Это были не мы!
Кто помнит времена перестройки, тот меня поймет. Нам, молодым, не познавшим всех перипетий судьбы наших родителей, было интересно жить во второй половине восьмидесятых прошлого столетия. Особенно интересно было жить тем, кто не думал о хлебе насущном, сытно ел и сладко спал за государственный счет, будучи курсантами военного училища. Я не беру во внимание, что и образование мы тоже получали даром. Только теперь, с высоты прожитых лет, накопленного опыта и объема противоречивой информации, хлынувшей на нас в постперестроечное время, можно оценить, насколько беззаботны и безответственны мы были тогда. Все познается в сравнении. И, нам, детям шестидесятых, уже есть с чем сравнивать. А тогда...
Тогда с глотками первой «свободы» мы получили возможность смот-реть по ночам «Взгляд» и прямой эфир возрожденного Масляковым «КВНа». Мы слушали Сахарова и возмущались его речами по вопросам войны в Афганистане и проектом его конституции. Мы играли в демократию, голосуя за одного из нескольких депутатов претендующих на один мандат. Нам нравилось бывать в кооперативных кафе и покупать водку у таксистов. В магазине она была крайне редко, да и та по талонам. Талоны же были на все кроме спичек и соли. Мы были последними, кто вступал в коммунистическую партию, наивно веря в то, что наш приход изменит ее к лучшему. Какими мы были идеалистами! Девушки были стройны и красивы, юноши волосаты и подтянуты, а наши родители еще полны жизненной энергии. Нам хватало сил гулять ночи напролет, а после сидеть на лекциях и рисовать графики сна в тетрадках. Но и сейчас мне, ни на минуту не жаль того, что я жил в то время. Оно было прекрасное!
А какие фильмы хлынули на широкие экраны кинотеатров и маленькие телевизоры темных видеозалов. Наши дети не знают их названий. «Хон Гиль Дон», «Роки», «Рембо», «Сердце Ангела», «Секс миссия»... Да разве все упомнишь? Но, многосерийные приключения Кинг-Конгов я помню, до сей поры.
Олег Сидоров и я сидели в самом холодном месте училищного быта. На нашем языке его называли «Арктикой». Нет, там совсем не было холодно, даже наоборот, тепло и светло. Просто тот, у кого имелись задолженности по предметам обучения, до времени их ликвидации лишался увольнения в город. А без выхода за стены родной alma mater на душе было довольно прохладно, вот и прозвали наши предшественники такое состояние «Арктикой». Настроение было скверное. В кинотеатрах города последние дни шла очередная серия очередного Конга. Счастливчики, кто уже посмотрел, наперебой рассказывали в курилке все подробности этого «киношедевра», а мы, с Олегом, глотая дым и слюни корпели над чертежами и эпюрами кривых моментов, в тайне мечтая занести «хвосты» и приобщиться к миру киноискусства. И мы таки успели вечером в субботу поймать преподавателя и, превзойдя самих себя защитить свои опусы. Но в воскресенье фортуна пронеслась мимо нас. Данные по успеваемости подавались в учебный отдел в субботу до четырнадцати часов...
Когда все увольняемые ушли в город Олег подмигнул мне и проследовал в курилку. Курить я не хотел, но выражение его лица заинтриговало меня. Присоединившись к нему, я весь превратился в одно большое ухо. Сидоров подозрительно заглянул за двери курилки и, убедившись в отсутствии нежелательных свидетелей, заговорщицки зашептал:
- Сейчас три часа, ротный придет с проверкой к семи, мы в легкую успеем с тобой на четырех часовой сеанс и без палева вернемся назад.
Риск был велик. В случае обнаружения нашей самоволки городу грозила изоляция от нас как минимум на месяц. Допустить такого непристойного отношения к одной из святынь земли Русской я не мог. Предупредив дежурного по роте, что идем кататься на лыжах и, захватив спортинвентарь, мы отправились в сторону лыжной трассы. Времени на переодевания в гражданку у нас уже не оставалось, поэтому у кинотеатра мы появились в спортивной форме. Кстати, молодые ребята уже тогда ходили в городе в подобном виде, и это, как и сейчас, не считалось дурным тоном. Правда, на спинах олимпиек у нас красовались набитые краской через трафарет логотипы нашей бурсы. Но нас это не смущало, ведь мы были в предвкушении прекрасного, до которого оставалось каких-то пять минут. Достав сигарету, и сладостно затянувшись, я представил себя в кресле кинозала. И вдруг мой взгляд упал на водителя, остановившихся неподалеку от меня «Жигулей». Что-то до боли знакомое показалось мне в его глазах, подбородке, губах...
- Атас! Ротный с автооблавой! - прорычал мне в ухо Олег.
Двигаясь в сторону стоянки такси полушагом, полубегом мы ввалились в просторный салон зеленоглазой «Волги». Заметил нас ротный или нет, нам было невдомек, но испытывать судьбу уже не хотелось.
- Шеф! Гони к тыльным воротам училища, где баня, знаешь?
Таксист, как и все нормальные мужики того времени служил когда-то в армии и был с нами солидарен по определению. Два раза ему повторять не пришлось. На всех парах, видавшее виды такси выжало из себя все, что смогло. И уже через десять минут мы с лыжами на плечах ввалились в родную казарму. Судя по скучающему виду дневального в канцелярии было пусто. Но кто мог дать гарантию, что это навсегда. Побросав лыжи и скинув с себя спортивку, мы с полотенцами побежали в умывальник. Благо наш вид не вызывал сомнения в том, что нами было пройдено на рекорд училища и его окрестностей не меньше десятка километров.
Ротный появился через минуту. Пробежав мимо смирнокричащего и опешившего дневального, он громко гаркнул:
- Гришина и Сидорова в канцелярию!
Дежурный метнулся извлекать нас из умывальника. Его взгляд говорил о сочувствии нашему «горю». Переглянувшись и сжав мышцы ягодиц, мы побрели в указанном направлении.
Чем ближе была цель нашего путешествия, тем мрачнее становились наши мысли. Но в канцелярии мы увидели сильное удивление на лице нашего отца-командира. Очевидно, он ожидал лицезреть, что угодно, кроме голых торсов вызываемых им курсантов. Олег нашелся мгновенно:
- Товарищ майор! Это были не мы! - выпалил он.
Немая сцена продолжалась долго...
Кстати, эту картину про Кинг-Конга я посмотрел много позже. И если честно, то был сильно огорчен, было бы из-за чего тогда пропадать.

