Курсант Фаловый

Дело было на «новом наборе» летом 1972 г. в родной «Поповке». В то время, пока вся рота постигала «азы» шлюпочного дела, наше отделение как могло приводило в порядок казарму: учились красить, белить циклевать... и, что самое интересное, чистить «очки» (в простонародье унитазы).
Так прошла приблизительно неделя. В это самое время рота начала ставить паруса..., а мы так и застряли на теоретическом курсе. Честно говоря, на шлюпочную базу не очень-то тянуло, мы уже привыкли к трудовой повинности. В «системе», освоились... Но пришёл час расплаты, надо было получать зачет по «парусу».
Утречком построились и в составе нашей в будущем «СЛАВНОЙ» 11-Б роты отправились в Нижний парк города Петродворца. Путь наш проходил по аллеям парка под пристальными (как нам казалось) взглядами весьма симпатичных девчонок. Пришагали мы к шлюпкам. Как водится, построились.
«По шлюпкам!». Забрались мы в неё родимую, сидим, ждём, смотрим на других.
«Рангоут ставить!» ... Пробуем взгромоздить эту тяжеленную штуку (мачту), ... взгромоздили, смотрим, чё остальные делают. Начали ставить парус (ох и тяжелый же, гад). Поставили. А мне в руки верёвка досталась (впоследствии я узнал, что она фалом называется), а как крепить ее, извините, никто не знает. Нашелся один знаток - Игорёк - подсказал: замотали, завязали «на бантик», сидим..., всё как у людей. В норматив уложились, радуемся!
«Руби рангоут!!!» Эта команда застала нас врасплох, не успели подсмотреть, как это делают наши коллеги..., а «рубить надо», причём быстро. Иначе «банан» (неуд) схлопочем, зачет не получим. Соображаем. По идее, надо потянуть за «верёвочку» парус и опустится... Развязали «бантик», хотели потянуть..., а тут как грохнется что-то сверху! Как долбанет по спинам товарищей курсантов! Выбираемся... Это «что-то» - парус и реёк (толстая, тяжеленная деревяха). Выбрались. Тут как тут преподаватель кафедры морской практики кап.1 ранга Серов (век его не забуду):
- Фаловый, ко мне!!!.
Молчок...
- Фаловый, ко мне!!! Едрёнть!!!
Молчим все-вдруг. А он так пристально смотрит на меня и снова:
- Фаловый, ко мне!!!
Тут я понял. Что это он меня так специально обзывает, чтоб виноватым сделать, наверное. Встаю и по всей форме докладаю:
- курсант Афанасьев. А он мне опять: - Ты фаловый?
Ответ: - Нет, я - Афанасьев!
- Ты фаловый! Едрёнть!!!
А это уже оскорбление. Я, конечно, понимал уже, что на флоте употребляют крепкие словца, но не ко мне же! Так мы препирались достаточно долго, пока мне с соседней шлюпки не объяснили, что Фаловый-Афанасьев одно и тоже лицо. А ежели так, то эту конструкцию на товарищей обрушил я. И не видать мне зачета по парусу как своих ушей.
Дальше началось прелюдное «избиение» Фалового-Афанасьева ( будущего кап.1 ранга, кандидата технических наук). Построили всю роту, кап.1 ранга Серов перед строем твердым голосом изрекает:
- Тщи курсанты!!! Сегодня произошел отвратительный случай! Курсант, как тебя там? (это я), выйти из строя...!
Выхожу. Кап.1 ранга Серов излагает суть отвратительного происшествия... Тут я начинаю потихоньку понимать, что не видать мне флота ни Северного, ни моего будущего родного - Тихоокеанского. Хоть сквозь землю провалиться, что ли, не тут-то было.
На следующем занятии всё начинается с порки Фалового. Кап.1 ранга Серов:
- Тщи Курсанты!!! Вчера произошел отвратительный случай! Курсант Фаловый - выйти из строя! Выхожу, склонив голову. Кап.1 ранга Серов излагает суть отвратительного происшествия...
Прошло три-четыре дня, Кап.1 ранга Серов:
- «Тщи курсанты!!! Вчера произошел отвратительный случай! Курсант Фаловый - выйти из строя!
Я начинаю понимать, что из училища меня пока не выгоняют, и я могу хоть как-то постоять за свою честь. Отвечаю робким голосом:
- Я не Фалофый. Я Афанасьев» и было это не вчера, а позавчера...
Кап.1 ранга Серов:
- Молчать!!!.
Так избиение «Фалового» продолжалось до долгожданного «зачета» по шлюпочному делу. А наша «гвардейская» команда прошла все «азы» не только шлюпочного дела, но и все премудрости Северного, Тихоокеанского флотов и Лен. ВМБ и дослужилась до высоких воинских званий от курсанта до капитанов второго и первого ранга.
P.S. Имя Игорёк и Кап.1 ранга Серов - подлинные, а меня кто знает - узнает.

