«Белочка»

Все неприятности на флоте в основном случаются по пьянке, если не считать обстоятельств непреодолимой силы, что на официальном языке называется форс-мажор. И совсем не имеет значения, в каком районе Мирового океана работает судно: в открытом море или в прибрежном плавании, первопричина большинства происшествий до икоты банальна, да и симптомы одинаковы, независимо от типа судна, часового пояса и времени года. И дело не в том, что большинство моряков потенциальные алкоголики, нет, просто 99% представителей этой мужественной профессии очень любят выпить, и с этим уже ничего не поделать. Такого множества причин совершить это действие нет больше ни у одного таинства.
Безысходность и бесперспективность службы - «шила» врезал, хоть не надолго, но полегчало.
Три месяца в рейсе, всё это время без зарплаты, и заходы в какие-то индейские деревни, где бусы уже мало кого интересуют - забодяжил бражки на томатной пасте, врезал, и опять полегчало.
Полгода ищешь селёдочные косяки, заходов нет вообще, в душе только солёная вода, всюду рыбий дух и после вахты - «пошёл все на палубу рыбу шкерить», а из добычи одна полудохлая путассу - выменяли прямо в море пять тонн рыбы на ящик «Рояля», врезали, и опять, вроде, неплохо.
Всё! Надоело! Насмотрелся на их райские кущи! Жаль, мы их в сорок пятом не добили!
Вся романтика куда-то девается после первого шторма и начинается тяжёлая мужская работа, которая иногда кажется бесконечной.
Столько лет на флоте, а всё семье чего-то не хватает. И опять пошёл на контракт, вроде в этой фирме платят вовремя и много. В круинговой компании подписался на четыре месяца вторым механиком на новый банановоз, который оказался тридцатилетней турецкой железякой. Фактически отмантулил полгода среди «филипков» и «мурмалайцев». Мастер - немец, хорошо, хоть дед - поляк, почти свой, было с кем выпить. Правда, халявщиком оказался, никогда за шнапс не платил, в кабаки не приглашал и всегда тырил последние полбутылки «вудки». Работник ещё тот.
- Во, дюра, а в дюре щур! Не, Васья, сам лазай! - вот и весь разговор. Что делать? Ключи в зубы и вперёд, а дед и три «филипка»-моториста, стоят, обеспечивают, фонариком светят.
У фирмы нет денег, чтобы купить один несчастный билет на самолёт. Ждал два месяца, пока пароход не зашёл в Ригу, оттуда кое-как на грузопассажирском микроавтобусе добрался до Питера.
Вернулся, как с войны. Тук, тук!
- Кто там?
- Кто-кто, Штирлиц в кожаном пальто! Так-то ты мужа с рейса встречаешь, я ж тебе звонил с парохода!
Что-то жена зачастила в местные командировки и как-то глазки опускает странно. Ну и чёрт с ней, все бабы - жабы!
Всё, что заработал, кончилось через месяц. То одно ей, то другое, то срочно отдохнуть и совсем не на даче.
- Ну на черт тебе в июне шуба? - опять вопли: Где деньги, Зин?
- Аааааа!- короче, всё свелось к меркантильному: Давай бабки и забирай тапки!
Собрал барахлишко, хлопнул калиткой, и на дачу. Красота, и ни одной «контры» на горизонте.
Отмылся, отъелся, отдохнул и две недели почти не пил, даже один раз в кино сходил. Что-то свербит где-то по миделю организма.
Поехал в Кронштадт, посмотрел с дамбы в море. Не пойду, никуда не пойду!
Врёшь, не возьмешь! А может, всё-таки последний раз и всё? Нет! Крепись, матросик! На берегу ведь тоже люди живут, и некоторые из них совсем неплохо. Всё, завтра буду искать работу.
Вот так, примерно, выглядит алгоритм исканий нового места в жизни моряка с высшим инженерным образованием, мужчины сорока - сорока пяти лет, в меру упитанного, в самом расцвете сил. Шерстим рекламные газеты, звоним друзьям, изучаем рынок труда. Жена, вроде, успокоилась, поняла, стервь, что в море больше не пойду.
А вот что это там вдоль бережка? Пароходы какие-то снуют. Жизнь кипит на мелководье. Поинтересовался.
- Мужики, как ваша фирма называется? Как, как? «Техфлот»? Очень интересно! А что делаете?
- Да ковыряем дно морское. То сваи бьём, то канавы копаем.
- А деньги? Что платят?
- Иногда платят, но мы привыкли, больно уж режим работы щадящий. Неделю спим на пароходе - две дома.
- А вам механики не требуются?
- А вон, видишь, плавкран на якоре стоит, там стармех «ласты склеил» прямо на вахте, видно выпил что-то технически непригодное. Возьми, вот, телефончик, звони в кадры.
Вот так большинство моряков находит себе место под солнцем на берегу, но с видом на воду. Да и очень непривычно пол жизни проходить по раскачивающемуся железному настилу палубы, и после отпуска на берегу не вернуться на своё судно. Моряк - это состояние души.
Взяли с руками и ногами - шутка ли, с восемнадцати лет на флоте. В кадрах проверили все документы, поговорили о светлых перспективах и после подписания трудового договора торжественно вручили направление на судно на должность старшего механика.
Утром следующего дня на катере на борт плавкрана прибыл новый дед. Катерок мягко ткнулся носовым кранцем в борт крана. На палубе никого. Да нет, вроде ходит по палубе какой-то волосан в домашних тапочках. Отлил прямо с борта, томно закатив глаза, долго тряс над волнами причиндалами. Ну вот, соизволил заметить!
- А вы кто? Как на борту оказались? - во вахта, даже катер не заметил.
- Да как, вплавь, как же ещё, вот сейчас отдохну, ласты просушу, и обратно, - сострил прибывший.
Вахтенный матрос на всякий случай выглянул за борт.
- Хватит трепаться, я новый стармех.
- Ух ты! - странно среагировал вахтенный и убежал в недра стального чудовища.
Плавкран - огромная самоходная платформа размером с футбольное поле. Кран грузоподъёмностью 100 тонн, серьёзная машина, ходовая рубка по левому борту. В ней никого. Не принято вахту нести, всё тихо и как-то по-семейному.
Через пару минут на палубу вышел человече в тренировочных штанах и тапочках на босу ногу.
- Сменный капитан плавкрана «Черноморец-49» Сидоров Николай, - представился вахтенный начальник, и даже свежий морской ветерок не смог унести в морские просторы стойкое амбре от вчерашнего.
День прошёл в беготне по судну, приёмке дел и знакомстве с экипажем.
Кран стоит метрах в пятистах от берега и периодически загоняет сваи в морское дно, на которых впоследствии родится новый причал нефтебазы. А что такое новый причал? Правильно! Это дырка в границе!
