"Тут Я гуляю!.." (с)

Знойные 70-е. Античное Медитерианен си стонало и прогибалось, вспаханное тяжеленными килями. В нейтральных водах мимо Балеар пёрла янковская АУГ...

...А за ней в хрипе и стуке от самого Гибралтара семенила отечественная посудина класса эсминец с эпическим названием "Светлый". Семенила и зорко смотрела, чтоб американцы не забижали светлые идеалы коммунизма.
Нашему эсминецу не так давно стукнуло в районе 20-ти лет. Половину этого срока "Светлый" без перекуров и переписов бороздил мировые подсоленные воды, так что на корабле о капремонте мечтали все без исключения. Включая дучку в гальюне...
- Уходят, твари, - неуставно выразился командир "Светлого", выслушав очередной доклад радиометристов. И выразительно воззрился на старпома, словно тот был персонально виноват в происходящем.
- Ну, тарщ командир, ну что мы можем? - как-то совсем по-бабски беспомощно развёл руками старпом. - Турбины кашляют и поют отходную. Днище 100 лет как не отшкрябано.
- "Что мы можем", "что мы можем"... - передразнил кэп. - Сейчас авианосец оторвётся с концами, а потом нас замордуют по радио - мол, почему не сигали всем экипажем за борт? Почему не толкали под "эй, ухнем!" пароход в попку?! Где же, товарищ командир, ваша сознательность и инициатива? Где?
...Только железная воля, взращённая на железе советского флота, удержала старпома от рифмованного ответа на командирское "где?.."
Командир тем временем заложил руки за спину и, громко шлёпая резиновыми подошвами тапочек, начал нервно перемещаться от одного крыла мостика к другому. За ним как болонка за хозяйкой преданной тенью мигрировал старпом.
Через пять минут этих медитативных манёвров командир внезапно застыл на месте. Это произошло так неожиданно, что старпом не удержался и по инерции чувствительно боднул начальство. Но начальство не обиделось. Даже наоборот - вспыхнуло безгрешной детской улыбкой и приказало:
- Командира БЧ-4 на мостик.
Перепрыгивая через две ступеньки, примчался взъерошенный летёха.
- Слышь, лейтенант, - обратился к нему кэп, тыкая пальцем куда-то в район пупка. - Мы американцев в эфире слушаем?
- Так точно, тарщ командир.
- А они слушают нас. И отлично знают, где какие наши вымпелы тут по средиземноморщине ныкаются - верно?.. Старпом, где сейчас "Образцовый"?
- На осте, у Марсалы.
- Ага. Так вот, сделай-ка ты, лейтенант, следующее. Передай открытым клером на БПК "Образцовый", что их предупреждение об обнаружении плавающих мин приняли. Что страсть как благодарны. Давай, лейтенант, в темпе. Родина ждёт!
Лейтенант удивлённо моргнул, так как никакого РДО с торчавшего где-то далеко впереди у самой Сицилии БПК не принимал. Тем не менее, приказы не обсуждаются... "Бычок-четыре" галопом ускакал в радиорубку, а командир довольно потёр натруженные волосатые ручищи. Лицо при этом у него было, как у записного злодея из спектакля.
Через десять минут "Образцовый" кодом отстучал некоторое недоумение - мол, о каким минах идёт речь? Тут, конечно, со времён войны масса всякой дряни болтается, но вот как раз мин БПК сегодня никаких не находил...
Командир эсминца отмахнулся от радиограммы с "Образцового", как от мешавшей мухи:
- Потом, потом. Что с отметкой цели?
- Цель идёт прежним курсом, отрывается... Стоп. Цель снижает ход. Снизила. Мостик, мы их догоняем!
- Услышали, ёшкин кот. - удовлетворённо бросил кэп и состроил кому-то невидимому, но находящемуся впереди корабля, крайне неприличный жест. - Услышали! Боятся, хе-хе, пузом рогульки причесать! Да, май дарлинг киндеры, тут вам не променад с девками. Тут Я гуляю!
- Тарщ командир, - в нерешительности замялся старпом. - Тарщ командир, минная опасность... Международные правила судовождения... Положено всем вокруг сообщать... Неудобно как-то получается...
- Ах, неудобно?! - сходу воспламеняясь переспросил командир. - Неудобно пипиську плоскогубцами из штанов доставать. У нас тут налицо - милитаристическая угроза, происки империализма и прочая куйня. А ты - "неудобно". И вообще, никто не заставлял амеров подслушивать чужие ля-ля. И уж тем более - им верить. ВЕРИТЬ В НАШИ БРЕДНИ - ДЕЛО СУГУБО ДОБРОВОЛЬНОЕ!
Старпом потерянно заткнулся, а через полчаса эсминец догнал-таки лежащий в дрейфе "до выяснения навигационной ситуации" АУГ. Нагло влез в ордер и отсемафорил, что безумно рад нежданной встрече. Янки почему-то русского восторга разделить не пожелали...
- Хамы! - отрезюмировал наш кэп и со смаком закурил "Яву".

