- ...взлет произвел. Старт, внимание - на полосе посторонний предмет. Похоже, кто-то колеса отбросил.
После не совсем стандартного доклада взлетевшего борта на КДП засомневались, что смена пройдет спокойно; через десять минут стало понятно - скучно действительно не будет.
- М-да... Зверь северный, средней пушистости, одна штука, - констатировал старший смены, рассматривая находку. - Разулись качественно.
Посторонним предметом на взлетной полосе оказалась тележка шасси...
- Талантливо. Умеют люди. Хорошо, хоть не весь самоль оставили. Ну что, будем искать героев, обрадуем находкой.
Радоваться выпало экипажу «тушканчика» (Ту-134А) смешанной эскадрильи, бодро рассекавшего воздушное пространство курсом на Брюссель. Страна очень сильно хотела попасть в НАТО (и не средствами поражения, а всей тушкой), и делегация генералов министерства обороны спешила навстречу с вероятными друзьями, убеждать, что без них альянс обречен, да и просто попить вкусных напитков в интересной компании.
Экипаж помянул добрым словом разработчиков, производителей и техников, безуспешно попробовал пересчитать имеющиеся на борту колеса и принял решение возвращаться на аэродром вылета, тем более, что он совпадал с местом базирования - эскадра «сидела» на одной полосе с гражданским аэропортом; на КДП нехорошо сказали обо всех сразу. В обсуждении способов возвращения аэроплана на грешную землю приняли участие все желающие; прослушав рекомендации садиться на две опоры с удерживанием машины от заваливания рулями, летчики немного подумали, еще раз уточнили, сколько у них колес, и как выглядит то, что осталось, послали всех по дальним адресам и решили садиться без выпуска шасси на грунт. «Борт» загнали в зону ожидания вырабатывать топливо, и приступили к неспешной подготовке аварийной посадки.
Пассажиров раньше времени расстраивать не хотели, но вскоре особо бдительные генералы сами заметили, что пейзаж за окном какой-то знакомый и не меняется, так что пришлось сознаваться, что самолета у них чуть меньше, чем нужно. Генералы сильно паниковать не стали, хотя с лица несколько позеленели. Неожиданно все-таки - ведь мысленно уже в Бельгии были, с деловыми партнерами общались, различные напитки употребляли... Кстати, о напитках... Эх, один раз живем, да еще и неизвестно, сколько той жизни осталось... Наливай!..
...Приземлились они мастерски, аккуратно притерлись и попылили по грунтовой полосе, вдоль которой заранее выстроились пожарные, медики, начальство, любопытствующие и прочие спасатели.
Остановились... Уфффф... Все живы.
Но помощь спасателей всё-таки понадобилась - чтобы извлечь из самолета генералов. Те упились в полный хлам, уничтожив все спиртное на борту...

Героический Штуцер

К нашему караульному помещению прибился беспородный кот. Кот был черным, долговязым и независимым. Его независимость отчаянно боролась с давнишним голодом. Котяра сначала истошно мяукал, нарезая круги вокруг караулки, затем голод победил, и отощавшее животное милостиво разрешило зачислить себя в состав караула. С той поры кот, которого техники нарекли по-авиационному Штуцером, зажил полноценной караульной жизнью: ловил мышей, встречал и провожал проверяющих, совместно с разводящим производил смену часовых.

Летом сообразительный хищник приноровился ловить сусликов, мясом которых существенно разнообразил свое меню. Однажды на охоте Штуцер сцепился с таким матерым сусликом, что личному составу караула пришлось силой отбивать своего штатного кота, а то не известно? кто бы и кем пообедал.

Лишь в самые лютые зимние морозы Штуцер переходил жить в домик дежурного по стоянке. В домике топилась керосиновая капельница и было всегда тепло, в отличие от промороженной караулки.