Дуврский пролив

Ранним августовским утром восемьдесят седьмого года огромное и яркое солнце только начинало, лениво потягиваясь и играя лучами, выбираться из своей уютной спальни, устроенной где-то в глубине Северного моря. В предрассветном мареве четко были видны вколоченные в небо звезды, а отчётливая линия горизонта очерчивала терминатор слияния двух Океанов - небесного и морского.... Было самое лучшее время для «качания» звёзд, определения координат корабля при помощи секстанта. В пять часов мы уже были на астрономической палубе и занимались астрономией, а учебный корабль «Перекоп», тем временем, начал входить в Дуврский пролив, который на всех картах, кроме морских, по какому-то недоразумению, называют Па - де - Кале. Надо было спешить, звезды таяли, горизонт пропадал. Секстанты качались вверх - вниз и мы судорожно записывали время, углы и названия звезд....
Становилось светлее, исчезал горизонт, море сужалось. Я отложил секстант и замер. Никогда до этого момента мне не доводилось видеть ничего подобного. Да и потом, когда много повидал, никогда не испытывал такого восторга, удивления и предвкушения чего-то необычайного... Солнце вставало над Францией, слева, заливая ослепительным светом изумрудно-зеленый холмы, сбегающие к ровным пляжам.... Свет еще не пересек пролив и справа, совсем рядом (ширина пролива немногим больше тридцати двух километров), справа, затемненные, из воды вырастали меловые скалы Дувра, на английском берегу. Даже в сумерках, они отливали своей белизной и сливаясь с темнеющим небом, вертикальными колоннами пытались задержать продвижение Солнца. Все замерли, пораженные величием и красотой природы. А солнечные лучи стремительно бежали по каналу. И скалы вспыхнули, показалось, что загорелось море и огонь стремительно помчался наверх... Оказалось, что скалы совсем не мрачные и они совсем не средневековая мрачная крепость, а прекрасные алебастровые колонны, блестящие и отражающиеся в море. Я вертел головой, пытаясь запомнить навсегда то, что мне открылось в эту минуту - изумрудно мягкую Францию и чопорно-блестящую Англию, подсознательно уже зная, что никогда не испытаю подобного восторга.... А корабль шел вперед и берега удалялись друг от друга, приближался Английский канал, завтрак и развод на занятия. Впереди были Брест и Гибралтар, но уже никогда не было такого удивления и восхищения окружающим миром. Может быть, потому, что оно было первым?
Я закрываю глаза и снова вижу солнечные лучи, связывающие оба берега и опять поражаюсь великой красоте мира!

