О Ремонтной Взаимовыручке В Полевых Условиях.

Ошибается тот, кто считает, что все свое время ремонтник тратил непосредственно на ремонт техники. На самом деле львиная доля времени тратилась на поиски инструмента. В принципе, дефицитом был любой инструмент. Но кое-какой дефицит был дефицитнее остального дефицита. Например, в нашем рембате традиционно не хватало гаечных ключей малого размера, а здоровенные ключи валялись повсюду. За ключ на 10 можно было выменять несколько ключей на 22, зато ключ на 32 можно было безбоязненно оставить на броне и никто бы не покусился. Плоскую отвертку можно было найти за полчаса, а крестовую нельзя было достать нигде. Кстати, что такое "найти"? Это на четвереньках забежать в боксы второй роты, залечь за колесом от КАМАЗа и, дождавшись минут через пятнадцать, когда соседи пойдут покурить, отвертку ту плоскую скоммуниздить.

Однако в родном рембате "доставать" инструмент было нелегко. Во-первых, каждый уважающий себя ремонтник со своего инструмента глаз не спускает и даже в туалет бежит, не выпуская молотка из рук. Во-вторых, соседи сами нищие, и успевай только смотреть, чтоб твою любимую отвертку никакая сволочь из второй роты не попятила. А в-третьих, не дай бог тебе твоему собрату из другой роты попасться. Свой просто в ухо даст, а сосед на тебя повесит весь пропавший за последние полгода инструмент и потянет к зампотеху. Поэтому выезды на полигон использовали на полную катушку для пополнения запасов инструмента.

На полигоне возможности существенно расширяются. Танкисты, приученные к подметанию плаца и несению караулов больше, чем к обслуживанию танков, запросто бросали на броне не только свой инструмент, но и шлемы и комбезы. А за танковый шлем в соседней деревне дадут большую бутылку, приятно согревающую ремонтника холодными вечерами в поле... В октябре 1988 года нам показалось, что мы попали в настоящее Эльдорадо. Непуганные стада доверчивых танкистов сорили инструментом и запчастями. Более того, учения были армейские и рядом с нами были танкисты из чужой дивизии.

Случайно рядом с нами разбили лагерь ремонтники из 26 дивизии. Мы с ними познакомились, когда они уныло ходили вокруг неработающего тягача. Мы пару часов назад закончили чинить танк и предвкушали несколько часов отдыха. Но... У соседей проблема и наш лейтенант полез посмотреть, не сможем ли мы помочь братьям по оружию. Их прапорщик неожиданную помощь принял с великим энтузиазмом (в отличие от нас). Мы им помогли что-то ковырнуть, они нас угостили сигаретами, без которых мы жили последние пару дней. Мы их пригласили на ужин и сервировали жаренную курицу. В соседней деревне водились дикие перелетные курицы и одна случайно залетела к нам... Они пришли и принесли с собой огненную воду. В общем, мир и дружба, хинди-руси бхай-бхай. Утром мы сходили к ним с ответным визитом.

Очень быстро я обнаружил пропажу из нашей летучки несколько гаечных ключей большого калибра. Все было ясно; кроме наших гостей - больше некому. Хм, а почему они взяли только крупные ключи? А у самих на самом видном месте валялись столь дефицитные для нас маленькие ключи... Взяв с собой для храбрости нашего лейтенанта, я отправился к соседям разбираться.
Соседский сержант нарисовал совершенно искреннее изумление:
- Ключи на 32?! Да вы что, ребята, как вы могли подумать?
Я миролюбиво спросил:
- Может у вас крупных ключей не хватает? Давайте лучше меняться, а не коммуниздить друг у друга.
С этими словами я выложил перед ним с десяток ключей на 12, которые утром случайно прихватил, возвращаясь в нашу летучку. Сержант растерянно оглянулся на своего прапорщика. Тот совершенно берзразлично вытаскивал сигарету из пачки. Наш лейтенант посмотрел на прапорщика с таким же безразличием и тут же был угощен сигаретой. Сосед сержант засмеялся, вынул откуда-то пару моих ключей и положил на верстак. Оказалось, что у наших соседей не хватало ключей от 22 и больше. У нас таких ключей были полные ящики, но вот от 17 и меньше... В общем, мы совершенно честно и взаимовыгодно снабдили друг друга инструментом на много месяцев вперед. Пошли к нам в летучку отметить сделку. Отметили очень тепло.