В одну из морозных ночей случился пожар. Крепко уснувший дежурный по стоянке Борька Палий не почуял, как полыхнули раскаленные пары керосина, и сгорел бы в минуты, если бы не героический кот. Ведомый кошачьим чувством самосохранения Штуцер с разбегу всеми когтями впился в морду спящему Борьке, и повиснув на этой очумевшей морде, вместе с ней (мордой) пробкой вылетел на улицу. Сгорело все дотла: домик, документация на самолеты, личное оружие дежурного. Погорельцы Борька со Штуцером даже волоска не опалили.

Общее собрание эскадрильи постановило:

- за проявленную бдительность и спасение офицера от неминуемой гибели наградить авиационного кота по кличке Штуцер тремя килограммами колбасы (марки ливерная);

- старшему лейтенанту Палию Б.А. взять на полное довольствие вышепоименованного кота пожизненно;

- фотографию героического Штуцера навечно вывесить в канцелярии эскадрильи.

Один из моих бывших однополчан недавно был в гостях у майора в запасе Палия и видел знаменитого кота. В свои примерно шестнадцать пенсионных лет авиационный кот Штуцер еще вовсю ловит мышей, а по весне звонко крутит любовь с дюжиной соседских кошек!

Ошибочка вышла

Какой идиот, простите, придумал в такой мороз проводить строевой смотр? Двадцать минут, и у тебя в хромовых сапожках не ноги, которые ты уже не чувствуешь, а два дубовых протеза. Тридцать минут - и судорожно сведенные стужей губы вместо разудалого "взвейтесь соколы орлами" выталкивают только клубы пара и хоровое бу-бу-бу! Сорок минут - и начинаешь проклинать тот день и час, когда ты надел эту ненавистную шинель, которая больше для красы, а не для спаса.

Начальник технико-эксплуатационной части авиационного звена Юрка Ковшов стоически переносил нестерпимый холод. Чтобы унять противную дрожь, выбивающую из тела остатки тепла, он натренированно расслаблял мышцы спины. Кроме того, ему придавали силы мысленные вариации на тему предстоящего обеда. Как быстро-быстро прибежит домой, разогреет до кипения кастрюльку знатного борщечка, как опрокинет в рот большую рюмку вкуснющей водочки из своих личных запасов, надежно спрятанных от бдительной подруги жизни. И как же благостно будет разливаться медленное тепло по закоченевшему телу, как в приятной истоме будут отходить окостеневшие ноги.

Взгляд Ковшова уткнулся в затылок сутулого капитана Ходакевича, стоящего в передней шеренге строя. И такая острая жалость проснулась в Юркином сердце к давнему однокашнику по училищу... "Если мой вес за сто килограммов и мне так холодно, как же приходится Ходакевичу, ежели в нем килограммов пятьдесят вместе со всей амуницией и гантелями в карманах?!" - размышлял сердобольный Ковшов.

"Слышь, Хоттабыч, давай на обеде ко мне домой заскочим, с мороза залудим по чипетке", - вполголоса пробубнил в затылок Ходакевича Юрка.

- А твоя Надюха не погонит?
- Она на смене до вечера.
- Тогда скоротечно, с одного захода!
- Заметано!

Запыхавшись, отряхивая намерзший иней, влетели в квартирку, тут же в небольшой прихожей суматошно скинули на пол портупеи и шинели. Пока крупно дрожащий Ковшов неверными движениями разливал водку и неровно резал сало, Ходакевич, счастливо постанывая, припадал к батарее отопления красными руками.

Чипеточка легла в озябшее нутро, не задевая стенок осипшего на морозе горла.

- Ух ты! Аж лампочка зажглась!
- Какая лампочка?
- Да в животе потеплело, точно лампочка зажглась.
- Все, я выруливаю до дома, а то Валька на обед ждет!

Размашисто надев шинель, Ходакевич спешно хлопнул дверью. Юрка, уже немного отогревшись, неспешно приступил к обеду. Он еще не успел дохлебать дымящийся сытный борщ, как в дверь настойчиво забарабанили.