Прогары

Хрясь!!! Со злостью натянутый шнурок на кроссовках лопнул. Всегда так, когда торопишься. Быстро связав порванный шнурок простым морским узлом, с легким матерком, зашнуровал и помчался по срочным делам.
Осень 1972 года.
-Шнуууркии! - весело пронеслось вслед нам над сборным пунктом г. Ставрополя.
- Сапоги!- коротко и без злости ответили мы, и бодро промаршировали в направлении вокзала.
Нас, будущих моряков ВМФ СССР, ждал город-герой Севастополь.
С трудом застегивались пуговицы на негнущейся матросской робе. Не хотел влезать в петли брюк черный, блестящий флотский ремень. А вот, и шнурки. Длинные, кожаные, они просто не желали быть вдетыми в новые ботинки под романтическим именем «Гады». Да, такие не порвутся!
Туго зашнурованные ботинки, плотно облегали ноги, и было даже как бы комфортно. Но, уже вечером, во время вечерней прогулки, я вспомнил книгу о Бухенвальде, где узников заставляли разнашивать обувь для солдат Великого Рейха. Ноги горели, словно их опустили в кипяток.
Мероприятие с красивым названием «Вечерняя прогулка», меня разочаровало. Кто ж знал, что это получасовая маршировка по плацу. Каждый вечер. Всем учебным отрядом. И негласное состязание, кто кого перетопает, и громче проорет песню. Мы вбивали резиновые подошвы в окаменевший, расчерченный квадратами асфальт плаца, словно пытаясь оставить на нем свой след на память о пребывании в учебном отряде им. Октябрьского. Но на «Аллее любви» следов не оставалось, хотя отмаршировали на ней сотни тысяч ног. Топот стоял страшный, а модная в те времена песня «Прощай девчонка...., матрос вернется, ты только жди», заглушала все остальные. Со временем мы научились топать, изображая паровоз. Чтобы позлить старшин смен. Злили... . Прогулка продлевалась на 15-20 минут. Шнурки затягивались на совесть. Не дай Бог развяжется во время строевых.
Во время ненастья шнурки намокали, и становились скользкими, как черви. А с наступлением зимы я и вовсе разлюбил их. Если после строевых от шинели шел пар, то расшнуровать шнурки на «Гадах» замерзшими пальцами, было сродни развязыванию пятимиллиметровой проволоки. Они застывали, как сталь. Резиновая подошва становилась все тоньше. Кому «посчастливилось» попасть на Севастопольскую губу, ходили практически босиком. Там строевые интенсивней и оригинальней. И чувствовалось, что выданные на год, ботинки не доживут своего срока.
Но вот, и корабль!
И... . О, радость! Нам в первый же день их поменяли на обувь другого фасона. Под названием «Прогары». С резинками по бокам на подъеме, кожаной подошвой, более легкие, они были для нас сродни модельной обуви. Легко обуваемые, еще легче снимаемые, словно созданные для бега по палубе и трапам, во время боевых тревог. Те, с кожаными шнурками, оставляли черные полосы на чистейшей деревянной палубе крейсера и, наверное, на сердце у боцмана. И дошли мы в «Гадах» только до баталерки.
Некоторые моряки, для облегченного влетания с койки в «Прогары», делали разрезы на подъеме. Но это было чревато. При беготне по тревогам, разрезанные «Прогары» имели свойство соскакивать с ног, и в боевой пост любители модерна прибегали в одном прогаре, а то и вовсе босиком. И по отбою тревоги, медленно возвращались в свой кубрик, попутно спрашивая дневальных, не находились ли в их кубриках «Прогары».
А, уж если случайный кросс на берегу... .
Иным «Прогары» нравились больше, чем «Хромачи». Да и с клешами они смотрелись солидней. Один приятель умудрился сыграть ДМБ в прогарах, поменявшись с молодым на новые «Хромачи». А в «Гадах» несли вахты ребята из БЧ-5. На случайно оказавшемся масле или мазуте на пайолах, в «Прогарах» с кожаной подошвой, легко можно было кататься, как по льду, с вытекающими травматическими последствиями.
Привыкши к такой обувке за годы службы, долго искал на гражданке такие же. Попадались похожие, но все не то. А со временем и вовсе привык к гражданской обуви. А вот в памяти...
В памяти те первые. С кожаными шнурками. А это ребята даже не берцы. Гораздо страшнее.
Особенно зимой.

Крейсер «Мурманск». 72-75г.г.