Когда через пару часов мы уехали на довольно большое расстояние, лейтенант вручил мне тяжелый офицерский планшет со словами:
- Это тебе вместо именного маузера. Пользуйся, заработал.
Я открыл планшет. Там очень аккуратно, каждый в своей петельке, размещались югославские хром-ванадиевые гаечные ключи. Весь комплект, все размеры, в том числе пригодные больше для ремонта часов, чем танков. И супер дефицитные крестовые отвертки разного размера. И плоскогубцы. В общем - мечта ремонтника. И вдруг неприятное чувство кольнуло меня под коленки.
- Товарищ лейтенант, а это случайно не соседа-прапорщика ли набор? Нет, вам конечно, видней, но мы же на броне вместе мокли и пили потом тоже вместе... Как же?
Лейтенант поджал губы:
- Тоже мне, девица-институтка! Нашел, кого жалеть. Он, небось, эти ключи тоже у кого-то спер. Ты-то ими хоть работать будешь, а не пропьешь. А он - пропьет, по глазам видно. Не хочешь, я потом в батальоне сменяю нашим прапорам. Ага, то-то же.
Я судорожно прижал планшет к груди: мои принципы поблекли от сияния югославского инструмента.

Уже был получен очередной вызов и было ясно, что в ближайшие дней пять нам расслабиться не дадут и на 10 минут. Поэтому было решено завершить день отдыха походом в деревенский клуб. Мы скинули комбезы, помылись, натянули относительно чистые бушлаты. Вдруг лейтенант хмуро спросил нашего электрика:
- Алексей, у тебя ведь есть офицерский бушлат, что ты недавно у пехоты... позаимствовал?
Лешка с подозрением посмотрел на лейтенанта:
- А ваш где, товарищ лейтенант?
Лейтенант смачно плюнул на землю и витиевато выругался:
- А мой бушлат эта ... наш давешний прапорщик, похоже, еще утром в деревне на самогон сменял.

КАК СДЕЛАТЬ ИЗ АВТОМОБИЛЯ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ.

У отцов-командиров рембатов, ремрот, ремвзводов и прочих ремподразделений есть много друзей. Будем считать, что все отцы-командиры просто отличные парни, к которым народ тянется пообщаться. Тянется, правда на своём личном транспорте, который потом остаётся в боксе.
Если на ямах оказывалась красная Нива, - все знали, - так надо. Поломалось что-то у зампотеха. Если появлялся Москвич-412 цвета плесени - значит что-то навернулось у зампотыла. Когда приезжала вечнопожёванная белая "копейка", - народ понимал, что что-то опять стряслось у замполита. Понимающий народ. Ну, поломалось. Так у всех бывает. Хотя нет, не у всех. У прапорщика Волыны(по прозвищу Говномаз) ничего не ломалось, кроме служебной шишиги. Не было у него личного транспорта, чем он лично был крайне встревожен. По большому счёту Волыне транспорт и не нужен был, потому как он компактно проживал в общежитии на территории части. Семьи у него не было, и жены не наблюдалось. А если надо поехать куда-нибудь, то многострадальный "66-ой" безропотно переносил и такие безобразия. Но когда Волына стал начальником складов ГСМ, что-то неприятно заглюкало в глубинах его самосознания. Ещё бы, все начальники вокруг имеют автомобили, а прапорщик Волына имеет только то самое самосознание и любоффь к уставам. Взял он две тыщи c книжки и купил подержанный Запор. Достопримечательностью машины был засов наваренный на водительскую дверь и амбарный замок, на который она запиралась на ночь. Цвет был ярко красным (как у зампотеха), характер - ослиный (как у замполита). На ямы Запор был привезен в кузове грузовика, потому что упёрся и по-ослиному не сдвигался с места в районном центре. Как его сгружали, как волновался Волына, какими скверными словами ругал бойцов - отдельная драма. В конце-концов кастрюлька заняла место в скромном уголке стоянки обслуженного транспорта.