Утром трудяга-буксир ставит к борту баржу, загруженную по самые некуда огромными трубами. Двигатели запущены, на гаке болтается вибратор, который своими захватами берёт сваю и плавно вгоняет её в дно по строительную отметку. Красота, а не работа. Закончились трубы - стоп машина и в тряпки. Куда я попал? Это же рай земной, а не работа, что ж я раньше-то....
Перед тем, как до утра убыть в свою каюту, свеженазначенный дед решил совершить обход судна, как это и принято на флоте. На палубе рабочий порядок, в башне крана тихо и спокойно, как ночью в Багдаде. Мерно гудит под палубой дизель-генератор. Стармех открыл дверь в тамбур машинного отделения, свет не горел.
- Надо бы перед сном возбудить электромена, пусть новую лампу поставит,- подумал он и начал спускаться по трапу.
Спустился, осмотрелся - никого. Динамка крутит сама по себе, в машине бардак и никого! С твёрдым намерением разыскать вахтенного моториста и ткнуть его физиономией в отсутствие надлежащего флотского порядка, дед нажал кнопку авральной сигнализации. Но и на этот яростный призыв населения в машине не прибавилось.
Тело вахтенного моториста Мигалкина нашлось за ящиком ветоши под трапом. Тело лежало на скрученных пожарных шлангах, подоткнув под голову пучок ветоши, которой, судя по её состоянию, мореход начал делать приборку, но сломался раньше, чем закончил. По специфическому духу, который не мог перешибить даже запах солярки, стармех понял, что организм последнего пребывает в нирване, вывести из которой моториста не сможет даже внезапный ураган с ласковым именем Катрина. Дед кое-как вытащил хорошего из машинного отделения на палубу. Тело особо не дёргалось, но опасно порыгивало, мерзко при этом хихикая. Зачерпнув из-за борта ведро мутной воды, механик окатил уставшего моториста, но даже эта радикальная мера не изменила сложившуюся диспозицию. Теребить организм до того, как он воспрянет к жизни сам было бесполезно, поэтому, водрузив его на скамеечку, дед сам до утра периодически наведывался в машинное отделение для порядка и личного спокойствия.
Утром страдалец был обнаружен на том же месте, где и был оставлен с вечера, только в более скрюченном состоянии, по-видимому, из-за свежего ночного ветерка. Тело протяжно стонало, но при этом не шевелилось. Ещё пара вёдер забортной мути довершили процесс реанимации.
- Что ж ты квасишь, хороняка, если болеешь так на утро? Я теперь за тебя работать должен? Ты ж теперь дня два в себя приходить будешь. Пойди у капитана больничный попроси, а мне для начала - объяснительную на стол,- выдал стармех гневную тираду, но несчастный только мычал и раскачивался, обхватив голову руками.
Выясняя у экипажа обстоятельства личной жизни подчинённого, дед узнал, что родители Саши Мигалкина люди болезненно пьющие, и этот порок передался их сыну по наследству. Окончив речное училище, Сашка попал на древний «Волгл-Балт», который возил лес из Петрозаводска в Калининград в каботаже. Из-за слабости характера, вместо того, чтобы, наплавав положенный ценз, сдать экзамен на штурмана и перейти на суда загранплавания, он остался матросом-мотористом, но вскорости был списан с судна и уволен за непобедимую привязанность к огненной воде. С трудом он устроился на новую работу, где к его слабости относились с пониманием и даже сочувствием, ведь большинство членов экипажа и сами любили пропустить в любое время суток и совсем не по маленькой. Но то были взрослые люди, хлебнувшие морской жизни и знавшие меру. Сашка же, попав в этот коллективчик, медленно пропадал. Единственное, почему его не выгоняли с крана, было то, что Александр Мигалкин обладал безмерным чувством стыда, от которого на утро он страдал не меньше, чем от абстинентного синдрома. Ему было так стыдно, что хоть в петлю, но сделать с собой он ничего не мог, зелёный был сильнее.
- Прости, Петрович, больше никогда,- и так, как попугай, без остановки твердил проштрафившийся моторист.
- Да иди уж в тряпки, ты сегодня не работник. Поговорим, когда переболеешь,- пожалел несчастного дед, махнул рукой и удалился к себе в каюту.
Работы на сегодня не предвиделось, свай не было. Но рабочий день и вместе с тем судовые работы никто не отменял.
Под порталом башни крана отдыхал, прикрыв глаза, крановщик с витиеватым именем Викентий, да и отчество у него было не хуже - Модестович. Всё-таки архангелосы, а он был родом из Няньдомы - большие оригиналы! Завидев старшего механика, он принялся яростно размахивать кистью во все стороны, только не на то место, которое требовало подкраски.
- И ты, Брут!- подумал про себя Петрович, махнул рукой и спустился в машину,- Надо эту Гоморру прикрывать, не дай Бог, случиться чего, не хочется в Кресты на старости лет, да ещё из-за какого-то алкаша.
Энтузиазм крановщика тут же иссяк, и он улёгся в кильватер отдыхавшему на лавочке мотористу. Дед был прав. Не далее как полчаса назад крановщик застенчиво угощался вкуснятиной в виде спирта-ректификата из прозрачной двадцатилитровой бутыли с надписью «Яд» в компании своего закадычного друга - электромеханика. Электромен сломался раньше, поэтому решил отложить вкручивание лампочки на вечер.
На следующий день во время обеда в кают-компании стармех дождался, пока соберётся весь экипаж, закрыл дверь, чтобы никто не сбежал, и начал воспитательную работу.
- Я понимаю, что мы здесь живём, как на острове. Но хотите вы этого, или нет, но пьянки на судне я более не допущу! Дома вам жёны пить не дают, так вы здесь отрываетесь? Всё, шабаш, ещё одного прихвачу, хотя бы с запахом - предписание в зубы и в кадры, пусть руководство с вами разбирается. Я больше 20 лет на флоте, сам не ангел по части шнапса, но я не шучу! У вас две недели отдыха после вахты, пейте, хоть до посинения, но с этого дня на моей вахте сухой закон, а кому не нравится - пишите рапорт. У меня всё, - коротко и ясно завершил воспитательную беседу дед.
- Ну, ты загнул, Петрович, не было у нас до тебя таких порядков,- загундосил из своего угла, недавно вернувшийся из коматоза, электромеханик.
- Ты, касатик, на супчик налегай, оттягивает, - отреагировал Петрович,- После обеда принеси ко мне в каюту свою заветную бутылочку, а то выхлестаешь всё, нечем будет контакты протирать!
- Ну, дед, это уж ты загнул, Это моя справа, - возмутился владелец несметного богатства, в надежде на революционные проявления среди команды, но все уныло молчали, понимая, что на пароходе появилась власть.
- Это приказ, и это касается всех, - подытожил робкую попытку бунта на корабле стармех, - после обеда 15 минут на перекур и все по работам!