На пороге стоял Ходакевич, скальпированный от бровей до подбородка и желтоватыми мозгами наружу разбитой головы. Ковшов в немом страхе отпрянул от него вглубь полутемной прихожки. Присмотревшись к предмету, который протягивал ему страшный в своем безмолвном плаче друг, Юрка опознал женские колготки. Ковшов все понял. Сразу не определив последовательности действий: оказывать первую помощь пострадавшему Ходакевичу, плакать или смеяться, он только смог только выдавить: "Хоттабыч, похоже, ошибочка вышла!"

Ошибочка физически и морально потерпевшего Хоттабыча заключалась в его слишком размашистом облачении в тесной прихожей Ковшова, что привело к случайному прихватыванию шинелью колготок, сушившихся на бельевой веревке.

Когда под пристальным взглядом принюхивающейся жены у него выпали причиндалы женского нижнего белья, Валентина, женщина свирепого вида и нрава, долго не разбираясь, всей остро отточенной пятерней затесала ему фасад лица. Затем экстренно убегающему из дома Ходакевичу еще досталось по лысоватой черепушке кастрюлей с кашей. Остатки пшенной каши создали реальную имитацию вытекающих мозгов на окровавленной голове бедолаги, что так напугало впечатлительного Юрку Ковшова. Ошибочка вышла!

Халява

Любит все-таки русский человек халяву. Это жаргонное словечко у большинства россиян будит в душе теплые чувства и воспоминания. А так как наша армия это плоть народная, то и человеку с ружьем не чужды халявные устремления.

Было это за рубежами нашей Родины в одной немецкоговорящей стране победившего социализма. Перед тремя весьма достойными офицерами стояла нетривиальная задача: при неимении валютных запасов вволю накушаться водки. К сожалению, в наличии имелась только одна бутылка - этого было явно мало. Спокойно! Это же были зубры тактики, профессионалы творческого подхода к решению поставленных задач, асы нешаблонных приемов и методов. Срочно был приготовлен муляж: в бутылку от водки налита вода и аккуратно закрыта штатной крышечкой. Халявщики зашли в людное питейное заведение, выбрали центральный столик и шумно привлекли к себе внимание публики. Насобирав мелочь по всем карманам, друзья заказали закуску - соленые сушки. Теперь внимание! На виду у всех комбинаторы разлили и залпом выпили по стакану воды, при этом, артистично крякая и морщась, бережно занюхали сушкой (одной). Тактичные немцы восхищенно смотрели на этих непонятных, но таких могучих военных русских. Затем была разлита подлинная бутылка водки. Дабы уверить худосочных иностранцев в широте и размахе непонятной русской души, от соседнего столика пригласили попавшегося под руку "Ганса", щедро ему плеснули. Весь ресторанчик замер в священном трепете. К своему позору, тощий "Ганс" не смог осилить стакан этого исконно русского напитка. Да где ему, шклявой немчуре-то. Русские богатыри проделали этот трюк в один большой и дружный глоток. От соседнего иностранного столика тут же перекочевала бутылка шнапса с предложением на коверканном русском языке проделать этот фокус на бис! Все, пошла халява, покатила!

http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_kratkoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора

Омлет с помидорами

Люська Монтана работает официанткой в летной столовой нашего полка. Монтана - это не фамилия, это у нее так написано на куртке, импортированной с капиталистического запада. Носит она эту куртку и летом и зимой, поэтому и Монтана. Люсьен в меру туповата и в меру недурна собой. Люська обладает одним неоспоримо привлекательным качеством - у нее восхитительная кругло-выпуклая попка. Монтана знает об этом, поэтому носит все обтягивающее и подчеркивающее. Выглядит она изумительно, хотя Люськиного возраста никто не знает. И если в старой авиационной пословице говорится, что летчик полжизни смотрит на авиагоризонт, а полжизни - на задницу официантки, то на эту задницу многие пилоты смотрели уже больше, чем полжизни.

