Середина 80-х. В штабе авиации флота проводятся КШУ. Руководитель - командующий авиацией флота. Уровень - командиры полков, командиры аэ. Среди присутствующих и наш командир эскадрильи Ту-16 - Иван Михайлович. Надо сказать, хороший командир, отличный лётчик, прекрасный человек. Экипаж Ту-16 составляет шесть человек, в полёт каждый брал с собой ПМ с двумя магазинами. (Далее это будет важно).
Так вот, аудитория, стенды, карты. Как всегда, "пеший по-конному". Командующий каждому задаёт вопросы, все встают-отвечают. Доходит очередь и до нашего комэски. Вопрос:
- Вы находитесь в нейтральных водах в Норвежском море, вас перехватывают истребители НАТО F-16 и своими действиями вынуждают следовать на территорию Норвегии с последующей там посадкой. Ваши действия?
Иван Михайлович, внешне любитель всё делать по уставу, "по-военному", вскакивает, представляется и чётко, громким голосом выдаёт:
- Направляю самолёт на территорию Норвегии. Находясь над сушей, приказываю экипажу катапультироваться. На земле собираю экипаж вместе, и мы с боями продвигаемся к границе Советского Союза!
Минут на 10-15 КШУ было сорвано. Смеялись все, в том числе и командующий авиацией флота.

За находчивость

Горячая летняя пора. Пора активной страды на ниве боевой подготовки Военно-воздушных сил. Три полнокровные летные смены в неделю. Керосина - залейся. Погода - "миллион на миллион". Дневные полеты сменяются ночными, тактические и огневые полигоны, полеты на сложный пилотаж, на фотострельбу по воздушным целям и другие сложнейшие виды летной подготовки. Что еще нужно нормальному строевому летчику для счастья? Как что? Еще нужен полноценный отдых! Нормальным мужчинам серьезной летной профессии - нормальный мужской отдых.

Живая легенда авиации, военный летчик высочайшего класса и вечный майор Короленко Павел Викторович (несколько тысяч часов налета и несколько десятков освоенных самолетов - никто точно не считал) решил устроить маленькую "бордельеру". А чего не устроить? Безнадежно любимая супруга со "спиногрызами" гостит у родителей на "витаминном" отдыхе. Денежные средства позволяют. Долгая ночь с пятницы на понедельник началась!

"Бордельера" получилась небывалого, можно сказать, оперативно-стратегического размаха, ибо в народные гулянья были втянуты силы и средства соседнего вертолётного полка, а также часть женского персонала летных и технических столовых авиационного гарнизона.