Стоянка была расчитана на два десятка полноразмерных здоровых грузовиков, припаркованных перпендикулярно к забору. Первые (поближе к боксу) места несколько возвышались над дальними, то-есть, был небольшой уклон. Когда-то кто-то додумался возвести над стоянками лёгкую крышу, чтобы в дождливую погоду водилы покидали кабины и не намокнув могли дойти до "стакана" приёмщика. Навес покрывал кабины, а остальная часть автомобиля должна была геройски сражаться с непогодой. Надо добавить, что проектировщики были несколько оптимистичны касательно трудового настроя военнослужащих рембата и стоянка почти всегда пустовала. Что позволяло парковать автомобили не перпендикулярно забору, а параллельно, вписываясь под крышу полностью.

Волына ещё немного полюбовался на свово коня, с любовью потрепал его по крылу, и пошёл общаться.

- С обновочкой, товарищ прапорщик, - по доброму улыбнулся солдатик, перемазанный солидолом на манер спецназовцев.

Волына - фигура крупная, он теперь начальник, нету у него времени с солдафонами зубоскалить. Его тело молча целеустремлённо прошло в "кабинеты" на переговоры к начальнику ям прапорщику Дрыну. "Спецназовец" зло выругался, сплюнул под ноги и вполголоса прошептал пожелания в адресс Говномаза и его кареты.
Дрын Волыну не любил. Волыну вообще мало кто любил.На прямой конфликт Дрын не шёл, но ждал случая подставить ножку. Получив обещания, что как только - так сразу, Волына ушёл. Через час приехал на шишиге проверить как идут дела. Однако кастрюлька лежала там же, где сгрузили. Через два часа абсолютно ничего не изменилось. Следующий визит был ближе к вечеру, но пейзаж парка был неизменным. Прошло три-четыре дня. Волына всё приезжал, интересовался, переживал и уезжал. Солдатики, всей душой ненавидившие Волыну начали выпускать бюллетень о состоянии здоровья ЗАЗ-968М, государственный номерной знак такой-то. Бюллетень с прискорбием сообщал, что хорошего мало. Его повесили на воротах бокса. Когда Волына снова явился проведать свою жестянку, всё тот же обиженный невниманием прапорщика "спецназовец" молча ткнул пальцем в листик-бюллетень, обведенный жирной чёрной траурной рамкой. Прапорщик постоял, пошевелил губами, почитал, потом постоял ещё чуть-чуть, въехал в смысл написанного, оскорбился и побежал-было ругаться к Дрыну, но пятящийся с ямы ЗИЛ отчаянно засигналил, требуя убрать с дороги грузовик Волыны. Волына покраснел, раздулся от обиды, грязно выругался, но сел за баранку и парканул машину под навес. Параллельно стенке. Хлопнул дверкой и грациозно потряхивая животиком потрусил на разборки.
Дальнейшие события пересказаны от лица другого "спецназовца", того, который выводил ЗИЛа.

- Короче, рулю я ЗИЛка, разворачиваю, Капустин меня страхует, на цель заводит. Еду на стоянку, заезжаю опять же, задом. Всё, только глушить собрался, а Капустин свистит и руками машет, показывает куда-то. Смотрю, - "66-ой" сверху задом катится. Ну, думать начинаю. Вроде небыстро катится. Но добежать не успею. Упрётся в кузов, - на такой скорости ничего никому не станется. Потом смотрю, шишига быстрее покатилась. Ну, думаю, никуда не деться. Стукнет. Можно, конечно вперёд отъехать, есть пара секунд, но тогда, думаю, разгонится совсем шишига, а внизу машина вон, Запор, - водилу шишиги по всем правилам протянут. А вдруг кто-то из своих. Жалко будет. Нет, лучше уж пусть в мой кузов впенделячится. Мне всё равно ничего не будет. Потом думаю, кого это я спасаю? Шишигу рассматриваю. А она всё ближе и ближе и уже резво так едет. Вдруг как вспомнил, что это Волынова шишига, так даже обрадовался. Пусть, думаю, вставят ему, гаду, за кровушку випитую. А потом сообразил, - а чего это я должен ему свои борта подставлять? Глянул в зеркало, нет никого, глянул в окошко, что там, ниже по курсу? А там - только Волынов Запор и стоит. .......................