Оценка - 1,57

Лучшие истории 2011 г. из раздела "Учебка"

НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ ИЛИ КАЗАРМЕННЫЙ ТРОЛЛЬ

В учебку с Украины мы приехали на одном поезде, только я из Львова, а Сучко из Тернополя.
Теперь, спустя пару десятков лет я уже и не припомню как его звали, впрочем с такой фамилией вряд ли вообще кто-нибудь кроме родителей помнит его имя. Веселый, кудрявый, мелкий, с белыми как у теленка ресницами, вот вроде бы и все.
Паренек - как паренек, но чем-то неуловимым он все же отличался от остальных хохлов нашей роты и я тогда не понимал чем...
Вот однажды вечерком после ужина угораздило нашего Сучко вляпаться в проблемы с грузинами по самые свои лопоухие уши.
Грузинская братва всегда держалась особняком от нас, было их в роте человек пять - шесть, сидели в своем углу казармы, курлыкали и ржали. Их никто не трогал. А они могли...
Вот Сучко, идя из курилки мимо веселой грузинской компании, вдруг ни за что ни про что получил для ускорения ненавязчивого пендаля. Обиделся, что-то дерзко возразил на свою голову, и тут же отхватил по пендалю уже от каждого биджо.
Напоследок с паренька сняли шапку и перебросили на волю через пятиметровый забор с колючей проволокой поверху. Жители Псковской области не заставили себя долго ждать, аж на перегонки прибежали. В хозяйстве и солдатская шапка сгодится...
Взгруснул Сучко. Без шапки Родину хрен защитишь, да и «стучать» на эту банду себе дороже. Орлы пожалели его (а скорее всего за себя испугались, мало ли - сдаст...) и отвели в соседнюю роту к сержанту грузину. Тот выслушал, поржал и с барского плеча продал бедолаге старую рассохшуюся шапку всего за червонец, загнав бедного Сучко в долги до зарплаты.
На том и разошлись.