Дядя Паша на правах радушного хозяина всех встречал, угощал, произносил зажигательные тосты, провожал, укладывал в ровные штабеля гостей, не дотянувших до посадочных огней. Кроме того, он не забывал вовремя отправить лейтенантов за очередными бутылочными "подвесками". Стандартная панельная квартирка представляла собой эпицентр наземного ядерного взрыва (сразу после взрыва). Многослойная табачная облачность резко ограничивала видимость сидящих за столом гордых крылатых людей. "Нормальные" напитки давно закончились, и особо неутомимые офицеры принялись разводить авиационный спирт из пузатой бездонной канистры. Безобразия достигли вершины необузданности в воскресный день, и пик безобразий был обозначен хоровым пением на иностранном языке (на украинском) с дяди Пашиного балкона. Затем личный состав начал выдыхаться. Веселье клонилось к логическому завершению. На дне канистры еще что-то печально плескалось. Из закусок оставались только жаренные подсолнечные семечки и сухари, размоченные в остатках консервной заливки. По незрелости здоровья лейтенанты уже забылись во вздрагивающих кошмарных снах. Только несколько майоров и капитанов, недосягаемых в своей алкогольной стойкости, продолжали неспешный разговор о летной работе.
- Если водка мешает летной работе - брось ты ее нахрен... эту летную работу!
- Вот! А я Васильичу и говорю: че ты радиообмен ведешь, как дерьма в рот набрал и булькаешь? Говори ре-же, ре-же!
- Ты после ввода-то прикройся кренчиком, прикройся и вот она цель - как на блюдечке, знай гашеточку дави.
- Я тебе говорю с высоты своей выслуги лет, которая больше, чем мой возраст, ни один замполит не может нормально летать! Голова у них не тем веществом думает!
- А знаете, почему в авиации одни лысые, а другие - седые? Потому, что лысые - это особо умные ребята, а седые - это те, кто с ними летает!
За оживленным профессиональным разговором никто не услышал, как открывалась входная дверь. И только дядя Паша боковым зрением увидел знакомую монументальную женскую фигуру, обозначившуюся в дверном проеме.
Ревизор не только приехал, ревизор был готов сначала шваброй гонять Пашиных собутыльников вокруг ДОСа, а затем долго и вдумчиво бить легенду авиации чем попало по чему попало, а обычно попадало очень увесистыми предметами домашнего обихода по самым уязвимым местам.
- Заинька..., ты приехала? - промямлил дядя Паша. Мысли старого служаки метались в хмельной голове как горное эхо выстрелов в эту седую голову. Надо признаться, к чести старого летчика, соображал заслуженный ветеран в нестандартных ситуациях необычайно резво (летчик - он и в Африке летчик). Бочком, проходя мимо трюмо, он взял полученный на днях гвардейский значок и, неся его на вытянутых впереди ладонях, плаксиво заголосил: "Вот, Заинька, вот, Зоюшка, моя дорогая, выслужил твой Паша, вылетал безаварийно, пОтом и кровью, безупречно и беззаветно, не жалея сил и даже самой жизни, по округам и гарнизонам, без летных происшествий и предпосылок к ним, невзирая на тяготы и лишения..., вот... - орден дали!". Выданные всем накануне значки Гвардии, и правда, чем-то походили на старые революционные ордена, да и откуда знать без уведомления приехавшей домой Зое Владимировне Короленко, как выглядят эти ордена, если у мужа сроду на парадном кителе ничего не водилось, кроме трех "песочных" медалей, да комсомольского значка по молодости лет?
Теперь заголосила тетя Зоя:
- Так как же тебе не стыдно, Паша, люди пришли радость нашу разделить, а ты их семечками угощаешь! Как же вы бедные, без закуски-то выпиваете?
Люди, разделившие радость награды и опасливо сгрудившиеся за дальним (от тети Зои) концом стола, непонимающе пьяно таращились на развернувшееся театральное действо.
"Бордельера" бескровно вошла в культурное русло и закончилась, как ни странно, мирным домашним чаепитием с тортиком.
Начерно убрав последствия ядерного удара по квартире, чета Короленко легла почивать. Дыша в спину похмельно почмокивающему засыпающему Паше, жена спросила:
- Пашуля, а за что все-таки тебе орден-то дали, ты так и не сказал? Паша перестал причмокивать и четко проговорил:
- За находчивость, за что же еще! После этого он сразу уснул.

http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_raznoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора

Авторитетная рекомендация.

Вспомнилось еще из курсантской юности...
4 курс, некогда массовая стажировка, на которую уезжали все, кроме «инструкторских» отделений, изучавших Ан-24, усохла до крохотного ручейка. 80% курса учат «Антоны», а 20 - «Боинги» (Ил-76), на стажировку в части едут все «боингисты» и мало-мало «антоновцев». Остальные летают в Балашове на 217-м (учебный аэродром при училище). А редкие счастливцы бороздят воздушные трассы страны в составе настоящих экипажей. И пусть налет «на стаже» мал даже по бумагам, а реальные шансы попасть за штурвал еще ниже, все им завидуют. Свобода, жизнь в общагах, почти никакого контроля, девчонки, танцы и вино плюс шанс «страну повидать», связи в ожидании грядущего распределения завязать - все это в глазах оставшихся при училище с лихвой перекрывает наши допуска «на десантирование БТ и грузов».
Вот и мой лепший кореш, свидетель на свадьбе, хитрый симферополец Серега Глазунов сподобился пролезть в число избранных, хоть и учился с нами на «Антон». Естественно, полетел «на стаж» домой, в Крым, правда, в Севастополь, ускользнув из-под контроля своей бдительной и строгой мамы.
Возвращается, рассказывает:
- Пошли мы как-то на пляж. Ну, от нашей стоянки ходьбы полчаса напрямик. Полетов нет, построение только вечером, поэтому взяли канистру вина и бутыль шпаги. Нас двое курсантов и пара-тройка молодых летёх предыдущего года выпуска. Арбузик купили, винограда, яблок, огурчиков/помидорчиков. Культурные же люди, да и девчонки там уже на нас глаз положили. Перспективы - вдохновляющие. Пришли, разделись, окунулись, стали достархан развертывать. Неподалеку от нас стайка девчонок. Не то студентки, не то отдыхающие, словом, не местные. Пока арбуз неподалеку в ручейке охлаждается, порезали овощи/фрукты, дернули по глотку винца. Позвали к столу девчонок. Одна из них явно выделялась статью и энергией. Мы ее про себя тут же «мамочкой» прозвали. Ее, правда, Галя звали. Груди арбузные, рост - метр восемьдесят, в бедрах размером со штурманский столик на Ан-26, руки мускулистые, над верхней губой чуть заметная поросль пробивается. Брюнетка, дочь крымских степей, кровь с молоком в отличие от своих городских подружек. Гвардеец ... в купальнике. Хряпнули мы по стаканчику винца, виноградиком заели. Галя поморщилась и заявила басом: «А что, крылатые, посерьезней этого компота ничего нет?». Ну, мы стали отнекиваться, мол, есть спирт авиационный, но неразведенный, на жаре под виноград идет плохо, развозит быстро, неохота, мол. «Давайте сюда», - безаппеляционно потребовала «мамочка». Выдали ей бутыль, а самим уже интересно, что она с ней делать будет. Посмотрела на свет, взболтала, зубами выдернула пробку, сначала понюхала, потом смочила ладонь, лизнула, передернулась. «Эх-х-х, продирает...», - заткнула пробку, встала, двинулась в направлении арбуза и ручейка. Девчонки со священным ужасом смотрели ей вслед. На полпути Галка обернулась и задорно тряхнула бутылкой: «Что уставились? Обычное вонючее авиационное шило. Рекомендую. Оч-чень сближает».
Да-а-а ... есть женщины в русских селеньях.

Липкий полковник Н

Летом в Нежине стоит противная, влажная жара. Говорят, что именно такой микроклимат необходим для выращивания знаменитых нежинских огурчиков. Местные рассказывали, что семена этих огурчиков где только не сеяли, но неизменно вырастали обыкновенные «рязанские апельсины».
Благодатный огуречный климат действовал на двух командированных из Москвы, полковника и майора, как-то неправильно. Пупырышки на них появлялись только в результате помывки холодной водой (горячая по случаю лета была отключена во всем городе), а страшненький зеленый цвет полковник Н приобрел в результате острого опыта по разбавлению лимонада концентратом кваса. Не прошло и часа после принятия внутрь экспериментатором этого, с позволения сказать, коктейля, как его прошиб ураганный понос. Н мучился всю ночь, протоптал в линолеуме тропинку к сортиру, и на утро его лицо было фирменного зеленого нежинско-огуречного цвета.
В мире существует глубокая внутренняя гармония, и паря над фаянсовым другом, Н временно отрешился от эротических грез, пересказом которых изрядно меня доставал. Н. был старым холостяком, и гормон у него играл в полную силу. Как и большинство людей этого сорта, Н был трусоват, и страшно боялся заразиться «чем-нибудь этаким». Забыть о половой проблеме хотя бы на время Н мешало то обстоятельство, что гостиница была заполнена абитуриентками, приехавшими поступать в местный пединститут. Завалив вступительные экзамены в Киеве, второй подход к снаряду науки они решили сделать в Нежине. В гостинице днем было очень жарко, и чтобы организовать хоть какое-нибудь движение воздуха, двери и окна в номерах держали открытыми настежь. Барышни, совершенно не чинясь, лежали на кроватях в одних прозрачных трусиках, задорно отклячив кругленькие попки, и шуршали учебниками, не забывая стрелять глазами на двух «летчиков» с немалыми для Нежина погонами. Н после прохода по коридору долго приходил в себя.
Между тем, заведующая местным турбюро, эффектная сорокалетняя женщина, явно положила глаз на моего шефа, и ее можно было понять. В маленьких городах адюльтер не скроешь, а тут - мужественный, седеющий московский полковник, который сегодня здесь, а завтра уехал в свою Москву. Но она не знала, с кем связалась. Намеки становились все прозрачнее, но Н от исполнения святого долга командировочного офицера уклонялся. Наконец, мадам потеряла терпение, и пошла во фронтальную атаку, спросив: « а что вы делаете сегодня вечером? Н растерялся только на секунду и твердо ответил, что вот именно сегодня он идет на отбой вверенных ему студентов.
В дальнейшем Н в турбюро заходить опасался, и все переговоры по организации экскурсии студентов вел через меня.
Вообще, эта экскурсия стоила Н не один килограмм нервов. Проблема состояла в том, что Положение о военных кафедрах требовало организовать для студентов во время сборов экскурсию с посещением мест боевой и трудовой славы советского народа. Большую часть экскурсии оплачивал профком, меньшую сами студенты, и с организацией такой экскурсии никогда проблем не возникало, пока за дело не взялся полковник Н. Для него нежинские сборы со студентами были вообще первыми, для меня они были рутиной, но Н был полковником, а я майором.
Неожиданно для себя Н обнаружил ужасную вещь: неустранимое противоречие в руководящих документах. Один документ, как я уже сказал, предписывал провести экскурсию, а другой сурово предупреждал, что посещение мест боевой и трудовой славы военнослужащими срочной службы осуществляется в парадно-выходной форме. А студентам на сборах такая форма не полагалась.
- Ваше решение, товарищ майор? - поинтересовался Н, вникнув в суть проблемы.
- Говно вопрос, товарищ полковник, - отрапортовал я, - переоденем их в граждань, да и все, мало ли в Киеве летом экскурсий?
- Нет, так нельзя, - возразил Н, - вот в «Положении» записано, что гражданская форма одежды хранится отдельно и до окончания сбора не выдается.
- А мы выдадим! - похуистично объяснил я, - первый раз что ли?
- Нет, опять возразил Н. Ничего нарушать мы не будем. Должно быть законное решение! Я позвоню военному коменданту Киева.
- Вот тогда нас точно заметут! Это ж «бараны», они что в Москве, что в Киеве...
Но Н был непреклонен.
Звонили из кабинета начальника штаба полка. Н долго не мог дозвониться, а когда военная линия все-таки пропихнула коннект, Н долго объяснял дежурному помощнику коменданта суть вопроса. На том конце линии ответили кратко и, видимо, довольно образно. Если после употребления шахид-коктейля Н позеленел, то положив трубку, Н побледнел, потом посинел, потом покраснел. Я с интересом наблюдал за этой цветомузыкой, прикидывая, чем кончится дело. Однако Н смог меня удивить в очередной раз:
- Я на экскурсию не поеду! - заявил он.
- Не волнуйтесь, - сказал я, - я сам все организую, - а вы тогда займитесь билетами на обратную дорогу.
И Н занялся... Но об этом - позже.
В назначенную для экскурсии субботу утром у КПП уже стояли три «Икаруса». Воспользовавшись бесконтрольностью, я снял наряд, запер и опечатал казарму, объявил флагманским «Икарус», оборудованный самой симпатичной экскурсоводшей, и приказал начинать движение.
И движение было начато. Проехали Бровары, и вот перед нами один из красивейших городов мира. Однако киевский музей Великой Отечественной войны даже в те годы производил странноватое впечатление. Огромная бетонная тетка со щитом и мечом, стоящая в несуразной позе на чем-то вроде карандашницы, военно-патриотические чувства как-то не пробуждала. Злоязычные киевляне звали ее «Викой Брежневой» и рассказывали, что сразу после установки монумента рука с мечом начала опасно гнуться. Меч пришлось укоротить, в результате он стал напоминать римский гладиус, а несуразно маленький щит пробуждал воспоминания о боях гладиаторов. Поэтому мы туда не поехали, а посетили Андреевский спуск, Владимирскую горку, прогулялись по Крещатику и закончили экскурсию в Лавре. Все прошло на редкость спокойно, студенты, большинство из которых в Киеве никогда не бывало, просто сияли, чему также способствовала некая толика холодного пива.
В Нежине у КПП нас уже поджидал Н. Когда я доложил ему, что все прошло как по маслу, Н испытал прямо-таки гамлетовские терзания. С одной стороны он понял, что пропустил роскошный шанс прогуляться по Киеву, вместо этого просидел весь день один в скучном Нежине, а с другой - потерял право доложить в Москву, что без происшествий провел экскурсию, ведь вместо него ездил я...
Чтобы укрепить авторитет старшего группы преподавателей, Н занялся железнодорожными билетами. Комендатуры ВОСО в Нежине не было, прямого поезда Нежин - Москва тоже, и Н вел длительные и сложные телефонные переговоры с Киевом. Я не вмешивался. Наконец, за неделю до отъезда Н объявил, что пришло время выкупать билеты, и мы отправились на вокзал. В кассе нам сообщили, что да, телеграмма относительно нас получена, но есть проблема. Оказалось, что поезд, на который Н заказал билеты, в Нежине не останавливается.
Н метнулся к начальнику вокзала. Начальник вокзала, подавив естественное недоумение, сказал, что своей властью он может остановить поезд максимум на три минуты, и если вы успеете... Н ответил, что не успеем. «Тогда, - сказал начальник вокзала, - идите к начальнику станции, может, он чем поможет.
Начальник станции, как оказалось, работал в одноэтажном домике, расположенном рядом с вокзалом.
- А он на обед ушел, - низким, грудным голосом сообщила секретарша, путая украинские и русские слова. Голос у нее был настолько грудной, что грудь периодически задевала клавишу «Пробел» пишущей машинки, и «Ятрань» давала короткую, злую очередь.
- А когда он вернется? - нервно поинтересовался шеф.
- Как когда? - удивилась секретарша, - как покушает, так и придет.
Чтобы не пропустить начальника станции, мы оборудовали НП на лавочке рядом со входом в домик. Я сбегал на вокзал за пивом, Н, естественно, от пива отказался.
За лавочкой была разбита клумба, буйно заросшая подсолнухами (надо понимать, ожидающие лузгали в нее семечки) и мальвами. Огромные шмели, больше похожие на недокормленных колибри, с бомбардировочным гудением пролетали мимо нас, валились в разноцветные граммофоны цветков и начинали там с недовольным урчанием возиться, раскачивая немаленький цветок. Потом, перемазанные пыльцой, вылезали и на бреющем уходили на базу.
Вскоре появился начальник станции, который решил наш вопрос в одну минуту.
- Значит так, мужики. Ваш поезд стоит полчаса в Конотопе. До Конотопа из Нежина идет электричка. Раз вы поедете на электричке в сторону Москвы, ваши билеты на поезд действительны и на электричку. Только имейте в виду, что электричка одна, и если на нее опоздаете, ну, сами понимаете...
В день отъезда за час до отхода электрички я привез студентов на вокзал. Полковника Н там не было. Он уехал за сгущенкой. Бродя по городу, Н разнюхал, что где-то на другом конце Нежина можно купить разливную сгущенку, причем она будет дешевле сгущенки баночной. И жадный Н соблазнился...
Шло время, Н не появлялся. Если бы он оставил мне билеты, то я бы плюнул и на Н и на его сгущенку и уехал со студентами один, но хитрый полковник оставил мне свой чемодан, а билеты на поезд взял с собой. Студенты уже давно сидели в электричке, а я стоял на перроне, ломая голову над проблемой: что лучше, остаться в Нежине без шанса попасть на свой поезд, или уехать в Конотоп без билетов? Оба варианта мне не нравились. За десять минут до отхода электричке на платформе появился Н. Он бежал мелкой рысью, держа на вытянутых руках два открытых детских ведерка со сгущенкой. Несмотря на то, что он старался нести ведерки бережно, часть сгущенки выплеснулась на брюки, и Н сопровождал почетный эскорт шмелей, прикидывающих, как бы стащить с Н сладкие вкусные брюки и отнять ведерки. Как я его тогда не ударил, не знаю...
Дальше рассказывать неинтересно. Мы без приключений доехали до Конотопа, там пересели на свой поезд и на следующий день были в Москве.
Ах да, забыл. В поезде было жарко, и за ночь сгущенка прокисла.

И это второй из рассказов о полковнике Н.

Уйти из Чайнатауна*

(развернутая версия для aviapasha)

ORD - Аэропорт О’Хара в Чикаго (ORD - код аэропорта, КБ) . Здесь совершенно невероятным образом встретились науки Логистика и Психология, и как и положено не родственным дисциплинам в таких случаях, сразу аккуратно вцепились друг другу в горло.

Несмотря на удручающе точные ежедневные сводки задержек в аэропортах по всем новостным каналам, пассажирствующий электорат упорно покупает билеты через ORD. Со стыковками между рейсами в стандартные 45 минут. Это Психология. Не спорю, за это время (теоретически и бегом) можно попасть, например, из терминала F (Фокс) в терминал C (Чарли). Это если дорогу знаешь. Но, даже запланировав пару часов на всякий случай, можно легко «пролететь». При падении видимости ниже стандартов ПМУ (простые метеоусловия) взлеты-посадки на пересекающихся полосах останавливаются, и мошности аэропорта сокращаются вдвое. Это уже Логистика. «Входящие» рейсы уводят на запасные или вешают нарезать круги в отстойниках. Не успевшие взлететь сидят на земле в портах отправления и ждут, пока Чикаго не «откроется». Даже в ясные дни кассы перебронирования штурмуются негодующими толпами опоздавших на стыковку. А если начинаются СМУ, что есть сложные метеоусловия, снег, дождь или насморк у компьютерных систем порта, то ситуация в терминалах быстро становится похожа на мексиканский тюремный бунт. В силу близости капризной большой лужи (озеро Мичиган) «погода» случается часто. Я рекомендую всем знакомым через Чикаго не летать в принципе, а если других вариантов нет, то убить 5 часов на пересадку. Конечно, можно меньше, но это уже лотерея, а везет не всем и не всегда.

Это был один из тех дней, которые хорошо начинаются. Стартовали в Яблогорске (Эпплтон, Висконсин) в 5 утра, разгрузились-загрузились в Чикаго и ушли на Колорадо Спрингс. По плану после Спрингс мы должны были сделать еще два рейса: длинный обратно в Чайнатаун и средний в Шарлотту. Итого 4 ходки, 12 часов «на ремне», типичное расписание для региональной линии, которое так же типично развалилось, как карточный домик. О’Хара «затормозила» нас в Колорадо - колдуны предсказали штормовой фронт. Вынужденное неоплачиваемое бездействие выматывает хуже работы. Но три часа с завистью глазеть на местные горы - не большая проблема, и мысли о мягкой подушке в отеле через пару тысяч миль и четыре часовых пояса тоже позитивно снимают напряжение. Только после запоздалого взлета мы узнали, что метеорологи «перебдели» - грозовая полоса отвернула от аэропорта и хитрой змейкой ушла выкачивать энергию из озера. Хоть кипиш был не обоснован, но транспортную пробку он создать успел. Паксы, летящие с нами через Чикаго в Париж, Лондон, Урюпинск и другие интересные места, на свои рейсы безнадежно опоздали. Наш вылет в Шарлотту тоже покрылся инеем, раньше чем через два часа после посадки Чикаго нас выпустить не мог - все имеющиеся в наличии кубокилометры воздушного пространства были уже расписаны, и перспектива бесцельного сидения в порту утомляла сама по себе.

В знаменитой «душегубке» - переполненном народом терминале «F» - последние остатки энергии исчезают на раз, как мед у Винни-Пуха. Хочется упасть где-нибудь в уголке и долго-долго не подниматься. Все кресла и большая часть пола заняты телами пассажиров. Иногда по ним с паровозным пыхтением и упорством спринтуют потные группы плотных людей в неспортивной форме и с чемоданами. Это оптимисты. По опыту знаю, в 99 процентов случаев их рейс либо давно ушел, либо отменен. Идти в комнату отдыха экипажей бесполезно, она всегда забита живущими там почти на постоянку депрессированными стюрами обоих полов. Гвалт они создают невозможный (все попытки пилотяг установить там необходимую для отдыха звуковую дисциплину наткнулись на судебные иски на тему расовой и противоахтунговой дискриминации). Остается только план Б, то есть загрузить в «реактор» малотоксичный обед N4 из МакДоналдса, прибить усталось килоджоулями и порадовать синапсы кофеином от Данкин Донатс, который в разы вкуснее распиаренного Страбакса.

И вот, наконец, предполетный осмотр. Всегда на минуту останавливаюсь у каждой законцовки проверить навигационные огни. А главное, чтобы на форму плоскости полюбоваться. На нежных кривых отдыхает глаз, а отдых в любой форме мне сейчас очень и очень нужен.

...Дамы и господа, ваш экипаж, капитан Морган (марка рома) и первый пилот Джим Бим (марка виски) рады видеть вас на борту нашего безнадежно перегруженного клюшками для гольфа самолета следующего рейсом Чикаго - Шарлотта. Хотя, при желании, по большинству голосов, мы готовы доставить вас куда угодно. Мое личное мнение - давайте вообще забудим эту дурацкую затею с рейсом и где-нибудь организованно напьемся. Я знаю прекрасный ирландский паб совсем недалеко отсюда...

Сдержанный сарказм Кэпа можно понять. Метеослужба только что обновила прогноз. Дождя не будет... На восточной стороне аэропорта. А на западной всех раздолбает громом и зальет по самые помидоры. Грозовая полоса наконец соизволила заглянуть на огонек. В быстро наступившей ночи этот вялый и тяжелый день висит на плечах, как пьяный носорог, и никак не хочет заканчиваться. 89 бортов тянутся нестройной колонной через весь порт, надеясь уйти сухими и обойтись без дырок от молний в обшивке. Мы номер 84, и следом за нами очередь быстро заполняется желающими выбраться из этого страшного места.

Через 15 минут толкания в пробке прогноз меняется - теперь зальет только восточный сектор. "Земля" меняет конфигурацию порта, и все 89 самолетов змейкой разворачиваются и катятся обратно на запад. Как в том анекдоте про татаро-монгольскую оккупацию Норвегии: "тусовка туда - тусовка сюда". Некоторые выпадают из очереди за выработкой горючего. Я держу тормозами дистанцию и пытаюсь выбить по радио новый полетный план - старый отменен из-за массивных грозовых ячеек на маршруте. То же самое сейчас делают остальные сто бортов, и «прозвучать» на частоте почти невозможно. Кэп по сотовому телефону уточняет для компании нашу ситуацию по топливу для полетного плана, которого у нас еще нет (тс-с-с). Вроде, утвердили - заправщик, как всегда, все знал вперед всех и залил в два раза больше чем просили. Повезло.

Самолеты парами уходят с параллельных полос. Мы номер 60, номер 20. Борт впереди застрял из-за озлобленного пакса в сортире - по правилам движение запрещено, если кто-то не на месте и не пристегнут. Мы обходим их по запасной рулежке, и вот, наконец, предварительный старт. «Гнусавый» (компьютерный голос) зачитывает на частоте ATIS новый METAR (метео) - штормовой фронт разбился на две атакующие группы и заходит с обоих сторон, с запада и востока. Видно, как молнии с злобным шипением втыкаются в Мичиган. Нам опять повезло, нам добро на взлет, мы последние успеем прорваться, всем следующим за нами бортам дробь-дробь, стоять где прибило и ждать по новой.

Мы в темпе выезжаем на исполнительный. Впереди, как дорожный каток, неумолимо приближается, колбася окрестности, шторм. Сзади все еще хуже. Разбег, отрыв, колесики в пузо, разворот - огонек на законцовке падает подозрительно близко к земле, и флайт-компьютер гундит про глубину моего виража - «бэнк энгл». Компьютер не знает, что ленивый плоский поворот загонит нас прямо в штормовое месиво, в котором резвятся настоящие погодные динозавры. Лучше уж это недовольное «бэнк энгл», чем истеричное «виндшир!»**

Две минуты на курсе, нормальный набор высоты. Длинные мохнатые пальцы грозы серебрятся в лунном свете. Достают и до нас. Есть запас скорости и запас высоты под задницей, значит, ничего нам уже не страшно. А болтанка - слишком мягкое слово, "швырялка" или "пиналовка" подойдут лучше. Фюзеляж скрипит, как старая карета. На панели красным сигнал «Лед». Включаю обогрев воздухозаборников и крыла. Если вывернуть на лобовое стекло светильник для карт, то видно два маленьких айсберга, внутри которых, как мухи в янтаре, законсервированы наши «дворники». Но это все ерунда. Пробив тучи и успокоив население в салоне, мы любуемся розовой полоской на восточном горизонте и поем древние песни без слов. Чтобы не уснуть, и потому что повезло. С мудрым заправщиком, с диаретиком на том застрявшем борту, и вобще повезло в который раз уйти из Чикаго.


* «Летчиское» альтернативное имя города, который известен также как «Шантитаун». Альтернативные имена не всегда почетные. Лас Вегас, например, проходит как City of Lost Wages (Город Потерянных Денег). Собственно, как город, Чикаго мне очень нравится, но местный порт ORD (О’Хара) несколько неорганизован. Хотя сейчас скучаю зверски по обоим.

** Wind Shear - агрессивная смена ветра по направлению и скорости. Феномен очень неприятный на взлетно-посадочных режимах, который в свое время стал причиной ряда авиакатастроф. Автоматика CRJ диагностирует это явление речевым сигналом и целой кучей визуальных индикаторов. Использовать эту сигнализацию в качестве будильника производителем не рекомендуется.