Южная Родезия

Если, увидев название, кто-нибудь подумает, что речь пойдёт о далекой южноафриканской стране, ныне известной как Зимбабве. Или о копях царя Соломона, то он может сразу об этом забыть. Всё уже давно написано, такая вот подстава со стороны классиков. Верн, Хаггард, Киплинг. То, что не написали они, показал Голливуд и его филиалы, разбросанные по всему миру. Хотя, вряд ли они не соврали. И саму Южную Родезию на карте вы уже не найдете, да и стоит ли?
А посему, разочаровано вздохнем и поговорим об идиомах, коими богат великий и могучий русский язык. Никто не задумывался, чем так страшна «кузькина мать», и кто такой Кузька вообще? А чего стоит перешедший в наш язык истошный вопль румынских партизан, разыскивающих среди ночи мать погибшего товарища с очень неприлично звучащим на русском языке именем? Но, мы постоянно и, не задумываясь, их используем....
Я никогда не был в Южной Родезии и вряд ли когда-нибудь побываю, но каждый раз, когда, говоря словами Кинга или Шекли, боюсь ошибиться, «что-то страшное грядет», мне всегда вспоминается именно она, Южная Родезия....
- Что, студенты, все еще живы? Всё это время мы с вами в песочнице играли....
Старший лейтенант Макаров стоял перед застывшим строем первого взвода тридцать первой роты, которому предстоял очередной день практики в бригаде морской пехоты Краснознаменного Северного Флота. Застрявшее чуть выше линии горизонта солнце щедро поливало холодными, но яркими лучами заснеженные сопки и лужи под ними. Начинался новый учебный день первой половины мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Строй, одетый в шинели и каски, сжимающий правыми ладонями, сжатыми в кулаки брезентовые ремни калашей, а левыми прижимающие подсумки, настороженно смотрел за человеком с погонами старшего лейтенанта, над верхней звездой у которых лохматились дыры от вырванных с мясом звезд. За две недели курсанты постигли многое. Уже было не страшно пробираться по горло в снегу, ползти по непролазной грязи и окапываться в вечной мерзлоте. Мы уже поняли, что в жизни нет ничего приятнее команды «Отбой», а есть надо все, что дают, потому что, когда накормят в следующий раз, знает один наш взводный. И то, что кажущийся на первый взгляд нелепым, приказ несет в себе глубокий смысл и способен спасти жизнь подчиненным. Но мы еще не знали, что напоследок нам оставили Южную Родезию...
Макаров был серьезен и в этот раз не балагурил.
- Вас ждут танки. Это на первый взгляд не страшно, но это только, кажется. Главное - сидеть в окопе, врасти в землю, слиться с ней. Пока ты внутри, ты неуязвим. Закатать в Заполярье окоп нельзя. Гранит, мерзлота. Ваш враг не танк, а вы сами. Это и есть ваша Южная Родезия. Справитесь - будет с вас толк. Выскочите из окопа и побежите - офицерами все равно станете, а вот командирами вряд ли. Всегда в вас страх этот будет сидеть. Победите его, победите себя. Вопросы?!
Очень хотелось спросить, почему Родезия, да еще и Южная, но строй молчал, так же молча выполнил команду «направо» и побежал в сторону танкодрома...
Мы встречали танки в ячейках. В одиночных окопчиках, которые смогли выгрызть в промерзшей земле за три часа. На куче камней, так, чтобы видеть всю цепочку окопов, стоял Макаров, наш командир. Мне не было видно его лица, только застывшую фигуру, развернутую в нашу сторону. И я до сих пор очень хочу понять, о чем он думал тогда....
Было страшно...Странно, я же знал, что это все не по-настоящему. Очень хотелось выскочить из маленькой мерзлой могилы и бежать. А что ж тогда чувствуют, когда война, когда все всерьез? И если побежишь сейчас, то, что тогда? Лязг, небо затягивается тяжелым железным брюхом. Я лежу на самом дне, вжимаясь в камни, которые стали такими родными. А танк крутится на месте, земля, камни, какие-то ветки, всё сыпется вниз и засыпает. Ощущение, что хоронят заживо. Страшно, но бежать уже некуда, дорога к свету закрыта. Вот она и пришла, Южная Родезия, мелькает мысль. И странно. Становится спокойно, да и танк, похоже, сползает с окопа. Аккуратно переворачиваюсь на спину, и в глаза молотом бьёт солнечный свет. Корма танка удаляется, и из горла вырывается нечто непередаваемое и очень громкое. Руки рвут подсумок и кидают ему вслед учебные гранаты. Одну за другой.... И что-то меняется. Из окопов поднимаются совсем другие люди, еще не мужчины, но уже и не мальчишки. И ни один, ни один не побежал! А, стоя на куче камней, Макаров держит вверх оттопыренный большой палец и орет свое любимое:
- Моряк на суше не дешевка!

«Если безобразие невозможно предотвратить,
Его надо возглавить».
военно-морская и житейская мудрость....