(c)u-96.livejournal.com

Братство по оружию

Дураку известно, что один переезд равен двум пожарам. Это только на первый взгляд и в первый раз нам всем кажется, ну, сколько там в этой квартире вещей? Так, тряпки в сумку, и пошел. Дилетантское мнение. А на самом-то деле...
Вернувшись из своего последнего флотского отпуска, я, как и положено воспитанному и дисциплинированному офицеру, сразу же прошелся по друзьям, вечером проставился в связи с окончанием отпуска, узнал в процессе все новости, и на утро выглаженный и выбритый прибыл в экипаж.
«Каменный крейсер» был полупуст. Мой экипаж числился ушедшим в отпуск уже дней десять, но добрая треть экипажа до сих пор ошивалась в базе. Командиру временно доверили рулить штабом дивизии, чему он и предавался с видимым удовольствием. Десятка полтора офицеров и мичманов из-за все увеличивающегося дефицита кадров были раскомандированны по разным кораблям. В казарме слонялись по углам не растасканные по другим экипажам матросы, да угрюмый и обиженный жизнью помощник командира верстал недоделанные документы, из-за которых пока еще и не уехал в отпуск. Доложившись командиру, уютно расположившемуся в кабинете начальника штаба дивизии, я узнал, что из всех увольняемых в запас офицеров экипажа, я прибыл первым и в срок, и что меня по этой причине лишать в финансовом отношении ничего не будут, а вот остальных засранцев командир лишит напоследок всех возможных выплат, не поможет с получение денег, задержит документы и так далее. Командира видимо перло от своих нынешних, пусть временных, но крутых обязанностей. Впоследствии выяснилось, что никого и ничего не лишили, за исключением штурмана Харика, внаглую приехавшего суток на десять позднее всех. Во время беседы командир, периодически забывавший, что я уже гражданский человек, как по существу, так и согласно приказа, порывался припахать меня то в море, то дежурным по части, но под конец все же свыкся с печальной мыслью, что это невозможно, и, вздохнув, предоставил полную свободу действий с условием никуда не залететь. Условие это мы, кстати, выполнили, и как говорится, знамя полка напоследок не замарали.
А со следующего дня я начал собрать и готовить вещи к переезду. Кто это пережил, тот подтвердит, что Великое переселение народов и переезд простой семьи в другой город практически идентичные по масштабам мероприятия. Мы с женой заранее договорились, что из мебели пойдет в продажу, что из вещей она выбросит, что паковать и везти. Но одно обговаривать это где-то за пару тысяч километров, лежа на пляже в Форосе, и совсем другое оказаться перед реальным решением этой проблемы, причем, одному, в переполненной вещами квартире.
Во-первых, обнаружилось, что, уезжая с севера позже меня, моя дражайшая половина совсем забыла об обещании перебрать хотя бы свои и сына вещи, и оставила все так, как будто мы и уезжать-то никуда не собирались. Ею же проявленная инициатива по сбору тары для вещей тоже осталась нереализованной по природной женской забывчивости. А посему досталась мне по приезду квартира в идеальном состоянии, без малейшего намека на скорый и окончательный отъезд, а еще и с кучей нестиранного белья впридачу. Во-вторых, обнаружилось, что даже предполагаемый объем шмотья оказался настолько ниже реального, что мне пришлось на несколько первых дней превратиться в попрошайку, слоняясь по гарнизонным магазинам и лавкам в поисках коробок и коробочек для упаковки вещей. И к вечеру каждого дня оказывалось, что этих самых коробочек снова не хватает, и надо опять выдвигаться на их поиски. Затем я перевоплотился в старьевщика, сортируя одежду и тряпье. Эти трусики и маечку в мусор, а эту юбочку и брючки на эвакуацию. А в-третьих, в-третьих-то такое перемещение собственных материальных ценностей мне было впервой. Хотя все бывает в жизни в первый раз...
Так дни текли. С утра с высунутым языком и фуражкой набекрень бегом в финчасть, чтобы выслушать привычное «Денег сегодня не будет», после обеда укладка и перекладка тряпочек, тарелочек, люстр и прочего по коробкам. А в вечернее время, благо за окном стоял солнечный полярный день, наша увольняющаяся в запас вольница хаотично перемещалась по поселку из одной квартиры в другую, поглощая в немерянных количествах горячительные напитки и закусывая их уже не нужными семейными запасами консервов. Правда, день ото дня пирушки становились все скромнее и скромнее по причине истощения кошельков. А выходное денежное пособие оставалось еще далекой и далекой перспективой.
Контейнеры я предусмотрительно заказал заранее, чуть ли не в первый день по приезду из отпуска, пока деньги были, да и очередь на них немалая выстроилась. Пятитонного контейнера мне не досталось. Пришлось брать два трехтонных. И вот, когда до дня погрузки осталось неделя, я вдруг задумался о том, как, собственно, я буду их загружать со своего четвертого этажа. К этому времени я упаковал все ненужные тряпки, оставив только самое необходимое, продал стенку, шкафы, тахту сына, кухонные стулья и прочие неновые ненужности. Свернул и обмотал корабельным пластикатом ковры, разобрал и обшил диван и кресла, ну и попросту говоря, спал на разобранной и подготовленной к перевозке мебели в квартире с окнами, завешанными разовыми простынями со штампом «ВМФ», и еду готовил на одной сковородке, с которой и ел.
К моему счастью, мой друг, капитан-лейтенант Андрюха Никитос, высоченный мужчина из астраханских греков, оставил мне ключ от своей квартиры в соседнем доме. После опустошения своей квартиры я согласно договоренности должен был до отъезда обитать в его жилище, а уезжая, оставить ключи соседям.
Дня за два до погрузки я очень сильно озаботился проблемой погрузки контейнера. Июнь месяц. Экипаж в отпуске. Офицеры и мичмана, оставшиеся в базе прикомандированными на другие корабли, мотались неизвестно где, матросов в казарме экипажа сидело три с половиной человека, да и то калеки. Была надежда на таких же увольняемых в запас офицеров, но большая часть из них, видя, что денег в ближайшее время не предвидится, а лето - оно идет, умотали на Большую землю на неделю-другую погреться. Так и вышло, что рассчитывать мне приходилось только на 4-х человек: начхима Пасевича, штурмана Харика, старпома Машкова, ждущего документы на классы, и своего управленца Бузичкина. За день до знаменательного события я зашел в казарму и на всякий случай оставил у дневального объявление, что завтра буду грузить контейнер в 15.00, и если кто, прошу прийти и помочь. Хотя в казарме и не было практически никого, но наши туда периодически забегали, так что надежда на то, что кто-то прочитает и проникнется моей проблемой, была. В тот же день вечером я получил деньги. Практически все, за исключением компенсации за продовольственные. Вечером я немного попраздновал это событие в финчасти, и когда, возвращаясь домой, подошел к своему дому, меня посетила немного сумасшедшая, а скорее пьяненькая идея. Зайдя домой, я взял бумагу, и написал пять одинаковых объявлений, по числу подъездов дома, такого содержания: «Народ! Я уволился в запас. Помогите завтра, 19 июня, в 15.00 загрузить контейнеры. Мой экипаж в отпуске. Буду очень благодарен. Я живу в нашем доме, квартира 60. Паша». Потом вышел и развесил эту прокламацию по подъездам. Потом погостил у начхима дома, жена которого самоотверженно прибыла на Север увольняться вместе с мужем, и по причине этого начхим был одним из немногих увольняемых, кому были доступны радости домашней пищи. Домой я вернулся около двух ночи в состоянии среднего подпития и без каких-либо отягощающих голову мыслей.