Но Люська вам не какая-то там. Она жутко избирательна. Несмотря на многочисленные назойливые знаки внимания с мужской стороны, своих мужчин она всегда выбирает сама. А уж если выбрала индивидуума, будьте любезны, ибо в достижении поставленных целей Монтане нет равных ни в нашем гарнизоне, ни во всех Военно-Воздушных силах. Одна беда: Люсьен, несмотря на то, что работает в пищеблоке, совершенно не умеет готовить. Все на что она способна - это фирменный омлет с помидорами. А потому все ее мужчины обречены насыщать подточенные ночью силы именно этим незамысловатым блюдом.

Я в юном военном возрасте (когда был высоким, голубоглазым и холостым блондином в лейтенантской форме) однажды не избежал воздействия пленительных чар прославленной Монтаны. И когда на утреннем построении мой техник вроде бы невинно спросил: "Андрюха, что теперь и у тебя на завтрак омлет с помидорами?", на мое неумело наигранное удивление и застенчивое покраснение внешности эскадрилья ответила развеселым хохотом. Все, как водится, были в курсе событий, как я не пытался маскироваться. Гарнизон есть гарнизон!

Кино, величайшее из искусств

Трое летчиков-холостяков приняли командирское решение посетить кинотеатр. Воскресный день, из культурных развлечений только просмотр кинокартин в гарнизонном Доме офицеров (не самого премьерного качества, зато по выходным дням два сеанса). Друзья тщательно побрились, наутюжились, приоделись и подушились одеколоном (одним амбре на троих). Какой-никакой, а все выход в "свет". Пообедали, до сеанса далеко. Пообедали другой раз, все равно рано. Пообедали еще раз, более плотно и основательно. Ну, а теперь в самый раз, пора выходить из дома, чтобы вовремя занять удобные места в кинозале.

Места выбрали очень комфортные. Картину все втроем посмотрели с немалым наслаждением. Под впечатлением от просмотренного сюжета молчаливо пришли домой, и легли спать.

Утром решили поделиться мнениями о фильме.

Первый летчик: "Вот это трагедия, какая серьезная драма! В конце, когда погиб главный герой, а героиня произнесла прощальный монолог, я не выдержал, даже немного прослезился!"

Второй летчик в сильном недоумении: "Ты, дружище, что-то путаешь, мы смотрели вчера кинокомедию, я так смеялся над этим французским комиком, что у меня галстук намок от слез!"

Третий летчик, снисходительно глядя на перепалку друзей: "Хорошо, что я вчера с вами не пошел!"


http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_kratkoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора

Неравная схватка

Авиационный техник самолета Слава Бякин был не просто нудным. Он был до чрезвычайности нудным. Он был крайне и невыносимо нудным. Даже его милейшая терпеливая жена - великомученица Екатерина - и та сбежала от него к молодому летчику соседнего полка. Слава знал все: от гинекологии до космоса, и от мировой экономики до микробов (причем знал всех микробов лично и поименно). Самое нудное, что своими познаниями Слава настоятельно делился с людьми находящимися рядом и при этом он безбожно фантазировал (да просто врал!). После его монотонного рассуждающего и поучающего голоса появлялось стойкое ощущение попадания собственной обувью в продукты канализации, а во рту появлялся отчетливый привкус уксуса.

Нелюбовь к Славику сослуживцы выражали по-разному: кто-то старался просто его не замечать, кто-то сразу с безопасной дистанции посылал несмолкающего говоруна туда, куда русские люди ходят ежедневно, помногу и с видимым удовольствием. Технический состав, весьма гораздый на выдумки, втихую изводил Бякина розыгрышами и мелкими пакостями: то ему, дремлющему, свяжут контровкой штиблеты, то душистым раствором хлорки слегка оросят его остывающий обед. Но никто и ничто не могло вывести Славу из равновесного занудного состояния. И его голос липким мотивом звучал на аэродроме, в столовой, в штабе, сводя с ума всех присутствующих при этом.

