Памяти отца - ветерана ВВС.
Орден.
Твой орден. Твой единственный орден, один из первых боевых орденов некогда великой державы, рубиново-красная эмаль пентограммы с бойцом в буденовке и винтовкой наперевес на щите... Его не несли на красной подушечке вместе с твоими медалями, провожая тебя в последний земной путь в тот летний, не по-прибалтийски солнечный и жаркий день...
Когда в далеком феврале 1978 года его вручали тебе, то начальник политотдела, поздравляя тихо добавил: «Да, как же долго он Вас искал...».
Ты не любил рассказывать о своем предвоенном детстве, с голодом 1933 года на Киевщине, о своей военной юности, эвакуации, учебе в Одесской спецшколе ВВС в г. Пянджикенте (ныне Таджикистан) и в нескольких летных училищах в городах Средней Азии. Об этом я узнавал от своей бабушки (твоей матери), обрывками от твоих старших сестер и случайно от твоих тогдашних однокашников.
Первый раз орден блеснул своими лучами в начале твоей воинской службы. И узнал я об этом случайно. Организация, в которой я проходил службу в конце 80-х «попала» под проверку Генеральной инспекцией МО СССР. Кто знает, что это такое, особенно, как говориться, на «своей шкуре», тот меня поймет. После выполнения зачетных упражнений по курсу стрельб из ПМ часть офицеров осталось выполнить/подтвердить спортивные разряды по стрельбе. Спортивную стрельбу контролировал привлеченный на проверку из войск генерал-лейтенант С. После моего доклада «стрельбу закончил», он подозвал меня к себе, попросил повторить свою фамилию и имя-отчество, спросил, знаю ли я где учился отец в годы войны. Генерал оказался твоим однокашником по спецшколе. Потом вы учились в одном летном училище в Голодной степи, но в разных эскадрильях. «А ты знаешь, что твой отец совершил геройский поступок в конце войны?» - спросил он меня. С его слов, во время учебных прыжков вашей эскадрильи, у одного из курсантов не раскрылся парашют и ты спас его, вы приземлились вдвоем на твоем. Подвиг? Да, но... Война заканчивалась, ВВС уже не нуждались в таком числе летчиков, подготовленных по схеме «взлет-посадка», училища переформировались и сокращались, начальнику училища важно было сохранить должность, а начальнику ПДС (парашютно-десантная служба) вовсе не улыбалась перспектива штурмовать Зееловские высоты рядовым бойцом штрафбата... ЧП замяли, да и училище вскоре расформировали...
Второй раз тебя просто-напросто облапошил участковый уполномоченный милиции родного села твоей матери. На отлично сдав в январе 1950 г. первую сессию в ВВИА им. проф. Н.Е. Жуковского, ты поехал в отпуск на родину. Дело молодое, гулял у родственников в соседнем селе и, возвращаясь домой, в общем-то случайно, задержал опасного преступника и сдал его участковому. Участковый все лавры присвоил себе, а тебя отговорил: «да оно тебе нужно, будут таскать на допросы, а ты на 10 дней отдыхать приехал»; «да ведь ты и слегка выпивший был»; «не волнуйся я все сам оформлю», а в академию «письмо благодарственное пошлю». Письма не было, а участковый получил орден и перевод в Киев.
Третий раз... я думаю, что и ты сам не очень-то об этом жалел. Указ от 11 февраля 1958 года отменил награждение боевыми орденами за выслугу лет и тебя наградили медалью «За безупречную службу» II степени.
Четвертый раз. После окончания академии ты три года служил в лидерном полку на Ту-95 в г. Узине, инженером, а потом старшим инженером полка. В период освоения этой, до сих пор стоящей на вооружении, машины инженерам по специальности довольно часто приходилось летать на борту, дополнительным членом экипажа. Из всех привилегий - только кислородная маска. А летали зачастую по интересным маршрутам, таким, как Узин - Новая Земля (бомбометание на полигоне) - пролет на параде в честь Дня ВВС в Тушино - Узин. После третьего рапорта, «отмашку» на написание которого лично дал комдив, а впоследствии командующий ДА и заместитель ГК ВВС генерал-полковник Решетников В.В., ты был «отпущен для обучения» в адъюнктуру родной Жуковки. А в 1959 г., когда ты уже был адъюнктом, закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа летчиков и инженеров ДА, твоих однополчан, была награждена боевыми орденами за освоение новой техники.
Пятый раз. Ты все время тянулся к преподавательской работе, еще в детстве мечтал стать учителем истории в своей сельской школе. Но после окончания адъюнктуры и защиты диссертации, во время хрущевских гонений на ВВС, тебе пришлось продолжить службу не в военном вузе, а в НИИ и совсем не по своей научной специализации. Но и в этом ты и коллектив, руководимой тобой лаборатории преуспел. Поэтому с большим скрипом и не с первого раза твои тогдашние начальники отпустили тебя на преподавательскую работу во вновь открываемое высшее военное авиационное инженерное училище. Ну а через год очередной закрытый Указ и очередное награждение офицеров твоей бывшей лаборатории «за выполнение важного задания партии и правительства...»
Шестой раз. В середине 70-х училище уже сделало несколько выпусков инженеров в войска. Отзывы были в подавляющем большинстве очень хорошие. Доложили Главкому ВВС. Он приказал представить лучших преподавателей к награждению орденами. Твоя кафедра была лучшей на факультете и одной из лучших в училище. Но... Твое представление завернул начальник училища. По мнению очень многих людей - необъективно.
Да, долго тебя искал твой единственный орден, целых 33 года и нашел с седьмой попытки... Он, вместе с твоими медалями, сейчас у меня. Твои взрослые и состоявшиеся в жизни внуки не успели подарить тебе правнуков. Но когда они появятся и немного подрастут, я достану твои награды и расскажу им про их прадеда...

Лучшие истории 2012 г. из раздела "Щит Родины"

А мы в них даже и не стреляли, почти.

