не числясь, но и не сползая на троечника. Но вот никак его практический деревенский ум не мог понять, что такое транзистор, как работает мультивибратор, и что будет, если закоротить цепь в определенном месте, определенным материалом, с неопределенной целью. Ну, зачем же ломать то, что работает?! В итоге ему и еще целым восемнадцати орлам из его роты предстояло после заводской практики в Горьком вместо того, чтобы отправиться домой, вернуться в Севастополь и заняться сдачей треклятых ЭСАУ тем преподавателям, которые не расползлись в отпуска. Алиса очень переживала неудачу Прохора на ниве автоматики и даже вопреки своим правилам приехала с ним попрощаться перед отъездом на практику прямо в училище. Они просидели несколько часов на скамейке, и на прощанье Прохору было подарено несколько поцелуев, совсем непохожих на те, которые были до этого. Они договорились, что как только Прохор вернется в училище, он сразу позвонит Алисе, чтобы она была в курсе происходящего, и вообще не волновалась.
К собственному изумлению в «академии» Гонченко просидел недолго. В училище «академики» вернулись рано утром, и Прохор, решив не затягивать процесс, сразу, даже не разобрав вещи, рванул наверх в учебный корпус, где отловив заместителя начальника факультета, легендарного каперанга Плитня, выцыганил у того «бегунок» для сдачи экзамена и взял в осаду кафедру автоматики. На кафедре большинство офицеров было в отпуске, но Прохору каким-то непостижимым образом повезло. Он случайно выпал на молодого начальника лаборатории, капитана 3 ранга, только с полгода как пришедшего с флота, еще не окончательно пропитавшегося духом кафедры и не успевшего обрасти теоретическими преподавательскими знаниями. Тем не менее, ввиду отсутствия большей части офицеров, ему было позволено принимать экзамены у «академиков». Капитан 3 ранга, относившийся к курсантам пока еще с флотской снисходительностью и прекрасно помнивший, чем был для него самого этот же предмет, подошел к делу исключительно формально. Он предложил Прохору дать ответ на несколько вопросов, и получив от него твердо вызубренные еще в поезде ответы, дальше копать не стал, а просто твердой рукой вывел ему в «бегунке» «удовлетворительно» и широко расписался. Как оказалось, с ним повезло только Прохору. Все следующие сдавали уже не ему, через пару часов отстраненному от такого важного дела начальником кафедры, а старому и въедливому доценту Калужскому, знаменитому своей неподкупностью, широтой знаний и настоящим большевистским максимализмом. Но теперь уже полноправному четверокурснику Прохору Гонченко это было уже глубоко по барабану. К обеду он получил свой заветный отпускной из рук Плитня, и подхватив вещи, так, кстати, и не распакованные, рванул из системы. И только подплывая к Графской, он сообразил, что не позвонил Алисе, что и сделал, сразу пришвартовавшись к берегу, прямо от пирса.
- Алло, Алиса, это я!
- Ой, Проша, здравствуй! Ты уже приехал?
Прохора распирало от победного ощущения.
- Я не просто уже приехал! Я уже и экзамен сдать успел! И сейчас свободен как птица в небе!
На том конце трубки возникло некое замешательство.
- А ты... сейчас куда?
Насчет этого Прохор пока не заморачивался. По крайней мере, «Азова» на рейде не наблюдалось, и одно «пожарное» место ночлега у него было уж точно. Да и в училище можно было вернуться на крайний случай.
- Не знаю, Алис... сначала на вокзал, узнаю насчет билетов, а потом уж... с тобой вот увидеться хочется... очень...
- Проша, а если билетов не будет... у тебя есть где переночевать?
- Не думал как-то об этом... в училище вернусь если что...
На том конце трубки Алиса видимо приняла какое-то решение и твердо ответила.
- Ну, вот этого не надо. Плохая примета возвращаться. У меня если что переночуешь. Я в отпуске со вчерашнего дня, мне спешить некуда... На пляж сходим вместе... Давай, езжай на вокзал, а оттуда мне перезвонишь.... я жду... Давай, езжай... целую...
Чего-чего, а вот этого Прохор совсем не ждал. Алиса звала его к себе ночевать! Тут можно было и специально билет на день позже взять. И окрыленный Прохор отправился на вокзал.
Билетов и правда не оказалось. Прохор смог приобрести себе билеты только на послезавтра, на поезд Симферополь-Рига, который шел через Гомель, откуда Прохору до дома было рукой подать. Перебежав с железнодорожного вокзала на автовокзал, Прохор купил билеты на автобус и только потом снова позвонил Алисе.
- Алло, Алиса, это я!
- Ну, как у тебя с билетами? Купил?
Прохор сделал глубокий вздох.
- Взял. Но вот, понимаешь, только на послезавтра...
Прохор ждал, что Алиса, узнав, что ночевать ему нужно целых две ночи, напряжется, но она совершенно спокойно приняла это известие.
- Проша, давай так! Садись на троллейбус, тройку, и езжай на конечную. Ластовая площадь. Знаешь? Рядом с госпиталем. Я тебя там минут через сорок буду ждать.
Ровно через сорок минут Прохор сошел с троллейбуса с сумкой на плече, букетом цветов в руке и лучезарной, но несколько неуверенной улыбкой на физиономии. Алиса была уже там. В легком, развевающемся на ветру сарафане, она как пионерка-отличница ждала его на остановке, теребя кончик пояса от сарафана. В отличие от Прохора она, казалось, не испытывала никакой внутренней неловкости, а напротив, была искренне весела и улыбчива. Чмокнув Гонченко в щеку, она взяла цветы, подхватила его под руку и повела куда-то между домами по направлению к морю.
У Алисы оказалось целых три небольших, но уютных комнатки, уставленные милой старомодной мебелью, в настоящем крымском дворике в пяти минутах ходьбы от портопункта Апполоновка. Даже кровать в одной из них была такая, какую Прохор до этого видел только в кино, тяжелая, кованая с литыми большими шарами на спинках.
- Это бабушкино... она уже старенькая, с нами живет, зимой тут никого нет, а летом я сюда перебираюсь. И на сл... работу близко, и до моря рукой подать... Ты проходи, Проша, сейчас перекусим, и можно на море сходить... ты как?
Прохор кивнул в знак согласия.
- Алиска, а мне где переодеться можно?
Как и всякий уважающий себя старшекурсник, Прохор уже имел при себе набор гражданской формы одежды.
- Иди в спальню, я подглядывать не буду...- Алиса засмеялась, и взяв чайник, отправилась набирать воду. После того как Прохор переоблачился в новенькие джинсы «Монтана», купленные в Горьком за целых 120 рублей, скопленных за целый год неимоверными усилиями, они попили чай с баранками, и как и планировалось, отправились на море.
Пляж на Апполоновке был маленький, с пятачок, но и народа в рабочий день в послеобеденное время было совсем немного. Алиса расстелила покрывало, сняла босоножки, и скинув сарафан, распустила волосы, до этого стянутые резинкой. Прыгающий на одной ноге, в попытке стянуть моднючие джинсы, Прохор поднял на нее глаза, и не удержавшись, шлепнулся задницей на песок.
Перед ним на фоне залитой солнцем бухты и громад кораблей, застывших на рейде, стояла настоящая богиня. Только сейчас, на пляже, после полугодового знакомства, Прохор впервые осознал, как красива и очаровательна Алиса. Конечно, он и до этого замечал, что она хоть и совсем миниатюрная девушка с хорошей фигурой, но только сейчас он, наконец, понял смысл фразы «сложена как Афродита». Алиса была безупречна. У нее оказались идеальные пропорции, подчеркиваемые высокой красивой грудью, может быть, даже чуть тяжеловатой для такой хрупкой девушки, но даже на вид упругой и очень обольстительной. Прохор, раскрыв рот, смотрел на нее, стоящую перед ним с развевающимися волосами в красивом тоненьком купальнике, и все вокруг просто меркли в сравнении с ней. Наверное, минут десять он приходил в себя от увиденного. Потом постепенно оклемался и начал реагировать на действительность адекватно, хотя ощущение того, что на Алису пялятся все окружающие, с этого момента никогда его уже не покидало. Уж слишком красива она оказалась без зимнего пальто, шарфов и смешных вязаных шапочек. И вот теперь эта красота, наплескавшись в море, лежала рядом, блаженно щурясь от солнца и касаясь его бедра своим бедром. Прохору было хорошо и спокойно, и он, глядя в небо, молча улыбался проплывающим над ними облакам.
- Товарищ старший лейтенант! Тащ... Алиса Николаевна!
Прохор повернул голову в сторону говорящего. Над ними возвышался здоровенный матрос, перепоясанный противогазной сумкой.
- Алиса Николаевна! Подполковник Сергиенко просил передать, что очень извиняется, но просит срочно прибыть в отделение. Сказал, что ненадолго... Я к вам зашел, а соседи сказали, что вы вроде на море пошли...
В этот момент Прохор понял, что матрос обращается не к кому-то там, а к его Алисе, причем почему-то упорно называя ее старшим лейтенантом. Он рывком сел.
- Проша, прости, пожалуйста... я ненадолго... я же в отпуске... Вот, возьми запасные ключи... если что, жди меня дома... не уходи, пожалуйста... ладно?
Пока Прохор силился понять происходящее, Алиса уже облачилась в свой сарафан, сунула ему ключи в руки, и чмокнув в щеку, быстро запрыгала с босоножками в руках по горячему песку вслед за посыльным матросом.
Без Алисы море как-то не сильно радовало, и уже через полчаса Прохор оделся и ушел домой. В голове у него царил полнейший сумбур. В то, что его Алиса офицер, он уже поверил, но принять это бесповоротно пока никак не мог. Вот чего ради она скрывала свое офицерское звание, было для Прохора непостижимой загадкой. Хотя, если взглянуть с другой стороны... Да и как себя вести с ней теперь он уже и не представлял. Погруженный в тяжкие раздумья, он и не заметил, как дверь открылась.
- Проша, а вот и я...
Он поднял глаза. В дверях стояла Алиса. Старший лейтенант медицинской службы Алиса Николаевна. Ей чертовски шла военная форма. Зауженная черная форменная юбка, чуть короче установленной уставами длины, только подчеркивала стройность и красоту ног, а кремовая рубашка с короткими рукавами и погонами с красными просветами, расстегнутая на три верхних пуговицы, выглядела так пикантно и соблазнительно, что глаз было, невозможно отвести... Прохор подавленно молчал. Как говорить с этим обворожительным офицером, он не представлял.
- Прошенька... я тебе сейчас все объясню. Ты ведь не уйдешь, да? Не уйдешь? Проша, да дура я такая... Боялась тебе говорить, что я офицер... ну прости меня...
То, что Алиса с ходу начала просить пощады, как-то отпустило Прохора.
- Да... мне теперь что, тебе честь при встрече отдавать, что ли? Или вызовешь патруль и сдашь меня за переодевание в гражданскую форму одежды? Вот уж жизнь... и как мне теперь целовать старшего по званию? Только с его разрешения... или как?
Видимо, последняя фраза решила все. Прохор даже не успел понять, как этот ослепительный офицер оказался у него на коленях, и щекоча ухо распущенными волосами, тихо шептал:
- Да какие разрешения, глупенький ты мой... какие разрешения... любимый... целуй меня... целуй...
И тут что-то большое и волнующее как будто накрыло их обоих, и последнее, что смутно запомнил Прохор, прежде чем провалиться в этот бушующий океан чувств и эмоций, были те самые погоны старшего лейтенанта, валявшиеся на полу возле кровати вместе с юбкой...