В ту пору прославленный авиационный полк, воинственно бряцая оружием, вступил в полосу ответственных учений. Особенность запланированного летно-тактического учения состояла в том, что на стороне "ихних голубых" (мы-то свои, "красные") играла часть специального назначения. Все знают по фильмам и книгам про этих чудо-воинов: стреляют на косой взгляд и невнятный звук, могут не питаться (или только лягушками и змеями), не спать (или только на бегу), под водой не горят, в огне не тонут. Не снимая буденовки, парашюта и акваланга, сразу в бой. Кирпичи на голове (чужой и своей) разбивают в мелкую крошку. Так что иностранные береты всех раскрасок, японско-китайские ниндзи и якудзы оптом отдыхают, нервозно покуривая в сторонке.

По поводу ожидающегося нападения на аэродром озабоченное командование полка предприняло ряд решительных мер, направленных на усиление охраны и обороны аэродрома: у кривого от постоянных автомобильных таранов шлагбаума дополнительно выставили несокрушимого воина с потертым штык-ножом и заинструктировали вусмерть личный состав. Особенно в запугивании авиаторов преуспел замполит полка (офицер удивительной судьбы!), познавший в юности тяжесть срочной службы в Воздушно-десантных войсках. Мастер художественного слова и надувания мыльно-идеологических пузырей чревовещал так убедительно, что временами самому становилось страшно: "Подберутся они незаметно, как тени, хоть днем, хоть ночью, часовых всех скрутят, связь перережут. А когда наступит время "Ч" - взлетят на всех наших объектах заминированные сигнальные ракеты, они ворвутся на КДП и нагло ткнут автоматом в нос командиру. Все, накрылся аэродром женским тазом".

Народ выгнулся и непомерно напрягся во всеобщем стремлении к бдительности. Тут же в угаре этой бдительности изловили проезжающего мимо аэродрома инвалида. Инвалидную мотоколяску арестовали, а комендант аэродрома пристрастно допросил задержанного. Хорошо, что вмешался командир полка, а то бы в запале довели испуганного деда-ветерана до инфаркта. Затем на вершине близлежащей сопки был замечен наездник на низкорослой забайкальской лошади. Незамедлительно было организовано стремительное преследование на дежурном тягаче. Но стремительный тягач метров пятьсот дымно агонизировал и чахло умер, а всадник с головой (вероятно, это был местный ковбой бурятской национальности), обнаружив погоню, проворной точкой скрылся за горизонтом. В такой изматывающей обстановке, когда повсеместно мерещились коварные агрессоры, закончился еще один день учений.

Бякин неторопливо выполнил послеполетную подготовку на своем подопечном самолете и отбуксировал его на эскадрильскую стоянку. При отсутствии слушателей, которых ему так не хватало, Слава, сидя на поросшем жухлой травой склоне железобетонного укрытия, подставил позднему нежаркому солнцу свое бледное лицо и предался глубоким размышлениям о глобальных проблемах человечества. В таком положении его и прихватили. Неведомая силища грубо спеленала вялого мыслителя брезентовым чехлом, и щедро награждая весьма ощутимыми пинками, куда-то потащила. Пленника долго несли на руках, затем, видимо подустав, поволокли по траве. Молчаливые диверсанты бросили свою ношу, и для острастки еще разик-другой буцканули по Славиному страдающему седалищу. "Притащили в свое шпионское логово, пытать будут", - затравленно подумал Бякин. Нестерпимо ныли побитые бока. Едкий запах керосина, идущий от брезента, затруднял дыхание. Время затаилось, и Слава затаился вместе с ним. Узнику чудились какие-то подозрительные шорохи, шаги, звуки осыпающейся земли. Верный воинской присяге воспитанник ленинского комсомола старший лейтенант Бякин для себя твердо решил ни под какими пытками не выдавать военные секреты родной воинской части. Но время шло, а диверсанты все не приходили. Слава начал натужно кричать, когда уже не стало сил протолкнуть свой крик через плотную материю, он стал громко визжать. Когда визг перешел в неясный хрип, жертва диверсии оставила попытки привлечь к себе внимание и только изредка похрюкивала и подрыгивала затекшими ногами.