Прошла неделя, вдруг после отбоя в сонную казарму прибегает начальник штаба с офицерами, влезает по стремянке к потолку, раскурочивает пластиковый плафон и достает оттуда маленький зеленый мячик...
- Рота подъем!!!
Крику и разборок было много. Анаша в роте - это серьезное ЧП.
Но как нас не стращали, хозяина «шмали» так и не вычислили.
Той же ночью в грузинском углу случилась кровавая междусобойная разборка и к утру двоих из них с переломами носов и пробитыми бошками отвезли в госпиталь.
На следующий день набежала кучка земляков из разных рот, покричали, покурлыкали и еще троим своим насовали, да как насовали... Чуть не убили. Видимо за ночной беспредел...
В общем у наших бедных грузин наступила чернейшая полоса - крокодил не ловился, про кокос и говорить нечего...
Каждую ночь дикие крики через всю казарму, слезы, истерики и как следствие - очередной по-братски сломанный орлиный нос.
На все аккуратные расспросы извне, они раздраженно отшивали - «не лезьте - это только наши дела...»
В результате за два последних месяца, каждого из грузин хоть раз по-землятски молотила диаспора скопом или в розницу...
Однажды они позвали в гости того сержанта, из соседней роты, который шапку впарил за червонец.
Мило поговорили, но внезапно перешли на крик и так отходили его пряжками, что бедняге чуть пальцы не перерубили...
А что хотели? Что предъявляли? Разве же их поймешь? Только по интонации... Мол, мы, твои земляки, недовольны тобой, товарищ сержант, а по этому не взыщи, будет очень больно...
Видимо как-то так.
Наступила весна. Пришла пора покидать родную учебку. Каждый день на плац заезжал автобус, в него по списку паковались ребята из разных рот, чтобы помахать ручкой в окно, тронуться в дальний путь и никогда уже больше не встретиться.
В один из дней (простите за каламбур) загрузили всех наших грузин. Их как самых скандальных «залетчиков» увозили туда, куда и пообещал начальник штаба - на «Остров стоячих херов», в смысле на землю Франса-Иосифа...
До отправления минута, грузины даже не махали нам остававшимся, да и кому махать? Земляки то все внутри.
Вдруг Сучко пронзительно свистнул и замахал своей бесформенной шапкой. В автобусе с интересом оглянулись и приоткрыли окна.
И тут произошло чудо - Сучко громкой скороговоркой начал курлыкать на чистом грузинском языке. С минуту наверное кричал. Аж пока автобус не увез со сцены потрясенных слушателей с открытыми ртами...
Мы обступили нашего счастливого Сучка поймавшего кураж и поинтересовались - «А шо это щас такое началося...?»
И казарменный Макиавелли рассказал о себе то, чего никто бы и не догадался у него спросить.
Оказалось, что он родился и вырос в славном городе Кутаиси, даже в грузинской школе учился. И только в шестнадцать лет переехал с родителями в Тернополь.
Вот он потихоньку и разрабатывал планы мести, слушая секреты своих врагов (они ведь не смущаясь орали через всю казарму)
Так неуловимый мститель по чуть-чуть подливал масло в огонь, то подбросит в угол казармы записочку на грузинском языке, то в штаб на русском...
А один раз, когда под ним на свободном нижнем ярусе лег спать обиженный на своих, свежеотбуцканный грузин, Сучко терпеливо дождался, пока тот крепко уснет и истерично крикнул в темноту от его имени что-то типа - «Шэни дэда могитхан!!!» Земляки услышали, не поленились, подошли и добавили спящему...

Осуждать мы его не стали, ведь это была не наша война, но когда через несколько лет я впервые услышал про Никколо Макиавелли, то уже кое что знал о методах его работы...

Чесно стырено с http://storyofgrubas.livejournal.com/91017.html

Оценка - 1,61

нЕгрАм



На третьем курсе военно-медицинской академии им. С.М. Кирова (он, подобно великому инженеру и мореплавателю Дзержинскому, видимо был великим врачевателем))) идёт групповое занятие. Опрос по пройденной теме.

Тема звучит понятно только для посвящённых, а для людей нормальных - примерно так: кому, когда и какие лекарства назначают.