Пробуждение было куда напряженней. Глотая яичницу на кухне, я вдруг вспомнил о написанном вчера объявлении. А вдруг кто-нибудь придет? Хорошо, конечно, но народ угостить надо будет за помощь. Хотя, откровенно говоря, я не надеялся на широкий приток желающих потаскать диван и кресла с четвертого этажа вниз. Но на всякий случай я сходил в магазин и прикупил килограмма три сосисок и столько же картошки. Часов в двенадцать я окончательно распрощался с квартирой, отключив и вымыв холодильник. Зашел к соседу Гене и выпросил у его жены Любы два эмалированных ведра напрокат...
К 15.00. диспозиция в моей квартире была такова. Все готово к выносу. В ванне, залитой холодной водой, плещутся две двухлитровые банки со спиртом, настоянным на морошке и золотом корне, а для эстетов еще три литровых бутылки водки «Асланов». В кухне на плите побулькивают два ведра, одно с сосисками, другое с картошкой в мундире. На подоконнике лежат нарезанные три буханки хлеба и штук десять разнокалиберных стаканов и кружек из числа оставляемых мной. Картину дополняет раскрытая пачка соли и одна сиротливая вилка... Все. Ну и я, нервно курящий одну сигарету за другой.
Периодически поглядывая в окно комнаты, откуда было видно подъезд, я все-таки прозевал, когда подъехала машина. К моему ужасу, никто из планируемых мной «грузчиков» не пришел... И когда зазвонил звонок, к двери я двинулся как-то обреченно.
- Здравствуйте. Дом 72, квартира 60? Белов Павел Борисович? - Мужичонка- водитель сверился с бумагой.
- Да...
- Ну что, контейнеры внизу, давай взглянем хоть, что за вещи...
Мы зашли в комнату. Водитель окинул взглядом нагромождение коробок.
- Должно влезть. Слушай, а кто грузить-то будет?
Вопрос завис в воздухе. Я не знал, что ответить. Мне просто не было что говорить. Я один и два трехтонных железных ящика внизу. Вот и весь ответ.
- Борисыч!!! Что там грузить-то надо? - из прихожей раздалась ни с чем не сравнимая скороговорка старпома Машкова.
- Что молчишь, грузить-то будем или нет?
Я выглянул в коридор. Подпирая косяк входной двери, стоял Машков. За ним виднелся кто-то еще, но я обрадованно даже не обратил внимание, кто. Хоть не одному корячиться...
- Ты что, Борисыч, онемел? Что грузить-то? - Старпом явно начинал нервничать.
- Да все!- очень непродуманно заявил я.
- Военные!!! Слушай команду! Грузим все! - и старпом протараторил команду на лестничную площадку и почти строевым шагом двинулся в квартиру, а затем на кухню. Я не совсем соображая, что происходит, следом.
- Что это? - командным голосом спросил Машков, указывая на стоящие на плите ведра. Он был в ударе, и настоящий военный пёр из него, даже круче, чем на корабле.
- Сосиски и картошка в мундире... - растерянно ответил я.
- Вот ими и занимайся!!!- старпом вошел в начальственный раж.
А за его спиной в коридоре творилось что-то невообразимое. Там было море народа. И это море уносило мои вещи вниз с неукротимостью Ниагары. Там мелькали практически все наши, кто оставался в базе. Начхим с хохотом тащил большое зеркало, Харик с двумя коробками под мышкой перепрыгивал через спеленатые ковры, которые тоже кто-то пытался вытащить на лестничную площадку. И самое главное! Среди людей, снующих по моей квартире, я увидел соседей не только по подъезду, я увидел соседей по дому, тех, кого я и знал-то только в лицо. Они отозвались на мое написанное по пьяной лавочке объявление. Они пришли помочь! Сосед по площадке Гена с каким-то незнакомым мужиком в момент вынесли из кухни холодильник, а на его место откуда-то материализовалась его жена Люба.
- Давай я картошечку почищу!!! - с энтузиазмом предложила она, и, не дожидаясь ответа, извлекла из кучи не унесенного добра наш старый и заслуженный тазик, водрузила его на плиту и начала вылавливать из ведра картошку.
Все происходило так быстро, что я оказался на этом контейнерном празднике просто гостем. Все уносилось и укладывалось как бы само, и только изредка раздавался командный рык старпома, указывающий не недостатки в процессе.
Вообще, не успел я выкурить вторую сигарету с начала этой феерии, как оказалось, что я стою посреди абсолютно пустой квартиры, и только в маленькой комнате начхим зачем-то аккуратно отдирал утепленный линолеум с пола. На мой вопрос, а зачем, собственно, он это делает, Пасевич с детской непосредственностью ответил, что, мол, старпом приказал выносить все. Пока я соображал, что ему сказать, начхим завершил процесс обдирания и унесся вниз. А за ним и я. Внизу, офигевший от этой скоростной погрузки водитель уже пломбировал контейнеры.
- Никогда такого не видел. За 15 минут две трехтонки с четвертого этажа. Ну, вы, ребята, и даете. Нам бы таких грузчиков...
«Грузчики» стояли рядом. Количество их явно поубавилось, но все равно оставалось гораздо большим, чем я предполагал заранее. Люди пришли, помогли и ушли, не дожидаясь благодарности. Незнакомые мне люди. Такое много стоит. Наконец водитель закончил пломбировать, показал мне, и я подписал его накладные.
Машина тихонько начала выползать из двора, увозя куда-то далеко вместе с моим небогатым скарбом и мою прошлую жизнь. Кстати, немногим позднее, уже на Большой земле, я понял, что и этого не надо было везти с собой. Надо было все продавать и уезжать налегке...
- Ребята, спасибо большое за то, что вы все пришли! Пошли наверх, отметим, а то куда мне ведро сосисок-то деть?
Народ начал смеяться и повалил в подъезд. А в квартире Люба за неимением какой-либо мебели оформила импровизированный стол. Она просто застелила всю большую комнату газетами, поставила посередине ведро с сосисками, тазик с картошечкой, навалила на крышку от ведра кучу хлеба, рядом мою пачку соли, груду разнокалиберных кружек и стаканов, банки со спиртом и бутылки с водкой, и от себя добавила порезанного лука и шмат сала. Мужики просто взорвались хохотом от такой картины, а потом расселись на газеты, и понеслось...
Дальнейшее я помню плохо. Наливали, пили и говорили тосты и пожелания. Потом снова наливали и говорили, потом просто пили, а потом я уже ничего и не слышал. Придя в себя, я обнаружил, что прошло уже часа четыре, у меня болит голова, а рядом со мной сидит штурман Харик и чистит картофелину. Больше никого не было.
- Привет, Борисыч! Оклемался? Ну, давай дерябнем за то, что ты пришел в сознание, и я пойду домой. Меня старпом попросил с тобой подежурить, пока ты в себя не пришел. Я вот картошечки почистил, и пару сосисочек зашхерил.
Мы чокнулись. Закусили. Покурили. Штурман попрощался и ушел. Я тоже недолго оставался в своем разоренном гнезде. Было как-то очень тяжело находится в пустой квартире, в которой прожил не один год, в которую возвращался после морей, которую считал свои домом. Я ушел к Никитосу, предварительно зайдя к соседям и пообещав завтра прийти, навести порядок в квартире перед сдачей ее ЖЭКу, и тогда отдать ведра. На следующий день квартиру я не сдал, но умудрился отобрать продовольственные деньги у тыла. Я навсегда распрощался со своим жилищем через день. И в тот же день после обеда я навсегда покинул северный город Скалистый, он же поселок Ягельный, он же Мурманск-130, он же Гаджиево.
Приказ старпома «Грузить все!», я припомнил через полтора месяца, когда с родственниками разгружал свои контейнеры. Мне и правда погрузили все. Не считая линолеума содранного с пола начхимом, я еще получил на память о службе кучу старой обуви, приготовленной к выбросу, дверцы от антресолей, коврик, лежавший перед дверью на лестничной площадке, свой почтовый ящик, точнее секцию почтовых ящиков, и самое главное- тридцатикилограммовый кусок гранита, который ребята положили просто «на память». Он до сих пор лежит у нас дома на балконе, и я сейчас даже рад этому неожиданному подарку. Это мой личный кусочек Кольского полуострова.
Сейчас меня иногда посещает одна мысль. Что если я соберусь снова куда-то переезжать? И снова повешу такое объявление, хотя бы в своем подъезде моего нынешнего шестнадцатиэтажного дома. Интересно, хоть кто-нибудь придет?

