Навеяно историей «Как рядовой генерала разжаловал»
Рассказывал я эту историю на форуме, где посоветовали отправить её в выпуск, что я и делаю. Итак:

СТОЛБНЯК

Служил я, после славных наших вооруженных сил, в МВД. А точнее, в ГУВД г.Москвы. Скажете, что не армия это... Да не армия, конечно, но организация военизированная, со всеми положенными атрибутами: формой, званиями (хоть и не воинскими, а специальными) и, естественно, со своими генералами. А генерал, он, как известно, везде генерал и отношение к ним соответствующее. Кто поближе к ним был - те обвыкались быстро, а кто далеко - те, как водится, боялись их, аж до расслабления кишечника. Ибо за что взъ#$%ь служивого всегда найдется, а кому охота?

И вот, сидим, значит, мы с один другом моим... назовем его Сергей К. вечерком на дежурстве. Дежурство - не бей лежачего, следим, понимаете, за исправностью технических средств... да неважно каких, словом, делать нам совершенно нечего. Чайку попили, банку сгущенки открыв, посидели-поболтали и решили пойти с барышнями нашими пообщаться, уже с ними чайку попить. А этажом выше нас (как раз, к слову, на генеральском этаже) располагался один отдел, где дежурная смена сплошь из барышень состояла, всех как на подбор, живых, веселых и симпатичных. Уж было вышли, да вспомнили, что в гости положено с гостинцами ходить, а у нас из гостинцев банка почти питьевого спирта в сейфе да, хоть и открытая, но еще почти полная, банка сгущенки. После краткого размышления, выбрали сгущенку. Серега банку эту взял, крышечку пальцем придавил и бодро так вперед почапал, а я за ним. И вот поднимаемся мы по лестнице, идущей вокруг лифтов - марши здоровенные, бархатные ковровые дорожки, мрамор по стенам.
И вот поворот на последний марш...

Серега потом рассказывал, что идет он, идет, и вдруг упирается этой банкой сгущенки в тщательно отутюженный китель с ослепительно блестящими пуговицами, поднимает глаза - стоит перед его банкой лично начальник всего ГУВД генерал-лейтенант (тогда еще) Куликов Николай Васильевич и сверху вниз, вопросительно так, на него смотрит...

От внезапно открывшегося вида великолепия расшитых погон и широких лампасов Серега так и застыл с этой банкой - приподнятая голова, фуражка на затылке, выпученные остекленевшие глаза, чуть превышающие размеры очков в дорогой золоченой оправе, отвисшая челюсть и чуть подрагивающая рука с банкой в опасной близости от генеральского кителя... Остальная часть организма рефлекторно приняла стойку "смирно".

- Э-э-э-э? - поинтересовался генерал, слегка приподняв бровь.
Из горла моего коллеги донесся сухой хрипящий звук, как будто кто-то пытается вкрутить шуруп в гипсокартонную перегородку... кадык его при этом нервно дернулся, выражение пустых и неподвижных глаз не изменилось.

Я в этот момент мучался дилеммой - то ли пуститься по-мальчишески вниз по лестнице, пока внимание генерала отвлечено на сгущенку, то ли мужественно поддержать товарища... В конце концов, я принял компромиссное решение и попытался сделать вид, что я явлюсь элементом роскошного мраморного интерьера лестницы.
Слабое хрипение в горле у Сереги стихло, там что-то булькнуло и замолкло. Генерал медленно перевел взгляд с него на меня, потом обратно. Пауза затягивалась.

Надо отдать должное опыту и навыкам генерал-лейтенанта - он, не меняя выражения лица, пальцем руки, осторожно, как будто разминируя мину, отвел руку Сереги с банкой от своего кителя, повернулся боком и, протиснувшись мимо него по лестнице, не торопясь, пошел вниз.
На нижней площадке лестницы он остановился и, оглянувшись, посмотрел наверх. Серега так и стоял в той позе, что он его оставил - с отведенной в сторону рукой с банкой белорусской сгущенки, как с гранатой, и немигающим взглядом, устремленным в то место, где минутой раньше находился узел генеральского галстука.
Генерал вздохнул, на лице его появилось скорбно-печальное выражение, он покачал головой и скрылся за поворотом лестницы...

В наступившей мертвой тишине оглушительно громко икнул Серега...