Паша Шиляев изволил спать и был уличён с поличным. Теперь он стоит перед взводом и тужится ответить на вопрос. Что-то по антибиотикам в случаях пиелонефритов, поносов и половых инфекций.
Одну из последних он недавно имел неудовольствие подхватить. Несколько дней ни ссать, ни спать не мог. Потом - чудо уколы и он снова может всё. И навёрстывает упущенное.
Тему не знает и не проснулся толком. Плывёт. Поэтому, и уши и глаза растопырив, пытается уловить льющиеся как из рога изобилия, подсказки. Только льются они шёпотом. А в ушах и без того шумновато.

Но он стоически пытается шёпот товарищей хоть немного осознать и потом это, уже осознанное и, по-сути, являющееся уже знанием, вслух поведать нарочито глядящему на весну в окно преподавателю.

Получается не очень.

Из последнего пойманного ухом произнесённого по слогам, поэтому с непонятно куда поставленным ударением «Не-виг-ра-мон» и «Нег-рАм», он выбирает первое и, почти уверенно, выдаёт его:
- невиграмон!
- та-ак. Хорошо. Ну а кому Вы его назначать будете? - не отрывая взгляд от окна.
И тут Паша, в порядке очерёдности услышанного, выдаёт второе:
- нЕграм!

Взвод выпал в осадок вместе с преподавателем.

Никто из присутствующих, кроме так и не проснувшегося Паши, даже не смел предполагать, что лекарства могут назначаться в зависимости от цвета кожи))))

_________________________________________________


*«Невиграмон» («Неграм») - Налидиксовая кислота (Nalidixic acid) - лекарственный препарат. Оказывает противомикробное действие. Активен в отношении кишечной, дизентерийной и брюшно-тифозной палочек и других возбудителей. Влияет на микроорганизмы, устойчивые к антибиотикам и сульфаниламидам.

На троллейбусной остановке


Это было в конце первого курса. Меня, активиста-самодеятельщика, командование снарядило в пединститут.
К девкам. Так и сказали.
Главная цель - организовать вечер отдыха курсов - нашего и ихнего. С танцами ну и так далее.
Снаряжен я был уже не в первый раз.
- И что бы это уже точно, Ковалёв! - пищал начфак.
Потому как уже несколько раз сначала в одиночном порядке, а потом и с "необходимыми" мне помощниками из числа сокурсников мы ездили «договариваться». Кроме одной полувстречи с какой-то леди ректором-проректором или как у них она называлась, дело почти стояло. Не цвело, как лужа грязная, а просто не двигалось. Потому что наши визиты заключались в дружбе организмами со студентками. Вот и всё. Мы им нравились, они нам - тем более. Всех всё устраивало. Кроме нашего командования.
Короче ехал я в этот раз, во-первых, один, без сокурсников, а во-вторых мыслил в правильную сторону. Потому как если начфак сказал, что посадит на губу, если к майским праздникам «ты не организуешь нам образцово-показательную случку», то всенепременно посадит.
Стою на остановке на проспекте Г-на, сразу через него от училища. Жду тринадцатого троллейбуса. Чтобы сразу до педа доехать. Маршрутки тоже есть, но они зигзагами едут долго. Да и платить в них надо. И как назло его нет. «Шестёрки» идут, а тринадцатого нету. Толпа уже немалая собралась. Замечаю на противоположном её конце армейского подполковника, из которого просто брызжет дурная аура и гневно сверкают очи его грозные.
А смотрит он в мою сторону. Я это чувствую и прекрасно понимаю всю подоплёку.

Я уже упоминал, что наше училище менее, чем на одну пятую состояло из нас, моряков, и были мы «детьми» нелюбимыми. И курсанты и командование. Лишь наш профессорско-преподавательский состав пользовался должным уважением со стороны армейцев.
Это выражалось во всём: праздничные большие наряды и караулы - моряки!; территория для уборки - морякам самая лицевая, чтобы было за что драть!; даже для подготовки к спортивным соревнованиям нас не увольняли в город, как курсантов-армейцев, зато потом драли нашего факера (а он, соответственно, нас) что мы как всегда в конце турнирной таблицы.
У многих армейцев неприязнь к морякам в генах. Не знаю с кого это началось, но ярким образчиком такой нелюбви, доходящей, порой, до неприличия, является Г.К.Жуков. Впрочем, я сейчас о весёлом.