МППСС

На очередной встрече ветеранов "Минска" мой друг начхим Серёжа Юровский как всегда зачитал приказ командира на предстоящее мероприятие. Там были такие строчки: дежурным по экипажу вечно стоять капитану 2 ранга Юровскому, пока не выучит МППСС. Ватенным офицером бессменно стоять капитану 1 ранга Ульяничу, пока эти правила не забудет.
Ох уж эти Международные Правила Предупреждения Столкновений Судов в море! Это вам не какие-нибудь ПДД. Они учатся и сдаются наизусть. Сколько бессонных ночей за ними!
Лишь однажды, помню, они почти что дали мощные висты моему курсантскому другу Серёге Смирнову, которыми он не сумел воспользоваться. Я гостил у него после четвёртого курса в солнечной Феодосии. Сэм обаял на танцплощадке романтичную особу из Новосибирска, и для осуществления своих подлых намерений включил весь свой незаурядный интеллект, который начал вскорости давать сбои. Последнее внятное словоизвлечение случилось у него в районе грота Пушкина: "Там чудеса, там леший бродит, короче, русалка на ветвях сидит..." И всё. И тут очарованная барышня, вглядываясь в чёрную южную ночь воскликнула:
- Смотрите, Серёжа! Огоньки в море. Белый и зелёный. И ничего больше. Что бы это значило?
- Нет ничего проще. Судно с механическим двигателем длиной менее 54 м. 73 см. идёт вправо от нас.
- Какой вы умный, Серёжа! Всего два огонька, и вы по ним всё это смогли определить?!
Ответ: "А ху....", - правда, тут же вдребезги разнёс намечавшуюся идиллию, но, думается, в сухопутном Новосибирске ещё не раз обсуждали парапсихологическую полготовку курсантов военно-морских училищ.
Но вернёмся к моему другу химику. Тот опереточный приказ перенёс сознание на тридцать лет назад на занятие по командирской подготовке, и не улыбаться было уже невозможно...
...Командир "Минска" капитан 2 ранга Гокинаев доходчиво излагал кандидатам в вахтенные офицеры авианосца, собранным на занятия в кают-компанию лётного состава "Киева", какие честь и ответственность их ожидают после сдачи зачётов и получения допуска к самостоятельному несению ходовой вахты. В отличие от офицеров ракетно-артиллерийской и минно-торпедной боевых частей, начальник химической службы не проникся этими честью и ответственностью и включил "дурака". Рассказы командира о каком-то легендарном химике - командире атомохода, о лучшем вахтенном офицере "Киева" начхиме Захарове никакого действия не возымели.
- Вводная: я держу флаг на "Киеве", временно сошёл на берег. По главной базе объявлен сигнал "Ветер-раз", - держа паузу, командир выбирал жертву. - Вы - вахтенный офицер. Ваши действия?
- Докладываю... сообщаю... предпринимаю...
- Сдать вахту! Следующий...
- ...сообщаю... докладываю...
- Сдать вахту!..
Наконец-то, очередь дошла до химика.
- Ваши действия?
- Сдаю вахту, товарищ командир!
На этой весёлой ноте перешли к следующему эпизоду: сдаче зачётов по "Международным правилам предупреждения столкновений судов в море". Если бы не эти правила, начхим и не артачился бы. Но столько текста он и в стихах бы не выучил наизусть, а тут ещё вдобавок к этой непонятной и неподъёмной прозе по каким-то огонькам нужно было определять класс судна, его размеры, действия и ещё невесть что. И никому дела нет до того, что он не Вольф Мессинг, а химик обыкновенный.
Поднятая командиром вверх очередная карточка с несерьёзными кружочками разных цветов напоминала химику: он подкрадывается... Да нет - уже пришёл.
- Итак...
- Рыбак, товарищ командир!
- Штанга.
Через некоторое время очередная карточка смотрела на начхима круглым отверстием воронёного ствола. Но моряки не сдаются:
- Рыбак, товарищ командир!
Прослушав круг ответов более удачливых коллег, химик стоически вынес пытку очередной карточкой и выдал на-гора проверенную временем фразу:
- Рыбак, товарищ командир! - и по реакции командира с удивлением смекнул, что не промахнулся.
- Вот видишь, Сергей Леонидович, можешь, когда захочешь. А что, кстати, рыбак делает? (В зависимости от орудия лова и его размеров несутся разные огни. Прим. авт.)
Нет, это уже удар ниже пояса. Да и вопрос не блещет интеллектом. А что ещё рыбак может делать?
- Рыбу ловит, товарищ командир!
Химик расстроился даже, увидев расстроенное лицо экзаменующего, но виду не подал и держался молодцом.
- Пошли по последнему кругу. Сосредоточьтесь...
Но мысли всех уже были сосредоточены только на одном: неужели опять...
- Рыбак, това... - хохот, напоминавший рёв простуженных бизонов, поглотил остатки гениального то ли слогана, то ли рефрена.
В голосе командира не зазвучали стальные струны. Он как-то по отечески, мысленно выражая соболезнование юродивому, закончил истязание офицера:
- Ну, почему опять рыбак, Серёжа?!
- А они для меня все - рыбаки, товарищ командир...

Вагонная история

Не хочется прослывать жутким плагиатором, но история, которую я хотел бы рассказать сейчас, бродила, наверное, по всем родам войск, хотя принадлежность к любому из них в ней ни на что не влияла. Поэтому примите все, как есть.

Капитан-лейтенант Игорь Потапов был мужчиной неженатым. Связывать свою жизнь с какой-нибудь определенной женщиной в неполные двадцать семь лет считал делом преждевременным, справедливо полагая, что свое еще не отгулял. Срок окольцовывания Игорь для себя установил в тридцать лет, а до этого предавался радостям свободного общения с женщинами со всей широтой своей души и физических возможностей организма. Женскому полу Игорек нравился всегда, на недостаток внимания с его стороны не жаловался, и был любимцем всех одиноких женщин своего отдаленного гарнизона. В общем, когда уходил Игорь в автономку, провожали его, роняя слезы, сразу две-три подруги, а встречать могли с радостным визгом совсем другие, что на самом деле было Игорьку по барабану, и особого удивления у него не вызывало.