Недавно в гостях у соседей познакомился с их Дедом, приехавшим навестить потомство на пару часиков. Именно так, Дед с заглавной буквы. Возрастом он за 85, что не мешает ему каждые выходные поднимать парус на своей 18-футовке и отправляться рыбачить на острова у черта на куличиках. Бспомогательным дизелем он не пользуется из принципа, считая это ниже достоинства коренного новозеландца. "А впрочем, песня не о том..." За обедом разговор каким-то образом перекинулся на Вторую мировую, и Дед рассказал, что воевал в составе австрало-новозеландских добровольческих войск. После боёв за Монте-Казино их часть расквартировали в какой-то итальянской деревушке. По соседству распологались американцы, а с другой стороны стоял советский полк. Я проникся - солдаты с трёх концов света, объединённые общим врагом - вот они, настоящие товарищи по оружию.
- Там я впервые увидел русских. - продолжил Дед.
- И какое впечатление произвели на Вас советские солдаты?
Вместо ответа Дед тяжело вздохнул, налил себе стакан бренди и неспеша опустошил его.
- Знаешь, мы с ними не общались. - задумчиво произнёс он наконец, - Мы их так боялись...

Этот старый анекдот в ВВС рассказывают многие, утверждая, что рассказанное произошло именно с рассказчиком. Я услыхал его от Сани Мишкина - моего однокашника, в ту пору бывшего старшим техником группы обслуживания и регламента вертолётов и их двигателей. Вот ведь что интересно - Саня давно уволился из армии и пропал где-то на просторах бывшего СССР, а история осталась и напоминает мне о человеке, с которым, в буквальном смысле слова, мы спали под одной шинелью, ели из одного котелка и делили последнюю сигарету без фильтра на двоих...
Однако, я отвлёкся. Александр божился, что всё произошло в 1987 году при перегонке вертолёта с Казанского авиационного завода в Нальчик. Командиром экипажа летел майор Михаил Окладов, кавалер многих орденов за Афганистан и мастер вертолётного спорта, пилот от бога, царствие небесное - умер в 1995 году. Лётчик-штурман и борттехник - два Андрея, два друга-собутыльника, тоже прошедшие Афган. Трезвыми их видали крайне редко. Мышкин летел пассажиром, но сидел на месте борттехника, так как сам борттехник спал сзади на чехлах. Полёт проходил на высоте около километра без каких-либо проблем. Командир курил в приоткрытый блистер, штурман читал книгу, а Саня глазел по сторонам, впитывая новые ощущения. Но в какой-то момент командир нарушил спокойное течение событий, задав штурману вполне невинный вопрос: «Андрюша, где мы?» Андрюша энергично бросил книгу и со словами: «Сейчас, Миша», и самым серьёзным видом уткнулся в карту. Повисло молчание, длившееся минут пять. Окладов повторил вопрос уже более официальным тоном: «Андрей! Где мы?» На что Андрей, ещё более энергично зашелестев картой, ответил: «Минутку, командир!» Ещё через пять минут командир начал закипать. Налившись краской, он рявкнул в СПУ: «Штурман!!! Место!!!» Ответ последовал сногсшибательный: «А чёрт его знает, командир!» В последующие несколько минут Андрей узнал о себе много нового: кем была его мама, куда ходил его папа, сколько раз его при рождении уронили на пол и тому подобные интимные факты своей биографии. Но тут вмешался Саня: «Мужики! Смотрите! Железная дорога!» Командир сориентировался мгновенно: «Снижаемся. Проходим над станцией. Читаем название, я - левую половину, Андрей - правую! Поехали!» Вертолёт ринулся вниз, с грохотом пронёсся над хибаркой вокзала, разгоняя немногочисленных пассажиров и коров, и снова набрал высоту. «Я прочитал - БУ»,- сказал командир, - «А ты?» «А я - ФЕТ!» - ответил штурман...
переписано с:
http://www.rvvaiu.ru/default.asp

