Белое солнце пустыни .
Космодром Байконур, как известно, находится в Казахстане. Изнуряющее жаркое лето и свирепая, с ветрами, зима.
Служил в нашей испытательной части майор ну, скажем, Богатырёв. То, что росло на его огромном теле с большим натягом можно было назвать волосами, и любая горилла, если бы его увидела, от зависти повесилась бы на лиане. Шерсть пёрла у него буквально отовсюду :из рукавов рубашки , из под воротничка, росла даже там, где расти не должна . Жить это ему нисколько не мешало, поскольку никому не приходило в голову шутить над 110 килограммами сплошных мышц.
Ну так вот. В самый разгар лета , когда столбик термометра редко опускался ниже 45, задумал этот майор покрасить полы у себя в квартире. Работа нехитрая, пригласил друзей, быстренько всё сдвинули, покрасили, проложили доски, чтобы ходить можно было и отметили успешное завершение работы. Это уж как полагается. Чтоб краска лучше легла:
На следующий день майор на службу не явился (забыл сказать, что площадка наша находилась в 70 км от города, поэтому проверить что с ним возможности не было). Чёрт те что передумали, пока до конца рабочего дня дожили. Приехали в город, рванулись к нему, звоним, стучим - тишина. Ну тут не до шуток, вынесли дверь, врываемся : Майор лежит в коридоре в позе Распятого Иисуса только мордой вниз: .
- Пи-и-и-ть :.
Фу-у-у , живой !!! Поили его воспользовавшись опытом известного фильма. Причём два трёхлитровых чайника он высосал в момент .
Оказалось, что проводив нас до дверей, он промазал мимо доски, поскользнулся на краске и грохнулся. Вставать в таком состоянии он не захотел (или не смог) и решил спать на полу. Эмаль к утру засохла:. А так как он был в одних трусах: дальше можете включить воображение. Нашли в ванной бритву и, волосок за волоском вызволили несчастного. Когда он, наконец, встал, на полу остался меховой коврик в точности повторяющий очертания его фигуры. Мы, когда этот 'коврик' увидели, чуть челюсти не свернули - так ржали.
Вот такая вот быль. А ' коврик ' тот закрашивать не стали:

Гауптлаг Софпорог.

Гарнизонная гауптвахта при 909 ВСО, пос. Нижний Софпорог, Лоухский р-н, Карелия.