С этого дня бесконечные встречи друзей на судне закончились, народ, конечно, некоторое время повозмущался, но вскорости привык, к тому же позитив в части ведения судового хозяйства был налицо.
Незаметно подкралась осень. Задули северные ветра, частенько штормило, но строительство причала активно двигалось к своему логическому завершению. Сваи были забиты и началось бетонирование, так что с крана до ближайшей земли добраться проблем не составляло. Посему на судно зачастили комиссии, которые не без удивления отмечали возросший уровень порядка и дисциплины.
Вахты, как обычно, менялись по понедельникам, и вот в один из таких ноябрьских дней, моторист Сашка Мигалкин прибыл на судно, ведя себя как-то странно и временами неадекватно. Он отвечал невпопад, то смеялся, то плакал из-за всякой ерунды, типа сцены гибели главного героя в индийском фильме, да и в двери попадал со второго раза. Странности эти были заметны многим, но народ молчал, мало ли инфекций бывает всяких?
Ночью в каюту стармеха робко постучали. На пороге стоял электромеханик со скорбными глазами, как у спаниеля, который упустил утку.
- Петрович, я по машине обход делал, смотрю, а в котельном Сашка стоит на коленях и с котлом разговаривает.
- Ну всё, доигрался змей на скрипке, - буркнул под нос дед и принялся натягивать комбинезон,- Не иначе «белку» схватил наш моторист. Симптомы налицо.
Стараясь не грохотать по плитам машинного отделения, они тихо подошли к двери в котельное отделение. Там на коленях перед работающим котлом стоял Мигалкин и заглядывал внутрь через окошечко фотоэлемента, при этом повторяя, как заклинание: «Ведьма Ольга, выходи! Ведьма Ольга, выходи!»
- Ну, что, Вася, картина ясная. Давай буди штурманца, бегом в рубку и вызывайте скорую, а я тут подежурю, как бы этот шаман сам в котёл не залез.
«Скорая» приехала довольно быстро. Рослые санитары извлекли страдальца из машинного отделения, и крепко держа за руки с двух сторон, не торопясь, транспортировали тело к специализированной санитарной машине. Моторист Мигалкин с жёлтым лицом и синими, как у Веры Холодной, глазами двигался в сторону места погрузки, нестерпимо страдая и абсолютно не понимая, что происходит вокруг. На его гордо поднятой навстречу северному ветру голове развивались редкие светлые волосы вперемешку со снежинками. Окружающим со стороны могло показаться, что это великого и непреклонного стоика ведут к месту казни, но он при этом почему-то странно, как журавль выступает на негнущихся ногах по пути на эшафот, как бы продлевая время нахождения на этой стороне жизни.
- Ну что, доктор, это БГ? - спросил дед у врача «Скорой», который что-то царапал в своём блокноте непонятными для большинства мирян каракулями.
Доктор с присущим людям его профессии специфическим чувством юмора при здоровом цинизме, не отрываясь от каллиграфических упражнений, ответил:
- Да что вы, уважаемый, это не белая горячка, это скорее ОРЗ.
- Причём тут ОРЗ, он даже не чихнул ни разу!
- ОРЗ - это Очень Резко Завязал,- с гордостью поставил окончательный диагноз лекарь-юморист - Пил парень не менее двух недель. А это как штопор, выходить надо плавно. Ну да ничего, не первый случай. Сейчас мы его в больничку, там его, хорошего, подколят, прокапают, и через десять дней будет как огурец малосольный - хрустеть и пахнуть летом. Но больничный у него будет, так что не спешите с репрессиями.
Сашка начал буянить в машине, до него дошло, что эти гренадёрского вида ребята здесь неспроста, и повезут его явно не в санаторий. Он кричал и брыкался, откуда только силы взялись в его тщедушном тельце, но медбратья знали своё дело туго. И когда пинки и плевки пациента им надоели, они с профессиональным пониманием посмотрели друг на друга, и один спросил другого: «Может, галоперидол?»
После этих слов Сашка как-то сразу притих. Он не понял специальных терминов, но почувствовал, что если он не успокоится, может случиться страшное. Ребята в белых халатах на вид были серьёзные.
Моторист Сашка Мигалкин появился на судне через три недели со свежим, порозовевшим лицом и гордо предъявил командирам больничный лист без указания диагноза.
- Что делать с ним? - спросил дед у капитана. Страдалец понял, что наступил час истины и сейчас решиться его судьба. Голова его опускалась всё ниже и ниже, а здоровый румянец превратился в краску стыда.
- Я вижу два пути, Петрович,- после короткого раздумья сказал мастер - Либо мы его на лопату и за борт, то есть по собственному желанию на вольные хлеба, но тогда пропадёт парень. Кому нужен такой юный «синегал»? Либо пусть подшивается и тогда дадим юноше последний шанс.
- Что башкой трясешь, хороняка, выбирай! - включился дед.
- Я подошьюсь, слово даю, только не увольняйте,- тихо проговорил несчастный, и на глазах его навернулись слёзы.
Сашке поверили и оставили на судне, а он, честно выдержав процедуру, предъявил справку.
Его жизнь переменилась к лучшему, и это отметили все. Человек менялся на глазах.
Как-то сменный механик Юрик, шутник и балабол, придумал гадский стишок и прочёл его в кают-компании в присутствии Сашки.
Я лежал на полу, в углу.
Ты сказала, что всё ещё девочка.
Я подумал: Вот счастье пришло,
А потом оказалось, что белочка.
Народ засмеялся, а Сашка, как-то сразу побелев, стушевался и боком-боком вышел из кают-компании. Он потом долго не разговаривал с Юриком, пока тот не извинился. И все поняли, что Сашка твёрдо решил выздороветь.
Он и в самом деле больше не пил. Некоторые считали, что он здорово мучается, но подробностями он не делился. А через полгода он сдал техминимум и ушёл на вакантное место сменного капитана на буксир.
Сашка Мигалкин зашёл в каюту старшего механика, чтобы подписать заявление о переводе. Он присел на диванчик и явно собирался что-то сказать, но жутко стеснялся.
- Ну, всё, Саша, уходишь? Не пожалеешь потом? - спросил дед.
- Да, Петрович, ты был прав, надо расти, зря, что ли четыре года в бурсе учился,- ответил моторист. Потом, как-то резко покраснев и опустив голову, по своей неистребимой привычке, тихо добавил - Спасибо, Петрович, если б не ты ...,- и теранув глаза кулаком резко встал и вышел из каюты.
Дед понял, как тяжело дались его бывшему подчинённому эти последние слова прощания, не стал ничего говорить. Он устало вздохнул и закрыл за вышедшим дверь в каюту.