В конце летной смены инженер эскадрильи устало обошел стоянку и, к своему удивлению, обнаружил незачехленный самолет. Немолодой майор витиевато поупражнялся в сквернословии, заодно упомянул тихим словом всю родню нерасторопного техника, обошел вокруг железобетонного укрытия и с удивлением обнаружил за колючей проволокой ограждения мычащий мешок. Распеленав брезент, он ошеломленно уставился на появившееся из свертка измазанное и взопревшее Славино лицо.

В курилку, где расположился технический состав, ожидавший отъезда с аэродрома, Славик ворвался как нежданное расстройство желудка. Постояв мгновение в центре круга, он обвел всех суровым взглядом и завопил срывающимся фальцетом:
- Сидите, курите, козлы маслопупые, технота замусоленная, ветошь бэушная, верблюды вы татаро-бурятские! И уже с неподдельным трагизмом и слезой в голосе укоризненно добавил:
- Где же вы все были, когда я один на один со спецназом дрался? От дружного хохота крыша курилки поднялась и чудесным образом повисла в воздухе. Поруганная жертва террора непонимающе закрутил головой, силясь понять реакцию на его речь.

Когда отсмеялось, обхохоталось и оборжалось, многострадальный Славик узнал, что захват аэродрома не состоялся, ибо "чудо-рейнджеры" условного противника заблудились в бескрайней степи (слава Забайкалью, где вместо дорог зачастую просто направления), а роль матерых террористов сыграли его давние сослуживцы. Техник соседнего самолета из родной эскадрильи и механик-прапорщик, скрытно подобравшись к надоевшему всем однополчанину, накинули на него брезентовый чехол, пару раз протащили вокруг его же укрытия и выбросили за проволочное ограждение. Ну, под шумок скоротечного захвата попинали слегонца (то-то душу отвели).

От такой подлости и несправедливости человеческой Слава Бякин, может быть впервые в жизни, замолчал. Он честно изображал обиженную на весь мир немую рыбу ровно неделю, и когда в части уже вздохнули с облегчением, Бякин занудил с удвоенной силой. И его нудный и противный голос вновь взвился над очаровательными забайкальскими далями, убивая на лету еще по-летнему резвых мух.

http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_raznoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора

Либердон

Город N является не только крупнейшим металлургическим центром нашей Родины, но это еще и своеобразная Мекка для российских (ранее советских) военных летчиков. Большинство пилотов фронтовой авиации, переучивающихся на новую авиационную технику, училось именно в этом городе. Легенда гласит, что некогда там учился будущий одиозный руководитель люфтваффе, особо доверчивым даже показывают стол, за которым он якобы сиживал в довоенные времена. Недоверчивых убеждают тем фактом, что за время войны ни одна авиационная бомба не упала на город. Де не смогли фашисты бомбить таких славных представительниц города N, с которыми когда-то пребывали в близких знакомствах.

Некоторым авиаторам за время службы достается нелегкая доля учиться два-три раза, а то и больше. Неспроста при наборе в летные училища так тщательно проверяют состояние здоровья поступающих абитуриентов. Титанические нагрузки на организм при обучении может перенести далеко не каждый среднестатистический человек.