Нырнув в глубины Баренцева моря в начале мая, корабль Потапова вынырнул в конце июня, лихо бросил швартовные концы у пирса, и началась ускоренная замена экипажей. В очередной раз произошла спонтанное изменение флотских планов, как всегда сверхсрочное, так, что на прием-передачу корабля экипажам выделили ровно трое суток, и ни минутой больше. Игорь был командиром турбинной группы, «железа» на корабле у него было больше всего, а посему за эти три дня на берег он не сошел ни разу, подбивая по ночам акты вместо того, чтобы понежиться с одной из подруг в теплой постели. Особо по этому поводу Игорь не горевал, все же целый отпуск впереди, но напряжение молодого организма чувствовал сильно, особенно по утрам, страдая несгибаемой «шатровой» болезнью. Но поблажки себе офицер не давал. И были причины. Дело в том, что через неделю у его мамы в Питере был день рождения, маму Игорь очень любил, и очень хотел попасть домой именно к нему. Поэтому, стиснув зубы, расслабляться себе не позволял, добросовестно сдавал матчасть и надеялся, что в мамин праздник зайдет домой с букетом цветов и подарком. Судьба смилостливилась. Каким-то чудом командир умудрился за эти три дня выбить деньги для экипажа, получить их и выдать. Помощник командира, мобилизовав десяток грамотных мичманов, умудрился за последнюю ночь напечатать отпускные билеты, оформить проездные документы и закончить все необходимые для отпуска «бумажные» дела. Поэтому последний день сдачи корабля чем-то напомнил былые советские времена, когда одновременно с последним выходом экипажа на пирс, ему выдали отпускные документы и пожелали счастливого пути и хорошего отдыха. Событие сие произошло под вечер, и подхватив сумки с вещами, Игорь рванул в поселок. День рождения мамы был послезавтра, времени оставалось в обрез, и Игорь знал, что если успеть на вечерний поезд в Питер, то послезавтра рано утром он привезет его в город трех революций, и он даже успеет купить достойный подарок. В летний период рассчитывать на самолет было глупо, билетов все равно не купить, и поезд оставался единственным реальным способом попасть домой вовремя. За неполный час, пока Игорь собирал пожитки в своей однокомнатной холостяцкой квартире, его успели навестить три подружки, прослышавшие о возвращении своего любимца. Игорю стоило большого труда выпроводить навязчивых посетительниц, хотя сердце, да и не только оно, болезненно сжималось, когда приходилось, применяя легкие физические усилия, подталкивать девушек к двери. В один из моментов Игорек даже чуть засомневался, ехать или нет, но в последний миг чувство долга взяло свое и, закинув сумку с вещами за плечо, он рванул к автобусной остановке. Надо сказать, что в отпуск Игорь ехал в полной форме офицера ВМФ, зная, что мама любила видеть его в таком виде.

В Мурманск Игорь поспел за полчаса до отхода поезда. В кассе остались лишь плацкартные билеты, но выбирать не приходилось, и Игорек, взяв билет, рванул на перрон. Попутно офицер, истосковавшийся за время автономки по свежим фруктам и овощам, прикупил у заезжего торговца-азербайджанца пару дынь и целую сумку груш. Вагон у Игоря оказался предпоследним, и он влетел в него аккурат перед тем, как тронулся поезд.

Плацкартный вагон был полупуст. В своем бездверном купе Игорь обнаружил лишь очень даже симпатичную девушку лет двадцати пяти и сидящего напротив нее мужчину далеко не средних лет, явно командированного, с выпирающим животиком и явным интересом к девушке. В вагон попутчики попали, судя по всему, задолго до отхода, так как столик был заставлен закуской, а посредине возвышалась причудливой формы бутылка с каким-то иностранным коньяком. Стаканы были наполнены.