И тут я «попался». Во-первых, я моряк - это уже повод придраться. Тем более я вот так вот нагло (неужели мог подумать, что я без санкции?))) прямо напротив училища стою на остановке. Тем более моряк. Даже если и уволен законно, то почему это днём в часы самоподготовки? Ещё и первокурсник! Да и вообще моряк!

Пыхтит. Медленно, кейсик держа за спиной, продвигается в мою сторону. Ща, сука, к чему-нить прие***ся.
Подходит.
- Товарищ курсант! - и сразу же, я, вытянувшийся во фрунт и было поднёсший руку к бескозырке, даже рот толком открыть не успел - что Вы тут делаете?!?!
И это всё, вроде бы просто строгим не очень громким голосом, но пол-остановки всё слышат, а кто не слышит - видит.
- Троллейбуса жду, товарищ полковник.
Он пару секунд сверлил меня взглядом, судорожно думал не знаю о чём. И выдал, так же строго:
- Ну так ждите его быстрее! - повернулся и, с чувством, видимо, исполненного долга, пошёл обратно на другой конец остановки.

Во мне, всё-же, погиб (пока ещё не до конца) гениальный актёр. Кто бы знал, чего мне стоило не заржать как это сделало полостановки!

Вернувшись из увольнения рассказал о произошедшем. Казарма стояла от смеха на ушах. А, после отпуска в сентябре в одном из журналов мы прочли этот случай, как мини-анекдот из военной жизни из трёх строк диалога. Кто послал, нарушив моё авторское право на него, «вычилить» не получилось. Ну и шут с ними...

Со «случкой» всё выгорело. На губу я не попал.