Началось все с того, что в нашу дурколонну (дорожно-строительную колонну) прислали нового начальника. Уже третьего за неполный год, и не последнего! Новым нашим "бугром" стал штатский Махмуд Гаджиев (фамилия немного изменена) - вольнолюбивый сын рутульского народа, окончивший Бакинский институт инженеров народного хозяйства и присланный к нам по распределению на два года. Работа в дурколонне у Махмуда, как и у прежних начальников, не сложилась. Прежде всего не сложились отношения с солдатами.
Я не хочу в чем-то обвинять Махмуда, Мишу, как мы его называли. Просто он сын своего народа, со своими восточными традициями и понятиями о производственных отношениях. А традиции эти таковы, что начальник - это царь и бог. Он имеет неограниченную власть над подчиненным, короче - тиран и деспот.
Появившись у нас в дурколонне, он обратился к первому же попавшемуся солдату так:
- Эй ты, педераст!
Этим солдатом был Юра Кремнев с Грозного. Юра удивился несказанно. Так удивился, что даже не дал Мише в морду. А мог бы, у Юры это не задержится. Сказал лишь:
- У нас нет педерастов, ты - первым будешь.
И, сплюнув, пошел дальше.
В автоколонне диспетчером была женщина - вдова погибшего офицера, формально подчинялась Мише. Тот в первый же вечер сказал ей:
- Сегодня вечером придешь ко мне домой. А не придешь - пожалеешь. На получку вместо денег будешь х%й сосать.
Женщина сообщила об этом нашим офицерам. Офицеры - люди особые. У них свои кастовые понятия о чести и корпоративности. Ведь эта диспетчерша была вдовой погибшего офицера, к тому же их товарища. Поэтому они собрались вечером в Мишином доме на офицерский суд чести. И простыми, понятными, а главное - очень убедительными методами объяснили Мише, что он не прав. Смыв кровь с лица и заклеив его пластырем, Миша понял, что в самом деле не прав. Понял, правда, очень своеобразно. Как он нам позже объяснял, "это их женщина". Вроде как коллективно ей пользуются. А он позарился на чужое. Это ему было понятно.
По лесу Миша любил ходить с охотничьим ружьем. Ни разу не видели, чтобы он что-то подстрелил, но видимо вооруженным он казался себе мужественным и грозным.
Как-то еду я по лежневке (бревенчатой дороге) на своем самосвале, и вижу на обочине голосующего Мишу с ружьем. Притормозил.
- Что случилось?
- Налей мне солярки, костер разжечь.
- Сейчас.
Я достал из поднятой кабины ведро и шланг, протянул Мише:
- Набирай.
- Сам набирай!
Ясно. Для того, чтоб набрать солярки, надо сначала ртом засасывать ее через шланг. Процедура неприятная, как не старайся, а солярки хлебнешь. Мише этого не хотелось. Я сказал ему:
- Так, если тебе надо солярки, то набирай, а если нет - я поехал, у меня много работы.
Миша недовольно скосился, и стал все делать сам. Конечно, наглотался солярки, да еще и облился. Он снял с моей головы пилотку и стал вытирать ей руки.
Я обалдел! Но не надолго. Кинулся на Мишу и стал метелить его от души. Вмешались ребята-старослужащие, что ехали со мной в МАЗе, разняли нас. И хорошо, что разняли. Миша был парень поздоровей меня, еще неизвестно чем бы все закончилось. А потом он нажаловался командирам и я получил пять суток губы за то что "избил дорожного мастера". Это еще спорный вопрос, кто кого избил, но дело не в этом. Не по-мужски это как-то, жаловаться. На губу у нас попасть непросто, до нее сорок километров, да еще через пограничный КПП ехать, документы надо выписывать. Ну да Миша постарался для меня.
И вот сижу я на губе, в одиночке. Общая камера была переполнена, поэтому новеньких распихивали в одиночки. Это вообще-то, нарушение, но когда и что в армии делалось правильно?
Нам уже выдали ужин. Нары подняты к стене и закрыты на замок до отбоя. Но отбой будет в одиннадцать, а пока я просто сидел на узеньком пеньке. Самым строптивым устроили вечернюю прогулку - гоняли бегом по внутреннему двору.
Потом и их разогнали по камерам. И наконец я услышал в караулке какие-то нехорошие разговоры. За двое суток в камере слух обостряется до чрезвычайности. Слышны разговоры по всему помещению. Я прислушался - так и есть, сейчас арестованных "воспитывать" будут.
Процедура эта выглядит так. Весь караул, пьяный, естественно, заваливает в камеру. Начкар читает по журналу звание и фамилию арестованного. Тот должен ответить:
-Я!
Далее читается его провинность:
- "Плохо исполнял обязанности дежурного по роте". Ты почему плохо обязанности исполнял? Служить не хочешь?
- Да я... - пытался оправдаться арестованный, но его уже не слушали и начинали избивать. Многим там выбивали зубы, ломали ребра, много солдат потом попадали в санчасть и даже в госпиталь. Но никто из губарей наказан не был. Кстати, если в строевых частях часто стерегут губу солдаты с той же части, то в стройбатах для этого есть специальный комендантский взвод, "красноперые". У них были красные погоны, в отличие от черных стройбатовских.
Я стоял и слушал, как "воспитывали" в общей камере. Потом пошли по одиночкам:
- "Пререкался с командиром..." Ты почему с командиром пререкался?
- Да я только сказал ему...
И начиналось избиение.
Я молча ждал своей очереди и лихорадочно соображал, как бы отвертеться от этой процедуры. Объяснять им свою ситуацию бесполезно. Они и слушать не хотели, их ничем не удивишь. Стоп! Вот оно решение! Их надо удивить!
Когда губари вошли в мою камеру, я уже знал что скажу им.
- "Избил дорожного мастера." Ты, сволочь, зачем мастера избил?
- А я его в карты проиграл.
Спокойно так сказал. Словно речь о чем-то обыденном.
- Как так, проиграл? - они заинтересовались.
- Ну вы же знаете, получка недавно в отряде была? (В Софпороге и на Хуаппе в один день выдавали зарплату)
- Ну знаем, говори дальше-то, не тяни соплю из носа.
И я начал вдохновенно врать. По мере моего рассказа глаза у губарей становились больше, а лица все более обалдевшими.
- Ну вот, сели с ребятами в "тыщу" поиграть. Сначала карта хорошо шла, я почти сотню выиграл. А потом чего-то не заладилась. Ладно, думаю, карты не лошадь, к утру повезет. Да только ни фига. Я уже и крестил колоду, и пальцы накрест держал, да не помогало. Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Короче к утру я продулся на две сотни. В долг. Мне сказали - долг надо платить. Сейчас. Кровью. Ха, говорю, нашли фраера, человека за две сотни мочить. Меня ж на зоне уважать не станут. Тут надо не меньше, чем на кусок продуться. А мочить не надо, говорят, только морду ему набей. Кому - я и не спрашивал, понятно что Мише. Он давно уже всех задрал,говно - мужик. Вот так я и попал сюда.
Губари молчали пораженные. А потом главный спросил:
- Это у вас в лесу такое творится? (А у вас на губе что творится, подумал я.) Да это же беспредел! Человека! В карты проиграть! Вы что, озверели там? А если бы пришлось замочить, ты что, в самом деле замочил бы его?
- Так ведь иначе меня бы замочили. И очень запросто: шило в бок и мясо в реку. У нас с этим строго.
- Так ведь тебя ж потом посадят! А это уже не губа, лет пять получишь.
- А кто узнает? Вы слыхали, как два года назад один прапорщик в лес пошел и пропал (реальный случай). Кто знает, может вот также, сели солдаты в карты поиграть и привет. Закон - тайга, медведь - прокурор. Я здесь лишь потому, что Миша жив остался.
- Ну ты и зверь. Убийца! Как таких земля носит.
И губари вышли, обалдевшие от услышанного. Теперь им еще долго это переваривать.
А через месяц на губу попал Коля Рыженков из Подмосковья, с нашей роты.
Губари спросили его:
- А как там у вас Саша, беспредельщик, мастера зарезать хотел?
- Какой Саша?
- Который на самосвале работает.
- А, крымский. Да вы что, он тихий, спокойный, никогда в драки не лезет.
- А как же - мастера в карты проиграл?
- Ды вы что, с дуба свалились? Саша в карты вообще не играет!
- Знаешь что, дружок, - сказали Коле губари, - не пизди! Мы понимаем, что ты дружка своего выгораживаешь, но мы тоже не лохи - в людях разбираемся. Мы тут уже всяких навидались и с первого взгляда видим, что за человек. Твой Саша, просто отморозок, для него ничего святого нет. Этот убьет и не задумается.
...
Вот как так бывает, а? Я соврал, а Коля сказал правду. Мне поверили, а ему нет.
PS: Хотя дисциплина в нашем гарнизоне действительно была отвратная, но в карты на людей у нас не играли.
А у Миши дальнейшая карьера не заладилась. С офицерами у него тоже не сложились отношения. Вскоре его от нас убрали и прислали нового, уже четвертого, мастера.