Август. Амур. Начало краснорыбьего хода. Отдельные экземпляры кеты уже начинают прорываться вверх по реке, чтоб отметать икру. Жара. Но на реке хорошо. Только мошка да комары заедают у берега. Пограничная застава оберегает реку. Граница по фарватеру. Но китайцам это как по джонке веслом - бесполезно. Хорошо если веслом, а то ж с моторами узкоглазые лезут. Вот вчера, например.
- Я Река-1- Берегу. За островом скопление «рисов» за фарватером, - «рис» это китаёза, - снимают сети, поставленные ночью в нашей воде. Иду на выдавливание, - нельзя по ним стрелять, по козлам этим узкоглазым. Низзя и кирдык. В инструкции по охране госграницы так и написано: «...запрещается применять оружие по нарушителям государственной границы, зашедшим на территорию Советского Союза с хозяйственно-бытовыми целями и пересёкшими государственную границу СССР. Как то: сбор грибов, ягод, выпас животных, рыбная ловля, охота, сбор и рубка дров...» - вот.
- Я Берег,- отзывается застава, - оружие не применять, выталкивайте их, парни, - легко сказать, попробуй сделай.
Возникает у экипажа обычной южанки, состоящей из четырёх вооруженных пограничников, резонный вопрос: « Млять! Как пресечь нарушение рубежей нашей Родины кучей китаёзов и выдворить их в Китай, не применяя оружие?» - притом, что рисоглазые знают, что стрелять нельзя. Их - двадцать лодок, и на берегу в готовности ещё столько же, а у нас одна южанка и полные мозги бесполезной и бессильной злости.
Так вот, наши умные руководители применяют термин - выдавливание. Это значит, что при всей нашей мощи и силе, например, на море, американский фрегат таранится малым пограничным кораблём своим форштевнем и, при этом вскользь, сметает с палубы пиндоса всё, что у него там понастроено. От радиолокационных и других антенн до артиллерийских и ракетных установок. Только после этого янки тоже жаждут крови ПСКР и, пока бомбомёт не развернётся в сторону свежевыкрашенного борта, и пока артустановка не опустит сдвоенные стволы, уперев их в надстройку корабля вероятного противника, и пока над морем не покажутся вертолёты с подвеской, и пока не вжикнут над палубами наглых нарушителей наши истребители с заполненной по не хочу боевой составляющей, будут амеры нас провоцировать. Будут идти своим курсом в наши воды. Будут не обращать внимания и игнорировать присутствие корабля развивающегося, по их критериям, государства.

На Черном море оно полегче, да. Там береговая зона обороны. Аэродромы. ВМБ. И то приходится ломать надстройку абрикосовому хаму собственным навалом при максимальных оборотах винтов.
А у нас тут тайга, млин. И из-за двадцати «джонок» с японенскими движками и нескольких сетей сюда «Мурена» не примчится с морскими десантниками на борту. И выкручивайтесь, господа советские пограничники, сами. Потому как по всему руслу одно и то же творится. И отбиваются как могут от этой напасти на реке наши начальники застав.
А оно как-то не очень приятно, когда по телефону или по высокой стойке или в шифрограмме тебе пояснит.
- Ты что, капитан, меня не понял? - рычит комендант участка, с которого снимает стружку начальник отряда.
- Разрешите хотя бы в воздух стрельнуть? - чуть не рыдает НЗ.
- Я те, плять, стрельну! Выдавливай!
- Чем их выдавливать? Тащ майор? Их вон - двадцать с ямахами! А у меня три лодки и мотор, который «Вихрь» - на ладан.
- Руками выталкивай! Бортами дави, веслами нажимай! Но чтоб, ятить-колотить, ни одного нарушителя в зоне ответственности за фарватером! Завтра замкомандующего летит с проверкой вдоль границы. Чтоб порядок был! И меня ни ипёт как! Но без оружия.
- Тащ майор! Какими бортами? Их - двадцать бортов! Я пока одного выталкиваю - оставшихся девятнадцать с лодок сеть снимают! Мои погранцы их вёслами толкают, а они нас вёслами к заставе прут с трёх лодок и ржут в упор, хоть из РПГ по ним сади!
- Я те дам, РПГ. Партбилет на стол положишь! Никакой стрельбы в воздух, а тем более, на поражение из боевого оружия! И всему личному составу под роспись довести! Кто ослушается - трибунал за нарушение инструкции по охране госграницы! Десять лет строгача! Ты всё понял, капитан? Или тебе звёздочки на погонах жмут? - начальника комендатуры можно понять, его начальник отряда в дугу гнёт. А того округ любит так, что хоть в ОЗК на ковёр приезжай и по телефону с оперативным ответственным беседуй. А у меня тут высокие материи не проходят.
- Товарищ капитан, разрешите доложить? - наряд стоит на мостках мокрый, злой и побитый. На руках синяки, царапины. Схлестнулись-таки с китаёзами вёслами. Да куда там, их десять, а моих четверо. Вытолкали молодых пацанов чуть не к самой заставе, что на берегу. Насмеялись. И пригрозили ещё. Слёзы от бессилия на глазах сержанта - старшего наряда. Позор джунглям. И я как мудак должен им повторять о запрещении.
- Тащ капитан? Они нас матом по-русски посылают, а мы смотрим? Они нас вёслами на собственной территории за фарватер выжали, а нам и сделать-то ничего невозможно, почему? Лодку едва не перевернули совсем. А там сами знаете течение такое, что не каждый спортсмен выплывет. Уж лучше вообще не охранять, чем так позориться, - вывод сержанта не окрыляет, а бесит. А что сделать, это же не суша.

Вон, соседи, в КСАПО понаделали групп повышенной боевой готовности. Собрали туда самбистов, дзюдоистов, боксёров и каратистов со всего округа и в прикаспий выпускают с нунчаками, палками, дубинками, когда белая рыба с чёрной икрой на нерест идёт. Эта банда так выдавливает иранцев на свою территорию, что местные дантисты с сопредельной стороны скоро героями Ирана станут. Так там суша. А у нас вода. Тубийоку в прыжке не пробьёшь сразу по всем, кто на лодках сети ставит, на удушающий приём не взять на воде толком, хуком не дотянешься к соседней лодке, если перед тобой весло выставлено. Одного, может, и кинешь через себя, а остальные как?
- Завтра сам пойду, - сказал капитан. Лучше б не ходил.
- Слишь капитана! Ехай назада! На берега! Не мешай риба ловить! Да! -
- Софсем уходи! А то утоненишь! Вода холодний! - ржали ирисы, толкая лодку и брызгая вёслами по воде. Страшен в гневе советский офицер, если он мокрый, униженный и обвешан родными матюками от зелёной фуражки, залитой водой, до самых кончиков хромачей, что теперь сушить надо. И жуть от капитана подчинённые чують смертную. Потому, как молчит начальник. Не орёт, не упрекает, не ищет недостатков, а тихо и яростно идёт в канцелярию пограничной заставы.
- Старшину ко мне! - коротко бросает он дежурному вместе с брызгами и каплями воды, что разлетаются по линолеуму пола взлётки при каждом шаге.

- Пиндец китайцам, щас патроны раздаст, - пытается предугадать связист события на боевом расчёте.