Краткий словарь специальных терминов.

Мастер - капитан судна.
Дед - старший механик.
Галоперидол - нейролептическое средство с выраженным антипсихотическим эффектом.
Филиппки - филиппинцы.
Мурмалайцы - все остальные пентосы.
БГ - белая горячка, в обиходе «белочка».
Динамка - дизель-генератор.
Бурса - просторечное название средней мореходки или речного училища.
«Волго-Балт» - не особо новый теплоход типа "река-море" грузоподъёмностью 2700т.
«Синегал» - человек, злоупотребляющий спиртным до такой степени, что кожа лица начинает приобретать синюшный оттенок.

Васька

Есть такие люди, которых, несмотря на солидный возраст и заслуги, все время тянет называть по имени. И порою не просто по имени, а - как это в русском языке называется - уменьшительно-презрительно.
Причем, упаси бог, никакой презрительности это именование не несет. Просто вот этот человек - не Виктор Федорович, а Витька, а та не Елена Андроновна, а Ленка... И причем, на всю жизнь.
Так вот, был у меня на корабле такой - Васька.
То есть, принимая пароход и знакомясь с офицерами и мичманами, как-то сразу определилось это.
Рыжий, с хитрющими выцветшими голубыми глазами, худощавый до болезненной худобы...
В общем, Васька.
И еще он пил. То есть, если на боевой, когда на первой неделе припасенные из дому «на праздник», «на новый год», « на день рождения» запасы выпивались ударно, он, в общем, скажем так, держался. И был неплохим старшиной моторной команды. Но вот в базе...
Но об этом потом.
Эта боевая для меня была очень тяжелой. Первая самостоятельная в должности командира, со всеми сопутствующими синяками и шишками, ломающейся матчастью, отсутствием нормального отдыха....
Но наконец - случаются же просветы и в беспросветной чехарде дней - на пятом месяце нам дали первый (и единственный) заход в столицу Средиземноморской эскадры - Тартус.
А надо на всякий случай напомнить читающему эти строки, что в те затейливые времена всеобщего застоя, Сирия, где и находится славный город Тартус, находилась с Израилем в состоянии войны....
Или как уж там точно по международному праву - и не упомню за временем и нежеланием шарить по Интернету.
Знаю точно одно - терводы у Сирии - двадцать миль, к Тартусу - коридор между двух «опасных от мин районов»... И все, находящееся в терводах Сирии без разрешения властей, рассматривалось сирийскими ВМС как вражеские (израильские) военно-морские силы, и подлежало в силу возможности немедленному уничтожению. И было все это абсолютно без шуток и дураков.
Так вот, возвращаясь от материй высоких международных к жизни нашей грешной, пребывание наше в Тартусе подошло к концу, экипаж и отдохнул и на берегу побывал весь до последнего матроса и «колониальными товарами» все закупились, и даже коридоры корабля пропитал незабываемый запах сирийского базара - кофе, кардамон, мускат, и что-то еще, что до сих пор назвать я не смогу.
Только иногда, в новых, современных магазинах, как-то вдруг появляется откуда-то этот незабываемый запах Востока, и начинает тоскливо щемить слева в груди, и хочется закрыть глаза и снова очутиться на развалинах Меркаба, на пыльной Тартуской улочке... или в бесконечных переходах Дамасского рынка с их запахами и чужой гортанной речью... И улыбнуться торгующему в лавочке, и сказать ему «Мархаба, садык» - и услышать в ответ: «Киф саха?»...
В общем, кончилось время отдыха. Вечером - сниматься, и - по плану. В ласковые, так сказать, объятия родного штаба эскадры, который (по слухам) уже нашил рукавиц из акульей шкуры, чтоб покрепче взять нас всех за причинное место.
Не хотелось с одной стороны экипаж понапрасну дергать заранее, а с другой - чтоб сразу народ в «рамки» вошел, но сниматься я решил экстренно, по тревоге.
Прикинули со штурманом, сколько идти, да сколько сниматься....
Короче, в назначенную минуту - дзын-дзынь-дзынь - дз-з-з-з-з-з.... «Учебная тревога, корабль экстренно к бою и походу приготовить»....
Поднялся и сам на мост, в кресло командирское устроился... Штиль... Дело к вечеру... закат... красотища...
- Товарищ командир, отсутствует на боевом посту старшина команды мотористов!
О-ппа!
И куда ж он делся?
- Механик, а в каюте смотрели?
- Смотрели.
- И?
- Да нету его нигде.
- А в носовых постах - холодмашинах, компрессорной?
- Счас пошлю...
- Пошлю... Я сейчас сам пошлю... и не только пошлю....
- Старпом, скомандуй по кораблю - осмотреть помещения.
- Мех - ищите, гады!
...А времечко-то идет. То есть по идее, шпилем уже крутить давно пора...
А тут и командир дивизиона Тартуского на связь вызывает:
- Добрый вечер. Что не снимаешься?
- Выбираю якорь.
- Ну давай.
А Васьки нету.
Состояние - прямо скажем. И мысли дурные в голову лезть начали: а что если... а если...
А тут еще зам по «мосту» кружит и бубнить про «измену Родине» начинает. Какая измена - остаться в малопьющей по определению мусульманской стране алкашу советскому... в дурном сне не придумать...
А комдив:
- Командир, в чем дело? Почему задерживаешься со съемкой?
- Выбираю якорь!
- Сколько можно якорь выбирать?