Приключения курсанта Яш-ова. Кадр 3.
- Яш-ооов!!! А-а-аааа! Блляяя! Бля, беговая абизяна!!! Это залет, курсант! Ты оххррренееел! - голос капитана Чис-ова срывался на ультразвук, сам он летал со скоростью, которой бы позавидовали некоторые самолеты, от тумбочки дневального, где застыл Лёха на вытяжку, до средины строя курсантов, стоящего на «взлётке», при этом держа руки в своей любимой позе - сцепив кисти на уровне ниже пупа и выше колена, ну в общем там, где горцы кинжал таскают. За капитаном тянулся шлейф выхлопа плохо перегоревшего на форсаже «топлива», употребленного по случаю вечера субботы с закадычным другом капитаном Ря-ным, таким же «ответствующим» взводным с параллельного 1-го курса.
-Ты меня дрочнуть решил? Так я тебя задрочу впрямую! На «орбиту», бля! Два наряда вне очереди, тащь курсант! (при этом капитан всегда вскидывал руку в сторону наказываемого с оттопыренными, по количеству объявляемых нарядов, пальцами) И на очки! На очки!!! Я лично буду в них бриться! - визжал взводный капитан Чис-ов. По курсантскому строю на последней фразе прокатился нестройный смешок. Капитан Чис-ов аж подпрыгнул на месте от ярости: «Отставить смех, бля! Животные небритые! Стадо голых макак! Устроили из казармы лежбище морских котиков! Лежат, говеют! Совсем охренели!!! Вы знаете, для чего койка курсанту? Койка курсанту для того, чтобы заправлять ее и отбивать кант! Еще в неё падают по команде «Отбой!» и подрываются с неё по команде «Подъем!». В остальное время койка - есть девушка неприкосновенная! Целка! С кантом!»». Курсанты, которым не посчастливилось этой субботой уйти в увольнение, мучимые спермотоксикозом, представив последнее отнюдь не в виде койки, заколдобились.
-Тормоза, бля! Хуже! Ручники! В боевой машине пехоты есть такой рычаг! Переключается на четырнадцать щелчков! - капитана распирало, он был готов задрочить всех и вся, но тут из канцелярии выглянул закадычный друг и собутыльник капитан Ря-ин и призывно помотал головой. Чи-ов сдулся, скомандовал: «Разойдись», старшина продублировал и народ расползся по кубрикам говеть дальше. Отдав дежурному по курсу необходимые распоряжения по замене во внутреннем наряде, по построению заступающего наряда и очередному контрольному построению курса, капитан Чи-ов скрылся за дверью канцелярии с целью продолжить борьбу с зелёным змием путем его тотального уничтожения.
Часом раньше...
После построения увольняемых в город, на котором капитан Чи-ов дотошно проверил у нас окантовку, поглажку, почищеность, побритость и постриженность, «увольняшки», служебные удостоверения, всякие платки-расчески-нитки с иголками, записные книжки, напутствовал словами: «В городе много водки не пить, к грязным женщинам не приставать, упавшие рожки трамвая-троллейбуса при опоздании из увольнения за отмазку не катят!», я проскользнул обратно в свой кубрик и быстро перекинулся в заранее приготовленную гражданку. Выглянул в приоткрытую дверь, Лёха с тумбочки дневального мне просемафорил, что палева нет. Короткими перебежками я добежал до тумбочки дневального и выскользнул из двери курса на лестничную клетку. На последок, еще раз условился с Лёхой о месте встречи за территорией «вышки», поскакал к заветному месту в заборе за казармой. Обойдя территорию по внешнему периметру, встретился возле КПП с девчонками, которые нас ждали и повел их прогуляться, в ожидании Лёхи, который сразу после сдачи наряда должен был к нам присоединиться.
Тут стоит уточнить, что помимо многочисленных временных пассий, была у Лёхи постоянная зазноба, так сказать, для отдохновения души, а не тела. Это была единственная девушка, которой он, иногда, позволял из себя веревки вить и дальше обжиманий-поцелуев ничего себе не разрешал, по крайней мере, еще год. На момент нашего с ним знакомства они встречались уже пару лет, его зазноба была лучшей подружкой моей будущей жены, в общем, вот так мы с ней и познакомились. Они пришли на КПП проведать Лёху, а я в ларек при КПП за сигаретами выбежал, где увидел стройную миниатюрную русоволосую девушку, на которой сразу как-то зацепился мой глаз и вот уже семнадцать лет отцепится не может.
На улице было холодновасто, стоял февраль месяц, девчонки стали мерзнуть. Зашли в наш «постоянный» подъезд пятиэтажки рядом с территорией альма-матер, где за две зимы провели немало приятных минут общения друг с другом. Этот же подъезд и был условленным местом встречи с Лёхой, увольняемым в город после наряда. Пока суть да дело, отгремели барабаны на разводе нарядов, за близко стоящим забором «вышки» отгрохотали сапоги марширующего заступающего наряда, расползающегося по местам несения службы, выждали положенное время, а Лёхи все нет. Что-то непонятное. Добежал до КПП и послал отловленного курсантика-однокурсника, одетого по форме, позвонить на курс дневальному, узнать, когда уже отпустят Яш-ова. Курсантик вернулся и огорошил меня тем, что ему ответил сам Яш-ов, дневалящий на тумбочке и что «всему облом».
Блин... Засада. Все планы попарного посещения кафешки рушились на глазах. Я метнулся к заветному месту в заборе и просочился вдоль казармы на курс. Приоткрыл дверь и увидел грустные глаза на унылом лице Лёхи. Он шепотом мне поведал, что капитан Чи-ов решил провести контрольное построение курса, о чём и отдал соответствующую команду дневалящему Лёхе, а так как капитан находился в хорошем расположении духа, по известной нам причине, выглядело это так: «Дневальный! Станок педальный! Ко мне, беговая абизяна!» - голос капитана из канцелярии. Лёха подорвался и заскочил в канцелярию, доложив о прибытии. Капитан Чи-ов распорядился построить курс для контроля, по форме одежды номер три и отпустил его. Лёхе стало обидно за «станок» и «абизяну», он вернулся к тумбочке и гаркнул: «Курс! Строится! Форма одежды номер...» - и более тихо, неожиданно для себя, добавил: «...номер один! Трусы и тапочки!».
Взводный, получив доклад о том, что курс построен, вышел, увидел голые торсы и ляжки, принял это за издевку над ним, снял Лёху с наряда, и запустил его «на орбиту», поставив в заступающий через два часа наряд по курсу.
Вот так нам обломался приятный, во всех отношениях, совместный ужин в уютной кафешке.