Такого лихого старта на ЗИЛе никто никогда не видел. Капустин утверждал, что 130-ый даже исполнил свечку (гротеск, понимаете-ли).

Запор ровнять в рембате не взялись. Там пацаны - мастера по нормальной технике, по колёсной, но никак не по музыкальным инструментам. Говномаз долго терпел усмешки, пока не увёз свою гармошку из расположения. Дальнейшая судьба Запора личному составу неизвестна, однако на отношения с ГСМ надолго легла чёрная, тучная тень.

А помните, как долго тянулись занятия в учебке? Как голова наливалась свинцом, а глаза решительно закрывались. Как нудный голос мастера извиваясь змеёй вредничал, петлял по классу, тщетно отыскивая уши, готовые поглотить и передать в мозг бесценную информацию о классификации моторных масел и специфику их применения в разных климатических условиях. А помните, как в стеклянной фрамуге над дверью в учебный класс появлялась голова старшины, залезшего на стул и безжалостно регистрирующего фамилии воинов, героически павших в борьбе со сном? А эти противно-весёлые "Кто спит(тихо) - ВСТАТЬ(громко)!"?. Да, славные времена были! Самым сильным снотворным были "Ленинские часы". Они не усыпляли - они жестоко били обухом. В арсенал условных рефлексов среднестатистического молодого воина добавлялась безоговорочная капитуляция всех систем, когда в зал собраний, куда вмещалась целая учебная рота, быстрым деловым шагом залетал помятый замполит с видавшей виды папкой подмышкой. На папке красовалась надпись: "Политинформации - учебные". Буква "Ч" в слове "учебные" была привычно полустёрта, уже не вызывая никаких эмоций. Комроты, традиционно сидевший в первом ряду у окна приподнимался, грозно посматривал на "команду благородных девиц с яйцами", потом на всякий случай угрожающе шипел, выделяя слюну, и с чувством выполненного долга плюхался обратно на стул. Шипел он зря - в помещении и так угрюмо царила тишина, обрамлённая остекленевшими очами вчерашних новобранцев. Замполит с грохотом взлетал на дощатый подиум и без предупреждений и вступлений, не поднимая глаз на аудиторию открывал папку и начинал читать. Мало кто был способен обратить внимание на то, что лекции начинались без вводных, с места в галоп, как будто бы с середины предложения. Никого это не волновало и не возмущало. Иногда замполит делал технологические паузы на стакан воды(?!). Листал материал вперёд-назад, прокашливался и чётко продолжал с того знака препинания, на котором остановился. Однажды во время такой вот паузы тишину взорвал ЗДОРОВЫЙ ХРАП. От неожиданности лектор поднял глаза от папки и стал всматриваться в лица присутсвующих. Храп пробудил всех и глаза были преданно раскрыты, но излучали изумление