- На клюзе - двести десять (это при тридцати метрах под килем), скорость выборки якорь цепи - шесть метров в минуту. Все по плану.
- Ты не успеешь терводы пройти. Тебя же ...
- Успею.
...Мужики потом рассказывали - у комдива явственное желание начать биться лысиной об УКВ-станцию появилось...
- Ускорить съемку!
- Есть!
А Ваську найти не могут. Нету. Пропал мичман....
Народ по палубе из носа в корму бегает с озабоченным видом - ищут. На душе уже вполне даже тревожно становится... Конечно, замовские бредни - чушь собачья, но ведь нет человека. А вокруг - море. И течение здесь приличное вполне. А вдруг - выпал случайно... и плывет себе потихонечку к острову, к Руаду незабвенному...
- Мех, ты опроси народ, кто когда с ним последний виделся?
Минут через десять:
- Мостик - машина! Командир отделения мотористов говорит, часа два назад собирался катер командирский проверить!
- А смотрели в катере?
- Нет.
- Ну!!!
А катер-то вот он, под самыми иллюминаторами мостика. Подбежали... чехол приподняли... полезли.... Здесь!
Спит, скотина пьяная, на диванчике на кожаном, в салоне.... И бутылка арака рядом пустая...
- Боцман - шпиль полным!
- На клюзе - тридцать!
- Обе вперед - малый! Комдиву - снялся, действую по плану!
...Мужики потом опять же сказали, что только этот доклад спас радиостанцию от окончательного разгрома лысиной комдива. И весь оставшийся вечер он из каюты не выходил - только закуски из кают-компании ему таскали... Стресс снимал.
Но не только для комдива - мне такие выверты тоже не очень понравились.
По приходу в базу Ваську я вызвал и говорю:
- Мы служить вместе не будем. Ищи себе место по-хорошему. Не хочешь - перед следующим выходом по-плохому сниму.
Под это дело Васька стал пораньше порой со службы отпрашиваться... И приходить... с третьего раза с трудом попадая в створ трапа и в «антиалкогольных» очках...
Трудно ему место новое искалось.
И вот как-то заруливает ко мне в гости вроде как бывший крейсерский сослуживец, а ныне - механик на одной из плавбаз.
...Когда-то на крейсере, когда я стал уже «старым капитаном», и допустили меня дежурить - он, так как со мной в одной смене был, всегда дежурным по БЧ-5 заступал.
Дежурный по кораблю по инструкции может «отдыхать (спать) лежа в койке, не снимая снаряжения и обмундирования», с двух ночи до полшестого утра. В это время дежурный по БЧ-5 вместе с дежурным по низам бдят.
Так вот, стоило мне, сдав на время отдыха пост дежурному по низам, добраться до койки и расположиться там, «не снимая...», как в дверь раздавался осторожный стук и материализовывался на пороге дежурный механик Толя.
Текст был один и тот же:
- Слушай, горит внутри все - три капли, а?
Отказать страждущему - не в правилах офицера...
Наливал он себе ровно на три миллиметра в стакан, разбавлял, выпивал, благодарил и уходил нести службу...
Впрочем, ненадолго. Минут через тридцать снова осторожный стук, и снова -
- Я пароход обошел... все в норме... ты - отдыхай... Только еще чуть-чуть, а?
Надо ли говорить, что первое совместное дежурство я практически вообще не спал - частью из-за опаски, частью - из-за регулярного стука и просьб... Но потом убедился, что несмотря на то, что «потребляя» таким образом, Толя, выпивая в общей сложности за ночь стакан моего шила, службу нес преисправно и корабль действительно обходил и порядок соблюдал.
Так что впоследствии, дождавшись первого посещения, я обычно оставлял ключи от сейфа на столе... К чести сказать, с тех пор по ночам Толя меня не тревожил и «норму» потребления не перевыполнял...
Так вот, придя ко мне Толя - уже каптри и командир БЧ-5 - конечно как всегда начал с того, что внутри у него все горит, и как всегда нацедил себе ровно на три миллиметра в стакан...
- Слушай, у тебя мичман П*** служит?
- Служит.
- А правда, его к «Красной Звезде» за спасение атомной подводной лодки представили?
- Ваську?...
...Тут я вынужден сделать небольшую паузу, чтобы поточнее описать все, что успел прокрутить в башке за доли секунды: «Ваську - к «Звезде»?... Да его ...из партии за пьянь чуть не поперли... достал уже совсем... хотя - да, аварийную лодку мы обслуживали.... Васька там, правда, никаким боком... Толя бухает нормально, вон, рожа как красный помидор... конечно, старому сослуживцу свинью не хочется... но... А может, они нашли друг друга?...»
...Ваську - конечно!
Запинки моей он, слава богу, не заметил.
- А то он ко мне просится, а я узнал, что ты - командир, решил сам поспрошать. А как он по специальности?
- По специальности - ас (здесь уж я не соврал). В Средиземке антивибратор на главном дизеле развалился, крышка треснула - так все сам сделал. Молодец.
- Ну если так, давай еще три капли, и возьму я его, пожалуй.
На том и порешили.
Васька от нас ушел. Больше я о нем ничего не слышал, да и плавбазу ту перевели куда-то на Север или ТОФ...
Думаю, они с Толей действительно нашли друг друга.
А я расстался с Васькой - неудачливым Тартуским «дезертиром и изменником», «почти награжденным» орденом «Красной Звезды».
О чем до сих пор не жалею.