Школа танкистов

Искусство управлять, судя по всему, заключается не только в выработке и реализации гениальных планов, доведения алгоритмов действий до подчинённых и взаимодействующих сил, но и в умении разрядить обстановку, когда она накалена до предела, направить «пар» в наименее безопасном направлении..... Этот постулат, несмотря на свою кажущую громоздкость, неоднократно доказывал свою состоятельность. В лейтенантские годы и потом, когда уже самому довелось покомандовать и поруководить....
На флоте, как и в любой замкнутой системе, существуют свои традиции, обычаи и понятия. Так между минерами и артиллеристами постоянно идет негласная борьба за лидерство. Представителям ракетно-артиллерийской боевой части, на первый взгляд, проще. Их просто больше. Поэтому, минеры, называемые так же румынами, берут нестандартными ходами и тем, что сами по себе они ощущают свою принадлежность к элите, потому, что практически поголовно окончили училище Фрунзе, т.е. бывший Морской Корпус. Где - то есть еще выпускники Тихоокеанского училища, но в Европе я их не встречал. Артиллеристы, или же, рогатые, в своем большинстве - калининградцы, выпускники нашего бывшего филиала. Раньше встречались и севастопольцы, но их всегда было меньше. Так и жили - они говорили, что мы пять лет в училище изучали торпеду, в год по метру, а мы просили их показать права на управление трактором и танком и называли танкистами. Это была постоянная конкуренция, которая, под умелым руководством могла пойти только на пользу.
Июль девяносто пятого. Завод «Янтарь», два года командировки, вместо заявленных полутора. Судьба большого противолодочного корабля «Адмирал Чабаненко» не определена. Страна дергается то ли в конвульсиях приближающегося конца, то ли в страшных родовых муках, пытаясь воспроизвести новый мир. Рапорта о возвращении на Север или увольнении в запас даже не рассматриваются. Дисциплина и самосознание резко падают вниз. Приближается День ВМФ.... Экипаж валится на глазах. Бытовые пьянки становятся обыденностью. Да, даже стоя у стенки, корабль живет. Тревоги, учения, задачи. Все дни расписаны по минутам, но маятник скрипит, инициатива сменилась инерцией. Жара.... Ощущение тупика и безысходности.... Нужен был креатив.... Надо было разряжать обстановку, создать атмосферу праздника и единения.
- Сергей Алексеевич! Есть гениальная идея.
- Отстань, румын. Твои даже обычные идеи таким геморроем оборачиваются, а ты про гениальные заговорил.
- Да когда мои идеи не срабатывали?
- Когда? - старпом даже привстал из-за стола, и продолжил:
- Может и врут, но рассказывали, что Доброскоченко перекрестился, когда узнал, что ты в Калининград вторым бортом улетел....
- Когда это было.... А вот сейчас....
Уже через десять минут старпом энергично заходил по каюте.
- Два они же тебя порвут!
- Первый раз что ли? За то, как сработает!
- Ладно, пошли к Командиру. Он наш, фрунзак, хотя и штурман, но ладно, бывает....
Командир долго хохотал, а потом назвал нас идиотами и дал добро.
День ВМФ. Торжественные речи, поздравления и флаги расцвечивания. Вручение очередных воинских званий и долгожданное известие о выходе на ходовые испытания. Экипаж отпущен, на вертолетной площадке остался только офицерский состав. Командир, капитан второго ранга Игорь Александрович Быков командует:
- Зачитать приказ Главнокомандующего ВМФ.
Старпом начинает зачитывать текст, приказная часть которого заполнена дифирамбами исключительно в адрес офицеров боевой части два (ракетно-артиллерийской), причем, исключительно выпускникам калининградского училища....
- Наградить почётным знаком.... Старпом, выпускник Фрунзе, румын, еле сдерживает смех. Первым подходит командир бч два капитан третьего ранга Сёмин, Игорь Валентинович и из рук старпома получает белый академический значок, в центральной части которого размещен танк, а на шильдике выгравирована надпись «танковая школа».... Сначала он смотрит на знак, потом на старпома, на командира..... На лице читается непонимание, обида и...... восторг. Командир улыбается. Семин поворачивается к строю своих офицеров и командует:
- Танкисты, по машинам!....
Строй ломается, все веселятся как дети, в том числе и танкисты. Вечером, происходит торжественное обмывание полученных наград и как - то, незаметно, все начинает меняться.... Тем более, что через полтора месяца, мы, наконец-то, проходим Калининградский канал и выходим в Гданьский Залив. И кто знает, может быть, в этом есть заслуга и маленьких танков из нержавейки, которые с гордостью носят артиллеристы, превратившиеся с того дня в танкистов! Правда, мне, под горячую руку танкистов в тот вечер пришлось вспомнить старую фразу о Южной Родезии.... Всё таки нет пророков в своём Отечестве!