и радость. Изумление, - потому что наглость несусветная, - храпеть на "Ленинском часу", а радость - потому что произошло СОБЫТИЕ. В рутину пребывания в учебке, законтренную со всех сторон уставами и приказами влезло что-то из ряда вон выходящее. Сидевшие на задних рядах привстали вытянув шеи, чтобы разглядеть источник крамолы. Храп исходил от комроты, сидевшего, однако, с широко раскрытыми глазами и растерянно озирающегося по сторонам. Храп обретал новые интонации, переливался, тут и там художественно подслащался причмокиванием, а то и тонким карикатурным посвистом. Алый румянец залил щёки потерявшегося офицера, рот его приоткрылся в попытке что-то сказать. Однако, перекрыть энергичную партитуру храпа не представлялось возможным. Майор резко встал, отошёл на несколько шагов и стал внимательно рассматривать свой стул. Храп не последовал за офицером. Даже невозмутимый до того лектор скинул очки на кончик носа и тоже уставился на стул.
-Всем сидеть, - скомандовал старшина и выдвинулся на подмогу командиру. Войдя в курс происходящего после деликатной дрёмы остальные офицеры также приняли участие в розыскных мероприятиях. Сначала перевернули стул, потом открывали-закрывали форточку окна, включали-выключали радиоточку. Потом недоумённо пожимали плечами, посматривая друг на друга.
"Эврика" никто не кричал. Несколько человек столкнувшись лбами просто молча одновременно открыли крышку деревяного ящика, внутри которого кто-то когда-то распорядился упрятать батареи отопления. Из пола торчал короб вытяжки. Короб сопел и свистел, а на лицах комсостава появились сатанинские улыбки. Старшина изрёк, - "это на складе пособий" и высекая искры копытами удалился из зала. Прошло пару минут и замполит попробовал возобновить процесс политического воспитания молодёжи, но старшина вернулся и с порога поведал в полный голос - "Заперто!". Замполит разочарованно отложил папку, снял очки, подошёл к открытому ящику, посмотрел пару мгновений в глубину короба, затем нагнулся и проорал - "Рота подъём!".
- А, ....щас, - донеслось снизу после небольшой паузы. Сразу вслед за этим из короба прозвучало "Пля...!" и раздался грохот.
Тогда мы подавленно молчали, не зная как реагировать. Ржали как сумасшедшие мы уже потом. Когда немного освоились в армии, когда симптом "опупения" от прощания с гражданкой прошёл. Когда поняли, что в армии тоже есть место здоровому смеху. Когда источники донесли, что храпел дедушка-каптёрщик, залезший на стелажи и устроивший себе там ложе, подстелив шинель. Только на вентиляционное отверстие он не обратил внимание. А ещё, ему и в голову не приходило, что вытяжка выходит напрямую в помещение этажом выше!