Усталая подлодка.

Как-то в стародавние времена, когда все было в дефиците, затеял мой друг Шура покупать автомобиль. Не новый, конечно, а так средней паршивости. Короче, договорился с владельцем "Жигулей" первой модели о приобретении этого четырехколесного чуда в городе Мурманске. И попросил меня быть консультантом. У меня к тому времени уже было подобное четырехколесное чудо. Назанимав необходимое количество денежных знаков, мы отправились за машиной.
Как назло, продавец, а он был из рыбаков тралового флота, экстренно ушел в рейс. И мы оказались в Мурманске в пятницу вечером с целой кучей денег, но без вожделенного авто.
Но коли приехали за сто верст, не возвращаться же назад, там более, что автобусы в наш городок уже ушли.
Куда податься вечером пятницы флотскому офицеру? Правильно - в кабак.
Некоторые из нас еще помнят, что такое попасть в ресторан в пятницу вечером в портовом городе.
Но мы попали, не в самом Мурманске, а в Росте. Там был замечательный кабачок под названием «Встреча».
Народу у входа полно, но во-первых, у нас были деньги, во-вторых, «Встреча» располагалась недалеко от Судоремонтного завода, где доковались наши лодки. И местом отдыха от служебных забот офицерского состава была как раз «Встреча».
За троячок нас пропустили внутрь и даже притащили два стула, один из кухни, а другой конфисковали у старушки гардеробщицы за пять рублей. Вернее, не конфисковали, а она за эту сумму готова была принести из дома последний стул.
Усадили нас у самой эстрады, оркестр наяривал во всю мочь. Сидя напротив друг друга, разговаривать было невозможно. Оставалось только приводить себя в то состояние, в котором никакая музыка не помеха. Что мы и начали с успехом делать.
Но что-то у Шуры переход в нирвану пошел значительно быстрее моего, очевидно, из-за того, что он так и не смог купить себе автомобиль. Когда он подобрался к пограничному состоянию «пьяный - очень пьяный», ему надоела музыка, которую исполнял оркестр.
Все помнят, что оркестру надо платить за песню по заказу. И публика исправно несла лабухам трешки и пятерки, заказывая милые сердцу мелодии и песнопения. Так вот, Шуре это категорически не нравилось. Как настоящий палубный офицер, он взял ситуацию под контроль. Протянув руку с зажатой в ней десяткой в сторону оркестра, негромко промолвил: «Усталую подлодку». Мгновенная реакция, и оборвав на полуслове какую-то песенку про "ля-ля", оркестр начал проникновенно исполнять "подлодку".
Сначала мне тоже понравилось. Даже появилось чувство законной гордости, мы же подводники...
Подходили простые полупьяные посетители кабака, предлагали оркестрантам трешки и пятерки, но неизменно получали ответ: «Вот товарищ капитан 3 ранга желает про подводную лодку, так что уберите свои так называемые деньги».
После, наверное, двадцатого подряд исполнения этой дивной песни я понял, что сейчас есть шанс получить от неблагодарной публики по мордасам, но это еще полбеды. Я углядел, что мой Шурик посылает оркестру уже не по десять, а по двадцать пять рублей. И это притом, что в те времена на полтинник можно было наесться любой патоки до отвала. Несложный подсчет показал, что уже пропето, а не пропито достаточное количество денег. Не помню, что я наобещал Шурке, но из «Встречи» мы убыли целыми и невредимыми. Но одну десятую часть автомобиля мы потратили на «Усталую подлодку», о чем и не жалеем.


Ты из плаванья придешь...

Мурманск на Севере всегда был центром цивилизации.
Театры, музеи и, конечно, кабаки. Кабаков было много. И, можно сказать, они были, как бы клубами по интересам или по профессиям.
В Росте, во «Встрече» собирались обычно офицеры с кораблей, которые стояли в ремонте на Заводе, в «Морском» на Морвокзале моряки дальнего плавания, в «Арктике», в новой, все кому не лень, командированные, гастролирующие артисты, в «Дарах моря» моряки тралового флота.
Как-то раз оказалось, что почти все офицеры нашей лодки попали в пятницу в Мурманск, а вернее, в Росту. Мы собирались в средний ремонт, и в Росте находилось Главное техническое управление Северного флота. Нужно было согласовывать ремонтные ведомости, и всех кого это касалось, отправили в командировку в Техупор.
Сделав свои дела, естественно, решили отметить это, как положено в ресторации. И как-то совершенно случайно оказались в «Дарах моря». Почему не во «Встрече», а потому, что рядом находился автовокзал и вечерком необходимо было ехать домой, а из Росты пока доберешься... Конечно, это были только благие намерения - домой, но они были.
Ну Дары, так Дары. Ужин по полной программе, танцы, у некоторых из нас хорошие знакомства с местным населением, лучшей его части с возможностью отправиться домой не вечерней, а утренней лошадью.
Было нас человек восемь, естественно, в форме. Вообще, в те времена ходить в ресторан по гражданке было неприлично, если у тебя есть форма.
Все бы было славно, и каждый из участвующих в мероприятии получил бы, что хотел. Но! Все погубила традиция заказывать оркестру песни. Сами знаете, это происходит во второй половине вечера, когда все уже достаточно расслаблены и деньги начинают жить в карманах своей отдельной от их хозяина жизнью.
Вот один из нас очень расслабился и поперся заказывать песни.
Хорошо бы только заказал оркестру песенку, но ему захотелось самому ее объявить.
Ну он и объявил. Помните, в начале повествования я говорил, что в этом кабаке «Дары моря» собирались моряки тралового флота.
Объявление номера прозвучало так: «А эта песня - подарок женам моряков тралового флота от моряков-подводников «Ты из плаванья придешь в октябре».
Стоит ли говорить, что благодарные мужья тралового флота вынесли нас из этого кабака, не дав даже возможности уплатить за выпитое и съеденное.