Вот переучивающийся летчик сидит на лекциях, и не выспавшийся до потери офицерского облика, мучительно "штопорит" отравленным похмельным сознанием. Изображая прилежное конспектирование глубоких мыслей военного лектора, слушатель крепко и бдительно держит в руке авторучку, опасно рискуя наткнуться на нее мутно-красным глазом при очередном "пикировании" безвольно опущенной головой. Пыточные занятия продолжаются до обеденного перерыва. Похлебав жиденького и горяченького в летной столовой, мученик военной науки отчасти приходит в приемлемое состояние. Во время, отпущенное на самостоятельную подготовку, он пытается устранить хронический недосып и коматозно кемарит в классе, примостив многострадальную головушку на стопку конспектов или замертво упав на составленные в ряд стулья.

И вот наступает долгожданный момент - конец занятий. Поспешно чистятся перышки, подсчитывается имеющаяся наличность и вперед, в атаку, на разграбление города. Пленных не брать, кроме лиц женского пола, шампанского и водки не жалеть! Петь до хрипоты, плясать до хромоты, пить до икоты, любить до ломоты. Глаза горят, в движениях офицеров появляются хищные повадки.

Наиболее популярны в офицерской среде два городских ресторана - это "Чайка" и "Восход", на жаргоне местных аборигенов соответственно "птица" (видимо по размаху крыльев кутежа) и "расход" (назван так, скорее всего по размаху цен).

У дверей в заведение, как и принято, "боевым кораблем" (по А.Макаревичу) стоит швейцар. Но он неприступен и важен только для гражданских "шпаков" толпящихся у ресторана в ожидании свободного местечка. Товарищей офицеров с полным уважением и неподдельным почтением пропускает вне очереди, угодливо распахнув дверь. Народ уважает армию, народ и армия едины! Да здравствует советская авиация! Каждую бомбу, ракету в цель! Наша цель - коммунизм! Для вас, товарищи военные, удобный отдельный столик. А если желаете, то можете присесть на свободные места к двум ожидающим прелестницам, дрожащим в нетерпении познакомится с такими симпатичными молодыми офицерами.

Вот и местные дамы. Некоторые из них, судя по возрасту, действительно, в свои лучшие годы могли видеть Геринга. Но встречаются и более юные соискательницы на простое человеческое счастье. Боевая парфюмерная раскраска заманчиво блестит в вечернем сумраке, наряды отличаются удивительной крикливостью и безвкусием. Женщины похожи на пестрые рыбацкие мушки-приманки, на которые ловят рыбу на перекатах быстрых рек. Но сегодня идет не рыбалка, а охота на мужчин, более того - на военных мужчин. По всему видно, что сегодня добыча будет богатой. Женщины от азарта и выпитого вина раскраснелись и стреляют густо намалеванными глазками со скорострельностью авиационных пушек.

Бал начинается. Ресторанная музыка рваным темпом заполняет пространство, мешая вести застольную беседу. Робкие парочки пробуют танцевать в центре зала. Военные не спешат танцевать: старый проверенный тактический прием - подпустить танки ближе и потом залпом ударить из всех орудий. Как принято в навигации (в старые добрые времена - в самолетовождении) пока снос не определился, глупо брать поправку на ветер. Пока же набирает ход дружеская пирушка (официальное название - офицерское собрание), тост следует за тостом, старшие офицеры строго следят за выдерживанием установленной периодичности наполнения и опорожнения рюмок.

Наконец наступает момент, когда любой мужской компании требуется присутствие женской составляющей. Встречаются два взгляда. Оценка обстановки. Цель обнаружена и опознана, цель в прицеле, захват, атака. Медленный танец. Офицер галантно приглашает и грациозно ведет партнершу в ритме танго. Женщина с загадочной полуулыбкой на ярко напомаженных губах целомудренно отстраняясь от мужчины, трогательно положила свеженаманикюренную пухлую ручку поверх майорского погона. Глаза ее - бездна, в которой тщательно спрятаны тоска одиночества и дикое желание. В конце танца дистанция в боевом порядке пары танцующих несколько сокращается, но не настолько, чтобы начать разговор. Поблагодарив поклоном головы, бережно офицер проводит даму к ее столику.