- Здравствуйте! - девушка мило улыбнулась вошедшему Игорю.
- Здравствуйте!!! Соседями будем. За знакомство!!! - воспитанный во флотских традициях офицер воспринял налитые стаканы как сигнал к знакомству, и не садясь, поднял один и лихо опрокинул в рот. Девушка радостно захлопала в ладоши и засмеялась. Мужчина тоже улыбнулся, правда, как от зубной боли. Коньяк Игорю не понравился. Впрочем, как и попутчик. От обоих явно несло плесенью.
- Капитан-лейтенант Потапов Игорь Владимирович. Военно-морской флот. - Игорек представился, снял фуражку и, достав из сумки дыню, выложил ее на стол.
- Угощайтесь!
- А меня зовут Надя,- девушка продолжала улыбаться. - Я в институт еду после каникул.
- Виктор Сергеевич, - сухо представился мужчина, - присоединяйтесь, раз уж такое дело.
- С пустыми руками - никогда! Наденька, золотце, не сочтите за труд, сполосните груши с дыней, а я пока быстренько найду вагон-ресторан и запасусь всем необходимым для интеллигентного, и главное, нескучного общения.
Виктор Сергеевич, исподлобья наблюдая происходящее, неодобрительно хмыкнул:
- Вы, Игорек, прямо как ураган. Прибежали, всех на ноги подняли...
На бурчанье более великовозрастного ловеласа Игорь ровным счетом внимания не обратил, так как принял твердое решение его пойло больше в рот не брать, и девушке не позволить.
Вагон-ресторан был закрыт. Отправление поздно вечером подразумевало его открытие только с утра. Но истосковавшийся по людям Игорек излучал такую ауру любви ко всем окружающим, что семипудовая буфетчица за пять минут растаяла под неукротимым напором симпатяги в погонах и выдала ему на гора пару бутылок не самого плохого марочного вина, бутылку самого настоящего армянского коньяка и кучу всевозможных вкусностей, правда, не забыв облегчить кошелек Игорька на изрядную сумму.
Вагон был тих. Большинство пассажиров тихо-мирно завернулись в простыни и предавались сну. В купе Игоря и ждали и не ждали. Надя гостеприимно улыбалась, а Виктору Сергеевичу сам факт наличия под боком молодого, симпатичного офицера, видимо, не очень окрылял. Скорее всего, он в глубине души надеялся, что капитан-лейтенант, добравшись до вагон-ресторана, надерется там до состояния счастливого визга, и как минимум до завтра в купе не вернется.
- Ну, садись, моряк, а то мы думали, что ты уже не вернешься.- Виктор Сергеевич смирился, но инициативу в действиях и разговоре терять не хотел.
- Не дождетесь!!! Давайте еще раз за встречу! - с ходу предложил Игорь и, откупорив бутылку, наполнил стаканы. Потекла неспешная дорожная беседа, прерываемая лишь очередным тостом. Каплей по природе своей был человеком словоохотливым, поговорить умел и любил, чем, кстати, более всего и нравился женщинам, которые, как известно, любят ушами в первоначальной фазе знакомства. В общем, Игорек справно журчал о морских глубинах, опасностях и невзгодах, подкрепляя все невероятными примерами из собственного опыта. Весь вагон уже давно погрузился в сон, а Игоря все несло и несло. Надя восхищенно смотрела в рот героическому подводнику, а Виктор Сергеевич иногда делал неумелые и безуспешные попытки перехватить лидерство в компании на себя. Когда это не получалось, он в очередной раз предлагал наполнить бокалы и хмуро опрокидывал спиртное в рот, не обращая внимания на искрящиеся тонким флотским юмором тосты Игоря. В один из моментов Надя, слегка обалдевшая от выпитого вина и рассказов офицера, предложила выйти в тамбур покурить. Игорь с готовностью согласился. Надя вышла из купе, а Игорь стал рыться в карманах мундира, разыскивая сигареты.
- Подожди-ка моряк!- Виктор Сергеевич дернул офицера за рукав. Зажав в руке пачку сигарет, Игорь повернулся.
- Знаешь, дружище, я с этой девочкой еще на вокзале познакомился. Ну, а уж когда мы в одном купе оказались... Короче, моряк: по совести эта красавица за мной. И если ты настоящий мужчина, то мечи бисер и дальше, но через полчасика свали куда-нибудь, хоть в тамбур на минут двадцать. Я успею..- Виктор Сергеевич посмотрел в глаза Игорю, и многозначительно опустил вниз оконную шторку.
Игорь все понял. Старый развратник положил глаз на Надюшу, а он, болтун и хохотун, этого сразу не приметил, да и откровенно говоря, в учет этого несвежего пенсионера в учет не принимал. Конечно, уступать молодую студентку этому «вечно командированному» не очень-то и хотелось. Уж очень аппетитно выглядела девушка Надя, успевшая к этому времени переодеться в домашний халатик. Аппетитная и упругая даже с виду грудь не менее третьего размера, длинные и стройные ноги, как по заказу выползающие чуть не до пупка из-под халата при каждом движении, ну и все остальные немаловажные для женщины, а тем более для мужчины детали.
Воспитанный капитан-лейтенант вздохнул, и, бросив в уголок губ сигарету, вышел в тамбур. Алчно бросавшая плотоядные взгляды на Игоря последний час девица Надя терпеливо ждала его в тамбуре, не прикуривая. Закурили. Игорь, твердо подавивший основной мужской инстинкт, уставился в окно и молча жевал фильтр сигареты. Подзахмелевшая Надюша не заметила перемены в настроении офицера, и доверчиво прижавшись к плечу Игоря, щебетала и щебетала... Она оказалась студенткой третьего курса то ли мединститута, то ли пединститута, возвращалась в Питер после каникул, и вообще обожала моряков. Кто такие студентки-медички, Игорь хорошо помнил еще с курсантских времен. Огонь-женщины! А как анатомию знают... досконально! Но... Отогнав от себя всяческие «грязные» мыслишки, Игорь, легонько подтолкнув девушку, направился обратно в вагон.
Виктор Сергеевич уже занял «боевую» позицию, улегшись на свою нижнюю полку, накрывшись простыней и демонстративно вывесив дорожные, спортивные шаровары над головой.
- Ну что, Наденька, дадим нашему дяде Вите немного посопеть... Да и ты, лапочка, спать ложись. А я пойду омою свои бренные чресла. - Игорь решительно бросил полотенце на плечо и аккуратно передвинув замершую от удивления девушку, направился в туалет.
- А я? Может, мы...Рано еще....- разомлевшая от военно-морского обаяния каплея девушка решительно не была готова к такому повороту событий.
- А по мне уже поздно... -брякнул Игорь и растворился в вагонном коридоре.
Так с полотенцем на плече и мыльницой в руках Игорь и просидел в вагоне-ресторане около часа вместе с бутылкой конька, пытаясь разобраться в правильности совершенного по отношению к безусловно благоволившей ему студентке. Потом ресторан закрыли, и Игорь двинулся по направлению к своему вагону. В довольно безлюдном вагоне стояла тишина. Подходя к своему купе, Игорек вдруг услышал Надюшин голос, причем на повышенных тонах. Что она там говорила, он не понял, так как звуки перекрывало мерное постукивание колес. Игорек тормознул свое продвижение и прислушался. Какое-то мгновение было тихо, а после, перекрыв даже стук колес, раздался громкий и отчетливый звук полновесной пощечины. Игорек улыбнулся. Наверное, этот пузан целый час пытался подобрать ключики к студентке, а именно сейчас перевел общение в завершающую фазу, да только крайне неудачно... Неожиданно обрадованный офицер решил дать немного времени конфликтующим сторонам на снижение напряженности, и вернулся в тамбур перекурить.
Когда минут через пять Игорек оказался в своем купе, картина была такая. Виктор Сергеевич лежит, укрывшись одеялом с головой, лицом к стенке, как будто его здесь и нет совсем. Причем, спортивных шаровар тоже нет. Замерз, наверное, со злорадством подумал Игорек. Надя тоже лежит. И она лицом к стенке. Только не укрывшись, а просто запахнувшись халатиком. И не видно, спит она или нет, только вот лежат оба неподвижно, как будто и не было минут пять назад здесь громогласных шлепков по мясу. Игорь раздеваться не стал, а тихонько взобрался на свою верхнюю полку, улегся и уставился в потолок. Сон не шел. Полежав какое-то время, Игорек свесил голову и посмотрел вниз на Надю, койка которой были прямо под ним. В чем прелесть полярного дня, так это то, что светло и солнечно. И главное - все видно! А под ним так красиво лежала очаровательная девушка. Нет, под Игорьком, естественно, частенько лежали девушки, но вот в таком ракурсе, с высоты полутора метров разглядывать спящую красавицу ему как-то не доводилось. Халатик, как будто невзначай распахнутый, обнажил почти до бедер красивые, сильные, и в то же время стройные и породистые ноги. Волосы разметало по подушке, а подложенная под голову рука так интересно собрала складки на халате, что позволяло безошибочно судить об отсутствии на девушке бюстгальтера, да и честно говоря, обозревать грудь и оценивать размер симпатичных сосочков. Военно-морские офицеры - существа по определению безрассудные, а уж после почти целой бутылки конька, так просто безбашенные. Игорю вдруг, практически до боли в пахе, захотелось погладить грудь этой девчонки. Стараясь не издавать никаких звуков, он потянул руку вниз. Длины руки не хватало. Тогда Игорек окончательно перевернулся на живот, зацепился ногой за прикроватную полку, и теперь уже свесил вниз половину туловища. Поза была еще та. Раскоряченный мужчина наполовину свисает с койки, одна нога в неимоверном изгибе зацеплена за полку, другую день некуда, поэтому она просто согнута, чтобы не мешать, а обе руки свисают вниз. Ну, как согнутая на половинки лягушка, просто... К свесившейся вниз голове Игорька мгновенно прилила кровь, обильно сдобренная алкоголем, и он, уже не задумываясь о предполагаемых последствиях, погладил девушке волосы. Та никак не среагировала, но Игорь спинным мозгом почувствовал, что она все же не спит. Продолжая мягко и нежно поглаживать, Игорь постепенно сдвигал руку все ближе и ближе к заветному воротнику халата, за которым открывался оперативный доступ к этим заманчивым и упругим на взгляд грудям. Надюша продолжала неподвижно лежать, никак не реагирую на поползновения Игорька, но его руки уже чувствовали, что она дышит она уже чаще и глубже. Наконец руки опустились до желанной ложбинки, и пальцы коснулись груди. И в этом моменте девушка вдруг резко соскочила с кровати и встала в проходе. От этого резкого реверанса Игорь потерял равновесие и чуть было не навернулся с койки вниз, прямо под ноги Надюши. Слава богу, нога была в крепком зацепе с полкой, да и мужской орган офицера, к этому времени окрепший до боевого состояния, и тоже сыгравший роль своеобразного тормоза, не дали телу сверзнуться вниз. Надюша же, приложив палец к губам, поманила за собой и вышла из купе. Спустившись, Игорь бросился за ней. У самого выхода из вагона он догнал ее. Поцелуй длился несколько минут, в течение которых Надюша, в буквальном смысле, остро почувствовала донельзя окрепшее желание пламенного офицера, да и у нее самой от возбуждения сердце выскакивало из груди и начали подкашиваться ноги.
- Милый. Я тебя прошу... только не в туалете... только не в туалет...
Как бы не был возбужден Игорь, но таинство акта он уважал, и гальюн считал местом непотребным для соития. Оставался только тамбур. На счастье тамбур был относительно чист. Лаская и целуя друг друга, пара обтерла все стены, и когда разгоряченная до бессознательности Надюша попыталась скинуть халат, под которым, кстати, вообще ничего не было, Игоря посетила одна неприятная мысль. Тамбур - это проходной двор раз, хотя сейчас уже ночь, и мало вероятно, что кто-то будет шататься. Но все же. И еще поезд имеет свойство останавливаться. А это пассажиры, проводник, станция... Это два. Желание-то от этих мыслей у Игорька не пропало, но ощущение неопределенной опасности осталось. Поэтому он не дал Надюше окончательно обнажиться, а наоборот запахнул на ней халат, развернул к себе задом, и, уперев ее лбом в дверное окно, придал ее телу позу, на флотском языке называемую, «а-ля кальмар». Потом закинул халат на спину и ... Судя по звукам, Надюша была на седьмом небе, да и стекло в которое она упиралась, даже вспотело от ее дыхания.
- Как же хорошо, милый....Еще...еще...Аааа....
А вот милому было не так хорошо. Ощущение стремности ситуации и необходимость вращать головой, зорко оглядывая двери тамбура и пейзаж за окном, не повлияли на стойкость организма, но затормозили некоторые внутренние процессы, доводящие все дело до логического конца. Качанье маятника продолжалось уже минут десять, и в тот момент, когда студентка уже практически утратила ощущение реальности от удовольствия и, закатив глаза, только охала и подвывала, не в силах даже прошептать хоть что-то членораздельное, открылась дверка тамбура, ведущая в вагон.
В тамбур начал протискиваться какой-то седовласый старичок, годков так под семьдесят. Ну вылитый дед Щукарь. Игорьку ничего не оставалось делать, как, повернув голову, изобразить на лице, какое-то подобие трагической маски, и глазами показать на тело перед собой. Дедок оказался сообразительным, и жестом успокоив Игоря, тихонько вернулся в вагон, без стука закрыв за собой дверь. Распаленная страстью Надюша этого афронта не заметила и продолжала метаться под поступательными движениями офицерского тела. Надо понять, что никакого положительного импульса в психологическое состояние Игорька этот эпизод не внес. Апофеоз никак не наступал. Наверное, еще минут пятнадцать Надюша получала удовольствие, когда, наконец, подошла финальная концовка. Распалившаяся студентка повисла на шее усталого Игорька и покрывает его лицо страстными поцелуями, обещая все на свете, только чтобы этот марафон они смогли продолжить и завтра и послезавтра в Питере, и в любое свободное время, в любом доступном месте. У самого же Игорька от такой длительной, практически шахтерской работы, трясутся ноги, и всего два желания: покурить и рухнуть в постель. Не мешая Надиным лобзаньям, Игорь осторожно закуривает, поглаживая девушку, облепившую его объятьями, как осьминог. Потом Надюша еще раз сладострастно целует его в ухо, и прошептав:
- Мне надо в туалет, сам понимаешь, милый - открывает дверь и упархивает в вагон.
И в этот момент она открывает дверь вагона, в тамбур заглядывает тот самый дед Щукарь, осматривает обстановку, и, повернувшись назад, громогласно сообщает в вагон:
- Да все уже!!! Успокойтесь, он ее уже вы...л!!!
И сам первым проходит через тамбур в другой вагон. А за ним следом, практически строем еще человек сорок, не меньше. Причем каждый проходящий пытался выразить свое личное отношение. Кто заговорщицки улыбался, кто брезгливо и с порицанием воротил нос. Одна тридцатилетняя пышечка, кокетливо улыбаясь, показала остренький язычок, а группа молоденьких девочек- тинэйджеров, уважительно обозрев фигуру подводника, практически хором выразили желание заняться с ним массовой терапией. Все бы было ничего, только вот стоял обвитый дамой Игорь в тамбуре в военной форме, ну по полной летней форме одежды, в рубашечке с погонами, только без галстука и фуражки. Когда шествие закончилось, последнюю точку во всем поставил проводник их вагона, проводивший эту делегацию и выразивший свое отношение к ней всего одной фразой:
- Ну, ты, мужик, даешь...
Надюша, всего этого демарша не видела по причине того, что юркнув в туалет, пробыла там минут десять, старательно вымывая следы любви с тела. После того, как Игорь уложил ее спать, от усталости уже и не пытавшуюся трепыхаться, у этого самого проводника выяснилось, что как раз перед этим рейсом управление железных дорог решило подзаработать, и, переоборудовав один из вагонов в видеосалон, снабдило именно их поезд этим вагоном. А так как это было в новинку, да и поставили на последний сеанс какой-то новый эротический триллер, то ли «Цвет ночи», то ли «Дикую орхидею-2», ну, кино со стонами и воздыханиями. Народу в видеосалон набилось под завязку. И этот массовый исход на просмотр прошел что для Игоря, что для Наденьки незамеченным. Мало ли кто по поезду вечером шатается. А когда кино кончилось, дедок это, самый первый с началом титров стартанул, чтобы со своей старческой походкой у других под ногами не путаться. И как только выпал на парочку в тамбуре, самоотверженно сдержал всю толпу, рвущуюся по своим купе, популярно и громко объяснив ситуацию:
- Подождать надо! Там моряк телку имеет...
Наверное, просмотренный фильм повлиял, или просто народ отнесся с пониманием, но только стояли все до тех пор, пока периодически заглядывавший в щелку дедок, не объявил, что дело сделано, и можно, продолжить движение.
А когда утром Игорек отправился в вагон-ресторан завтракать, он понял, что в этом поезде он чрезвычайно популярная личность. На всем пути следования он ловил на себе любопытные взгляды пассажиров и проводников, а кое-где его еще и приветствовали одобрительными возгласами. Поэтому, пройдясь по составу с утра, Игорь залез на свою койку, и носа оттуда не казал до самого Питера. Надюша же, по причине вечернего выпадения из действительности, никак не могла понять резкое охлаждение такого выносливого офицера, и даже пыталась прилечь к нему на его верхнюю койку. Все ее попытки закончились фиаско, но уже на подъезде к вокзалу немного упокоившийся Игорь все же записал ее номер телефона и адрес. И через какое-то время в Питере они встретились.
Хорошо все, что хорошо кончается. Но с тех пор есть такое место, где Игорь Потапов никогда не испытывает желания обладать женщиной. Это поезд, и тем более, тамбур вагона.