- Петрович тащи-ка мне из склада АТВ боеприпасы в оружейку, - неожиданно спокойным тоном говорит старшине замоченный в Амуре офицер.
- Василий Тимофеевич, я это щас принесу, только скажи, что задумал? Списанными боеприпасами по рисам стрелять? - истёртые боеприпасы в оружейке меняют каждые три месяца. Сменённые патроны, как правило, расстреливают на стрельбище, ныкают по заначкам и делают сувениры на дембель.
- Не, Петрович. Будем приказ командования исполнять. Зачистим фарватер на участке заставы от хозбытовых узкоголовых, - начальник заставы переодевался «на ходу» разговора в подменное полевое обмундирование. В ХБ он стал больше похож на того русского солдата из Великой Отечественной войны, которого прижали к Москве. И сзади заградотряд. В голове приказ номер 227 «Про ни шагу назад!» А в душе обида за состояние дел в Отчизне и желание, если не отомстить, то дать понять наглым китаёзам, что чревато, блин, недооценивать врага, как говаривал их Конфуций. Забыли, суки, кого китайские императоры себе в личные телохранители набирали и почему. Славян набирали, большущие деньжищи платили по те временам и дорожили ими как своей репутацией. Напомнить пора, у кого тут высшее образование на реке есть, а у кого его полное отсутствие присутствия.
- А патроны? - не верит старый прапорщик капитану.
- Заменить согласно плану, - рубит с металлом в голосе начальник заставы.
- Есть заменить, - и старшина уходит.

За дверью канцелярии кипит повседневная жизнь. Надо расчёт сил и средств на следующие сутки составить. И начальник заставы ставит себя в пограничный наряд по обеспечению проверки государственной границы СССР, проходящей по фарватеру реки Амур с семи утра до одинадцати - старшим. С групповым оружием - с пулемётом. Одевает свои рабочие солдатские сапоги, чистит до блеска и в таком виде выходит на боевой расчёт. Пограничный народ на боевом тревожно безмолвствует.
Растёт напряжение на заставе. Ясно всем, задумал что-то начальник заставы. Не зря же он в песочек переоделся. Он в нём только занятия по рукопашке проводит, на стрельбище ходит, да на комплексной полосе пограничника показуху делает.
- Вопросы есть? - заканчивает боевой расчёт начальник заставы. Вопрос есть. Он огромен и интригует всех. Но задать его никто не решается. - Напоминаю, что с девяти до четырнадцати над территорией будет пролетать вертолёт командующего для проверки состояния дел на участке нашей ответственности. И, старшина, чтоб никакая зараза в трусах по дорожкам не ходила. Часовой чтоб стоял аки влитой на вышке и немедленно докладывал об изменениях. Каптёр и дежурный после боевого расчёта в канцелярию. А сейчас - командирам отделений провести дополнительный боевой расчёт, распределить обязанности, доложить старшине и на ужин.

- Товарищ капитан, разрешите войти? - кивок, - Тащщ капитан, дежурный по заставе ефрейтор Дёмин по вашему приказанию прибыл.
- Дёмин, СПШ в кобуре принеси и запиши на меня в книге выдачи оружия, - дежурному некогда удивляться, ему наряд на службу готовить надо. Он быстро уходит. Каптёр провожает ефрейтора поднятыми бровями. Задача каптёру ещё более любопытна.
- Лисичкин, у нас картошка ещё осталась на овощном складе? - вопрос прост, но к чему клонит шеф, непонятно.
- Так точно, до завоза хватит, - всё-таки неуверенно отвечает каптёр.
- Тогда принеси мне штук десять клубней покрупнее. Даже тащи двадцать, только помой хорошенько прежде. Понял? - челюсть отвисает у каптёра, но он быстро соображает, что, наверное, домой хочет лично начальник заставы жене принести несколько килограммов отборной крупной картошечки. Видно, соскучился по хмырю жареной с лучком на сале картохи начальник и его родные. Так это запросто и со всей душой. Каптёр улетает за картошкой, а на стол начальнику заставы ложится коричневая кирзовая кобура СПШ с патронами в мягких петлях патронташа под клапаном, принесённая дежурным.
- Де тут у тебя расписаться? Ага, - начальник чиркает шариковой ручкой в журнале выдачи и приёма оружия, - всё, свободен. Ночью старшина ответственный, все приказы через него, - напоминает на всякий случай дежурному НЗ.
- Есть, - дверь за дежурным закрывается. Больше никто не может помешать капитану творить своё дело на благо защиты рубежей нашей Родины. В двенадцать ночи довольный капитан с ремешком кобуры СПШ через плечо выходит из канцелярии. Дежурный провожает до крыльца и передаёт начальника под бдительное око часового.
- Так, дежурный, я там у коровника выстрелю пару раз из СПШ, так чтоб без лишнего паникёрства, ясно? И часового со связистом предупреди, понял?
- Есть, тащщ капитан.
Старшина смотрит удаляющемуся в сторону коровника командиру с интересом.
Через некоторое время за чёрной громадой хозбытовых построек пару раз негромко хлопает СПШ. В отличие от обычного выстрела ракета в небо не летит.

На следующий день утро встречает заставу летним холодком, обильной росой и дополнительными телефонными нервотрепками, напоминаниями и угрозами.
- Приказываю выступить на охрану границы Союза Советских Социалистических Республик..., - слышится из комнаты приказа.
- Вопросов нет, приказ ясен. Есть выступить на охрану границы СССР с задачей: «Не допустить безнаказанного нарушения государственной границы союза...»,- ну как обычно. С шефом оно как-то надежнее идти против кучи китаёз посредине бурной речки. И пулемёт - он одним своим видом успокаивает.

Навстречу южанке за фарватером на нашей стороне выстраивается целая банда из пятнадцати лодок с рисами, выбирающими из сети ночной улов. Шесть лодок собираются в стаю и хотят блокировать пограничников, пока их сотоварищи выбирают богатую добычу из мокрых ячеек.
- Сто насальника, не просох после вчера, исё хоцеся? - хохот рыбаков и их рожи никак не действуют на капитана. Лодки сходятся.
- Вы находитесь на территории СССР, требую немедленно покинуть наши воды и переплыть на свою часть реки! В случае сопротивления или невыполнения буду вынужден принять все меры к выдворению вас с нашей территории, - в ответ злобные лица.
- Капитана, плыви отсюда, пока цел, стрелять вам запрещено, а у меня рыбаки так и хотят вас искупать в Амуре-реке, - намекает прыщавый заводила на то, что перевернуть лодку китайцам ничего не стоит. Численный перевес почти впятеро и по людям и по лодкам.
- В случае сопротивления буду вынужден применить оружие, - невозмутимым тоном продолжает НЗ.
Китайцы угрожающе приближаются, в руках у них не только вёсла, но и багры со стальными крючьями на конце. Зацепят, качнут один раз лодку, полетят погранцы на один борт, добавят пару дырок в дюралевую обшивку и, если не перевернёмся, то воду будем до самой заставы черпать, а не нарушителей выдавливать. Вот и первый багор дотянулся до лодки. Солдаты пытаются отбиться вёслами, но китайцы на первой лодке приближаются быстро, и пока двое отбиваются от весел, третий цепляю дюраль багром.
- Тащ капитан, разрешите в воздух? - пулемётчик хватается за свою машинку на дне лодки.
- Отставить,- в руке у начальника появляется давешнее СПШ и нацеливается прямо в лоб самому ближнему китаёзе между наглых и узких глазок.
- Не бойся, - кричит самый главный, успокаивая, - он стрелять не будет, бей его багром по пистолету, они ничего потом не докажут, - науськивает из-за спин самый основной нападающий. СПШ деловито вспыхивает и грохочет коротким всплеском выстрела. Из двадцатишестимиллиметрового ствола вырывается сноп пламени и ракетная составляющая сигнальной ракеты. Десять метров, шесть метров, восемь метров для СПШ не дистанция.
«Пинздейц, - убил шеф рисоглазового, нас спас, а сам подставился»,- подумал пулемётчик, - "Ну, птля, щаа я вас размажу за начальника!"
Рулевой пограничник дернулся от выстрела, но против течения держал лодку ровно: «Молодец, шеф! Что ж теперь будет?»
Третий погранец потянулся за автоматом, предупреждая китаёзов движением, что если сунутся, то стрелять и он умеет, а шефа сбросить в воду не даст: «Отольются вам, падлы, наши мокрые портянки. Зато лезть не будете»
Четвёртый пограничник заворожено наблюдал последствия выстрела. Выпущенная почти в упор картофельная пуля в виде двадцатишестимиллиметрового цилиндра, сшибла китаёзу с ног, влупив строго между глаз. От удара браконьер и нарушитель моментально потерял сознание и рухнул как подкошенный ударом громадной кувалды. Этим дело не завершилось. Картоха отрекошетила от крепкого лба и пышно разлетелась в стороны, имитируя разброс мозгов из головы поверженного. Шеф спокойно разломил сигнальный пистолет пополам. Выкинул использованную гильзу. Вытащил из кобуры новый, сунул в ствол, соединил половинки пистолета и спокойно бабахнул в голову следующего нарушителя с багром. Эффект был ошеломляющим.
- Убили! - завопили на лодке, подвергшейся картофельной зачистке. С остальных плавсредств наблюдали зловещую со стороны картину. Офицер поднял огромный пистолет, выстрелил в голову собрата-рыбака-браконьера в упор, голова разлетелась на мелкие мозговые куски, и части ума плюхнулись в мутную амурскую воду. Затем русский пограничник перезарядил пистолет, и второй китаец свалился без головы внутрь лодки и почил там в бозе невидимый и неподвижный за непроницаемым бортом браконьерской посудины. Крик поднялся невозможный.
В ответ на вопли шеф приказал:
- Лодку на буксир, этих всех повязать, и поехали к следующей, - взятые на абордаж китайцы не посмели даже сопротивляться, как это было ранее. Агрессивный манёвр южанки и два выстрела из СПШ добавили в караван начальника заставы ещё одну лодку и пять нарушителей. Следующий рывок южанки не оставил равнодушными всех китайцев на нашей территории. Иностранные рыболовные суда рванулись в разные стороны от сумасшедшего офицера и его безбашенного оружия.
- Рулевой, давай к заставе.
- Берег, я Река-один! Приготовиться к приёму нарушителей пограничного режима. Ещё три раза съездил начальник заставы на фарватер. К одиннадцати часам дня на самом рыболовном месте Амура была тишь, благодать, и полный порядок.
- Ты как это умудрился сделать, капитан? - пытал своего подчинённого начальник комендатуры.
- Как приказывали, - зловредно отвечал наш шеф коменданту.
- Вот как надо охранять рубежи нашей Родины, - показал вниз на девственную чистоту вод Амура замкомандующего. - Узнать, чей участок, и представить к награждению и внеочередному званию на подведении итогов, - коротко скомандовал он, не глядя. Порученец умудрялся услышать и записывать распоряжения в болтанке и грохоте летящего над рекой вертолёта.

А сетку мы на следующий день сами начали проверять. В наряде-то всегда СПШ есть у одного из пограничников. А поди разбери, что там в стволе? Картошка или настоящий боевой осветительный заряд. А коменданту пришлось рыбки из китайской сетки отвалить, да и с соседями опытом поделиться хотелось, но начальник запретил. Как в воду глядел. Пришлось в следующем году новый способ придумать, как хозбытовиков «выдавливать», а то эти китайцы совсем обнаглели.
Мы ж у них рис не сеем в поднебесной для себя.

Оценка - 1,78

Деревянная бомба.
1
По местам стоять, БПК «Адмирал Смышленый»
по левому борту принимать...

Еще совсем недавно, чуть больше двадцати лет назад, в то время, когда над океанскими просторами гордо развивался советский военно-морской флаг, в столице Северного Флота, городе Североморске, и случилась эта невероятная история. Сейчас, когда Россия донашивает наследство великой империи, а офицеров превращают в подобие офисного планктона, подобное вряд ли возможно. Исчезает стержень, уходит душа. То, что вчера воспринималось, как само собой разумеющееся, обрастает легендами и становится мифом. Всё становится обыденным, жёстко регламентированным и обеспеченным высоким денежным содержанием. Жаль....
Командир минно- торпедной боевой части большого противолодочного корабля (БПК) «Смышленый» лейтенант Вячеслав Малинин собирался в отпуск. Билет на самолет до Пулкова лежал у него в сейфе, деньги получены, а планы составлены. До вылета оставалось два дня, и сделать оставалось совсем немного, всего лишь поменять реактивные глубинные бомбы, входящие в состав боекомплекта корабля. (Бомба представляет из себя тело, похожее на веретено, весом сто двадцать килограммов и длиной порядка двух метров). Для того чтобы доставить бомбу на аппарель, её надо на специальных носилках пронести полкорабля. Кто же это будет делать? Поэтому на каждом корабле, который швартуется к стенке или пирсу лагом, то есть бортом, существуют железные желоба, представляющие из себя подобие горок для бобслея. Бомба вытягивается бомбометом наверх и вынимается вручную, что, кстати, тоже категорически запрещено. Почему, меня всегда удивляло, ведь это предусмотрено самой конструкцией и назначением пусковой установки. Но у нас всегда что-либо запрещают, особенно, если это совпадает со здравым смыслом. Матросы под руководством мичмана Сергеева привязывали к хвостовому оперению бомбы, из носовой части которой еще в бомбовом погребе был выкручен взрыватель, шкерт (прочную веревку) и аккуратно опускали бомбу на причал, где её принимали и укладывали в транспортировочный контейнер, напоминающий кассетницу на двенадцать бомб. Лишенная взрывателя бомба абсолютно безопасна, поэтому командование всех уровней, как правило, смотрит на подобные действия без фанатизма. Так все шло и в это осеннее утро. Было достаточно тепло, солнце ещё не отправилось на зимнюю гулянку, и контейнеры быстро наполнялись извлеченными из недр корабля бомбами. Завтра должны были привезти новые и забрать выгруженные, а послезавтра - отпуск. Старпом, напроверявшись и наоравшись в первые полчаса выгрузки, которой он должен был руководить, ушел заниматься более важными делами. И, как всегда и бывает, в тот момент, когда никакой беды и не ждали, она взяла и пришла, нагло усевшись на желоб, составленный из трех, скрепленных между собой частей, отчего крепления разошлись, и в образовавшуюся щель скользнула очередная опускаемая бомба. Несколько мгновений, длившихся пару тысячелетий, она висела на шкерте, раскачиваемая заполярным ветром, пока тот не перетерся об острые края. И вдруг, подобно большому, сорвавшемуся с крючка карасю бомба шлепнулась прямо под борт корабля, между ним и третьим причалом.... И утонула... Отпуск превращался в мираж, в Славиной голове, сменяя друг друга, проносились образы святой инквизиции и «доброе» лицо комбрига. Он почти физически ощущал на своей шее жесткие пальцы судьбы....
- Да ладно, Слава, что-нибудь придумаем....
- Что ты придумаешь, Михалыч? Докладывать надо. Ведь ни хрена от этой железки не случится, а панику наведут. Корабли в море выгонят, гэбешников нагонят, водолазов пришлют, а меня просто порвут.
- Это если доложить. А если так.....
Мичман Сергеев что-то настойчиво и долго зашептал на ухо своему командиру.
- Ну, если прокатит.....
- С тебя коньяк, командир.....
Через несколько минут целостность жёлоба была восстановлена, матросам велено держать язык за зубами, благо способов убеждения в те годы было достаточно, и выгрузка пошла своим ходом. А мичман Сергеев помчался в ремонтные мастерские эскадры, которые располагались около второго КПП, прихватив с собой трехлитровую канистру шила (корабельного спирта). Слава закончил выгрузку, передал боезапас под охрану вахте трапа и доложил старшему помощнику командира корабля об окончании выгрузки и о том, что за время ее проведения никаких происшествий не случилось. После этого стал метаться по каюте, как тигр в клетке, куря одну за другой, ожидая своего мичмана.
Сергеев появился часа через два и заплетающимся языком доложил:
- Всё в порядке, Командир. Сделают они бомбу, как новенькую, никто не отличит. Ночью на втором КПП дежурить будет мичман Телега, с «Макарова», он прикроет, и мы ее принесем.
- Не стуканёт?
- Васька-то, да за литр? Никогда.
Вздохнув, Слава открыл сейф и отдал Сергееву две бутылки. Отпускные запасы стремительно таяли.
- Правда, есть одна проблема....
- Что ещё за проблема?
- Да железной болванки у них такой нет. Они того, деревянную бомбу сделают...
- Убью....
- Да ладно, ладно, что ты.... Чай, не дураки мы. В середину толстую трубу вставят и свинцом зальют... Всё в ажуре будет...
Это была самая длинная ночь в двадцати трехлетней жизни лейтенанта Малинина. В три часа ночи в кассету была вставлена бомба, на которую он даже не пошел смотреть. То ли сил не хватило, то ли боялся увидеть, что же все-таки наваял Сергеев со своими собутыльниками....
Через тридцать с небольшим часов самолет уносил Славу в город, у которого еще не успели забрать его имя, Ленинград. Малинин дремал в кресле, разморенный антистрессовыми микстурами, которыми накачался в буфете аэропорта, отходя от своих приключений. Самое страшное было позади....
Но это только казалось. Слава еще не знал, что судьба дала ему лишь временную передышку и, провожая глазами самолет, стояла у корня третьего причала, курила «Беломор», смеясь ему вслед сквозь желтые зубы....


2
Из пояснительной записки к курсовому по механике:
"А в качестве материала для этой шестерни выбираем дерево, потому что никто эту записку читать не будет."

Время неумолимо. Оно стремительно пожирает минуты, часы, дни... Давно закончился отпуск, из памяти стали уходить три тридцать первых декабря подряд, которые приключились на «Смышлёном», и Славу уже перестали называть «мастером торпедного удара» после его знаменитой на весь флот стрельбы по крейсеру «Киров». История с бомбой, казалось, окончательно забылась....
На период болезни минера с новенького эсминца «Расторопный», больше известного на флоте под именем «Растопыренный», старший лейтенант Малинин был временно прикомандирован на его место, тем более что выходы «Смышлёного» в море на ближайшее время не были запланированы. К тому же, Славе, в перспективе, даже светило это место, так как минер планировался на классы. А это уже корабль первого ранга, повышение в должности, перспективы. Ведь, несмотря на все свои косяки, Слава был хорошим специалистом и командиром. Это был шанс, кораблю в самое ближайшее время предстояло «покатать» группу генералов, прибывших на стажировку из Академии Генерального Штаба, показать всю мощь Северного Флота и, само собой, непереходимую пропасть, отделяющую пехоту от флота.
- Что, Командир, опять бомбы грузишь? Смотри не утопи, - съехидничал мичман Сергеев, подошедший к Малинину, который грузил очередные РГБ уже на эсминец.
- Типун тебе на язык, Михалыч. Сука ты, а не матрос. Только забывать стал.
- Не ссы, Слава, если бы хотели за жопу взять, давно взяли бы. Да все нормально, ребята хвост настоящий поставили, от утилизированной бомбы, хрен отличишь... А на базе, сам знаешь, лежит наша красавица и ждет утилизации, старенькая она, я смотрел....
- Иди, давай. Вернусь, пошутишь у меня..... Каркает, ходит.
Но, похоже, мичман Сергеев действительно сглазил. Слава делал все правильно. Его матросы, как чумовые, носились с носилками в руках, нося бомбы с причала на бак, аккуратно закладывая их в элеватор погреба без помощи пусковой. О желобах не могло быть и речи, хотя, придя проверить, как идет погрузка, злой Славин гений, флагманский минер эскадры, капитан первого ранга Баранов, все же сказал:
- А с желобами быстрее было бы....
- Нет, Василий Петрович, корабль новый, все по инструкции.
- Ну-ну..... Поумнел.... Надо быть осторожнее.
Когда все бомбы были загружены, Слава, спустившись в погреб поинтересовался, как идет снаряжение взрывателями бомб первого залпа. Отложив в сторону мартышку (железный ключ с двумя штырями, которыми вкручивается в бомбу взрыватель), матрос ответил:
- Да в одну не лезет, тащщ.... (Тащщ - уникальная форма флотского обращения матроса к офицеру, полигон для филологических изысканий).
- Дай я.... Не лезет.... Вставлять надо правильно и полезет...
Взрывать лез, но не накручивался. Когда Малинин усилил нажим на мартышку, из отверстия показалась деревянная стружка.... Судьба, у которой Слава становился любимым персонажем, решила проверить его в очередной раз. По невероятному стечению обстоятельств, его же деревянная бомба, бумерангом вернулась к нему. Конечно же, на базе оружия, никто и не собирался ремонтировать и подкрашивать бомбы. Да, честно говоря, без этого можно вполне обойтись, пока не истекли сроки технической пригодности, поэтому нет ничего удивительного, что они полгода спокойненько пролежали на складе и вернулись к Славе. Это был полный пердомонокль...
- Черт с ней, потом разберемся, ставим следующую.
У Славы снова появилась передышка. В набор первого залпа бомба не вошла, война в ближайшее время не планировалась, поэтому смена бомб была маловероятна. Очередная смена боезапаса, когда деревяшка была бы обнаружена, должна была состояться только через три года, если, конечно, кораблю не придется раньше вставать в док или завод. Но он вроде новый. А за три года..... Всё может случиться. Примерно такие мысли крутились в Славиной голове, когда он шёл к старпому. Докладывать об окончании погрузки.
- Что-то Вы бледный, Малинин.... Не заболели?
- Всё нормально, товарищ капитан второго ранга, устал просто....
- Молодой еще уставать. Навязались на мою голову. У вас, румынов, опять бардак. Половину боекомплекта просроченного подкинули...
- Что! Бомбы надо будет менять!!!
- О, юноша, да на Вас лица нет. А все говорят, Малинин герой, киллер, чуть штаб флота не утопил.... Успокойтесь, кисейная барышня, не менять, а отстреливать, заодно генералов этих повеселим. Пусть эти сапоги посмотрят, как моряки воюют. Иди, разбирайся с накладными, партии, у которых в течение трех ближайших месяцев истекает срок пригодности, готовь на отстрел. Список мне.
- Когда список-то?
- Вчера. И еще, завтра выход, тебе надо сделать следующее.....
- И сколько у меня есть времени?
- Лейтенант, ты меня поражаешь, ведь уже старший. Сколько времени? Позавчера, вчера и сегодня. После отбоя доложишь. Иди. Подожди. Не пьяный?
- Да нет, что Вы.....
Дрожащими руками Слава листал накладные и наряды на полученный боезапас. Искомая бомба подлежала уничтожению путем отстрела. Это было спасением. В истории ставилась окончательная точка. Но как? Как можно выстрелить деревянную бомбу?! А если не выстрелить? Если просто сделать запись, что выстрелил? Отстрелить надо двадцать четыре бомбы, в залповом режиме кто её отследит. Это хорошо, замечательно. Но куда деть эту дурацкую бомбу и взрыватель???! Ведь лишняя остается... Деревянная. Из погреба не вынести. Только пилить. А взрыватель? Он же настоящий. И не оставишь, куда тогда бомба делась?! Ой, мама, роди меня обратно! Голова шла кругом, а Судьба, ехидно потирала руки и принимала ставки от всех заинтересованных лиц. У Славы оставалось два дня.... Всего два дня для того, чтобы её победить...



3
- Я сегодня не такой, как вчера, - напевал старлей, спускаясь в погреб.
- А вчера-то уже не прошло..., - подпевала ему реактивная глубинная бомба...

Двадцать четыре бомбы, поблескивая поцарапанными бортами и плотно прижавшись друг к другу, теснились на элеваторе первой подачи. Деревянная бомба стояла самой последней. Объяснив старпому, что стрельба предстоит ответственная, а личного состава Слава не знает, старший лейтенант лично крутил «мартышку», снаряжая бомбы. А что ему оставалось? При его попытке вставить взрыватель в пустышку, правда неминуемо бы всплыла.
- Как там румын со «Смышленого»? А-то говорят, залетчик известный?
- Да вроде нет, товарищ Командир, сам взрыватели вкручивает, из погреба не вылезает, давно я таких минеров не видел...
- Страпом, может его доктор осмотрит? Подозрительно это все.
- Так ведь стрельба, лучше потом, когда вернемся.
- Ну-ну, смотри за ним....
В ночь перед стрельбой Слава решал мучительную головоломку, пытаясь решить, как ему списать бомбу, которую он даже не собирался загонять в бомбомёт. В голову ничего не лезло, кроме бредовых идей о подрыве корабля, во время которого следы бомбы окончательно затеряются. Впереди маячил трибунал и, в лучшем случае, Побережье, если, конечно, повезет. В целом мире, который для Славы сузился до габаритов эскадренного миноносца, только одну человеку он мог довериться, приятелю еще со времен стажировки, комбату артиллеристу Андрею Воробьеву. К нему он и пошел, захватив с собой бутылку коньяка, благо сосед Андрея по каюте стоял вахтенным офицером.
- Ну, Сява, это полный аут.
- Да я знаю, делать-то что? Вернемся в базу, а бомба лишняя. Был бы мой корабль, придумал бы что, а тут?
- На своём ты уже придумал. Ладно, допивай коньяк, ножовка в погребе есть?
- Конечно. А зачем?
- Зачем, зачем, пилить твою бомбу будем.
- Точно, вынесем её кусками и утопим.
- Мы с тобой прямо маньки, блин, потрошители.
- Точно, а чтоб утонула, мы взрыватель с ней утопим, он точно железный.
- Ты уверен?
- А чёрт его знает, проверить надо.
Бомбовый погреб хорош тем, что стены, пол и потолок у него железные. А железо очень толстое. И войти в него можно только через люк, который тоже железный и закрывается железной крышкой. В таких идеальных условиях два старлея, вооружившись ножовкой и фомкой, ломали «Галатею» мичмана Сергеева. Отпиливая головную часть и ломая зубцы об металл, Вячеслав «тихим добрым словом» поминал своего «сундука», представляя, что ножовка ходит по его шее. Потом был полный риска и опасности переход на ют, переход, которому позавидовали бы авторы «Бондианы», а голливудские сценаристы немедленно побежали бы вешаться, а те, кто покрепче, - занимать места на бирже труда. Ведь если бы их хоть кто-то заметил, выносящих огромную сумку с «расчлененкой»....
Уже за полчаса до входа в полигон Слава сидел на своем КП и ждал команды... Осталось совсем немного, и все страхи и сомнения растают, как дым. Совсем немного. Чуть - чуть...
- Славян, нас по погоде в базу возвращают, стрельбы не будет. - Перед Малининым, бледный, как тень отца Гамлета, появился Воробьев, сменившийся с ходового.
- Это полный .....
- Конечно, румын.... И я подписался. Что же теперь?
А где-то, далеко-далеко, а может, вообще нигде, Судьба медлила вытаскивать последнюю карту. Она уже сама не знала, куда приведет её развлечение, придуманное от скуки... Но впереди показался Кильдин Западный, надо было что-то решать и она, залпом опрокинув стакан шила и занюхав рукавом, сунула в рот «беломорину» и, зажмурившись, достала карту.....
- Командиру боевой части три прибыть на ходовой пост к командиру бригады!
Крик по трансляции вывел Славу из ступора, в котором он прибывал после сообщения приятеля. «Уже все знают», - мелькнуло в голове и почему-то стало спокойно-спокойно....
- Товарищ комбриг, старший лейтенант Малинин, по Вашему приказанию прибыл!
- Ну, и что скажешь, Малинин? Сколько ты из меня кровь пить будешь?
- Да я..... Это... К стрельбе готовлюсь.
- Знаю, как готовишься. Торпеды уже все на флоте утопил? Теперь за бомбы взялся! - комбриг 56 бригады капитан первого ранга Бражник расстреливал глазами Славку, который ощущал себя сипаем, привязанным к пушечному жерлу....
- Какие бомбы?
- Какие, какие, реактивные, глубинные! Что застыл, как соляной столб? Дрожишь весь, тоже мне, фрунзаки пошли. Тебе сейчас двадцать четыре бомбы утопить предстоит. Генералы разорались, что им стрельбу не показали, Командующий приказал отстрелять на переходе, пока Западный проходить будем. Чтоб ни одной осечки, чтобы они в трубы сами запрыгивали, иначе, вместо них полетишь. Понял?!!
- Дда....Понял, товарищ Комбриг! Разрешите идти?!
- Валяй!
Когда Слава сел за сто первый прибор, то с первого раза даже не смог подать питание. Руки дрожали, мысли путались..... Судя по всему, у Судьбы выпала правильная карта....
- Ложусь на боевой курс! Командиру боевой части три РБУ - 6000 к стрельбе окончательно приготовить!
- Есть!
- Лежу на боевом, выполнить наведение!
- Наведение выполнено!
- Товсь
- Есть товсь!
- Залп!
- Залп произведен, бомбы вышли, замечаний нет! Товарищ командир, выстреляно двадцать Четыре бомбы.
- Есть. Вахтенный офицер. Запись в вахтенный журнал.
Слава лежал в каюте и балдел.... Теперь никто и никогда не сможет его прихватить. Он навсегда распрощался со своим деревянным проклятием.... Всё, бомба была «отстреляна», её уже не было. Всё было позади, впереди была целая жизнь, дальние страны, счастье и звание капитан - лейтенанта.....
Судьба, забравшись с ногами на стол и допивая Славин коньяк, с улыбкой смотрела на него и придумывала новые каверзы, о которых ему совсем скоро предстояло узнать. А утопленная полгода назад бомба спокойно лежала на дне, у третьего причала и, может быть, лежит до сих пор, хотя, кто знает....

Стеклянная дверь.

В августе одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, когда Балтийск, расплавленный солнцем до полужидкого состояния, стекал в Гданьский залив, а ходовые испытания большого противолодочного корабля «Адмирал Чабаненко», в очередной раз были прерваны из-за отсутствия финансирования, которое, очевидно, ушло на выполнение более насущных задач по становлению капитализма в России, в отпуск ушел старший помощник командира корабля. Мы, уже традиционным маршрутом перешли в ставший родным калининградский прибалтийский судостроительный завод «Янтарь» и продолжили подготовку в соответствии с курсами и наставлениями, которых в изобилии производили и производят для надводных кораблей военно-морского флота.
Во всей полу праздничной эйфории, царившей на корабле, в связи с происшедшими событиями, один я, командир минно-торпедной боевой части, свежее произведённый в капитаны третьего ранга, чувствовал себя неуютно. Потому, что именно мне предстояло исполнять обязанности заслуженно балдеющего в отпуске старпома. А как гласит флотская мудрость - должность старшего помощника не совместима с частым пребыванием на берегу. Это мне удалось понять практически сразу...
Но это было только начало. Дружное население пятнадцатой каюты, состоящее из помощника командира по снабжению, или, по корабельному, ПКСа и командира боевой части связи, которое и так не отличалось высокой моральной устойчивостью и дисциплиной, полностью «слетело с катушек». Их пьянки начинались практически сразу после подъёма флага и продолжались, с перерывами, почти до самого вечера. И выступать в роли полицейского и реаниматора всегда приходилось мне. Что мы только не делали - на корабле объявлялась аварийная тревога, с причала раздвижными упорами выдавливался иллюминатор и в каюта заводились по две линии пожарных рукавов. Вышибалась дверь - всё бесполезно. И убрать с корабля их было нельзя, Северный Флот «забыл» о своём «неродившемся» ещё сыне, стоящем даже не под Андреевским, а ещё под Государственным флагом. От командира я получал по полному. На берег сходил в режиме курсанта первокурсника, жизнь превращалась в ад.
Однажды, совершенно случайно попав домой и «листая» телевизор, я увидел решение...
В ближайшую пятницу, мне удалось убедить командира отпустить на «большой сход» ПКСа и связиста. Как только они прошли заводскую проходную, начались работы по демонтажу входной двери злополучной каюты....
Пришедшему в воскресенье на корабль командиру я с гордостью показал новую, абсолютно прозрачную стеклянную дверь пятнадцатой каюты. Сквозь неё, как в вычищенном до блеска аквариуме можно было рассмотреть всё содержимое запущенного логова.
- Это что?!
- Шоу « за стеклом», товарищ командир. Всё чисто и стерильно. Пусть запираются, а мы будем собираться и глумится...
- Сотник, Вы случайно не идиот?
- Никак нет, товарищ командир, я в июле диспансеризацию прошёл, у меня запись в медкнижке есть.
- А что комбриг скажет?
- Ну что скажет, скажите, что это испытания новой корабельной архитектуры, дверь то есть...
А в понедельник утром на корабль пришли связист и ПКС. Видели бы и слышали вы их.... А потом были столпотворения у волшебной двери, дружеские советы и комментарии. Жалобы, угрозы. Много чего. Вопли командира бригады и флотских политрабочих. Но ведь пить то господа офицеры перестали. Нет, мы все пили, да и сейчас, слава Богу, печень функционирует. Но ведь всё надо вовремя и в меру. А дверь помогла. Слава о ней гремела по всему Балтийскому флоту и как только мы вернулись в Балтийск, многочисленные делегации толпились у нас, как на гастролях парижского варьете. Жизнь продолжалась...

Препарат

Выход был тяжелый. Так как пароход вставал в ППО и ППР и на три месяца, как минимум, выпадал из планов боевой подготовки флота, планировщики, как флотские так и эскадронные, напихали в задачи выхода всё что могли, начиная от постановки помех, кончая наведением истребительной авиации. Механикам, которые не выводили свои аппараты уже месяца четыре, кроме всего прочего, добавилась напасть в виде архаровцев из физлаборатории с обширнейшей программой НФИ и ТТП (нейтронно-физические измерения и тепло-технические проверки). В общем, было весело, тревоги сменялись тревогами, стрельбы учениями по живучести, в короткие передышки на пульт прибегали энфэишники со своими методиками, то заставляя разгонять реактор на полную мощность, а корабль, соответственно, на полный ход, то врубать ЦНПК на МС, то вручную дергать решетки при этом с детским умилением наблюдая за пляской приборов под «цветомузыку» мнемосхемы. Но всё рано или поздно заканчивается, подошли к концу и эти «моря». Пройдена узкость, брошены чалки, сходня спущена на родной седьмой причал главной базы Северного флота. Первыми, как обычно, простучали копытами по трапу летуны, тут же за ними свалили штабные, потом уже тонким ручейком стала утекать корабельная сходная смена. БЧ-5 в этом праздники жизни практически не участвовала, так как нужно было еще вывести аппараты и принять пар с котла на рабочий эшелон. Общая заёбанность операторского состава была такова, что даже традиционная клоунада с надеванием белых рубашек и белых перчаток для торжественного нажатия кнопки АЗ была похерена. В работе по стояночному режиму оставался «нос», поэтому «корма» поставив ПГ на «мокрое», тихо балдела. «Корма» - это два старлея, Саша и Паша. С кормового ПДУ (пост дистанционного управления) они уходить не спешили, потому что опыт службы подсказывал, что любая кривая в обход начальства короче прямой, а по кораблю кривой маршрут выбрать достаточно сложно, поэтому лучше сидеть за пультом и не высовываться. Саша с Пашей были одноклассниками по училищу и на корабль попали вместе, поэтому понимали друг друга без лишних слов.
- Паш, есть чего?
- Схуёвли? Откуда?
- У тебя ж было...
- Так я рогатых ходил со стрельбой поздравить, не с пустыми же руками идти.
- А то у них своего мало.
- Не поверишь, с моим не хватило, еще к румынам бегали
- Хреново.
- Ладно, придумаем чего-нибудь.
Придумывать долго не пришлось, видимо, Бог был немножко моряком и даже где-то атомщиком и решил порадовать «черную кость» флота - двух молодых механисьёнов. Переборочная дверь с лязгом отдраилась, и на пульт завалился старшина вертолетной команды, мичман Вельбицкий. На пульте ему делать было абсолютно нечего, да и допуска туда он не имел. Мичман был явно пьян и чем-то сильно напуган.
- Леха, ты не заблудился? - первым нарушил молчание Павел, - ангар дальше в корму.
- Ребята, у вас от радиации есть чё? - промямлил вертолетных дел мастер.
- Хуй через плечо. Ты что, совсем забухался? - усмехнулся Санёк.
- Облучился я.
- Чего???
Из сбивчивого рассказа напуганного мичмана вырисовывалась следующая картина. Винтокрылые, прежде чем свалить с корабля, успели укачать Вельбицкого и оставили его просыпаться в каюте. Там же в каюте оставили какую-то свою вертолетную приблуду, которую не захотели тащить с собой, а в вертолете оставлять побоялись, вроде как грифованная. В соседней каюте мичман химик решил поизучать полученный накануне выхода новый прибор радиационной разведки. Прибор при наведении на соседнюю каюту стал пищать и дергать стрелкой. Химик с трудом, но поднял Вельбицкого и указал ему на источник излучения в его каюте, ту самую вертолетную приблуду.
План у Паши созрел молниеносно, вертолетчик по корабельному расписанию был заведующий сауной. Поэтому была возможность решить триединую задачу. Где, что и чем закусить.
-Короче, Леша, в укладке аварийной партии ГЭУ есть Б2, антирадиационный препарат. Но он строгой отчетности. Раз такое дело, пойдем на должностное, но с тебя сауна, поляна и литрович шила, и это всё сегодня. Как понял?
Глаза мичмана просветлели.
- Ребята, да я сейчас, да я мигом...
- Шило сразу сюда тащи.
Когда дверь за облученным захлопнулась, Шура спросил:
- Паш, ты чего придумал?
- Вечер отдыха нам организую. Давай, дуй в медблок, притащи гексавит и бутылку какую-нибудь медецинскую прихвати, препарат смаклачим.
Придуманный на ходу рецепт нового слова в борьбе с последствиями переоблучения был прост и не требовал лабораторных условий. Двести грамм спирта было разведено впопалам с минералкой, бутылка которой нашлась в каюте. Это по замыслу начинающих фармацевтов должно было помешать распознать в препарате обыкновенный разведенный спирт, плюс туда же добавлялся до предела растворения толченный витамин. Что придавало лечебной смеси неповторимый цвет и своеобразный вкус.
Вельбицкий отсемафорил, что сауна и поляна при ней готовы, и ему позарез как нужен Б2, а то как бы не было уже поздно.
Сауна встретила друзей запахами разных вкусностей.
- Лешик, усё в поряде. А вот и Б2.
Бутылка с зельем желто-оранжевого цвета была выставлена на стол.
- А сколько его выпить надо? Не мало будет? - заволновалась жертва источника ионизирующего.
- Не ссы, пей, как полегчает, значит подействовало.
Стакан выпитый залпом, да еще не на старые дрожжи, тут же возымел лечебный эффект.
- О, мне, кажись, уже легче.
- Ну тогда приляг на диванчик, пусть получше рассосётся, - вошел в роль эскулапа-радиолога Паша.
Сауна затянулась далеко за полночь, храп Вельбицкого совсем не мешал. Пашу с Александром никто не искал, а если и искал, то заглянуть в сауну не догадался. В общем, посидели оч.хор.
Утром еще до завтрака Пашу отловил его вчерашний пациент.
- Слыш, Паш, а чего с утра моча у меня была аж оранжевая?
- Да всё нормально, Леш, это радионуклиды выходят.
Но мичман не успокаивался:
- Паш, а с бабами-то всё нормально будет?
-Леша, заебал ты уже своей радиофобией, говорю ж тебе, всё нормально. Домой вечером пойдешь, жене контрольку поставишь, вот и проверишься.
До вечера спасенный от радиации не утерпел. Придумав себе какие-то срочные дела в городе, отпросился у помощника и скачками понесся в техотдел, где работала евойная супруга. Отволок её там же в какую-то подсобку, где и совершил высший акт всепобеждающей и жизнеутверждающей любви. На корабль Вельбицкий вернулся страшно довольный, утверждал по секрету, который скоро стал известен всем, что чудодейственный препарат еще и значительно улучшает потенцию, что заставила Пашу с Сашей даже задуматься об открытии отхожего промысла. Но беседа в каюте особиста на предмет разбазаривания медикаментов строгой учетности как-то умерила их пыл. Что это был за вертолетческий прибор, так никто и не узнал...