Коварный алкоголь делает свое дело, и взгляды становятся все откровеннее, движения раскованней. В следующем танце расстояние между нашими танцорами сокращается до того, что гордый значок военного летчика первого класса на атлетической груди офицера начинает возбуждать даму, щекоча своими золотыми крылышками ее бурно волнующуюся торчащую грудь. Разлет прически приятно касается обильно залакированными локонами щеку летчика. Он улыбается, ему уже хорошо. Она молчит и тоже улыбается. Они молчат, им уже хорошо вдвоем.

Влив в могучий натренированный организм более полулитра водочки, майор решается на контрольный разговор. С первым шагом очередного парного танца он не очень твердым голосом, но с некоторым вызовом произносит: "М-м-милая, у Вас дома есть будильник?". Милая не долго тянет с ответом: "Конечно, есть, даже два, но кто же Вам позволит спать, майор?". Ура! Ура! Ура! Обмен паролями состоялся, снос определился. Жгуче закипает страсть, медленный танец переходит в вертикальную прелюдию любви.

Приближается развязка, скоро произойдет разлет по запасным аэродромам. Но служивый народ разгулялся. Музыкантов не отпускают со сцены, заказывая все новые и новые песни. Пляски принимают массовый, почти половецкий характер. Буйство пестрых и защитных красок. Разгоряченные тела, потные лица, неприкрытые оценивающие взгляды.

Только один старый капитан не танцует. Женщины просто его отвлекают. Он сильно занят. Он часто и помногу выпивает, с аппетитом кушает, он наслаждается ресторанной атмосферой. Капитан служит в таком месте, где в ресторан можно сходить, только запрыгнув в проходящий мимо скорый поезд и быстро-быстро покутить в убогом вагоне-ресторане до следующей станции, а затем вернуться обратно в гарнизон на встречном поезде. Поэтому он гуляет со смакованием, ресторанная музыка звучит волшебно в его отмороженных ушах, его неизбалованному желудку кухня ресторана кажется царской. Капитан знает толк в ресторанах, поэтому, поймав пьяным взглядом, опаздывающим за поворотом головы, ресторанный ансамбль, он решается заказать песню для своей израненной военной души. Гулять, так гулять! Поддерживаемый под руку младшим коллегой, он встает перед музыкантами, и, покачиваясь, непрерывно икая и призывно размахивая денежной банкнотой, громко заказывает песню: "Либердона давай!". Музыканты совещаются, роются в своих засаленных нотах, но песни с таким названием не находят. Лабух виновато разводит руками, жадно поглядывая на деньги капитана. Но капитан тверд и неумолим как военный приказ: "И-и-и-к-либердона давай, милейший!". Назревает скандал. К сцене выходит непосредственный командир капитана. Сходу, оценив неуемное рвение подчиненного к прекрасному жанру эстрадно-ресторанного вокала, он распоряжается хорошо поставленным командирским голосом: "Что вам не ясно? Спойте ему "Левый берег Дона" Шуфутинского! Что не понятно?". Подполковник служит и летает вместе с этим капитаном уже лет десять, поэтому даже если бы капитан ввиду нетрезвости даже не мог говорить вовсе, его командир понял бы, какую песню тот хочет заказать. Капитан в слезливой благодарности за точный перевод его несвязной речи лезет целоваться к командиру со щенячьим возгласом: "Петрови-и-и-и-ч!". Всем легко и радостно. Грянул пресловутый "Либердон". Щедро наливается и выпивается один из первых посошков.

А утром вновь начинается учебный день. На перерыве между занятиями встречаются в туалете вчерашние гуляки. Капитан пригоршнями плещет холодную воду в лицо, пытаясь таким образом распрямить полученную с вечера деформацию обшивки. Майор, кляня в душе вчерашнюю подругу за саднящую разодранную в порыве страсти спину и разглядывая в зеркале свою шею в бурых пятнах засосов, осуждающе произносит: "Полный либердон, товарищ капитан, полный!".


http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_raznoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора