Из всех искусств, для нас важнейшим является кино...
Середина декабря. Пятница. Вечер. 13-й пирс. Меланхолично-мрачноватый старпом стоя в темноте на мостике молча смолил сигарету посматривая на освещенные окна «вертолётки» и крайних домов поселка. «Дядя Коля», как за глаза называли старпома все, включая командира, пребывал в не самом веселом расположении духа. Во-первых, корабль трое суток назад вернулся с боевой службы, и вопреки старым планам, которые предполагали сдачу «железа» второму экипажу сразу по приходу, теперь должны были еще две недели дожидаться смены, и уходить в послепоходовый отпуск под самую ёлочку. А во-вторых, «дядя Коля», оказался единственным офицером группы «К», у которого жена с дочками находилась в Питере, и по ряду объективных причин, встречать его из автономки не прилетела. И теперь старпом, сойдя на берег в первый день по приходу осмотреть пустую квартиру, уже вторые сутки сидел старшим на борту, давая возможность командиру и «маленькому старпому» порезвиться дома.
Высмолив еще одну сигарету, «дядя Коля», спустился вниз. В центральном посту, дежурный по кораблю лейтенант Кусков с лицом обиженного школьника, начинал отработки корабельной вахты. Кусков был единственным лейтенантом в экипаже, что невольно делало его самым популярным дежурным по кораблю и такое положение сохранялось уже полтора года, с того самого момента, когда он прибыл в экипаж после выпуска. Прошлое лето не принесло новых лейтенантов в стройные ряды экипажа, что автоматически продлило страдания Кускова еще на год.
- Смирно!
- Вольно, продолжай отработки Кусков...
Старпом заглянул в центральный пост, и направился в свою каюту в 5-ом отсеке. Накинул кремовую рубашку и пошел ужинать в кают-компанию. Камбуз еще работал, на береговой камбуз экипаж еще не перевели, и все приемы пищи проходили по штатному, разве только без обязательного в море вечернего чая.
- Приятного аппетита, бойцы...
В кают- компании, наблюдалось всего два человека. Дежурный по БЧ-2, старший лейтенант Гоша Великанов и я, дежурный по ГЭУ капитан-лейтенант Белов. Старпом прошел на свое место, сел.
- Вестовой, что у нас там в меню...съедобного?
- Щи и тефтели с рисом, тащ капитан второго ранга...
- Накладывай...
Вестовой принес тарелки, поставил перед старпомом. Тот, словно нехотя, взял ложку, пополоскал ее в щах. Отодвинул тарелку с первым.
- Вестовой, скажи там коку, чтобы поднял еще тефтелей. На довольствии весь экипаж, на борту всего четыре офицера, а он по нам по две фрикадельки выдал, как на паперти...
Через минуту вестовой внес в кают-компанию блюдо с тефтелями.
-Давай...клади всем...а то экономить вздумали... Мужчины разбирайте. И дежурному по кораблю такую же порцию оставить....
Следующие минут десять все трое в полной тишине усиленно уминали ужин. Потом старпом выпил стакан компота и бездумно уставился в пустую тарелку. «Дяде Коле» было скучно.
- Белов... ты расхолаживался?
Я, уже было собравшийся уходить и покемарить на пульте, остался сидеть на месте.
- Я насосы с трех дня гоняю. Сейчас пойду остановлю. До утра хватит. Утром снова запущу.
Старпом молча кивнул. Посмотрел на дежурного по БЧ-2, но ничего спрашивать не стал. Гоша Великанов, славился угрюмым нравом, был неразговорчив и славился самым невозмутимым лицом, на котором никогда не отображались никакие эмоции, и за что, офицер имел прозвище «Покойник», на которое не обращал внимание и не обижался. Хотя, во всем остальном Гоша был вполне нормальным и адекватным мужчиной, с чуть своеобразным юмором, полностью соответствующим его внешнему виду.
- Белов, у тебя ключи от каюты зама есть?
Еще с завода, у меня был комплект ключей почти от всех офицерских кают, даже от командирской. Все это знали, я этот факт не скрывал, и моя коллекция, считалась почти полуофициальным третьим комплектом ключей.
- Есть, Николай Викторович.
- Пошли. Я у соседа вчера пару кассет выпросил для видака... «Коммандо», что-ли... и этого...Брюса Ли.
Дело в том, что нам на автономку, первым в дивизии, выдали чудо отечественной техники, видеомагнитофон «Электроника ВМ-12». А к нему и гору кассет, большинство из которых было с фильмами революционной и производственной тематики, а также с киношедеврами стран социалистического лагеря. В итоге, почти всю боевую службу, смотрели кино на старой проверенной стрекоталке «Украине», для которой подбор фильмов был несравнимо больше. А сам видеомагнитофон, зам, после каждого и нечастого использования, прятал у себя в каюте.
В каюте замполита видеомагнитофона не оказалось. Старпом, тщательно осмотрев хоромы политруководителя, негромко выругался.
- Вот, же... бл... целитель человеческих душ...упер технику домой на выходные... Закрывай...
Я ушел на пульт ГЭУ останавливать расхолаживание, но ровно через пять минут, «Каштан» из центрального поста, голосом «дяди Коли» поинтересовался.
- Белов, а ты старую нашу стрекоталку запускать умеешь?
Запускать ее умели все. Скорее всего и сам старпом.
- Конечно.
- Сворачивайся там у себя. Я вестовым дам команду развернуть экран, установить аппарат и готовить чай с баранками. Фильмы еще на базу не сдали, загляни вниз в 5-й отсек, отбери парочку лент поприличнее...на свой вкус... Посидим, поглазеем...
Нижняя палуба 5-го отсека, была заставлена большими железными коробками с фильмами. Минут десять, я рылся среди этого железа, в итоге остановившись на проверенном Иван Васильевиче, который меняет профессию и «Пиратах 20 века». Отволок, вместе с вахтенным коробки с бобинами в кают- компанию, где старпом, уже восседал в кресле, а на журнальном столике, уже стояла ваза с баранками и банка вишневого варенья. Старпом сделанный мною выбор одобрил и пододвинув еще одно кресло к столику, скомандовал.
- Заправляй, запускай и садись. И скажи, чтобы Покойника позвали...
Первым решили запускать «Пиратов». Я заправил ленту в аппарат, запустил механизм и погасив свет, быстренько плюхнулся в кресло. Но после стандартных квадратиков и прочей ерунды, на экране возникло название фильма. «Ленин в Октябре».
- Стоп!
Я включил свет. Старпом, исподлобья и с кислым выражением лица уставился на меня.
- Белов, это...что?
Я пожал плечами.
- Она лежала в первой коробке, подписанной «Пиратами» ...
Старпом тяжело и устало вздохнул.
- Бардак. Иди...ищи «Ленина в Октябре», видимо перепутали кофры...
Прихватив с собой, только что зашедшего Покойника в помощь, я отправился искать нужную коробку обратно в 5-й отсек. Искомое, как и положено, нашлось в самом дальнем углу и лишь после того, как мы переложили и проверили почти все коробки. Вытащили. Вернулись в кают-компанию к скучающему в одиночестве старпому. Я вновь зарядил ленту, запустил механизм и выключив свет нырнул в кресло к остывшему уже чаю.
И тут, на экране, без всяких промежуточных титр и всевозможных полосок с квадратиками, предваряющий каждый фильм, нарисовалась обнаженная дама, упорно плывущая куда-то под водой...
- Золото Маккены...индианка- откуда-то сзади, нервно прохрипел Покойник.
А на экране, заплыв индейской женщины в мутноватой воде, уже сменился обнаженной Ольгой Остроумовой в бане и через несколько мгновений экран уже сиял полуобнаженной грудью Людмилы Сенчиной на фоне еще молодого и усатого Мюллера-Броневого...
Я, начал было привставать с сиденья, чтобы остановить это безобразие, но старпом, неожиданно сменивший расслабленную позу на стойку сторожевого пса, махнул, не глядя рукой в мою сторону.
- Сиди. Смотрим.
А на экране в режиме попурри мелькала собранная на одной катушке, вся доступная обнаженная натура советского кинематографа. Бюст Жанны Болотовой из «Подранков», сменялся игривой Аасмяэ за аквариумом из «Экипажа», за которой совсем не верила слезам Алентова в постели с Табаковым, а молоденькая и безумно симпатичная Наташа Вавилова, танцевала в одних трусиках, с наушниками на голове...
Когда через сорок минут, пленка закончилась, я остановил аппарат и включил свет. Старпом молчал. Покойник хрустевший баранками весь сеанс, тоже примолк.
- Однако...- прервал тишину «дядя Коля». Он встал. Сделал пару шагов перед экраном.
- Это же сколько фильмов паршивцы порезали? То-то, мы пару недель назад поставили «Зимнюю вишню», а голенькая Сафонова пропала... а она, оказывается, сюда переехала... Слышал я, про такие матросские нарезки, но, чтобы у нас... Вот ты видел, они даже просто девок в купальниках из каких-то польских лент, и то надергали... эротоманы, хреновы...
Старпом еще пару минут сосредоточенно и энергично промаршировал по кают-компании, потом подошел к гарсунке и открыв дверь прокричал вниз, на камбуз.
- Кок, или кто там сейчас есть живой?! Подними наверх что-нибудь пожевать, тефтели оставшиеся, хлеб там...масло... И побыстрее!
Повернулся к подскочившему из коридора вестовому.
- Бегом вниз. Заваришь свежего чая. Пять минут тебе.
Повернулся к нам. И неожиданно потянувшись, раздвигая плечи, с ехидной улыбкой закончил.
- Белов, перематывай на начало. Посмотрим еще разок... Фильм-то интересный оказался... Даже Покойник ожил. Ленин в октябре, не бухты-барахты...
Второй просмотр, прошел в куда более живой обстановке, чем первый. Мы пытались угадать фильмы с неизвестным нами эпизодами, смеялись, обсуждали незамеченные ранее детали и незаметно умяли, все, что передали с камбуза. После чего, подобревший было старпом вновь превратился в начальника, дал команду приводить все в исходное и завершил наш вечер тем, что убыл довольный жизнью спать в каюту, прихватив с собой, коробку с фильмом про Ленина в Октябре...
Наутро никаких разборок по поводу эротического кино не было. На следующий день, замполит заказал машину и выгрузив с корабля фильмы, сдал их на кинобазу. Коробка с нашей находкой, оставалась в каюте старпома, вплоть до сдачи корабля, и ее дальнейшая судьба мне неизвестна. Но, вот в верности слов вождя пролетариата, что из всех искусств для нас важнейшим является кино, я с тех пор совершенно не сомневаюсь...

Кипящая вода Оленьей...

Странно, но в последнее время, мне стал все чаще и чаще сниться один и тот же сон. Кипящая вода Оленьей губы. Почему из вороха воспоминаний, выплыла именно эта забытая картинка тридцатилетней давности, мне не ведомо, но просыпаясь, я снова отчетливо вижу бурлящую, светло-зеленую гладь воды, под весенним и солнечным апрельским небом...
Когда тонул «Комсомолец», мы были в море. Отрабатывали задачи. А затем, в тот день, где-то после обеда, получив приказ, пошли туда, где происходила трагедия. Говорят, сначала туда развернули все силы флота, которые были в тот момент в море, а не только нас. Но уже ближе к вечеру, когда «Комсомолец» ушел в вечность, нас повернули домой. На базу. Утром следующего дня, мы пришвартовались в Оленьей губе, и командир, построив экипаж, приказал всех свободных от вахт, вести на почту, чтобы отправить домой телеграммы с только с одной фразой. «Со мной все хорошо». Телевидение уже сообщило всей стране, что мы потеряли атомоход, но какой, откуда, еще не было сказано по соображениям тогдашней секретности, и командир нашел самый правильный способ сообщить родственникам, что все в порядке ничего не нарушая.
А на следующее утро, на все корабли, волнами пошли проверяющие. Дивизия, флотилия, флот. Еще не было ясно, отчего полыхнуло в 7-ом отсеке «Комсомольца», но штабы и ответственные лица пошли на опережение в поисках предполагаемых причин пожара, и главным виновным назначили регенерацию. Ту самую, В-64, коробки с которой распиханы по всем отсекам корабля, и предназначены для использования в аварийных ситуациях. И вот, кто-то оперативно решил, что на погибшем корабле, они хранились небрежно, какая-то коробка проржавела насквозь, на нее попала вода с маслом, или просто масло, или промасленная ветошь и возгорелось пламя...
И все нагрянувшие ревизоры, бросились шерстить корабельную документацию, а командиры отсеков, вытаскивать из всех шхер и углов, эти коробки, которые флагманский по живучести, оглядывал строгим взглядом и оглашал приговор. А приговор почти во всех случаях был однозначный. Не годна... В моем 10-м отсеке, их осталось всего три. Мы вытаскивали эти коробки на пирс, где несколько матросов, рубили их топорами напополам и сбрасывали с торца пирса в воду... Пара сотен коробок. И это только на одном нашем корабле. А мы были в Оленьей далеко не одни.
Начало апреля. Был один из первых, по-настоящему светлых и ярких дней после полярной ночи. Ветра не было и коробки не тонули, медленно дрейфуя между пирсами, а вот вода, под тем местом, куда сбрасывали их вместе со всем содержимым, в буквальном смысле кипела, с шипеньем бурно выделяя кислород. У пирса стояло два корабля, и все пространство между ним и кормовыми оконечностями лодок, бурлило, как в долине гейзеров, выбрасывая на поверхность неосторожную морскую живность, осмелившуюся всплыть близко к поверхности. И это зрелище вспухающей пузырями водной поверхности губы, покрытое коробками, неторопливо расплывающимися в разные стороны, было похоже на место гибели, какого-то корабля, останки которого пока еще не успокоились, и не ушли на дно.
Ближе к вечеру задуло, те коробки, которые не утонули, прибило к берегу, а уже на следующий день, ничего не напоминало, что вчера на этих пирсах, на всякий случай торопливо уничтожили корабельные средства регенерации, вину которых никто до сих пор так и не подтвердил, но и не опроверг. И немного пугает то, что тогда, много лет назад, по молодости, все это не оставило никакого особого следа в памяти, и только сейчас мне почему-то стала сниться кипящая вода Оленьей губы...

День девятый. И снова в бой!

После вечернего чая, который к моему удивлению прошел строго по распорядку, поспать не удалось. После порошкового творога, неестественного крепкого на вид чая и прочих радостей ночного чаепития, естественно захотелось покурить. В процессе насыщения организма никотином произошла неожиданная встреча со старпомом, переросшая в неторопливую беседу о превратностях службы во время контрольного выхода, в ходе который старпом успел умять прямо в коридоре три мощных бутерброда и засадить стакан чая. Спать в ближайшие часы старпому не грозило, а вот мне хотелось, отчего я постарался беседу сократить до минимума, и к большому сожалению начальника скрылся у себя в каюте. Но уже через пятнадцать минут, ехидная скороговорка старпома объявила тревогу для погружения. Подвахтенные офицеры, мичмана и матросы, пока еще довольно резво разбежались по боевым постам, и в 01.18. корабль покинул поверхность Баренцева моря, нырнув метров на сто. К всеобщему удивлению, продолжения не последовало, и уже в начале третьего ночи, наши головы упали на подушки.
Утро прошло также по спокойному сценарию, что не могло не настораживать. Удивительное дело, спокойное утро, радуйся и живи по расписанию, но вот отсутствие «войн и разрушений» уже казалось неестественным, хотя шли уже девятые сутки контрольного выхода. Хотя, по большому счету, в былые годы это было бы завершение выхода, в прошлые годы не проходившего более десяти суток. Недоумение продолжалось недолго. Прямо на разводе прозвенела тревога для всплытие под перископ, и все пошло своим путем. Вторая смена, как и положено позавтракать не успела, да и с постов собственно говоря не ушла. Всплытие как-то не задалось, и весь процесс подзатянулся часов до десяти утра, после чего дали отбой, и вторая смена понеслась завтракать и урывать часок-другой сна, а первая попадала в тряпки сразу.
Когда первая смена пришла нас менять, уже было известно, что после плановых осмотров корабля, походный штаб начнет очередное учение «Ж», а потому обедать надо быстро, чтобы успеть сходить в гальюн и перекурить.
- Идет третий день войны...-голос старпома звучал громко и немного иронично. Иронизировать было от чего. Вводная штаба в этот раз была довольно оригинальна. Взрыв ядерного боезапаса справа по борту подводной лодки. Дистанция взрыва не указывалась, впрочем, как и все остальное. Может рядом шарахнула, может километрах в ста, не все ли равно. Главное есть фронт для развертывания самых бредовых вводных. Что и произошло практически сразу. Сначала сильно озадачили механика и пульт ГЭУ, тем, что взрывная волна каким-то образом умудрилась погнуть винты и поджечь 10-й отсек. Потом практически сразу вышел из строя штурманский комплекс, поднялось ПДК по нескольким ракетным шахтам, взорвалась аккумуляторная батарея второго отсека и началось поступление воды в 6-ой отсек, через непонятно отчего образовавшуюся пробоину. Последним гвоздем в крышку гроба, оказалась вводная флагманского РТСовца выданная по «Каштану» из 8-го отсека.
- Пульт! Взрыв..этой... Взрыв ГТЗА 8-го отсека!
Что могло взорваться в главном турбозубчатом агрегате, флагманский проверяющий не уточнил, а мы как люди военные и подневольные, сразу и радостно доложили в центральный пост о взрыве ГТЗА.
- Что взорвалось? ГТЗА? Ой...бл...- даже среди хоровых докладов со всего корабля, известие о взрыве агрегата вызвало у механика неподдельное удивление своей фантастичностью. Механика даже на несколько секунд переклинило, и как раз в этот момент ЗКД выхватив из его рук переговорное устройство гаркнул на пульт:
- Пульт! Яма..бл...почему нет доклада о состоянии личного состава восьмого и восстановлении работоспособности ГТЗА!!!?
Костя Воронин, к этому времени уже вышедший из сонной летаргии, и с изумлением слушавший несущийся по связи бред, как-то быстро и энергично начал отвечать, стараясь говорить серьезно.
- Центральный! Личный состав 8-го отсека убит разлетевшимися лопатками турбины переднего хода. Старший мичман Птушко ранен в спину лопаткой заднего хода. Прошу разрешения на ввод аварийной партии из 9-го отсека, для сбора лопаток, починки маневрового устройства и устранения линии вала!!!
Видимо Исаеву было совершенно до фонаря, что ему докладывают какие-то управленцы, потому что его ответ был тоже очень оригинален.
- Не мелите чепуху! У вас поступление пара в отсек! Какое к черту маневровое!? Хода нет! Никаких маневров! Потом будете его чинить! Вот так вы личный состав и погубите! Не зачет! Работайте!
- И восстанут мертвые...- философски прошептал Костя вешая гарнитуру.
- Ага... а мне придется задницу растопыривать перед этим...этими лаперузами- Комдив Панков поморщился, представляя подведение итогов учений. Доказать хоть что-то было нереально.
Все учения проходили, как правило по одному сценарию. Сначала кучу вводных выдавали проверяющие из центрального поста, а потом из отсеков их дополняли разосланные по кораблю флагманские. В итоге через минут пятнадцать, в таком количестве взаимоисключающих аварий, взрывов и проишествий начинали теряться доклады и вообще суть происходящего. После того, как замкомдива определил свое отношение к нашим действиям, про нас забыли. Да собственно говоря, минут через десять, забыли, кажется обо всех. «Умертвив» весь корабль, походный штаб принялся за сам центральный пост, и зычный мат Исаева продирался к нам уже за голосом механика принимающего никому не нужные доклады.
Около 16 часов, «война» не стихающая уже больше часа плавно переросла в всплытие под перископ, что мы и сделали успешно в 16.27. не смотря на «взорванный» ГТЗА. И потом отбоя тревоги не последовало, хотя командиров боевых частей и начальников служб собрали в центральном посту для подведения итогов учений. Панков покидал свою шконку с лицом заранее обреченного на мучения усталого и беззащитного человека, но вернулся обратно довольно бодрым. Коса пронеслась мимо не задев. Видимо «люксы» чем то так удивили начальника, что все летающие органы достались им, и неожиданно подвернувшемуся начхиму капитану 3 ранга Касьяну Ярославичеву. Он был искренне удивлен, узнав от Исаева, что при ядерном взрыве по левому борту, он должен гнать весь личный состав корабля на правый борт, а при взрыве по правому наоборот. При этом он должен всем раздавать таблетки. Какие именно, начальником уточнено не было.
Отбоя тревоги так и не сыграли. Забыли в очередной раз. Она просто плавно перетекла в малую приборку. Я не дождавшись команды, вызвал Бузичкина и отправился инспектировать кают-компанию, где с большим человеческим удовольствием умял пару-тройку тефтелей и даже умудрился, пока начальники занимались мазохизмом, отравиться никотином.
Ужин начали по расписанию. Оголодавший Исаев в промежутках между прожевыванием, «шутил» в адрес проштрафившихся и обещал отпесочить всех еще не раз. Штрафники вяло отговаривались, благо в кают-компании еще было можно попытаться что-то ответить начальнику.
На разводе сыграли очередную тревогу на всплытие под перископ. Легенды говорят, что когда-то всплытие под перископ проводилось без тревог, силами стоящей боевой смены. Но потом что-то произошло, что именно-никому за давностию лет неизвестно, флотоводцы решили перестраховаться и перископ начали поднимать по тревоге, собирая на боевые посты весь экипаж. На всякий случай. Для собственного спокойствия. И если учесть, что на банальных выходах в море для отработки задач, всплытий под перископ бывало порой по пять-шесть на день, и каждое проходило минимум час, то можно представить, как их «радостно и с энтузиазмом» экипаж корабля разбегался по боевым постам.
Под перископ встали в 21.28. А потом начался цирк. Не берусь судить из глубин пульта ГЭУ, в центральном посту в это время не был, но видимо командир начав погружение, сделал что-то не так, как виделось Исаеву, и он попытался перехватить инициативу в свои руки советами, да и командами тоже. В итоге лодка прилипла «спиной» к водной поверхности с дифферентом 22 градуса на корму, и целый час пыталась погрузиться всеми доступными способами. Мы, добросовестно отрабатывали указания машинных телеграфов, и спорили о том, кто же неопытнее: командир или Исаев. Скаженов, перед назначением на должность командира, самостоятельно в море вроде бы не ходил, да и два года питерских классов, никак не могли пойти на пользу практических навыков. Но Исаев, самостоятельно в море вообще ходил, хрен знает когда. Несколько лет назад, когда Исаев был еще старпомом на «азухе», его назначили командиром, после того, как корабль поставили на завод в Полярный для перегрузки активной зоны. Добросовестно покомандовав полуразобранным кораблем, стоящим в доке пару лет, он успешно по окончании ремонта совершил дальний поход из завода в Гаджиево, естественно никуда не погружаясь. Это был его первый поход в статусе командира. Двухчасовой. Дивизию, в которую входили все старушки «азы», должны были вскорости сокращать, и Исаеву начали срочно искать место. Нашли. И решили отправить в Военно-Морскую академию, учиться на флотоводца высокого ранга. Но для этого, нужно было сходить хоть на одну боевую службу в ранге командира ракетного подводного крейсера. Причем самостоятельно. Экипаж Исаева быстренько прогнали по всем задачам, допустили к выполнению всех задач и отправили на боевую службу, набив корабль флагманскими, во главе с командиром дивизии. Автономка прошла без происшествий, и Исаев упакованный документально убыл на учебу в Академию. И вот через два года, уже капитан 1 ранга Исаев Максим Максимович прибыл для прохождения службы в нашу дивизию, уже в ранге заместителя командира дивизии. И выход с нами, стал для него, чуть ли не первым после такого немалого перерыва.
Спор «авторитетов» продолжался около часа. Судя по положению корабля, задравшего задницу выше головы, никто верх не одержал, и тогда Исаев принял дамоклово решение. И объявил «Срочное погружение». После чего лодка добросовестно провалилась метров на 120, где стараниями механика наконец была отдифферентована и перестала походить на атракцион «горка».
Отбой тревоги сыграли в 23.30. Нам оставалось достоять на вахте полчаса, попить чаю, и наверное поспать. Хотя вот в этом никто уверен не был. В этот день я простоял на вахте 15 часов...

Охота на льва -3

Дух этиловый

...После дозаправки на фарахрудской "точке" и посадки возле госпиталя, где ждали три "буханки" с красными крестами, которые увезли раненых и доктора, мы наконец добрались до своей стоянки, когда выключились, я увидел, что топлива нам бы хватило и без фарахрудской доливки. Это означало, что мы крутились в районе боя не более пятнадцати минут. Сказал об этом командиру.
- Нормально, - засмеялся он. - Как доказал Эйнштейн, если человека посадить голой задницей на раскаленную плиту, мгновение покажется вечностью.
Мы обошли вертолет, осмотрели его на предмет пулевых отверстий, ничего не нашли, если не считать свежей царапины на лопасти хвостового винта. Я предположил, что такую царапину мог оставить осколок боевой части гнавшейся за нами ракеты после ее самоликвидации.
- Хрен его знает, - задумчиво сказал командир, покачивая лопасть и разглядывая царапину, - может, и камушек при взлете-посадке чиркнул...
Летчики ушли докладывать начальству о проделанной боевой работе, я остался с машиной. Скоро появились наземники: кто проверял радиостанции, кто снимал оранжевый "черный ящик" с записью параметров протекшего полета, кто, подкатив на тележке ящики с нурсами, заряжал опустевшие блоки. Ко мне подошел техник звена, сказал:
- Смотрю, вы хорошо поработали, а ни одной дырки... - он сам заполнил журнал подготовки, расписался, отдал мне и, уходя, добавил: - Пол помыть не забудь, скоро завоняет, "кожедубы" будут жаловаться. Сейчас водовозку пришлю...
Приехал "ЗиЛ-130" с цистерной, водила сунул гофрированный рукав в бочку возле моего контейнера, наполнил ее холодной водой. Пока он наполнял, я смотрел на цистерну, представляя, как ее пробивает граната, думал, успевает она взорваться при контакте с металлом или влетает внутрь и взрывается там, - интересно посмотреть, как выглядит взрыв цистерны с водой...
И правда, кровь на полу грузовой кабины уже начала тухнуть. Морщась, - запах проникал даже через мокрую тряпку, которой я обмотал нос и рот, - я тер щеткой вафельно-рельефный металл пола. Несмотря на применение технической соды, холодная вода плохо отмывала бурые пятна запекшейся крови. Пока мыл, в кабине начали появляться мухи; думая, что так вкусно пахну я, садились на мою голую спину, шею, ползали по лицу, и я отмахивался и бил их сырой розовой ветошью, размазывая по круглым бокам дополнительных топливных баков.
Пока я мыл, прилетело звено "двадцчетверок" и пара "восьмерок". Когда выключились все движки и замерли все лопасти, экипажи начали вываливаться из кабин, шумно обсуждая, как здорово они "покаруселили".
- ...Я выскакиваю из-за скалы, а он остановился, на меня свою пукалку направил, ну я из пушки как жахну!.. - возбужденно говорил один.
- А у меня, как назло, пушку заклинило, нурсами на такой дистанции работать - себя своими осколками посечь, ну я просто по кругу пошел, дал бортачу из пулемета с двери пострелять, - вторил другой, - потом ушел подальше, развернулся и уже залпом!..
Посчитав помывку законченной, я вылил остатки чистой воды из ведра на пол, закрыл и опечатал дверь. Из щели между грузовой кабиной и задними створками еще текло, ребристое железо стоянки под вертолетом было мокрым. На левом подвесном баке я написал мелом информацию для водилы топливозаправщика, если он приедет без меня: "Заправить по полной без одного дополнительного", - и пошел в столовую. Мы и в самом деле успели к обеду.
После обеда я спал до вечера, проснувшись, сходил на вечернее построение, где всех участников сегодняшней заварушки похвалили и поздравили с благополучным возвращением. Комэска предложил всем командирам участвовавших экипажей написать и сдать на
чштаба представления на ордена членам своих экипажей.
- Ну, эти ордена мы до конца войны вряд ли получим, - повернулся к нам с праваком командир, - а вот сто грамм наркомовских выдам вам сегодня. После построения оба экипажа - ко мне в кубрик! Будут и гости...
- Девочки? - оживился правый.
- Точно не знаю, не проверял, - сказал командир. - Больше похожи на мальчиков, и они требуют продолжения банкета...
Когда оба экипажа после построения собрались в командирском кубрике, там уже был накрыт стол. Стояла кастрюля, полная макарон с тушенкой, вокруг расположились открытые консервные банки с сыром, маслом, шпротами, а в центре стола на столовском подносе дымилась гора жареных козьих ребрышек.
- Наши аллигаторы сегодня, возвращаясь с войны, подстрелили пару джейранов, - сказал командир. - Вот дань принесли. Спасибо, говорят, вам за вызов на помощь, за доброту, а то могли сами всех победить и товарищам не дать орденок-другой заработать. Боезапас у них, как видите, остался, и на коз хватило еще...
- А пить что будем? - спросил ведомый, недоуменно глядя на стол без спиртного.
- А пить, - сказал командир, - мы сегодня будем не их поганую кишмишовку, не нашу брагу и даже не сцеженную у "свистков" массандру. Сегодня нам презентуют благороднейший из напитков. Ребята, выноси!
Занавеска из парашюта осветительной бомбы, отделявшая кухонный угол от комнаты, колыхнулась, и появились двое с четырьмя поллитровками - по бутылке в каждой руке. Они были уже не в сетчатых комбезах, а в новой, еще не застиранной горчичной "мабуте".
- Это называется - драку заказывали? - сказал я насмешливо, глядя на всякий случай только на улыбающегося Васю.
- Минуточку, - сказал Тихий, ставя бутылки на стол. - Теперь разрешите представиться - Тихий...
- А я, соответственно, Громкий, - засмеялся Вася. - Но зовите меня просто Вася. Я своего имени не боюсь услышать...
Знакомились, пожимая руки. Дойдя до меня, Тихий сказал:
- Извини, вспылил, был неправ, прошу дать возможность загладить, искупить...
- Это ему боевая моча в голову ударила, - сказал Вася. - Однажды он так же целого генерала послал. Хорошо, был в рваном комбезе и, как обычно, чумаз, так что тот потом его среди построенного личного состава не опознал, но командиру туркменскую дыню вставил, а как же! Я, говорит, не потерплю, чтобы меня, генерала, чумазые лейтенанты попрекали за эту, как ее - фурустрацию подчиненных вследствие непрофессионального командования! На меня наехал: "Это ты, - говорит, - сказал! А ну повтори, я тебя по голосу узнаю!" Я отвечаю по всей форме: "Никак нет, тащ генерал, повторить не могу, деревенский я и словов таких не знаю! Просрация - знаю, а вот фрусрация - никак нет!" Кажись, поверил...
Мы ржали, рассаживаясь вокруг стола.
Тихий улыбался, откупоривая бутылки и разливая прозрачную жидкость по сдвинутым кружкам.
- Спирт? - понюхав воздух, спросил правак.
- Чистейший, - кивнул Тихий. - Только что из госпиталя - наших проведали, ну и разжились по своим каналам. Спиритус на латыни - дух, значит, по совпадению, это (он встряхнул бутылку) есть дух этиловый питьевой. Никого не призываю изображать суровых мужчин - вот вода, а вот "Си-си", - он вынул из большой синей сумки "Монтана" упаковку голландской апельсиновой газировки, резанул ножом полиэтилен, выставил баночки на стол. - Пузырьки, как мне сообщили госпитальные специалисты, усиливают всасывание алкоголя в кровь, поэтому выходит приличная экономия спирта.
- Ничего, - сказал командир, нюхая содержимое кружки, - если не хватит, у нас есть чем догнаться. Ну что, предлагаю выпить за взаимовыручку и взаимодействие видов и родов, что мы сегодня и продемонстрировали!
Все кивнули и, сдвинув с лязгом кружки, выпили. Откупорив баночку "Си-си", я залил сухой огонь спирта глотком холодной газировки.
- Кстати, о взаимодействии, - сказал командир, обгрызая ребрышко джейрана. - Как это вы умудрились с нами на связь выйти? Честно, сколько в таких заварушках бывал - еще по первому Афгану - связи с землей нет никогда. Вроде и станции у вас есть, но, видимо, представления об их предназначении у нас разные. Шутка!
- Учимся помаленьку, - сказал Тихий, - у меня в группе радист из бывших курсантов - ваш несостоявшийся коллега: выгнали из летного училища, у нас срочную дослуживает. Так он сразу врубился, достал у авианаводчиков их радиостанцию, таблицу частот, и теперь мы с воздухом без проблем вяжемся.
- Есть повод по второй, - сказал командир, разливая спирт по кружкам. - За правильно выбранную, настроенную и ухоженную матчасть! Без нее мы просто славы-пети-васи, а с ней - грозные бойцы первоапрельской революции!
- И снова о связи, - сказал Тихий. - Оказалось, у колонны не было радиостанции дальней связи. С Кандагара они шли с колонной пустых бомбовозов, у тех станция была. Но в районе пустынного батальона бомбовозам поступил приказ остановиться, подождать группу бронетранспортеров, которые гнали менять на новые в Туругунди. Кажется, могли и наши подождать, но у них комбат всегда такой наскипидаренный, вот они и рванули. Самое интересное, это мне сейчас раненые в госпитале рассказали, что, когда стояли у Гиришка, по всей длине колонны пацан на велосипеде проехал, останавливался, с водилами говорил, спрашивал, не продадут ли керосин, а те ему - слились уже, пустые идем. Короче, все разузнал, пересчитал машины, броню и укатил вперед...
- Разведчик, - сказал командир.
- Он самый, - кивнул Тихий. - Да и водилы это знали, потому и говорили ему, что колонна порожняя, - в самом деле, зачем духам пустую колонну жечь, рискуя при этом, все-таки там боевое охранение идет. Еще интереснее то, что сегодня, когда уже все успокоилось, мы духовские окопы посмотрели. Они их прямо под скалами в естественной осыпи оборудовали - отрыли, укрепили - с дороги и не видно, скалы как скалы, торчат себе из осыпей. На скалах были из камней выложены противопульные сооружения, между скалами в россыпях больших валунов - следы от станков ДШК, кучи гильз. И до того наглые, что от скал еще и к дороге прорыли ходы со щелями в конце - для гранатометчиков, чтобы почти в упор садить гранаты в проезжающие по прямому участку машины. Так вот, посмотрел я все это и сделал вывод, что они там уже сидели, когда полная колонна еще туда, в Кандагар, шла...
- Это как? - спросил командир, недоверчиво прищуриваясь. - Газету недельной давности для подтирки нашел, что ли?
- Почти, - сказал Тихий. - По тому, как завяла трава на снятом дерне, как высохла вынутая и высыпанная за скалами земля, как, наконец, дерьмо заветрилось, не за столом будь сказано. Короче, ждали они именно пустую колонну...
- - А, по-моему, горе от ума, - сказал командир. - Ты сам сказал, что комбат у них психованный...
- Был, - сказал Тихий. - Погиб в том танке...
- Ну пусть земля ему будет пухом, - сказал командир. - Следующий тост - за них. А сейчас мысль закончу. Я эти места хорошо знаю, два года назад в Кандагаре был, летали по всему Регистану, Дашти Марго, да везде. И я знаю практику местных духов - они жгут пустые колонны, если эта колонна кого-то обидела: бурбухайку снесла со своего стремительного пути, ребенка сбила, старика, все равно что - главное, не извинилось начальство перед местными, выкуп не заплатило. Они тебе сбитого ребенка простят, если придешь к старейшинам, несколько мешков муки привезешь. Люди в командиры разные попадают. Одни понимают, как себя вести, другие считают, что война все спишет. И война обычно этих других и списывает. У каждого старейшины сын или внук в банде, чуть что не так сделали, и - пожалте бриться... Наверняка эта колонна, когда туда шла, набедокурила, вот о чем нужно было у раненых вызнать...
- Я же говорю, - Тихий поморщился, - они готовились еще до того, как колонна туда прошла. И, между прочим, как мне раненые сказали, жгли матчасть, а водил, которые из кабин прыгали на дорогу, в общем, огнем не прижимали, давали уйти за обочину.
- Тогда еще понятнее, - усмехнулся командир. - Возможно, договорная банда помогла за определенную мзду списать какому-то нашему ворюге проданную горючку. Сейчас запишут, что в бою сгорело сто тонн бензина, керосина, соляры, поменяют в докладной направление маршрута, дадут на лапу проверяющему, и все, война списала...
- Возможно... - сказал Тихий задумчиво, вздохнул, снова разлил. - Давайте тогда за тех, кого война сегодня списала...
- И за всех, кого раньше, - добавил командир, поднимая кружку.
Выпили стоя, не чокаясь, не запивая и не закусывая, - только выдохнули.
- У вас сегодня кто-то погиб? - спросил командир.
- Нет, - сказал Тихий. - Двое легко раненных и одна сгоревшая бээмпэ, вон его, - он кивнул на Васю.
- Да уж, - сказал Вася, - не повезло. Я ж, по замыслу, должен был с фронта их поливать, чтобы головы не поднимали, пока Тихий на левый фланг ворвется, да сманеврировал неудачно - смотрю, граната летит с расчетом, что через две секунды я буду в точке ее приземления, ну я резко левый разворот, вроде ушел, а она в корму воткнулась, бак порвала, как я вверх выпрыгнул, не помню, только дал штурвал вправо, думаю, если грохнет, пусть уже у духов. Так и вышло... - Тут он засмеялся, качая головой. - Это я так в объяснительной сегодня написал. А на самом деле ни хрена не помню. Как рвануло, даже не помню, как вылетел. Помню уже, как бегу, через фонтанчики перепрыгивая, автомат за голову забросил, чтобы, если что, пуля не в голову, а в автомат попала, а он, сцуко, меня по затылку бьет не слабже пули, вон весь кочан в шишках и ссадинах, - и он морщась потрогал затылок. - Зато теперь пару новых комбезов спишу, начвещ не придерется - как-никак в бою сгорели...
- Напиши еще, - сказал командир, - что к тебе в люк с пролетающего вертолета упали и сгорели три куртки кожаные, три шлемофона...
- ...Куртки меховые - тоже три, - добавил правак, и комната грохнула.
- Мальбрук в поход собрался, набрал с собой вещей, - простонал сквозь смех командир...
- Сам ты мальбрук, - обиделся уже захмелевший правак. - Я же твою шутку подхватил...
- Ладно, не рычи на командира, - ткнул его кулаком в плечо командир. - А то гости подумают, что в авиации никакой субординации...
Скоро все смешалось. Экипаж ведомого налег на макароны с тушенкой, не забывая запивать спиртом, командир с правым, раздвинув посуду на другом конце стола, разбирали сегодняшний полет, и пьяный правак тыкал вилкой банку с сыром, изображавшую скалы, говорил, горячась, что бить нужно было сюда, но с обратной стороны, а командир, отбирая у него вилку, показывал, что нурсы при перелете попали бы по колонне, по сухому руслу. Вася взял гитару командира ведомого и сидел на кровати, привалившись спиной к стене и что-то тренькая. Мы с Тихим вышли на улицу покурить. Стояли на крыльце модуля, выпуская дым в звездное небо.
- Февраль, он и в Афгане февраль, - сказал Тихий, ежась. - Райская погода, пока можно наслаждаться, уже в апреле будет жара...
Я курил и молча кивал.
- Смотрю, ты мало пьешь, - сказал Тихий полувопросительно.
- Не люблю пьянеть, - сказал я. Вроде все понимаешь в своей черепной коробке, как в танке, у которого то ли гусеницу сорвало, то ли башню заклинило. Я не пьянею, а вот тело перестает слушаться: чего ж тут хорошего?
- Интересно, - сказал Тихий, повернув голову и рассматривая меня. - Со мной примерно та же история. Бывают же странные сближения... Вот и номер твоего борта - я, когда утром увидел, как вы над нами пролетели, подумал, что "десятка" - к счастью. Во всяком случае, это мой счастливый номер, я под ним в хоккей играл, хотел, как Мальцев быть. Хоккей бросил, но потом другим видом спорта занимался в обществе "Динамо" - Мальцев тоже динамовцем был...
- А я - спартаковец, - сказал подошедший неслышно командир. - Греко-римлянин. Мы "Динамо" всегда душили, - и он изобразил борцовский захват. - А ты чем занимался?
- Бегом, - сказал Тихий. - Легкой атлетикой.
- Да, вы ребята шустрые, мы видели, - сказал командир.- И точные. С вами работать приятно. Не то, что с десантом. У тех гонору много, пальцы веером, сопли пузырем. Один "берет" на меня как-то в первом Афгане наскочил - тоже вот по пьяни - пришлось ему невзначай руку сломать. Так что, если кто на тебя шелупнется, говори мне, как старшему брату, - руку или ногу я ему сломаю.
- Спасибо, обязательно, - сказал Тихий. - И нам с вами работать приятно и отдыхать тоже. Если подвернется интересное задание, где без вертолетов не обойтись, обязательно вашу пару буду просить у начальника разведки - он напрямую на вашего комэску выходит. Кстати, забыл сказать - завтра вместе работаем, мы с Васей пока безлошадные, мой боливар две группы не вынесет, а с утра нужно кяризы чистить - духи сегодня по ним ушли, но хадовцы говорят, что выходы заблокировали. ХАДу верить все равно, что тем же духам, но начальству виднее.
- Не понял, - сказал командир. - С утра летим, а до меня не доводили?! За дурака держат? А готовиться кто будет, карты получать, клеить?
- Да карты те же, - сказал Тихий. - А начальство ваше само еще не знает, ему утром срочно как бы начраз позвонит, попросит свободную пару - я пожелал, чтобы это были вы.
- Он пожелал! - хмыкнул командир. - Кто ж тебя послушает, лейтенант ты мабутный! Ну, даже если правду говоришь, чего ж тогда мой летно-подъемный состав спаиваешь? Не летал еще с летунами с бодуна?
- После боя выпить, как после бани, - святое дело, - сказал Тихий. - Вроде все основные силы в норме, никто не перебрал. Вот и мы уже уходим, нужно готовность групп проверить.
В коридор из кубрика вывалился наш правак. Его придерживал за плечи Вася.
- Погоди, - выкручивался правый из его рук, - ты так и не дорассказал. Значит, он говорит "хорошо лабаешь", а ты?
- А я, - обнимая правака за плечи одной рукой, сказал Вася, подмигивая нам, - говорю "Владимир Семеныч, тогда благословите!"
- А он?
- А он взял у меня гитару из рук и ка-ак звезданет ею по моей голове, она аж загудела, как царь-колокол. И, поверишь, с тех пор только его песни и пою.
- Офигеть! - покрутил правак головой.
Двое попрощались и ушли. Я закурил вторую, командир стоял рядом, держа правака, приказывая ему дышать глубже.
- Представляете, - все мотал головой тот, - как Василий Высоцкого поет! Такие люди - и в армии...
- Ну не все ж дураков сюда набирать, - засмеялся командир. - Айда спать, ночь кончается...

Джек

История, которую я хочу вам рассказать, произошла в далеких восьмидесятых годах, когда наша пока еще великая, но уже начинающая разваливаться страна успешно боролась с алкоголизмом и пьянством, перестраивалась и стремительно катилась под откос.
Наша воинская часть часть, в просторечье «учебка», в которой я имел честь или несчастье служить, располагалась на территории одной братской социалистической республики, которая теперь уже не социалистическая и далеко не братская. Основной нашей задачей было готовить кинологов для Внутренних войск, задача сама по себе трудновыполнимая, так как половина личного состава не понимала русский язык, а другая половина делала вид, что не понимает. Впрочем, все к тому, о чем я хочу вам рассказать, это никакого отношения не имеет...
Итак. Откуда он взялся, каким шальным ветром его к нам занесло, толком никто и не понял. В силу нашей специфики вокруг нашего питомника постоянно околачивалось много бродячих собак, кого-то манил свежий ветер приключений, кого-то запах, исходящий из кормоцеха, но проникнуть на территорию никто не решался, прекрасно понимая все печальные последствия такого необдуманного решения. Поэтому появление Джека, правда, Джеком он стал гораздо позже, стало полной неожиданностью. Он вылез из-под летней каптерки, позевывая и почесываясь на ходу, всем своим видом показывая полное безразличие ко всему происходящему, как бы говоря: "Я давно здесь живу, и что вам от меня надо?"
И пока я стоял, застыв от такой наглости, он деловито обнюхал мои сапоги и сделал вокруг меня небольшой круг, попутно обдув все значимые по его мнению углы.. Для меня до сих пор остается большой загадкой, как он смог попасть на территорию охраняемого объекта, окруженного двухметровым бетонным забором. Что касается его внешности, то природа тут явно перестаралась, слепив его, как говорится, из того что было, не обращая внимания на потраченные материалы. Признаться, я до сих пор не видел ничего смешней и забавней: маленький, криволапый, с большой нелепо посаженной головой, с торчащей во все стороны шерстью, он всем своим видом напоминал сбежавшего рецедивиста, а еще был удивительно похож на тогдашнего руководителя компартии Узбекистана. В начале девяностых я приобрел отлично иллюстрированый «Атлас всех пород собак мира» и к своему удивлению в каждой породе, а там их было более двухсот, я находил черты, присущие исключительно только Джеку, из чего сделал заключение, что своим появлением на свет Джек обязан всем собакам мира!
Но вернемся к хронике последующих за этим событий. На следующий день появление Джека стало основной темой всех разговоров на всех уровнях армейской иерархии, от командира части полковника Бивнева до рядового Тухладжанова, основной задачей которого было возить на старом, запряженном в тележку ишаке отходы из столовой, он же и первый дал Джеку характеристику состоящую из двух слов: «Карош собак», но главные споры по поводу дальнейшей судьбы Джека разгорелись в штабе. Тут, как водится, двух похожих мнений не существовало... Кто-то был за то, чтобы оставить Джека, кто-то считал, что ему не место в строевой части, причем каждый из оппонентов с надеждой посматривал на полковника Бивнева, надеясь уловить одобрение своим словам в его глазах. Бивнев сидел нахмурившись, мучимый глубоким похмельем, и делал вид что внимательно слушает, косясь при этом одним глазом на сейф, в котором еще с вечера была припрятана бутылка водки, долгожданная встреча с которой откладывалась на неопределенное время из за какой-то дворняжки. В конце концов, то ли под воздействием не изгнанных еще из головы винных паров, то ли в предвкушении вечернего неприятного объяснения с женой, со всей силой грохнул по столу кулаком: «Хер бы с ним!!! Пускай живет!» Итак, судьба Джека была решена. Джек остается!
Часть вторая.
Мы часто думаем, что наша жизнь и судьба всегда складывается в силу определенных обстоятельств, главное, вовремя оказаться в определенном месте и в определенное время... примерно так же думал и Джек, лежа под сараем, старательно выгрызая из под хвоста блох, за этим нужным и важным для него занятием его и застала благая для него весть - он остается, правда, пока довольно с туманной и непонятной для него перспективой, но во всяком случае важно было одно: жильем и питанием он на ближайшее время обеспечен.
А жизнь в питомнике в это время текла, как водится, своим чередом, подчиняясь раз и навсегда установленному порядку, с утра до вечера бесконечные построения, занятия с личным составом, занятия с собаками, что в принципе одно и тоже, выполнение всяких глупых приказов и распоряжений, обильно сдобренных для придания скорости отборной матерщиной, короче, каждый день один и тот же сценарий. Но самое удивительное, как быстро Джек нашел свое место в этом нескончаемом калейдоскопе ежедневных событий. Я уже твердо знал, что где бы и что ни случилось, первым, кого я встречу, будет Джек, он один непостижимым для себя образом умудрялся присутствовать одновременно в разных местах, везде, куда бы я ни пошел, мелькала его хитрая лохматая морда. Он всегда, словно репортер какой-нибудь провинциальной газеты, первым оказывался на месте происшествия, даже тогда, когда это происшествие еще только намечалось.
Правда, было два места, куда Джек предпочитал не совать свой нос, это казарма и солдатская столовая, очевидно, запахи, доносящиеся оттуда, вызывали в нем стойкое отвращение. Зато здание кормоцеха, в котором готовили корм для собак, пробуждало в нем какой-то благоговейный трепет. Он мог часами сидеть, не двигаясь, не обращая внимание на мух, которых было великое множество, облепивших его нос, завороженно наблюдая, как разгружают продукты, как разливают по бачкам готовое варево, но признаться, честно никто не помнит, чтобы он чего-нибудь украл.
Еще у него были две отличительные черты: самая главная из которых - поразительное умение ловить крыс, великое множество которых постоянно обитало возле свинарника. В этом деле ему не было равных! Он каждый день ловил их десятками, чем закономерно заслужил покровительство зам. по тылу, которому больше всего нравилось, что Джек каждое утро складывал свою добычу под окно жены замполита, чем это вызвано, трудно объяснить, но всем нам доставляло истинное удовольствие слышать, как визжит и орет благим матом эта дура.
Другой чертой Джека было время от времени исчезать надолго куда-то, причем на две, а то и на три недели. Где он был, где пропадал все это время никто толком не знал. Но надо отдать ему должное, каждый раз он возвращался исхудавший, весь ободранный, но на вид вполне счастливый. Постепенно к этому все привыкли, но однажды он вернулся не один...
Часть третья.
Как известно, в жизни не бывает случайностей, ибо в любой случайности уже заложена своего рода закономерность, способная в корне изменить дальнейшую судьбу. Порой кажется, что все складывается на редкость удачно, жизнь входит в привычную колею и нет казалось бы причин для дальнейшего беспокойства, но почему-то именно в этот момент и появляется какая-то ранее неведомая сила, способная повлиять на этот процесс...

Но вернемся к Джеку... Как я уже писал, из своего последнего загула он вернулся не один... Я еще издалека увидел возле летней курилки группу солдат, которые что-то громко обсуждали. Подойдя поближе, я увидел следующую картину - в середине круга сидел Джек, сильно исхудавший, весь в каких-то репьях и еще не пойми в чем, а рядом с ним сидела маленькая рыженькая сучка и весело помахивала хвостом, причем у обоих был такой безмятежный и довольный вид, словно они только что вернулись из свадебного путешествия и впереди их ждет долгожданный медовый месяц... Хотя по внешнему виду Джека было видно как не легко досталось ему эта победа на любовном фронте, одно ухо основательно погрызено, морда покусана и на первый взгляд местами не хватало шерсти... Ну а что касается его избранницы ,то она всем своим видом старалась показать, что она имеет законное право на все то, что связано с Джеком, а в первую очередь на все его имущество, которое, правда, состояло из старой помятой кастрюли и дырявой подстилки, а также и на часть жилплощади под сараем. Как бы читая мои мысли, сержант Бобков из-за моей спины с сарказмом произнес:
- Все бабы такие!
Что касается меня, то в моей голове как назойливая муха жужжал извечный русский вопрос "Что делать?" и как решать эту новую, свалившуюся как снег на голову проблему, причем мельком взглянув на слегка округлившийся живот новоиспеченной супруги Джека, я с горечью понял, что проблема будет не одна...
Но как уж водится, проблема возникла совершенно с другой стороны, откуда ее не ждали. Дня через три, в то время когда я сидел в канцелярии и готовил план мероприятий в преддверии очередной проверки, раздался звонок с КПП:
- Тут вас какой то бабай требует, - доложил дежурный.
- А что ему надо?
- А хрен его знает, орет чего-то...
Пришлось, мысленно матерясь и по дороге проклиная все на свете, отложив все дела тащится на КПП. Где я к своему изумлению застал следующую картину: возле входа меня ждал какой-то местный абориген в засаленном халате, подпоясаном куском какой-то грязной веревки. Причем он был не один, его окружало, по видимому, все его многочисленное семейство, начиная от грудного ребенка, задумчиво сосавшего палец, сидя на руках его жены, кончая каким то древним дедом, с длинной, почему-то зеленой бородой, причем все это семейство отчаянно и громко голосило во всю глотку, за исключением деда, который сидя на заранее принесенном коврике без конца повторял одну и ту же фразу: - «Сарбаз ямон, русс ямон». Понадобилось где-то около получаса чтобы наконец понять, что они хотят. Как оказалось, приведенная Джеком подруга принадлежит им, и по их словам, была наглым образом похищена прямо со двора их дома и пусть вора покарает всевышний! При этих словах все семейство начинало дружно вопить, как бы подтверждая правоту всего сказанного. На все мои доводы, что их собаку ни кто не крал и что она сама прибежала к нам в поисках лучшей жизни, и что от наличия ее на территории воинской части зависит обороноспособность нашей необъятной и горячо любимой родины, хозяин бил себя кулаком в грудь и пытался доказать, какая это хорошая собака, но из уважения к советской власти и ее доблестным защитникам готов уступить ее почти даром, называя при этом сумму, сопоставимую по цене с новым паровозом. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта дискуссия и чем бы она закончилась, если бы не проходивший мимо замполит. Он, мгновенно вникнув в суть проблемы, вынес свой вердикт: - Собаку вернуть!!! Долго рассказывать, как в течение почти двух часов пытались вытащить ее из-под сарая под отчаянные вопли Джека, пытавшегося грудью защитить свою любимую, как наконец вернули ее хозяину и тот, нацепив ей на шею грязную веревку, поволок ее домой..., как пытался вырваться из рук Джек, чтобы бросится за ней вдогонку... Вы когда-нибудь видели, как плачут собаки? А я видел... видел, как плачет Джек... Он долго лежал на газоне, положив голову на лапы, и столько нескрываемого горя таилось в его умных и потускневших глазах...
А под вечер он убежал, и мы думали, что он уже не вернется, но каково было мое удивление, когда утром я увидел две довольные морды, усталые, но счастливые видимо от того, что снова вместе, это был Джек и его вновь обретенная подруга. Они лежали, плотно прижавшись друг к другу, и она лизала его мохнатую морду, как бы благодаря за столь чудесное спасение.. Внимательно присмотревшись, я заметил на шее у нее обрывок перегрызенной веревки, и все понял... Понял, куда бегал ночью Джек...
Но, как говорится, счастье не вечно... Ближе к обеду опять пришел хозяин и забрал ее, и вновь история повторилась, утро они встречали вместе, уютно устроившись под сараем, а потом все снова повторилось, пришел бабай... и вновь увел и так продолжалось несколько дней. Уже тогда в моей душе зародилось какое-то мрачное, нехорошее предчувствие, и я отчетливо понимал, что все это добром не закончится. Так оно и случилось... В очередной раз убежав, Джек под утро не вернулся... Не вернулся и на следующий день. Мы долго по собственной инициативе искали его, пока не нашли возле старого заброшенного арыка. Он лежал в серой пожухлой траве с перебитой спиной, уже остывший, маленький и беззащитный, в его уже навеки застывших зубах был зажат обрывок перегрызенной веревки...
Джека похоронили там же, под раскидистым тополем, очевидцы рассказывали, что потом еще долго по вечерам к нему на могилу прибегала маленькая рыжая сучонка, и глядя на темное южное небо, тоскливо подвывала, наверное пыталась, среди многочисленных звезд найти Джека...
Но это еще не конец истории. Прошло месяца два или три, я, проходя мимо какого-то забора, увидел, как мне навстречу выскочила куча щенков, удивительно похожих на Джека... Жизнь продолжалась...
P.S. Прежде чем написать этот рассказ, я долго думал, стоит ли это делать? Меня часто спрашивают, способна ли собака испытывать какие-либо чувства подобно человеку, любить, ненавидеть и т.д ... Поэтому, прочитав мой рассказ, пусть каждый попробует найти ответ на этот вопрос.