КОРОТКИЙ МАРШРУТ

Ar. Namavir
Надо заметить, что работа военных авиаторов - это тяжёлый, изматывающий нервы труд, абсолютно незаметный и непонятный непосвящённым. Казалось бы, что здесь такого - отсидел в кабине некоторое время, ничего не делая, ведь самолётом управляет железный лётчик - автопилот? На самом деле всё гораздо сложнее. Взять тот же Ту-95. Полёт на боевое дежурство занимает от 12 до 18 часов. Всё это время экипаж сидит на парашютах, а отнюдь не мягких банкетках. Туалета нет, вместо него, простите за натурализм, - мочеприёмник или бутылка с пробкой. И, что самое тяжкое, экипаж готов в любую секунду применить оружие мощностью в несколько Хиросим, находящееся на борту, погибнуть в результате атаки перехватчиков вероятного противника, разгерметизации и чёрт-те чего ещё, что может случиться в полёте. Причём, надежда на парашют, как средство спасения, невелика. Сколько случаев, когда благополучно покинув терпящий бедствие самолёт и штатно приземлившись, экипаж погибал в холодной воде, в горах, в тайге? Ведь служба спасения далеко - не успеют... Я уж не говорю о такой вещи, как дозаправка в воздухе, когда командир экипажа теряет за считанные минуты несколько килограммов веса - куда там гербалайфу!
Были времена, когда боевое дежурство в воздухе было неотъемлемой частью работы дальней авиации. Наши стратегические бомбардировщики летали по всему миру, защищая интересы СССР и напоминая всем, что дядя Сэм - не самый главный на планете. Налёт у экипажей был немалый. Уставали, конечно, как черти. Обычно после возвращения и послеполётной подготовки домой никто не расходился. Чтобы скинуть напряжение, собирались у кого-нибудь в гараже и принимали «русское лекарство от стресса». Соблюдалось это неукоснительно. Жёны были крайне недовольны - кому понравится, когда благоверный, слетав в Скандинавию и проболтавшись там около суток, возвращается домой подшофе?
Вот на этом фоне и произошла история, которую рассказал мне дядя Серёжа. Он в ту пору летал в экипаже майора Квинихидзе (фамилия звучит похоже, настоящей, чес-слово, не помню) - грузина по национальности и атомной бомбы по темпераменту. Майор был женат на русской женщине, которые, в отличие от кавказских женщин, мужу в рот не смотрят и своё мнение при себе не держат. Поэтому майор после каждого полёта на боевое дежурство вынужден был выслушивать выступления жены на тему: «Сколько можно пить и дома не бывать?» Как же он любил жену, если, с его-то горячей кровью, ни разу не позволил себе слова худого в ответ сказать, не говоря о том, чтобы поднять руку? Но всему есть предел. И в какой-то момент нервы доблестного авиатора не выдержали. Он сгрёб жену в охапку, привязал её к стулу офицерским ремнём с портупеей и, со словами: «Хочешь сама почувствовать, как это бывает? Харашо! На большой маршрут я тебя не пошлю, а вот на короткий - слетай!»(попробуйте прочитать эту фразу с грузинским акцентом), - ушёл в гараж. Часа через четыре несчастная женщина кое-как добралась до входной двери и стала звать на помощь. Её вопли услыхала жена замполита эскадрильи, который жил в квартире напротив...
Когда майора нашли, он был изрядно навеселе и на возмущение замполита беспечно заметил: «Подумаешь - пять часов, да она ещё береговую черту не пересекла!»
Говорят, что молодые пилоты эту историю рассказывали своим боевым подругам в качестве назидания. Не все верили, но вопросов: «Чем вы там занимаетесь?» - старались не задавать.

БАЙКИ ПРОКУРОРСКИЕ (очередные)

Навеяло историей, рассказанной еще в прошлом году BIG SPY. Это было еще до того, как я попал в военную прокуратуру на Дальний Восток (об этом писал зело давно). Но и гражданская прокуратура была по сути своей организацией военнизированной. Только вместо погон - петлицы. И без оружия. Все остальные прелести - выше крыши. Это вступление.