"Я НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ" (АМ-10)

Незадействованный лейтенант на корабле вызывает жгучее желание начальства его задействовать, или загрузить, или озадачить, это уж кому как больше нравиться. Ну не должен лейтеха сидеть в каюте, не должен. Даже если у него сходная смена, даже если выходной, непереносимо это для старших товарищей.
-Лейтенанту Низовцеву прибыть в каюту старшего помощника командира корабля.
Это трансляция, а вызывают меня, уж, наверное, не для того, чтобы о самочувствии справиться. А вот и не угадал.
-Не болеешь?
-Никак нет, тащ!
-Ну вот и хорошо, а то нам некого в патруль послать. Наряд внеплановый, народу нет, а надо. Ну иди в рубку, там всё расскажут.
Патруль. Курсантом ходил, на службе, думал, развязался - механиков не ставят, да поди ж ты, вляпался. Надо было валить с коробки, а куда? Квартиры нет, за бортом минус двадцать, ну, патруль - так патруль, после севастопольской комендатуры ничего не страшно, научили Родину от защитников в гарнизоне охранять. Одни разводы чего стоили, сначала осмотр формы одежды, чтоб всё как на плакате, даже морду утюгом надо делать, не иначе. Потом шоу полковника Бедарева о залётах за неделю:
- Пойман самовольщик на вокзале, все начальники патрулей по пути следования бойца от части до перрона арестованы и сейчас на гауптвахте.
- В парке возле восьмой школы пьяный мичман занимался с женщиной половыми сношениями неуставного образца (!) (Это оральных ласк сундучку захотелось). Мичман водворён на гауптвахту. (А женщина где, интересно? Эх, давно я не был у восьмой школы...)
Ну, и остальная веселуха с неизменным итогом - стоко-то суток ареста.
Здесь проще: пришел, представился, получил маршрут - и вперёд с песней. Да, стандартная фраза комендантского: "Плана не даю, но по количеству замечаний буду судить о качестве несения службы". Эка новость, послужим, раз надо.
Вот он маршрут, а вот и первые ласточки.
- Стройбат, стой, раз, два! Старший ко мне, остальные на месте. Собрать документы у всех, и диктуй мне по порядку, себя тоже не забудь. Чего вы смеётесь? Каждый день здесь на объект ходите и еще не один патруль не догадался вас записать? Это, конечно, их не красит, ну, мы этщас поправим. Да, обратно другой дорогой идите, а то ведь у меня лимита на запись одних и тех же нет, свободны пока...
-Товарищ старший мичман, я начальник патруля, ваши документы.
Ну и что с того, что у вас семь боевых, а я только с дерева, честь вы обязаны отдавать даже младшему лейтенанту первым, как старшему по званию.
Если хотите, давайте продолжим нашу дискуссию у коменданта. Боюсь, что результатом будет ваш четырнадцатый оклад, а пока я вас записываю. Что, куда мне идти? Ах, это вы просите разрешения идти, да, не задерживаю.
- Товарищ главный старшина сверхсрочной службы, ко мне! Я начальник патруля, ваши документы, писарь простого делопроизводства штаба флота, сталбыть, очень хорошо, так и запишем, нарушение формы одежды... Как какое? Эмблема на головном уборе испорчена, шинель укорочена, поискать, так ещё найдем. Ручки по швам держим, на все ваши вопросы я отвечу. Что значит, я не представился, я сказал, что я начальник патруля, большего устав не требует. Ах вы настаиваете, нет проблем. Музаргалиев, отведите товарища главного старшину в комендатуру и скажите, что лейтенант Низовцев, четвёртый маршрут, определил ему два часа строевых занятий.
- Ну что, отвёл? Что дежурный сказал? Что все десять лет на корабле мечтал штабного дрыща отшкурить и лично строевые проведёт? Ну, добре.
- Так, а чего это группа военнослужащих, нас увидев, в магазин шмыгнула? Посмотрим. Нет, Петров, ждать мы их здесь не будем, ты постой, обозначь присутствие, а мы с Мухтаром до подсобки со двора зайдем. Что? Ты не Мухтар, а кто? Казбек. Так это одно и тоже, ну ладно, не обижайся. Вот здесь за ящиками и постоим. Слышишь, дверь открылась, погодь, это продавщица нас пасёт, а вот теперь можно. Здравствуйте товарищи военнослужащие, я начальник патруля.
- Ну, похоже, клёва уже сегодня не будет. Пойдем в ДОФ, погреемся, да и сдаваться пора будет в комендру.
Ха, а все патрули-то уже здесь. Ну понятно, капитаны-летчики, старлеи, вроде как с дивизии, лейтенант я один, значит, и замыкающим быть не в падлу.
Стоим, трём. Да, погода сегодня - мерзость и выходной обосран.
А ты сколько записал? Я одного, а я вообще никого, все как попрятались.
- Ну а ты, лейтенант, хоть кого-то нашел?
- Да, восемнадцать.
- Ёптыть, где ж столько надыбал?
- По ипатьевскому методу.
- Это как?
- Как учили, всех ипать, ипать, ипать.
- Ну дай хоть одного переписать.
- И мне парочку.
- И мне...
- Да берите, такого добра не жалко.
А старпом потом писулей комендантской перед бычками тряс, билядь, единственная благодарность с гарнизона, и та на механика...