«Вдарим автопробегом......»


Я потом много сидел за рулем сам. Гонял машины из Тольятти и Ярославля на юг, в Ростов, мотался из Крыма в Подмосковье, попадал в аварии, ехал четыреста километров «на кукане» с выбитым лобовым стеклом...
Но все же из всех дорог эта - помнится до сих пор, хоть и прошло столько лет.

Тем, кто в пути.

При социализме законы были гуманные.
То есть сейчас - не знаю, с законом меньше сталкиваюсь, а вот раньше - приходилось.
Это я к тому, что был и такой закон, приказ министра Обороны вернее, что ежели корабль какой, к примеру, в ремонт идет в отрыве от родной базы, то офицерам и мичманам, оставившим свои "вторые половины" в базе, по истечении сорока пяти суток трудной и напряженной службы в заводских условиях - семь дней отпуска полагалось.
Вот так и ездили мы, бывало, Николаев - Севастополь и обратно.
Ну, насчет тяжелых заводских буден скажу только, что пиво в Николаеве было более чем превосходное, в ресторан можно было зарулить свободно себе с пятью рублями в кармане, а женщины Николаевские с детства видимо воспитывались в том духе, что не отдаться подгулявшему моряку - почти то же самое, что изменить Родине. Грех того же порядка, то есть.
Нда-а-а...
Вспомнилось, кстати, что когда сына моего занесло как-то в конце рейса в Николаев, и гулеванили они в кабачке припортовом, так «мамка» девок тамошних...
...(пропущено самоцензурой)...