Спасибо за лестную оценку незамясловатых, в общем, историй... Вдохновленный, хочу добавить еще одну, и это уже, как говорил наш ротный, суровая правда жизни...
Итак, прелюдия первая.
Что самое главное в армии (ну, или в военном училище)? Службу тащить? Учиться на пятерки? Быть выглаженным и вычищенным как тревожная гильза в УЦ? Хренушки !
Главное в армии, и многие со мной согласятся - это грамотно лепить отмазки. Скажем прямо - гражданский, умеющий стратегически и тактически грамотно лепить отмазки - кандидат на должность министра обороны, скажем так, от курсанта до маршала. Мы не будем уточнять, что есть отмазка. Большинство читателей люди служилые, знают.
Вторая прелюдия:
была в нашем славном ЯВВФУ 3я рота под командыванием майора Вани Солнцева. (Название у него такое, сам то он не Ваня).
Было также такое понятие, как "Копилка роты". Это некий виртуальный сосуд, куда каждый курсант нес разные добрые дела, ну, и недобрые тоже. Одно из любимых Ваниных выражений - "...он НАСРАЛ в копилку роты !!!". Так вот сама история.
В 1989 году нас каждый месяц, а то и по нескольку раз в месяц проверяли всякии комиссии из ЦФУ, МО, ГПУ МО и т.д. Соответственно, для неожиданности проверки каждая комиссия выбирала для проверки четные взвода нечетных рот и нечетные взвода четных рот. Я служил в 4 взводе 3 роты... Что же проверяет комиссия? Ну разумеется краеугольный камень любой БиПП - кросс (3 км.) На 3м курсе наш взвод бегал 3 км как лоси, лично я в сапогах бегал за 9 мин 26 сек. Другие, в общем, тоже не отставали...
И назначают нам на 3й и 4й взвода нового взводного - ст.л-та НУ НАПРИМЕР ПЕТРОВА. Бегать Н.Н.Петров не умеет, не хочет и не может. А на проверке как? Если командир - беги со взводом, не можеш бежать - пожалте в войска. А в войска не хоцца, в училище квартира 2х комнатная, денюшек побольше, да и служба почище... человечком он был подленьким, ну, это само - собой...
И вот - проверка, причем с самого верха, лично начальник ГПУ МО приезжает посмотреть на училище, на 3ю роту, на 4й взвод, в каждую тумбочку 2го отделения... Беги, Н.Н.Петров...не насри в копилку роты...
И решает Н.Н.Петров что - то придумать, чтобы не бежать. А что придумаешь? кросс через 1 час 20 минут начинается... Ну мы, как любящие своего командира курсанты и присоветовали: а сломайте вы, т-щ ст.л-т ногу (бррр., вот сейчас подумал - мурашки по коже, а тогда - хоть бы х.ны) Не, ногу не буду ломать - ломайте мне палец на ноге. Легко - поднимаем шкаф, (тяжелый, зараза) т-щ ст.л-т сует под ножку шкафа ногу... Слава богу, что я не помню во всех деталях, в звуках, жестах и криках эту сцену... Итак, т-щ ст. приходит на старт из санчасти в гипсе.
- не могу тврщ полкнк кросс бежать...
- чо с тобой лейтенант, головка бобо? ХАХАХА!!!
- никак нет, тщ полкнк! Ногу час назад сломал, вот, в санчасти сказали, не ходить даже, не то, что бегать...
- и как ты умудрился, за час до старта - то?
- на меня ШКАФ УПАЛ!
- :-0 ?????????????????????????? (Проникновенно)Милый,скажи (вкрадчиво так), а как он на тебя упасть умудрился?
- трщ полкнк, курсанты его наклонили, а я ими командовал, ну, не удержали, и....
- А НА ХРЕНА БЫЛО ШКАФ НАКЛОНЯТЬ, МАТЬ ВАШУ!!!!
и тут:
- А У НАС ЗА ШКАФОМ ЛИФЧИКИ! (каждый курсант должен на кроссе иметь такие тряпочные номера, один спереди, другой сзади, в общем - лифчики)
...говорят, уволился бедолага, сейчас в киоске сегареты продает...

Сережа.
1980 год. Северная Карелия. 909 военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа.

Субботний вечер. Обе роты вернулась из лесу в казармы. Я также пригнал свой чаморочный МАЗ в автоколонну, заглушил, слив воду, и отправился в баню.
В предбаннике первым я увидел Саню Казакова из Серпухова. Он вышел из моечного отделения - грязный, голый и счастливый. Его так и распирало от смеха. Говорить он пока не мог.
В бане очень четко можно разделить воинов-созидателей по их профессиям, когда увидишь их раздетыми. Есть белые, рыхлые тела - это наша "аристократия" - каптеры, клуб, пекарня, столовая и т. д. Остальные солдаты более или менее грязные. Если у солдата правое плечо черное -это чокеровщик. На правое плечо он кладет трос лебедки трелевочного трактора, когда растягивает этот трос по завалу. Очень грязные водители, особенно водители самосвалов, как я. Но самые грязные - это трактористы.
Когда Саня немного просмеялся, я спросил у него, в чем дело.
- Там... там... Сережу... моют! Старшина приказал! - и он снова залился смехом.
Все ясно. Это действительно выдающееся событие.
Я много раз слышал байки о том, что некоторые воины с Кавказа попали в армия лишь потому, что "с гор за солью спустились". И был уверен, что это лишь дурные анекдоты, которые рассказывают шовинистически настроенные граждане.
Но наш Сережа, Сарухан, попал в армию именно так. Как он рассказывал, поехали они с отцом в город на рынок. На рынке к нему подошел комендантский патруль с офицером из военкомата.
- Сколько тебе лет, - спросили они Сарухана.
- Двадцать три, - ответил тот, гордясь тем, что он уже взрослый.
И Сережу забрали в военкомат прямо с рынка. Выдали военный билет, повестку и отправили в армию. Так наш 909 военно-строительный отряд пополнился незаурядной, выдающейся личностью.
Выдающийся он был прежде всего тем, что никогда не мылся. Воды боялся панически. От него постоянно исходила страшная вонь. В казарме вообще воняет, но запах от Сережи превосходил все мыслимые ПДК (предельно допустимые концентрации).
И нашему старшине Купченко это надоело. В субботу он перед баней построил роту, прибывшую из леса, и приказал:
- Сережу - вымыть. Дочиста.
Чтобы избежать межнациональных конфликтов, ответственных за непосредственное исполнение приказа он назначил земляков Сережи.
И началось развлечение для всего личного состава. Сержу раздели, завалили на бетонную скамейку, крепко держа его за ноги и за руки.
Сережа, в духе кавказских традиций, решил, что его хотят изнасиловать. Распятый, он страшно ругался, клялся мамой что он всех "зарэжэт".
В это время его усиленно мылили, терли мочалками, поливали водой с тазиков. Потом перевернули и продолжили омовение. Сережа продолжал ругаться и грозиться, солдаты ржали до коликов.
Потом его затащили в парилку, а когда он заорал "нэ магу больша" окатили холодной водой.
Затем Сереже торжественно выдали новое чистое белье и каптер попрыскал его одеколоном, пожертвовал своим для такого случая. Впервые черный чумазый Сережа стал белым, даже розовым.
Жестокие забавы, конечно. Но солдаты вообще - не ангелы. А в стройбате - тем более.
В общем, повеселились от души. Забыв банальную истину, насчет того, кто смеется последний.
С тех пор Сарухан стал пропадать в бане, он стал фанатиком парилки. Он приходил в баню первый, а уходил самым последним, пропустив ужин. Самая лучшая, верхняя полка в парной всегда была занята Сережей.
И сейчас, много лет спустя, перед моими глазами стоит картина: Сережа бьет тазиком по трубе и кричит в стенку (за стеной была котельная):
- Качегара! Я тваю маму ибал! Ташкент давай!
В смысле, поддай-ка еще пару.

ПЯТЕРО СМЕЛЫХ

Холодная весна 89-го. 'Минеральный секретарь' решил, что многовато у страны защитников. И сократил. От души. Точно не помню, профи подскажут, но что-то на четверть. По славному корпусу ПКО МВО ПВО прокатилась волна (пардон за штамп) самоубийств, убийств и просто смертей тех самых защитников. Офицеры стрелялись, вешались, резали вены, расстреливали друг-друга и жен из штатного и охотничего оружия, травились "паленым" алкоголем и его заменителями. Как ни странно, мотивы были абсолютно противоположны: кто-то не хотел 'покидать ряды', а кто-то был столь рад сокращению, что ехала крыша. Главным же было то, что отлаженый десятилетиями механизм стал разваливаться и мироощущение профессиональных военных перестало отвечать потребностям этой новой и неуютной жизни.

***

Заместителю командира первого взвода 'карантина' - так, по-старинке, у нас называли КМБ - в воскресенье лучше быть в наряде по роте. Почему? Офицеров и старшины нет. А кто, в таком случае, в ответе за все? Он, замок первого взода. Потому как Устав. Внутренней и караульной. А отвечать за 180 будущих (присягу еще не приняли) воинов, да еще и почти поголовно отловленных военкомами на просторах Средней Азии... И взвод доподготовки водителей... И в воскресенье, когда свободные от нарядов и командирского взора остальные сержанты карантина наровят расползатись по своим делам, оставив без присмотра личный состав... Нахрен! Отвечать за сортир, 'взлетку' и спальное помещение, при наличии необученных, но целых троих дневальных, куда спокойнее и проще. Одного 'тумбочка-телефона слушает' на 'фишку' в бытовку, другого - в сортир со шваброй, третий мужественно охраняет огнетушители химические пенные и сон дежурного по роте, стоя на тумбочке. Бушлаты в сушилке новенькие, мягкие. Благодать!
Сержантский сон сладок, но чуток - оттренирован за полтора-то года. Хрен подкрадешься в офицерских хромачах. А тут никто не и не подкрадывался. На 'взлетке' дробно защелкало с десяток каблуков. Дневальный, - убью замудонца! - запоздало заверещал что-то вроде 'рота-дежурная-выходи-смирна' и заткнулся, окончательно одурев от дикого вопля, в котором ничего не осталось от рекомендованного уставам командирского голоса: 'Где рота, блядь!!! Строиться! Командиров сюда!'.
Это уже серьезно - так орать может только кто-то из штаба. Вскакиваю и, на ходу застегиваясь, получаю в живот ручкой, распахнувшейся от удара ногой, двери.
- Й-й-йоппп! Хрр, тащщщ плквник! - это я так пытаюсь доложиться.
- Где, мать твою, ротный и мать его бабушки, в рот вам всем ручку от швабры!!?
Ого! Начполитотдела полка. Из породы тихарей: никогда не орет, не матюгается, только верно служит партии. А это самая худшая и опасная разновидность. Что это с ним?
- Дык, воскресенье же ж.
- Я, блядь, воскресенье, блядь, в жопу, блядь!!! Строй роту. Шоб через 35 секунд, блядь!
А то...
'Блядь-лядь-ядь' остается за спиной, а я, уже в свою очередь с визгом, ношусь по спальным помещениям и сортирам с курилками (казарма сдвоенная). На мое счастье в спальнике находится еще парочка сержантюг и всем вместе нам удается (рекорд, пять минут!) согнать большую часть нашего 'татаро-монгольского ига' в подобие строя.
- Посыльных - за офицерами! - Нервно, но уже привычным крапивным голосом
командуют наш политрук.
- - Хотя... А-а-атставить, заблудятся нахрен. Сами справимся. - Тяжелое раздумье,
потом глаза светлеют и начинают ищуще пробегать строй. Сержанты дематериализуются. Мне - некуда. Я - как стоял на докладе, так и остался рядом с половиной штабного офицерства части, набившихся в казарму.
- Сержант, у тебя смелые есть?
Ха! Говно вопрос!
- Все смелые, тащ подполковник!
- А сообразительные?
- А сколько надо? - пытаюсь помочь начальству.
- Пять штук. И чтоб сильные!
- Есть! Косымбаев, Чикчимбаев, ..., Турукаев. Выйти из строя!
Ой, мама, что щас будет! А что делать? Не приказать же остальным разойтись - еще хуже будет. Бр-р-рум-др-р-рум-бац - пятеро с правого фланга моего взвода делают положенное количество шагов и сбивают друг-друга в попытке развернуться. Противофаза. На пол падают три пилотки и одна оторваная пуговица.
Подполкан морщится, но сейчас ему явно не до строевой подгтовки.
- За мной!

***


Через пятнадцать минут мы стоим на лестничной площадке стандартной хрущобы в гарнизоне. Политрук хмур и неожиданно задумчив.
- Слушай, сержант, нож у тебя есть?
А вот это - хренушки. Нож - я же кабельщик-симметрировщик - вообще-то есть. Но иметь
мне его не положено.
- Никак нет, тащ...
- Ладно, тебе, - отмахивается скривишись. - Значит на кухне найдешь. По коридору
налево.
Я начинаю уже просто тупеть. Они что - сюда всем штабом приперлись водку пить, а я с
узбеками буду им 'поляну' готовить? И зачем ему смелые? Целых пять? Барана резать? Бред!
- Значит, слушай, сержант. Там... вощщем... ну майор один повесился. Не наш -
зенитчик, от старого гарнизона остался. Уволили его, он выселяться не хотел, а жена... - Вдруг он понимает, что мне вообще ничего можно не объяснять.
- Приказываю. Зайти. Взять нож. Веревку перерезать. Майора положить на стол.
Аккуратно.
Ну ни хрена себе! Это я, конечно, подумал. Я ему что - похоронная команда! Да я вообще трупов боюсь. Я ж вообще не смогу дотронуться. Да я...
- Приказ поняли?
- Так точно! Зайти, взять...
- Исполнять! - голос стал уставно громок и членоразделен.
Блин, во попал! Осторожно захожу в коридор, вынимаю монтажный нож, раскрываю и уже
потом, вооруженный, захожу в комнату. Сзади ипуганно гупают сапогами сыны степей. За ними, блестя кокардами и глазами, офицеры.
Стол наискось. Посреди комнаты, из какой-то дыры в полтолке, свисает солдатский брючный ремень. На нем - толстый волосатый мужик в одних, солдатских же, трусах. Голыми ногами с синими пятками почти касается пола. Рядом жмется ефрейтор - фельдшер из санчасти. Храбрецы шарахаются в стороны. В комнату робко, на два шага от порога, на цыпочках вкрадывается штаб.
- Ну, что ждете? - шепотом начинают командовать и пихать в спину. - Давайте.
Да, делать что-то надо. Через десять минут узбеков удается уговорить приподнять тело. Я
влезаю на стол, перепиливаю брезент ремня и тело обвисает на руках 'похоронной команды'.
И тут начинается триллер...

- Аа-а-ахрр-ршшшш, - начинает хрипеть и дергаться тело!
- Шайтан!!! - узбеки бросают бывшего майора и вжимаются в стены.
- !!! - выставляю перед собой кабельноый нож и тихо седею на столе я.
- Р-р-р-р-р-ры, стрекочут вниз по лестнице офицерские сапоги. Вслед катятся фуражки.
- Ну и хули? - спокоен фельдшер. - Он же вдохнул глубоко перед тем. А сейчас вы горло
освободили, он и выдохнул. Идем на кухню, у меня грамм по сто спиртику найдется.

До конца моей службы бравый политрук в глаза мне не смотрел, и вообще меня не замечал. Чему я был несказанно рад.