МЛАДШИЙ ВЫСШЕМУ НЕ СТАРШИЙ

- Да вы не офицер ни хуя!! Не офицер!! Не может офицер быть таким мудаковатым и безответственным - слышу я каждый день, подходя к стоянке кораблей. Крик, рождаясь над стоянкой пограничных кораблей, плывет над Внутренней гаванью Балтийска и, уверенно набирая высоту, обозревает сверху оба бассейна гавани Военной, и медленно планируя, садится где-то в Камсигале, на стоянке ракетных катеров, пипл на которых ежедневно дивится этому сказочному явлению.
- Да-а-а-а-а-а!! Не офицер!!!! У сраного матроса больше сознательности!!!!
А вблизи это слушать вообще невозможно - перепонки лопаются.
Орут, конечно, не на меня. Не то, чтобы в отношении меня совсем не было поводов для таких заявлений, но по крайней мере не каждый день.
Кричит командир корабля, капитан 3 ранга. Полгода назад ему дали нового штурмана, который на этом, 205м, проекте, есть заодно командир сразу всех "интеллектуальных" боевых частей и служб. Такая должность - обычная первая ступень эшафота/амвона командных кадров. Первичная должность для выпускника военно-морского училища по штурманской специальности, обычно бакинца. Его пять лет учат в основном тому, чтобы в такие вот ситуации: "Да ты... хуй, а не офицер!", не попадать. Нет, я не спорю, конечно, всякое бывает, и сам однажды наблюдал в открытый иллюминатор командирской каюты, как некий "настоящий" командир, капитан 3 ранга, с широкого размаху шарашил своего "настоящего" штурмана, лейтенанта, по башке здоровенной книжкой ВАС-58. Кадры, как говорится, решают всё...
Но в этом случае подобный подход отпадал - командир был маленьким и жилистым, а его штурман с трудом влезал во все помещения кораблика - два по широте и два по долготе дополнялись совершенно бессмысленным взглядом из-под массивных надбровных дуг питекантропа. Павлик Паньков в академиях не кончал. Павлик был выпущен на свет средней мореходкой, и в принципе своем невзрачные погоны мамлея на его могучих плечах казались нашлёпками цветастого лейкопластыря.
Никто точно не знает, какая блажь заставила кадровые органы активно призывать в Морчасти рыбаков. Однако они появились - сорокалетние капитаны и могучие тупые лейтенанты о трех женах и немыслимом количестве наследников по всему земному шару. Они появились в статусе Офицеров - а ведь половина этого племени, учитывая бардак и туманное представление о своих специальностях, не ходила в море никем старше младшего штурмана тралфлота.
Но Павлик был среди них человеком уникальным - он имел совершенно экзальтированную гвардейскую внешность и был абсолютно всегда, без малейших исключений на сон и половые акты, серьезно, по-настоящему пьян. Само собой, оба этих обстоятельства породили в отношении него несовместимые стратегии руководства - с одной стороны, никто не мог так же, не выдавая ни малейших признаков усталости, шестьсот метров долбить плац со знаменем части наперевес, а с другой, никто больше не был для экипажа своего корабля такой кошмарной обузой. Посылая командира на хуй, Павлик всерьез и искренне полагал, что это одно из условий службы и недоумевал, а за что, собственно, его еженедельно таскают на суд офицерской, ха-ха, чести и лишают каких-то там премиальных. Обеспечивать или даже дежурить по кораблю ему было запрещено в принципе - первый и последний опыт этих мероприятий закончился тем, что всей бригаде пришлось обеспечивать самого Павлика, который из соображений посмотреть, а что будет - или лопнет швартов, или вывернет из бетона кнехт, запустил средний главный двигатель и, ковыряясь в носу, наблюдал за потугами привязанного кораблика врезаться в корму стоящей впереди у пирса "молнии".
Но вот знамя носить было некому - даже ваш покорный слуга, три училищных года из пяти таскавший боевой штандарт сто тридцать один в кубе раз Краснознаменного Балтийского флота в роте почетного караула оного флота от всяких поляков, немцев и датчан, по сравнению с Павликом смотрелся аутсайдером высшей лиги знаменосцев. Может быть, существовали какие-то еще причины родственного характера, и его терпели. Но если бригадному начальству удавалось терпеть от случая к случаю, то командиру корабля, капитану третьего ранга, терпеть приходилось, как уже отмечено, в голос:
- Где Паньков?!!! Спит?!!! Блядь!! Радист - трансляцию сюда!! ПАНЬКОВ!!!, - неслось по всем цепям боевой трансляции "Лиственницы", - Вы не офицер!!! Офицеры на подъем флага доползают на костях!!! Паньков, вы - чмо!!! Морально опущенное рыболовное чмо!!!!
Сначала подобные рулады действовали на остальных проворачивающихся веселяще, затем угнетающе, а позже все привыкли. То ли Павлик перестал пить по утрам, то ли научился отличать секстан от протрактора. Но ходить со знаменем наперевес он продолжал исправно, а среди потомственных прибалтов, которые не привыкли охранять границу, но привыкли щелкать каблуками и аккуратно подстригать усы, это качество весьма ценилось.
И вот приехал очередной начмор - Большой Начмор, московский. Это был бывший флотский адмирал по имени Кеша. И тот факт, что Кешу выпиздили с Северного флота за диагностированный алкоголизм, секретом ни от кого не являлся - такое было время, ебэнэческое.
По случаю встречи Кеши, понятное дело, выносили знамя части. И вот когда Кеша, маленький, похожий на обкумаренного попугая военачальник, побрел вдоль строя, у него начался вопросный понос: а почему у этого офицера нашивки плавсостава не соответствуют погонам, а вот у того пуговица пришита якорем вбок белыми нитками, а у этого не ботинки, а лапти какие-то, а ну-ка дайте палаш, эге, да он у вас грязный, а где ваши награды... и тут Кеша добрался до Павлика.
Распространяя вокруг себя долговременный перегар, опираясь на древко, крепко закрыв глаза, Павлик, иногда негромко похрапывая-повизгивая, спал.
- Товарищ младший лейтенант, - проговорил Кеша, - Представьтесь.
Павлик разлепил веки и навел взгляд на адмирала. Долго, не мигая смотрел на него...
- Р-р-р-р...
- Вы что, нездоровы?
- Рррано, тащ адмирал.
- Не понял. Фамилия как?
- П-паньков
- Чего у вас рано?
- Представляться рано. Мы еще повоюем.
Стоявший рядом комбриг имел лицо профессионального едока незрелых лимонов.
- Тащ адмирал, это рыбак.
- Какой рыбак?
- Призван из запаса, штурман рыбного флота
- Ясно. Постричься и доложить мне, где бы я ни был...
- Есть! Есть! Так точно!
- Если меня из-за тебя опять выдерут, я тебя убью, - говорил командир корабля Павлику через час, - Я выброшу тебя за борт. Я тебя повешу на рее. Я привяжу тебя к пушке и буду стрелять до окончания боекомплекта. Я...
Павлик ничего не ответил и попросил добро на сход - стричься. Пошел в магазин и купил две бутылки водки. Распихав их по карманам, направился в штаб...
Вечерело. Уже знакомый нам командир корабля заступил дежурным по соединению. На стоянке спустили флаг. Народ понял, что можно расслабиться, и в этот самый момент на дорожке, ведущей из города, появились две фигуры - маленькая и огромная. Первым шел, высоко вскидывая ноги, адмирал Кеша. За ним, по всем правилам, чуть правее и сзади, топал мамлей Павлик. Оба были, что называется, в хлам. У командира, капитана 3 ранга, отвисла челюсть.
- Н-не командуйте, - просипел Кеша, - Мы с офицером идем ужинать. Где, ксссстати, мы будем ужинать?
- А-а-а-а...э-э-э-э... добро пожаловать на борт ПСКР-6хх, товарищ вице-адмирал!!
- Младший лейтенант мне так и сказал - вы проявите истинное гостеприимство. Это в-ведь в-ваш корабль?
- Так точно!
- О-б-бо всех происшествиях, просьбах и жалобах докладывайте лично, - закончил сеанс отеческой благосклонности кривой в жопу флотоводец, и поддерживаемый невозмутимым мамлеем, проследовал на борт несчастного кораблика, где тут же и уснул на койке замполита.
А Павлик, сидя на глубинной бомбе и периодически прикладываясь из горлышка, задумчиво бросал в воду какие-то блестящие штуковинки, соря ими на палубе юта вокруг себя. А когда и он, шумно вздохнув, отправился в каюту, вахтенный у трапа матрос наконец-то рассмотрел, что это были маленькие звездочки с погон мичманов и младших офицеров, и немало подивился.
Через месяц Павлику дали лейтенанта.