Так вот, сообщение между городами нашими налажено справно было: три автобуса в сутки, и лучше всего, конечно, ночной. Уходил он из Севастополя в двадцать три с копейками, а в Николаев где-то в семь утра прибывал, так что на подъем флага вполне успеваешь.
Ну, летом хорошо. А тут, как всегда, внезапно осень подступила. А точнее, 26 октября 1975 года.
Я как раз в Севастополе побывку заканчивал, сел вечерочком в автобус - поехали.
Дело ночное, а как любой подготовленный офицер, спать я мог (и по сю пору могу) в любых условиях - задремал.
Проснулся от непонятного шума, происходившего от соседей по автобусу, вкупе с молчанием двигателя.
Через минуту ситуация была ясна предельно. Рейс прекращен.
Снегопад.
Да-да, я ничего не перепутал, именно в ночь с 26 на 27 октября 1975 года на юг Украины обрушился снегопад. Автодвижение встало.
Будучи офицером до ужаса исполнительным, и ощущая ответственность за своевременное прибытие в часть, я начал искать варианты, как же все-таки добраться до Николаева?
Отвечали мне должностные лица Новокаховского автовокзала, замученные тысячами вопросов одного и того же плана, скажем так, уклончиво, суммировать все сказанное можно одной знаменитой фразой, которая, как правило, переадресовывает вопрошанта на часть тела, хоть и имеющую головку, но крайне молчаливую.
Но по мере того, как настойчивость в достижении цели начала вызывать уважение у должностных лиц, получил я совет: сесть на городской автобус и доехать до выездного поста ГАИ, а там попросить гайцов подсадить на проходящую машину, ежели таковые будут в природе.
Что и было, конечно, сделано. Не стоит, наверное, упоминать, что в общем-то к военным - а морякам тем более - должностные лица относились в те стародавние времена с уважением. Так что заморенные погодой и обстановкой на трассе гайцы отнеслись ко мне с должным вниманием. Почитали отпускной, правда, похмыкали друг на друга глядя - и пообещали помочь.
Пробыл на том посту я тогда около часа - хоть гаишники и останавливали все машины подряд, проверяя документы и предупреждая о гололеде, но меня как-то сажать не торопились. Я было уже начал прилично замерзать.
Наконец, остановили они фуру «Совтрансавто». Может, помнит кто - была такая могучая организация, мотались они и по стране и за рубеж. Поговорили с водилой - зовут.
Старший гаишник на полпути к машине меня задержал - «Вот, - говорит, - подобрали тебе нормальную машину. Водитель первого класса. Счастливой дороги».
Ну а мне-то, в общем, тогда сугубо пополам было, какого там класса водитель, какая дорога. Замерз. Залез в кабину - отходить начал. Аппарат - «Колхида», сзади - холодильник-длинномер. Познакомился, обустроился - едем постепенно.
И вот по мере отходняка и продвижения вперед, стал я потихонечку осознавать, что совсем все не так просто, как казалось. То есть, глядя из кабины этой самой «Колхиды», я вдруг отчетливо осознал, что едем-то мы по натуральному катку. И, что интересно, многие по этому катку уже и не едут. То есть стоят - лежат по кюветам - кто на колесах, кто на боку.
Я было сначала дернулся - мол, помочь бы надо. А водила отвечает - видишь, народ нормально реагирует, что мимо проезжаем. Понимают, что начнем помогать - в лучшем случае - рядом окажемся. А так все живы - и ладно.
Дорога в Причерноморье, если ездил кто, ровная, в основном. Чумацкий шлях он и есть чумацкий шлях. Завалился на воз - и любуйся на красоту небес с россыпями звезд, да слушай стрекотание цикад, да напевай себе под нос песню без конца и начала про простор, про степь, да ковыли.....
Не в этот, конечно, раз.
И есть там местечко одно при подъезде к Ингульцу - тягун на подъем километра два, а потом такой же тягун - на спуск к Ингульцу.
Ползем мы по тягуну этому.... Доползли до гребешка....
И открывается незабываемая по своей красоте картина: стоят на спуске пара «Икарусов», а в аккурат навстречу по тягуну еще машины три тянутся.
То есть не остановимся мы - красивая и многочисленная каша получится, так как сползать мы уже начали, и разъехаться там втроем места никак нет.
Тормозить надо, однако.
Дальнейшие промежутки времени я с трудом вспоминаю, отчетливо запомнилось только поминание чьей-то матери водилой - и вдруг, вместо дороги - белая снежная степь до горизонта.
Вылетели мы в поле метров на сорок примерно - хорошо, видно, в этом месте кювет мелкий был.
Хотя, зрелище, мягко говоря, для военно-морского глаза непривычное: кабина - в одну сторону накренена, телега-«холодильник» - в другую.
Отошел немного, водителя спрашиваю:
- Что делать-то будем?
Он покурил, помолчал, и говорит:
- Я - аварийку ждать. Самому мне не вылезти. Ты - не знаю. Попробуй попутку поймать, если какой дурак остановится. Замерзнешь - греться приходи.
Так и порешили.
Вот тогда-то я в первый (и дай бог последний) раз понял, что такое чернозем.
Выпрыгнул из кабины - и по колено. То есть сверху - сантиметра четыре-пять снега, а под ним - болото из чернозема. Ну, делать нечего. Поплелся к дороге.
Вышел на этот самый гололед - каток катком - стою, голосую. Картина такая:
Стоит на абсолютно безлюдной дороге посреди «степу» лейтенант флота, сверху вроде бы вполне приличный, при фуражке, белой рубашке и белом же шарфе, а снизу по колено грязный. Голосует.
Будь я шофером, да хоть и не такая мерзостная погода и дорога, трижды подумал бы, стоит ли рядом с таким останавливаться.
Так что в основном мимо проезжал народ, не то что не останавливаясь, не делая попытки притормозить даже.
Подмерзать начинаю. Но стою. Чуда жду.
И случилось-таки. Остановился ГАЗон (маркировку, убей бог, не знаю) с прицепом. И Горьковскими номерами.
Подбегаю, водитель кабину открывает:
- Куда тебе?
Куда-куда. Да хоть куда угодно - лишь бы из этой диковинной степи смыться поскорее - хоть к какой-нибудь цивилизации....
Оказалось, в Херсон товарищ едет. Болты, гайки из Горького везет. Помнится тогда, отстучав зубами, удивился, что, мол, на Украине болты-гайки не умеют делать? Водитель похмыкал - а откуда, вроде, я знаю....
Едем потихонечку. Причем слово "потихонечку" в аккурат соответствует тому, как ехали мы. Освоился, разговорились.... Подъезжаем к Херсону, тут уж я совсем осмелел - говорю:
- Слушай, все равно - ночь, делать тебе нечего - может, и до Николаева довезешь?
Тут шофер на меня так посмотрел, что без слов понятно стало: надо сматываться. Вышел. Добрел кое-как до Херсонского вокзала, взял билет на какой-то утренний проходящий поезд до Николаева, перекемарил на широком вокзальном подоконнике...
Добрался, в общем, к утру.
А в Николаеве тоже праздник, посвященный внезапно пришедшей зиме.... Из всего общественного транспорта только трамваи и ходят. Ну и соответственно, попасть в трамвай... гхм... проблематично. Город - рабочий. Гегемон к станку рвется. Дисциплина.
Но - доехал до завода, с малым опозданием прибыл, доложился и был отпущен отогреваться в каюту, в виду смерзшегося внешнего вида.
...
...А вечером, в любимом «крейсерском» ресторане «Южный» - хоть там и не было света, был, как всегда, полный аншлаг... И стояли на столах свечи... и старенький еврей наигрывал на своей скрипке что-то печально-протяжное, и были друзья и водка, и какие-то другие, в колеблющемся пламени свечей люди... И поднималось из глубин что-то совсем незнакомое, и хотелось щелкать каблуками и целовать дамам руки...
И как туманом скрылись, смазались перипетии дороги, и холод, и грязь....
И уж сколько лет позади, но все равно, всплывает иногда в памяти каток шоссе, полет в бесконечность белого пространства и свечи и скрипка старого еврея....

ИЗУЧАЙТЕ КОРАБЛЬ!

Помощник командира крейсера по снабжению старший лейтенант Ольков двигался по правому борту второй палубы из носа в корму. В какой-то каюте его очень ждали. Вернее, не только его, но и ту банку, которую помощник бережно обнимал правой рукой.
Время было позднее, чтобы не сказать больше, и ничего не предвещало нештатных ситуаций. Но, как говорится, и на старуху бывает...
Контркурсом из сауны следовал Командир. Скрываться было поздно, да и недостойно офицера.
- С лёгким паром, товарищ Командир!
- Спасибо. А что это вы здесь делаете в такое время и с таким грузом? -
- Да...вот... спирт несу в пекарню на выпечку хлеба для всхожести дрожжей.
Действительно по технологии выпечки что-то там куда-то положено было добавлять. Хотя у кого рука поднимется так кощунствовать?! Но старого морского волка, каким был наш Командир, не проведёшь. Он хорошо знал своего ПКСа, тем более, что на “Минск” они оба пришли с крейсера “Мурманск”.
- Как интересно, Геннадий Викторович! Я давно мечтал посмотреть этот процесс. Проведите меня в пекарню!
Дело было на ходовых испытаниях. В пекарне всё ещё заправляли заводчане, и руки помощника (вернее, ноги) никак не доходили до этого злополучного помещения на N-ной палубе по N-скому сходу. Но надежда умирает последней. Был же ведь он там как-то, был! Да и таблички на сходах есть, и он ещё в состоянии их прочесть и идентифицировать, если необходимая спасительная надпись промелькнёт.
Классическая боевая пара, где ведущим был помощник, а добровольным ведомым - Командир, кружила и кружила на бреющем полёте из носа в корму, сверху вниз (и наоборот) по всем сходам до полной выработки ресурса командирского терпения.
- Ладно, Гена! Пойдём: покажу, где пекарня!