- Да не могло такого быть! В жизни не поверю!
- Не веришь? Да ты у Олега спроси! Мы с ним на этой боевой, на одном корабле, в одной каюте четыре месяца торчали!
- А чего не верить-то? На нашем флоте и не такие истории случались!
(Из разговора одноклассников на годовщине выпуска одного из ВМУЗов)

НЕПРАВДОПОДОБНАЯ ИСТОРИЯ

«Время..., Шапка..., Добро...,* - бежали глаза командира по радиограмме, - трюмного ко мне!
Утомленный сторожевик с надеждой ожидал встречи с танкером. На «Рьяном», скрипя зубами, давно пили опресненную воду, а пустеющие закрома провизионок не давали возможностей для маневра корабельным кокам. Макароны «по-идиотски» опротивели настолько, что тушенка перестала появляться даже на потаенных каютных посиделках. Впрочем, и с другими компонентами к подобным мероприятиям были проблемы. Спирт, по слухам, в мизерном количестве имелся только у командира, тщательно оберегавшего «шило» на черный день.
- Разрешите войти, - старший лейтенант Кожинский переступил порог командирской каюты.
Кэп, оторвавшись от чтения лежавших перед ним документов, внимательно посмотрел на помятое послевахтовым отдыхом лицо корабельного трюмача. Подобный интерес, казалось, мало смущал Михаила. Застенчивый в жизни, он всем своим видом пытался показывать, что его, «старого питона»** волею судеб ставшего трюмным офицером, ничто в этой кораблятской жизни уже смутить не может. Демонстративно осмотревшись и не найдя проблем в интерьере командирской обители, заинтересовался лишь полулитровой бутылкой, стоящей на столе среди вороха бумаг. Содержание сосуда сомнений не вызывало.
- Сегодня рандеву с «Находкой», - перехватил командир взгляд Кожинского, - задача проста: необходимо обеспечить самообслуживание личного состава, но после завершения работы с танкером запас воды должен остаться полным.
- ЭТО забери, - кивком головы указал на предмет Мишкиного интереса, - отдашь, кому надо!
Спустя два часа офицер с подозрительным свертком перелезал через леера и прыгал на палубу пришвартованного рядом танкера.
- Кожиныч, какими судьбами? - раскрыл объятья знакомый помощник капитана.
- Нужно это...,- растерялся старлей от неожиданной встречи, - водички побольше от вас принять!»
- И водички, и солярки, и если нужно еще чего-нибудь нальем! - дыхнул перегаром гостеприимный товарищ, - Пошли со мной!
В каюте, куда привели Михаила, сквозь плотную пелену сигаретного дыма едва просматривались раскрасневшиеся физиономии бойцов танкерного флота.
- Хорошо живете, - разглядел трюмач многообразие застолья,- а это нам для закрепления знакомства не поможет? - и выставил на стол свою бутылку.
- Забери обратно! Мы на Камрань целых двадцать тонн такого зелья везем!
- Не совсем, правда, целых, - уточнил хозяин каюты, отдавая указания заглянувшему в каюту подчиненному.
Минут через тридцать активной фазы застольного единения с палубы покачивающегося за иллюминатором сторожевика успокаивающе донеслось: «Подана вода на каюты и умывальники!» и чуть позже: «Начать самообслуживание!» Там, на «Рьяном», с первыми ударами самозапорных клапанов и ревом обрушившейся в каютные бачки воды начался праздник если не души, то тела.
В каюте танкера в это же время разговоры вертелись вокруг сказочной цистерны со спиртом. Рассуждения о соединении «шила» с водой сменялись лукавым обсуждением проблем объема и плотности. Попытки поделиться облагораживающими суррогат рецептами прерывались тостами «За идеальное соотношение частей спирта и воды!» или очередным «За тех, кто в море!»
В голове быстро зашумело, но вспомнив об обязанностях, Михаил не без труда ретировался из шумной компании. Плутая по коридорам гостеприимного судна, он уже не удивлялся «возбужденному» состоянию попадавшихся навстречу членов команды.
На борту его корабля все шло по плану. По крайней мере, так казалось. По тамбурам и трапам хлопали запретные в обычное время «вьетнамки», тяжелый корабельный дух отступал перед освежающим запахом растворенного мыла. Не успел Михаил до конца оценить обстановку, как трансляция снова пригласила его в каюту командира корабля.
Перед командиром, сидевшим за столом в одних тропических шортах, стоял сифон с газированной водой, стакан и початая двойняшка бутылки, которую Михаил впопыхах забыл на веселом танкере. Неожиданный натюрморт озадачил, а пристальный взгляд начальника смущал необходимостью сдерживать дыхание.
- Много баек на флоте о трюмных рассказывают, - подставляя волосатую грудь под струю воздуха, гонимую тарахтящим вентилятором, начал командир, - но все они какие-то приземленные, с душком. У одних сточно-фановые системы не в ту сторону продуваются, у других топливо с водой, у третьих вода с соляркой.
«К чему это он? - недоумевал Михаил, - Неужели мои опять чего-нибудь начудили?»
- Но ты, я вижу, трюмный правильный, с воображением, - продолжал интриговать командир, - давно хочу с тобой поближе познакомиться. - Садись!
Ощущая подвох, Кожинский с опаской присел за дальний конец стола.
- Наливай! - волевая рука двинула бутылку в сторону трюмача.
- Не пью я... почти, - неожиданное предложение смутило Михаила.
- Неужели?
Нелепость ситуации, в которой оказался, заставила сделать попытку налить себе немного спирта, но указательный палец командира не дал бутылке в нужный момент оторваться от края стакана.
«Сколько здесь? Сто? Сто пятьдесят?- когда держал стакан наизготовку, прикидывал Михаил, - Лучше позже физиономией в подушку, чем сейчас лицом в грязь!» И, тяжко вдохнув, выпил содержимое. Но получилось плохо, от волнения поперхнулся, обожгло... А гостеприимный хозяин на помощь со своим волшебным сифоном не спешил. Придерживая баллон одной рукой, он, казалось, с сочувствием смотрел на бедолагу. Михаил, обливаясь непрошеными слезами, в отчаянном броске кинулся к умывальнику. Но живительная влага не принесла спасения. Клин клином не вышибают! В бачке не вода, а крепкая спирто-водяная смесь! Глаза окончательно вылезли из орбит.
- Вот так же и я... - сифон с водой подвинут в сторону страдальца.
... Аврал закончился. Командир корабля, стоя на крыле ходового мостика, с интересом наблюдал за лихими маневрами танкера, бравшего курс на Камрань. «Чего только на флоте не бывает? - вспомнил он невнятные предположения и оправдательный лепет захмелевшего трюмача, - Но этот танкер действительно НАХОДКА!»
* «Шапка..., Добро...» - Широта..., Долгота....
** «Старый питон» - бывший воспитанник нахимовского училища
"Со слов товарищей записано верно".
С уважением, V.V-rom :)