А по существу, я крайне молодой, но оччченнно ответственный следователь районной прокуратуры Риги. Опыта - ни фига. Умения - ..., ну тоже почти ни фига. До фига желания все понять и сделать правильно. Времена - середина 80-х. Броня крепка и все тому подобное. Вечером домой звонок и милого мальчика из под заботливого маминого крыла увозит в холодную зимнюю ночь милицейская машина. Не жди меня, мама, хо..., ну ладно. Приезжаем "на район", т.е в Московский форштадт (есть такой райончик в Риге, хуже - только Питерские комуналки. Мне, по крайней мере, ничего круче встретить в жизни не пришлось) Фабула. Трое азебрайджанцев (как говорил один известный человек с большой буквы Г) сняли в этом форштадте (ччерт, как он там правильно пишется) комнату в трехкомнатной квартире. Привели туда то ли с базара то ли с рынка некую телку и отодрали ее совершенно зверским образом. Телка, хоть и последняя девушка легкого поведения, но даже и она такого не выдержала. Заява. Изнасилование. Проверяем - ну точно изнасилование. Девка вся в крови и синяках. Виновники торжества - какие-то невнятные Миша, Алик и все тому прочее. Ни тебе фамилий, ни тебе ни хрена. Приметы у всех одинаковые, да и какие, на фиг приметы, когда у девки глаза как блюдца. Ладно. По такому случаю осмотр места происшествия - первое дело. Приезжаем. Там полный караул вместе м полундрой. Перед квартирой весь коридор в кровище, а отхожие и прочие общие месте в коридоре снаружи квартиры. Ну, в общем все это в протоколе, если вдумчиво, полночи описывать. Делать нечего, остаюсь, участковый добывает двух понятых в состоянии полного анабиоза. Приступаю к осмотру, как водится, с начала. Начало у нас - перед квартирой, следы крови. Старших товаристчей нет, начальства нет, умений и навыков - см. выше. Да, и оружия, кроме ручки и бумаги - тоже нет, что существенно. Со мной оставляют двух ментов, типа "засада". Надежд поймать кого-либо - почти 0, кто ж после такого обратно вернется. Но положено. Менты с одной стороны осознают бесполезность своего присутствия, с другой стороны в плане осмотра места происшествия от них вреда больше чем пользы (затаптывают и уничтожают следы. Не по злобе, а от еще большего, чем у меня неумения). Поэтому прогнаны в третью и последнюю из проходных комнат квартиры, усажены в место, где по мнению "следователя" следов быть не может с наказом с места не сходить. Через пару часов "засада" уже мирно режется в карты, я продвинулся уже в коридор квартиры и колупаюсь где-то в начале кухни с бесконечными описаниями грязных тряпок, одежды, посуды, следов на них и их месторасположения во всем этом бомжатнике. Время - за полночь. Соседи уже перестали дивиться фигуре с папкой и бумагой в руках. Все спокойно. Пишу. В коридоре - топот. Внимание уже притуплено. Бдительность утеряна. В кухню входят трое. Как тогда показалось, под 2 м все трое. Хотя и сам не лилипут, но в тот момент показалось, что все трое скребут макушками потолок. Усатые, волосы черные, в дубленках, зубы золотые. Классика. Подозрительно так на меня смотрят и спрашивают что-то типа, А что это ты тут делаешь, а, дарагой?. Менты, ясный пень, почти уже ничего не слышат. Понятые растворились по квартирам. В общстчем и целом, один я, сиротинушка. И осознаю, медленно и величаво, что это скорее всего те самые Алик, Миша и т.п. А они так это пододвигаются. Вижу краем глаза, один сбоку заходит, второй вокруг стола. И все силятся понять, кто это я такой. Ну и чего. Рассказывать? Собственно, страшно было не то, что они со мной что-то сделают. В это не верилось, как вообще никогда по молодости в подобные вещи не веришь. Самая страшная мысль, кторая грызла неокрепший мозг молодного, но оччченнноо отвественного следователя, это то, что вот уйдут, а потом ищи их. Еще посетила вполне идиотская мысль задержать хоть одного. Причем ничего умнее, как просто схватить и держать не придумал. Хорошо, хоть в жизнь не воплотил. Поэтому от страха стал выдавать текст типа того, что мы тут к вам с ребятами зашли, а вас нет, ну мы решили подождать, там принесли, то се. И сам бочком-бочком, в сторону третьей комнаты. Мол, ребята мои - там. Похоже, что это был единственный случай в жизни, когда пожалел, что пистолет нам не давали. Потом понял, что с пистолетом то все бы похуже вышло. Короче, насильники-потаскуны не врубаясь в происходящее и с идиотским недоумением на лицах, двигаются вслед за мной. Картина маслом - крысолов играет на дудочке. За ним идут три здоровых азебрайджанских дяди. Осознаю, что как только я перестану говорить - они остановятся. Потому что по русски они понимают не очень, следовательно, пока я говорю, часть ресурсов они тратят на перевод и осмысление произносимого мной текста.
Предводительствуя такую вот чудную стайку вплываю в комнату, где сидит "засада", которая продолжает мирно резаться в карты. Посколько дальше я понимаю, что мне остается только реплика в стиле "кушать подано", ее и произношу. От сильных переживаний и за давностью времени дословно не воспроизведу. Однако, что то вроде "а вот и ребята подошли" я все ж произнес. Надо сказать, что от такого являения следователя ментам последние тоже не сразу в себя пришли и поначалу стали бурчать что-то вроде "ну и хрена ли они сюда приперлись". Пока наконец не сопоставили внешность моих сопровождающих с приметами из сводки-ориентировки. В общем, пока Алик, да Миша пытались вспомнить, что это за ребята к ним в гости пожаловали, наручники были уже на них.
Это было первое в моей жизни задержание. И хотя меня этому никогда и нигде не учили, эту операцию мне приходилось в жизни проводить еще сильно неоднократно.