На следующий день Прохор сдал свои билеты. Он не уехал в ближайшие дней пять, а через неделю они уехал к нему в Туземку вместе, знакомится с его родителями. Самое интересное, что за эту неделю Прохор ни разу не взглянул на рейд, чтобы проверить, на месте ли «Азов», и с удивлением выяснил, что есть женщины, а точнее, всего одна женщина, от простых прикосновений которой по телу прокатывается что-то очень приятное, от чего хочется петь и просто визжать от восторга.
Алиса стала офицером случайно, наверное, так же, как и большинство женщин, носящих военную форму. После окончания школы она успешно и с первого раза поступила в Симферопольский медицинский институт, который и окончила так же успешно через пять лет. Буквально за месяц до ее выпуска в Севастополе скоропостижно скончался ее отец, военный медик, полковник, долгое время служивший флагманским врачом на Средиземноморской эскадре. Руководство университета пошло навстречу девушке и распределило ее на работу в Севастополь. Платили там молодому врачу не ахти как много, а оставшись без единственного кормильца мужского пола, семья начала испытывать трудности. Помогли старые друзья отца, еще носившие погоны. Они сообща с ее мамой уговорили Алису написать рапорт в кадры флота, а потом кое-где нажали, кое-где подмазали, кое с кем выпили, и уже через полгода Алиса стала лейтенантом медицинской службы, проходящем службу в Севастопольском Военно-морском клиническом госпитале имени академика Н.И. Пирогова. К немалому ее удивлению, служба ей понравилась, в первую очередь порядком, а во вторых достойными людьми, которые стали ее окружать. Жила она там же на Корабельной стороне с мамой и бабушкой, на лето перебираясь в бабушкин дом, который был поближе и к морю, и к работе. С мальчиками в школе, юношами в институте, а потом уже и с мужчинами у Алисы как-то не складывалось. Она до такой степени комплексовала из-за своего маленького роста, что считала себя девушкой если уж не уродливой, то совершенно непривлекательной серой мышкой, хотя все окружающие ее в госпитале мужчины считали совсем наоборот. Все их уверения в том, что она очень даже симпатична, Алиса считала за добрую, но ненужную жалость к маленькой некрасивой девчонке, и за несколько лет укрепилась во мнении, что обыкновенное женское счастье ей совершенно не светит. Случайная встреча с Прохором в поезде, где он так самоотверженно спасал ее от холода, несколько поколебало ее уверенность в том, что жизнь закончилась, еще не начавшись. А потом Алиса банально влюбилась в Прохора по-настоящему, после чего начала панически бояться того, что он узнает о том, что она офицер и гораздо старше его по званию. Внятно эту боязнь она объяснить не могла и самой себе, отчего сильно переживала, опасаясь даже пригласить Прохора к себе домой, чтобы не дай бог он не увидел ее мундир. Наверное, она так бы и скрывала от него все, если бы не этот нелепый и в то же время судьбоносный случай.
Поженились они следующим летом, когда Прохор перешел на пятый курс. Когда расписывались в загсе, она была в подвенечном платье, он в цивильном костюме, заказанном у одного из самых последних старых еврейских портных на Малашке. Старую севастопольскую традицию идти в загс в форме оба отклонили одновременно и сразу. Алиса - потому что, как и любая девушка, хотела свадебное платье, а Прохору казалось смешным гарцевать в загсе в курсантской форме, когда все и так знают, что невеста старший лейтенант и гораздо выше жениха в звании. Свадьба была большой, шумной и очень душевной. Ресторан решили не заказывать, а просто накрыли огромный стол в бабушкином дворике под жарким севастопольским небом. На свадьбу пришло полтора десятка офицеров из госпиталя проводить своего «самого милого старшего лейтенанта» в супружескую жизнь, пришли все одноклассники Прохора, которые были в это время в Севастополе, все родственники, и как водится, огромное количество соседей и знакомых из всей округи. Из Туземки прибыла внушительная делегация представителей семьи Гонченко, возглавляемая, на удивление жениха, председателем родного колхоза. К этому времени он уже давно простил Прохору все прошлые подвиги, и теперь посчитал невозможным остаться в стороне от женитьбы будущего первого военно-морского офицера, тем более, подводника из их деревни. Председатель оказался на высоте, и свадебный стол ломился от копченых кур и гусей, привезенных в двух огромных ящиках из-под телевизоров «Фотон», а мама Прохора, засучив рукава, завалила стол самыми настоящими драниками со шкварками, приготовленными из «правильной бульбы», тоже привезенной с собой. В общем, походила свадьба на уходящие в прошлое приморские торжества, когда гуляла вся улица, знавшая друг друга с самого рожденья и считавшая своих соседей чуть ли не членами своих семей.
Служить Прохора распределили на Север, куда при помощи начальника госпиталя через несколько месяцев перевелась и Алиса, получившая к этому времени погоны капитана медицинской службы. На этом ее продвижение в воинских званиях несколько затормозилось по самым банальным и житейским причинам. В ударно короткий срок родив Прохору сначала дочку, а потом и сына, Алиса погрузилась в долгосрочный декрет, и ее карьерный рост остановился не в пример Прохору. Тот вписался в реальную флотскую жизнь так же легко, как в детстве сел на трактор, и уже через неполных четыре года стал командиром первого дивизиона. Он дослужился до командира БЧ-5, и после развала страны уволился, на удивление многих, уехав не в солнечный Севастополь, а по единогласному решению всей семьи в свою родную Туземку, где вскорости совершенно неожиданно стал председателем своего же колхоза, благо «батька Лукашенко» не в пример другим колхозы в Белоруссии не разогнал и сельское хозяйство по ветру не пустил. И когда потом односельчане спрашивали его, что же он видел на службе, то Прохор, перефразируя одно очень известное выражение, всегда отвечал, что всю свою службу видел не грудь четвертого человека, а видел красивую грудь старшего по званию...
Начальник зоны "Центр"
- Гриша, хочешь, я тебя обрадую? - голос райотдельного дежурного в трубке, замер, выдерживая предгрозовую матерную паузу...
Начальник отделения понял, что талонов на бензин нет, и без того редкий личный состав сейчас пошлют охранять очередной митинг, а жена начальника райотдела, побывав на рынке, опять лишилась кошелька.
- ну, говори уже.
- у конвойников большой автозак, который к вам ехал, в аварию попал. Замену прислать не могут. У меня тоже нечем перекрыть, максимум, могу патрульку дать после обеда. Короче, выкручивайтесь сами, или ждите завтра.
- Твою мать, у меня тринадцать человек на суд везти надо. Вася, ну скажи, как я их повезу? Ладно, еще хулиганов с футбола и нелегалов, а двум бандитам сутки по аресту продлевать надо или выпускать через три часа. Да меня прокуратура с адвокатами на крест порвет... Адвокат и так уже с утра приезжал, и сказал, что если продления не будет, то он к обеду приедет за бандитом.
- Не знаю, Борисыч, не знаю, автобус найдите какой-то, грузовик с рынка выдерни. Мне тебя учить только, портить. Все, связь кончаю. Найдешь способ, маякни, чем смогу посодействую.
Гриша опустил такую подробность, что вчера по разработке оперов, на три часа в одну из камер с бандитом, под видом мелкого жулика, был подсажен бывший сотрудник, и сегодня в обед он должен был попытаться выйти на «связь» бандита. И выпустив того досрочно, рушилась вся оперативная комбинация по раскрытию одной «разбойной» серии.
Борисыч встал из кресла, почесал своей пятерней макушку и начал усиленно думать. «Автобус, автобус, на земле нет ни одного автобусного парка, зато два автобуса есть на стадионе и один был в троллейбусном парке, но его уже не видно месяца два. Значит, сначала звоним на стадион.»
- Алло, Георгий Трофимович, милиция беспокоит. Помощь нужна, автобус на пару часов.
- Григорий Борисович, здравствуйте, увы, помочь не могу. Детей в лагерь повезли. А вам зачем? Могу, вечером по приезду к вам направить.
- Да тоже детишек в лагерь надо отправить.
«Ну теперь, выслушаем отказ у троллейбусников, и идем в аптеку за вазелином».
- Приемная, слушаю вас.
- Хозяюшка, это вас из милиции беспокоят, а можно с вашим директором поговорить.
- Нет его, он на больничном. Могу с главным инженером соединить, он сейчас вместо него.
- А давайте, попробуем.
- Алло, добрый день. Я начальник ГОМ, моя фамилия...
- Да знаю, я твою фамилию, Гриша, знаю. - трубка рассмеялась крепким басом. - Это Шалыга говорит, а не главный инженер. Этот сейчас на совещании в городе...
В гришиной груди потеплело, так как Шалыга, в свое время работал в ГАИ, потом ушел на пенсию, и в каком-то трамвайном парке отвечал за безопасность движения. Оказалось, что уже не в трамвайном, а в троллейбусном, и у него на земле. «Надо будет участкового вздрючить, что не доложил о бывшем сотруднике работающем на территории. Своих надо знать всегда».
- Виталик, тут такое дело. Нужен автобус ваш на пару-тройку часов.
- Нету, Гриша, нету. В капиталке уже второй месяц. А случилось то что?
- Да жуликов надо в суд оттарабанить, а транспорта нету...
- Ясно, увы, друже. Вот если бы тебе нужен был троллейбус...
«Троллейбус, троллейбус... А ведь их линия в пятидесяти метрах от входа, и суд тоже в метрах ста по той же линии, и разворот есть там же»
- Виталя, твой должник навеки буду, дай хоть троллейбус. Можно даже без сидушек. Главное, чтобы от центра до ВДНХ доехал.
- А они мне его не разрушат?
- Да я туда и наряд посажу, и операми прикрою, главное доехать. Веришь, уже думал на такси везти за свой счет. Одна патрулька на всю землю и у той бензина, кот нассал.
-Ладно, минут через тридцать ждите. Сам подъеду тоже. Скажу, что водителя стажирую.
- Алле, дежурный! Вася, есть выход. Только я наряд с рынка сниму, и направь сейчас ПМГшку ко мне. Нужны будут минут на 5-10. И наряду с выставки скажи, пускай через минут тридцать к суду подтянутся, я им по рации потом скажу где стоять.
- Добре, понял, направляю. Что нашел автобус?
- Почти, потом расскажу.
«Так, теперь надо занять очередь в суде, чтобы не было заминки.»
- Канцелярия! Татьяна Карловна! Доброго дня. Ваш голос бодр и приятен, и я любуюсь в трубке им.
- Гриша, что надо? Раз ты поешь дифирамбы, то тебе что-то очень и срочно надо. Давай, колись!
-Тань, мне нужно, чтобы дежурный судья не был занят через час, и не запел песню, что у него обед или еще что-то. Объяснять не могу долго. Приеду, сам расскажу.
- Да не вопрос, приезжай. Организуем.
Ну все, погнали наши городских.
- Так, товарищи опера, участковые и патрульные. Сейчас нам предстоит увлекательное турне. Цирк не уехал, клоуны со зверями только едут кататься на троллейбусе. Сейчас подъедет патрулька, и собой на 5 мин перекроет наш переулок. Ко второму выезду подъедет троллейбус. Как только он откроет дверь, попарно выводим задержанных из камер, и по два человека ведем к нему.
- Дык, может всех скопом? Чего шесть раз гонять.
- Нет, по двое. Не дай бог, кто-то на рывок пойдет. Поэтому, двое водят двоих, наряд и двое ожидают и смотрят за теми, кто уже в салоне. Участковые отгоняют любознательных граждан и попутно следят за обстановкой. Бандитов и фанатов в браслеты, в троллейбусе перековать через поручни от греха подальше. Участковые потом на рынок, подменить наряд. В суде телодвижения такие же. Двое во временной ожидают, два в салоне, все остальные водят. Все, тронулись, вон уже и патрулька подтянулась.
На глазах у изумленной общественности идущей от метро к рынку, и посетителей террасы дорогого ресторана из помещения ГОМ-а выбегали четыре человека, забегали в троллейбус разрисованный буквами «У» и двое выбежав обратно, опять возвращались с одной парой.
- Слышь, командир, вот это цирк. У меня три ходки, но такого веселого этапа никогда не было. Бляха-муха, на тралике. А в ИВС вы меня на трамвае повезете?
- Нет, на электричке, в отдельном вагоне. От трамвая дольше идти.
- Понял, теперь я понял, зачем депо на Лукьяновке. Чтобы арестантов с крытки на пересылку развозить...
- Типа того. Или в Пущу на расстрелы.
- Все, прибыли. Пошли в судилище искать вам узнилище....
- Какой ГОМ, какие хулиганы? Уважаемый, вы с дуба рухнули? Мне сказали, что у вас нет конвоя, и вы не приедете.
- Товарищ судья, позвоните в канцелярию. На нас зарезервировано время. Оно подтверждено мной и начальником дежурной части райотдела. Какие вопросы? Можно заводить?
- Вы Григорий Борисович, в своем репертуаре, заводите своих пассажиров. Вам же их еще обратно везти.
- Все хлопцы, я обедать. Буду через час. А вы начинайте марафет под стенкой наводить. Только аккуратно.
***
-Ну что, Денис, получилось? Что сказал, что спрашивали?
- А ничего не спрашивали, девка слезами немного полилась. Но видно, жучара еще та. Или науськал второй, что подходы искать будут. А я ей сразу сказал как ее увидел, что меня их мансы не интересуют, и передавать никто ничего не просил. А если уж сильно с ним пошептаться хотят, то пускай сами на стенку карабкаются и в вытяжку трындят и «дачки» кидают. Жулик ваш тоже, когда я ему этот фокус показал, не поверил, только когда Наташка палкой сигареты подтолкнула и спросила что еще принести. И Вы, Борисыч, правы. Первый раз ни хрена не будет, максимум со стороны поглядят. А вот на второй она сама пойдет, а когда забраться не сможет в виду хилости, приведет кореша ныкающегося на помощь, а он от соблазна пару слов перетереть не устоит. Ну все, я пошел работать, так что я с понедельника, точку открою на цветах? Я уже за нее отсидел авансом.
- Ладно, открывай. Хоть цветы будем со скидкой иметь под боком. А когда их с закупки будешь везти, завези маленький букетик в канцелярию суда, для Карловны. И шоколадку туда маленькую засунь. Гроши я тебе потом отдам.
-Да ладно, Борисыч. Начальник канцелярии в суде это нужный в районе человек. А вы как были ловеласом, так и остались.
- Я, Денис, не ловелас, я просто утешитель одиноких женских сердец. Ты думаешь, тебе так просто в торговом отделе райисполкома патент дали? Видать, плохо я тебя учил. А ну получи без взятки место в центре города.
- Да, знаю, знаю. Вы, Григорий Борисович, знаете всех и вся. Про всех все помните, и держите на виду. Если можете, помогаете сразу и без требования благодарности. - На этом бы миллионы могли делать, а вы все автобусы ищете и майором ходите. Оно вам надо? Вон Черныш, директором рынка стал, а был участковым без образования.
- Да хоть министром. Меня, дружище, люди уважают, а дочке не стыдно в школу ходить. А Черныши сына уже в третью переводят. Ладно, пойду я.
***
- Блин, вот бы нас туда.- глядя на экран с идущим «Форт-Боярдом» мечтательно произнес опер Войнов, именуемый в узких кругах просто Война. - Задачки надо всякие решать, ништяки всякие искать, и бегать быстро. А за это еще деньги дают. Я ни одной передачи украинского цикла еще не пропустил. Терка, вообще, молоток, настоящий мудрец - А тут сидишь, одни материалы и заявы одна тупей другой... Вот хоть нормальные потерпевшие попались с разбоев, даже покушать в благодарность принесли за вечерние бдения, а не жалобу на тебя в прокуратуру. Борисыч, а что Вы им рассказали, что они вечером сюда с полными пакетами пришли?
«Мда, порешали бы эти шоумены, мои сегодняшние задачки, и побегали бы как Война среди машин по трехполосной улице за вторым бандитом, пришедшим навестить кореша. Правильно просчитал, что захотят они потрындеть, чтобы позиции согласовать. А девка еще и дозу притащит. Не зря дверь в камеру ацетоном опрыскивали, чтобы его штырило посильней. Зато в активе два бандита, семь раскрытий тяжких разбоев и лучший результат по управе за месяц. Тут каждый день такой «Форт-Боярд», что им и не снилось. И называется он - зона «Центр». Кстати, хорошая идея, надо записать, чтобы не забыть!»
- Да ничего, Игорь не рассказывал... Следователь им вещи на опознание предъявил, ну а я уже тонко намекнул, что могу их поменять на кусок колбасы и пару помидор. А то голодный мент намного страшнее тигра из клетки того форта...
- Алло, Григорий Борисович. Звоню, как говорили в понедельник. Получилось, что-то?
- Да, Сильвестр Богданович, получилось. Можете подъезжать в разрешительную в неприемный день, инспектор предупрежден и будет вас ждать.
- Ой, спасибо большое, а то скоро открытие сезона, а ну никак туда не попадаю в такие дни. Я что-то должен?
- Тут такое дело, у нас у хлопца одного, день рождения, 25 лет будет. Вы не могли бы ему свою фотографию подписать, там где вы в костюме мудреца на вашем этом форте. И если можно одну монетку, которые там дают. Хотим ему такой подарок сделать от коллектива. Пишите имя, Войнов Игорь.
**
Но этого уже не случится. Вернее, случится, но без участия Гриши. Борисыч, как обычно принял единственно правильное решение. Но к сожалению, уже последнее. В аварийной ситуации, спасая бабушек с ведрами он подставил борт своей машины под грузовик вылетающий на обочину... Через два месяца, так и не приходя в сознание, он умер...
- Вот, блин, зря это Борисович сделал... Ну даванул бы водила кого-то. Может, они бы все живы остались. Вот скажи, Война, ему что, как обычно, больше всех надо? И у вас самая хлебная зона в районе, треть центра города ваша, кучу вопросов решать можно, а вы живете как при совке, все людям помогаете... Вы тут совсем в ментов-чесноков заигрались... Наивняк полный...
- Надо, значит было. У него не было 30 секунд на решение задачи и тигра в клетке.
- Ты, Игореха, не обижайся, но тебя после этого подарка от «Форта Баярда» совсем трухануло. Философы-мудрецы, блин. И, покойный Борисыч, лучший друг всех людей, живущих в зоне "Центр"
- Зато, Денис, его дочке не стыдно ходить в школу...
Хорошо идти морозным декабрьским утром по скрипящему снегу вдоль празднично украшенных витрин! Легкий морозец приятно холодит щеки, сигарета во рту радостно светит рубиновым огоньком, встречные девушки с тоскою оборачиваются на бравого летеху, который уверенным шагом топает в сторону длинного забора, украшенного егозой, вышками и красиво подсвеченным прожекторами!!! Романтика, блин!
Кто служил, тот знает, что нет в жизни большего счастья, чем выйти из отпуска двадцать девятого декабря, когда тебя, полного сил и здоровья, с нетерпением ожидает горячо любимое начальство, которое заботливо навтыкало твое ФИО в список дежурств на все новогодние, рождественские и другие праздники. Но как говорится, во-первых, все мы были обязаны стойко и бодро переносить все тяготы и лишения, а во-вторых, не умеешь лизать анус руководству, так нечего потом на зеркало пенять.
Короче, прибыв на службу, я ознакомился с графиком дежурных смен, проматерился про себя, оглянулся вокруг, и не увидев никого из левых, с наслаждением произнес все то же самое, но уже громко и от души. Выслушав в ответ дежурные соболезнования типа: «Служи сынок, как я служил!» и «Танцуй, пока молодой!» я летящей походкой отправился в отряд заливать горе утренним кофе и новостями от старшины. В принципе, за те полтора месяца, пока меня не было, ничего особенного не произошло. Рутина. Кого-то побили, кого-то опустили, кто-то вскрылся, пришли этапники, ушли по звонку счастливчики... Проще говоря, отряд пережил отсутствие урядника, в меру расслабился, в меру соскучился и жизнь продолжается.
Попив кофе, обработав инфо, вытащил старшину на продол, где на радость всем зэкам вкатил ему красивый втык за бардак в отряде, пообещав кучу радостей на новый год в ШИЗО и т.д. (А, что вы хотите? Правила игры. Бей своих, чтоб чужие боялись! Учитывая, что старшина был заранее подготовлен к публичному порицанию, у него этот процесс негатива не вызвал, а даже наоборот, когда он, униженный и оскорбленный, ушел к себе в секцию, к нему гурьбой потянулись зэки, в ходе общения с которыми он получил кучу интересного инфо о том, где и с кем можно «отметить» Новый Год, чтоб "залечить душевные раны". Упс... кажись, опять на сайте методы ОРД засветил... Говоря по-умному, один из способов легендированного сбора информации )))
Поработать в тот день так и не получилось, так как ко мне в кабинет прибежал штатный офицерский Дед Мороз (в миру - капитан Фишман), который, поздравив меня с выходом из отпуска, потащил за зону в столовую для персонала, где вечером должен был проводиться корпоратив. Тьфу ты, опять вру! Тогда и словов таких не было, и словей тоже! Тогда это называлось: праздничный ужин в ознаменование Нового года!
Дело в том, что на меня в силу моей молодости и технической образованности скинули функции начальника музыкального центра, усилка, колонок и микрофонов, короче, назначили джедаем... или ди-джеем. Убив полдня на аппаратуру, розыск компашек с музыкой, настройку микрофонов и т.д., мы бахнули по чуть-чуть с Дедом Морозом, заныкали свою пацанскую долю подарков в виде мандаринов и конфет и уединились со Снегурочкой. (Ничего пошлого, хотя положа руку на сердце и на яйца, я б с ней переспал во второй раз, если б в первый раз дала...)
Организованная офицерская пьянка не отличалась ничем выдающимся, все это было сотни раз описано и рассказано, единственное, что выдавалось за колею, так это то, что «зондеры» по пьяни на дуэль не вызывали, а грозились подставами и наездами.
Я, отказав пьяному оперу в пятый раз подряд ставить «Владимирский централ», узнал, что через неделю на входе в КПП у меня стопудово отметут наркоту и посадят к своим поближе, заскучал, отвел опера в сторонку, зажал ему шаловливые ручонки и влил в горло полбутылки огненной воды. Угостив на прощанье пьяное мясо мандаринкой, я воткнул диск «Romantic Collection» и успокоился в медляке со Снегурочкой. (так и не дала, скромница такая! После свадьбы, после свадьбы! А я откуда знаю, когда у нее свадьба будет?!)...
Через день, тридцать первого декабря, я печальный и унылый подходил к родному забору. Пересказывать все высказывания любимых девушек и лучших друзей в части кидалова в новогоднюю ночь без толку, но все сводилось только к одной общеизвестной песне: «Друзей на бабу променял!», ну или в данном контексте на работу, то есть зону....
Смена началась на удивление интересно! Ответственным по зоне назначили зампобора (Заместитель по безопасности и оперативной работе). Мужик он был сурьезный, грозный, но скажу честно: реально нормальный! Ему было пофигу на внешнюю показуху и фиговых листков в виде чистоты, заправленных коек и т.д., он требовал работу! Есть в отряде «сетка» - во время пресек труп, заход наркоты, разборки и опускалово - молодец! А если наоборот, то соответсно... На разводе зампобор поздравил всех с наступающим, озвучил пару теплых слов о семьях и сказал, что после смены пряник получат все! Но для этого ночь придется отпахать!
И мы начали пахать!
До позднего вечера дежурная смена носилась по всей жилке согласно установленного графика, внося разброд и сумятицу в ряды зэков. График писал либо пьяный идиот, либо наш зампобор. Судите сами: согласно выданной бумажке мы по странной траектории забегали то в один отряд, то в другой, внезапно возвращаясь вновь обратно, причем в один отряд зашли трижды подряд с трехминутным интервалом. Когда мы уже до попы стерлись в беготне по отрядам, ближе к двенадцати по рациям прозвучало: Всем в дежурную часть!
Дежурка - аквариум с прозрачными стенами, находилась на втором этаже, откуда было видно всю зону, и соответственно, вся зона видела нас (жалюзи были подняты). А там прямо на столе были расставлены бутылки с шампанским, водкой, салатами, мясной нарезкой и т.д. Пока я в шоке осматривал дастархан (хрена себе - пьянка в зоне!!!), дежурный заботливо разлил всем шампанского. Зампобор, подняв пластиковый стакан, строго посмотрел на всех:
- Мужики! Всех с наступающим! А теперь все пьют! Делаем кино - пьяный караул!
Стукнувшись, выпил - шампанского ноль, зато «Спрайта» цельный стакан, торопливо зажевал оливье.
Дальше пошла водка (минералка). Удерживая ржач, зажевали мясом, пошли на перекур. Стоя на балконе, дежурный на всю зону признался зампобору в чистой и искренней любви, и увлекшись с брудершафтом, в обнимку с последним ушел бухать в дежурку. Мы, покурив по сигарете, громко пожалели об оставленных подругах, подробно обсудили их размеры и достоинства, пожалели о том, что не мы их сегодня того, ушли с балкона.
- Мужики! Молодцы! Отвертку сделали! (отвертка - отвлечение внимания во время кражи). Теперь - вот списки! По указанным маршрутам ушли! Пьяных фиксировать, но не цеплять, это успеем! Главное - изъять!
И мы побежали...
Все-таки «сетка» у зампобора была еще та! Только в моей группе по списку было восемь начек и шесть употреблений! Зэки, узрев абсолютно трезвую смену с рабочими на перегар «носами» были в ауте! Отняв у пьющих зэков спиртное, пробежались по начкам, все в точку, ну и заодно по своей инфо прошелся! Нагруженные бутылками и батлами вернулись в дежурку. Зампобор, прихлебывая для виду коньяк (купец) с видом Чингисхана собирал дань с зоны.
- Так, у вас что?
- Михалыч! Вот! Шесть литров водки (один - Абсолюта), баллон «Моцарта», четыре батла самогона и по бутылке «Киндзмараули» и «Шампанского».
Зампобор, до этого отмечая что-то в своем блокноте, удивленно поднял глаза:
- Не понял, а это что за эстеты?
- Да мои это - Гога-Грузин с блатными решил родину вспомнить.
- Инфо откуда? Или случайка?
- Да случайка, товарищ полковник, откуда у меня инфо? Я ж не опер!
- Ну-ну... - зампобор ухмыльнулся, выразительно посмотрел на дежурных оперов. - Так, сейчас перекур, берем списки и по наркошам пройдитесь, и давайте сразу с изъятием тел. Побежали!
Пройдясь по отрядам (зэкам было разрешено в Новый год нарушить команду «Отбой» и смотреть телевизор) изъяли четверых неспокойных ужаленных и Олечку (пассивный гомосексуалист, переоделся в женское платье, сделал макияж и танцевал стриптиз возле елки), пошли в дежурку. Наркоши лениво бурчали, что перегара у них нет и менты беспредел творят, Олечка пыталась кокетничать и хихикать, пока не получила берцем поджопник. Запищала рация:
- Пятый - второму! (Оба-на, зампобор вызывает).
- На связи пятый!
- Бросай блядей и срочно к себе в отряд! Замес у тебя!
Твою маму! Тихо же было! Оставив зэков сержанту, сорвался к родной калитке.
Из локалки как раз вытаскивали бесчувственное тело Радмира (опер).
- Мужики! Что случилось?
- Да только в локалку зашли, а там у тебя Байрамов кинг-конга изображает!
- Блядь! Какой урод ему налил?!!
Осужденный Байрамов отбывал червонец за тяжкие телесные, повлекшие смерть двух терпил. Здоровенный мужик, два метра безобразия, косая сажень в плечах, в жизни был спокойным и миролюбивым до безобразия. Еще на воле его угораздило, стоя возле трассы, поймать головой слетевшее на полной скорости колесо от Камаза. Другой бы на его месте отправился с лирой на ближайшее облачко, но этому повезло. Ангел-хранитель и врачи сделали свое дело - Байрамов выжил. Когда я в первый раз увидел его обритую голову, я охренел - череп больще всего был похож на «эфку», так причудливо и странно срослись разбитые от удара кости.
Кличку «Башнокрылый» он получил за особенности своего поведения. Стоило выпить грамм пятьдесят водки, как башню ему сразу сносило, и он начинал требовать продолжения банкета, не взирая ни на чины, ни на должности. Учитывая габариты и неимоверную силу, его боялись все - и зэки и сотрудники. Наблюдая из-за угла за прыжками разъяренной гориллы, я заскучал. Остановить его можно только прямым ударом дубинки в голову, но есть шанс получить в итоге труп, и не факт, что только один. Радмира спас броник и то, что отлетев метров на пять, он башкой поймал не стену, а двух сержантов. Ситуация... А, сто бед - один ответ!
- Второй - пятому!
- Слушаю!
- Второй! У меня в локалке Башнокрылому крышу снесло, прошу спустить мне из дежурки пузырь самогона!
- Хочешь отвлечь?
- Нет, бесполезно. Лучше выманить его в карман (дворик дежурки) и там запереть. А там пусть хоть до утра танцует.
- Гробов (ГБР - группа быстрого реагирования) послать?
- Не стоит, еще вспугнут - хуже будет. Лучше пусть сразу по выходу Башнокрылого отряд проверят, его сто пудово мои напоили, чтоб за время замеса бухнуть спокойно!
- Добро! Жди! С твоими разберемся!
Минут через пять мне вынесли батл самогона, два стакана, каску и броник.
- Пятый! Гробы за забором, если что, прыгнут к тебе сразу. И броню нацепи, а то бегаешь в одном бушлате, фраер!
- Понял, второй!
- Удачи! И не дай бог, он тебя грохнет, обратно не приходи!
Зашел в локалку, завернул за угол. Байрамов бешеным тигром метался по локалке. Понятно... Дверь в отряд закрыта изнутри, видно, ломом заблокировали. Значит, зэки налили Башнокрылому стакан, а бутылку выкинули в локалку, вот он и убежал из отряда. А когда водка кончилась, он и стал круги по локалке нарезать. Как же зовут-то его? Привык по кличке звать... А, ладно!
- Башнокрылый! Байрамов!
- Агрррр!!!!
- С Новым Годом тебя! Байрамов! Пить будешь?
- ГРРРымммм!!!! - бешеными скачками зэк побежал на меня.
- Да не рычи ты! Вот смотри - это водка! - открываю батл, выразительно нюхаю пробку. Блин! Они что, из опилок его гонят, что ли?
Байрамов дикими красными глазами смотрит сверху вниз на меня. Протягивает руку за батлом.
- Да не гони ты! Праздник же! Вот смотри, тебе стакан наливаю, на, пей!
Байрамов настороженно смотрит на меня и на протянутый стакан.
- ГРгргргр....
Не верит, урод... Или опасается, да уж ему явно начальник отряда ни разу в жизни не наливал.
- Держи стакан! А я себе налью! Ну что, с Новым Годом! (Ап! И тигры у ног моих сели! Ап! И вот я остался без ног!...)
Байрамов недоверчиво нюхает стакан, потом мой, решительным жестом меняется (тоже мне Атос, сука, нашелся) и вливает содержимое в себя! Радостно улыбается и также злобно следит за мной. Ну, ладно! Выпиваю! Бляяяяя! Как же они эту гадость пьют?!
Закусываю комком снега.
- Держи сигарету! Закуривай!
Байрамов цепляет сигарету. Даю прикурить. Зажигалка остается у него в качестве сувенира. Да и хрен с ней!
- Байрамов! У тя закусить-то есть чем?
- Грырп...
- А, отряд закрыт? Так пошли ко мне! У меня там пищеблока на троих хватит. Посидим, попьем!
- Грбырбыр!
- Еще по одной? Не вопрос! Держи!
Вторая проходит уже легче, хотя желудок, охреневший от такого издевательства над собой, пытается отправить этот спиртовой самопал обратно.
- Байрамов! Не, ну че мы как лохи на улице стоим! Пошли ко мне!
Стоит, сука, не шелохнется...
- Не, Байрамов ты че, меня не уважаешь?
- Вжаю!
О, уже лучше! Разворачиваюсь, делаю два шага в сторону калитки и вижу, как стена резко прыгает на меня. Хрена себе самогон! Ноги не работают. Резкий рывок за плечо. Байрамов цепляет меня за бушлат и начинает тащить меня к выходу. Еще по одной мы выпили возле дежурки. Дотащившись до кармана, я ставлю батл и стаканы на снег.
- Байрамов! Ты меня здесь жди! Щас закусь принесу! Тока все не пей! Ща приду!
- Вжаю!
- И я тебя тоже уважаю!
Дохожу до ворот, спотыкаюсь об порог, упасть мне не дают заботливые руки гробов.
Дальше смутно помню стакан с нашатырем, натирание ушей снегом, тазик и чью-то циничную фразу: «Штирлица неудержимо рвало на Родину!»
Очнулся я в районе шести утра в комнате отдыха дежурной части. Выпив в качестве опохмела стакан чифира (мотор сажает качественно, но с похмелья помогает хорошо) выполз в дежурку.
Дежурный - Иваныч, дремал за пультом, помощник раскидывал зары с Радмиром.
- О, алкоголик! Проснулся! Че, живой?
- Да вроде местами пока еще да.
- Не, Маратыч! Ну ты красавец! Мы когда увидели, как тебя Башнокрылый из локалки мимо дежурки на себе тащит, чуть не кипешнули, ладно Михалыч нас тормознул.
- А Башнокрылый где?
- Ха! Твой мутант еще два батла самогона выжрал, тебя, кстати, все звал, щас в кармане в сугробе спит.
- Замерзнет же нах!
- Да фиг че с ним будет! Ему Михалыч сам лично батлы кидал, один хрен сактировали на уничтожение.
- Ясно. С моими че? Кто замес-то устроил?
- Да блатные твои! Ты ж у Гоги вино с шампанским изъял, вот он и догадался.
- Урою гада!
- Да не кипешуй ты! Ему уже в санчасти два падения с крыльца фиксанули, щас в доприходке (камера в ШИЗО для зэков, водворенных до прихода начальника зоны и вынесения постановления) валяется.
- Понятно! Курить есть?
- Держи! И Михалыч тебя как очнешься зайти просил.
- Ладно, пойду схожу.
Михалыч угостил меня чаем с бутербродами, выделил с барского плеча пачку сигарет и отправил спать за зону.
С утра сменившись, Михалыч собрал всех офицеров, дежуривших в Новый год у себя в кабинете, где стараниями обслуги была накрыта роскошная поляна и где я впервые в жизни угостился запеченным молочным поросенком.
З.Ы. Одним из тостов за столом был следующий: «Выпьем за то, чтоб в Новый год пить в нормальной компании, а не как Маратыч!»
З.Ы.Ы. Всех с Новым Годом!